- 82 -

1. К ДАТИРОВКЕ ПОСЛАНИЯ ПУШКИНА «К ЧААДАЕВУ»

До самого последнего времени дата создания послания «Любви, надежды, тихой славы» не вызывала сомнений. Основываясь на первых публикациях стихотворения (прежде всего на издании П. В. Анненкова) и на некоторых списках послания (автограф его неизвестен), пушкинисты относили послание к 1818 г. Под этой датой оно напечатано и в академическом издании собрания сочинений Пушкина.1

Если текст стихотворения, его политическое звучание (и даже его авторство) вызывали споры, то в определении времени написания произведения исследователи были единодушны. Правда, некоторые пушкинисты обратили внимание на несовпадение умеренно-либеральных политических взглядов поэта в 1818 г. с явно революционным посланием «К Чаадаеву». Но сомнений в правильности датировки 1818 г. это не вызывало. Объяснения давались другие.

Так, М. Гофман утверждал, что сопоставление политических взглядов Пушкина и послания «К Чаадаеву» «гораздо более намекает на авторство революционера К. Ф. Рылеева, чем на авторство вольнолюбивого Пушкина... Пушкин... оставался на почве либерализма и законности и ждал освобождения сверху... Рылеев призывал к насильственному, террористическому ниспровержению существующего строя».2 Другое объяснение дал Д. Д. Благой: «... Пушкин вкладывал в свое послание, написанное в период между „Вольностью“ и „Деревней“, очевидно, все тот же политический смысл — уничтожение „самовластья“ — самодержавия, т. е. ограничения

- 83 -

власти царя „законносвободными“ (в терминах того времени), конституционными установлениями».3

Но сам 1818 г. казался бесспорным. Даже Б. В Томашевский, признавший, что нет точных данных для определения времени создания послания, не счел нужным усомниться в этой дате: «Датировка этого стихотворения по существу неизвестна. По традиции, начиная с первых публикаций, оно датируется 1818 г. Эту дату мы находим под восемью списками и публикациями из числа названных в академическом издании. У нас нет доводов достаточных, чтобы отступить от этой даты. Можно лишь думать, что по времени создания оно близко к созданию „Вольности“... И здесь гражданская поэзия («отчизны призыванье») противопоставляется поэзии нежной, славе тихой, характеризует элегического поэта. Стихи послания более зрелые, чем в оде, но тема та же. Вряд ли Пушкин повторил бы ее после большого промежутка времени. С другой стороны, употребление слова „надежда“ в значении синонима к любви и „тихой славе“ вряд ли было бы возможно для Пушкина в 1819 г. в период собраний „Зеленой лампы“, когда слово „надежда“ приобретало определенный политический характер, о котором постоянно напоминала эмблема общества и его девиз: „свет и надежда“».4

Лишь в 1955 г. на VII Всесоюзной пушкинской конференции была высказана новая точка зрения. Поскольку в политике не декабристы шли за Пушкиным, а Пушкин за декабристами, постольку и революционное по своему характеру послание «К Чаадаеву» не могло появиться раньше начала 1820 г. — только к этому времени Союз Благоденствия встал на революционные позиции. И Пушкин, вслед за декабристами, переходит от умеренно-либеральных взглядов к революционным, что и нашло отражение в послании «К Чаадаеву». Именно в начале 1820 г. Чаадаев понадобился Союзу Благоденствия как крупный теоретик. Началась борьба за него. Пушкинское послание — один из эпизодов этой борьбы.5 Мы полностью согласны с этим. Аргументация Б. В. Томашевского за 1818 г. как дату написания «Послания» представляется неубедительной. Автографа нет. В нашем распоряжении лишь многочисленные списки и ранние публикации.6

Традиция, идущая от первых публикаций, вряд ли может быть признана бесспорной. В распоряжении первых публикаторов было очень мало точных фактических данных. Они основывались, как правило, на воспоминаниях, устных рассказах — источнике крайне ненадежном, если речь идет о точных датах. Поэтому в ранних изданиях сочинений Пушкина хронология стихотворений была приблизительной. Думается, что это относится и к первым публикациям «Любви, надежды, тихой славы». Датировка стихотворения 1818 годом в списках не решает спора — на списки влияли то же устные предания.7

