270

К ВОПРОСУ О ПРИНАДЛЕЖНОСТИ
Ф. Ф. МАТЮШКИНА К ТАЙНОМУ ОБЩЕСТВУ
ДЕКАБРИСТОВ

Причастность Ф. Ф. Матюшкина к кругу декабристов не вызывала сомнений у многих исследователей. Источники, прежде всего переписка Матюшкина с Е. А. Энгельгардтом, с товарищами по Лицею и участниками тайных обществ И. И. Пущиным и В. Д. Вольховским, не раз заставляли говорить о близости Матюшкина к «декабристскому движению». Его дружеские связи и контакты с тем же И. И. Пущиным, а также с В. К. Кюхельбекером, В. И. Штейнгейлем, Г. С. Батеньковым, К. Ф. Рылеевым, Ф. С. Лутковским и, возможно, некоторыми из офицеров-моряков, вошедших в число участников тайного общества (Н. А. Бестужев, М. К. Кюхельбекер), обнаруживаемые из этих источников, послужили основанием для заключения о том, что Матюшкин входил в ближайшее окружение

271

декабристов и даже являлся их политическим единомышленником.1

Однако вплоть до последнего времени не были известны сколько-нибудь определенные, конкретные документальные свидетельства о факте формального членства известного мореплавателя и лицейского товарища А. С. Пушкина в декабристском тайном обществе.

Первым на прямое свидетельство о принадлежности Матюшкина к числу членов тайного общества, сохранившееся в фонде следственных показаний лиц, привлеченных к делу декабристов, обратил внимание А. Б. Шешин. В 1979 г. он опубликовал результат своего наблюдения в статье «Морская управа Северного общества декабристов».2 В 1989 г. он же посвятил этому вопросу отдельную статью «Друг Пушкина Ф. Ф. Матюшкин — декабрист».3

Внимание исследователя привлекли показания одного из руководителей Южного общества М. П. Бестужева-Рюмина, опубликованные в составе его личного следственного дела в 1950 г. и находившиеся ранее вне поля зрения научной традиции. Эти показания прямо и недвусмысленно свидетельствуют, что в тайном обществе знали о приеме Матюшкина в Северное общество, в состав предполагавшейся «морской управы», состоявшей из флотских офицеров.

Отвечая на вопрос о том, что ему было известно о положении дел в Северном обществе, Бестужев-Рюмин сообщал: «...Матвей Муравьев жаловался на бездейственность Северного общества, говоря, что Трубецкой, Никита Муравьев, Тургенев проводят время в беспрерывных политических прениях и тем связывают руки Оболенскому и Рылееву <...> Что Рылеев намеревался сформировать морскую управу и уже начал принимать флотских членов. По имени помню только Матюшкина».4

Предположительный характер свидетельства, относящийся, однако, только к самому намерению Рылеева учредить «управу»

272

из морских офицеров, очевидно, не относится напрямую к сообщению о Матюшкине: как раз его, согласно утверждению автора показания, в тайное общество уже приняли (Рылеев «уже начал принимать флотских членов»). Именно фамилию Матюшкина запомнил Бестужев-Рюмин — как одного из первых принятых в тайное общество в Петербурге флотских офицеров.

Проанализировав это свидетельство Бестужева-Рюмина, А. Б. Шешин пришел к выводу о высокой степени достоверности информации, которая в нем содержится.

Бестужев-Рюмин, после раскассирования гвардейского Семеновского полка служивший на юге — в 1-й армии, не посещал Петербург в течение 1821—1825 гг. Тем не менее он выступает здесь в качестве авторитетного источника. По обоснованному заключению А. Б. Шешина, автор показания передает сведения, полученные им от М. И. Муравьева-Апостола, длительное время (в 1823—1824 гг.) выполнявшего функции представителя Южного общества в Петербурге.

