- 183 -

С. А. БУГОСЛАВСКИЙ

РУССКИЕ НАРОДНЫЕ ПЕСНИ В ЗАПИСИ ПУШКИНА

Известно шестьдесят русских народных песен, записанных Пушкиным в период михайловской ссылки (1824—1826 гг.) и во время его поездки в Оренбургскую губернию (сентябрь 1833 г.). Одиннадцать песен сохранилось в автографах поэта, сорок девять — в копиях П. В. Киреевского и других лиц.

Пушкин (между октябрем и декабрем 1833 г.) передал П. В. Киреевскому через С. А. Соболевского тетрадь со своими песенными записями. В бумагах поэта сохранился конспект чернового плана его предисловия к сборнику; тетрадь — автограф с записями песен, переданных Киреевскому, утрачена; только одна песня из этого цикла дошла в автографе Пушкина. „Покойный Пушкин, — сообщает Киреевский, — доставил мне 50 №№ песен, которые он с большой точностью записал сам со слов народа, хотя и не обозначил, где именно; вероятно, что он записал их у себя в деревне Псковской губернии“.1

В данной статье пользуемся текстами пушкинских песенных записей по „Полному собранию сочинений“ в девяти томах.2

Удаленность села Михайловского-Зуева (ныне Пушкинский заповедник, Великолуцкого округа, Пушкинского района, Калининской области) и близлежащих сел от крупных центров позволяла надеяться на сохранность старого песенного репертуара. Предположения эти до известной степени оправдались.

В поисках песен я обошел в июле — августе 1937 г. деревни: Вороничи, Зимари, Савкино, Петровское.3 Запись текстов и мелодий,

- 184 -

сделанная на слух без фонографа, производилась мною от следующих лиц.

Степанида Ефимовна по прозвищу Кучериха (Куцариха — по местному произношению; фамилий у многих жителей этих мест нет), 76 лет, вдова кучера, служившего в усадьбе (у кого именно, не удалось установить), неграмотная. Живет Степанида Ефимовна сейчас в семье своего сына в дер. Петровское (старое ганнибаловское имение около 3 км от Михайловского). Пела она слабым старческим голосом, часто переходя от пения на неустойчивых интонациях к говору. От нее записаны мною песни: „Ах, зачим, сестрицы, пособралися“, „Трубцистая коса“, „Дорогие кашники“ и „Барашек“ („Жена моя, женушка“).

Матрена Ефимовна Иванова, 70 лет, проживающая уже около 50 лет в дер. Савкино, неграмотная. Родилась в дер. Снегово, (около 5 км от Савкино). Помнит сына поэта, Григория Александровича Пушкина. Живо рассказывала о том, как со своим двоюродным братом, служившим у Г. А. Пушкина поваром, ходила на барскую облаву и вместе с крестьянами „киями“ (палками) загоняла волков.1 М. Е. Иванова ряд песен исполняла на один и тот же слегка вариируемый ею напев. Причитания невесты она пела со слезами. От нее записаны песни: „Закатилось теплое солнышко“, „В цистом поле“, „Между гор по каменью“, „Бояры, вы бояры“, причитание невесты, „Мы все песни перепели“, частушки-болтушки.

Матрена Ефимовна Иванова послужила советскому художнику Щербакову моделью для портрета Арины Родионовны.

Наталья Петровна (без фамилии) из дер. Зимари, родилась в дер. Курплеватке, в 10 км от дер. Зимари, 65 лет, неграмотная. Поет очень бойко, четко; словоохотлива. От нее записаны: „Растопися баненька“, частушки о Пушкине, „Трубцистая коса“, „Лунёк“, „Процекал руцей“, „У меня, свет-гостейка“, „Зародилася я“ (на два голоса с Екатериной Ивановной).

Екатерина Ивановна (без фамилии), из дер. Зимари, 80 лет, неграмотная, живет в одной избе с Натальей Петровной. Спела на два голоса с предыдущей исполнительницей песню „Зародилася я“ и начало песни „Князёк молоденький“.

Каждой из названных исполнительниц песен я читал все тексты пушкинских песенных записей. На знакомые песни все они реагировали очень живо, изумлялись и выражали радость, что Пушкин знал

- 185 -

и записывал их песни. Незнакомые тексты некоторых певиц оставляли безучастными, у других они вызывали интерес. Некоторые песни в пушкинской записи были известны исполнительницам, но они забыли эти песни и сами не могли их воспроизвести.

Мы нашли у названных исполнительниц только свадебные песни, близкие к записям Пушкина.

Обратимся к рассмотрению пушкинских записей свадебных песен, сравнительно с текстами наших записей и изданными вариантами. В наших записях передаем лишь наиболее яркие фонетические черты.

От Степаниды Ефимовны Куцарихи записана мною песня „Трубцистая коса вдоль по улушке пошла“.1

Пушкин Трубчистая коса Вдоль по улице шла Жемчужная пчелочка За нею гонялася, За нею гонялася, За косу хваталася: „Коса ты косынька! Ужели ты моя?“ — Я тогда буду твоя, Как в божью церковь вступлю, Золотой венец приму!

Степанида Ефимовна Трубцистая коса Вдоль по улушке пошла. Замцужная пчёлушка За ею гонялася, За косу хваталася, Не беднуйся, девушка, Не беднуйся, красная, На родного батюшку; Не гоняйся, девушка, Не беднуйся, красная, На родные матушку. Уж победнуйся, красная, Победнуйся, девушка, На свата разлучника. Ён ходил частёшенько, (2 раза) Говорил тихошенько, (2 раза) Цюжу сторону хвалил. Во цюжом-то батюшке Пша̀ном поле сеяно, Да сыто̀й2 поливано, А сыто̀й — поливано, Тыном огорожено. Не жила, не ведала, Пожила, — проведала, Во цюжого батюшки (2 раза)

- 186 -

Горем поле сеяно, Слезами поливано, (2 раза) Круциной горожено.

Песню эту знает и Наталья Петровна (дер. Зимари), но она поет ее на другой мотив (тот же, что и „Растопися, баненька“). Песня „Трубчистая коса“ известна и сейчас на Севере, в Пинежье. Напев Степаниды Ефимовны отдаленно сходен с песней „А не пава по сеням, ходила“ (б. Вятской губ.), в сборнике: „Песни русского народа, вологодские, вятские, костромские“; записаны в 1893 г. Ф. М. Истоминым и С. М. Ляпуновым.3

От той же Степаниды Ефимовны Куцарихи записана также следующая свадебная песня, близкая к пушкинскому варианту (мелодия № 2):

Пушкин (стр. 296, № 23) Бестолковый сватушко! По невесту ехали, В огород заехали, Пива бочку про̀лили, Всю капусту по̀лили,4 Верее молилися: „Верея, вереюшка, Укажи доро̀женьку По невесту ехати“. Сватушко, догадайся! За мошёночку принимайся! В мошне денежки шевелятся, Они к девушкам норовятся А копейка ребром стано̀вится, Она к девушкам норо̀вится.

Степанида Ефимовна Дорогие кашники, Не путям вы ехали, Не путям вы ехали, В огород заехали, Кацарык5 нарезали, (2 раза) Кацарык напарили, Пуза̀ позаправили.     Вариант М. Е. Ивановой Бояры вы, бояры, Возьмите вы бороны. Не путям вы ехали, В огород заехали, Коцарык нарезали, Горшки понапарили, Пуза̀ понаправили.

Пушкинская запись и наши значительно отличны одна от другой, но по ритмическому складу до слов „Сватушко, догадайся“ обе песни однородны (вероятно, они пелись на сходные мелодии). Со слов „Сватушко, догадайся“ (в записи Пушкина) звучит иной интонационно-ритмический склад. Вероятно, это четверостишие внесено как куплет из другой песни, исполнявшейся на новый мотив. На это указывает и то,

- 187 -

что четыре стиха со слов: „Сватушко, догадайся“ повторяются в трех различных пушкинских записях (№ 23, № 24, № 25), сделанных очевидно от одной и той же певицы, по своей инициативе заканчивавшей все три песни одним понравившимся ей припевом.

М. Е. Иванова пела „Бояры вы, бояры“ на ту же слегка измененную мелодию, что и Степанида Ефимовна.

Песня „Между гор по каменью“ (стр. 282, № 2) в исполнении М. Е. Ивановой сходна с пушкинской записью лишь по началу текста и по одинаковой ритмической структуре, что указывает и на родство мелодий обеих песен.

Пушкин Между гор по каменью Серебром ручей бежит. По тому по ручейку Ходила гуляла княгиня душа; Искала княгиня душа Самоцветна камушка; Нашла, нашла камушек, Нашла самоцветненький; Разломила камушек, Его на̀ три граночки: Первую граночку Ее родну батюшке, Вторую граночку Родной ее матушке. А третью граночку Ладу милому. —

М. Е. Иванова Между гор по каменью Руцеёцек процекал. Как во этом руцеёцке Мил коня поил, К воротишкам привязал, К воротишкам привязал, Красной девке приказал: „Красна девица-душа, Сбереги добра кона“.

