169

И. В. ВАСИЛЬЕВА

«...НАША СВАДЬБА СОСТОЯЛАСЬ...»*

(Свидетельства о венчании Е. Н. Гончаровой
и барона Ж. Дантеса)

«У нас свадьба. Моя свояченица Екатерина выходит за барона Геккерна, племянника и приемного сына посланника короля Голландского. Это очень красивый и добрый малый, он в большой моде и 4 годами моложе своей нареченной. Шитье

170

приданого сильно занимает и забавляет мою жену и ее сестер, но приводит меня в бешенство. Ибо мой дом имеет вид модной и бельевой лавки»,1 — сообщал Пушкин отцу в письме, датируемом концом декабря 1836 г. Состояние бешенства будет определяющим в последний месяц пушкинской жизни. То, что несколько месяцев занимало умы в Петербурге и в письмах сообщалось из столицы в провинцию, что держало в напряжении пушкинский круг, семейный и дружеский, приближалось. 10 января общее напряжение в доме достигло предельного уровня, сметая границы приличий. Софья Николаевна Карамзина в своих письмах к брату — незаменимый хроникер этих событий: «Итак, свадьба Дантеса состоялась в воскресенье: я присутствовала при одевании мадемуазель Гончаровой, но когда эти дамы сказали, что я еду вместе с ними в церковь, ее злая тетка Загряжская устроила мне сцену. Из самых лучших побуждений, как говорят, опасаясь излишнего любопытства, тетка излила на меня всю желчь, накопившуюся у нее за целую неделю от нескромных выражений участия: мне кажется, что в доме ее боятся, никто не поднял голоса в мою пользу, чтобы по крайней мере сказать, что они сами меня пригласили. <...> Ты согласишься, что, помимо доставленной мне неприятности, я должна была еще испытать большое разочарование: невозможно сделать наблюдения и рассказать тебе о том, как выглядели участники этой таинственной драмы в заключительной сцене эпилога. Александр говорит, что все прошло наилучшим образом, но ты ведь знаешь, он по природе своей не наблюдателен».2 Братья Александр и Владимир Карамзины были шаферами Екатерины Николаевны. Приходится вместе с Софьей Николаевной сетовать на Е. И. Загряжскую, лишившую возможности наблюдать и рассказать о сцене венчания Екатерины Николаевны и Дантеса, к прискорбию, увы! не заключительной в этой драме.

10 января, отправляясь в церковь с приехавшими братьями Дмитрием и Иваном Николаевичами Гончаровыми, Екатерина Николаевна покидала дом Пушкина, в котором прожила более двух лет и о котором писала 8 декабря 1834 г.: «...я так счастлива, так спокойна, никогда я не мечтала о таком счастье, поэтому я право не знаю как я смогу когда-нибудь отблагодарить Ташу и ее мужа за все что они делают для нас, один бог может их вознаградить за хорошее отношение к нам».3 Она навестит этот дом только единожды, после кровавой развязки, чтобы проститься с сестрой, уезжавшей в Полотняный Завод, а вскоре

171

и сама навсегда покинет Петербург и Россию. «...Обе сестры увиделись, чтобы попрощаться, вероятно навсегда, и тут, наконец, Катрин хоть немного поняла несчастье, которое она должна была бы чувствовать и на своей совести: она поплакала...».4 Наталья Николаевна «присутствовала на обряде венчания, согласно воле своего мужа, но уехала сейчас же после службы, не оставшись на ужин».5 Приехавшие накануне, братья Гончаровы тем самым очень поддержали дам своего семейства, но пробыв 4 дня, уехали, не оставшись на свадебный ужин, который давал граф Строганов со стороны родных невесты; будучи кузеном Н. И. Гончаровой, он принимал участие в семейных делах, был посаженым отцом Екатерины Николаевны на свадьбе. Внезапный отъезд братьев вызвал обиду Екатерины Николаевны. Спустя неделю она писала в Завод: «Я начну свое письмо прежде всего с того, чтобы вас хорошенько побранить, еще раз повторить вам то, что вы и так уже хорошо знаете, а именно, что вы гадкие скверные мальчики. Честное слово, видано ли было когда-нибудь что-либо подобное, обмануть старшую сестру так бесцеремонно, уверять, что не уезжают, а несколько часов спустя — кучер погоняй! и господа мчатся во весь опор по большой дороге. Это бесчестно, и я не могу от вас скрыть, мои дорогие братья, что меня это страшно огорчило, вы могли бы все же проститься со мной. Но я должна разыграть роль великодушной женщины и простить вам вашу неучтивость <...> Вы приехали оба сюда на мою свадьбу, я еще раз искренне благодарю вас, и я в самом деле глубоко тронута и взволнована этим проявлением дружбы ко мне с вашей стороны».6