Матвей Муравьев-Апостол был человеком очень хорошо осведомленным в делах петербургских конспираторов. Он был непосредственно погружен в деятельность тайного общества на севере, тесно общался с его руководством в лице Н. М. Муравьева, Е. П. Оболенского, С. П. Трубецкого, Н. И. Тургенева, И. И. Пущина; контактировал он и с К. Ф. Рылеевым.5 Покинув Петербург в августе 1824 г., Матвей Муравьев-Апостол вскоре оказался рядом со своим младшим братом Сергеем и, безусловно, мог передать сведения о вновь принятых в Петербурге членах как ему, так и его ближайшему другу — Бестужеву-Рюмину. Постоянный контакт с братом и Бестужевым-Рюминым сохранялся у Матвея Муравьева-Апостола и позже, вплоть до событий мятежа Черниговского полка и их общего ареста 3 января 1826 г.

Таким образом, вопрос о причастности Ф. Ф. Матюшкина к тайному обществу возник на следствии в результате показаний одной из наиболее крупных и влиятельных фигур декабристского движения, Бестужева-Рюмина, следовательно, — возник не случайно, не в силу случайного подозрения или ошибочного показания, сделанного неосведомленным лицом. Исходя из этого, следует признать, что отнесение Матюшкина к числу участников тайного общества декабристов имеет под собой вполне конкретное и достаточно серьезное основание.

Введя это ценное документальное свидетельство, ранее не останавливавшее на себе внимания ученых, в научный оборот,

273

А. Б. Шешин сделал вывод о несомненном участии Матюшкина в «морской управе» Северного общества. Этот вывод в целом разделял и автор настоящей статьи.6

Вместе с тем ряд вопросов, возникающих при углубленном изучении данного свидетельства, исследователь оставил без ответа. Вызвало ли показание, сделанное Бестужевым-Рюминым, интерес у следствия? Опрашивались ли в связи с полученными от Бестужева-Рюмина сведениями другие подследственные? Были ли сделаны показания о Матюшкине другими лицами? Наконец, отбирались ли показания у Матвея Муравьева-Апостола, который собственно и являлся первоисточником информации, поступившей от Бестужева-Рюмина? Иначе говоря, до настоящего времени все еще не получен ответ на вопрос — содержит ли фонд следственных показаний по делу декабристов дополнительные свидетельства относительно участия Матюшкина в тайном обществе?

В следственном деле Бестужева-Рюмина отсутствуют какие-либо следы интереса следствия к вновь названному лицу. Нет такого рода указаний и в персональном следственном деле М. И. Муравьева-Апостола.

Обращение к фонду материалов следствия и суда по делу декабристов позволило выявить документы, связанные с расследованием причастности Матюшкина к тайному обществу. В следственном деле «Справки, собранные о разных лицах, в описи означенных, о принадлежности их к злоумышленным обществам» отложились показания, сделанные в ответ на запросы Следственного комитета о степени причастности ряда подозреваемых к декабристскому союзу.7 Большинство из них появились в результате показаний, впервые назвавших в ходе процесса то или иное имя. Среди этого комплекса материалов и обнаружились запросы о принадлежности Матюшкина к тайному обществу и ответы на них подследственных.

Теперь можно считать несомненным тот факт, что показания Бестужева-Рюмина обратили на себя внимание следствия, что и неудивительно: ведь это свидетельство принадлежало одной из самых заметных и деятельных фигур в тайном обществе.

Показания, содержавшие первое упоминание о Матюшкине, были даны Бестужевым-Рюминым после устного допроса, состоявшегося

274

5 апреля, и «читаны» в Следственном комитете 9 апреля.8

Лишь спустя почти два месяца, 24 мая 1826 г., последовал повторный, содержательно развернутый запрос Следственного комитета, адресованный Бестужеву-Рюмину, который специально касался названных им ранее Матюшкина и Бутурлина: «В ответах ваших вы называете членами Тайного общества Бутурлина и Матюшкина.9 Комитет требует от вас чистосердечного и положительного пояснения: подтверждаете ли вы показание свое, что Бутурлин и Матюшкин действительно были членами тайного общества и чем можете доказать сие? Знаете ли вы их лично как членов или только слышали как о членах и от кого именно? Каким образом вам о них сказывали, т. е. когда, где и кем именно они были приняты, в каких сношениях и с кем из членов находились и какое принимали участие в делах общества?».10

В своем ответе Бестужев-Рюмин свидетельствовал: «Имею честь донести Комитету, что я о Бутурлине никогда не слыхал и в показаниях моих о нем не упоминал. О Матюшкине же говорил мне Матвей Муравьев, но я уже ясно вспомнить не в состоянии, сказывал ли он, что Матюшкин член или что общество намеревается принять его».11

