61

5. К БИОГРАФИИ ПОЭТА ПУШКИНСКОГО ОКРУЖЕНИЯ

В тихвинской газете «Трудовая слава» (12 июля 1966 г.) опубликована заметка Б. Плеханова и А. Смелкова «Современник Пушкина» об известном в свое время поэте, «цензоре стихов» Вольного общества любителей российской словесности, адресате посланий Дельвига и Баратынского А. А. Крылове (1789—1829). Основывая свой очерк на печатных материалах («Тихвинский земский календарь». Пгр., 1916; В. Базанов. Ученая республика. М.—Л., 1964 и др.), авторы в то же время обращают внимание на некоторые обстоятельства биографии Крылова, не учтенные прежними исследователями.1 Данные эти касаются тихвинского периода жизни Крылова. Поэт переехал в свое имение Кулибино Тихвинского уезда в 1820 или 1821 г.: см. стихотворение П. Теряева «Крылову. На отъезд его в деревню»2 и тихвинское стихотворение самого Крылова, датированное 5 февраля 1821 г.3 Известно, однако, что он присутствовал на собрании Вольного общества 28 февраля 1821 г.4 и с 1825 г. был почетным смотрителем приходских и уездных училищ в Тихвине. Б. Плеханов и А. Смелков привлекают материал о связи Крылова с кружком тихвинской интеллигенции, группировавшейся вокруг А. П. Римского-Корсакова, отца композитора, масона. Авторы высказывают предположение, что именно этот кружок имел в виду иеромонах Большого монастыря Иероним, донося в 1827 г. правительству о «тихвинских пестелях». Предположение это тем более вероятно, что А. П. Римский-Корсаков подвергся впоследствии административным преследованиям, по-видимому отчасти по политическим соображениям; известно, в частности, что в конце 1827 г. он снабжал деньгами М. И. Муравьева и А. А. Бестужева, ехавших в сибирскую ссылку. Богатый документальный материал об А. П. Римском-Корсакове и его окружении см. в статьях: А. Н. Римский-Корсаков. Тихвинский затворник, его предки и семья. Детские и юношеские годы Н. А. Римского-Корсакова. В кн.: Музыкальная летопись. Статьи и материалы. Изд. «Мысль», Пгр., 1922, стр. 9—35; В. Н. Римский-Корсаков. Из воспоминаний и материалов семейного архива. В кн.: Музыкальное наследство. Римский-Корсаков. Т. II. Изд. АН СССР, М., 1954, стр. 113—128; в первой из них (на стр. 16) приведено и стихотворение Крылова, записанное в альбом С. В. Римской-Корсаковой.

Сохранившаяся и частью опубликованная переписка А. П. Римского-Корсакова позволяет говорить о довольно прочных литературных интересах кружка. Некролог Крылова, напечатанный Я. И. Бередниковым,5 тоже входившим в этот кружок, содержит не только биографические сведения, но и характеристику поэтического наследия Крылова; сам А. П. Римский-Корсаков