- 84 -

И уж совсем не подтверждает 1818 г. содержание послания. Вопреки мнению Б. В. Томашевского тема начальных стихов «Вольности» и послания «К Чаадаеву» — разная. Никакого противопоставления гражданской поэзии поэзии нежной в послании «К Чаадаеву» (в отличие от «Вольности») нет. Вряд ли слова «любви, надежды, тихой славы» характеризуют «элегического поэта». Далее идет: «Недолго нежил нас обман». Нас. Не только Пушкина, но и Чаадаева. А уж ему-то отрекаться от элегической поэзии было незачем.8

«Тихой славе» гражданская поэзия противопоставляться не могла, «тихая слава» отнюдь не была синонимом «поэзии нежной», элегичности, отсутствия гражданственности. «Тихая слава» — тоже гражданственность, но только не революционная.9 Ей противопоставляется революционность — вплоть до действий, после которых останутся лишь «обломки самовластья». А «Вольность» говорила о «троне», стражей которого станут «народов вольность и покой». Это не продолжение темы, а полемика. И чтобы она возникла, между двумя стихотворениями должно было пройти немало времени. Что касается употребления слова «надежда» в значении синонима «тихой славы», то и это говорит о политическом оттенке «надежды» в послании. Других доводов в пользу 1818 г. не приводится. Но есть серьезные основания датировать послание «К Чаадаеву» началом 1820 г.

«К Чаадаеву» — революционное стихотворение. Революционных идей не было ни в «Вольности», ни в «Деревне». Они появились у поэта позже — тогда же, когда у декабристов — в начале 1820 г. под влиянием испанской революции. Вслед за декабристами и Пушкин пришел к революционным идеям, отказался от либеральных иллюзий. В этом смысл первых строк:

Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман.

Что такое «тихая слава»? Это мирная слава. Под «тишиной» подразумевается мир, спокойное состояние. М. В. Ломоносов, прославляя мир, писал:

Царей и царств земных отрада
Возлюбленная тишина.

В словаре 1847 г. тишина объяснялась как «тихое, безмятежное, спокойное состояние, мир».10

В том же словаре давались следующие значения слова «тихий, -ая»: «1) смирный, кроткий, скромный; 2) медленный, нескорый...; 3) слабый, легкий; 4) церк[овный], безбурный, безмятежный, спокойный...».11

Думается, что слово «тихая» Пушкин употребляет в последнем значении. Слова «тихий, тишина» как синонимы мира, спокойного состояния встречаются у Пушкина неоднократно. Это показал М. П. Алексеев в статье «Пушкин и проблема „вечного мира“».12 Анализируя строки из стихотворения «Мечтатель» (1815 г. — Акад., 1, 123 — 125):

Пускай, ударя в звучный щит
И с видом дерзновенным,

- 85 -

Мне Слава издали грозит
Перстом окровавленным,
И бранны вьются знамена,
И пышет бой кровавый —
Прелестна сердцу тишина;
Нейду, нейду за славой, —

М. П. Алексеев пишет: «Эта „тишина“ мечталась шестнадцатилетнему поэту но только как личное стремление, но и как международный идеал, в конкретно-поэтическом противопоставлении шуму, брани». Вывод этот подкрепляется рядом других пушкинских текстов. В оде «На возвращение государя императора из Парижа в 1815 году» Пушкин, обращаясь к царю, писал:

Излей пред Янусом священну мира чашу,
И, брани сокрушив могущею рукой,
Вселенну осени желанной тишиной.13

В другом стихотворении «Из письма В. Л. Пушкину» говорилось:

Дай бог, чтобы во всей вселенной
Воскресли мир и тишина...14

Характерно, что в «Аквилоне», стихотворении явно политическом, иносказательном, читаем:

Пускай же солнца ясный лик
Отныне радостно блистает,
И облачком зефир играет,
И тихо зыблется тростник.15

В 1821 г. в послании В. Л. Давыдову говорилось:

Народы тишины хотят
И долго их ярем не треснет.16

Думается, что в послании «К Чаадаеву» «тихая слава» означает спокойную, безмятежную славу, не связанную с треволнениями, опасностями. Ей противопоставляется активная революционная деятельность, результатом которой будут «обломки самовластья».

Разочарование в «тихой славе» означало разочарование в мирной, легальной политической деятельности. И это произошло не только с Пушкиным, но и с Союзом Благоденствия. В 1818 — 1819 гг. тайная организация

- 86 -

декабристов не придерживалась революционной тактики. Ставка делалась на завоевание общественного мнения, которое бы заставило правящий класс и правительство изменить политику. Но к концу 1819 г. декабристы разочаровались в легальных формах борьбы. Испанская революция привела к возникновению в Союзе Благоденствия тактики «военной революции».

