17

В. Э. ВАЦУРО

ПОМЕТЫ ПУШКИНА НА КНИГЕ ВЯЗЕМСКОГО

Новые строки Пушкина, вводимые ныне в научный оборот, представляют собою его пометы на полях рукописи книги П. А. Вяземского «Биографические и литературные записки о Денисе Ивановиче Фон-Визине». Рукопись хранится в фонде Петербургского цензурного комитета в Центральном государственном историческим архиве (Ленинград)1 и была обследована М. И. Гиллельсоном и мною осенью 1965 г.2

Рукопись «Фонвизин» — переплетенная тетрадь, содержащая 122 листа (239 страниц авторской нумерации) и переписанная двумя писарскими почерками. Во многих местах правка чернилами рукой Вяземского. На титульном листе дата: «Москва 1832». На обороте его цензорская виза П. А. Корсакова с датой: «15 февраля 1836 года». Это та самая рукопись, о которой Пушкин писал Вяземскому во второй половине февраля 1836 г., поздравляя его «с благополучным возвращением из-под цензуры».3

Однако по разным причинам Вяземский несколько раз откладывал

18

печатание книги; лишь в 1846 г. он представил в Цензурный комитет отпечатанные листы I—XI глав; вместе с ними для сличения была представлена и рукопись, о которой идет речь.4

Произведя сличение, цензор А. В. Никитенко, по-видимому, удержал ее в делах комитета, а Вяземский не востребовал оригинал, уже не нужный ему после выхода печатного издания (занятый подготовкой к печати последней главы книги и приложений, Вяземский задержал ее выход до 1848 г.). Таким образом, рукопись осталась в фонде Санктпетербургского цензурного комитета по случайным причинам.

Как известно, Вяземский закончил свою работу в первом варианте уже в декабре 1830 г. В дальнейшей полной переработке подверглись последние главы книги; в первые главы были внесены лишь некоторые изменения. Тогда же, в декабре 1830 г., он знакомит со своим трудом Пушкина, посетившего его в Остафьеве, о чем позднее он вспоминал в «Автобиографическом введении».5 Весной 1832 г. Вяземский внес в текст своего труда ряд исправлений; по-видимому, перед этим он дал рукопись для прочтения нескольким литераторам, в том числе и Пушкину. Результатом этого чтения были многочисленные рецензентские пометы на полях рукописи; часть их Вяземский учел и внес в текст соответствующие исправления. В 1833 г. он публикует одну из глав в «Альционе на 1833 год» уже по исправленному тексту. Таким образом, пометы в основной своей части сделаны во всяком случае не позднее 18 октября 1832 г. (дата цензурного разрешения «Альционы»).

Сличение почерков позволило с большой степенью вероятности утверждать, что, кроме Пушкина, рукопись читали П. А. Плетнев, А. И. Тургенев, К. С. Сербинович. Несколько помет сделано неизвестными лицами; в ряде случаев атрибуция оказывается предположительной из-за недостаточности графического материала. Рука Пушкина удостоверяется, впрочем, не только анализом почерка: обнаружен отдельный листок с замечаниями П. А. Плетнева: в нем есть ссылка на «замечание Пушкина».6

Пушкину принадлежит более тридцати словесных помет, как правило, чрезвычайно лаконичных, по форме очень близких его замечаниям на полях статьи Вяземского о жизни и сочинениях Озерова. Кроме того, Пушкиным, несомненно, сделаны некоторые отчеркивания и исправления в тексте и пометы «

По своей проблематике, функции и характеру пометы эти условно делятся на несколько групп. Одна группа призвана дополнительно документировать книгу Вяземского ссылками на источники, круг которых широк и разнообразен — здесь записки

19

Казановы, сочинения Мерсье и Стерна, прозаические и драматические произведения Вольтера и т. д. Интересны ссылки на семейное предание о Фонвизине. Из них выясняется, в частности, личное знакомство с Фонвизиным отца поэта С. Л. Пушкина, а также то обстоятельство, что рассказы М. А. Ганнибал были для Пушкина источником некоторых сведений о ранних постановках «Недоросля» («Бабушка моя, — пишет Пушкин, — сказывала мне, что в представлении „Недоросля“ в театре бывала давка — сыновья Простаковых и Скотининых, приехавшие на службу из степных деревень, присутствовали тут и следств.<енно> видели перед собою близких и знакомых, свою семью»).7

Значение этих помет много шире их непосредственного содержания. Они не просто еще раз подтверждают общеизвестную широкую осведомленность Пушкина в вопросах литературной и политической истории Западной Европы, но в ряде случаев позволяют сделать некоторые наблюдения над самыми принципами пользования источниками у Пушкина и хорошо иллюстрируют его понимание исторического документа. По этим пометам мы можем судить, что некоторые памятники истории и быта XVIII столетия, например записки Казановы, имели для Пушкина большее значение, чем предполагалось ранее.

