- 127 -

КАРАМЗИН И ПУШКИН.

(НЕСКОЛЬКО СОПОСТАВЛЕНИЙ).

Приводимые здесь сопоставления некоторых текстов Карамзина и Пушкина на полноту не претендуют; тем не менее, общее количество их не может не остановить внимания исследователя.

I. Реминисценции в отдельных частностях.

В этом первом отделе мы воздерживаемся от каких-либо выводов и предоставим говорить самим материалам.

Пушкинский стих

Любви все возрасты покорны

напоминает стих Карамзина:

Любви покорно всё

(«К неверной», 1796 г.)

В «Послании к А. А. Плещееву» Карамзина (1794 г.) читаем

Тогда пустыннику явятся
Химеры, адские мечты,
Плоды душевной пустоты!

Последний стих, с той же рифмой к нему, почти в точности воспроизведен у Пушкина в «Элегии» 1821 года:

Я пережил свои желанья,
Я разлюбил свои мечты,
Остались мне одни страданья,
Плоды сердечной пустоты.

И он же отразился позднее в III главе «Евгения Онегина»:

...................................
Свой тайный жар, свои мечты,
Плоды сердечной полноты, —

- 128 -

То же «Послание к Плещееву» Карамзина содержит следующие места:

Каков ни есть подлунный свет,
Хотя блаженства в оном нет,
Хотя в нем горесть обитает:
Но мы для света рождены,
Душой, умом одарены,
И должны в нем, мой друг, остаться.
Чем можно будем наслаждаться...
...................................
Во тьме густой, в печальной мгле
Сверкнет луч солнца веселее...
..................................
Кто Муз от скуки призывает
И нежных Граций, спутниц их...
..................................
Тот в мире с миром уживется
И дней своих не прекратит
Железом острым или ядом;
Тому сей мир не будет адом;
Тот путь свой розой оцветит
Среди колючих жизни терний,
Отраду в горестях найдет,
С улыбкой встретит час вечерний
И в полночь тихим сном заснет.

Сравним у Пушкина, в сгущенном виде:

Но не хочу, о други, умирать!
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать,
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И, может быть, на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.

Есть случаи внесения Пушкиным в стихи образов, как будто позаимствованных из художественной прозы Карамзина.

Вот из «Писем русского путешественника»:

«Тут возвышался некогда величественный дуб, безмолвный свидетель рождения и смерти многих веков...

Гордый дуб, почтенный старец в мире растений»...

У Пушкина:

Гляжу ль на дуб уединенный,
Я мыслю: патриарх лесов
Переживет мой век забвенный,
Как пережил он век отцов.

- 129 -

В VII главе «Евгения Онегина» среди картин Грибоедовской Москвы, на которых так очевиден отпечаток тем, общей манеры и словесных оборотов «Горя от ума» (особенно строфы XLIV—XLV), в ямбы влит период, составленный по образцу прозы Карамзина, с сохранением стиля источника:

У ночи много звезд прелестных,
Красавиц много на Москве,
Но ярче всех подруг небесных
Луна в воздушной синеве.
Но та, которую не смею
Тревожить лирою моею,
Как величавая луна
Средь жен и дев блестит одна.1 (Строфа LII).

Сравним у Карамзина описание красоты Натальи в сравнении с другими девушками («Наталья боярская дочь»):

«Много цветов в поле, в рощах и на лугах зеленых, но нет подобных розе, — роза всех прекраснее; много было красавиц в Москве белокаменной... но никакая красавица не могла сравняться с Натальею — Наталья была всех прелестнее».2

Укажем еще другое сравнение красавицы, которое сам Карамзин в другой своей повести приводит, в качестве старинного шаблона, в кавычках:

- 130 -

«Не так приятна полная луна, восходящая на небе между бесчисленными звездами, как приятна наша милая Царевна, гуляющая по зеленым лугам с подругами своими; не так прекрасно сияют лучи»... и т. д. («Прекрасная царевна и счастливый Карла»).

II. Источник Пушкинской «Мадонны».

У Карамзина же, по нашему убеждению, из его прозы взят Пушкиным и тематический материал для «Мадонны».