После венчания Екатерина Николаевна переезжает в дом Геккерена, который он снимает на Невском проспекте, входит в новую семью. С. Н. Карамзина в письме к брату с восхищением пишет: «...вчера (11 января. — И. В.) я была у них. Ничего не может быть красивее, удобнее и очаровательно изящнее их комнат, нельзя представить себе лиц безмятежнее и веселее, чем их лица у всех троих, потому что отец является совершенно неотъемлемой частью как драмы, так и семейного счастья. Не может быть, чтобы все это было притворством: для этого понадобилась бы нечеловеческая скрытность, и при том такую игру им пришлось бы вести всю жизнь! Непонятно...».7 Андрей Карамзин сообщает родным 16 января: «Тому 2 дня был у старика

172

Строганова (le père assis (посаженого отца. — И. В. )) свадебный обед с отличными винами. Таким образом кончился сей роман à la Balzac, к большой досаде С.-Петербургских сплетников и сплетниц».8

Однако события продолжали развиваться, стремительно приближаясь к трагической развязке, не сразу и не всегда заметные чужому глазу. И идиллического семейного торжества не получалось. Из рассказа Данзаса: «На свадебном обеде, данном графом Строгановым в честь новобрачных, Пушкин присутствовал, не зная настоящей цели этого обеда, заключавшейся в условленном заранее некоторыми лицами примирении его с Дантесом. Примирение это, однако же, не состоялось, и, когда после обеда барон Геккерн, отец, подойдя к Пушкину, сказал ему, что теперь, когда поведение его сына совершенно объяснилось, он, вероятно, забудет все прошлое и изменит настоящие отношения свои к нему на более родственные, Пушкин отвечал сухо, что, невзирая на родство, он не желает иметь никаких отношений между его домом и г. Дантесом».9

Не все столь идиллично было и в доме Геккеренов, как казалось со стороны. А. Н. Гончарова сообщала брату о тех психологических сложностях и шероховатостях, которые тяготели над домами сестер. «Все кажется довольно спокойным. Жизнь молодоженов идет своим чередом, Катя у нас не бывает: она видится с Ташей у Тетушки и в свете. Что касается меня, то я иногда хожу к ней, я даже там один раз обедала, но признаюсь тебе откровенно, я бываю там не без довольно тягостного чувства. Прежде всего я знаю, что это неприятно тому дому, где я живу, а во-вторых, мои отношения с дядей и племянником не из близких; с обеих сторон смотрят друг на друга несколько косо, и это не очень-то побуждает меня часто ходить туда. Катя выиграла, я нахожу, в отношении приличия, она чувствует себя лучше в доме, чем в первые дни: более спокойна, но, мне кажется, скорее печальна иногда. Она слишком умна, чтобы это показывать и слишком самолюбива тоже; поэтому она старается ввести меня в заблуждение, но у меня, я считаю, взгляд слишком проницательный, чтобы этого не заметить».10

Письма Карамзиных и сестер Гончаровых, многочисленные мемуарные и эпистолярные свидетельства современников дают возможность ощутить ту атмосферу, что царила вокруг замужества Екатерины Николаевны и до венчания, и после. Самый же

173

день 10 января, день венчания, сопряженные с ним суета, волнения и всякого рода опасения, остался по преимуществу вне описаний и воспоминаний, исключая, однако, красноречивое свидетельство С. Н. Карамзиной.

