546
Пушкинский номер журнала французских компаратистов [„Revue de littérature comparée“. Janvier-mars, 1937. Centenaire de la mort de Pouchkine (1837—1937). Paris, 260 p.]
Среди юбилейной научной литературы о Пушкине, появившейся за рубежом, привлекает внимание специальный, посвященный ему номер журнала „Revue de littérature comparée“. Уже самый факт появления в виде очередного „пушкинского“ номера одного из наиболее солидных научных журналов, выходящих в настоящее время в Европе, подчеркивает то значение, которое придает изучению Пушкина западноевропейская наука. Многие ученые на западе и в Америке заняты изучением русской литературы; за последние 50 лет издано за рубежом около десятка больших монографий о русских писателях, громадное количество статей рассеяно по журналам, но впервые мы имеем перед собою специальный сборник, содержащий в себе работы нескольких крупных ученых.
Книга хорошо оформлена. На обложке воспроизведен автопортрет Пушкина (из ушаковского альбома). Вначале помещено факсимиле начала французского письма Пушкина к Н. Н. Гончаровой от 4-го ноября 1830 г. Инициатива издания принадлежит редакции журнала „Revue de littérature comparée“, объединяющего французских компаратистов. Главе их, основателю журнала, профессору Фернанду Бальденсперже (Fernand Baldensperger) принадлежит одна из наиболее интересных и ценных заметок в сборнике, небольшое сообщение: „Один из первых переводчиков Пушкина во Франции: Александр-де-Розье“. Привлечение малоизвестных источников дало возможность автору собрать биографические сведения об одном переводчике „Кавказского Пленника“, современнике Пушкина, французском эмигранте, уроженце г. Нанси. Этот прозаический перевод был напечатан в журнале „Mercure de France“ в январе 1828 г. и до сих пор не был учтен библиографами. Текст перевода частично приводится. Сообщение Бальденсперже дает новый документ для изучения французских переводов Пушкина.
В этом же отделе помещены две текстологические заметки о рукописях Проспера Мериме. Первая принадлежит исследователю Мериме и комментатору его писем М. Партюрье (M. Parturier). „Неизданный перевод «Пиковой дамы» Мериме“. Речь идет о неизвестной до настоящего времени копии первого варианта перевода Мериме, переписанного рукою Сесиль Делессер-Валлон (дочь его приятельницы, Валентины Делессер). Сравнение текста с другими вариантами показывает тщательность работы Мериме над отдельными выражениями и раскрывает ход изменений текста. Вторая заметка — „Рукопись статьи Мериме «Александр Пушкин»“ — написана Пьером Жоссеран (Pierre Josserand), она дает сравнение разночтений рукописи и текста, напечатанного в свое время в журнале „Moniteur“ (январь, 1868) и недавно воспроизведенного в критическом издании Монго (Париж, 1931). Автор приводит лишь те места, где разница в выражениях значительно меняет смысл фразы. Это дает возможность получить представление о смысловом расхождении обеих редакций. Рукопись, с которой сравнивается печатный текст, хранилась в бумагах адвоката Поля Даллоза (Paul Dalloz), редактора журнала „Moniteur“.
Перечисленные небольшие сообщения представляют интерес, так как дают новый материал в области изучения и переводов Пушкина во Франции. Ряд более крупных проблемных и обзорных статей принадлежит видным французским славистам.
547
Вводная небольшая статья редактора сборника, профессора Андрэ Мазон (André Mazon), озаглавленная „Александр Пушкин“, дает общую характеристику Пушкина как национального русского поэта и создателя русского литературного языка. А. Мазон пишет: „Поэт стоит на рубеже двух эпох: конца XVIII века, которому он обязан своим воспитанием, и первой трети XIX века, определившего развитие и завершение его личности. Таким образом, в качестве европейца, он соприкасается и с энциклопедистами и с первыми чаяниями романтиков, — с Вольтером и Бомарше в такой же степени, как с Байроном и Гёте. Как русский он является выразителем и французского влияния и нового увлечения, идущего из Англии и Германии, которое позднее испытала его страна. Но со всем этим он остался настолько верен своей почве, что соотечественники обязаны ему самым высоким выражением русского гения. Для них не существует голоса более родного, чем его голос, и для них родные звуки сочетаются в нем самым совершенным образом с чужими отзвуками, которые цивилизация несет им из далеких стран“.