Это повторное показание Бестужева-Рюмина требует комментария. Прежде всего, вопреки данному показанию, фамилию Бутурлина Бестужев-Рюмин все же называл на следствии и именно в качестве участника тайного общества. Она прозвучала в его показаниях, зачитанных на заседании Следственного комитета 18 февраля. В этих показаниях Бестужев-Рюмин перечислял известных ему участников Союза благоденствия — тайного общества, которое на момент его вступления в декабристский союз уже не существовало. Сведения о них он получил от давних участников тайного общества, с которыми имел постоянный контакт: «Известные мне члены того общества суть: <...> Бутурлин (писатель)...».12 Отрицание этого обстоятельства в повторном показании показывает, что его автор был откровенен далеко не во всем.

В своем повторном показании (в отличие от первого) Бестужев-Рюмин уже не свидетельствует о приеме Матюшкина в

275

тайное общество как о безусловном факте, ссылаясь на состояние своей памяти. Он предпочел отказаться от утвердительного свидетельства о принятии в тайное общество нового лица и сделал оговорку: возможно, что Матюшкина лишь намеревались принять, но не приняли.

Повторное показание Бестужева-Рюмина как будто не подтверждает прием Матюшкина в декабристский союз. Тем не менее оно безусловно представляет значительную ценность как свидетельство о возможном вступлении Матюшкина в тайное общество: показание прямо говорит о весьма специфическом интересе руководителей тайного общества к Матюшкину: они либо приняли, либо хотели принять его в конспиративную организацию, очевидно, считая его своим идейным единомышленником.

Но для нас важен еще один момент — Бестужев-Рюмин в этом показании вновь указывает источник своей осведомленности о Матюшкине — М. И. Муравьева-Апостола — источник, безусловно, авторитетный. Можно сказать, что эта информация действительно поступила к Бестужеву-Рюмину «из первых рук», от лица, долгое время находившегося в Петербурге среди наиболее активных членов Северного общества.

Было бы удивительно, если бы после этого следствие не обратилось с запросом о Матюшкине к М. И. Муравьеву-Апостолу. Так и произошло. На следующий день, 25 мая 1826 г., ему были направлены вопросные пункты: «Подпоручик Бестужев-Рюмин показывает, что вы говорили ему о Матюшкине, но не упомнит, сказывали ли вы ему, что он член тайного общества или что оное намеревалось принять его. Комитет требует от вас откровенного и положительного пояснения: принадлежал ли означенный Матюшкин к Тайному обществу, когда, где и кем именно был принят, в каких сношениях и с кем из членов находился и какое принимал участие в делах общества? Равно кто он такой и где находится?».13

Муравьев-Апостол ответил на этот запрос лаконично и вполне категорически: «В последнем показании моем я написал Мотовиловка. Я не говорил с Бестужевым-Рюминым о Матюшкине, которого я не знал никогда».14

Показания Муравьева-Апостола вызывают определенные сомнения. Прежде всего они противоречат зафиксированному в

276

источниках факту его знакомства с Матюшкиным: дело в том, что Муравьев-Апостол встречался с ним до начала следственного процесса. Это могло произойти, судя по всему, только в 1824 г., в Петербурге. Недвусмысленное указание на это обстоятельство содержат материалы поздней переписки И. И. Пущина и Ф. Ф. Матюшкина. В письме от 25 января 1852 г. Пущин писал лицейскому другу из места своего поселения — Ялуторовска (Тобольская губерния): «Со мной здесь один твой знакомец, Муравьев-Апостол <...> он тебя видел у Корниловича, когда ты возвратился из полярных стран; шлет тебе поклон...». Позже последовало уточнение: Муравьев-Апостол видел Матюшкина «у Корнилова в доме армянской церкви».15 9 сентября 1852 г. Пущин вновь напоминал Матюшкину о его давнем знакомце: «Приветствует тебя Матвей Муравьев, он помнит твои рассказы по возвращении из сибирской экспедиции. Один он только тебя знает из здешних моих товарищей ялуторовских».16 Матюшкин откликнулся, и вскоре Муравьев-Апостол благодарил Матюшкина за то, «что <...> не забыл».17 Таким образом, очевидно, что М. Муравьев-Апостол был знаком (хотя и не близко) с Матюшкиным, встречался с ним, слушал его «рассказы» о полярной экспедиции в Петербурге в 1824 г. и сохранил о нем воспоминания, вопреки утверждению о своей полной неосведомленности относительно Матюшкина, прозвучавшему на следствии.