В «Письмах русского путешественника» (среди писем из Парижа) находим следующее место:

«Шесть дней сряду, в 10 часов утра, хожу я в улицу св. Якова, в Кармелитской монастырь... «Зачем? спросите вы: «за тем ли»... [и т. д.]. Нет: я хожу в Кармелитской монастырь для того, чтобы видеть милую трогательную Магдалину живописца Лебрюня, таять сердцем и даже плакать! Чудо несравненного искусства! Я вижу не холодные краски и не бездушное полотно, но живую ангельскую красоту, в горести, в слезах... [и т. д.]. Всё прелестно в Магдалине: лицо, стан, руки, растрепанные волосы, служащие покровом для лилейной груди, всего же прелестнее глаза ее, от слез покрасневшие... Я видел много славных произведений живописи, хвалил, удивлялся искусству; но эту картину желал бы иметь; был бы счастливее с нею; одним словом люблю ее! Она стояла бы в моем уединенном кабинете, всегда перед моими глазами... Но открыть ли вам тайную прелесть ее для моего сердца? Лебрюнь в виде Магдалины изобразил прекрасную герцогиню Лавальер».

Здесь даны почти все те элементы мысли, какие составили материал «Мадонны». Идет речь о множестве «славных произведений живописи» и об удивлении перед их искусством, — сравним первый катрен «Мадонны». Так же, как и в «Мадонне», дается выделение из их множества одной картины, к которой автор испытывает особенное чувство, и именно желание иметь ее в своем «уединенном кабинете» (сравн. у Пушкина: «в простом углу моем, средь медленных трудов»),1 «всегда перед глазами» (у Пушкина:

- 131 -

«желал быть вечно зритель»). Дается описание картины, и в конце художественного эпизода у Карамзина «открывается», в чем «тайная прелесть» любимой картины для сердца поэта: «в виде Магдалины» изображена «прекрасная герцогиня Лавальер», привлекательная своей трогательной для чувствительного автора судьбою.

У Пушкина в конце рассматриваемого стихотворения иной оборот поэтической мысли:

Исполнилось мое желание... и т. д.

Следует мадригальная гипербола концовки:

....тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.

Но та же, более традиционная поэтическая тема — «в прекрасной картине узнается прекрасная женщина», — тема, выступающая в заключении нашего отрывка из «Писем» Карамзина, использована Пушкиным в тот же момент его жизни (1830 год) в письме к невесте, Н. Н. Гончаровой:

«Прекрасные дамы спрашивают у меня ваш портрет и не прощают мне того, что у меня его нет. Я утешаю себя, проводя целые часы перед белокурой Мадонной, похожей на вас, как две капли воды. Я купил бы ее, если бы она не стоила 40,000 рублей».

В. В. Баранов в своей статье «Новый текст Мадонны» («Пушкин. Сборник I», под ред. Н. К. Пиксанова, М. 1924) в числе интересных вопросов, связанных с этим стихотворением, называет и вопрос «об оригинале Мадонны», то-есть о той картине, которую упоминает Пушкин в этом письме. Нам не совсем понятно, что получил бы исследователь, если бы ему удалось установить, примерно, под каким номером в каталоге Эрмитажа значится картина, в которой поэт субъективно усматривал известное сходство с Гончаровой.1 Может быть, это прояснило бы для него религиозные переживания Пушкина, которые будто бы представлены в сонете «Мадонна»? Нам же кажется, что приведенное место из письма к невесте — явная словесная стилизация «под Карамзина», живо напоминающая указанный нами в «Письмах» эпизод о хождении в Кармелитский монастырь для любования Магдалиною Лебрюня.

Сходство прекрасной женщины с прекрасною картиной, их тождество или даже превосходство живой прекрасной женщины,

- 132 -

прославляемой поэтом, по сравнению с картиной или статуей знаменитого художника, — традиционная в ту пору поэтическая тема.1 Пользование ею очень показательно для характера эстетических воспритий у Карамзина: интимное любование избранным произведением искусства, жажда вечного созерцания его «в уединенном кабинете». Но весьма сомнительно — и, главное, совершенно несущественно для историка литературы, — ходил ли в действительности Карамзин ежедневно в Кармелитский монастырь, или Пушкин — смотреть на Мадонну. Интереснее тот литературный факт, что названная тема представлена в лирике Пушкина в стихотворении «Kennst du das Land», 1827 года. Там молодая женщина с «идеальною красой» и «небесными чертами» любуется художественными сокровищами Италии —

И ничего перед собой
Себя прекрасней2 не находит.
Стоит ли с важностью очей
Пред Флорентинскою2 Кипридой
Их две... и мрамор перед ней
Страдает, кажется, обидой.
Мечты возвышенной полна,
В молчаньи смотрит ли она
На нежный образ Форнарины
Или Мадонны молодой, —
Она задумчивой красой
Очаровательней картины.

О стихотворении этом указывалось, что в описании итальянских памятников искусств, которые видит путешественница, заметны следы чтения «Чайльд-Гарольда».3 У Пушкина называются те же имена — Кановы, Рафаэля, — так же упоминается Венера Медицейская («Флорентинская Киприда»).

