77

ОБ ИСТОЧНИКЕ ОДНОЙ ЛИЦЕЙСКОЙ ЭПИГРАММЫ ПУШКИНА

В конце 1920-х годов среди пушкинистов обсуждался вопрос об источнике лицейской эпиграммы Пушкина:

Угрюмых тройка есть певцов —
Шихматов, Шаховской, Шишков,
Уму есть тройка супостатов —
Шишков наш, Шаховской, Шихматов,
Но кто глупей из тройки злой?
Шишков, Шихматов, Шаховской!1

Интересовала как сама форма эпиграммы, распространенная во Франции и имеющая название contre-petterie, так и возможный ее оригинал, который Пушкин взял в качестве образца для своей эпиграммы.2 Г. Коровин предположил, что источником Пушкина была французская эпиграмма (анонима) на трех членов Конвента, напечатанная в «Acanthologie ou dictionnaire épigrammatique»:

Peut-on rien voir de plus coquin, Que Chabot, Bazire et Merlin? Pourrait-on rien voir de plus sot, Que Merlin, Bazire et Chabot? Enfin, peut-on rien voir de pire, Que Merlin, Chabot et Bazire?3

Можно ли найти бо́льших                            мошенников, нежели Шабо, Базир и Мерлен? Можно ли было бы найти бо́льших                                                  глупцов, нежели Мерлен, Базир и Шабо? Наконец, можно ли найти кого-либо                                     отвратительнее, нежели Мерлен, Шабо и Базир?

Г. Коровин отметил, что Пушкин мог быть знаком с французским источником, и, указывая на близкое сходство формы эпиграмм, пришел к выводу, что эпиграмма Пушкина является собственно переводом.4

Б. В. Томашевский, признавая основательным предположение Коровина, указывал, однако, на то, что французский сборник не мог быть известен Пушкину до сочинения эпиграммы, так как вышел в 1817 г.,

78

двумя годами позже ее написания. Томашевский подчеркивал также тот факт, что французская эпиграмма против членов Конвента была известна во множестве разных редакций, и поэтому трудно говорить о конкретном заимствовании и зависимости от французского текста. «Если бы, — писал исследователь, — подобная эпиграмма была одна, или если бы Пушкин ее перевел, тогда бы ясна была индивидуальная зависимость русской эпиграммы от французской. Наличие же нескольких сходных французских эпиграмм того же построения и несовпадение пушкинской эпиграммы с ними заставляет предполагать, что мы имеем дело не с отдельными эпиграммами, а с определенным эпиграмматическим жанром, о существовании которого Пушкин знал и свободно применил эту жанровую форму к новой эпиграмме, не чувствуя определенной зависимости от какой бы то ни было из этих эпиграмм».5

Но такая зависимость все-таки была, и теперь можно с уверенностью указать, какой именно из многочисленных вариантов этой эпиграммы был известен в Лицее. Дело в том, что сокурсник Пушкина лицеист кн. А. М. Горчаков в письме к А. Н. Пещурову от 23 октября 1815 г., т. е. за полтора месяца до сочинения эпиграммы Пушкина приводит следующий вариант интересующей нас французской эпиграммы:

Epigramme contre trois membres
   de la Convention nationale

Vit-on jamais rien de si sot
Que Merlin, Basire et Chabot?
A t’-on jamais rien vu de pire
Que Chabot, Merlin et Basire?
Et vit-on rien de plus coquin
Que Chabot, Basire et Merlin?
                         Beaumarchais6

Вариант Горчакова имеет незначительные расхождения в тексте с вариантами, приведенными Коровиным и Томашевским. Эпиграмма была очень известна, передавалась, по-видимому, устно, что и объясняет множество вариантов. Интересно, что, несмотря на популярность эпиграммы, автор ее остался неизвестен и в напечатанных вариантах она фигурирует как аноним. Но в своем письме кн. Горчаков указывает автора, — называя им замечательного французского драматурга и публициста Бомарше. В библиографии Бомарше, в изданиях его сочинений эта эпиграмма не обнаружена, и о том, что она принадлежит Бомарше, есть единственное свидетельство в книжке Cousin d’Avallon «Частная, политическая и литературная жизнь Бомарше» (Vie privée, politique et littéraire de Beaumarchais; suivie d’anecdotes, bons mots, réparties, satires, épigrammes, et autres pièces propres à faire connaitre le caractère et l’ésprit de cet homme célèbre et singulier, Paris, 1802). В этой редкой и, по-видимому, совершенно забытой книжечке, d’Avallon описывает инцидент, связанный с историей покупки Бомарше, в 1792 г., 60 000 ружей. По этому делу против него выступали три члена Законодательной ассамблеи: Claude Basire, Antoine Merlin de Thionville è François Chabot, чем и объясняется сочинение Бомарше направленной против них эпиграммы.7 В исследованиях об этом инциденте указанная эпиграмма не фигурирует,

79

а в биографиях членов Ассамблеи отмечено лишь то, что она исходит из кругов оппозиции.8

Таким образом, эпиграмма Бомарше связана с довольно известными событиями французской революции, детали которых сохранились в кругу ее участников. Каким же образом знали об авторстве Бомарше в Лицее в 1815 г., если об этом уже давно забыли во Франции, так как в 1817 г. эпиграмма обозначена анонимной? Из книжки d’Avallon? Возможно, хотя это и сомнительно, так как у нас нет никаких данных о распространении этой книжки в лицейских кругах. Отсюда возникает вопрос: от кого лицеисты могли знать такие подробности о французской революции и насколько они вообще были осведомлены о революционных событиях? В России, в том числе и в Царском Селе, той эпохи было много французов, среди которых были и политические эмигранты. Первое имя, которое сразу напрашивается в данной связи, это, конечно, имя Давида Ивановича де Будри, младшего брата Марата, который приехал в Россию в конце 1780-х годов и сохранил связи со своей семьей за границей.9 О том, что Будри рассказывал своим питомцам о своем знаменитом брате и о других участниках революции, мы знаем из записи о нем самого Пушкина, входящей в «Table-Talk» (1835).10 От него и могли узнать Горчаков и Пушкин эпиграмму, приписываемую Бомарше, на трех членов Конвента.

А. Гляссе