325

Ю. Г. ОКСМАН

НЕИЗВЕСТНЫЕ ПРИЛОЖЕНИЯ К ПИСЬМУ Ф. Н. ГЛИНКИ К ПУШКИНУ от 28 ИЮЛЯ 1831 г.

Письмо Федора Николаевича Глинки к Пушкину от 28 июля 1831 г.1 до сих пор известно было без тех приложений, на внимание к которым особенно рассчитывал отправитель.

Видный петербургский масон и лидер правого крыла Союза Благоденствия, связанный и с позднейшими тайными организациями декабристов, полковник Ф. Н. Глинка, после трехмесячного заключения в крепости, 17 июня 1826 г. выслан был под надзор полиции в Олонецкую губернию, с разрешением служить „по гражданской части“. 4 марта 1830 г. он переведен был в Тверь на ту же должность сверхштатного советника губернского правления, которую занимал в Петрозаводске. В середине августа 1830 г. ссыльного поэта и общественного деятеля навестили проезжавшие через Тверь кн. П. А. Вяземский и Пушкин (об этом визите их к Глинке см. „Полное собрание сочинений кн. П. А. Вяземского“, т. IX, СПб., 1884, стр. 137). Судя по печатаемому нами письму, Пушкин тогда же сам „взялся похлопотать“ об „улучшении положения“ человека, которому, кстати сказать, был обязан серьезной поддержкой в почти аналогичных обстоятельствах весною 1820 г. Как известно, Ф. Н. Глинка, занимая в ту пору должность старшего адъютанта при петербургском генерал-губернаторе графе М. А. Милорадовиче, не только принял деятельное участие в хлопотах за Пушкина перед высылкой последнего из столицы на юг, но и публично подчеркнул свое сочувствие автору „Вольности“ и „Деревни“ дружеским посланием в сентябрьской книжке „Сына Отечества“ за 1820 г. Ответные строки Пушкина („Когда средь оргий жизни шумной меня постигнул остракизм“ и пр.) навсегда закрепили необычайно высокую оценку им всех особенностей общественно-политической позиции Ф. Н. Глинки.

326

Более сложным было отношение Пушкина к поэтической продукции Глинки. В послании 1817 г. к В. Л. Пушкину „Глинка-офицер“ назван был „довольно плоским певцом“, в эпиграмме „Наш друг Фита“ он же иронически определен как „Кутейкин в эполетах“ (1825 г.), а в „Собрании насекомых“ — как „божия коровка“ (1829 г.). И тем не менее, несмотря на все свое отрицание примитивного аллегоризма и „ухарских“ бестактностей поэтического словаря „Опытов священной поэзии“ Глинки, Пушкин в 1830 г., рецензируя его „Карелию“, подчеркнул не только историческое своеобразие, но и мастерство творческих достижений Глинки: „Изо всех наших поэтов Ф. Н. Глинка, может быть, самый оригинальный. Он не исповедует ни древнего, ни французского классицизма, он не следует ни готическому, ни новейшему романтизму; слог его не напоминает ни величавой плавности Ломоносова, ни яркой и неровной живописи Державина, ни гармонической точности, отличительной черты школы, основанной Жуковским и Батюшковым. Вы столь же легко угадаете Глинку в элегическом его псалме, как узнаете князя Вяземского в станцах метафизических или Крылова в сатирической притче. Небрежность рифм и слога, обороты то смелые, то прозаические, простота, соединенная с изысканностию, какая-то вялость и в то же время энергическая пылкость, поэтическое добродушие, теплота чувств, однообразие мыслей и свежесть живописи, иногда мелочной, — всё дает особенную печать его произведениям“.

Из стихотворений Глинки, отличающихся „энергической пылкостью“, самым значительным был, конечно, „Плач плененных иудеев“ (с его знаменитой концовкой: „Рабы, влачащие оковы, высоких песней не поют“), опубликованный впервые в „Полярной Звезде на 1823 г.“ и быстро сделавшийся одним из самых популярных произведений политической лирики декабристов. Но Пушкин знал, вероятно, в 1830 г. и те стихотворения Глинки, которые не могли пройти в печать, которые с необычайной четкостью и остротою отражали (в привычных, правда, для Глинки формах библейских аллегорий) его настроения эпохи следствия и суда над декабристами, годов его тюрьмы и ссылки.

