424

О. Г. БАЗАНКУР

ПЕРЕВОДЧИК ПУШКИНА — РИЧЧИ

Граф Миньято Риччи1 и жена его Екатерина Петровна, урожденная Лунина, были современниками и светскими знакомыми Пушкина в Москве в 1826—1828 годы.

425

Иллюстрация: Портрет М. Риччи
(масло;  публикуется  впервые).

О них в исследовательской литературе до сих пор сказано мало,2 а между тем они — весьма яркие и своеобразные представители пушкинского окружения в московский период его жизни. Пушкин познакомился с ними в доме княгини Зинаиды Александровны Волконской вскоре по возвращении своем в Москву осенью 1826 г. Семья Луниных, из которой вышла Е. П. Риччи, принадлежала к богатому русскому дворянству,3 состояние

426

их оценивалось не менее двух миллионов рублей.1 Е П. Лунина, прожившая долгую, почти столетнюю (1787—1886), обильную впечатлениями жизнь, имела выдающиеся музыкальные способности, играла на арфе и клавесине, прекрасно пела, сама композиторствовала, что видно из нот, после нее оставшихся.

Лунины много раз и подолгу живали за границей — в Вене, Париже, где Лунина-дочь выступала в интимном кругу королевы Гортензии, а также в Тюльери при дворе Наполеона.2 В одну из таких поездок Е. П. Лунина вышла в Риме замуж (ок. 1817 г.) за графа Риччи, после чего они вернулись в Россию и поселились в Москве, в собственном доме Луниных на Никитском бульваре.3

В селе Раменском Московской обл., где жила и умерла Е. П. Риччи-Лунина, в семье ее родственников в 1917 г. я видела портреты ее и мужа ее графа Миньято Риччи.4 По костюмам они могут быть отнесены к 20-м годам XIX в. Е. П. Риччи-Лунина изображена женщиной лет 35—40. На ней темнозеленое бархатное платье с золотой вышивкой. На голове тюрбан из пестрой ткани, перевитой красным. На лбу — крупная фероньерка — изумруд в оправе из жемчуга. Левым локтем опирается о камень с наброшенной на него красной тканью. М. Риччи — красивый молодой человек, с каштановыми волосами, лет 26, в синем фраке со светлыми пуговицами. На нем желтый жилет и белый шейный платок.

И внешность изображенных лиц и соотношение их возрастов совпадают с описанием Риччи их современниками.5

Имя Луниной было небезызвестно Пушкину еще в ранней его молодости. В послании А. И. Тургеневу (ок. 1817 г.) Пушкин намекает на какой-то юмористический бальный эпизод, героями которого являлись Тургенев и Лунина:

На свадьбах и в Библейской зале,
Среди веселий и забот
Роняешь Лунину на бале,
Подъемлешь трепетных сирот...6

Поселившись в 20-х годах в Москве, супруги Риччи зажили широкой светской жизнью, выезжая, выступая в концертах, принимая у себя. Риччи, как певец, поэт

427

и композитор, всё более входит в моду в Москве. А. Я. Булгаков не раз с восхищением вспоминает о том художественном наслаждении, которое испытывал от пения обоих супругов.1

В рукописных нотах, оставшихся после графини Риччи,2 сохранился любопытный романс „Le Départ du cosaque“ со словами в итальянском переводе графа Риччи. Вот один из куплетов:

Pensa, Milenkoi Quanto t’amai, Sacrificai Tutto per te,

Pensa que solo Per te respiro, L’aura que spiro Nulla е per me.3

„Слышно было что графиня Риччи славилась когда-то певицей из аматерок первого разряда, но в мое время она была далеко не молода и артистическая звезда ее померкла. Голос, хотя еще обширный, высказывался визгливостью и был не всегда верной интонации. Граф Риччи, 10-ю, если не более, годами моложе своей жены, был флорентиец без всякого состояния. Певал он с большим вкусом и методом, но басовый голос его был не силён, отчего нельзя ему было пускаться на сцену. Был он превосходный комнатный певец и особенно хорошо певал французские своего сочинения романсы“.4 — Так характеризует М. Бутурлин чету Риччи ок. 1824 г. Такими и застал их Пушкин в Москве, где в доме кн. Волконской и состоялось их знакомство с Пушкиным.

По семейным преданиям, Пушкин графине не нравился. На вопросы о Пушкине, она отзывалась всегда коротко и сухо: „резкий был человек“.5

Знакомство М. Риччи с Пушкиным, дружба с Соболевским, с Шевыревым — от роли „салонного поэта“ направили его на более серьезную литературную работу.

В июле 1828 г. в „Московском Вестнике“ было напечатано стихотворение Риччи „Лотос“, переведенное с итальянского С. П. Шевыревым и с примечанием от редакции: „Подлинник написан графом Риччи. Кстати, известим наших читателей, что граф Риччи, с успехом занимающийся итальянской словесностью, посвящает досуги свои переводам образцовых песен русских. Дабы познакомить Италию с произведениями нашего родного севера, он намерен издать Русскую антологию на итальянском языке. Многие пьесы переведены им весьма удачно, а именно: «На смерть кн. Мещерского» соч. Державина, «Светлана» Жуковского, «Демон» и «Пророк» Пушкина. Переводчик умел сочетать удивительную близость к подлиннику с изяществом выражения“.6

Повидимому, эта антология так и не увидала света, но что Риччи серьезно обдумывал ее содержание и готовился к ее осуществлению — можно усмотреть и из писем его к Пушкину в мае 1828 г., опубликованных П. Е Щеголевым.7

С первым своим письмом Пушкину Риччи посылает сделанный им перевод пушкинского „Демона“ и просит разрешения „перевести несколько отрывков из „Бориса Годунова“ и „указать на те вещи, которые вы желали бы видеть переведенными на наш язык“, а также просит Пушкина высказать свое мнение о его работах.