Сама Екатерина Николаевна в первом письме в Сульц к свекру писала: «...Наша свадьба состоялась в последнее воскресенье, 22 текущего месяца, в 8 часов вечера, в двух церквах — католической и греческой».11 Видимо, именно в такой последовательности.

Щеголев указывал, что «бракосочетание было совершено 10 января по католическому обряду — в римско-католической церкви Св. Екатерины и по православному — в Исаакиевском соборе. Свидетелями при бракосочетании расписались: барон Геккерн, граф Г. А. Строганов, ротмистр Кавалергардского полка Августин Бетанкур, виконт д’Аршиак, л.-гв. Гусарского полка поручик Иван Гончаров и полковник Кавалергардского полка Александр Полетика».12 И он же публикует письмо Геккерена к Верстолку: «...10-го (22-го) января брак был совершен в обеих церквах в присутствии всей семьи. Граф Григорий Строганов с супругой, родные дядя и тетка молодой девушки, были ее посажеными отцом и матерью, а с моей стороны графиня Нессельроде была посаженой матерью, а князь и княгиня Бутера свидетелями».13 Свидетельство это никем не комментировалось и остается непонятным, но оно породило версию, какое-то время бытовавшую, что венчание по католическому обряду проходило в домовой церкви княгини Бутера. И Черейский, ссылаясь на свидетельство Геккерена, называет чету Бутера как свидетелей.14

В конце XIX в. была опубликована брачная запись из книги Исаакиевского собора.15 В ЦГИА СПб. хранится брачная книга церкви Св. Екатерины с регистрацией брака Дантеса и Гончаровой с подписями свидетелей. Между прочим, обращает на себя внимание отсутствие подписи Ивана Гончарова. Кроме того, запись обнаруживает маленькую женскую слабость Екатерины Николаевны: она убавляет свой возраст.

В один и тот же день возраст невесты в этих двух свидетельствах указан разный: в православном варианте — 26 лет, а в католическом — 29. Нам известно, что Е. Н. Гончарова родилась 22 апреля 1809 г., так что на день венчания ей уже исполнилось

174

28 лет и оставалось три с половиной месяца до того возраста, который она указала при венчании в костеле Св. Екатерины. Пушкин правильно пишет отцу Сергею Львовичу, что Дантес «4 годами моложе своей нареченной». Дантес родился 2 февраля 1812 г.; до 25 лет, им указанных, ему оставалось меньше месяца.

Разницу в показаниях о своем возрасте, сделанных Е. Н. Гончаровой, можно объяснить различной степенью требовательности, предъявляемой при венчании в православном и католическом храмах. В первом случае запись делается дьячком и священником со слов невесты и не требует никаких клятв и свидетельских подписей, удостоверяющих это показание. Во втором случае невеста приносит клятвенное показание — сначала вслух перед алтарем, а затем зафиксированное письменно с подписями всех поручителей и венчавшего их приора Дамиана Иодзевича. Итак, в первом случае легкость обряда дала возможность невесте поддаться соблазну убавить свой возраст. А во втором случае сделать это не позволило ни нравственное чувство, ни присутствие свидетелей.

Публикуемые вместе записи из книг двух церквей — это единственные документальные данные о дне 10 января 1837 г., о событии, на которое в пушкинском кругу возлагались надежды благоприятного исхода сложившейся ситуации.