Записанные Пушкиным песни: „Мимо дворика батюшкина“ (стр. 285, № 7), „Собрала невеста подружек“ (стр. 285, № 8), „Все песни перепели“ (стр. 297, № 24) М. Е. Иванова также знала.

— „Всё свадьбишные, — это всё пели“, — говорит она. Но спеть их она не могла, позабыла.

Песня „Собрала невеста подружек“ сходна по началу текста (первые шесть стихов) с олонецким вариантом1 и с заонежскими.2

По содержанию и по тексту к пушкинской записи близок северно-украинский вариант песни.3

- 188 -

Из свадебной „Мы все песенки перепели“ (стр. 299, № 28) М. Е. Иванова пела только начало в таком варианте:

Мы все песни перепели,
От князя пива не видали.

Пели эту песню, по словам М. Е. Ивановой, „как приедут с невестой на кашу; круто поют“ — добавляет она (см. мелодию № 4). На этот же напев Иванова пела и „Бояры вы, бояры, возьмите вы бороны“.

От Натальи Петровны из дер. Зимари записана песня „Растопися, баненька“ (мелодия № 5). У Пушкина (стр. 288, № 12) запись обрывается на шестом стихе.

Пушкин Затопися, баненька, Раскалися, каменка! Расплачься, княгиня душа, По своей сторонушке, По родимой матушке, По родимому батюшке, и пр.

Наталья Петровна Растопися, баненка, Разгорися, каменка, Разгорися, каменка, Растошнися,1 девушка, Растошнися девушка, По своей сторонушке, По своей сторонушке, По девичьей волюшке. Не спешися, девушка, По цюжому батюшке. У цюжого батюшки Поле горем сеяно, Слязам поливано, Слязам поливано, Круцыной горожено, А у родна бацюшки Поле пшаной сеяно (2 раза), И сытой поливано И сыто̀й поливано (2 раза), А кисяёй горожено.2

Белорусский вариант этой песни записан в с. Бобровки, б. Тверской губ., Ржевского уезда.3

Песня б. Вятской губ. „Ой, растоплялася банюшка, разгоралася каменка“ в сборнике „Песни русского народа“4 сходна с приведенными

- 189 -

вариантами только процитированными начальными словами и интонационно-мелодическим складом песни.

На мотив песни „Растопися, баненька“ пела Наталья Петровна величальную песню „Княгиня душенька“ (ср. стр. 292, № 17), добавив, что за исполнение этой песни „денег дадут, у кого какая сила“. На тот же мотив пела старуха 80 лет Екатерина Ивановна начало песни „Князек молоденький“ (стр. 293, № 18).

Записанная Пушкиным свадебная песня „Уж вечер на дворе вечереется“ (стр. 299—300, № 29) известна нам только в небольшом отрывке, записанном в дер. Зимари Л. П. Богдановой.

Запись Пушкина ............ Не шатитесь, не ломитесь,                 сени новые! Неужели ж я молодёшенька                 тяжелёшенька? ............ Тяжела моя великая кручинушка.

Запись Л. П. Богдановой ............. Не гиблитесь, не гиблитесь,                  слеги дубовые, Неужели ж я, молодёшенька,                  тяжелёшенька? А грузила меня, молоденьку,                  зла круцинушка.

Этим материалом исчерпываются наши записи песен, вариантов пушкинских текстов (см. также „Приложение II“, где помещены песни, не вошедшие в пушкинский цикл).

Сравнение наших записей с пушкинскими подтверждают предположение П. В. Киреевского о том, что Пушкин записал все свадебные песни в с. Михайловском или в близлежащих деревнях, что запись эта сделана поэтом от крестьян. Нет оснований предполагать, что Пушкин записывал песни в Михайловском от Арины Родионовны, которая была носительницей иной песенной традиции.

Обратимся к ряду других записей народных песен, сделанных Пушкиным, сравнительно с известными нам вариантами этих песен.

Свадебная песня „Много, много у сыра дуба“ в записи Пушкина (стр. 301, № 30) является сокращенной редакцией песни, встречающейся в более полном виде на Севере.1

Сравним также олонецкий вариант,2 также сходные четыре стиха с началом песни („Много, много...“) в свадебном сиротском плаче, записанном в 1886 г. во Владимирской губ.3 Наконец, укажем на вариант

- 190 -

в сборнике „Песни северо-восточной России“, записанные Александром Васнецовым в Вятской губ.1

Свадебная песня „По̀ меду, меду, по па̀точному“ (ср. стр. 302, № 32) отдаленно сближается с текстом вологодской песни, записанной Истоминым и Ляпуновым,2 также с более пространной песней Московской губ.3

Свадебная „Как при вечере, вечере“ (стр. 290, № 14) близка к тексту песни Смоленской губ.,4 а также Уфимской губ.5 Варианты этой песни имеются также у П. Сахарова.6 Мотив этой песни о соколе-женихе, прилетающем к невесте, имеется также в записанном нами от М. Е. Ивановой (дер. Савкино) причитании невесты.

Свадебная шуточно-сатирическая песня „Как сказали-то Иванушко хорош да хорош!“ (стр. 298, № 26) очень распространена в нынешнем Архангельском крае. Северный вариант этой песни (текст и мелодия) напечатан в сборнике: „Северные русские народные песни“, собрала А. Я. Колотилова; запись и обработка мелодий С. Бугославского.7 Свадебная песня „Ты река ли моя, реченька“ (ср. стр. 301, № 31) известна в Поморье, на Пинеге, в Мезени. Пушкинская запись (четыре стиха) близка к тексту заонежской песни8 и к аналогичному новгородскому варианту.9

Более отдаленно сходство пушкинской записи этой песни со среднерусскими вариантами;10 ср. также рязанский вариант, записанный, проф. Е. Будде.11

К записанной поэтом свадебной песне „Во сыром бору на клену“ мы нашли лишь один сходный по началу текста белорусский вариант „У борку, у борку, у приборку там висит колыська на шоуку“.12

Две записанные Пушкиным под одним заглавием песни: „Песня о сыне Сеньки Разина“ („Во городе-то было во Астрахане“

- 191 -

и „Как на утренней заре, вдоль по Каме, по реке“, стр. 272—274, №№ 1, 2) принадлежат к категории песен „голытьбы“, доброжелательных к вождю крестьянского восстания.1

Пушкинские записи — это северные варианты песен, о чем свидетельствует имя „Сенька“ вместо неизвестной на Севере уменьшительной формы „Стенька“. В ряде известных вариантов обе песни слиты воедино. Вторая, записанная Пушкиным песня „Как на утренней заре“ является непосредственным продолжением первой. По деталям текста и последовательности изложения сюжета пушкинская запись ближе всего к двум северным вариантам: к записи песни, произведенной в б. Вологодской губ.,2 и к новгородскому варианту.3

Близость пушкинских записей песен о Разине к северным вариантам свидетельствует о том, что записаны они в с. Михайловском. Узнав, повидимому, ранее донские казачьи песни о Степане Разине (они отразились в „Братьях разбойниках“), Пушкин спрашивал их и у исполнителей Михайловского и окружных деревень. Запись произведена Пушкиным, вероятно, осенью 1824 г., когда поэт просил брата прислать ему „историческое, сухое известие о Стеньке Разине“.

Песня о Степане Разине, позже (в июне — июле 1836 г.) переведенная Пушкиным на французский язык для Лёве Веймара, взята поэтом из сборника Чулкова-Новикова.4

Песня этого сборника „У нас то было, братцы, на тихом Дону“ является сокращенной редакцией донской песни (вариант ее я записал у донских казаков летом 1936 г.). И эта песня также принадлежит к категории песен голытьбы о Разине.

Интересно сопоставить пушкинские записи народных песен о Степане Разине с его же оригинальными песнями на ту же тему. Три песни о Разине, сочиненные Пушкиным на основании его тщательного изучения языка и поэтики русских народных песен, значительно отличаются от его записей и по форме, и по содержанию. Оригинальные песни Пушкина о Степане Разине — вполне законченная литературная форма, песни, не нуждающиеся в интонационной и ритмической опоре на мелодию. Песни-стихотворения Пушкина интонационно и ритмически вполне завершены в сфере произносимой речи, не связанной мелодией. Кроме того, Пушкин в этих песнях сочетает элементы эпических и лирических песен. Ср. эпические (былинные) обороты: „Что ни конский топ, ни

- 192 -

людская молвь“ и „трубы трубача“, взятые из широко популярных „Древних российских стихотворений“ Кирши Данилова.1

Оригинальные песни Пушкина о Разине — это синтез разнородных фольклорных элементов, сделанный поэтом-мастером, сконцентрировавшим в своем произведении различные элементы фольклора и книжности. И тематика оригинальных стихотворений Пушкина о Разине — новейшая балладно-романтическая. Всё это резко отличает три песни о Разине, сочиненные Пушкиным, от его же записей двух песен, в которых вся речевая сторона, ее ритмика и синтаксическая структура опираются на мелодию, связывающую все речевые элементы.

