119

Письмо о дуэли и смерти Пушкина.

Въ перепискѣ моего отца съ однимъ его другомъ — Варварою Михайловною Похвисневою, судя по ея письмамъ, принадлежавшею къ помѣщичьей семьѣ, проживавшей то въ деревнѣ Тульской губ., Ефремовскаго уѣзда, то въ Москвѣ, я встрѣтилъ одно письмо, имѣющее отношеніе къ смерти Пушкина. Это письмо писано было В. М. Похвисневою изъ Москвы 12 февраля 1837 г. и послано было въ Рязань отцу моему, тогда капитану Аѳанасьеву, служившему, какъ это видно изъ адреса, въ Бѣлевскомъ егерскомъ полку. Оно служитъ продолженіемъ письма, начатаго и написаннаго 10 февраля, но оставленнаго дома до наступленія, какъ выражается корреспондентка, почтоваго дня. Сообщаю это второе письмо въ дословной копіи съ сохраненіемъ орѳографіи и пунктуаціи.

«Поговоривъ съ вами о себѣ я хочу еще поговорить вмѣстѣ съ вами объ общей важной потери. — Вѣрно до васъ достигла роковая вѣсть о смерти Пушкина! Къ несчастью она слишкомъ справедлива!.. Онъ имѣлъ дуэль съ францускимъ маркизомъ Дантесомъ, и мѣткая пуля противника похитила у насъ нашего Генія, нашу народную славу! — Да, это отечественная потеря, и чье Русское сердце не содрогнется при мысли что у насъ нѣтъ больше нашего Пушкина — поэта! и Пушкина будущаго историка! Вы знаете, что послѣдніе годы жизни онъ совершенно посвятилъ себя трудамъ историческимъ, и какъ говорятъ достойно писалъ исторію Великаго Петра! Все кончено!

Знаете ли Вы причину дуэли? Я могу Вамъ вѣрно сообщить ее. Городская молва и праздность Петербурскихъ салоновъ возмутили

120

домашній покой Поэта-мужа; его закидали пасквилями, передавая съ городской почьтой, и со всею ѣдкостью насмѣшекъ наименовали его счастливымъ соперникомъ Дантеса, уже женившагося на Гончаровой, родной сестрѣ Пушкиной, — назначили также мѣсто ихъ частыхъ свиданій въ домѣ голандскаго посланника Гекерна, который усыновилъ Дантеса. Взбунтованный ревностью, пылкій поэтъ написалъ оскорбительное письмо къ посланнику и былъ вызванъ Дантесомъ, какъ его сыномъ. Дуэль была назначена смертной, они сошлись на 8-ми шагахъ, и выстрѣлъ Дантеса повергъ Пушкина на землю, онъ же ослабѣвъ спустилъ курокъ и только ранилъ его въ руку. — Пушкинъ жилъ еще два дня, но въ лютыхъ страданіяхъ. Вчера я читала письмо П. А. Вяземскаго (нашего извѣстнаго литератора); онъ подробно описываетъ всѣ слова умирающаго, бывъ неотлучно при немъ съ Жуковск. и Велигурск. Представьте себѣ, какое благородное великодушіе оказалъ онъ! Первое слово было къ женѣ: «ты ни въ чемъ не виновата, будь покойна, я счастливъ, что еще съ тобою» — и предъ всѣми присутствующими старался оправдать ее, — тогда какъ ее преступленіе было всѣмъ хорошо извѣстно, — и на нее теперь пала кровь его! Какая преступная женщина! Онъ просилъ Арендта сказать срокъ его жизни и тотъ безошибочно назначилъ два дня. — Онъ просилъ его еще ѣхать къ Государю испросить прощеніе ему и полк. Данзасу его секунданту и вмѣстѣ другу. Покамѣстъ Арендтъ не возвращался, больной твердилъ: „проститъ ли Государь моего Данзаса?“ Потомъ говорилъ: „жду Арендта и Царскаго слова чтобъ умереть спокойно“... Арендтъ возвратясь привезъ ему записку написанную карандашемъ Самимъ Императ.:1 „если Богъ не приведетъ свидѣться въ здѣшнемъ мірѣ, посылаю тебѣ мое прощеніе и послѣдній совѣтъ умереть христіаниномъ. Дѣтей и жену беру на свои руки“. — Пушкинъ