Другую группу составляют пометы, касающиеся заграничных писем Фонвизина. Они более развернуты и почти все полемичны, являясь отголосками спора о современных политических проблемах. О них Вяземский упоминал в «Автобиографическом введении». Полемика концентрируется вокруг нескольких узловых пунктов: сравнительная оценка социальной жизни России и Западной Европы (Пушкин возражает против безоговорочного предпочтения последней, к чему склонен Вяземский), проблема социальной зависимости и свободы писателя (конкретно речь идет о французских энциклопедистах), наконец, вопрос об интерпретации самих писем Фонвизина, которые в понимании Пушкина не выглядят столь тенденциозными, как это стремится показать Вяземский, и, в частности, не содержат безусловного осуждения энциклопедистов и Вольтера («О Вольтере, — пишет Пушкин, — Ф.<он> В.<изин> везде отзывается не только с уважением, но и с явной симпатией»).

Особая и очень важная группа — пометы, не содержащие или почти не содержащие пушкинского текста. Это подчеркивания в тексте Вяземского, отметка фрагментов его значком «NB» или словом «прекрасно». Пушкин отмечает те места книги, которые соотносятся с его собственными философско-историческими представлениями, мыслями о своеобразии русского исторического

20

процесса и концепцией русской литературы XVIII века. В ряде случаев соображения Вяземского стимулируют дальнейшие размышления Пушкина над этими проблемами и в развитом и переработанном виде попадают в позднейшие критико-публицистические статьи Пушкина, в том числе в статью «Александр Радищев». Эта группа помет позволяет точнее определить черты близости в позициях Пушкина и Вяземского начала 1830-х годов и проливает свет на эволюцию мировоззрения Пушкина.

Наконец, последняя группа — стилистические исправления.

Новонайденный автограф Пушкина дает в руки исследователей первостепенный по важности материал. Полная публикация его с описанием, исследованием и комментарием подготовлена нами, под редакцией Н. В. Измайлова, для отдельного издания Пушкинской комиссии; однако всестороннее изучение его станет возможным лишь в результате коллективных усилий пушкиноведов.

_______

Сноски

Сноски к стр. 17

1 ЦГИАЛ, ф. 777, оп. 25, № 1903.

2 См. сообщения о находке в периодической печати: Биение пушкинской мысли. «Смена», 1965, 9 декабря; Редкая находка. «Вечерний Ленинград», 1965, 17 декабря; Я. Лернер. Счастливое открытие. «Труд», 1966, 23 января; Написано Александром Пушкиным. «Литературная газета», 1966, 2 июня. Краткая характеристика автографа была дана в докладе Н. В. Измайлова на заседании Пушкинской комиссии 23 ноября 1965 г. (см.: О. А. Пини. Заседание Пушкинской комиссии. «Вестник АН СССР», 1966, № 2, стр. 176), анализ помет — в нашем докладе на XVIII Пушкинской конференции — «Новонайденный автограф Пушкина» (см. хронику конференции: Р. В. Иезуитова. XVIII Пушкинская конференция. «Вестник АН СССР», 1966, № 9, стр. 130; Л. А. Шейман. Восемнадцатая Пушкинская. «Русский язык в киргизской школе», 1966, № 4, стр. 32—33, с цитацией некоторых помет).

3 Акад., XVI, № 1215. В Акад. датирована концом мая — первой половиной июня 1836 г. Дата цензорского разрешения рукописи позволяет датировать точнее — второй половиной февраля 1836 г.

Сноски к стр. 18

4 ЦГИАЛ, ф. 777, оп. 27, № 39, лл. 135 об.—136.

5 П. А. Вяземский, Полное собрание сочинений, т. I. Изд. С. Д. Шереметева, СПб., 1878, стр. LI.

6 ЦГАЛИ, ф. 195, оп. 1, № 1151, л. 5.

Сноски к стр. 19

7 Публикацию этой пометы с комментарием см.: В. Э. Вацуро, М. И. Гиллельсон. Неизвестные строки Пушкина. «Наука и жизнь», 1967, № 1, стр. 135—137.