Муравьев-Апостол не только дал ложное показание, но и предпочел, уходя от ответа на заданный вопрос, скрыться за ссылкой на ошибку, якобы допущенную со стороны следствия, — путаницу между приведенным в его показаниях названием села (Мотовиловка), в окрестностях которого происходили события мятежа Черниговского пехотного полка, и фамилией Матюшкина. В данном случае не приходится сомневаться в том, что и со стороны М. Муравьева-Апостола, и со стороны Бестужева-Рюмина (в случае его повторного показания) имело место стремление спасти от расследования и наказания мало замешанное лицо, против которого не было определенных показаний о вступлении в тайное общество и деятельности в качестве его участника. В этом оба декабриста могли убедиться по самому содержанию заданного им вопроса.

Других вопросов и показаний о Матюшкине данное следственное дело не содержит. Можно лишь констатировать, что показания

277

Муравьева-Апостола фактически спасли Матюшкина от привлечения к следствию и от дальнейшего расследования степени его участия в тайном обществе.

Важно отметить, что следствие вообще не задало вопроса о принадлежности Матюшкина к тайному обществу тому лицу, кто, судя по всему, непосредственно участвовал в приеме Матюшкина — Рылееву. Особенно это кажется странным в контексте показания Бестужева-Рюмина, прямо отсылавшего к Рылееву как инициатору приема морских офицеров в тайное общество, и в том числе Матюшкина. В данном случае, как можно заключить, следствие не проявило необходимой тщательности при сборе и анализе показаний, а спрошенные о Матюшкине повторно Бестужев-Рюмин и Муравьев-Апостол, оценив столь явно проявившийся вполне определенный интерес следствия к новому подозреваемому, несомненно, решили не вовлекать в дело новое лицо.

При анализе следственных показаний о Матюшкине нельзя не заметить, что кратковременное и быстротечное расследование его причастности к тайному обществу носит явно незаконченный характер. В этом отношении можно провести параллель с расследованием участия в тайном обществе А. С. Грибоедова. Тщательное исследование хода и особенностей этого вопроса, проведенное М. В. Нечкиной, показало, что следствие не придало значения прозвучавшим в ходе процесса авторитетным показаниям, прямо свидетельствующим о членстве Грибоедова в тайном обществе, оставило без внимания содержащиеся в них противоречия и недоговоренности, не учло других показаний, прекратило расследование ряда эпизодов его контактов с членами Южного общества в Киеве, сделав в итоге вывод о его полной «невиновности» и освободив из-под ареста. М. В. Нечкина убедительно доказала, что многие показания, касавшиеся принадлежности Грибоедова к тайному обществу, на самом деле скрывали действительную степень его причастности к декабристскому союзу.18

Так же как и в случае с Грибоедовым, следствие установило причастность Матюшкина к тайному обществу, но окончательно не доказало факт его членства. Как и в случае с Грибоедовым, следствие фактически проигнорировало показание, свидетельствующее о принадлежности Матюшкина к тайному союзу, не проявило внимания к явному сокрытию подлинных фактов в показаниях Муравьева-Апостола и Бестужева-Рюмина,

278

не провело очных ставок в связи с полученными противоречивыми показаниями, не обратилось с запросами к важнейшим свидетелям (Рылееву) и в целом не было доведено до конца. Как и в случае с Грибоедовым, налицо стремление ряда подследственных выгородить Матюшкина, вывести его из зоны наказания.