121

отвѣчалъ на это: „скажите Государю, что жалѣю о потерѣ жизни потому лишь что не могу ее посвятить ему, я весь бы былъ его“. — Полк: Данзасъ спрашивалъ не препоручитъ ли ему докончить съ Дантесомъ, но онъ отвѣтилъ: „прошу тебя не мсти, я прощаю имъ, хочу умереть христіаниномъ“. —

О! какое непритворное уныніе разлито на всѣхъ лицахъ, всѣ мысли, разговоры полны однимъ, никто еще не привыкаетъ къ мысли что нѣтъ болѣе Пушкина!...

Теперь закончу просьбой: если есть досужное время, напишите мнѣ о вашемъ здоровье и не сердитесь. Будьте же здоровы и покойны сколько желаетъ сего Вамъ истинно преданная Варвара Похвиснева».

_______

Это письмо отражаетъ въ себѣ впечатлѣніе, произведенное смертью Пушкина на рядового образованнаго человѣка того времени и въ концѣ указываетъ на настроеніе, созданное этимъ событіемъ у многихъ образованныхъ людей въ Москвѣ.

Интересно сопоставить съ нимъ отзывъ на смерть Пушкина тоже образованнаго человѣка, но принадлежавшаго къ другому поколѣнію — свѣтлѣйшаго князя М. С. Воронцова, бывшаго тогда новороссійскимъ генералъ-губернаторомъ. Фактъ сообщенъ былъ мнѣ Одесскимъ старожиломъ Ник. Григ. Тройницкимъ. Николай Григорьевичъ былъ большимъ любителемъ литературы и самъ былъ причастенъ къ ней. Въ тридцатыхъ годахъ онъ редактировалъ «Одесскій Вѣстникъ», бывшій тогда оффиціальнымъ органомъ генералъ-губернатора. На праздникѣ въ Одессѣ, въ честь открытія въ Москвѣ памятника Пушкину, Тройницкій, по просьбѣ Новороссійского Университета и Одесскаго Славянскаго Общества, прочелъ свое стихотвореніе, посвященное Гоголю, съ которымъ онъ лично былъ знакомъ и у котораго бывалъ вмѣстѣ съ Львомъ Сергѣевичемъ Пушкинымъ въ то время, какъ, по возвращеніи изъ Италіи, Гоголь нѣкоторое время жилъ въ Одессѣ.

122

Во время совѣщаній относительно устройства праздника въ честь Пушкина Новороссійскимъ Университетомъ и Славянскимъ Обществомъ (состоявшагося 6 іюня 1880 года) Тройницкій разсказалъ мнѣ, что въ Февралѣ 1837 года, когда была получена въ Одессѣ вѣсть о смерти Пушкина, онъ тотчасъ же подъ свѣжимъ впечатлѣніемъ написалъ для «Одесскаго Вѣстника» замѣтку, посвященную памяти поэта, и сейчасъ же побѣжалъ къ Воронцову за разрѣшеніемъ ея напечатанія. Прочитавъ замѣтку, Воронцовъ сказалъ: «Можно печатать, но не много ли это». — «Мало, Ваше Сіятельство», возразилъ Тройницкій. Въ отвѣтъ на это Воронцовъ добавилъ: «Вѣдь были у насъ великіе поэты, Ломоносовъ, Державинъ.., куда же Пушкину до нихъ».

Въ этомъ короткомъ разговорѣ вскрывается пропасть, отдѣлявшая два поколѣнія въ ихъ воззрѣніяхъ на Пушкина.

Г. Аѳанасьевъ.