Стихотвореніе Н. Данилевскаго
на смерть Пушкина.

Рукопись носитъ заглавіе: «Александръ Пушкинъ. — Пародія на Оду его: Наполеонъ. Стихотвореніе Николая Данилевскаго. Sunt aliquid manes: letum non omnia finit; Luridaque evictos effugit umbra ragos. Propertius. — Москва 1837». На тетради голубоватой писчей бумаги, на которой писано стихотвореніе, помѣты Цензурнаго Комитета: «Г. Ценсору Снегиреву. № 139. Поступила Марта 5 дня 1837 года» и архивный шифръ: Арсенальная башня. Полка 13. Изъ вязки 35—8. Ордеръ 726». На оборотѣ 1-го листа рукою автора написано: «Сія рукопись, подъ заглавіемъ: Александръ Пушкинъ представлена на разсмотрѣніе Московскаго Цензурнаго Комитета самимъ Авторомъ, Николаемъ Данилевскимъ, жительствующимъ на Большой Пресненской улицѣ, въ домѣ бывшемъ Муратова, а нынѣ Гампельнъ, Февраля 23 дня 1837 года». Передъ стихотвореніемъ — листъ съ посвященіемъ: «Василью Васильевичу Логинову! усерднѣйше посвящаетъ: Сочинитель N. Д.».

Сомнѣнія цензора (Снегирева), какъ видно по помѣткамъ красными чернилами, вызвали слѣдующія мѣста этой піесы, — конечно, весьма слабой съ точки зрѣнія формы и содержанія, но представляющей цѣнность, какъ отзвукъ одного изъ почитателей на смерть поэта:

1)	И въ душахъ съ тайной благостыней Всѣ обожали геній твой!..

112

2)	Романъ напишешь, — разнесется О немъ тотчасъ въ народѣ гулъ; Онъ списывается, кладется...
3)	Когда въ разгулѣ, на свободѣ....
4)	Сознавшись всѣмъ — ты полубогъ!...
5)	Всего лѣтъ тридцать семь имѣя При крѣпкомъ тѣлѣ, ты мечталъ, Что доживешь до лѣтъ Кащея: Но поздно свой обманъ узналъ...

Помѣты о запрещеніи піесы на рукописи нѣтъ, — но въ свѣтъ она, вслѣдствіе извѣстныхъ распоряженій Уварова, издана не была; впрочемъ, уже по самому нахожденію ея въ архивѣ Московскаго Цензурнаго Комитета въ группѣ запрещенныхъ рукописей, видно, что она не была разрѣшена къ напечатанію. Намъ она сообщена А. А. Дунинымъ, съ любезнаго разрѣшенія коего здѣсь и печатается.

Б. Модзалевскій.

—————

Свершился жребій неизмѣнной,
Угасъ великій нашъ Поэтъ;
Уже любимца полвселенной
Въ подлунномъ мірѣ нѣтъ — какъ нѣтъ!
Могучій Геній Стихотворства
Звѣздой падучею изчезъ
И благодарное потомство
Почтитъ его истокомъ слезъ...

О ты, чья память величава
Въ Россіи долго будетъ жить,
Пріосѣненной твоей славой,
Почій!... твой часъ уже пробитъ!...
Великолѣпная могила!...
Надъ урной, гдѣ твой прахъ лежитъ,
Признательность сердецъ почила
И лучь безсмертія горитъ!...

Когда цвѣтущею порою
Возкрылилъ ты свои мечты
И полною страстей красою
Свободу разукрасилъ ты;

113

Когда, удвоивъ взлетъ Пегаса,
Ты вольнодумствовалъ въ стихахъ
И живописнаго Кавказа
Жилъ въ очарованныхъ странахъ;
Тогда, влекомый чудной силой,
Отступникъ воли удалой,
Летѣлъ душой къ Отчизнѣ милой,
Къ странѣ родимой и святой!...
Тогда, откинувъ мысли въ Лету,
Волшебнымъ геніемъ своимъ
Трудовъ плодъ первый выдалъ свѣту
Ты съ чувствомъ пылкимъ и живымъ...

И пролетѣлъ Кавказскій плѣнникъ
Чрезъ міръ, какъ шумный метеоръ;
И Русскій и иноплеменникъ,
Благословляли дѣву горъ,
Плѣнялись яснымъ, чистымъ слогомъ,
Красивымъ оборотомъ словъ,
Который былъ еще такъ новъ,
Неподражаемъ въ смыслѣ строгомъ;
Чудились надъ ума игрой
И мыслей дивною картиной,
И въ душахъ съ тайной благостыней
Всѣ обожали геній твой!...

И выше-выше возпаряя
Своимъ торжественнымъ умомъ,
Ты вдругъ Фонтанъ Бахчисарая
Разрисовалъ своимъ стихомъ...
Съ какимъ магическимъ искуствомъ
Ты описалъ Гарема дѣвъ:
Неволю ихъ, границу чувствамъ,
Ихъ обольстительный напѣвъ.
О какъ твой образцовый геній
Постигъ печальную ихъ жизнь,
Позналъ ихъ чары сновидѣній
И ихъ любовь безъ укоризнъ!
Евнуховъ хладныхъ равнодушье
Къ ихъ ослѣпительнымъ красамъ
И по полуночнымъ часамъ
Невольницъ сонное удушье, —

114

Какъ передалъ волшебно намъ!
И какъ плѣнительна Марія,
При страсти пылкой и живой,
Когда она, во тьмѣ ночной,
Вдругъ говоритъ слова такія:
«Отдай Гирея мнѣ — онъ мой!...

