ПРИМѢЧАНІЯ.
202
203
Страница 1, строки 1—5. Письмо Н. М. Языкова къ Вульфу, о которомъ говоритъ послѣдній, намъ неизвѣстно. — Языковъ подружился съ Вульфомъ въ 1823 году въ Дерптѣ, и тѣсная дружба связывала ихъ съ тѣхъ поръ. Лѣто 1826 года Языковъ провелъ въ Тригорскомъ, и эти лѣтнія вакаціи имѣли большое вліяніе на творчество Языкова: относившійся до тѣхъ поръ нѣсколько недовѣрчиво-недружелюбно къ Пушкину, Языковъ рѣзко мѣняется въ отношеніяхъ къ властителю думъ новаго поколѣнія; кромѣ того, Тригорское и жизнь въ Тригорскомъ, съ Пушкинымъ и семьей А. Н. Вульфа, вызвали цѣлый рядъ лучшихъ стихотвореній Языкова, вдохновляя его на созданіе такихъ пьесъ, какъ: «А. С. Пушкину» (изд. Суворина, стр. 111—112), «Тригорское» (стр. 112—120), «П. А. Осиповой» (стр. 138—140), «Къ ней же» (стр. 140—142), «Къ нянѣ А. С. Пушкина» (стр. 143—144), «П. А. Осиповой» (стр. 150—152), «На смерть няни А. С. Пушкина» (стр. 199—202), «Стихотвореніе Н. М. Языкова, посвященное баронессѣ Евпраксіи Николаевнѣ Вревской» («Пушкинъ и его совр.», вып. I, стр. 120—122). М. И. Семевскій говоритъ, что Вульфу «посвящено до 12-ти посланій Языкова» («Русскій Архивъ» 1867 г., стр. 717), между тѣмъ какъ намъ извѣстно (по собраніямъ сочиненій Языкова) только семь стихотвореній его, обращенныхъ къ Вульфу: «Скажу ль тебѣ...» (1825), «Мой другъ, учи меня рубиться...» (1826), «Повѣрь, товарищъ...» (1827), «Теперь я въ Камби...» (1827), «Помнишь ли, мой другъ застольный...» (1828), «Прощай, неси...» (1828) и «Прошли младые наши годы...» (1833); стихотвореніе — «Намъ было весело, друзья...» (1826) обращено къ А. Н. Вульфу, А. Н. Тютчеву и П. Н. Шепелеву.
Стр. 1, строки 6—8. А. Н. Вульфъ слѣдилъ за ходомъ политическихъ событій главнымъ образомъ по «Санктпетербургскимъ Вѣдомостямъ» и по «Сѣверной Пчелѣ». Вслѣдствіе того, что въ «Санктпетербургскихъ
204
Вѣдомостяхъ» помѣщались только извѣстія, въ «Сѣверной Пчелѣ» же мы находимъ и разсужденія, въ дальнѣйшихъ примѣчаніяхъ мы будемъ приводить преимущественно выдержки изъ «Сѣверной Пчелы», на которыхъ основывался А. Н. Вульфъ въ своихъ сужденіяхъ о ходѣ современной политической жизни.
Стр. 1, строки 8—11. Регентъ Королевства Португаліи, Донъ Мигуэль, 7 іюля (нов. ст.) 1828 года присягнулъ въ санѣ Короля «царствовать по правиламъ самодержавныхъ своихъ предковъ». Конституція Португаліи дана была его братомъ Донъ-Педро. Въ № 95 «Сѣверной Пчелы» (9 августа) была напечатана рѣчь Лорда Канцлера отъ имени Англійскаго Короля при закрытіи Парламента. Въ этой рѣчи говорилось, между прочимъ, слѣдующее о событіяхъ въ Португаліи: «Е. В. повелѣваетъ намъ объявить вамъ, что при произнесеніи имъ предъ вами послѣдней рѣчи, онъ имѣлъ полную причину надѣяться, что распоряженія, сдѣланныя для управленія Португаліею, до совершеннаго отреченія Императора Бразильскаго отъ престола Португальскаго, возстановятъ миръ въ семъ Государствѣ, и упрочатъ счастіе онаго, по искренному участію, которое Е. В. завсегда принималъ въ томъ. Справедливыя ожиданія Е. В. не сбылись: въ Португаліи приняты мѣры, при коихъ рѣшительный совѣтъ и неоднократныя представленія Е. В. остались безъ вниманія, что и побудило Е. В., равно какъ прочія, дѣйствующія согласно съ нимъ Державы Европейскія, къ отозванію изъ Лиссабона своихъ представителей». — «Еврп. Государи, защитники законности» — Короли Французскій и Англійскій и Русскій Императоръ.
