- 122 -
К ПУШКИНСКОМУ НАБРОСКУ «ШУМИТ КУСТАРНИК»
Среди стихотворных набросков Пушкина, датируемых обыкновенно издателями 1825 годом, есть один некомментированный и историко-литературно неосознанный. Он печатается под заглавием «Шумит кустарник» и представляет черновой набросок стихотворения, тринадцать строк которого, до известной степени, возможно восстановить, — набросок, стоящий в творчестве Пушкина одиноко.
В. Е. Якушкин,2 С. А. Венгеров,3 П. О. Морозов,4 имевшие дело с этим черновиком, не дали окончательного текста, сделав ряд ошибок.
Для понимания этого отрывка-наброска восстанавливаю его (совместно с Н. В. Измайловым, прочитавшим некоторые неразборчивые слова), по рукописи б. Румянцовского Музея (№ 2367, л. 50).
Шумитъ
[Кусты]
[На] кустарникъ... На утесъ —
веселый [рогатый]
[онъ]
Олень [пугливый] выбѣгаетъ
подножный
[Пугливо] онъ [окрестный] [поля]
[Недвиженъ*], [онъ окрестный] лѣсъ
Съ вершины острой озираетъ[Легко]
[и] строенъ [стройно] [он]
[Возвелъ]
Недвижимъ [Надъ бездной], [недвижимъ] стоитъ
И [..] чуткимъ ухомъ*
[Чуть] [робкимъ] шевелитъ......
- 123 -
[вдругъ*] [Но] [..] [вдругъ] — [в]незапной
[И дрог] дрогнулъ онъ — [дальной] звукъ
[къ] [..]
[Его* потрясъ*] [и он] [и вдругъ] —
[безпокойно]
[Онъ поднялъ] [онъ] [нерзб.][Съ вершины прянулъ] [боязливо] —
[.] [Онъ поднялъ шею] —[вытянулъ]
и [вдругъ][Онъ шею про]
Кроме того, на предыдущей странице пушкинской тетради имеется четверостишие, первая строка которого начата вровень со строкой «и чутким ухом шевелит», что, как кажется, и вынуждает читать это четверостишие после1 этой строки:
Глядитъ на свѣтлые луга
Глядитъ на снй сводъ небеснй
И на Днѣпрове
[Глядитъ на бездны], [на] брега
Вѣнчанны чащею древеснй —
[.]Таким образом, текст, поскольку он поддается реконструированию и толкованию, должен читаться так:
Шумитъ кустарникъ... На утесъ
Олень веселый выбѣгаетъ
[Недвиженъ], онъ подножный лѣсъ
Съ вершины острой озираетъ.
Недвижимъ, строенъ онъ стоитъ
И чуткимъ ухомъ шевелитъ...
Глядитъ на свѣтлые луга,
Глядитъ на синій сводъ небесной
И на Днѣпровскіе брега
Вѣнчанны чащею древесной —
[Вдругъ] дрогнулъ онъ — [незапной] звукъ
Его потрясъ — [онъ боязливо]
[Съ вершины прянулъ.]2
- 124 -
Вплотную под черновиком — рисунок: медведь на привязи, на задних лапах. Подобный рисунок можно было бы ожидать где-нибудь в черновиках «Цыган». Дата написания отрывка может быть определена только очень приблизительно положением между черновиками «Египетских Ночей»; по замечанию П. О. Морозова «по содержанию м. б. отнесено к кавказским впечатлениям» (1829). Написание слова «олень», а не «елень» ведет, как будто, скорей к 1828—1829 гг., когда это слово встречается у Пушкина с такой, а не церковно-славянскои огласовкой, между тем как в первую половину 20-х гг. обычно у Пушкина — «елень».1
Каково происхождение и смысл пушкинского наброска? Нам представляется, что в нем можно видеть близкую вариацию одного места из поэмы Вальтер-Скотта «Дама Озера». Ряд соображений заставляет склоняться к этому предположению.