Другие оригинальные стихотворения песенного стиля, написанные Пушкиным в период Михайловской ссылки, также значительно отличаются от его записей народных песен. Такова особенно песня девушек в „Евгения Онегине“ („Девицы-красавицы, душеньки-подруженьки“), по языку, стилю и ритмике примыкающая к городским песням-стихотворениям. Такова же и песня „Колокольчики звенят“, более близкая к плясовым народным песням по ритмике, чем по лексике и стилю.

Ближе по стилю, языку и ритму к крестьянскому фольклору песня „Черный ворон выбирал белую лебедушку“ (черновой набросок 1825 г. песни об арапе).

Записывая в Михайловском народные песни от крестьян, Пушкин на основании своих записей преодолевал традиционные элементы песенных стихотворений своих современников.

По сообщению Киреевского, Пушкин, передавая ему свои песенные записи, сказал: „Там есть одна моя; угадайте“. Позднее Киреевский сообщает, что Пушкин говорил ему о нескольких им сочиненных песнях.2

Резкое отличие пушкинских оригинальных песен от его записей и наличие в последних вариантов, которые отличаются от крестьянских бытовых, позволяет ставить вопрос о том, что среди известных нам шестидесяти народных песен, записанных Пушкиным, нет ни одной, сочиненной поэтом.

Обратимся к дальнейшим пушкинским записям. Песню „Во славном городе во К<иеве>“ (стр. 274, № 3), вариант распространенного сюжета о братьях разбойниках и сестре, Пушкин знал из Чулковского песенника (ч. I, № 135), но записал он иную более распространенную, хотя и не законченную псковскую редакцию (в песне встречается местное

- 193 -

слово „пелегали“— „лелеяли“). Первые два стиха — былинная формула, что также до некоторой степени подтверждает предположение о северном происхождении варианта.

Песни „Из Гурьева городка“ и „Ур<альски> казаки были дураки“ (стр. 276—277, № 5, 6) — отрывки казенных враждебных Пугачеву солдатских песен; сохранились они в записной книжке, бывшей у Пушкина во время его пребывания в Оренбурге (сентябрь, 1833 г.). Пушкин не закончил записи, почувствовав, видимо, антинародность и фальшь этих официозных, канцелярских песен. Полную редакцию первой песни записал в 1840 г. И. И. Железнов, уральский казак.1

Песня „Друг мой милый, красно солнышко мое“ (стр. 278, № 7) встречается в девяти песенниках 1810—1854 гг.2 Стиль, образы, ритм песни позволяют относить ее к сентиментальным романсам новой городской формации (ср. песни Дмитриева, Нелединского-Мелецкого, Мерзлякова, Шаликова и др.).

Наличие записи этой песни в болдинской тетради позволяет предположить, что запись сделана Пушкиным от его соседки по Болдину П. П. Кротковой, от которой в октябре — ноябре 1833 г. поэтом записана, по свидетельству П. Д. Голохвастова, аналогичная по стилю песня „Как у нас было на улице“ (стр. 280, № 11). В крестьянском фольклоре мы не встречали вариантов этой песни.

Женская песня „Во лесах во дремучиих“ (стр. 278, № 8) очень близка к вологодскому варианту.3 Пушкинская запись — сокращенный вариант песни; сделана, очевидно, в Болдине.

Песня „Не беленька березанька к земле клонится“ (стр. 279, № 9) записана Пушкиным на Урале: на это указывает местное слово „хурта“ (вьюга, метель) и совпадение текста с уральским вариантом Н. Г. Мякушина.4 Здесь читается в последней строке песни „ко городу ко Яицкому“ вместо — „ко городу ко незнамому“, как в пушкинской записи.

Рекрутская песня „Один-то был у отца у матери единый сын“ (стр. 279, № 10) по тексту и сюжету совпадает с двумя казачьими песнями: с записанной на Урале И. И. Железновым5 и с другой, записанной там же Н. Г. Мякушиным.6 Песня записана Пушкиным осенью 1833 г. на Урале, записана точно, что ясно из сравнения ее с другими

- 194 -

вариантами. В пушкинском варианте не дается конца последних семи стихов.

Мы не нашли вариантов песни, дошедшей в автографе Пушкина „Как за церковью, за немецкою“. Пушкин цитировал из нее в одном из писем жене: „Как не дай, боже, хорошу жену; хорошу жену — в честный пир зовут“. Пояснительная приписка к слову „примолвили“ — „пригласить“ говорит о том, что и это также запись, а не оригинальное сочинение.

Обратимся к тем пушкинским записям необрядовых песен, к которым, нам удалось найти варианты.

„Долина-долинушка“ (стр. 310, № 7) широко распространена и на Севере и в среднерусских районах. Почти буквально совпадает пушкинская запись с сокращенным северным вариантом песни „Сяду под рябинушку, да запою долинушку“.1 К пушкинской записи „Долины-долинушки“ близка по тексту песня в сборнике „115 русских народных песен“ Даниила Кашина (вып. II, № 7). Целый ряд вариантов указан в примечаниях к № 68 „Песен Пинежья“ (т. II, стр. 450). Чаще с таким же началом — „Долина-долинушка, раздолье широкое“ — встречается в сборниках песня с другим содержанием (сын жалуется матери на то, что он еще не женат).2

Запись песни „Долина-долинушка“ сделана Пушкиным, вероятно, в Михайловском, в 1824 г.

Песня „Ha зоре то было, на зорюшке“ (стр. 311, № 8), если судить по указанию места события — уездный город Алатырь, б. Симбирской губ., — записана, вероятно, в Болдине в 1830-х годах.

Варианты, близкие к этой песне, находятся в песенниках 1780, 1810 гг. По сюжету, а частично и по тексту пушкинская запись сближается с песнями б. Рязанской и Астраханской губ.3 Более отдаленно сходна она с сызранским вариантом (в нем также упоминается г. Алатырь).4 Пушкинская запись песни „Вдоль по улице по Шведской“ (стр. 312, № 9) является сокращенной редакцией старой песни городского происхождения, встречающейся в сборниках XVIII и XIX вв. Перечень вариантов этой песни дан в статье М. Н. Сперанского „К вопросу о песнях, записанных А. С. Пушкиным“.5 Пушкинская запись сделана,

- 195 -

вероятно, в Болдине; текст ее ближе всего к Тульской песне.1 Несколько вологодских вариантов песни привел Е. А. Терещенко,2 причем песня значится как свадебная.

В песне „Беседа моя, беседушка“ (стр. 314, № 11) после трех строк речевых реплик следуют две следующие одна за другой песни: „Лучинушка“ и „Сестрицы, голубушки, ложитеся спать“. Это, конечно, механическое соединение различных песен, сделанное переписчиком. Пушкинская запись „Лучинушки“ по тексту ближе всего к новгородскому варианту в записи Е. Э. Линевой.3 Запись сделана, повидимому, в Михайловском. О песне „Лучинушка“ Пушкин вспоминает в стихотворении „В поле чистом серебрится“.4

„Девушка крапивушку жала“ (стр. 316, № 12) — бытовая песня о солдатчине. Вариант ее напечатан у Д. Кашина.5

Повсеместно распространенная песня о Ванюше-ключнике и князе Волконском записана Пушкиным от певца, забывшего начало песни; в записи она начинается со второго куплета, со стиха: „Туто жил-поживал господин Волконский князь“ (стр. 318, № 16). По совпадению ряда подробностей сюжета и текста пушкинская запись ближе всего к северным вариантам песни. Пушкинский текст сокращен так же как в псковском варианте, в собрании песен А. И. Соболевского.6 Пушкинская запись песни о Ванюше-ключнике сближается и с новоторжским7 и с новгородским вариантом.8

Песня о Ванюше-ключнике записана Пушкиным, повидимому, в Михайловском; запись сделана точно, со всеми пропусками, допущенными певцом, позабывшим часть текста песни.

Песня „Бежит речка по песку“ (стр. 319, № 17) с ее резко отрицательным отношением к временщику Аракчееву возникла в пушкинское время (военные поселения относятся к 1810—1834 гг.). В основу текста этой песни легла старая казачья песня; один из ее вариантов „Что пониже было города Саратова“, с отрицательной характеристикой „вора-собаки“, князя Меншикова, сподвижника Петра I, очень близок к тексту пушкинской записи.