Стр. 1, строки 11—44. Въ томъ же № «Сѣверной Пчелы» было напечатано сообщеніе изъ Парижа отъ 1-го августа н. ст.: «Въ Courier напечатано, что Греція составитъ, подъ покровительствомъ союзныхъ Державъ, независимое Государство. Собранные въ Корфу Посланники назначаютъ нынѣ границы онаго, кои будутъ простираться до Салоны, Фокиды, Термопилъ и острововъ Эвбейскихъ (включительно)». — Графъ Іоаннъ Антоновичъ Каподистрія (или Капо д’Истрія), человѣкъ съ отличнымъ европейскимъ образованіемъ (онъ слушалъ курсы философіи и медицины въ Падуѣ и во Флоренціи), первый изъ дворянъ поступилъ солдатомъ въ національную гвардію (въ Корфу). Каподистрія учился управленію Государствомъ подъ руководствомъ Предсѣдателя Республики Графа Ѳеотоки. Въ 1803 году Каподистрія былъ назначенъ Статсъ-Секретаремъ Республики въ Департаментѣ Иностранныхъ Дѣлъ. Въ 1806 году Сенатъ Іонійскій назначилъ его Повѣреннымъ въ дѣлахъ при Россійскомъ Дворѣ; вскорѣ послѣ мира въ Тильзитѣ, когда Іонійскіе острова отошли къ Франціи, графъ І. А. Каподистрія остался не у дѣлъ,
205
въ 1809 году оставилъ свое отечество, перешелъ на русскую службу (будучи причисленъ къ Коллегіи Иностранныхъ Дѣлъ съ чиномъ статскаго совѣтника) и находился до 1822 года при Императорѣ Александрѣ І, пользуясь неизмѣннымъ довѣріемъ Государя и исполняя важныя порученія при Иностранныхъ Дворахъ. Съ 1822 года онъ жилъ преимущественно въ Швейцаріи. Въ 1827 году графъ Каподистрія былъ избранъ Президентомъ Греческой Республики и прибылъ въ Грецію 18 января 1828 года. Убитъ 27 сентября 1831 г.
Стр. 1, строки 14—15. Манифестъ о войнѣ съ Турціею былъ подписанъ 14 апрѣля 1828 года.
Стр. 1, строка 18. Прасковья Александровна Осипова (род. 23 октября 1787, умерла 8 апрѣля 1859 г.), мать Алексѣя Николаевича, рожденная Вындомская, была замужемъ первымъ бракомъ за Николаемъ Ивановичемъ Вульфъ, а вторымъ — за Иваномъ Сафоновичемъ Осиповымъ. Дальняя свойственница Пушкина (сестра ея была замужемъ за Яковомъ Исаковичемъ Ганнибаломъ, двоюроднымъ братомъ матери поэта), она не была богато одарена природой, но была практична и ревностно занималась хозяйствомъ; на досугѣ она предавалась размышленію и чтенію — преимущественно сентиментальныхъ и мистическихъ книгъ, писала въ альбомы по-русски, по-нѣмецки и по-французски и гордилась дружбою съ великими современными поэтами (съ Пушкинымъ, съ Боратынскимъ, съ барономъ Дельвигомъ и съ Языковымъ), которымъ писала французскія письма (нѣтъ нужды въ томъ, что часто этотъ французскій языкъ напоминалъ нижегородскій — такія фразы, какъ въ письмѣ къ Пушкину: «Ou est vs?» встрѣчаются на каждомъ шагу). Мечтая о высокихъ чувствованіяхъ, преклоняясь передъ великимъ поэтомъ, отмѣчая въ стихахъ Боратынскаго, обращенныхъ къ Пушкину (въ поэмѣ Боратынскаго «Пиры», изд. 1826 г.), стихъ «Быть сердца чуднымъ знатокомъ», она не забывала вмѣстѣ съ тѣмъ, во избѣжаніе соблазна, увозить отъ этого чуднаго знатока сердца свою дочь — Анну Николаевну — и свою племянницу — Анну Петровну Кернъ — и, въ минуты высокихъ неземныхъ чувствованій, не забывала напоминать о денежныхъ долгахъ... Раціонализмъ французской философіи, англійскій и нѣмецкій (въ особенности нѣмецкій) сентиментализмъ, мистицизмъ, гомеопатія, музыка, хозяйство, практицизмъ и мечтательность — все находило себѣ пріютъ и перемѣшивалось въ этой интересной, въ сущности простой и доброй, хотя и съ большой долей эгоизма, передовой женщинѣ начала XIX вѣка. Но основной тонъ ея характера — сентиментальность, которая бросается въ глаза и въ выборѣ книгъ, и въ надписяхъ на книгахъ, и въ письмахъ. Такъ, на сочиненіяхъ Юнга написано ею:
206
«О Юнгъ, нещасныхъ другъ, нещасныхъ утешитель,
Ты бальзамъ въ сердце льешь, сушишь източникъ слезъ,
И съ смертію дружа, дружишь ты насъ и съ жизнью.»