Но вслѣдъ за тѣмъ твоихъ твореній
Явился новый образецъ:
Онѣгинъ съ именемъ Евгеній,
Какой то пышный удалецъ,
И хватъ, и франтъ, и волокита,
Наслѣдникъ всѣхъ своихъ родныхъ,
Помѣщикъ, баринъ домовитый,
Всѣмъ — очертилъ его твой стихъ.
Ты описалъ бытъ деревенской,
Натуру взявъ за идеалъ,
И живопись натуры сельской
Въ стихахъ отлично передалъ...

Дивился свѣтъ... витіевато,
Такъ сладкозвучно ты писалъ!...
Какъ вдругъ — Разбойниковъ два брата
Съ какой то спѣшностью издалъ:
И тутъ — въ проблескѣ небреженья,
Въ какой то бѣглости пера,
Все виденъ былъ талантъ творенья,
Плодъ стихотворнаго добра!
За тѣмъ — на поприще ты міра
Въ Россіи вывелъ и Цыганъ...
Ахъ, какъ мила твоя Земфира,
Какъ милъ неопытный обманъ!...

Но я не стану всѣхъ твореній
Здѣсь изчислять: ихъ много есть. —
Хвала тебѣ великій Геній!
Хвала! Хвала и слава, честь!
Романсъ напишешь, — разнесется
О немъ сейчасъ въ народѣ гулъ;
Онъ списывается, кладется
Прелестной дѣвы въ ридикюль:
Она поетъ его съ искуствомъ,
Брянча на арфѣ золотой

115

Или на фортепьяно съ чувствомъ.,
О какъ зявиденъ жребій твой!...
Нерѣдко и для туалета
Твой стихъ необходимъ у баръ:
Стихи любимаго Поэта
Красавицамъ есть лучшій даръ!...

Но что!... досель еще въ народѣ
Поются пѣсни на твой складъ;
Когда въ разгулѣ на свободѣ—
Ихъ обнимаютъ Дидъ и Ладъ:
«Вотъ мчится тройка удалая,
«Вдоль по дорожкѣ столбовой!...
Поетъ крестьянка молодая
Подъ вечеръ, въ праздникъ храмовой;
Или въ блистаньи ночи ясной
Задумчиво поетъ въ мечтахъ:
«Подъ вечеръ осени ненастной
«Въ пустынныхъ дѣва шла мѣстахъ!...
Всѣ отъ высокаго чертога
Вельможъ Царевыхъ, Русскихъ баръ,
До сельскія избы порога
Любили твой безсмертный даръ...
Въ свое блистательное счастье
Ты, Пушкинъ, вѣровалъ душой;
Тебя плѣняло всѣхъ пристрастье
Разочарованной красой:
Ты выпускалъ на сцѣну свѣта
Труды таланта и ума,
Стихи первѣйшаго Поэта,
Какъ кладъ на вѣчны времена!...

И се — съ величьемъ геніальнымъ
Въ Европѣ славой ты гремѣлъ,
И ко предѣламъ самымъ дальнымъ,
Твой даръ безсмертный долетѣлъ!
По всюду, какъ Поэтъ любимый,
Ты лавры чести пожиналъ;
По всюду уважаемъ, чтимый,
Земное счастье обнималъ!...
Зоилъ молчалъ, не смѣя пикнуть,
И тотъ изъ критиковъ, кто могъ —

116

Тебя хулить, — былъ долженъ стихнуть,
Сознавшись всѣмъ — ты полубогъ!...

О Геній! о Поэтъ избранной!
Кто омрачилъ твой дивный умъ?
Какъ не постигъ кончины ранней
Ты съ высоты прекрасныхъ думъ!
Всего лѣтъ тридцать семь имѣя,
При крѣпкомъ тѣлѣ, ты мечталъ,
Что доживешь до лѣтъ Кащея;
Но поздно свой обманъ узналъ...
Всегда исполненный желаній —
Къ трудамъ предивнаго пера,
Ты не докончилъ и дѣяній,
Великаго Царя Петра!...
Увы! всѣ въ мірѣ семъ такъ тлѣнны
И такъ же смертны, какъ и я;
Судебъ законы неизмѣнны:
Коснулась смерть и — нѣтъ тебя!...

И на кладбищѣ, въ часъ досуга,
Твою могилу посѣтитъ —
Съ дѣтьми вдова, твоя супруга,
И прахъ слезами ороситъ;
А въ слѣдъ и всѣ, кои имѣютъ
Къ тебѣ признательны сердца,
Съ тоской души взблагоговѣютъ
Надъ прахомъ дивнаго пѣвца!

Да будетъ омраченъ позоромъ
Тотъ малодушный, кто въ сей день —
Безвиннымъ омрачитъ укоромъ
Его прославленную тѣнь!...
Хвала! Онъ Русскому народу
Стиховъ путь новый указалъ,
Ихъ важность, стройность и свободу
Съ кончиной жизни завѣщалъ!!!...

—————