Напомним важнейшие из этих произведений, не привлекавших до сих пор внимания ни наших историков, ни литературоведов. Тематика их была так остра и столь прямолинейно связана с политической злободневностью 1826 года, что даже сорок лет спустя, включая эти элегии в первый том собрания своих сочинений, Ф. Н. Глинка не рискнул прямо обозначить их даты. Печатаемые нами тексты были запрятаны им „без означения годов“ между стихотворениями, относящимися к периоду до 1826 г. и стихотворениями „с 1825 г. до последнего времени“.1

327

Илиябогу

Мы ждем и не дождемся сроков
Сей бедственной с нечестьем при:
Твоих зарезали Пророков,
Твои разбили алтари!!...
Проснись, бог сил! заговори!
Нет места для твоей святыни,
И я теперь, жилец пустыни,
Я плачу пред тобой один!..
А ты им терпишь, Властелин
Земли, морей и облаков!
Ты терпишь от своих рабов!!!

БогИлие

Не сокрушайся, мой Пророк!
На всё есть час, на всё есть срок;
Пускай, кичась, растет порок:
Будь зло добру в святой урок!
Но не грусти! Твой Господин
Здесь не совсем еще один:
Не все пошли к Ваалу в сети!
Есть тайные у бога дети,
Есть тайный фимиам сердец,
Который обонять Мне сладко!..
Они бегут ко мне украдкой,
И Я являюсь в тайне к ним;
И их лелею, просветляю
Высоким, истинным, святым!

Из псалма  43-го

       Забыл ты нас, забыл нас, боже!
Враги пируют праздник свой:
Вчера ругались, ныне тоже
Над нашей бедной головой!..

       Отец, ты отвращаешь взоры
От плачущих твоих людей,
А враг дождит на нас укоры
И бьет нас прутом как детей!

       Ты продал, боже! за бесценок,
Негодных нас твоих рабов,
И малолеток и ребенок
Ведут нас как в ярме волов...

       Восстань же, боже! что ты дремлешь!
Мы именем твоим святым
Тебя зовем... Но ты не внемлешь:
Ты предал нас врагам твоим!..

       Не за Тебя ли, боже! боже!
Играют нашею судьбой,
И стерегут нас строже, строже
Как обреченных на убой!..

       Но, и под гнетом горькой доли,
Мы верными тебе стоим,
И вопль тая душевной боли,
Друг другу смело говорим:

      Не воссылай чужому богу
Молитв из трепетной груди;
Рассей все страхи, всю тревогу,
И к богу своему иди!..

Сохранил ли Ф. Н. Глинка в пору встречи своей с Пушкиным и Вяземским в Твери надежды, вдохновлявшие его, невольного „пустыни жителя“, в самую жесткую пору той „бедственной с нечестьем при“,

328

которая стоила жизни его „пророкам“, — сказать трудно. Но от искушения поделиться с друзьями после нескольких лет литературной изоляции своими созданиями эпохи тюрьмы и ссылки он, конечно, не мог отказаться.

Дата обращения Ф. Н. Глинки к Пушкину не случайна: летом 1831 г. исполнилось пять лет со времени его высылки из Петербурга. Подобно многим декабристам, он рассчитывал если не на полную, то на частичную амнистию, на возможность возвращения к литературной работе в столице, хотя бы под полицейским надзором. Пушкин также вероятно разделял эти иллюзии и, вызвавшись помочь Ф. Н. Глинке, прежде всего должен был рассчитывать, конечно, на свое знакомство с министром внутренних дел А. А. Закревским, без формального представления которого в III Отделение или на „высочайшее имя“ участь ссыльного поэта никак не могла быть изменена. Однако все лето и осень 1831 г. А. А. Закревский пробыл в Финляндии, а по возвращении 28 сентября в Петербург оказался в опале и 19 ноября 1831 г. был уволен в отставку.1 Естественно заключить, что Пушкин поэтому и лишен был возможности притти на помощь Ф. Н. Глинке. Так или иначе, но с историей этого неудачного посредничества связаны были, вероятно, строки письма Пушкина к Ф. Н. Глинке от 21 ноября 1831 г.: „Мне говорят, будто вы на меня сердиты. Хороши те, которые ссорят нас бог знает какими сплетнями. С моей стороны, моим искренним, глубоким уважением к вам и вашему прекрасному таланту, я перед вами совершенно чист“.2

Приводим по автографу письмо Ф. Н. Глинки, а затем публикуем обнаруженные в неизвестной до сих пор части архива Пушкина приложения к этому письму.3

Милостивый Государь

Александр Сергеевич!