БРАЧНЫЕ ЗАПИСИ Е. Н. ГОНЧАРОВОЙ
и бар. Ж. ГЕККЕРЕНА

1

Запись в метрической книге Исаакиевского собора1

В метрической книге Исаакиевского собора за 1837 г., ч. II, в ст. 1 в графе «Когда и кто именно венчан» под 10 января 1837 г. записано: «Десятого числа, пребывающий здесь Нидерландского Посланника Барона Гекерена усыновленный им Барон Карл Георг Гекерен, служащий порудчиком в Кавалергардском Ея Императорского Величества полку и принадлежащий к римско-католическому исповеданию, 25 лет, Двора Его Императорского Величества фрейлина девица Екатерина Николаевна Гончарова, 26 лет, оба первым браком». В графе «Кто были поручителями» записано: «По женихе: Кавалергардского Ея Величества полка ротмистр Бетанкур и виконт д’Аршиак. По невесте: Обер-шенк Граф Григорий Александрович Строганов,

175

лейб-гвардии Гусарского полка порутчик Иван Гончаров, Кавалергардского Ея Величества полка полковник Александр Полетика и Нидерландский Посланник Барон Гекерен. Венчание совершил священник Андрей Райковский, дьячок Филипп Шишков».2

2

Запись в метрической книге С.-Петербургского костела
Св. Екатерины3

Acte de Mariage de M^ur Georges-Charles baron de Heeckeren fils adoptif de S<on> E<xcellence> M^r le baron Louis de Heeckeren fils de Joseph Conrad Baron d’Antès et de Anne Marie-Louise Comtesse Hatzfeld; et de Demoiselle d’honneur Catherine de Gontscharoff, fille de Nicolas de Gontscharoff et de Natalie Zagriatski, conclu en 1837, le 10 Janvier.

Promis

1. Je me présente avec une pleine liberté.

2. Je n’ai contracté aucun Mariage.

3. Je ne suis ni parent ni allié de ma future.

4. Je suis âgé de 24 ans.

5. Je connais ma Religion et j’ai fait mes dévotions.

[Подпись:] Georges Baron de Heeckeren

Promise

1. Je me presénte avec une pleine liberté.

2. Je n’ai contracté aucun Mariage.

3. Je ne suis ni parente ni allié de ma future.

4. Je suis âgée de 29 ans.

[Подпись:] Catherine Gontcharoff

Nous comme témoins presents a cet Acte, le signons de nos mains

[Подписи:] Baron de Heekeren

Alexandre de Poletika
A. de Betancourt
Vicomte d’Archiac
Le Comte G. de Stroganoff.

Cet examen a été fait par moi sousigné

Damian Iodziewiez
De l’ordre des Dominicains
Supérieur de l’Eglise de S-te Catherine.

176

Акт о венчании Е. Н. Гончаровой с бар. Жоржем Геккереном-Дантесом 10 января 1837 г. в костеле Св. Екатерины в Петербурге.

177

Перевод:

Брачное свидетельство г. Жоржа Шарля барона де Геккерена, приемного сына Е<го> П<ревосходительства> барона Луи де Геккерена, сына Жозефа Конрада барона д’Антеса, и Анны Марии-Луизы, графини де Хатцфельд, и фрейлены Екатерины Гончаровой, дочери Николая Гончарова и Натальи Загряжской, заключенное в 1837 10 января.

Жених

1. Я предстаю по доброй воле.

2. Я не состою ни в каком другом браке.

3. Я не являюсь ни родственником,

    ни свойственником моей будущей супруги.

4. Мне 24 года.

5. Я признаю мою веру и я говел.

    [Подпись:] Жорж барон де Геккерен

Невеста

1. Я предстаю по доброй воле.

2. Я не состою ни в каком другом браке.

3. Я не являюсь ни родственницей,

    ни свойственницей моему будущему супругу.

4. Мне 29 лет.

[Подпись:] Екатерина Гончарова

Мы, как свидетели, присутствующие при составлении этого документа, подписываем его собственноручно

[Подписи:]  Барон де Геккерен

Александр Полетика
А. де Бетанкур
Виконт д’Аршиак
Граф Строганов

Удостоверяю я, ниже подписавшийся

Дамиан Иодзевич

Доминиканского ордена

Настоятель церкви Св. Екатерины.4