(См. Б. Л. Модзалевскій, «Поѣздка въ село Тригорское въ 1902 г». — «Пушк. и его совр.», вып. I, стр. 24). А. П. Кернъ говоритъ въ своихъ воспоминаніяхъ, что П. А. Осипова «гоняла на кордѣ лошадей» или читала «Римскую Исторію» («Русскій Архивъ» 1884, кн. III, стр. 330). Первый мужъ ея умеръ въ 1813 году, и ей пришлось заняться воспитаніемъ пятерыхъ дѣтей. «Но къ несчастью — говоритъ А. Н. Вульфъ о своей матери — не имѣя ни нрава, свойственнаго къ такимъ занятіямъ... ни знаній, къ тому необходимыхъ, ея благое намѣреніе принесло мало пользы... Главною потерею отъ сего образа воспитанія было то, что я привыкъ видѣть въ моей матери не что иное, какъ строгаго и неумолимаго учителя, находившаго всякій мой поступокъ дурнымъ и не знавшаго ни одного одобрительнаго слова... Что̀ жь было плодомъ всего этого? То, что уже одинъ голосъ моей матери наводилъ на меня трепетъ. Я не былъ спокоенъ, когда ее зналъ вблизи» (Л. Н. Майковъ, «А. Н. Вульфъ и его дневникъ» въ сборникѣ «Пушкинъ», стр. 171—172). Въ нашей литературѣ установилось мнѣніе, что А. Н. Вульфъ находился постоянно въ раздорахъ со своею матерью, при чемъ вина за эти раздоры ставится сыну (см., напр., «Родословныя развѣдки» Н. Н. Кашкина). Мнѣніе это не отличается полной справедливостью прежде всего потому, что до 1846 года отношеніе А. Н. Вульфа къ П. А. Осиповой было самое почтительное и хорошее, въ ссорѣ же А. Н. съ матерью впослѣдствіи нельзя вину класть исключительно «на его чашку вѣсовъ», какъ это сдѣлалъ Н. Н. Кашкинъ. Что П. А. Осипова была плохой воспитательницей, объ этомъ свидѣтельствуетъ не только А. Н. Вульфъ, но и А. П. Кернъ: «она была очень строга въ дѣтствѣ съ Анною Николаевною; мнѣ разсказывали (то-есть, не мнѣ, а при мнѣ, что̀ все равно: дѣти все записываютъ на своихъ памятныхъ скрижаляхъ), что она была даже жестока съ нею ребенкомъ, била ее, когда учила (весьма безтолково, надо сознаться, учила), драла за уши до крови и проч., и проч....» («Библіотека для Чтенія» 1859, мартъ; Л. Н. Майкова «Пушкинъ», стр. 225). Не всегда справедлива была Осипова и впослѣдствіи къ своимъ дѣтямъ, часто вызывала въ нихъ раздраженіе и недовольство, и слѣдующія выдержки изъ писемъ къ А. Н. Вульфу, предоставленныхъ намъ барономъ П. А. Вревскимъ, болѣе всего разрушаютъ легенду объ исключительно-плохомъ отношеніи А. Н. къ матери, которая всегда была какъ будто правой. 15 іюня 1836 года баронесса Е. Н. Вревская
207
писала брату: «Quoique à ma honte je dois avouer que l’idée d’changer cette vie même avec le neant ne m’effrait pas du tout, je n’aurais pas voulu qu’il me soubçonne ces idées. Я очень увѣренна, что разсѣянная жизнь только умножитъ эту болѣзнь души и что причиною ее прежнія борьбы любви, самолюбія и разскаянія — нѣжное обхожденіе Мат[ери], которыя ослабѣли мнѣ душевныя силы, и натурально, что малѣйшая неудача наводитъ теперь хандру на меня». 2 сентября 1837 года баронесса Вревская сообщаетъ брату: «Маменька збирается въ Петербургъ лѣчить Машу, про которую Бернартъ сказалъ, что она очень близска къ чахоткѣ (l’Exisie gallopante). Sophie ето пересказала Маминькѣ, которая возненавидѣла теперь и Sophie и Бернарда за то, что они смѣли ето сказать, тѣмъ болѣе, что она уже теперь принуждена ее лѣчить». «Мы опять безъ экипажа», пишетъ она 4 октября 1838 года: «Я ему [своему мужу, барону Б. А. Вревскому] предлагала попросить у Маминькѣ на зиму ее двухъ мѣстную, которой починка не болѣе 300 руб. стоило бы, но онъ говоритъ, что нехочетъ имѣть съ нею дѣла (съ позволеніемъ твоимъ сказать)». Пріѣхавъ въ Петербургъ, баронесса Вревская пишетъ 26 октября 1839 года: «Мы оставили Маминьку нездоровою, и вѣроятно въ дурномъ духѣ, потому что нихотѣла прислать за сестрою Машею лошадей, которая должна была остаться безъ насъ въ пустомъ Голубовскомъ домѣ». «Маминька объявила Катинькѣ, — пишетъ баронесса Вревская 18 іюня 1841 года, — что она намѣрена ему [Фоку — въ сватовствѣ] отказать, и та такъ плачетъ, что на нее тяжело глядеть. А что забавно, что покамѣсь маминька не придумала другой причины, какъ той, что до Фокаво предложеніе она всегда была такъ спокойна, а съ тѣхъ поръ она все стревожена, и что она хочетъ вотворить опять тоже спокойствіе. Катенька не такъ проста, чтобъ не понять въ етой причинѣ одно себялюбіе». Такъ же неодобрительно отнеслась П. А. Осипова и къ предполагавшемуся выходу замужъ М. И. Осиповой за Л. С. Пушкина (которому П. А. весьма симпатизировала): «Маменькѣ ето все чрезвычайно не нравится, — пишетъ баронесса Вревская 17 іюня 1842 г.: она тѣшитъ себя только тѣмъ, что выдавъ Машу за мужъ она будетъ вольнымъ козакомъ и уѣдитъ къ Фоку въ Оренбургъ, а сестра можетъ ѣхать жить куда хочетъ». Много жалобъ на мать находимъ мы и въ письмахъ М. И. Осиповой. 15 октября 1843 года она пишетъ брату: «Маминька прислала мнѣ продавать масло, сдѣсь оно было по 12 до 14 р., я его еще продала по 20 и 21 р. Съ масломъ огромной реестръ покупкамъ и прибавленіемъ, что деньги, которыя остануться отъ покупокъ, я могу себѣ взять. Я исполнила всѣ комиссіи, осталось мнѣ 1 р. асс. Вчера получила отъ маменьки письмо, гдѣ она мнѣ пишетъ, что все гадко и скверно, такъ