Образ оленя, вообще, любим Пушкиным, но в других местах встречается у него как шаблонно-эпизодический штрих, чаще всего кавказского горного пейзажа. В «Кавказском Пленнике» (1820 г.—февраль 1821 г.)
Уже приюта между скал
Елень испуганный искал,2или ближе («Кавказ»):
Там ниже мох тощий, кустарник сухой;
А там уже рощи зеленые сени,
Где птицы щебечут, где скачут олени.На фоне Кавказа в «Путешествии Онегина»: «Стоит олень, склонив рога» (кстати рядом рифмы: утеса — черкеса). В стихотворении «Ты прав мой друг» и в «Сказке о Зензевее» около ключей кавказских «бьется лань пронзенная стрелой» и царевна «резва как лань кавказских гор». Позже, опять-таки на фоне «бездн» и «крутых скал» Кавказа, дважды появляется в «Галубе» сравнение с «пойманным оленем», который «Все в лес глядит, все в глушь уходит», и с «раненым оленем», который «бежит, тоскуя безотрадно».3 Однако, во всех этих примерах, олень, сам по себе,
- 125 -
так же мало интересует поэта, как, скажем, лань в выражениях «И лани быстрые стремленья», или «коня и трепетную лань», или «как лань лесная боязлива».
Не то в интересующем нас отрывке, — здесь олень не отвлеченный образ, не сравнение, не беглая экзотическая деталь, кладущая «couleur locale» на фон «романтической поэмы», но — самоцель. Олень — так мог бы называться отрывок. Олень на вершине, спасающийся от врага, — такова подсказываемая тема.
Подобным пластический образ в русской литературе, хронологически близкой, встречается у двух поэтов: у Лермонтова и Жуковского.1 Поэма Лермонтова («Измаил Бей») не могла быть известна Пушкину — 19 строк ее, посвященных оленю — «царю лесов» «с ветвистыми рогами»,2 были написаны значительно позже. Строки об олене у Жуковского, несмотря на их текстуальную близость к пушкинским, также появились лишь в 1831 г. Но знаменательно, что и эти два, кажется, единственные, образа оленя восходят к поэме Вальтер-Скотта. Жуковский, в заключительных стихах своего перевода из II песни «Marmion» (о котором Пушкин писал: «Жуковский написал пропасть хорошего и до сих пор все еще продолжает переводить одну песнь из Marmion; славно»), давал такую картину:
В Шевьотскую залегший тень,
Вскочил испуганный олень,
По ветру ноздри распустил,
И чутко ухом шевелил,
И поглядел по сторонам
И снова лег...3Вот эти то образы оленей, с неизбежностью исходящие от английской литературы, заставляют внимательнее присмотреться и
- 126 -
к наброску Пушкина. У Вальтер-Скотта олень неотъемлемая, характерная краска шотландских гор и, поэтому, неотъемлемый «персонаж» почти всех его поэм и романов. После «Мармиона» (1808) шотландский поэт возвращается к нему постоянно: охота на оленей в «Уоверли»; охотники гонят оленя сквозь кустарники в сравнении «Квентин Дорварда»; символ оленя играет особую сюжетную роль в «Пертской Красавице»; мотив погони за оленем встречается в «Сен-Ронанских водах»; в «Карле Смелом» герцог говорит пословицами об олене; момент погони за оленем поэтизирован в драме «Halidon-Hill»; в стихотворении «Дикий Охотник» оленю на крутизнах и вершинах посвящен ряд строф, а в «Опасном Замке» олень выростает в образ раненой, но восстающей Шотландии. Но особенно внимательно и длительно остановился на грациозном образе Вальтер-Скотт в «Lady of the Lake» (1810) и, кажется, именно оттуда этот силуэт «горного короля» на вершине запомнился Пушкину, пленив его и сказавшись на его собственной русской вариации. Привожу аналогичные строфы:
I
1 The Stag at eve had drunk his fill,
Where danced the moon on Monan’s rill,
And deep his midnight lair had made
In lone Glenartney’s hazel shade;
5 But, when the sun his beacon red
Had kindled on Benvoirlich’s head,
The deep-mouthed blood-hound’s heavy bay
Resounded up the rocky way,
And faint, from farther distance borne,
10 Were heard the clanging hoof and horn.Строфа особенно важная:
II
1 As chief who hears his warder call,
«To arms! the foemen storm the wall»,
The antler’d monarch of the waste
Sprung from his heathery couch in haste.