Какой-то безвестный певец решился спеть Пушкину песню, за исполнение которой крестьян били батогами и ссылали. Это явно свидетельствует

- 196 -

о том, что Пушкина считали не за „барина“, а за „своего“ человека.

У Е. Э. Линевой1 имеется вариант этой песни, в котором контаминировались отрывки трех старых песен: о Разине, о насилиях Меншикова и об Аракчееве. Текст об Аракчееве в этой записи Линевой близок к пушкинскому.

________

Песни, записанные Пушкиным в Михайловском или близлежащих деревнях, обнаруживают самое близкое текстуальное родство с северно-русскими (архангельскими, вологодскими, менее с пинежскими) вариантами. Такое же родство обнаруживают и мелодии свадебных песен, записанные мною в Пушкинском заповеднике. Родство это заключается не только в том, что ряд песен встречается и поныне на Севере. Например песню „Зародилась я“, записанную от Натальи Петровны в дер. Зимари, поет весь Север, мелодия песни „Протекал ручей“ почти тождественна напеву северной песни „Не огонь горит, не смола кипит“ и т. д. Помимо общности с северным репертуаром, песни Пушкинского заповедника и по своему музыкальному стилю органически родственны северным русским песням.

Мелодии наших записей свадебных песен в пушкинских местах и мелодии свадебных песен Севера (пинежские, архангельские и др.) являются древнейшей разновидностью русских обрядовых песен, близких к причитаниям.

Близко к причитаниям звучали и свадебные песни, которые слушал и записывал Пушкин. „Свадебные песни наши унылы, как вой похоронный“, — записал Пушкин в „Путешествии из Москвы в Петербург“.2

Диапазон мелодий, записанных в Михайловском и северных, — небольшой (в пределах чистой квинты, кварты, реже октавы); свадебные песни состоят из короткой четырех- а нередко и двухтактовой фразы. Это музыкально-речевая форма, недоразвившаяся до широкой мелодии, до ритмически развитой песни. Мелодико-ритмические формы свадебных песен пушкинских мест являются более интонационным приемом, чем мелодически и ритмически оформившейся песней. Все исполнительницы, от которых мы записывали песни, пели различные тексты на такие весьма обобщенные формулы-интонации, не ставшие еще настоящими музыкально-развитыми песнями.

То же самое наблюдаем и у севернорусских певиц в исполнении свадебных песен: они также поют различные тексты на одни и те же три-четыре полуречитативных коротких напева, легко поддающихся ритмическим

- 197 -

изменениям в зависимости от текста. Такого же типа и северные напевы былин, но лишь в ином мелодико-ритмическом стиле.

Очень сходен с северным также и своеобразный стиль музыкальных частушек, поющихся в Пушкинском заповеднике: на тех и на других не отразились еще симметричная ритмическая структура и мелодика, навеянная аккордовым складом аккомпанемента.

Музыкальное родство песен Пушкинского заповедника с северно-русскими поддерживается также наблюдениями и в области живой речи.

В фонетике северных и псковских говоров наиболее яркая черта — мена ч и ц (в пушкинских местах не встречается замены ц на ч, а только ч на ц); в морфологии — дательный множественного числа вместо творительного („цеботам гору топтали“, записано в б. Вологодской губ.). Но наиболее показательна лексика. Целый ряд местных слов пушкинских мест встречается также и в Архангельском крае, например: ба́иць (рассказывать), баский (красивый), векша̀ (белка), вза́быль (в самом деле), зану́да (заноза), засе́к (закром), ладить (собираться), ме́жинь (страда во время жатвы и сенокоса), назвя́каться (напиться водки), пага́лицца (полюбопытствовать), стану́ха (женская рубаха; на Севере так называется нижняя ее часть из домотканного полотна, пришиваемая к верхней, сделанной из лучшей ткани).1

В области фонетики и морфологии язык пушкинских мест соприкасается и с севернорусскими и с белорусскими говорами, что объясняется частично как результат позднейшего взаимодействия, но частично и как сохранение здесь элементов старой речи, откуда впоследствии выделились и белорусские и севернорусские наречия.

Записи русских народных песен Пушкин начал в годы творческой зрелости, подходя к фольклору с определенными, ясно осознанными запросами и с вполне сложившимися взглядами.

В раннем детстве Пушкин жил в мире сказок и песен няни, бабушки, крепостных; поэт-подросток воспринимал народное творчество как непосредственный слушатель, безраздельно поглощенный впечатлениями; так слушали крестьяне своих мастеров фольклора. Это была пора наивной веры ребенка-Пушкина в народный вымысел. Из поэтических высказываний Пушкина мы знаем, что эти детские впечатления были сильными и волнующими (стихотворение „Сон“). Те же сказки и песни няни сохранили впоследствии и для зрелого поэта свое непосредственное очарование. Напомним часто цитируемые в научной литературе письма Пушкина к брату, к П. А. Вяземскому о сказках и песнях, которые он слушает снова от няни в Михайловском; напомним стихотворение „Зимний

- 198 -

вечер“,1 а также грустное раздумье последних лет поэта: „Не слышу... Ее рассказов,2 мною затверженных От малых лет, но никогда не скучных“ („Вновь я посетил...“, 1835, вариант).

В лицейский период и в годы, предшествовавшие южной ссылке, поэт не мог остаться вне поэтического круга многочисленных „русских народных песен“, созданных поэтами, его старшими современниками и сверстниками. В этих русских песнях элемент западноевропейской сентиментальной любовной лирики преобладает; немногие образы и стилистические формы крестьянского фольклора звучат здесь как элемент стилизованный, украшающий, с оттенком экзотики.

Таковы ранние песни М. В. Попова, таково огромное количество песен в рукописных сборниках XVIII в., таково и большинство стихотворений авторов XVIII в., помещенных анонимно как народные в чрезвычайно популярном в быту города и усадьбы в конце XVIII и в начале XIX в. сборнике Чулкова (1770—1774) и в новом его издании, дополненном Новиковым (1780).

Чулков как и переиздавший его сборник Новиков не проводили никакой грани между крестьянским фольклором и песенной лирикой и пасторалями своих современников. Этот новый сплав в области текста и в области музыки (сильно итальянизированной) и воспринимался с конца XVIII в. как „русская народная песня“.

Мы знаем, что песенник Чулкова и Новикова был настольной книгой Пушкина; его материалами поэт часто пользовался, но поэтическое чутье и крепко усвоенные с детства элементы фольклора помогли ему уже в годы юности разграничивать народно-творческое непосредственное начало от позднейших стилизованных песен.

В то время как печатались в журналах, в песенниках и распевались в быту стилизованные „русские песни“ И. И. Дмитриева, Ю. А. Нелединского-Мелецкого, А. Ф. Мерзлякова (им подражал и дядя поэта — Василий Львович), когда лицейские товарищи Пушкина писали и тексты, и музыку к подобным песням (Дельвиг, Яковлев), когда поэты из крестьян, хорошо знавшие свою деревенскую бытовую песню, всё же шли по руслу модного песенного течения, юный Пушкин остался в стороне от этого течения. Лишь в стихотворении „К Наташе“ (1814) звучат, и то не очень ярко выраженные, стилистические обороты и песенно-речевые интонации этого типа русских песен-романсов. В раннем стихотворении

- 199 -

„Под вечер осенью ненастной“ (1814), вскоре и прочно укрепившемся в городском песенном быту (песенники,1 лубочные картинки, репертуар шарманщиков, о чем пишет А. Н. Островский в комедии „Шутники“, д. II, явл. 4), звучит уже новая фольклорная струя, проникшая в городской быт из крестьянских повествовательных баллад на реальные бытовые темы.

В эту же струю песен-рассказов влилась и, данная Пушкиным первоначально как „молдавская песня“, „Черная шаль“, печатавшаяся уже с 1825 г. в песенниках как анонимная народная песня.

Всё это свидетельствует о том, что впечатления детства от сказок, от песен, от народных лубочных книжек были настолько сильны у юноши-Пушкина, что служили ему как бы противоядием против „заражения“ модными песенными течениями, шедшими в разрез с песнями няни и бабушки.

Только из живой звучащей речи окружавших юного Пушкина близких ему лиц, а не из литературных источников поэт мог позаимствовать элементы просторечья, которые мы встречаем в „Городке“ (1815); из элементов устно-бытового песенного репертуара поэт мог создать песню-сатиру „Вкруг я Стурдзы хожу“ (1819, имитация песни „Круг я печки хожу“) или „Жив, жив курилка“ (имитация начала детской игровой песни; см. Сборник И. Прача, № 136).

Из живой речи и из фольклорной традиции заимствовал Пушкин и те элементы просторечья, которые вызвали известные упреки в „мужиковстве“ „Руслана“ на страницах „Вестника Европы“.