208
меня отдѣлала, что я не опомнилась». Жалуется М. И. Осипова на скупость матери и въ слѣдующемъ письмѣ (отъ 16 ноября 1843 г.): «Отъ маменьки получила письмо весьма любезное и сумму денегъ, состоящею изъ 45 руб. ассиг. Она какъ добрая мать пріучаетъ къ экономіи. Но это уже слишкомъ экономно». Какъ можно думать, образъ П. А. Осиповой, представлявшійся Пушкину и другимъ поэтамъ, не былъ вполнѣ тожественнымъ съ тѣмъ образомъ Осиповой, какою она являлась въ своемъ домашнемъ быту. Пушкинъ посвятилъ въ 1825 году П. А. Осиповой два стихотворенія: «Быть можетъ ужъ недолго мнѣ» и «Послѣдніе цвѣты». Замѣтимъ, что прощаніе Пушкина съ Тригорскимъ 1817 года («Простите, вѣрныя дубравы») Осипова записывала и въ свои альбомы и въ альбомы дочерей. О правильномъ чтеніи этого стихотворенія см. нашу замѣтку «Изъ Пушкинскихъ мѣстъ» въ XIX—XX вып. «Пушкина и его современниковъ». — Сестрою А. Н. Вульфъ, какъ въ этомъ случаѣ, такъ и во всѣхъ другихъ, называетъ свою старшую сестру — Анну Николаевну Вульфъ (род. 10 декабря 1799, ум. 2 сентября 1857 г.), съ которою онъ былъ особенно друженъ и близокъ. Анна Николаевна Вульфъ долго и безнадежно любила Пушкина. Когда-то романтическая дѣвушка, къ среднему возрасту она стала неподвижной, скучающей и апатичной старой барышней. Объ этомъ больше всего говорятъ неизданныя письма ея сестеръ къ А. Н. Вульфу; по выдержкамъ изъ этихъ писемъ, какъ намъ кажется, нетрудно представить себѣ образъ корреспондентки Пушкина въ 30-хъ и 40-хъ годахъ. «Сестра пишетъ, что если бы возможность была, она на почтовыхъ бы возвратилась въ Триг[орское]. Бѣдная, скука ее кажется преслѣдуетъ повсюду. Если ей будетъ скучно въ Тригор., то ей одно только будетъ утѣшеньемъ, что она испытала, что ей вездѣ скучно...». «Сестра своею лѣнью просто нестерпима...» (Изъ писемъ баронессы Е. Н. Вревской). «Сестра сидитъ все въ Тригор. и не смотря на все прелести природы, на пѣсни соловьевъ, которыми она окружена, она не знаетъ, что дѣлать съ тоски. Завидуетъ мнѣ, воображая, что я счастливѣе ее. Ей бы не худо слѣдовать моему примѣру: вставать какъ я въ пять часовъ, потомъ ходить и сажать цвѣты, пока усталость отобьетъ все мысли. Мнѣ кажется, что она еще толще стала...»... «Анна Нико: читаетъ, все читаетъ, каждую недѣлю пріѣзжаетъ сюда [въ Голубово] на одинъ день, потомъ вздыхаетъ и даже плачетъ со скуки...»... «Сестра пишетъ при сердитое письмо. Ужасно сердиться на меня за то, что ей въ Тригор. скучно. Прекрасная причина гнѣваться....» (Изъ писемъ М. И. Осиповой).
Стр. 1, строка 19. Jullien, Marc-Antoine (1775—1848), основатель журнала «Revue Encyclopédique» (съ 1818 года). А. Н. Вульфъ читалъ Жюльена: «Essai général d’éducation», Paris. 1808.
209
Стр. 1, строка 22. Подъ А. П. разумѣется Анна Петровна Кернъ, рожденная Полторацкая, по второму браку — Маркова-Виноградская (род. 11 февраля 1800, ум. 27 мая 1879 г.). А. П. Кернъ приходилась, двоюродной сестрой А. Н. Вульфу (ея мать — Екатерина Ивановна — была сестрою Н. И. Вульфа, отца А. Н.). Пушкинъ посвятилъ ей въ 1825 году стихотвореніе: «Я помню чудное мгновенье». См. ея воспоминанія у Л. Н. Майкова («Пушкинъ», стр. 223—265) и въ сборникѣ «Пушкинъ и его современники», вып. V, стр. 140—157. Объ А. П. Кернъ см. статью Б. Л. Модзалевскаго въ примѣчаніяхъ къ Сочиненіямъ Пушкина подъ ред. С. А. Венгерова (изд. Брокгауза и Ефрона, т. III, стр. 585—606). Л. — сестра А. П. Кернъ — Елизавета Петровна Полторацкая, впослѣдствіи, по мужу, Решко.
Стр. 2, строка 11. Вульфъ въ это время поступилъ въ Департаментъ Разныхъ Податей и Сборовъ, въ IV его Отдѣленіе.
Стр. 2, стр. 27—30. Эти строки были написаны въ дневникѣ весьма неразборчиво, и только въ настоящее время намъ удалось прочесть ихъ правильно. Слѣдуетъ читать: «Брамблета, Н[овый] Романъ Смита...» Романъ Смита «Brambletye House» вышелъ въ 1826 году. Горацій Смитъ — англійскій писатель (1779—1849), авторъ многихъ историческихъ романовъ, изъ которыхъ наибольшей извѣстностію пользовался «Address to the mummy».