- 133 -

И тема сравнения красавицы именно с Мадонной встречается и у Байрона. Например, в «Беппо» о венецианках сказано:1

Напоминают, стоя на балконе,
Красу Мадонн картин Джиорджионе.

Очевидно, пользование этой темой у Пушкина связано было с определившимся у него в конце 20-х — начале 30-х годов особым тяготением к пластическим искусствам. Мы видим, в эту пору ему вспоминались яркие впечатления Байрона от художественных ценностей Италии, представленные в «Чайльд-Гарольде». За отсутствие таких впечатлений он обвинил Монтэня (которого, впрочем, весьма ценил) в отсутствии чувства прекрасного («Всем известно, что французы народ самый анти-поэтический. Славнейшие представители сего остроумного и положительного народа: Монтань, Монтескье, Вольтер доказали это. Монтань, путешествовавший по Италии, не упоминает ни о Микель-Анджело, ни о Рафаэле»...)2

Таким образом, введение темы о Мадонне в сонете Пушкина есть явление литературного стиля, связанное с определенным моментом в эволюции художественного мировоззрения поэта, с его школой, а нисколько не свидетельство о его религиозных чувствах и представлениях, и в этом отношении мы принципиально возражаем против построений В. В. Баранова. Лирика вообще ни о чем действительном не свидетельствует прямо, и каждое отдельное стихотворение обыкновенно является продуктом длительного «торможения» в сознании поэта пережитого и думанного, истолкования его в традиционных литературных образах и обрастания постепенно развивающимися второстепенными тематическими деталями.

При литературном подходе к стихотворению «Мадонна» показательна прежде всего та его особенность, что тут в форму сонета облечен любовный мадригал невесте. Высокость сонетного стиля тем самым снижается, а «легкость» мадригала заменяется своеобразной полушутливой торжественностью. Для Пушкинского мадригала характерно отнесение к концу главного комплимента, подготовляемого в первой части более или менее замысловатою

- 134 -

тематикой совсем другого рода, которая используется в заключении, как материал для сравнения или антитезы. Сонет также всегда стремится к концу, к заключительной pointe, и в этом общем свойстве с мадригалом Пушкинской манеры — основание для их оригинального соединения в «Мадонне».

Тематический материал для наполнения положенного для сонета числа строк, как мы видели, взят Пушкиным у Карамзина. «Пречистая и наш божественный Спаситель» использованы Пушкиным в «Мадонне» в качестве заднего тематического плана, в роли сравнения в любовном мадригале. Если рассматривать это, как свидетельство об отношении поэта к религии, то такое употребление религиозных образов представляется скорее кощунственным, чем дающим основание заключать, что Пушкин «утвердился в вере».1

В лирике Пушкина подобное употребление не раз имело место ранее «Мадонны». До «Гавриилиады» у Пушкина обычнее сопоставления пира любви с ритуалом служения языческим богам,2 после «Гавриилиады» преобладают аналогии любовного служения с культом владычицы небесной.3

Наконец, в том же незаконченном стихотворении «Ты знаешь край...», где у Пушкина ярче всего (до «Мадонны») выступает сопоставление воспеваемой красавицы с красавицей — созданием художника (см. выше), любимая женщина в его изображении равняется с богоматерью и даже как бы затмевает ее своим духовным величием.

- 135 -

Дошедшая до нас часть стихотворения кончается следующим обращением к Рафаэлю:

И ты, Харитою венчанный,
Ты, вдохновенный Рафаэль,
Забудь еврейку молодую,
Младенца бога колыбель —
Постигни прелесть неземную,
Постигни радость в небесах,
Пиши Марию нам другую
С другим младенцем на руках.

Мария, равная богоматери неземной прелестью и совершающая равный подвиг милосердия и пожертвования не только собой, но и сыном, это, конечно, Мария Волконская-Раевская, отправляющаяся в Сибирь за мужем-декабристом, оставляя малютку-сына.

Тут перед нами тот момент, когда сопоставление прославляемой женщины с богоматерью переносится Пушкиным из легких жанров в высокую лирику — и тем подготовляется «Мадонна».

Замечательно, что при переживании поэтом серьезной любви (к Марии Раевской, к Гончаровой), вскрывавшей в нем «задатки сентименталиста старой школы»,1 словесное выражение своего восхищения любимой женщиной он стилизует по Карамзину. Срвн. «У ночи много звезд прелестных» в «Евгении Онегине», срвн. «Мадонну» и отрывок из письма к невесте...