Возникают идеи цареубийства. В январе-феврале 1820 г. на заседании Коренной Думы Союза Благоденствия на квартире И. Шипова обсуждался вопрос о цареубийстве.17 Под влиянием членов тайного общества революционные, в том число «цареубийственные», идеи захватили и Пушкина. В ноябре 1819 г. он познакомился с пионером декабристского терроризма — М. С. Луниным, в январе 1820 г. — с И. Д. Якушкиным, вызывавшимся в 1817 г. на цареубийство.18 С осени 1819 г. Пушкина все больше интересовал этот круг мыслей. 30 октября 1819 г., рассказывая в театре о медвежонке, сорвавшемся с цепи в Царском Селе и побежавшем по саду, где мог встретиться с Александром I, Пушкин воскликнул: «Нашелся один добрый человек, да и тот медведь».19 Конечно, это была шутка, но шутка характерная. Позже, в апреле 1820 г., Пушкин показывал в театре литографированный портрет Лувеля (убившего герцога Беррийского) с надписью «Урок царям».20 Радикализация политических взглядов Пушкина отражала революционизирование декабристов. Весной 1820 г. к этому прибавился эмоционально-личный момент. В январе 1820 г. Пушкин узнал от Катенина о толках, будто поэта высекли в тайной канцелярии. Нелепый слух пустил гр. Ф. И. Толстой. Но Пушкин, не зная этого, подозревал правительство. Впоследствии, в 1825 г., он рассказывал в черновике письма Александру I: «Необдуманные речи, сатирические стихи обратили на меня внимание в обществе, распространились сплетня, будто я был отвезен в тайную канцелярию и высечен. До меня позже всех дошли эти сплетни, сделавшиеся общим достоянием, я почувствовал себя опозоренным в общественном мнении, я впал в отчаяние — дрался на дуэли — мне было 20 лет в 1820 году — я размышлял, не следует ли мне покончить с собой или убить — В. В первом случае я только подтвердил бы сплетни, меня бесчестившие, во втором — я не отомстил бы за себя, потому что оскорбления не было, я совершил бы преступление, я принес бы в жертву мнению света, которое я презираю, человека, от которого зависело все и дарования которого внушали мне почтение. Таковы были мои размышления. Я поделился ими с одним другом, и он вполне согласился со мной. — Он посоветовал мне предпринять шаги перед властями в целях реабилитации — я чувствовал бесполезность этого. Я решил тогда вкладывать в свои речи и писания столько неприличия, столько дерзости, что власть вынуждена была бы отнестись ко мне, как к преступнику; я [надеялся] [жаждал] [добивался] Сибири или крепости, как средства к восстановлению чести».21

«В» (во французском оригинале — V) — вероятно, «Ваше Величество». Пушкин на этот раз писал настолько отчаянно-откровенно, что готов был признаться даже в замыслах цареубийства. «Друг» — П. Я. Чаадаев.22 Разговоры с ним, споры на политические темы, вероятно, и послужили

- 87 -

поводом к написанию знаменитого послания. Споры с Чаадаевым подняты здесь на принципиальную высоту — о роли революционного насилия вообще, а не только убийства Александра I. Пушкин явно убеждает Чаадаева:

Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена.

По-видимому, Чаадаев не верил в пробуждение России и считал поэтому революционное выступление бесполезным. Пушкин пытался переубедить Чаадаева. Вероятно, не без совета со стороны руководителей тайного общества, прежде всего Н. И. Тургенева. Чаадаев, крупный теоретик, был очень нужен Союзу Благоденствия. Но скептическое отношение к насильственной революции разделяло декабристов и Чаадаева. Пушкинское стихотворение должно было явиться одной из попыток переубедить Чаадаева. И хотя с Пушкиным, не членом тайного общества, не могли говорить откровенно о делах Союза Благоденствия, его включили все же в борьбу за Чаадаева. Послание «К Чаадаеву» как пропагандистский элемент оказалось настолько удачным, что далеко переросло первоначальную цель, став одним из лучших агитационных стихотворений 1820 г.