Стр. 3, строки 6—11. 16 августа въ Маломъ Театрѣ шли слѣдующія пьесы: водевиль «L’oncle d’Amérique», комедія «Molière chez Ninon» и водевиль «Le mariage de raison». Въ «Сѣверной Пчелѣ» (№ 100, 21 августа) мы читаемъ слѣдующій отзывъ объ этомъ спектаклѣ:
«...Первая пьеса (Мольеръ у Ниноны) выбрана была, какъ кажется, въ видѣ пролога, для рекомендаціи новаго Актера [Клозеля] публикѣ. Клозель прекрасно, умно, съ чувствомъ и выразительностью игралъ роль Мольера, но не могъ замѣнить недостатка дѣйствія, интереса и характеровъ въ самой комедіи. Роли Ниноны, служанки Мольеровой и Шапеля были хорошо выполнены г-жами Буапе и Сюзанною, и г-мъ Атрюксомъ; но Шардонъ, актеръ очень хорошій въ водевиляхъ и малыхъ комедіяхъ, никакъ не умѣетъ играть комедій въ стихахъ: онъ не имѣлъ и тѣни представителя Тартюфова. О прочихъ актерахъ можно сказать, что они были хорошо костюмированы, а болѣе съ нихъ и авторъ не требовалъ: мы видѣли Петра Корнеля, Лафонтена, Буало въ лицахъ. — Вторая пьеса (Бракъ по разсудку) принадлежитъ къ лучшимъ произведеніямъ плодовитаго Скриба. Завязкою пьеса сія весьма похожа на драму Н. И. Ильина: Лиза, или торжество благодарности...»
210
Стр. 3, строка 15. Императоръ Николай I былъ въ это время въ Одессѣ и 22 августа поѣхалъ подъ Варну.
Стр. 3, строки 16—19. Въ «Сѣверной Пчелѣ» сообщалось изъ Тріеста: «Здѣсь поговариваютъ о блокадѣ Александріи и Дарданеллъ тремя соединенными эскадрами, въ томъ случаѣ, когда Ибрагимъ-Паша не оставитъ Мореи». — Повидимому, слухи, дошедшіе до А. Н. Вульфа о причинахъ экспедиціи въ Морею, были лишены основанія, какъ можно судить по сообщенію 18 августа: «Въ парижскихъ газетахъ полагаютъ, что и въ случаѣ оставленія Ибрагимомъ-Пашею Мореи, экспедиція туда отправится, ибо нѣсколько тысячъ европейскихъ турокъ, присоединившихся къ арміи его, не участвуютъ въ договорахъ объ отношеніи Мореи, а будутъ защищать занимаемыя ими крѣпости: Патрасъ, Коронъ, Модонъ, Наваринъ и Аѳины; слѣдовательно ихъ должно принудить къ отступленію. 15/3 августа войска начнутъ садиться на корабли въ Тулонѣ».
Стр. 3, строки 25—29. Адеркасъ, Фридрихъ-Вильгельмъ, маіоръ прусской службы, явился въ Россію вмѣстѣ съ Дибичемъ и съ 1819 по 1830 гг. занималъ каѳедру военныхъ наукъ на физико-математическомъ факультетѣ Дерптскаго Университета. Объ отношеніи профессора Адеркаса къ Вульфу (слушателю его) можно судить по письму поэта Языкова къ его брату Александру Михайловичу: «Поводомъ къ нашему знакомству (т. е. Языкова и Адеркаса) было желаніе его узнать что-нибудь о Вульфѣ, его любимцѣ, моемъ пріятелѣ». («Письма Н. М. Языкова къ роднымъ», подъ редакціей Е. В. Пѣтухова, С.-Пб. 1913, стр. 324). — Рѣчь въ данномъ случаѣ идетъ о поступленіи Вульфа на военную службу. А. Н. Вульфъ въ декабрѣ 1826 года окончилъ курсъ военныхъ наукъ въ Дерптскомъ Университетѣ и послѣ того уѣхалъ изъ Дерпта — сперва въ деревню, а потомъ въ Петербургъ, куда и прибылъ 17 декабря 1827 года. Съ начала русско-турецкой войны Вульфъ все время собирался въ дѣйствующую армію.
Стр. 4, строки 3—6. «Ундину» повѣсть нѣмецкаго писателя Ламотъ-Фуке (Friedrich de la Motte-Fouqué 1777—1843) въ 1835 году перевелъ на русскій языкъ Жуковскій (переводъ Жуковскаго не отличается точностью). Изъ другихъ произведеній Ламотъ-Фуке наибольшею извѣстностью пользовался его романъ: «Der Zauberring» (Магическое кольцо). Экземпляръ «Der Zauberring» сохранился въ Тригорской библіотекѣ, принадлежащей нынѣ Пушкинскому Дому, и слѣдовательно Вульфъ читалъ оба знаменитыхъ романа Фуке (см. «Пушкинъ и его современники», вып. I, стр. 31).
Стр. 4, строка 29 — стр. 5 стр. 4. Вульфъ читалъ «Исторію Шотландіи» Вальтеръ Скотта во французскомъ переводѣ, какъ о томъ свидѣтельствуетъ экземпляръ изъ библіотеки Тригорскаго, хранящейся въ Пушкинскомъ
211
Домѣ. Въ описаніи библіотеки Б. Л. Модзалевскаго подъ № 295 значится: «Oeuvres complètes de Sir Walter Scott. Histoire d’Ecosse», Paris. 1828, 3 т. («Пушкинъ и его современники», вып. I, стр. 46).
Стр. 5, строка 11. Екатерина Николаевна — по всей вѣроятности Бѣгичева, рожд. Вындомская (род. 26 декабря 1744 года, ум. 19 января 1840 г.), двоюродная тетка А. Н. Вульфа.
Стр. 5, строка 16. 23 іюля 1828 г. Паскевичъ взялъ штурмомъ крѣпость Ахалкалаки, а не Ахалканы, какъ пишетъ Вульфъ.