5 But, ere his fleet career he took,
The dew-drops from his flanks he shook;
Like crested leader proud and high,
Tossed his beamed frontlet to the sky;
A moment gazed adown the dale,
- 127 -
10 A moment snuffed the tainted gale,
A moment listen’d to the cry,
That thickened as the chace drew nigh;
Then, as the headmost foes appeared
With one brave bound the copse he cleared
15 And, stretching forward free and far,
16 Sought the wild heaths of Uam-Var.1а далее:
V
1 The noble Stag was pausing now,
Upon the mountain’s southern brow,
Where broad extended, far beneath,
The varied realms of fair Menteith.
5 With anxious eye he wander’d o’er
Mountain and meadow, moss and moor,
And pondered refuge from his toil,
By far Lochard or Aberfoyle.
But nearer was the copse-wood gray,
10 That waved and wept on Loch-Achray,
And mingled with the pine-trees blue
On the bold cliffs of Ben-venue.
Fresh vigour with the hope returned,
With flying foot the heath he spurned,
15 Held westward with unwearied race,
16 And left behind the panting chase.Вот этот образ, как мне кажется, запомнился Пушкину и сказался на его наброске. Вальтер-Скоттовские строфы — самые первые строфы его знаменитой поэмы (глава «The Chase» — «Охота»). Мы имеем следующие соответствия с пушкинскими (близкими и ритмически) стихами: пушкинскому — «Шумит кустарник (кусты)» соответствует «The antler’d monarch of the waste sprung from his heathery couch in haste» (строфа II, стихи 3—4). Строке 2-ой «на утес олень рогатый (веселый) выбегает» соответствует
The noble Stag was pausing now,
Upon the mountain’s southern brow, (V, l—2)и «Tossed his beamed frontlet» (II, 8).
Строкам
Пугливо он подножный (окрестный) лес
С вершины острой озирает
- 128 -
находим у Вальтер-Скотта почти буквальное соответствие:
Where broad extended, far beneath...
With anxious eye he wander’d o’er
Mountain and meadow, moss and moor. (V, 3—6)Строки 4 и 5 передают момент, когда олень как бы замер:
Недвижим, строен он стоит
И чутким ухом шевелит.У Вальтер-Скотта:
A moment gazed adown the dale,
A moment snuffed the tainted gale. (II, 9—10)Любопытно, что в оригинале «недвижность» оленя создается нагнетательно повторяющимся единоначатием трех стихов (французские прозаические переводы не передавали этого, русские вовсе опускали это место). И у Пушкина, первоначально, мы находим, именно в этом месте, те же три стиха с единоначатием.
У Вальтер-Скотта
У Пушкина
A moment gazed adown the dale,
A moment snuffed the tainted gale,
A moment listen’d to the cry.Глядит на светлые луга (края),
Глядит на синий свод небесной,
Глядит на бездны, на брега,
Венчанны чащею древесной.Что касается до содержания, то это почти буквальный перевод вынесенного и у Вальтер-Скотта (как и у Пушкина) в отдельную (V, 5—7) строфу описания (в данном случае большая близость к французскому переводу): «ses yeux parcouraient... les eaux, les prairies, les bruyères et les marécages... Mais plus près de lui est un taillis de saules, dont le feuillage se balance sur le lac Achray, et se marie aux rameaux bleuâtres des pins, qui couronnent (венчанны чащею древесной!) les rochers...»