Но сам поэт не забыл первоначальную цель стихотворения. В послании «К Чаадаеву» в 1821 г. он вспоминал их споры, беседы начала 1820 г.:

Ты сердце знал мое во цвете юных дней;
Ты видел, как потом в волнении страстей
Я тайно изнывал, страдалец утомленный;
В минуту гибели над бездной потаенной
Ты поддержал меня недремлющей рукой;
Ты другу заменил надежду и покой;
Во глубину души вникая строгим взором,
Ты оживлял ее советом иль укором;
Твой жар воспламенял к высокому любовь;
Терпенье смелое во мне рождалось вновь;
Уж голос клеветы не мог меня обидеть,
Умел я презирать, умея ненавидеть.23

Концовка послания «К Чаадаеву» в 1820 г. говорила и о цареубийстве, и о революционном насилии вообще. Именно в этом смысле писалось:

И на обломках самовластья
Напишут наши имена!

В более позднем послании к Чаадаеву (обычно датируемом 1824 г.) Пушкин писал о своем разочаровании в этих надеждах:

Чедаев, помнишь ли былое?
Давно ль с восторгом молодым
Я мыслил имя роковое
Предать развалинам иным?
Но в сердце, бурями смиренном,

- 88 -

Теперь и лень и тишина,
И, в умиленьи вдохновенном,
На камне, дружбой освященном,
Пишу я наши имена.24

Пушкин опять вернулся к «тишине». К той самой «тишине», от которой он отказался в 1820 г., хотя в это понятие вкладывалось теперь новое содержание.

Обо всем этом вспоминал не только Пушкин, но и П. Я. Чаадаев. В 1854 г. в «Московских ведомостях» были напечатаны две первые главы работы П. И. Бартенева «Александр Сергеевич Пушкин. Материалы для его биографии». Не называя фамилии Чаадаева, Бартенев писал о Пушкине: «Кроме лицейских товарищей, кроме знакомств литературных, у него был особенный кружок, в котором нередко проводил он свои досуги и который состоял отчасти из офицеров лейб-гусарского полка, стоявшего в Царском Селе. Один из сих последних был почти ежедневным собеседником его».25 Далее Бартенев сообщил, что Карамзин спас его в одну из решительных минут его жизни. О Чаадаеве на этот раз умалчивалось. Около 15 октября 1854 г. П. Я. Чаадаев писал С. П. Шевыреву про статью Бартенева: «Описывая молодость Пушкина и годы, проведенные в Лицее, автор статей ни слова не упоминает обо мне, хотя в то же время и выписывает несколько стихов из его ко мне послания и даже намекает на известное приключение в его жизни, в котором я имел участие, но приписывал это участие исключительно другому лицу... Пушкин гордился моею дружбою, он говорит, что я спас от гибели его и его чувства, что я воспламенял в нем любовь к высокому...».26

Что имел в виду Чаадаев? Только ли свое участие в смягчении участи Пушкина? Думается, что нет. Это подтверждают следующие слова: «Г. Бартеньев находит, что до этого никому нет дела, полагая, вероятно, что обращенное потомство вместо стихов Пушкина будет читать его Материалы. Надеюсь, однако, что будущие биографы поэта заглянут и в его стихотворения».27

Вероятно, имелось в виду и послание «Любви, надежды, тихой славы». Чаадаев вспоминал споры о революции, о цареубийстве, происходившие между ним и Пушкиным весной 1820 г. Споры, послужившие поводом к написанию послания.

В. В. Пугачев

______

Сноски

Сноски к стр. 76

¹ Акад., II, 72.

² М. Гофман. Пушкин. Первая глава науки о Пушкине. Изд. второе, дополн. «Атеней», Пб., 1922, стр. 124 — 125. — Еще раньше, в 1918 г., в небольшой книге «Пушкин» М. Л. Гофман писал: «... Вопрос об авторе послания „Любви, надежды, тихой славы“ продолжает оставаться спорным, и нельзя на основании спорного стихотворения делать построения о политических взглядах Пушкина» (М. Л. Гофман. Пушкин. Его общественно-политические взгляды и настроения. Чернигов, 1918, стр. 46 — 47). В 1924 г. с этой гипотезой полностью согласился В. Я. Брюсов. Авторство Рылеева опровергнул Л. П. Гроссман, доказавший, несомненную принадлежность стихотворения Пушкину («Пушкин или Рылеев?», альманах «Недра», 1925, кн. 6, стр. 210 — 229). См. также: М. П. Алексеев. Л. П. Гроссман (некролог). В кн.: Временник Пушкинской комиссии. 1904. Изд. «Наука», Л., 1967, стр. 66.

Сноски к стр. 83

³ Д. Д. Благой. Творческий путь Пушкина (1813 — 1826). Изд. АН СССР, М. — Л., 1950, стр. 175.

⁴ Б. Томашевский. Пушкин. Книга первая (1813 — 1824). Изд. АН СССР, М. — Л., 1956, стр. 190.