Стр. 5, строка 23. Колл. асс. Миллеръ былъ женатъ на Татьянѣ Никифоровнѣ Пушкиной, дочери Никифора Изотовича Пушкина и Евпраксіи Аристарховны, рожд. Кашкиной, родной тетки П. А. Осиповой.
Стр. 5, строки 25—32. «Сороку-воровку» А. Н. Вульфъ слушалъ 31 августа. Оперы Россини: «Севильскій Цирульникъ» («Il barbiere di Seviglia» — 1816), «Сандрильона» («La Cenerentola» — 1817) и «Сорока-воровка» («La gazza ladra» — 1817) шли съ большимъ успѣхомъ въ Петербургѣ въ 1828 г. Первое представленіе «Севильскаго Цирульника» было 17 января, «Сандрильоны» — 31 января и «Сороки-воровки» — 24 апрѣля. На русской сценѣ исполнялась не только опера Россини «Сорока-воровка», но и мелодрама, передѣланная изъ оперы. Судя по сравненію Millas съ Шоберлехнеръ (исполнявшихъ роль Нинетты), Вульфъ 31 августа не въ первый разъ слушалъ «Сороку-воровку». Замѣтимъ, что Шоберлехнеръ-Нинетта пользовалась бо̀льшимъ успѣхомъ у Петербургской публики, знавшей ее съ 8-лѣтняго возраста. Поэтъ, композиторъ и критикъ Трилунный (Д. Ю. Струйскій) восторженно писалъ о Шоберлехнеръ, что она «и во всей Европѣ немного имѣетъ соперницъ» («Литературная Газета» 1831, № 21, стр. 169—173). Този — исполнялъ роль Подеста, Мерколини (вѣрнѣе, Марколини) — отца Нинетты, солдата Виллабаллы.
Стр. 7, строки 7—8. Ванъ деръ Вельде (а не Венде, какъ напечатано) — нѣмецкій писатель (1779—1824), заслужившій своими историческими романами названіе «нѣмецкаго Вальтеръ Скотта». Изъ произведеній E. F. van der Velde наибольшею популярностью пользовались романы: «Посольство въ Китаѣ», «Анабаптисты», «Арведъ Гилленштирна», «Христина и ея дворъ», «Завоеваніе Мексики» и т. д. Вульфъ предполагалъ переводить, поводимому, «Историческіе разсказы и легенды». Въ Тригорской библіотекѣ сохранился романъ Ванъ деръ Вельде: «Arwed Gyllenstierna», Dresden. 1823 («Пушкинъ и его современники», вып. I, стр. 31).
Стр. 7, строки 16—24. Вульфъ говоритъ о романѣ Горація Смита «Tor Hill». Въ текстъ вкралась опечатка: слѣдуетъ читать Торгиль, а не Торчиль.
212
Стр. 7, строка 28 — стр. 8, строка 2. Въ Дерптѣ между студентами происходили дуэли по всякимъ ничтожнымъ поводамъ, и только «дикій» Языковъ, стоявшій внѣ корпорацій, со стороны смотрѣлъ на этотъ традиціонный обычай и писалъ своему брату (А. М. Языкову): «Передъ Пасхою у студентовъ здѣшняго Университета ежегодно бываетъ самое воинственное время: то и дѣло рубятся; каждый день можно говорить въ правду: вчера была дуель, сегодня есть и завтра будетъ! Рѣдкость, кто изъ нихъ не носитъ на лицѣ доказательствъ рыцарской чести: ибо, по замѣчанію опытныхъ людей, почти всегда удары приходятъ въ картинки; ето, кажется, доказываетъ или небольшое искуство ратоборное, или чрезвычайно смѣлую голову. Вотъ какой духъ, какой ангелъ здѣсь свирѣпствуетъ» («Письма Н. М. Языкова», подъ редакціей Е. В. Пѣтухова, стр. 65). Лучшимь комментаріемъ къ указанному отрывку дневника Вульфа можетъ служить другое письмо Языкова, въ которомъ поэтъ разсказываетъ своимъ братьямъ: «Точно какъ въ Германскихъ универс[итетахъ], рѣдкой день проходитъ здѣсь безъ драки на сабляхъ или пистолетахъ, и рѣдко студентъ не носитъ на лицѣ памятника своего школьническаго героизма. Трудно, можетъ быть даже невозможно истребить етотъ духъ рыцарства въ здѣшнемъ университетѣ, но должно бы, потому что много, очень много времени проходитъ у студентовъ въ приготовленіяхъ къ дуелямъ, въ нихъ самихъ и, наконецъ, въ сужденіяхъ о достоинствѣ того или того подвиговъ по сей чести; когда двое дерутся, тогда вѣрно пятдесятъ стоятъ и смотрятъ, а дерутся каждый день; послѣ дуели сражавшіеся мирятся, пьютъ, пьянствуютъ, гуляютъ, и, слѣдственно, во всѣхъ сихъ обстоятельствахъ теряютъ время, ровно ничего не пріобрѣтая, кромѣ имени нетруса между людьми, которыхъ сужденіями не дорожатъ люди, дорожащіе своею пользою». (Тамъ же, стр. 106).