Параллелью стихам
Глядит на синий свод небесной,
Глядит на бездныявляются у Вальтер-Скотта строки 8—9 строфы II (здесь ближе к шотландскому тексту):
Закидывает свой рогатый лоб к небесам
Мгновение всматривается в долину1
- 129 -
Tossed his beamed frontlet to the sky;
A moment gazed adown the dale, ...Амплифицированному сравнению Вальтер-Скотта (строфа II), изображающему тревогу оленя, услышавшего погоню и рисующему его прыжок, —
That thickened as the chace drew nigh;
Then, as the headmost foes appeared,
With one brave bound the copse he cleared
And, stretching forward free and far...1у Пушкина соответствует более быстрое:
[Но] [вдруг] дрогнул он —
незапный2 звук его [коснулся, потряс?]
И вдруг
С вершины прянул он пугливо.Стихи Вальтер-Скотта, как и стихи Пушкина, одинаково стремятся нарисовать почти физиологически, с регистрирующим натурализмом, всю совокупность тонких, встревоженных движений животного. В этом напряженном заострении — задание художника: Олень пугливый на острой вершине. Чуткое (робкое) ухо, чуть шевелится. Неподвижное тело четко вырисовывается над бездной. И потом этот звук — «дальной», «незапной», вдруг прорезавший тишину. Недаром этот момент так не давался Пушкину или, точнее, — так приковывал его внимание — слово «вдруг» четыре или пять раз повторено в черновике. От него «дрогнул» олень, «поднял шею», «протянул, вытянул шею», «беспокойно», «боязливо», и «с вершины прянул». Вот тема, данная Вальтер-Скоттом, соблазнившая Пушкина в его вариации эпизода «охоты».
Следует отметить, однако, что в то время как у Вальтер-Скотта эпизод с оленем, впоследствии самостоятельно прославившийся, функционирует как вводный эпизод к сложному повествованию поэмы, у нас нет ни малейшего основания предполагать такой же «увертюрности» относительно пушкинского наброска. В нем, как будто, все говорит о совершенно самоценной эстетической концепции. Особо следует отметить то важное обстоятельство, что в дальнейшей переработке более позднего, повидимому, четверостишия у Пушкина появляется к слову «брега» эпитет
- 130 -
«Днепровские»:1 расплывчато неопределенный, нейтральный пейзаж, настойчиво присутствовавший в первоначальном замысле:
Глядит на бездны, на брега
заменяется, как будто бы, совершенно новой мыслью локализировать набросок:
И на Днепровские брега.
Таким образом, в то время как у Вальтер-Скотта пейзаж, окружающий оленя, насыщен обилием географических названий, конкретизирующих местный колорит Шотландии, Пушкиным первоначально весь этот географический акомпанимент снимается вовсе, — Пушкина первоначально интересует только отвлеченный эстетический образ. Только последним штрихом Пушкин переносит оленя на русскую почву. Если стройный олень (the gallant Stag) Вальтер-Скотта является над национальной рекой Шотландии — Тэем (the flooded Teith — строфа VI), излюбленной «шотландским бардом»,2 — то и «стройный» олень пушкинского отрывка переносится на берега великой национальной реки русского поэта. Быть может эта именно деталь и остановила творческий замысел Пушкина своими противоречиями с ранее набросанной картиной (олени мало вяжутся с Днепром, Днепр — с утесами, «с вершиной острой»).3 Замысел дикого ландшафта в высоком стиле оборвался, разрешившись полушутливой фигурой неуклюжего ручного медведя на привязи.
Вольная картинка, навеянная строфами шотландской поэмы, словно сменилась каким то другим близким воспоминанием:
... медведь беглец родной берлоги...
... и тяжко пляшет и ревет
И цепь докучную грызет... —«Цыганы»
рисунком, скорее напоминающим о старых «увеселениях русского барина» («Дубровский»).