Период южной ссылки обогащает поэта новыми живыми фольклорными впечатлениями (песни донских, кубанских казаков и др.). В практическое усвоение Пушкиным народного языка и поэзии теперь вносится струя критического осознания им значения, ценности и направленности этих элементов.

М. К. Азадовский в работе „Пушкин и фольклор“2 убедительно доказывает воздействие на отношение Пушкина к фольклору декабристов, с которыми поэт тесно связан был в период южной ссылки. Существенно и то, что К. Ф. Рылеев совместно с А. А. Бестужевым первые оценили народные песни как агитационное средство. Оба декабриста создали ряд песен на ходовые мелодии народных и солдатских песен, перефразируя их текст, чтобы внедрить в массы близкие и понятные им песни, но с новым идеологическим содержанием (ср. „Ах, тошно мне“, „Царь наш, немец прусский“, „Ты скажи, говори“, „Уж как шел кузнец да из кузницы“, совместно написанные Рылеевым и Бестужевым).

- 200 -

Взгляд Пушкина на фольклор становится всё шире и глубже: „Но есть у нас свой язык; смелее! — песни, обычаи, история, сказки“. Фольклор ставится Пушкиным в один ряд с обычаями и с историей; фольклор должен помочь созданию русского литературного языка.

Под влиянием декабристов, проявивших большой интерес к казачьим и так называемым „разбойничьим“ песням, в которых выразилась вековая народная жажда освобождения и вражда к угнетателям, Пушкин начинает с еще большим вниманием вслушиваться в эти мотивы крестьянских песен.

Первым творческим результатом нового отношения Пушкина к фольклору и итогом живого воздействия на поэта народных песен явилась поэма „Братья разбойники“. Новейшие исследователи поэмы В. А. Закруткин1 и Н. К. Гудзий2 установили воздействие на Пушкина „разбойничьих“ песен (в большинстве своем это — песни разинского цикла); с частью из них поэт был знаком раньше из Чулковского песенника. Изучение донских и кубанских казачьих песен может дать еще кое-что новое в освещении текста и источников „Братьев разбойников“.

„Фольклорные интересы Пушкина в михайловский период являются прямым продолжением тем и интересов, возникших на юге“, — пишет М. К. Азадовский.3 Действительно, пушкинские записи песен свидетельствуют о том, что поэт выбирал для записи преимущественно песни, характеризующие обычаи народа, темы исторические, повествовательные.4

Своим тонким чутьем, своим глубоким проникновением в народное творчество Пушкин воспринял народные песни так, как их понимал сам народ. „Песня — притча о жизни“, „песня — быль“, так гласит часто повторяемое певцами изречение.

Период южной и михайловской ссылки поэта был стадией прогрессивного романтизма, идеологические черты которого раскрыты в работе Б. С. Мейлаха.5 В годы михайловской ссылки в отношении к народному творчеству Пушкин стоит уже на грани художника-реалиста, трезвого ученого, историка и почти филолога, значительно опередившего

- 201 -

фольклористов своего времени, нередко подправлявших тексты своих записей, игнорировавших местную лексику.

Ряд фактов свидетельствует о том, что для Пушкина, поэта, пристального наблюдателя речи и фольклора, превалировали слуховые восприятия.

Преобладание у Пушкина звуковых образов над графическими словесными является, вероятно, причиной того, что детские впечатления от сказывания сказок и пения песен оказались сильнее последующего чтения юношей-поэтом стилизованных песен в альманахах и журналах. Звуки живой речи воздействовали на поэта сильнее, ярче, чем зрительные формы литературного языка. Аналогичный процесс наблюдаем у ребенка-Горького, с трудом заучивавшего стихи по книге, но помнившего множество песен и сказок бабушки.

Пушкин проявлял живой интерес и к музыкальной стороне песен. Поэт часто просил старуху Ушакову, в московском доме которой он часто бывал в 1826—1827 гг., диктовать ему известные ей русские народные песни и повторять их напевы.1

Композитор А. Н. Верстовский сообщает, что он часто играл Пушкину песню эпохи Петра I „На матушке, на Неве-реке молодой матрос корабли снастил“, и эта песня, по словам Верстовского, „приводила его в восторг“.2

„Кто из знавших коротко Пушкина, не слыхал, как он прекрасно читал русские песни“.3

Ряд аналогичных фактов в совокупности свидетельствует о высокоразвитых слуховых восприятиях поэта, о тесной связи музыки речи и напевов в его творческом сознании.

Записывая русские народные песни тщательно в большом количестве, циклами, с примечаниями, Пушкин уже в Михайловском, повидимому, задумал осуществить научное издание песен, предполагая его осуществить совместно с С. А. Соболевским (1828 г.). Н. М. Языков писал брату 16 декабря 1831 г.: „Пушкин говорит, что он сличил все доныне напечатанные русские песни и привел их в порядок и сообразность... ведь они издавались без всякого толку“.

12 октября 1832 г. П. В. Киреевский пишет Н. М. Языкову, что Пушкин „намерен как можно скорее издавать русские песни, которых у него собрано довольно много“.4

Сохранился автограф чернового наброска плана предисловия поэта к предполагаемому сборнику. После заголовка „Вступление“ и слов „оригинальность отрица...“ (вероятно, „отрицательного сравнения“)

- 202 -

в этом эскизе следует перечень исторических песен; в особую рубрику выделены казацкие и свадебные песни.

В предполагавшемся сборнике, как и в записях песен, Пушкин был верен преобладающему у него интересу к песням конкретно-повествовательным, свидетелям быта, исторического прошлого, неуклонной воли народа к освобождению.

_________

Творческое использование Пушкиным русской народной песни — особая значительная тема исследования. Мы остановимся только на некоторых наиболее ярких известных фактах влияния песенного фольклора на творчество поэта.

Широкий размах, удальство, воинственный запал, на ряду с этим и задорная шутка, темы о тихом Доне, о коне, о боевых схватках, — все эти типичные черты донских казачьих песен, отчасти стиль и интонации этих песен улавливаются в стихотворениях Пушкина 1829 г. „Дон“, „Делибаш“, „Был и я среди донцов“.

Стихотворение 1822 г. „Узник“ („Сижу за решеткой...“), повидимому, также навеяно народной песней. Мы знаем две редакции народной песни „Орёлик“: одна — „Летавши по воле орел молодой“ встречается чаще на Севере, другая восходит несомненно к Пушкинскому „Узнику“.1

Записи русских народных песен 1825—1828 гг.2 свидетельствуют о том, что Пушкин старался разгадать своеобразие ритмической структуры народных песен с целью их усвоить в своей творческой практике.

В плаче Ксении по женихе („Борис Годунов“) явно звучат интонации и стиль народных причитаний (ср. интонационную структуру записанных Пушкиным причитаний невесты, стр. 284, № 6; стр. 289, № 13).

„Евгений Онегин“, особенно главы IV, V, VI, напасанные в Михайловском, наполнены преданиями простонародной старины и звучащей песней. „В избушке распевая, дева прядет...“ (гл. IV, строфа XLI); пастух поет у памятника Ленского (гл. VII, строфа VII), „две песенки старинных дней“ упоминаются в гадании Татьяны (гл. V, строфа VIII: „Там мужички-то всё богаты“).3

- 203 -

В период создания сказок, повестей, драматических и исторических сочинений Пушкин сам становится в ряды гениальных мастеров фольклора, проявляя в своем творчестве много раз повторявшийся в истории культуры русского народа процесс усвоения чужого материала и переработки его до уровня самобытного национального искусства.

Мы наблюдаем в творчестве поэта в 1830-е годы, с одной стороны, синтез различных фольклорных жанров, а с другой, их анализ по социальным категориям и применение как красочного социально-стилевого материала, характеризующего ту или иную общественную среду или персонаж.

Некоторые пушкинские сказки облечены в ритмическую форму народно-песенных жанров. Местами слышится в них былевой трехударный тонический народный стих. Из сочетания сюжетов и образов народно-сказочного эпоса с интонациями и ритмом русского былевого эпоса получился новый сказочно-песенный жанр неповторимых музыкальных сказок Пушкина.1

В „Русалке“ (сцена „Княжеский терем“) Пушкин воспользовался своими наблюдениями над свадебным обрядом и песнями, записанными в Михайловском.2

„Русалка“ Хор. 1) Сватушка, сватушка,     Бестолковый сватушка!     По невесту ехали,     В огород заехали,     Пива бочку пролили,     Всю капусту полили,     Тыну поклонилися,     Верее молилися:     „Верея ль, вереюшка,     Укажи дороженьку     По невесту ехати“. 2) Сватушка, догадайся,     За мошоночку принимайся,     В мошне денежка шевелится,     К красным девушкам норовится.