Следующая, так же небольшая, статья „Пушкин и заграница“ („Pouchkine et l’étranger“) принадлежит автору книги „Французская культура в России“ (Париж, 1910) и автору первой специальной монографии о Пушкине, вышедшей на французском языке (Париж, 1911) — профессору Эмилю Оман (Émile Haumant). Статья носит проблемный характер, дает общий обзор французских и английских литературных влияний, которым подвергался Пушкин, и ставит вопрос (не разрешая его) — в каком соотношении с этими влияниями находится глубоко оригинальная сущность творчества Пушкина. Далее, в сборнике идет ряд статей, характеризующих отношение Пушкина к отдельным иностранным литературам и восприятие его на западе. Статья известного специалиста по истории русского театра профессора Жюля Патуйе (Jules Patouillet) „Пушкин и Мольер“, базируясь на прежних работах автора и на современных данных советского литературоведения, ставит целью проследить и анализировать отношение Пушкина к Мольеру на всем протяжении творческой деятельности великого русского поэта. Полемизируя с Б. В. Томашевским, Патуйе приходит к выводу, что Пушкин, хотя и не подражал Мольеру в „Скупом Рыцаре“ и в „Каменном Госте“, но все же „свободно продолжал его путь“ (il l’a librement continué) в манере, свойственной его „разумному романтизму“ (romantisme assagi).
В статье автора книги „Литература в России“ (Париж, 1929), слависта, профессора Жюля Легра́ (Jules Legras) „Пушкин и Гёте“ (по поводу „Сцены из Фауста“) дается полный перевод этого отрывка на французский язык и, в сопоставлении с соответствующей частью „Фауста“, делается попытка психологического истолкования изменений, внесенных Пушкиным в трактовку темы. Полемизируя с А. Бемом,1 Легра́ утверждает, что между двумя произведениями „нет ничего общего, кроме спора о Гретхен, у Пушкина он имеет прямую связь с его мыслями и чувствами, и здесь невозможно обнаружить влияние немецкого поэта“ (стр. 128).
Вопросу о знакомстве с Пушкиным во Франции посвящена статья „Пушкин во Франции“ профессора Анри Монго (Henri Mongault), известного специалиста по русской литературе, автора нескольких больших статей о Гоголе и о Мериме, об их взаимоотношениях, о занятиях Мериме русской литературой и Пушкиным. Особенно тщательно последний вопрос освещен в предисловии к новому изданию „Этюдов о русской литературе“ Мериме (Париж, 1931). Монго собрал данные об упоминаниях Пушкина во французских журналах, начиная с 1821 г., и о переводах его произведений, начиная с отрывка из „Руслана и Людмилы“, помещенного в „Русской Антологии“ Эмиля Дюпре де Сен-Мор (Париж, 1823). Это не просто библиографическое перечисление. Автор дает характеристику переводов и критических отзывов о Пушкине, отмечая их поверхностность и неосведомленность.
Указывая, что Сент-Бёв предпочел Пушкину Бенедиктова, Монго замечает, что подобным же образом будут судить почти все французские литераторы, которые не могут прочесть стихи Пушкина в подлиннике. „Аромат“ пушкинской поэзии улетучивается при
548
переводе на другой язык (стр. 149—150). Довольно подробно Монго останавливается на статье Сен-Жюльена (Saint Julien) в „Revue des Deux Mondes“, 1847, впервые в иностранной критике возражавшего против частого сопоставления Пушкина с Байроном и указывавшего на реализм пушкинских героев. Особо говорится об отношении к Пушкину П. Мериме как переводчика и критика и о влиянии Пушкина на его творчество. Со слов Бирюкова Монго повторяет версию о том, что Л. Толстой серьезно заинтересовался Пушкиным после того, как прочел „Цыган“ в переводе П. Мериме. Этот прозаический перевод раскрыл ему все величие поэмы (стр. 155). Приводя высказывания различных „любителей литературы“ о Пушкине, Монго считает 1870 год поворотным пунктом — начинает появляться „научная“ литература о Пушкине во Франции. Он отмечает, что в 1875 г. К. Курьер (С. Courrière) в своей „Истории современной русской литературы“ называет Пушкина „величайшим гением России“. За ним следует более сдержанная оценка М. де-Вогюэ (M. de-Voguë), которую оспаривали Луи Леже (Louis Legé) и др. Наиболее ценными работами Монго считает первую монографию о Пушкине Эмиля Оман (Émile Haumant), вышедшую в Париже в 1911 г., а из современных нам книг — критическое издание (Париж, 1926) переводов пушкиниста Андрэ Лирондель (André Lirondelle) и оценку Пушкина, данную в книге Жюля Легра́ (Jules Legras) „Литература в России“ (Париж, 1929).