⁵ См.: «Известия АН СССР, Отделение литературы и языка», т. XV, вып. 1, 1956, стр. 86; ср.: В. В. Пугачев. Эволюция общественно-политических взглядов Пушкина. Горький, 1967, стр. 202. [Мин-во высш. и средн. спец. образования РСФСР].

⁶ См. обзор их М. А. Цявловского (Акад., II, 1042 — 1045).

⁷ Даже друзья Пушкина не всегда помнили время написания его стихотворений. И. И. Пущин, вспоминая о начале 1818 г., перечисляя популярные в то время пушкинские стихотворения, называет «Деревню», написанную летом 1819 г. (И. И. Пущин. Записки о Пушкине, ГИХЛ, М., 1934, стр. 68).

Сноски к стр. 84

⁸ Не случайно, что «любовник молодой», ждущий «минуты верного свиданья», фигурирует только как сравнение. Любовная тема очень далека даже от начала послания.

⁹ На это обратил внимание М. А. Цявловский (см.: М. В. Нечкина. Грибоедов и декабристы, Изд. АН СССР. Изд. 2-е, М., 1951, стр. 587, прим. 406; соображения М. В. Нечкиной, стр. 272 — 273).

¹⁰ Словарь церковно-славянского и русского языка, составленный II Отделением имп. Академии наук, т. IV. СПб., 1847, стр. 281.

¹¹ Там же.

¹² «Русская литература», 1958, № 3.

Сноски к стр. 85

¹³ Акад., I, 147.

¹⁴ Там же, стр. 181. — Очень интересное, хотя и спорное, толкование семантики слова «тишина» выдвинул Ю. М. Лотман: «В публицистике XVIII — XIX вв. термины «тишина» и «устройство» приобрели отрицательную семантику... Для Радищева они были синонимом деспотического гнета. Радищев писал: «Блаженно государство, говорят, если в нем царствует тишина и устройство... Устройство на счет свободы столь же противно блаженству нашему, как и самые узы...» (Ю. М. Лотман. П. А. Вяземский и движение декабристов Уч. зап. Тартуского унив., вып. 98, Тарту, 1960, стр. 128 — 129). Однако Радищев не расшифровывает слово «тишина». Он просто подчеркивает, что внешний «порядок» еще не означает блаженства народа.

¹⁵ Акад., II, 365.

¹⁶ Там же, стр. 179. — «Словарь языка Пушкина» свидетельствует об употреблении Пушкиным слов «тишина», «тихий» в значении «мирный, спокойный, безмятежный» (т. IV. М., 1961, стр. 520).

Сноски к стр. 86

¹⁷ См. показания С. И. Муравьева-Апостола. В кн.: Восстание декабристов. IV. ГИЗ, М. — Л., 1925, стр. 291, 292, 301.

¹⁸ М. А. Цявловский. Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина. Изд. АН СССР, М., 1951, стр. 165.

¹⁹ Там же, стр. 193 — 194; ср.: И. И. Пущин. Записки о Пушкине, стр. 69.

²⁰ Летопись, стр. 210.

²¹ Акад., XIII, 574.

²² См.: П. Анненков. Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху. «Вестник Европы», 1873, № 12, стр. 486 — 488; Ф. Н. Глинка. Удаление А. С. Пушкина из Петербурга в 1820 г. «Русский архив», 1880, № 6, стр. 918. См. также: «Литературное наследство», т. 16 — 18. Изд. журн.-газ. объед., М., 1934, стр. 674.

Сноски к стр. 87

²³ Акад., II, 188.

Сноски к стр. 88

²⁴ Там же.

²⁵ «Московские ведомости», №№ 71 — 119. Глава 2. Лицей, стр. 53.

²⁶ Сочинения и письма П. Я. Чаадаева, под ред. М. Гершензона, т. 1, М., 1913, стр. 306 — 307. — В постскриптуме к этому же письму Чаадаев отметил: «Написав эти строки, узнал, что Г. Б. оправдывает себя тем, что, говоря о лицейских годах друга моего, он не полагал нужным говорить о его отношении со мною, предоставляя себе упомянуть обо мне в последующих статьях. Но неужто Г. Б. думает, что встреча Пушкина, в то время когда его могучие силы только что стали развиваться, с человеком, которого впоследствии он назвал лучшим своим другом, не имела никакого влияния на его развитие. Если не ошибаюсь, то первое условие биографа, есть знание человеческого сердца» (стр. 307).

²⁷ Там же.