Свадебные песни в записи             Пушкина 1) Бестолковый сватушко,     По невесту ехали,     В огород заехали,     Пива бочку про̀лили     Всю капусту по̀лили,     Верее молилися:     „Верея, вереюшка,     Укажи доро̀женьку     По невесту ехати!“         (Стр. 296, № 23) 2) Сватушко, догадайся!     За мошёночку принимайся!     В мошне денежка шевелится     К красным девушкам норовится.

                    (Конец песни, стр. 297, 298, № 24 и № 25)

- 204 -

Сват. <..............> На, на, возьмите, не корите свата.	Станешь дарити — Не стану корити.             (Конец песни, стр. 296, № 21.)
Один голос. По камушкам, по желтому песочку Пробегала быстрая речка.	Между гор по каменью Серебром ручей бежит,             (стр. 282, № 2.) Течешь, речка, не колыхнешься, На крутой берег не взо̀льешься, Желтым пе.ском не возмутишься.                     (стр 302, № 31).3

Как известно, песенный материал для „Капитанской дочки“ Пушкин заимствовал из сборника Чулкова — Новикова 1780 г. и из сборника Ив. Прача 1790 г., как доказал акад. А. С. Орлов.4 Указание А. С. Орлова подтверждается автографом повести, где приведено начало песни „Не шуми, мати...“ и добавлено Пушкиным — „и проч. стр. 147“ — ссылка на страницу экземпляра сборника Чулкова — Новикова.5

В „Домике в Коломне“ Пушкин упоминает „жалобные напевы“ популярных сентиментальных песен, получивших, благодаря песенникам, распространение в городской среде: романс на слова И. И. Дмитриева с музыкой или Ф. М. Дубянского или Ф. Тица и песенку Ю. А. Нелединского-Мелецкого с мелодией Себастьяна Жоржа.

*

Русская народная песня была неизменным спутником всей жизни поэта.

Восприняв в детские годы интуитивно непосредственно звучащий материал живой речи, сказок, песен, Пушкин, по мере расширения своего кругозора и углубления в различные стороны общественной и творческой жизни народа, находит в фольклоре, в частности и в русской народной песне, всё новые элементы.

_______

- 205 -

ПРИЛОЖЕНИЕ I

ТЕКСТЫ ПЕСЕН, ЗАПИСАННЫХ В ПУШКИНСКОМ ЗАПОВЕДНИКЕ В 1937 г.

№ 6.1 „Боярышная“ (свадебная). Поется при выходе невесты на крыльцо. Записана от С. Е. Кучерихи.

1.	Ах, зацим, сестрицы, пособралися,	4.	Сама дагодалася молоденька,
	Зацим, ластушки, посляталися?		Наверно, продумал2 меня
2.	Ах, ежели б да на супредки		родитель мой,
	Шли бы с прялоцкой.	5.	Наверно, продумал меня
3.	А если на игрища		родитель мой,
	То шли бы с забавоцкой.		Продумала — сударыня матушка.
№ 7. „Барашек“. Записана от С. Е. Кучерихи.
1.	Жана моя, жо́на Жана молодая. Припев: Вот и люли, люшеньки	11.	Ты сходи к обедне, Богу помолися.                Припев.
	Жана молодая.	12.	Слава тебе, господи,
2.	Жана молодая		Два денька проходят.
	Горазд хитра была.		Припев..
	Припев: Вот и люли, люшеньки,	13.	Два денька проходят,
	Горазд хитра была.		Третий наступает.
			Припев.
3.	Горазд хитра была,	14.	Муж сходил к обедне,
	Мужа омманила.		Богу помолился.
	Припев.		Припев.
4.	Прошлой ноцью было	15.	Жана моя, жо́на,
	Янилась3 овецка.		Жана молодая,
	Припев.		Припев.
5.	Янилась овецка,	16.	Жана молодая,
	Янила барана.		Покажи барана.
	Припев.		Припев.
6.	Жана моя, жо̀на	17.	Муж мой, муженёцек,
	Жана молодая,		Ясный соколоцек.
	Припев.		Припев.
7.	Жана молодая,	18.	Я того барана
	Покажи барана.		В поле прогоняла.
	Припев.		Припев.
8.	Муж мой, муженецек.	19.	В поле прогоняла.
	Ясный соколоцек.		Откуль взялись волки.
	Припев.		Припев.
9.	Я того барана До трех дён не смотрю.                Припев.	20.	Этого барана Тут же разорвали.                Припев.
10.	На третёй денёцек Ты сходи к обедне,                Припев.	21.	Што-й-то за барашек В красной-то рубашке.                Припев.

- 206 -

№ 8. М. Е. Иванова, от которой записана мелодия песни, запомнила только начало текста: „Закатилось тёплое солнышко все за темные луга“.

№ 9. М. Е. Иванова запомнила только начало песни:

1. В цистом поле, в поле при долине,
    Там стояла берёзушка бела.
2. Што под этой под берёзой
    Там сидела Пава.
3. Эта Пава крицит Павла
    Пава дорогая...1

№ 10. Причитание невесты-сироты. Записана от М. Е. Ивановой.

Спрошу то я в тебя, сударыня-матушка,
Што за цим жо к нам пособралися красные девушки,
Ни по прежнему ко мне собиралися красные девушки.
Ино продумали горькую сиротушку.
Что надоела я тобе, сударынька-матынька,
Надоела-то я тобе веселыим гуляньицем.
А еще надоела я тобе светлыим платьицем.
Всё не думала я горюшко, сиротинушка,
Што продумали меня, горькую сиротинушку.
Мне бедной сиротинушке ноць не спалося.
Приляцел ко мне ясён сокол,
Вынимал с моей косы алы лентоцки,
Приносил ко мне златой венец.
Не думала я, горька сиротинушка,
Што продумала меня сударыня-матынька.
Беднёшенько мне на тебя, горькой сиротоньке,
Кабы был в меня родитель-батюшко,
Не продумал бы меня горькую сиротушку,
                                   такую молодёшеньку.

М. Е. Иванова исполнила два куплета „частушек-болтушек“, почти сказывая мелодические контуры уловить не удалось):

1.	Моя молодость проходит,	2.	Меня тятенька просватал,
	Что с высокой трубе дым,		В поле сеяли овёс.
	Меня батюшка просватал,		А по дому выйти можно,
	Я не гуливала с ним.		Горазд малец не хорош.

№ 11. „Частушки-болтушки“ о Пушкине (произведение очень слабое по качеству текста). Записаны от Натальи Петровны (дер. Зимари). Напев и степенное, неторопливое их исполнение анологичны севернорусским частушкам.

1.	По могилоцки ходила,	4.	Гробову доску разрою
	Пташецкой взвивалася.		Тоцу2 белую смахну.
2.	Стала Пушкина будиць,	5.	Погляди, Пушкин, на нас,
	Слезам обливалася.		Как стараемся об вас.
3.	Возьму в руки я лопату —	6.	Мне кабы белой бумаги
	Могилоцку разрываць,		Да еще б вито пяро,

- 207 -

7.	Я бы срисовала глазки,	10.	Кто про Пушкина вспомянет,
	Как у Пушкина было.
8.	Какая я, такая я		Завсегда плацу горазд.2
	Бесцастная зарожена.1	11.	Век слезами хаживать
9.	Мое сцастье у саду		Да с моих веселых глаз.
	Для Пушкина слажено.

№ 12. „Зародилася я“ — городской романс 1880—1890-х годов, занесенный в деревню. Пели его дуэтом Наталья Петровна и Екатерина Ивановна (дер. Зимари). Перед исполнением этой песни, которую исполнительницы ценят высоко, Наталья Петровна сказала: „Надо такие петь, чтобы книгу развернуть было“. Очевидно, это указывает на литературное происхождение песни.

Зародилася я, как в поле былинка,3
Лет с пятнадцати я по людям ходила,
Где дяцей я кацала, там коров доила,
Подоивши я коров, в карогод4 ходила.
В карогоде я гуляла, девоцка красива,
Хоть красива да бедна, и плохо одевши.
Никто замуж не берет, девоцку за это.
Пойду с горя на мастырь,5 богу помолюся,
Не создаст ли мне господь той доли сцастливой
Не полюбит ли меня молодец красивый.
Во саду-то, во садоцке жалко пташки пели,
Не мое ли это сцастье, сцастье приляцело.6

№ 13. „Лунек“ — свадебная шуточная. Записана от Натальи Петровны (дер. Зимари). Мелодия очень сходна с очень популярной в начале XIX в. городской песенкой „Мне моркотно молоденьке“, известной из сборника Ив. Прача и многих последующих песенников. Она переведена была на французский язык и вошла в парижское издание русских песен „La Balalayka, Chansons populaires russes, traduits par Paul de Julvécourt, Paris, 1857. Ed. Déloy, Desmé“. Это — ранний образец частушечного напева западноевропейского типа (из тонов трезвучий I, IV, V ступеней лада).