В одной из наших рецензий1 уже отмечены некоторые неточности, допущенные Монго в его статье. Дело идет о неправильном отождествлении переводчика Пушкина Ж. М. Шопена с братом известного композитора. Отчасти несправедлив и упрек, брошенный Монго Александру Дюма в том, что он опубликовал без имени Пушкина переводы „Метели“, „Гробовщика“ и „Выстрела“. В первом издании этих повестей, в 1858 г. в журнале Дюма „Monte-Cristo“ (№№ 24, 25, 26, 27, 29) имя Пушкина поставлено.
Помимо этих мелочей, необходимо отметить отсутствие в обзоре Монго, давшем сводку материала более, чем за сто лет, некоторых имен критиков и переводчиков и недостаточное освещение вопроса о влиянии Пушкина на французскую литературу.
Таким образом большинство статей в сборнике написано французскими учеными, группой, объединенной вокруг редакции журнала. Именно их перу принадлежат сообщения, дающие новые материалы для изучения иностранной пушкинианы.
Из остальных статей заслуживает внимания „Английская литература и Пушкин“ специалиста по русской литературе, пушкиниста, профессора Харвардского университета, Эрнеста Симмонза (Ernest J. Simmons), издавшего в 1935 г. книгу „Английская литература и культура в России“ (Кэмбридж), а в 1937 г., к юбилею, большую биографию Пушкина, вызвавшую многочисленные отклики в иностранной прессе и рецензируемую в настоящем томе „Временника“. Симмонз поочередно рассматривает в своей статье отношение Пушкина к отдельным английским писателям, начиная с лицейского периода и особенно подробно останавливается на отношении его к Байрону, Шекспиру и Вальтер Скотту. Выводы и отдельные замечания Симмонза базируются как на его собственных ранних работах, так и на работах советских литературоведов. Он не считает возможным говорить о „подражании“ Пушкина английским образцам и указывает на них лишь как на побудительный импульс в его творчестве. Стремление Пушкина к реализму вело его по собственным творческим путям.
Симмонз ставит в связь с Шекспиром „Бориса Годунова“ и „маленькие трагедии“. Он считает, что Пушкин многое воспринял от драматической структуры Шекспира — обрисовка характеров, употребление белого стиха, — но при этом подчеркивает, что отношение Пушкина к Шекспиру не походило на чрезмерный романтический энтузиазм его современников (стр. 97). Наконец, о Вальтер Скотте Симмонз пишет, что влияние его на Пушкина выразилось в том, что его произведения помогли Пушкину достичь точного равновесия в творчестве и чувства реализма, которые продвинули его на пути литературного развития (стр. 102).
549
Статья другого американского ученого — „Пушкин в Англии“ — принадлежит профессору Харвардского университета, слависту Семюэлю Кросс (Samuel H. Cross). Она построена по тому же принципу, как и статья Монго, — рассмотрение английских переводов и критической литературы о Пушкине с начала их возникновения до настоящего времени.
Автор допускает ошибку, считая, что первое упоминание о Пушкине в Англии имело место в 1828 г. в журнале „National Review“. В действительности имя Пушкина встречается там уже с 1824 г. („Westminster Review“, № 1) и в 1827 г. („Foreign Quarterly Review“, № l).
