71

Къ вопросу о вліяніи Вольтера на Пушкина.

Объ отношеніяхъ Пушкина къ Вольтеру писалось довольно много: см. перечень въ статьѣ проф. А. П. Кадлубовскаго «Къ вопросу о вліяніи Вольтера на Пушкина» — «Пушкинъ и его современники», вып. V, С.-Пб. 1907, стр. 19—20.

Присоединяю небольшую замѣтку еще объ одной параллели изъ Вольтера къ «Евгенію Онѣгину», которая, кажется, до сихъ поръ не указана.

Въ 1736 г. Вольтеръ написалъ остроумную веселую сатиру «Le Mondain» («Свѣтскій человѣкъ»); здѣсь съ обычною своею язвительною шутливостью онъ далъ типичную картинку изъ современной ему утонченной французской городской жизни, которую противополагаетъ жизни примитивной.

Regrettera qui veut le bon vieux temps,
Et l’âge d’or, et le règne d’Astrée,...
Et le jardin de nos premiers parents;
Moi je rends grâce à la nature sage
Qui, pour mon bien, m’a fait naître en cet âge
Tant décrié par nos tristes frondeurs:
Ce temps profane est tout fait pour mes moeurs, —

заявляетъ Вольтеръ въ первыхъ строкахъ своего стихотворенія.

Фантазія поэтовъ разукрасила жизнь Золотаго Вѣка; французская пасторальная литература создала царство Астреи. Сухой, трезвый, реалистическій умъ Вольтера насмѣшливо разрушаетъ всѣ эти вымыслы; онъ дѣлаетъ такой натуралистическій эскизъ о примитивной жизни:

72

Quand la nature était dans son enfance,
Nos bons aïeux vivaient dans l’ignorance,

           ...ils n’avaient rien,

Ils étaient nus...
Sobres étaient. Ah! je le crois encor:
Martialo1) n’est point du siècle d’or.
D’un bon viu frais ou la mousse ou la sève
Ne gratta point le triste gosier d’Ève;
La soie et l’or ne brillaient point chez eux...

Среди духовенства и серьезной, благочестиво настроенной публики значительную сенсацію возбудила данная Вольтеромъ вольная характеристика жизни прародителей въ раю:

Mon cher Adam, mon gourmand, mon bon père,
Que faisais-tu dans les jardins d’Èden?
Caressais-tu madame Ève ma mère?
Avouez-moi que vous aviez tous deux
Les ongles longs, un peu noirs et crasseux,
La chevelure un peu mal ordonnée,
Le teint bruni, la peau bise et tannée.
Sans propreté l’amour le plus heureux
N’est plus amour, c’est un besoin honteux.
Bientôt lassés de leur belle aventure,
Dessous un chêne ils soupent galamment
Avec de l’eau, du millet, et du gland;
Le repos fait, ils dorment sur la dure:
Voilà l’état de la pure nature.

Поднявшаяся во Франціи волна увлеченія подобнымъ ultra-реалистическимъ, шутливьмъ до глумленія освѣщеніемъ такого рода сюжетовъ докатилась и до Россіи и захватила нашихъ «безпечныхъ шалуновъ», — въ рядахъ которыхъ оказался одно время

73

и Пушкинъ, увлекавшійся «Орлеанскою Дѣвственницей» Вольтера, любившій «открытымъ сердцемъ» говорить

Насчетъ небеснаго царя,
А иногда насчетъ земного1),

самъ написавшій «Гавріиліаду» и т. под.

Рисуя картины примитивной жизни, стремясь лишить ихъ всякой идеалистической окраски, Вольтеръ подчеркиваетъ, что современное ему общество усвоило совсѣмъ иные вкусы:

J’aime le luxe et même la mollesse,
Tous les plaisirs, les arts de toute espèce,
La propreté, le goût, les ornements:
Tout honnête homme a de tels sentiments...

И вторая половина стихотворенія даетъ легкій, шутливый очеркъ жизни современнаго свѣтскаго «порядочнаго» человѣка:

Or maintenant voulez-vous, mes amis,
Savoir un peu, dans nos jours tant maudits,
Soit à Paris, soit dans Londres, ou dans Rome,
Quel est le train des jours d’un honnête homme?

Прежде всего изображается внутренность аппартаментовъ:

Entrez chez lui: la foule des beaux-arts,
Enfants du goût, se montre à vos regards.
De mille mains l’éclatante industrie
De ces dehors orna la symétrie.
L’heureux pinceau, le superbe dessin
Du doux Corrège et du savant Poussin
Sont encadrés dans l’or d’une bordure...
Tous ces objets sont vingt fois répétés
Dans des trumeaux tout brillants de clartés...