1.	Лунёк по городу ходил,	6.	Лу́нек ноженьку протя́не
	Перепёлоцек соцыл7		И другую протягне́.
2.	Перепелок не нашел,	7.	Лу́нек крылышком тряпёхне
	Сам заплакал и пришёл.		И другим тряпехне́.
3.	У́стал, у́стал наш лунёк,	8.	По головушке подроци,8
	У́стал милый животок.		По другой стороне.
4.	Ты присядь, присядь лунёк,	9.	Ты устань, устань лунёк,
	Присядь, милый животок.		Устань, милый животок.
5.	По-малёшеньку,	10.	Я пошёл, лунёк, плясать,
	По-тихошеньку.		Я пошёл, лунёк, страдать.

- 208 -

№ 14. „Процекал руцей“. Записан от Натальи Петровны (дер. Зимари).

1.	Процекал руцей		Спаць полягуць,
	Да рецка быстрая,		Спаць полягуць,
	Да рецка быстрая,	7.	Спаць полягуць
	Да вода цистая.		Да поразоспутца,
2.	Как на этой на реке		Да с лавок свалются,
	Да я воду брала,		Да мамки хватются.
	Диво видела	8.	Эх, родный батюшка,
	Непомерное.		Родный батюшка,
3.	Муж коня поил,		Где наша матушка,
	Не коня поил,		Где наша матушка?
	А жану губил,	9.	Ваша матушка,
	А жану губил.		Ох, ваша матушка,
4.	А жана ему		Да во сыром бору,
	Слово мурнула:		Да бере ягоды.
	„Не губи ты меня	10.	Родный батюшка,
	Среди белого дня,		Да со-донской казачушка,
5.	А губи-тко меня,		Омманул ты нас,
	А губи-тко меня		Омманул ты нас.
	Да цёмной ноцушкой,	11.	Ох, наша матушка,
	Ах, цёмной ноцушкой.		Да во болотинки,
6.	Ах, цёмной ноцушкой		Да во болотинки,
	Малы детушки		Да под колодинкой.

ПРИЛОЖЕНИЕ II

МЕЛОДИИ ПЕСЕН

- 209 -

- 210 -

Сноски

Сноски к стр. 183

¹ Примечание в сборнике „Песни, собранные П. В. Киреевским“ (новая серия, изд. под редакцией акад. В. Ф. Миллера и проф. М. Н. Сперанского, вып. 1, М., 1911, стр. 54).

² А. С. Пушкин, „Полное собрание сочинений в девяти томах“, т. III, „Academia“, 1935, стр. 407—408; здесь в комментариях даны все сведения об автографах песенных записей Пушкина.

³ Большую помощь оказали мне, указав на исполнительниц песен и познакомив меня с ними, ленинградский педагог Л. П. Богданова, работавшая в детской экскурсионной туристской станции Ленинградского отдела народного образования в дер. Зимари, профессор Педагогического института в Ростове-на-Дону К. А. Иеропольский, проживавший летом 1937 г. в деревне Савкино в доме М. Е. Ивановой, от которой мною записан ряд песен, и учащиеся ленинградских средних школ Л. Брылькова, В. Зальпауш, С. Лазаревич, Н. Михайлов, Н. Королькова.

Сноски к стр. 184

¹ В № 3—4 литературно-художественного журнала „В наши дни“ (изд. газеты „Пролетарская Правда“, г. Калинин, 1937) напечатан ряд легенд о Пушкине, записанных О. В. Ломан в дер. Бугрово близ Пушкинского заповедника. Нового конкретного материала, основанного на передаче подлинных фактов, в этих записях нет. Все собранные О. В. Ломан легенды о Пушкине восходят к фактам, известным в литературе о Пушкине (запись поэтом песен от слепцов, дуэль, „хоронить везли крадком“) или созданы в новое время под впечатлением бесед советских лекторов (Пушкин „барщину снял с крестьян“, „из Петербурга выслан за то, что мужиков любил“ и т. п.).

Сноски к стр. 185

¹ Ср. А. С. Пушкин, „Полное собрание сочинений в девяти томах“, т. III,. „Academia“, 1935, стр. 283, № 5 (мелодия песни — в нашем нотном приложении II, № 1). В дальнейшем записи песен у Пушкина цитируем по данному изданию (т. III), поэтому указываем только страницы и номера песен.

² Сыта — медовое питье.

³ „Песни русского народа“. Изд. Русского географического общества, СПб., 1899, стр. 311.

⁴ После этой строки, вероятно, переписчиком пушкинского автографа пропущена строка: „Тыну поклонилися“. Она необходима по ритму напева. Стих этот имеется в тексте „Русалки“ („Княжеский терем“), где песня цитируется буквально.

⁵ Кацарык — кочан капусты.

Сноски к стр. 187

¹ В. Дашков. „Описание Олонецкой губ.“. 1842, стр. 211.

² Кижская волость. — П. Н. Рыбников. „Песни“. Петрозаводск, 1862, стр. 388.

³ Напечатан в „Этнографическом сборнике“ (изд. Русского географического общества, вып. I—II, СПб., 1853, стр. 357).

Сноски к стр. 188

¹ Растошнися — востоскуйся.

² Ср. аналогичный конец песни „Трубчистая коса“ (запись от Кучерихи).

³ Напечатан в „Этнографическом сборнике“ (изд. Русского географического общества, вып. I—II, СПб., 1853, стр. 257).

⁴ Изд. Русского географического общества, СПб., 1899, стр. 99.

Сноски к стр. 189

¹ Мезенский и архангельский варианты см. в сборнике „Песни, собранные П. В. Киреевским“ (новая серия, вып. 1, №№ 8 и 28); там же, стр. 357 — московский и стр. 353 — тульский варианты.

² В. Дашков. „Описание Олонецкой губернии“. СПб., 1842, стр. 210.

³ „Русские плачи“. Изд. „Советский писатель“, 1937, стр. 236.

Сноски к стр. 190

¹ „Песни северо-восточной России“, записанные А. Васнецовым в Вятской губ. М., 1894, стр. 257.

² Изд. Русского географического общества, 1899, стр. 122.

³ „Песни, собранные П. В. Киреевским“, новая серия, вып. 1, № 48.

⁴ См. „Сборник русских народных песен“ Н. А. Римского-Корсакова, ч. II, СПб., 1876, стр. 68, № 74.

⁵ См. „Крестьянские песни“, записанные в селе Николаевке, Мензелинского уезда, Уфимской губ. Н. Пальчиковым, 2-е изд. Юргенсона, М., 1896, стр. 198.

⁶ „Сказания русского народа“ (СПб., 1838, стр. 186), „Песни русского народа“ (СПб., 1838, стр. 196) и „Песни северо-восточной России“, записанные А. Васнецовым в Вятской губ. (М., 1894, стр. 260).

⁷ Огиз—Севгиз, Архангельск, 1936, стр. 48—49.

⁸ „Песни, собранные П. Н. Рыбниковым“, ч. III, Петрозаводск, 1864, стр. 363.

⁹ „Сборник русских народных песен“ А. К. Лядова, 1898, № 12.

¹⁰ „Песни, собранные П. В. Киреевским“, новая серия, вып. 1, №№ 302, 346, 409, 414, 466, 585, 898.

¹¹ „Русский Филологический Вестник“, т. XXVIII, Варшава, 1892, стр. 78.

¹² Р. В. Шейн. „Белорусские народные песни“. СПб., 1874.

Сноски к стр. 191

¹ В печати известно свыше ста вариантов двух записанных Пушкиным песен о Разине (см. „Песни и сказания о Разине и Пугачеве“, вступительная статья А. Н. Лозановой, изд. „Academia“, 1935, стр. 409).

² „Песни русского народа“. Изд. Русского географического общества, 1899, стр. 263.

³ „Великорусские песни в народной гармонизации“, записанные Е. Э. Линевой, вып. II, Песни новгородские. Изд. Академии Наук, 1909, стр. 38.

⁴ Изд. 1780, ч. I, №№ 134, 137.

Сноски к стр. 192

¹ Сборник этот был в библиотеке Царскосельского лицея, позже и в личной библиотеке Пушкина.

² „Вот эту пачку, — сказал Киреевский, — дал мне сам Пушкин и при этом сказал: «Когда-нибудь от нечего делать разберите-ка, которые поет народ и которые смастерил я сам». И сколько ни старался я разгадать эту загадку, — продолжал Киреевский, — никак не могу сладить. Когда это мое собрание будет напечатано, песни Пушкина пойдут за народные“ (Ф. Н. Буслаев. „Мои воспоминания“. „Вестник Европы“, 1891, октябрь).

Сноски к стр. 193

¹ Приведена в статье Н. О. Лернера „Песенный элемент в «Истории Пугачева»“ („Пушкин 1834 г.“, Пушкинское общество, 1934, стр. 11).

² Сб. „Рукою Пушкина“, 1935, IX отдел, стр. 457.