- 131 -
В библиотеке Пушкина сохранился английский экземпляр «The Lady of the Lake» (№ 1362 по описанию Б. Л. Модзалевского)1 с ex-libris’ом Уварова. Книга могла попасть к Пушкину помимо самого Уварова и через посредство Жуковского. 17 августа 1813 г. С. С. Уваров писал Жуковскому: «Я получил на днях кипу Английских книг, между проч. все поэмы Сира Вальтера Скотта. Ein Volk’s dichter im edlen Sinne des Wortes. Когда я окончу чтение их, то к вам препровожу лутчие».2
В упомянутом экземпляре поэмы имеются незарегистрированные карандашные отметки в начале и конце I строфы, против 11 строки III строфы и под последней строкой той же строфы, а также на стр. 12, 13, 14, 15, 21, 22, 23, 24, 25. Нельзя судить, принадлежат ли они Пушкину, Уварову, или кому-нибудь другому (Жуковскому?).3
Можно только сказать, что находящаяся в Пушкинской библиотеке книга любимого Пушкиным писателя, оставляет возможность предположить, что на это отчеркнутое место обращалось лишний раз и особое внимание Пушкина.
Необходимо ли обращаться к данному экземпляру книги, нельзя сказать и потому, что трудно установить возможность обращения Пушкина в середине 20-х годов к английскому тексту. Французские переводы были достаточно точны в данном месте, Пушкин, как и большинство русских читателей, знакомился с Вальтер-Скоттом во французских переводах.
Важна теоретическая возможность знакомства Пушкина с «The Lady of the Lake» в каком бы то ни было изводе, — а она не может быть оспариваема. Эта популярнейшая поэма Вальтер-Скотта была одной из первых получивших и у нас известность.4
Вяземский, например, еще в 1819 г. спрашивал Тургенева: «А какова Озерова В. Скотта?»5 А для Пушкина, по его собственному признанию, Вальтер-Скотт уже в октябре 1824 г. был
- 132 -
«пищей души»,1 и, еще в апреле 1822 г., Пушкин восхищался «поэтическими панорамами» и «волшебными картинами» Вальтер-Скотта, повидимому, имея в виду поэмы последнего (писано по поводу «Кавказского пленника»). Приведенный анализ впервые указывает на возможную конкретную связь Пушкина с восхищавшими его поэмами Вальтер-Скотта.
Небезинтересно отметить, что Пушкин, читатель французского Вальтер-Скотта и французских книг о нем, должен был натолкнуться особо на эпизод об олене и по следующим соображениям. Французские издания «La dame du Lac», на прилагаемой к поэме карте, давали гравюрное изображение головы оленя, устанавливающее связь с текстом.2 Известный же комментатор Вальтер-Скотта, широко популярный и у нас — Амедей Пишо в своем «Voyage» писал по поводу «Lady of the Lake» очень много, давая целые страницы цитат из нее и эпиграфов, а в одном месте подчеркивал: «Voici les approches de Benvoirlich et d’Uavar, où le cerf de la Dame du Lac chercha un asile en entendant les premiers aboiemens de la meute». Настолько велика была слава эпизода с оленем во Франции.3
В связи с предыдущим анализом, мне представляется не лишним отметить, что и в одной из следующих строф той же поэмы Вальтер-Скотта имеется другое совпадение с другой вещью Пушкина, той же, видимо, что и «Шумит кустарник», эпохи. На это совпадение впервые обратил внимание, конечно, не без полемических целей, Булгарин. Как известно, он писал по поводу «Бориса Годунова» в № 266 «Северной Пчелы» за 1831 год (подп. Ѳ.): «Памятливые критики, занимающиеся Английскою Словесностью могут найти несколько живописных сцен в Борисе Годунове, также знакомых им прежде. Так например Сцена в лесу между Самозванцем и наперсником его, Пушкиным, припомнит сцену в Lady of the Lacke В.-Скотта». Это замечание Булгарина, не плохо знавшего Вальтер-Скотта, не нашло себе позднейшего подтверждения,
- 133 -
тем более что и сам Булгарин не считал нужным детализировать свое замечание. Позднейшая критика, реабилитируя Пушкина по возможности от всех нападок «Фиглярина», устранила и это его замечание, не считая нужным входить в его рассмотрение и оценку. «Lady of the Lake» была слишком живым для всех произведением. Даже академическое издание Пушкина ограничилось комментарием: «упрек Булгарина насчет Самозванца из Lady of the Lake вызван злостью» (т. IV, 1916 г.). Что же имел в виду Булгарин? Даю текст Пушкина и французский перевод Вальтер-Скотта.