Драгоценное посещение ваше для меня сугубо-памятно. Вы утешили меня, как почитателя вашего, давно желавшего вас видеть и обнять и, в то же время, вы приняли во мне участие, как человек, в котором совсем не отразился настоящий век. С добродушием, приличным старому доброму времени, вы сами взялись похлопотать (разумеется по возможности)

329

об улучшении моего положения. Вот вам тетрадка! Имейте великодушие ее прочесть — и вы увидите: каково было мое служение в Ол. Губернии и как я рекомендован. Теперь всё, что обо мне представлено, лежит у министра. Если можно, хотя звуком вашей лиры возбудите спящее! — Государь и мудр, и милостив, и великодушен. Нужно только предстательство. Вы увидитесь с Василием Андреевичем; он мой благодетель, смолвьтесь с ним. Во всяком случае мне утешительно будет увидеть, что двое первых поэтов нашего времени приняли участие в моей изувечной судьбе. Прощайте! До радостнейшей возможности опять вас увидеть и обнять.

С отличным почитанием и совершенною преданностию, имею честь быть, Милостивый Государь! вашим покор. слугою

Федором Глинкою.      

P. S. Ваше живое стереотипное издание — милый братец ваш — посетил меня, обедал, погостил и с богом отправился далее по тракту к Кавказу.

1831 г.

Июля 28-го. Тверь.

<Приложения к письму:>

№ 1-й

ПИСЬМО АРХАНГЕЛЬСКОГО, ВОЛОГОДСКОГО И ОЛОНЕЦКОГО ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА

  Милостивый Государь мой!

Федор Николаевичь!

Получа письмо ваше из Петрозаводска от 3-го июня, я по содержанию оного ничего другого ответствовать вам не имею, как токмо уверить вас, что я всегда думал и думаю об вас как о человеке совершенно благородном, с отличными познаниями для службы. По сей уверенности моей и прошу вас, Милостивый Государь мой, Федор Николаевичь, по должности вашей действовать так, как служба вас обязывает и как честь и законы требуют, а судя по благородным вашим правилам и по уму, не должно вам никогда и думать, что вы не можете сего достигнуть, где бы вы ни находились. Откровенно вам должен присоединить, что по отдаленности Петрозаводска не всякая подробность сюда дойти может: однако же можно судить, что тамошний край, как кажется, не улучшается и после посещения г. Сенатора, а судя по поступку с г. Борисовым, мудрено ожидать теперь чего-либо доброго. В заключение повторив уверение в истинном к вам уважении, честь имею быть с всегдашнею преданностию, Милостивый Государь мой,

№ 1860.

7 июля 1828.

Архангельск.

Покорнейший слуга                

Стефан Миницкий.      

330

№ 2-й

ПИСЬМО ОЛОНЕЦКОГО ГРАЖДАНСКОГО ГУБЕРНАТОРА, И ПРИ ОНОМ: СПИСОК С ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ЕГО ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРУ О СОВЕТНИКЕ ГЛИНКЕ.

Милостивый Государь!

Федор Николаевичь!

Приятным долгом поставляю препроводить у сего вам, Милостивый Государь, с зделанного мною Господину Генерал-Губернатору Архангельскому, Вологодскому и Олонецкому представления копию, о награде вас, за неусыпные труды ваши, благородные поступки, примерную деятельность в соревновании, чем споспешествовали событию, бывшему сего года февраля в 13-й день в Олонецком Губернском Правлении. С истинным почтением и таковою ж преданностию имею честь быть Милостивого Государя,



Марта 5-го дня.

     1830-го.

Покорнейший Слуга        

Александр Яковлев.  