Стр. 8, строки 3—10. Это мѣсто надо понимать такъ: Вульфъ находился на имянинахъ Анны Ивановны Бѣгичевой, пригласила же его крестить съ собой кузина его — Анна Ивановна Вульфъ. Анна Ивановна Бѣгичева приходилась дальней родственницей (троюродной сестрой) Вульфа черезъ его мать (мать Анны Ивановны — Екатерина Николаевна Бѣгичева, рожденная Вындомская, была двоюродной сестрою П. А. Осиповой). Впослѣдствіи А. И. Бѣгичева была замужемъ за адмираломъ П. А. Колзаковымъ (умерла 3 января 1879 года). См. письма ея къ Вульфу, напечатанныя Б. Л. Модзалевскимъ въ сборн. «Пушкинъ и его современники» (вып. I, стр. 159—177). — Анна Ивановна Вульфъ — Netty Вульфъ (впослѣдствіи Трувеллеръ). Пушкинъ посвятилъ ей четверостишіе «За Netty сердцемъ я летаю». Въ примѣчаніяхъ къ этому стихотворенію Н. О. Лернеръ (Сочиненія Пушкина, изд. Брокгауза и Ефрона, т. V, стр. X) говоритъ,
213
что Netty «постоянно жила въ с. Малинникахъ... откуда наѣзжала въ Тригорское», между тѣмъ какъ на 33 стр. дневника Вульфъ разсказываетъ о томъ, какъ онъ игралъ съ Netty «въ слова, которыя должно отгадывать по послѣднимъ слогамъ» — въ Петербургѣ. — Съ отзывомъ Вульфа объ А[ннѣ] Ив[ановнѣ] Вульфъ-Трувеллеръ вполнѣ гармонируетъ письмо Пушкина, въ которомъ поэтъ пишетъ Вульфу изъ Малинниковъ (16 октября 1829 года): «Netty, нѣжная, томная, истерическая, потолстѣвшая Netty, здѣсь... Недавно узнали мы, что Netty, отходя ко сну, имѣетъ привычку крестить всѣ предметы, окружающіе ея постелю. Постараюсь достать (какъ памятникъ непорочной моей любви) сосудъ, ею освященный» (Переписка Пушкина, т. II, стр. 97—98).
Стр. 8, строки 19—32. Вульфъ былъ во Французскомъ театрѣ съ М. П. Лихардовой 9 сентября. Въ этотъ день давали драму «L’homme du monde» и водевиль «Angeline». Драма «L’homme du monde» (Свѣтскій человѣкъ) Ансело и Сентина была передѣлана изъ романа Ансело («L’homme du monde, roman», 1827, 4 vol.). Эта драма шла съ большимъ успѣхомъ въ Парижѣ, но провалилась у насъ. Вполнѣ согласно съ Вульфомъ писалъ о ней А. Д. (? — можетъ быть, баронъ Александръ Ивановичъ Дельвигъ?): «Представленіе сіе не соотвѣтствовало ожиданіямъ. Зная автора и многочисленные успѣхи его, мы надѣялись лучшаго, да и самое заглавіе его сочиненія возбуждало требованія, коихъ авторъ отнюдь не исполнилъ. Свѣтскій обольститель, представленный намъ господиномъ Ансело, не отличается ни умомъ, ни любезностью, ни, такъ сказать, глубокостью характера. Мы видѣли въ немъ простаго волокиту и развратника, неимѣющаго собственной физіономіи, неумѣющаго скрыть своихъ замысловъ отъ особъ, его окружающихъ. Намъ желалось бы видѣть на сценѣ не лицемѣра обыкновеннаго, разсчетистаго и скрытнаго, а одного изъ тѣхъ любезныхъ злодѣевъ первой половины XVIII вѣка, которые подъ блистательною наружностію скрывали замыслы честолюбія или разврата, терзавшіе его душу. Надобно думать, что графъ Сельмаръ въ самомъ дѣлѣ любезенъ и прелестенъ, ибо всѣ лица піесы стараются насъ въ томъ увѣрить: но для чего авторъ не потрудился доказать намъ сіе на самомъ дѣлѣ? Для чего не заставилъ онъ насъ, зрителей, почувствовать ту силу обольщенія, которою Сельмаръ побѣждаетъ и невинную дѣвушку, и глупую ея тетку!...» («Сѣверная Пчела», № 93, 4 августа). Драма Ансело и Сентина рѣшительно не имѣла успѣха и въ публикѣ. Ancelot, Jaques-Arsène-François-Polycarpe (1794—1854), гораздо болѣе извѣстенъ былъ у насъ другимъ своимъ сочиненіемъ: «Six mois en Russie. Lettres écrites à M. X.-B. Saintines, en 1826, à l’Epoque du Couronnement de S. M. l’Empereur», par. M. Ancelot, Bruxelles. 1827. Совершенно очевидно,
214
что Вульфъ говоритъ здѣсь о «плохомъ сочиненіи» («6 мѣсяцевъ и т. д.) Ансело съ чужихъ словъ (барона Дельвига или Пушкина), такъ какъ самъ онъ не читалъ еще въ то время писемъ Ансело о Россіи; по прочтеніи же книги Ансело Вульфъ отзывался объ этомъ «плохомъ сочиненіи» гораздо болѣе благожелательно (см. Стр. 9, строка 3. П. Мар. — Петръ Марковичъ Полторацкій, отецъ Анны Петровны Кернъ и Лизы, былъ женатъ на теткѣ А. Н. — Екатеринѣ Ивановнѣ, рожд. Вульфъ.