62

в письме от 20 августа 1829 г. из Петербурга сообщает Бередникову, что «с удовольствием читал» этот очерк.6 К сожалению, до нас дошли единичные письма Римского-Корсакова за этот период; в более поздних письмах 1840-х годов мы находим отзывы о «Выбранных местах из переписки с друзьями» Гоголя и рассуждения о специальных проблемах истории и эстетики литературного языка.7 Из них же мы узнаем о пристальном внимании Римских-Корсаковых к поэзии Пушкина, которое затем нашло яркое выражение в творчестве Н. А. Римского-Корсакова. Композитор вспоминал, что отец его читал Пушкина вслух по вечерам.8 Интереснейшие сопоставительные характеристики Пушкина и Лермонтова находятся в письмах к А. П. Римскому-Корсакову его старшего сына — Воина Андреевича; автор их отдает предпочтение Пушкину, как «гению самобытному, народному, глубокому знатоку человеческого сердца».9 В 1959 г. М. Б. Рабинович обнаружила в архиве семьи Римских-Корсаковых в Институте театра, музыки и кинематографии (Ленинград) письмо В. А. Римского-Корсакова от 16 марта 1837 г., содержащее одно из ранних сообщений о стихах Лермонтова «Смерть поэта» и об отправке автора их на Кавказ.10 Материалы этого архива, лишь частично использованные в упомянутых выше статьях А. Н. и В. Н. Римских-Корсаковых, не были предметом специального внимания пушкиноведов. Между тем они содержат небезынтересные данные о распространении пушкинской поэзии в русских «культурных гнездах». Представляет интерес упомянутая А. Н. Римским-Корсаковым тетрадь «Отдельные стихотворения Александра Пушкина» (ф. Е, разд. 1, № 17), заполненная рукой А. П. Римского-Корсакова: наряду со стихами, переписанными с печатных изданий («Московского вестника», «Памятника отечественных муз»), сюда вошли и стихи, распространявшиеся в списках, в числе которых оказались «Послание к цензору» («Угрюмый сторож Муз, гонитель давний мой»), «Ф. Н. Глинке», «Орлову» (под названием «Послание к Орлову») и др. Появление этих стихов с яркой общественной окраской в тетради Римского-Корсакова не случайно: среди других списков, сохранившихся в его архиве, мы находим переписанные его рукой два анонимных стихотворения, написанные от имени осужденных декабристов, с характерной тюремной темой: «Ужели я судьбами осужден...» и «К пчеле, прилетевшей к решетке окна моего каземата весною 1826 года»; в последнем из них есть, в частности, следующие строки:

Лети, пчела, к стране родной,
Страшись, страшись сих мест опасных,
Где мы под властью роковой
Вздыхаем — множество несчастных...

Можно думать, что масонское и мистическое умонастроение А. П. Римского-Корсакова наложило отпечаток на восприятие им поэзии Пушкина, однако — что явствует уже из самого содержания его тетради — не в такой степени, как, например, у его корреспондентов-масонов, которые, по-видимому, не всегда были в курсе его общественно-литературных занятий. Характерным образцом религиозно-мистической трактовки творчества Пушкина

63

в определенных кругах масонства может служить позднее письмо А. Д. Комовского Римскому-Корсакову (11 апреля 1850 г.; ф. Е, разд. 1, № 5, лл. 173 об.—174), где Комовский выписывает для своего адресата известное псевдопушкинское стихотворение «Я видел: в келии простой», сопровождая его следующим комментарием: «Да не устрашает вас поэзия этого поэта. Хотя вы и не охотник вообще до стихов, предлагаемые мною, право, заслуживают вашего внимания. Это молитва „Отче наш“, переложенная Пушкиным и в полное собрание стихотворений, кажется, не вошедшая. Я многим ее читал, и многим она была новостию. Вы уже знаете переложение его молитвы „Господи! владыко живота моего!“; посмотрите же, как просто и с какою теплотою изложил он „Отче наш“ <следует текст>. Заметьте теплоту последних двух стихов: „и сердце чаяло отрады“. Это говорит Пушкин, которого признавали за отступника от всего благого. Неизвестно, когда написана им эта молитва. Говорят, что незадолго до кончины. Чудная молитва!». На фоне интерпретаций подобного рода самостоятельность и прогрессивность кружка «тихвинских пестелей» выступает достаточно явственно.

Материалы архива Римских-Корсаковых позволяют, таким образом, расширить общественно-литературный фон, на котором развертывалась деятельность Крылова в последние годы жизни. Они показывают, что поэт до конца жизни не выходил из орбиты пушкинского воздействия. К сожалению, в архиве не сохранилось никаких данных о самом Крылове, за исключением упомянутого выше стихотворения его в альбоме С. В. Римской-Корсаковой (ф. 10, оп. 1, ед. хр. 60), опубликованного А. Н. Римским-Корсаковым не полностью (с выпуском ст. 1—8). Но и вне зависимости от биографии Крылова материалы эти сохраняют свое значение, наглядно демонстрируя проникновение поэзии Пушкина в среду, откуда вышли выдающиеся деятели русской культуры, воспринимавшие и развивавшие пушкинскую традицию.

В. Э. Вацуро

———