Кросс довольно подробно пишет о первых критиках Пушкина в Англии, цитируя наиболее характерные места. Наглядно выступает сдержанность и элементарность их суждений, проистекающая от недостаточного знакомства с русской литературой того времени. Из сравнительно незначительного числа упомянутых Кроссом критиков и переводчиков он выделяет Томаса Б. Шоу, автора статьи о Пушкине („Blackwood’s Edinburgh Magazine“, 1845, т. 55, 58), лично знавшего Плетнева, черпавшего свои сведения из первоисточников и проявившего большую тщательность в помещенных им в этой статье переводах. С сочувствием, как о серьезном критике и хорошем переводчике, отзывается он о В. Р. Морфилле (W. R. Morfill), писавшем и переводившем Пушкина в 80-х годах. Кросс дает перечень переводов Б. Шоу и Морфилла, помещенных в журналах.
Рассматривая позднейшие переводы Эдварда Тернера, К. Т. Вильсона и др., автор считает лучшими современные нам переводы Оливера Элтона.
Научное изучение Пушкина начинается в Англии лишь с начала XX столетия. Кросс пишет: „Понемногу начали изучать Пушкина по-настоящему, как представителя определенной эпохи, мастера личной лирики, драматурга, родоначальника реалистического романа с социальным уклоном“ (стр. 176). Далее он перечисляет главные исследования о Пушкине, заканчивая указанием на фундаментальную биографию поэта, выпущенную в 1937 г. Е. Симмонзом.
Очерк Кросса дает, таким образом, довольно суммарное представление о судьбе пушкинского наследия в Англии, он совершенно не выделяет Америку, далеко не исчерпывает всего материала и не претендует на то, чтобы в какой-либо мере поставить вопрос о влиянии Пушкина на английскую литературу.
Отношения Пушкина со славянскими странами обрисованы в небольшом очерке Иосифа Бадалича „Пушкин в Югославии“. Бадалич дает не обзор, а сводку существующего материала, разбив его на следующие главы: 1) Появление Пушкина в югославянской литературе. 2) Первые сведения о Пушкине у южных славян. 3) Переводы Пушкина у южных славян. 4) Отзвук творчества Пушкина у южных славян. Дается общая характеристика общественных настроений в Югославии в 20-х и 30-х годах прошлого столетия, затем указание источников, из которых получались там сведения о Пушкине, общие данные о времени первых переводов и имена главных переводчиков, наконец, говорится о критической литературе о Пушкине и о художественных произведениях, написанных на сюжеты из его жизни и произведений.
Бадалич дает следующее резюме к своей статье: I. Первое знакомство с Пушкиным происходит в 1820 г. через Германию. Несколько позднее появляются в журналах переводы поэм, сделанные непосредственно с русского языка. II. Первые сербо-хорватские переводы опубликованы в 1840 г. Это стихотворения, имеющие отношение к истории Сербии. Переводы многочисленны, но бессистемны. III. Отзвук произведений Пушкина в южнославянских литературах значителен. IV. Влияние Пушкина неравно в отношении трех югославянских народов: велико у сербов, почти отсутствует у словен, значительно в поэзии Воислава Илича и его последователей, и, кроме того, отражается в новосербской лирической поэзии.
Вопрос о восприятии пушкинского наследия в Югославии достаточно освещен в научной литературе, за исключением данных о переводах и критической литературе последних лет. Как раз на этот вопрос статья Иосифа Бадалича ответа не дает.
550
Нами рассмотрены несколько наиболее интересных и значительных статей сборника. Как уже указывалось, французские и американские ученые проявляют очень большую осведомленность в советском пушкиноведении. Работы их построены с полным учетом материала Б. В. Томашевского, М. П. Алексеева, В. М. Жирмунского, Д. П. Якубовича, М. А. Цявловского и др. В то же время необходимо отметить, что в статьях о Пушкине на западе не имеется указаний на отношение самого Пушкина и его современников к тем статьям и переводам, которые появились еще при его жизни. Нет указаний и на то, как друзья поэта и русская общественность реагировали на отзывы о нем после его смерти. Между тем без такого перекрестного рассмотрения изучение материалов будет всегда недостаточным и малоэффективным.
К сожалению, редакция сборника нашла возможным поместить в нем ряд статей авторов — представителей фашистских стран и белоэмигрантов. Статьи эти, пытающиеся фальсифицировать образ великого поэта, поражают своим убожеством, своей полнейшей научной несостоятельностью.
Е. И. Боброва.
_______