Пушкин «Борис Годунов»1
Лес
Лжедимитрий, Пушкин. (В отдалении лежит конь издыхающий)
Лжедимитрий
Мой бедный конь! Как бодро поскакал
Сегодня он в последнее сраженье,
И раненый как быстро нес меня!
Мой бедный конь!Пушкин (про себя)
Ну вот о чем жалеет,
Об лошади! Когда все наше войско
Побито в прах!Самозванец
Послушай, может быть,
От раны он лишь только заморился
И отдохнет.Пушкин
Куда! Он издыхает.
Самозванец (идет к своему коню)
Мой бедный конь! Что делать? Снять узду
Да отстегнуть подпругу. Пусть на воле
Издохнет он.(Разнуздывает и расседлывает коня)
В строфе IX2 песни 1 «The Lady of the Lake», т. е. рядом с эпизодом об олене, находим такое место: у затравившего оленя охотника —
- 134 -
пал конь (даю французский перевод): «...Mais tout à coup son noble coursier s’abat dans le vallon; le chasseur impatient veut en vain l’exciter du geste, de l’éperon et des rênes; tous ses travaux sont finis; le pauvre animal est tombé pour ne plus se relever! Ému par la pitié et ses regrets, le chasseur se lamente ainsi sur son coursier expirant: — Je ne pensais guère, quand pour la première fois je guidais ta fougue naissante sur les rives de la Seine; je ne pensais guère, ô mon incomparable coursier! que tes membres agiles serviraient de pâture à l’aigle des montagnes d’Ecosse! Maudite soit la chasse, maudit soit le jour qui me prive de toi, ô mon coursier chéri!» Как видим, общим является только самый прием обращения к павшему коню короля и Самозванца. Если принять указание Булгарина, что в 1825 г. Пушкин воспользовался этим приемом, — это сопоставление придает как бы лишнее ударение значению нашего предыдущего сопоставления. Два смежных, общеизвестных эпизода Вальтер-Скоттовской «Охоты» находят себе соответствия у Пушкина.
СноскиСноски к стр. 122
1 Доложено в Комиссии Международного Литературного Обмена ИЛЯЗВ в 1928 г.
2 Русская Старина, 1884 г., май, 351.
3 Пушкин, ред. С. А. Венгерова, II, 402, № 470.
4 Сочинения Пушкина, издание Академии Наук, IV, 195.
Сноски к стр. 123
1 С. А. Венгеров ставил его раньше. Ни той ни другой локализацией этого четверостишия не избегается стечение мужских рифм, остающееся, вообще, помимо его и в первоначальном тексте.
2 Возможно чтение последних трех строк:
Но дрогнулъ онъ — внезапной звукъ
Его коснулся [и онъ вдругъ]
[Съ вершины прянулъ].Сноски к стр. 124
1 Что касается до рифмовки «лес» и «утес», то она встречается в «Привете Алеко сыну» (леса — утеса) 1824 г.
2 Там же: «Елени дремлют над водами» (и в той же транскрипции в цитируемом из Жуковского 8-м примечании к «Кавказскому Пленнику»).
3 Вне кавказского пейзажа олень появляется у Пушкина в «Скупом рыцаре» («Вкруг замка по лесам он вечно бродит, как молодой олень»). Ср. еще «За ланью быстрой и пугливой стремится долом Актеон» (вариант: «быстрой, боязливой»).