СПИСОК С ДОНЕСЕНИЯ ОЛОНЕЦКОГО ГРАЖДАНСКОГО ГУБЕРНАТОРА ГОСПОДИНУ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРУ АРХАНГЕЛЬСКОМУ, ВОЛОГОДСКОМУ И ОЛОНЕЦКОМУ ОТ 24-ГО ЧИСЛА ФЕВРАЛЯ 1830-ГО ГОДА ЗА № 1169-М.

По состоявшемуся Указу Правительствующего Сената 1826 года, отставной Коллежский Советник Глинка (переименованный из полковников) определен Старшим Советником в Олонецкое Губернское Правление с жалованьем по 1500 руб. в год. Из Аттестата бывшего Гражданского Губернатора Фан дер Флита, с коего копию у сего имею честь представить, и отзыва состоявшего после него в должности Гражданского Губернатора 5-го класса Лачинова — видно: что Г-н Глинка продолжал служение свое по Олонецкому Губернскому Правлению по засвидетельствованию Фан-дер Флита: „При неусыпных трудах, примерной деятельности и благородных поступках, отличавших всё служение его, по должности Советника Олонецкого Губернского Правления“. 5-го же класса Лачинов, по случаю порученного Глинке надзора за разрешением старых дел в журнале Олонецкого Губернского Правления 20-го августа 1828 года, между прочим отзывается о нем так: „Поручив за точным сего исполнением надзор г. Советнику Глинке, Губернское Правление не могло лучше сделать выбора; усердие г. Глинки ручалось Губернскому Правлению за успех сего поручения: что и оправдалось на самом деле, в чем равномерно доказательством служат ведомости о коих сказано выше и проч.“ Таковы были отзывы о Советнике Глинке прежних Начальников Губернии, до прибытия моего в оную. — Из послужного списка его, который у сего имею честь препроводить, видно, что он употребляем был в особых Коммиссиях: 1-й. Старшим членом в коммиссии составленной (первоначально

331

по секрету) по случаю открывшегося недостатка в суммах по уездному Петрозаводскому Казначейству. 2-й. По личному распоряжению ревизовавшего Губернию Сенатора Баранова, назначен к учету Петрозаводской Градской Думы. 3-й. Двукратно находился при следствиях по случаю злоупотреблений по рекрутским наборам при гг. флигель адъютантах его императорского величества, князьях: Светлейшем Ливене и Голицыне 5-м. По прибытии моем в звании Гражданского Губернатора в Олонецкую Губернию застал я в Губернском Правлении к 1-му Июня 1829-го года дел 638 и бумаг 1281, да в течение 6-ти месяцев прибыло: дел 447 и бумаг 11 654. К 1-му же генваря текущего года осталось: дел 245 и то таких, коих решение (по состоянию оных за другими Губернскими правлениями и присутственными местами) нисколько не зависит от Олонецкого Губернского Правления; бумаг же ни одной! При чем ход дел так ускорился, что не только каждый месяц, но и каждая неделя сама себя очищает и надходящая почта не застает почти бумаг, полученных с прошедшею. Для достижения сего потребно было утроить труды, заботливость и усердие, и Г. Старший Советник Глинка в сем случае оказал себя, по отличным способностям, с неутомимою деятельностию в соревновании, к доведению дел до такой возможности, твердыми благородными и постоянными поступками; и когда (по предложению моему) Губернскому Правлению было предложено за таковой примерной успех дел воздать благодарение Господу Богу; — а как чрез сие достигло возможности Правление посвящать (чего доселе за множеством дел нельзя было сделать) свободный час (по предписанию Устава благочиния статьи 55-й и указа 1724 генваря 20) для чтения законов — то по убеждению моему, он Г. Советник Глинка составил: „вступление к чтению законов в Олонецком Губернском Правлении“ для канцелярских чиновников и канцелярских служителей, которое им, после бывшего молебствия сего февраля 13-го дня в Губернском Правлении было читано, с которого с сего копию имею честь представить. Таковое отличное усердие, ревность и рвение к пользе службы его Советника Глинки, священною обязанностию поставляю сим свидетельствовать. Соображая поведение и службу г. Советника Глинки, как при моих предшественниках, по их засвидетельствованиям, так и при мне, я долгом справедливого начальника считаю, представить о нем Вашему Высокопревосходительству, и убедительнейше просить почтить сие мое представление Вашим милостивым ходатайством. Я не назначаю награды г. Глинке. Мера оной будет зависеть от благоусмотрения Вашего Высокопревосходительства и воли высшего правительства; — но я смею присовокупить, что награждение Советника Глинки послужит ободрением, не токмо ему, но и всем, сего края чиновникам, продолжающим службу его императорского величества по прямому направлению чести и совести с отличным усердием и примерным успехом. Подписал Гражданский Губернатор Александр Яковлев.