³ „Песни русского народа“. Изд. Русского географического общества, СПб., 1899, стр. 225, „семейная“.

⁴ „Великорусские народные песни, собранные акад. А. И. Соболевским“, т. VI, 1898, стр. 328; ср. также т. I, 1895, №№ 17—20.

⁵ „Очерки быта уральских казаков“, т. III, 1888, стр. 124.

⁶ „Сборник уральских казачьих песен“. СПб., 1890. — Ср. „Великорусские народные песни, собранные акад. А. И. Соболевским“, т. VI, № 131.

Сноски к стр. 194

¹ „Северные русские народные песни“, собраны А. Я. Колотиловой, обработаны С. Бугославским. ОГИЗ — Севгиз, 1936, № 34, стр. 34. — См. также „Песни Пинежья“, под общей редакцией Е. В. Гиппиуса, т. II. Изд. Академии Наук СССР, М., 1937, стр. 187.

² „Великорусские песни в народной гармонизации“, записанные Е. Э. Линевой, вып. II. Изд. Академии Наук, 1909. — „Песни, собранные П. В. Киреевским“, вып. I. М., 1911, Добавление II, №№ 1801, 1928.

³ „Великорусские народные песни, собранные акад. А. И. Соболевским“, т. I СПб., 1895, №№ 127, 128.

⁴ „Песни, собранные П. В. Киреевским“, вып. II, ч. 2, №№ 2418, 2422.

⁵ „Пушкин и его современники“, вып. 38—39, 1930.

Сноски к стр. 195

¹ П. В. Шейн. „Великорусе“, т. I. СПб., 1900, 89—90.

² „Быт русского народа“, т. II. СПб., 1848.

³ „Великорусские песни в народной гармонизации“, вып. II. Изд. Академии Наук, 1909, стр. 30.

⁴ А. С. Пушкин, „Полное собрание сочинений в шести томах“, т. II, „Academia“, стр. 116.

⁵ „115 русских народных песен“. М., 1868, вып. II, № 9.

⁶ Т. I, № 39; см. в этом же томе вологодский вариант, № 28.

⁷ „40 народных песен, собранных Т. И. Филипповым и гармонизированных Н. А. Римским-Корсаковым“. М., 1882, стр. 23—24, № 9.

⁸ Новгородские песни, записанные Е. Э. Линевой, стр. 40.

Сноски к стр. 196

¹ „Великорусские песни в народной гармонизации“, вып. I. Изд. Академии Наук, 1904, стр. 67.

² А. С. Пушкин, „Полное собрание сочинений в шести томах“, т. V. „Academia“, 1936, стр. 368.

Сноски к стр. 197

¹ Словарный материал Пушкинского заповедника берем из работы К. А. Иеропольского „Говор дер. Савкино, Пушкинского района, Псковского округа“ („Известия по русскому языку и словесности Академии Наук СССР“, Л., 1930, т. III, кн. 2).

Сноски к стр. 198

¹ В стихотворении „Зимний вечер“ поэт просит няню спеть две песни. Первая — „За морем синичка не пышно жила“, напечатана в 1-й части песенника Чулкова (№ 196), а с мелодией в сборнике Ив. Прача (№ 94); вторая — „По улице мостовой шла девица за водой“, имеется также в сборнике Прача (№ 37). На экземпляре сборника Прача (изд. 1806 г.), хранящемся во Всесоюзной библиотеке им. В. И. Ленина, имеется пометка бывшего владельца этого сборника В. Ф. Одоевского: „появилась около 1811 г.“. Обе песни по мелодической структуре — поздние городские песни. Возможно, что Арина Родионовна усвоила их из репертуара „барышень“ дворянского круга.

² Вар.: распевов.

Сноски к стр. 199

¹ „Песни казанских студентов 1840—1868 годов“, собрал А. П. Аристов. СПб., 1904. Здесь напечатана популярная в городском быту мелодия песни „Под вечер осени ненастной“.

² „Временник Пушкинской комиссии“, т. 3, 1937, стр. 752—782. — „Литература и фольклор“, Л., 1938.

Сноски к стр. 200

¹ „«Братья разбойники» Пушкина“. „Ученые записки Государственного Педагогического института им. Герцена“, т. II, 1936. — Его же. „Разбойничий фольклор в «Братьях разбойниках» Пушкина“. „Резец“, 1936, № 2.

² „«Братья разбойники» Пушкина“. „Известия Академии Наук СССР. Отделение общественных наук“, 1937, № 2—3.

³ „Временник Пушкинской комиссии“, т. 3, 1937, стр. 158.

⁴ Пушкин находил опору своим воззрениям на народное творчество у своих друзей декабристов. Кюхельбекер в „Мнемозине“ (1824, ч. II, стр. 42) писал: „Вера праотцев нравы отечественные, летописи, песни и сказания народные лучшие, чистейшие, вернейшие источники для нашей словесности“ (см. подробнее в книге Б. С. Мейлаха „Пушкин и русский романтизм“, 1937, стр. 105). А. Бестужев писал о том, что „новое поколение людей начинает чувствовать прелесть языка родного и в себе силу образовать его.“ („Полярная Звезда, на 1823 г.“, стр. 43).

⁵ „Пушкин и русский романтизм“. Изд. Академии Наук СССР, 1937.

Сноски к стр. 201

¹ Л. Майков. „Пушкин“. 1899, стр. 362; запись Н. С. Киселева.

² „Щукинский сборник“, вып. 9, М., 1910, стр. 362.

³ „Москвитянин“, 1843, т. II, стр. 237 (цитируем по статье акад. В. Ф. Миллера „Пушкин, как поэт-этнограф“, 1899).

⁴ Цитирую по сборнику „Рукою Пушкина“ (1935, отдел IX).

Сноски к стр. 202

¹ Таковы два варианта, напечатанные в сборнике „Песни донских и кубанских казаков“, составленном С. Бугославским и И. Шишовым (Музгиз, 1937, стр. 58—59). Первый вариант едва ли восходит к стихотворению Пушкина; он, вероятно, является той народной песней, которая навеяла Пушкину его „Узника“. Этот вариант повсеместно распространен; его записывали и на Севере и в глуши старых центральных губерний, куда не проникало тогда еще творчество Пушкина (см. мою запись вологодского варианта песни в сборнике „Песни революции, к 30-летию 1905 года“, Музгиз, 1935, стр. 20).

² Сб. „Рукою Пушкина“, 1935, стр. 306—319.

³ Песню „У Спаса в Чигасах за Яузою“ Пушкин мог найти в популярном песеннике Глазунова 1819 г. или в иной редакции, более близкой к тексту, упоминаемому в романе, мог слышать и в Михайловском. Эта редакция песни записана в селе Бобровки Тверской губ., Ржевского уезда: „И шли смярды богатеи, грябли золото лопатами“ („Этнографический сборник“, изд. Русского географического общества, вып. I—II, СПб., 1853, стр. 275). Вариант этой песни см. также в сборнике „Песни северо-восточной России“, записанные Александром Васнецовым в Вятской губ. (М., 1894, стр. 241).

Сноски к стр. 203

¹ В 1820-х — начале 1830-х годов былины (термин этот введен в науку Сахаровым в 1830 г.) назывались „богатырскими сказками“, что могло дать Пушкину импульс к сближению сказок с былинами.

² Ср. наблюдения С. М. Бонди: А. С. Пушкин, „Полное собрание сочинений“, т. VII, Академия Наук СССР, 1936, стр. 633.

³ Ср. замечание С. М. Бонди: Пушкин, „Полное собрание сочинений“, т. VII, Академия Наук СССР, 1936, стр. 633, прим. 3.

⁴ См. статью „Народные песни в «Капитанской дочке» Пушкина“ („Художественный фольклор“, вып. 2—3, изд. Государственной Академии художественных наук, М., 1927, стр. 80—95).

⁵ Сб. „Рукою Пушкина“, 1935, стр. 617.

Сноски к стр. 205

¹ Первые пять номеров входят в вышерассмотренный пушкинский цикл.

² Продумал — просватал.

³ Янилась — ягнилась

Сноски к стр. 206

¹ Среднерусские варианты этой песни см. „Песни, собранные П. В. Киреевским“, вып. II, ч. 2, №№ 1983, 240, 2685.

² Тоца — ткань, покрывало.

Сноски к стр. 207

¹ Зарожена — рождена.

² Плацу горазд — склонен к плачу.

Сноски к стр. 206

³ Каждая строка песни повторяется.

⁴ Карогод — хоровод.

⁵ На мастырь — в монастырь.

⁶ М. Горький приводит в „Моих университетах“ часть песни, сочиненной, по его словам, вором Башкиным: „Некрасива я, бедна, плохо я одета, никто замуж не берет девицу за это“.

⁷ Соцыл — искал.

⁸ Подроци — потрогает.