Сноски к стр. 125
1 Можно вспомнить еще державинскую лань в его «Водопаде», строки которого выписаны на соседних листах той же тетради Пушкина. («Лань идет робко, чуть ступает, вняв вод твоих падущих рев, рога на спину преклоняет и быстро мчится меж дерев»).
2 Об этом месте у Лермонтова см. в моей работе «Лермонтов и Вальтер-Скотт». Ср. «Измаил Бей», ч. II, строфа XVI.
3 Любопытно отметить, что один стих здесь почти буквально совпадает со стихом пушкинского наброска. У Жуковского: «И чутко ухом шевелил», у Пушкина: «и чутким ухом шевелит». В Пушкинском Доме в настоящее время можно видеть экземпляр «The poetical works» Вальтер-Скотта, 1830 г., с отчеркнутыми в VI томе самим Жуковским, переведенными им строфами «Marmion» (Собрание Онегинского Музея).
Сноски к стр. 127
1 Цитирую по экземпляру личной библиотеки Пушкина в Пушкинском Доме.
Сноски к стр. 128
1 Характерно, что в параллель Вальтер-Скоттовскому Tossed можно указать, что и у Пушкина, повидимому, было слово «Возвелъ» (чтение Н. В. Измайлова).
Сноски к стр. 129
1 У Вальтер-Скотта та же тема еще в строфе II и VIII.
2 Слово трудно разбираемо. Быть может, «следимой».
Сноски к стр. 130
1 Чтение этого неразборчивого и недописанного слова принадлежит Н. В. Измайлову. [Отметим, что П. В. Анненков, как видно из составленного им краткого обзора пушкинских рукописей, в копии, сделанной П. А. Ефремовым, хранящегося в Пушкинском Доме (I б 55, стр. 74), также читал «Днепровские». Ред.]
2 Напомню знаменитое сравнение Тэя с Тибром в эпиграфе и начале первой главы «The fair maid of Perth» Вальтер-Скотта.
3 Наведенные мною справки (ср. Brehms «Tierleben», III B., 1891, S. 462, а также таблица IV распространения Edelhirsch) не говорят о распространенности оленя в области Днепра. Слово «скалы» в применении к Днепру встречается у Пушкина в «Русалке».
Сноски к стр. 131
1 «The Lady of the Lake». A poem. By Walter Scott. Esq. The eight edition. Edinburgh, 1810. 8°, 433 pp. (Б. Л. Модзалевский. Библиотека Пушкина, СПб. 1910, стр. 332).
2 Русский Архив, 1871, 0161.
3 Тип отметок — его.
4 Существовал перевод 1828 г. «Елена Дуглас или Дева Озера Лок-Катринского, соч. В. Скотта, пер. с французского», ранее переводы на немецкий, французский и итальянский языки. Рецензии см. в Revue Encyclopédique. Французы особенно ценили эту вещь (ср. отзывы в Globe).
5 Остафьевский Архив, I, 343.
Сноски к стр. 132
1 Л. С. Пушкину (Пушкин, ред. С. А. Венгерова, V, 531, № 95).
2 Каждый томик произведений Вальтер-Скотта обычно имел какую-нибудь живописную эмблему, характеризующую его поэму или роман. Для «Dame du Lac» таковой являлся олень.
3 Наконец, сам Вальтер-Скотт в шутливой форме вспоминает о широкой известности этой «сцены из народной поэмы моего отечества, называющейся „Milady Lac“, во Франции», где даже подается блюдо изображающее эту сцену с оленем. (Quentin Durward, Introduction, ср. русск. пер. под ред. А. А. Краевского, СПб. 1845, стр. XXIII—XXIV).
Сноски к стр. 133
1 Пушкин, ред. С. А. Венгерова, II, 356.
2 В экземпляре библиотеки Пушкина строфа IX также отмечена в начале и в конце.