Ответного письма Пушкина мы пока не знаем (возможно, что оно имеется в Италии, в Риме, где по выезде из России жил Риччи, или во Флоренции, откуда он был родом и где жили его родные, если только сохранился его архив после его смерти),

428

но из ответного письма Риччи видно, как письмо Пушкина (хотя Пушкин и уклонился от присылки „Бориса Годунова“) глубоко на него подействовало, насколько оно ободрило его и придало энергии для дальнейшей работы.

„Как благодарен я Вам, господин Пушкин, за любезное и поистине лестное письмо, которое вы мне написали. Вы прочли мои стихи глазами человека большого таланта, который всегда бывает филантропом и ищет всегда и во всем хорошую сторону. Иначе судить вы и не могли...“ Письмо заканчивается настоящим гимном Пушкину: „Вы же, новый Оссиан, будете с копьем и лирой в руках воспевать славу и сражения... а уж во всяком случае почерпать новое вдохновение и увеличивать блеск, которым вы уже украсили русскую поэзию...“1 В письме имеется примечание по поводу посылаемого нового перевода Риччи — „Пророк“ Пушкина, которое опять заканчивается восторженно: „Однако ваше мнение об этом, как и об остальных частях перевода, чем откровеннее оно будет выражено, тем более докажет мне, что вы обратили на него некоторое внимание и что вы дарите своей лестной дружбой вашего переводчика и прежде всего истинного поклонника вашего таланта, который над прочими парит орлиным полетом“.

Возможно, что граф Риччи, под влиянием Пушкина и его кружка, выработался бы в известную величину в переводной литературе, если бы судьба его так неожиданно и круто не сломалась.

Осенью 1828 г. он разошелся с женою и 18 октября вместе с Соболевским уехал в Италию,2 поселившись в Риме, куда в начале 1829 г. уехала и З. Волконская с сестрой М. А. Власовой,3 своим сыном и гувернером сына С. П. Шевыревым. Близость Риччи к дому Волконской продолжалась всю его жизнь.

Очевидно, под влиянием ходивших в светском обществе слухов о Риччи и Волконской, Пушкин пишет Вяземскому из Петербурга в январе 1829 г.: „С моей стороны я от роутов в восхищении и отдыхаю от проклятых обедов Зинаиды (Дай ей бог ни дна ни покрышки, т. е. ни Италии, ни графа Риччи!)“4

Действительно, по многочисленным письмам З. Волконской и М. Власовой к Шевыреву за период 1831—1854 гг., наполненных постоянными и самыми нежными упоминаниями и отзывами о Риччи, видно, как эта близость Риччи к дому Волконской продолжалась всю его жизнь. По этим письмам год за годом можно проследить его жизнь в Италии, знакомство с Гоголем, теплое участие в болезни друга Гоголя — Иосифа Виельгорского, различные события в жизни родных Риччи, наконец, привязанность к нему не только З. Волконской, но и ее сына, и сестры Власовой, и всех близких к ней лиц.

Первое время Риччи не бросает своих литературных опытов. А. И. Тургенев в письме из Неаполя 12 марта 1833 г. упоминает о стихотворении Риччи, воспевающем „сию обитель (Монастырь Монте Кассино) и установителя оной св. Бенедикта“.5 Затем в одном из своих писем, в 1835 или 1836 г. к Шевыреву6 З. Волконская говорит: „вы найдете здесь две хорошеньких пьесы, очень изящных и неизданных, по поводу будущего принятия монашества молодою Вителлески, которые дорогой граф мне показал“. В письме другою рукою вписаны два стихотворения, автор одного из них, по указанию Волконской — Тасс, другого — Риччи. Однако с годами и эти скудные упоминания

429

о творческой работе Риччи делаются всё реже и наконец исчезают совершенно. Одной из причин тому несомненно была его тяжкая болезнь.

Уже с 1835 г. в письмах и Волконской, и Власовой проскальзывают намеки на какую-то серьезную болезнь глаз, которая постигала Риччи, по временам хотя и поддаваясь лечению, но которая в конце концов поразила его слепотой: „Я обедаю на вилле, — пишет З. Волконская 21 августа 1835 г., — Миньято, который из-за своих бедных глаз вернулся вчера на Isola di papa, придет завтра ко мне обедать, а вечером придут туда друзья...“1

В архиве Шевырева имеется неопубликованное письмо на итальянском языке от 18 декабря 1860 г. с подписью Miniato Ricci, в котором подробно говорится о несчастии, постигшем писавшего.2 Это письмо, проникнутое грустью, делает понятным, почему он, свершив так мало, рано отстал от активной творческой жизни.