74

Рисуется выѣздъ изъ дому:

Mais du logis j’entends sortir le maître:
Un char commode, avec grâces orné,
Par deux chevaux rapidement traîné,
Paraît aux yeux une maison roulante...

Прогулка въ экипажѣ:

Nonchalamment je l’y vois promené;
De deux ressorts la liante souplesse
Sur le pavé le porte avec mollesse.

Ванна, духи:

Il court au bain: les parfums les plus doux
Rendent sa peau plus fraîche et plus polie.

Любовныя свиданія:

Le plaisir presse; il vole au rendez-vous
Chez Camargo, chez Gaussin, chez Julie;
Il est comblé d’amour et de faveurs.

Посѣщеніе театра, оперы:

Il faut se rendre à ce palais magique
Où les beaux vers, la danse, la musique,
L’art de tromper les yeux par les couleurs
L’art plus heureux de séduire les cœurs,
De cent plaisirs font un plaisir unique.

Оцѣнка представленія и артистовъ:

Il va siffler quelque opéra nouveau,
Ou, malgré lui, court admirer Rameau.

Обѣдъ въ ресторанѣ, шампанское, пробка, летящая въ потолокъ:

Allons souper. Que ces brillants services,
Que ces ragoûts ont pour moi de délices!

75

Qu’un cuisinier est un mortel divin!
Chloris, Églé me versent de leur main
D’un vin d’Aï dont la mousse pressée,
De la bouteille avec force élancée,
Comme un éclair fait voler le bouchon;
Il part, on rit; il frappe le plafond...

И такъ изо дня въ день:

Le lendemain donne d’autres désirs,
D’autres soupers, et de nouveaux plaisirs.

Вспомнимъ описаніе разсѣянной свѣтской жизни Евгенія Онѣгина въ I главѣ романа Пушкина: сходство съ только что приведенными строками Вольтера замѣтное. Жизнь Петербургскаго «свѣта» слагалась подъ вліяніями образа жизни французскаго общества, бывшаго передъ глазами Вольтера, — отсюда сходство изображеній у русскаго и у французскаго писателей. Трудно, однако, не подумать и о литературномъ воздѣйствіи со стороны сатиры «Le Mondain» на поклонника Вольтера, Пушкина. Нашъ поэтъ, разумѣется, разработалъ совершенно самобытно описаніе жизни, какую отчасти велъ и самъ на «вредномъ» для него сѣверѣ; тѣмъ не менѣе нѣкоторыя точки соприкосновенія съ сатирой Вольтера замѣтны, самый же тонъ описаній одинаковъ.

Описаніе роскошной обстановки жилища Евгенія:

Все, чѣмъ для прихоти обильной
Торгуетъ Лондонъ щепетильной
И по Балтическимъ волнамъ
За лѣсъ и сало возитъ къ намъ,
Все, что въ Парижѣ вкусъ голодной
Изобрѣтаетъ для забавъ,
Для роскоши, для нѣги модной1),

76

Все украшало кабинетъ
Философа въ осьмнадцать лѣтъ.
Янтарь на трубкахъ Цареграда,
Хрусталь и бронза на столѣ,
И чувствъ изнѣженныхъ отрада
Духи въ граненомъ хрусталѣ...

Прогулка:

                  Въ утреннемъ уборѣ,
Надѣвъ широкій боливаръ,
Онѣгинъ ѣдетъ на бульваръ
И тамъ гуляетъ на просторѣ...

Обѣдъ въ ресторанѣ, шампанское:

Ужъ темно. Въ санки онъ садится,
Къ Talon помчался...
Вошелъ — и пробка въ потолокъ,
Вина кометы брызнулъ токъ,
Предъ нимъ roastbeef: окровавленный
И трюфли, роскошь юныхъ лѣтъ,
Парижской кухни лучшій цвѣтъ...

Посѣщеніе театра, оцѣнка представленія:

Театра злой законодатель...
Онѣгинъ полетѣлъ къ театру,
Гдѣ каждый, критикой дыша,
Готовъ охлопать entrechat,
Обшикать Федру, Клеопатру,
Моину вызвать...
Волшебный край!..

77

Общая оцѣнка жизни Онѣгина (строфа XXXVI):

Проснется за полдень, и снова
До утра жизнь его готова,
Однообразна и пестра,
И завтра то же, что вчера.

При наличности одинаковаго шутливо-серьезнаго сатирическаго тона, при рядѣ указанныхъ точекъ соприкосновенія, трудно отрѣшиться отъ мысли о нѣкоторой внутренней связи I-й главы «Евгенія Онѣгина» и стихотворенія «Le Mondain»; кажется, что характеристика Петербургской разсѣянной жизни Онѣгина создалась подъ извѣстнымъ литературнымъ воздѣйствіемъ со стороны названной сатиры Вольтера1).

Вл. Рѣзановъ.