И мы думаем, что «карамзинизм» Пушкина вовсе не только в мелочных невольных воспроизведениях или сознательных позаимствованиях отдельных стихов, образов, мотивов, вовсе не только в известном отношении «Бориса Годунова» к «Истории» Карамзина: задатки карамзиниста старой школы представляются нам в Пушкине глубокой подводной струей, редко заметной на поверхности, но бесспорно значительной для понимания в нем и человека, и поэта, и общественного деятеля. Сентиментализм, как идейное течение, определяет круг важнейших тем произведений Пушкина. И, может быть, небезосновательно писал А. Марлинский, современник, столь близкий к нашему поэту, что карамзинизм, плод воспитания, сказывался в литературной деятельности Пушкина всю жизнь и наложил свою печать и на лучшие его создания — «Бориса Годунова» и «Евгения Онегина».

В. Бутакова.

Сноски

Сноски к стр. 129

¹ Место это в VII гл. «Евгения Онегина» неправильно относили к Н. Н. Гончаровой-невесте. Явления стиля заставляют сделать другое биографическое приурочение. За приведенными строками следуют стихи:

С какою гордостью небесной
Земли касается она!
Как негой грудь ее полна!
Как томен взор ее чудесный!..
Но полно, полно, перестань,
Ты заплатил безумству дань.

А в лирике Пушкина эти сцепления стихов постоянно группируются при появлении не-названной темы «Мария Раевская-Волконская». См. «Бахчисарайский фонтан», стих. «Кто знает край»... Об этом см. у П. Е. Щеголева: «Утаенная любовь. Из разысканий в области биографии и текста Пушкина» и примечания П. О. Морозова к стих. «Кто знает край»... в Академич. издании Соч. Пушкина (том IV). [Ср., однако, выше, стр. 90—91, и указанные там работы М. О. Гершензона и Н. О. Лернера. Ред.].

² Ср. еще у М. О. Гершензона: Статьи о Пушкине, М. 1926, стр. 115. Ред.

Сноски к стр. 130

¹ Поэтизирование «сладостных занятий любителя муз в тихом кабинете» (выражение Батюшкова) — тема, впервые внесенная в русскую поэзию Карамзиным и очень характерная для карамзинизма. Она занимает видное место в кругу любимых тем лирики Пушкина.

Сноски к стр. 131

¹ Из картин Эрмитажа такое сходство при желании можно усмотреть в Рафаэлевской Madonna Conestabile (№ 1667 в VII зале).

Сноски к стр. 132

¹ В работе М. Г. Давидович: «Женский портрет у русских романтиков первой половины XIX в.» (сборник «Русский романтизм», 1927) подобран обильный материал, вполне подтверждающий это положение нашей статьи (написанной в 1924 г.). «Сравнения с живописными или скульптурными произведениями» при описании женской внешности пригодились романтикам и сделались у них литературной модой в связи с их тяготением к живописности, pittoresque, и недостаточностью слова. Эти сравнения являлись «высшим выражением восторга перед красавицей». Отсюда «беспредельный гиперболизм».

² Так нами прочитано по автографу.

³ Указывалось Н. Ф. Сумцовым. Н. О. Лернер также находит, что в этой вещи налицо «романтизирование Италии вполне в Байроновском духе».

Сноски к стр. 133

¹ They look when leaning over the balcony,
            Or stepp’d from out a picture by Giorgione (Beppo, XI).

² Между прочим, упрек несправедлив: Монтэнь упоминает, не называя только имени Микель-Анджело, его Моисея в числе наиболее понравившихся ему в Риме статуй («... et de la nouvelle besouigne, le Moïse... [etc.] — ce sont les statues qui m’ont le plus agréés à Rome»).

Сноски к стр. 134

¹ Отметим, что в работе Е. Кислицыной об отношении Пушкина к религии «Пушкинский сборник памяти С. А. Венгерова. — Пушкинист IV»), ни о «Мадонне», ни о мадригалах с именем «Владычицы» не сказано ни слова.

²

...Как верный сын Пафосской веры,
Проводит набожную ночь
С младой монашенкой Цитеры... (1819) и друг.

³ Срвн. мадригал кн. Хованской «Ты богоматерь, нет сомненья»... (1827 г.); срвн. «Акафист Е. Н. Карамзиной» (1827 г.):

Земли достигнув наконец,
От бурь спасенный провиденьем,
Святой владычице пловец
Свой дар несет с благоговеньем:
Так посвящаю с умиленьем
Простой, увядший мой венец
Тебе, высокое светило
В эфирной тишине небес.
Тебе сияющей так мило
Для наших набожных очес.

Сноски к стр. 135

¹ П. Е. Щеголев — «Утаенная любовь» Пушкина к Раевской.