Но в отличие от Грибоедова показание о членстве Матюшкина в тайном обществе привлекло еще меньше внимания следователей: он не был арестован и не привлекался к допросам, скоротечное расследование носило заочный характер и ограничилось только повторными запросами Бестужеву-Рюмину и Муравьеву-Апостолу. На Матюшкина не было заведено и отдельного персонального следственного дела. Несмотря на прозвучавшее показание Бестужева-Рюмина, справка о Матюшкине отсутствует и в известном «Алфавите» А. Д. Боровкова — составленном делопроизводителем Следственного комитета по итогам расследования своде данных о степени причастности к делу привлеченных к следствию лиц.19

Насколько уверенным может быть исследователь в достоверности свидетельства Бестужева-Рюмина о вступлении Матюшкина в тайное общество? Действительно ли контакты Матюшкина с лидерами Северного общества носили такой характер, что мог иметь место прием в его члены?

Сопоставление биографических данных и указаний на встречи с участниками декабристских союзов дает основание утверждать, что прием Матюшкина в тайное общество мог состояться в промежутке времени от первых месяцев до августа 1824 г., когда Матвей Муравьев-Апостол покинул Петербург.20

В начале 1824 г. Матюшкин возвратился из многолетней экспедиции по описи берегов Ледовитого океана (1821—1824) и некоторое время провел в Москве, где встречался со своими лицейскими товарищами, в том числе с И. И. Пущиным. Об одной из этих встреч прямо говорится в позднейшей переписке двух товарищей по Лицею: в письме от 25 января 1852 г. Пущин замечал: «...я воображаю тебя тем же веселым Федернельке, каким оставил тебя в Москве, — помнишь, как тогда Кюхельбекер Вильгельм танцевал мазурку и как мы любовались

279

его восторженными движениями...».21 Встреча могла произойти начиная с марта 1824 г.: Пущин находился в Москве, перейдя на службу в Московский надворный суд, с 14 марта 1824 г.22

Не мог ли ближайший друг Матюшкина Пущин, незадолго перед тем (не позднее середины 1823 г.) принявший в Северное общество К. Ф. Рылеева,23 известить своего лицейского товарища о существовании тайного общества, а затем, когда Матюшкин отправился в Петербург, направить его к Рылееву для окончательного приема во вновь создаваемую «морскую управу»?

Достаточно хорошо известно, что Пущин активно привлекал своих лицейских товарищей и вообще давних друзей к участию во вновь созданном Северном обществе, стремясь к расширению рядов конспиративной организации и к активизации ее деятельности — среди тех, кто благодаря ему вступил в новый союз, в первую очередь следует назвать В. Д. Вольховского, бывшего члена Союза благоденствия, в октябре 1823 г. привлеченного к деятельности Северного общества и принявшего участие в ряде совещаний на квартире Пущина, где обсуждались уставные правила и проводились выборы руководства.24 В 1824—1825 гг. Пущин фактически в одиночку образовал из своих старых товарищей два кружка — московскую управу Северного общества и «Практический союз». В состав этих обществ вошли друзья Пущина Павел И. Колошин, С. Н. Кашкин, И. Н. Горсткин, А. В. Семенов, А. А. Тучков, к этому же кругу были близки бывшие лицеисты А. П. Бакунин, Б. К. Данзас и В. П. Пальчиков (последние двое — лицеисты 2-го курса), давние товарищи Пущина.25

280

Отметим здесь также, что в документах следствия зафиксирован и факт встречи Матвея Муравьева-Апостола с Пущиным в Москве в августе 1824 г., когда Муравьев-Апостол возвращался из Петербурга в южные губернии и на неделю остановился в Москве: «После моего выезда из Петербурга в 1824 году я поехал в Малороссию через Москву, где я прожил неделю <...> Я видел также Пущина, который жил у Колошина меньшого <...> Пущин мне говорил, что он так занят по делам службы, что ему нет времени куды-нибудь поехать, что в Москве, кроме стариков и детей, никого нет...».26 На этой встрече, как видим, речь шла о делах тайного общества и о возможности расширения рядов конспиративной организации. Очень возможно, что тогда же Муравьев-Апостол мог передать Пущину сведения об окончательном приеме Матюшкина в тайное общество, произошедшем в Петербурге и осуществленном Рылеевым. Пущин же в свою очередь мог сообщить Муравьеву-Апостолу о том, что он, Пущин, еще в Москве открыл Матюшкину существование тайного общества. Следовательно, в этом случае Муравьев-Апостол располагал безусловно достоверной информацией о факте именно состоявшегося (а не планируемого) приема нового члена — Матюшкина в Северное общество.