332

№ 3-й

ПИСЬМО ОЛОНЕЦКОГО ГРАЖДАНСКОГО ГУБЕРНАТОРА, И ПРИ ОНОМ (НА ГЕРБОВОМ ЛИСТЕ) АТТЕСТАТ.

Милостивый Государь!

Федор Николаевичь!

По случаю перевода вашего из Олонецкого Губернского Правления на службу в таковое ж Тверское, я вменяю себе в приятнейший долг, изъявить вам Милостивый Государь, чувства искреннейшей благодарности и признательности за сотоварищество по службе, и за доказанные на опыте ревностные труды и попечительность вашу в исполнении вообще по Губернскому Правлению обязанности со дня моего прибытия в Олонецкую Губернию, и по день вашего к месту нового назначения <перемещения>. Отдавая должную справедливость, прилагаю у сего за подписом моим, с приложением герба моего печати, должное вам свидетельство. Я вместе с тем убедительнейше прошу и о продолжении одинаких чувствований к тому, который всегда с удовольствием поставлять будет быть с нелестною преданностию вашим Милостивого Государя

          № 16.

Апреля 4 дня 1830,

г. Петрозаводск.

Покорнейшим слугою               

Александр Яковлев.       

Аттестат

Бывший Олонецкого Губернского Правления Советник, Коллежский Советник и кавалер Глинка; перемещенный к таковой же должности в Тверское Губернское Правление. В продолжении служения его по Олонецкой Губернии в звании Старшего Советника с 1826-го года, аттестовался по всем послужным спискам, отправляемым к Главному Начальству, способным и достойным, — равно и в продолжении управления моего Олонецкою Губерниею, с 1-го июля прошедшего 1829-го года, Господин Советник Глинка по день нынешнего перемещения его, — исправлял должность свою с отличным усердием и деятельностию, оказывал всегда ревностное старание и благоуспешность в производстве порученной ему части дел, и вел себя во всех отношениях примерно. — В засвидетельствование чего обязанностию поставляю, дать ему сей Аттестат, за подписом

№ 2008

моим и с приложением герба моего печати. Дан в Петрозаводске Апреля 2-го дня 1830-го года.

Его императорского величества Всемилостивейшего Государя моего действительный статский советник, Олонецкий Гражданский Губернатор, и орденов: Российских: Св. Анны 2-го класса бриллиантами украшенного, Св. Равноапостольного князя Владимира 4-й степени с бантом,

333

—  Прусского за достоинство, золотой шпаги с надписью за храбрость, серебрянных медалей: за взятие Парижа и установленной за 1812 год кавалер Яковлев.

№ 4-й

М. В. Д.

Олонецкого Гражданского

Губернатора,
6-го Сент. 1827 г.
№ 5.

Санкт-Петербург.

ПОДЛИННЫЙ АТТЕСТАТ ОТ ФАН-ДЕР-ФЛИТА.

Господину Советнику Олонецкого Губернского Правления, Коллежскому Советнику и Кавалеру Глинке.

Совершенно расстроенное здоровье мое, вынудило меня, при всем пламенном желании продолжать службу его императорского величества, утруждать всеподданнейшею просьбою об увольнении меня от настоящей должности. Ожидая Всемилостивейшего воззрения на сию прозьбу и готовясь растаться с гг. чиновниками Олонецкой Губернии в ведомстве моем состоящими, я вменяю себе в приятный долг сим свидетельствовать вам, Милостивый Государь мой, то справедливое уважение мое и совершенную признательность, которые приобрели вы неусыпными трудами, примерною деятельностию и благородными поступками, отличавшими все служение ваше, по должности Советника Олонецкого Губернского Правления. Будучи уверен, что всякий начальник, исполненный любви к вверенной ему части, и пекущийся о доведении оной до возможного совершенства, поставит себе за честь иметь ревностных, благородно-мыслящих, и испытанной нравственности, подобно вам сотрудников, я желал только изъяснением сих чувствований, доказать вам, что лишенный возможности ходатайствовать о наградах, я не могу быть равнодушным к превосходным качествам ума и сердца. — Следовательно не могу равнодушно растаться с вами.