Между тем хорошо известен и тот факт, что Матюшкин со своей стороны прекрасно знал о тесной дружбе Пущина и Рылеева: об этом свидетельствует его письмо к Е. А. Энгельгардту от 19 октября 1826 г., написанное вскоре после приговора суда по делу декабристов: «Нет, Пущин не может быть виноват, не может быть преступником. Я за него отвечаю. Он взят по подозрению и по пустому подозрению — дружба его с Рылеевым, слово, сказанное неосторожно, но без умысла...». Далее следует весьма любопытная фраза: «Признаюсь Вам, Егор Антонович, когда я прочел его (Пущина. — П. И.) в списке <...> я думал, что и я виноват (курсив мой. — П. И.), я его так любил, так люблю».27 Возможно, Матюшкин осторожно соотносил собственную осведомленность о тайном обществе, собственное согласие вступить в него и беседы, которые велись им на встречах с Пущиным и Рылеевым в 1824 г., с теми реальными обстоятельствами и связями, которыми интересовалось следствие. Следует признать весьма симптоматичным отраженный

281

в данном письме факт осведомленности Матюшкина о тесной «дружбе» Пущина и Рылеева.

Что же касается отрицания Матюшкиным «виновности» Пущина, то для Матюшкина, как и для многих других участников тайных обществ, существовало значительное расстояние между членством в тайном политическом объединении и участием в открытом вооруженном выступлении, которое имело место 14 декабря 1825 г. Очевидно, Матюшкин не мог поверить в то, что Пущин сыграл столь заметную роль в событиях мятежа на Сенатской площади.

Таким образом, наличие точно установленных на протяжении 1824 г. связей Матюшкина с Пущиным и Рылеевым прямо указывает на вполне определенный конкретный путь, который привел Матюшкина в тайное общество декабристов. Информация о состоявшемся приеме Матюшкина, отраженная в первом показании Бестужева-Рюмина, а затем смягченная различными оговорками во втором его показании, также могла поступить к нему по прямому каналу — от Рылеева и Пущина через М. Муравьева-Апостола.

В августе 1825 г. Матюшкин отправился в кругосветную экспедицию и, таким образом, время его фактического пребывания в тайном обществе ограничивается мартом 1824 г., когда начались его встречи с Пущиным, и августом 1825 г. Покинувший в августе 1824 г. Петербург Муравьев-Апостол уже знал о принятии Матюшкина.

Существуют и другие, далеко не косвенные, свидетельства источников о том, что Матюшкин не скрывал своих связей с участниками тайного общества и своей принадлежности к кругу их единомышленников. В письме Ф. П. Врангеля к Ф. П. Литке сообщается о том, что в августе 1826 г., получив в Петропавловске-на-Камчатке первые известия о событиях 14 декабря, Матюшкин, вообразив, что «...его сообщники в Петербурге овладели всем правлением, затеял было в Камчатке дурные дела», якобы возбуждая неудовольствие в подчиненной команде.28 В настоящее время это документальное свидетельство может вызвать определенный скепсис. В самом деле, насколько целесообразно и реалистично было вызывать возмущение далеко от пределов России, среди участников кругосветной экспедиции? По-видимому, Матюшкин, как и другие участники плавания, получил известия не только о мятеже 14 декабря, но и о его разгроме, о первых арестах его активных участников и организаторов.

282

Непредвзятый анализ свидетельства в свете приведенных в настоящей статье данных подводит исследователя к мысли о том, что Матюшкин мог выражать в этой связи сожаление о гибели своих товарищей по тайному обществу, близких ему людей, в том числе — в разговорах с подчиненными ему младшими офицерами. О характере эмоциональных высказываний Матюшкина по поводу участия в восстании Пущина и других друзей можно судить по его известному письму Е. А. Энгельгардту, цитированному выше. Весьма возможно, что имел место и обмен мнениями о возможности победы «бунтовщиков», об их планах ввести в России представительное правление и Матюшкин выразил свое сочувствие этим планам. Все это, разумеется, вполне могло быть расценено непосредственным начальством как «дурные дела».

Но примечателен сам факт осведомленности Ф. П. Врангеля — знаменитого мореплавателя и многолетнего начальника Матюшкина — о том, что «сообщниками» Матюшкина являются именно те, кто выступил 14 декабря в Петербурге. Это напрямую свидетельствует о том, что последний явно обнаружил свое сочувствие восставшим. Менее достоверным следует считать его признание в организационной связи с обнаружившимся тайным обществом, в своей принадлежности к нему.

Как и другие приведенные свидетельства источников, письмо Врангеля в немалой степени подтверждает заключение, которое можно сделать на основании показания Бестужева-Рюмина — о вступлении Матюшкина в тайное общество декабристов в 1824 г.

Таким образом, ставшие предметом нашего анализа дополнительные показания о принадлежности Матюшкина к декабристскому тайному обществу, сохранившиеся в материалах следствия, показывают, что действительные обстоятельства его вступления в тайный союз, равно как и степень осведомленности о политических планах заговорщиков, не получили адекватного отражения в материалах следствия. Наиболее обоснованным представляется заключение о том, что эти показания в значительной мере скрывают подлинные факты и обстоятельства, нежели содержат исчерпывающие данные на этот счет. Причиной этому стало главным образом стремление подследственных не вовлекать в расследование лиц, мало замешанных в деятельности заговорщиков.

Факт принятия Матюшкина в «морскую управу» Северного общества, первоначально сообщенный Бестужевым-Рюминым в достаточно категоричной, утвердительной форме, затем был укрыт

283

от расследования — им и М. И. Муравьевым-Апостолом. В целом, расследование вопроса о вступлении Матюшкина в тайное общество не было закончено и осталось недоведенным до конца; в частности, не были допрошены важнейшие и самые осведомленные свидетели: Рылеев и Пущин.

Приведенные нами следственные показания не перечеркивают первоначального свидетельства Бестужева-Рюмина. Они даже в некотором отношении подтверждают его обоснованность (ссылка на Матвея Муравьева-Апостола в повторном показании Бестужева-Рюмина, полный и явно намеренный отказ Муравьева-Апостола от какого-либо определенного показания относительно вступления Матюшкина в тайное общество), но вместе с тем лишают его безусловного доказательного значения.

Вывод о вступлении Матюшкина в число членов тайного общества декабристов, сделанный ранее на основании первоначального показания Бестужева-Рюмина, необходимо сопроводить поправкой — «согласно показанию Бестужева-Рюмина, не получившему подтверждения в ходе расследования». Эта поправка не означает, что показание Бестужева-Рюмина неавторитетно — она свидетельствует лишь о том, что первоначальное, достаточно точное и недвусмысленное свидетельство в дальнейшем не было подтверждено другими показаниями. Отметим, что тоже очень важно, — показание Бестужева-Рюмина фактически не было и опровергнуто.

Итоговое положение представляется в следующем виде: причастность Матюшкина к тайному обществу не вызывает сомнений, но его формальное членство в декабристском союзе остается окончательно недоказанным. Можно лишь высказать достаточно обоснованное предположение о том, что лицейский друг Пушкина, вероятнее всего, был принят в тайное общество Рылеевым в течение марта — августа 1824 г., по рекомендации и при непосредственном участии Пущина (давний товарищ по Лицею, возможно, первым сообщил Матюшкину о существовании тайного союза «либералистов»). Об этом факте в той или иной форме стало известно участникам тайных обществ — даже на юге, в кругу членов Южного общества.

Введенные в научный оборот новые указания следственных документов снимают категоричную однозначность с ранее известного показания Бестужева-Рюмина о принятии Матюшкина в Северное общество. Последовавшее затем неполное и явно незаконченное расследование не подтвердило первоначального показания этого декабриста в полном объеме. Но углубленный анализ содержания всех полученных следствием показаний, а также приведенные в настоящей статье данные других источников,

284

позволяют предположить, что Матюшкин все же состоял в тайном обществе декабристов и лишь случайно избежал привлечения к следственному процессу и соответствующего наказания. При таком развитии событий вопрос о принадлежности к тайному обществу Матюшкина имел бы более определенный и, несомненно, положительный ответ.

П. В. Ильин