Гражданский Губернатор Фан-дер-Флит.      

№ 5-й

ПИСЬМО ОЛОНЕЦКОГО ГРАЖДАНСКОГО ГУБЕРНАТОРА, И ПРИ ОНОМ СПИСОК С ОТЗЫВА К НЕМУ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА О СОВЕТНИКЕ ГЛИНКЕ.

Милостивый Государь!

Федор Николаевичь!

С полученного мною от Господина Генерал-Губернатора Архангельского, Вологодского и Олонецкого предписания для сведения вашего у сего копию с приятным удовольствием препровождаю.

Имею честь быть с истинным почтением и таковою ж преданностию Милостивого Государя,

 

  Марта 18 д.

1830-го года.

Покорный Слуга                

Александр Яковлев.      

334

Список Господину Олонецкому Гражданскому Губернатору
Марта 6-го дня 1830-го года за № 595.

Засвидетельствование вашего превосходительства об отличном усердии и ревности на пользу службы Советника Олонецкого Губернского Правления Коллежского Советника Глинки, я сообщил Г. Министру внутренних дел, отдавая и с своей стороны полную справедливость усердной и ревностной службы Г-на Глинки, о чем не излишним считаю уведомить ваше превосходительство в ответ на представление ваше Милостивый Государь мой 24-го минувшего февраля, № 1169-й.

Подлинное подписал Генерал-Губернатор Миницкой.

Верно. Гражданский Губернатор Александр Яковлев.      

№ 6-й

СОБСТВЕННОРУЧНОЕ ПИСЬМО ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА К СОВЕТНИКУ ГЛИНКЕ.

Милостивый Государь!

Федор Николаевичь!

Письмо ваше с приложением книжки (Карелии) трудов ваших, я имел удовольствие получить. От искренности сердца благодарю вас за сей приятный памятник. В след за сим получил я, чрез А. М., речь говоренную вами всем гражданским чиновникам, в которой так хорошо и внятно доказано каждому, какие от познания законов и исполнения в точности оных получаются пользы для благополучия людей. За сие все слушавшие вам совершенно благодарны. В одно и то же время раскрываете вы пред соотчичами страну, почти всеми забытую (Карелию) и поселяете в правлении оной все доблести, которые делают человека счастливым.

С желанием вам всех благ остаюсь усердным ко услугам

    Архангельск

1830-го года, февраля 28.

С. М.      

_______

Сноски

Сноски к стр. 325

1 Впервые опубликовано в книге П. И. Бартенева „Бумаги А. С. Пушкина“, вып. 1, М., 1881, стр. 32; перепечатано в академическом издании переписки Пушкина, т. II, СПб., 1908, стр. 290—291. Автограф хранится во Всесоюзной Публичной библиотеке имени В. И. Ленина в Москве.

Сноски к стр. 326

1 „Сочинения Ф. Н. Глинки“, т. I, М., 1869, стр. 241—242 и 247—248. Курсив везде подлинника.

Сноски к стр. 328

1 См. „Сборник Русского Исторического общества“, т. 73, СПб., 1890, стр. XI.

2 Сводку биографических материалов о Ф. Н. Глинке см. в очерке А. Ельницкого в „Русском биографическом словаре“, том „Герберский — Гогенлое“, М., 1916; дополняют этот очерк статьи Н. К. Замкова „Пушкин и Ф. Н. Глинка“ („Пушкин и его современники“, вып. 29—30, П., 1918, стр. 78—97), С. Н. Чернова „К истории Союза Благоденствия“ („Каторга и ссылка“, 1926, № 2, стр. 120—132) и А. Н. Шебунина „Пушкин и «Общество Елизаветы»“ („Пушкин. Временник Пушкинской комиссии“, I, 1936, стр. 53—90).

3 Приложения писаны писарской рукою на пяти листах почтовой бумаги большого формата, сшитых в виде тетради; оборот последнего листа чистый. Водяной знак бумаги: „1828 г.“.