Стр. 9, строки 8—11. Пушкинъ въ дѣйствительности уѣхалъ въ Малинники только въ ночь на 20 октября. Это мѣсто представляется нѣсколько темнымъ для комментированія. Въ 1913 году въ Псковской губерніи ходили упорные слухи, что баронесса С. Б. Вревская, исполняя завѣщаніе Анны Николаевны Вульфъ, сожгла всю ея переписку, которая, быть можетъ, пролила бы свѣтъ на отношенія Анны Николаевны къ Пушкину. Нѣкоторымъ намекомъ на эти отношенія могутъ служить лексиконы П. А. Осиповой съ пробами пера Анны Николаевны Вульфъ: «Милый и любезный другъ Александръ Сергѣевичъ Пушкинъ», «Любезный и вѣрный другъ Александръ Сергѣевичъ», «А. П.»... (Эти лексиконы нынѣ составляютъ собственность Е. С. и М. Н. Понофидиныхъ).
Стр. 9, строки 21—22. Алексѣй Александровичъ Шахматовъ, дѣдъ академика А. А. Шахматова, родился 20 мая 1797 года. Въ 1828—29 гг. А. А. Шахматовъ, въ чинѣ коллежскаго ассессора, занималъ должность Начальника IV Отдѣленія Департамента Разныхъ Податей и Сборовъ; въ 1830-хъ годахъ онъ былъ чиновникомъ особыхъ порученій при Министрѣ Финансовъ.
Стр. 9, строки 24—25. Николай Андреевичъ Всеволодскій (Всеволожскій; род. 1765, ум. 1829) — родной дядя Никиты Всеволодовича Всеволожскаго, друга Пушкина, одного изъ основателей «Зеленой Лампы».
Стр. 10, строки 9—13. Дѣйствительный камергеръ Всеволодъ Андреевичъ Всеволожскій (1769, ум. 1836) — отецъ пріятеля Пушкина — Никиты Всеволодовича.
Стр. 11, строки 13—15. Акварельный портретъ А. Н. Вульфа, исполненный художникомъ Григорьевымъ, хранится въ Тригорскомъ у баронессы С. Б. Вревской («Пушкинъ и его современники», вып. I, стр. 16). См. воспроизведеніе этого портрета (по копіи барона П. А. Вревскаго) въ «Альбомѣ Пушкинской юбилейной выставки» въ Академіи Наукъ, л. 21.
Стр. 11, строка 16. Павлищевъ — Николай Ивановичъ, мужъ Ольги Сергѣевны, рожд. Пушкиной.
215
Стр. 11, строка 17. Надежда Гавриловна Вульфъ — двоюродная тетка А. Н. (ея отецъ — Гавріилъ Петровичъ, братъ Ивана Петровича Вульфа, дѣда А. Н.).
Стр. 12, строка 29. Александръ Ивановичъ Вульфъ — двоюродный братъ А. Н. Вульфа; былъ женатъ на Вѣрѣ Александровнѣ Слуцкой.
Стр. 13, строки 10—11. Вульфъ ошибся: Марія де Глоріа прибыла не въ Плимутъ, а въ Фальмутъ. Въ это время Императоръ Бразильскій Донъ Педро издалъ прокламацію, въ которой говорилъ, что Португальскій тронъ по праву принадлежитъ его дочери, Маріи де Глоріа, а не брату Донъ-Мигуэлю, захватившему престолъ.
Стр. 13, строка 20. Изъ Одессы пріѣхала Императрица Александра Ѳеодоровна съ Великою Княжною Маріею Николаевною.
Стр. 13, строки 24—25. Княжевичъ — очевидно Дмитрій Максимовичъ, товарищъ А. Н. Вульфа по Дерптскому Университету. — Переводъ Н. И. Гнѣдича «Иліады» вышелъ въ свѣтъ только въ декабрѣ слѣдующаго года: «Иліада Гомерова, переведенная Н. Гнѣдичемъ, Членомъ Императорской Россійской Академіи и проч., 2 ч., С.-Пб., въ типогр. Импер. Рос. Академіи, 1829 (въ 1-й ч. XV — 354, во 2-й — 362 стр. въ боль. 4-ю д. л.)».
Стр. 13, стр. 25—27. Первая пѣснь «Полтавы» была окончена 3 октября 1828 г.
Стр. 14, стр. 11—14. Франціусъ — лучшій другъ Вульфа въ Дерптскомъ Университетѣ; о немъ А. Н. не разъ говоритъ въ своихъ дневникахъ. 23 апрѣля 1833 года Вульфъ получилъ извѣстіе о смерти Франціуса (6 декабря 1832 года) и такъ вспоминалъ о своемъ другѣ и его вліяніи въ Университетѣ: «Итакъ, совершилось то, чего я уже давно страшился, о чемъ я скорбѣлъ душевно прежде, чѣмъ неизбѣжное исполнилось! Прекраснѣйшее и благороднѣйшее существо, коего чистый духъ, кажется, ничѣмъ земнымъ не былъ омраченъ, прошелъ своею чередою, и какъ упавшая звѣзда послѣ себя только на нѣсколько минутъ въ паденіи блеститъ, такъ и память объ немъ, быть можетъ, только недолго проживетъ въ памяти его друзей и потомъ исчезнетъ въ общемъ мракѣ. Я не встрѣчалъ еще человѣка, который такъ пламенно, какъ онъ, любилъ истину, все высокое и изящное, въ которомъ бы лѣта жизни, обычный бытъ, опытность, пріобрѣтаемая ежедневными обманами, физическія наконецъ страданія, которыя ежедневно, видимо, вели его къ ранней могилѣ, — такъ мало ослабили его стремленія къ идеальному. Этотъ цвѣтъ молодости нашей былъ неизмѣннымъ качествомъ его пламенной души. Какъ человѣчество вообще, столь же пламенно, съ такимъ же самоотверженіемъ любилъ онъ каждаго изъ своихъ друзей. Эту чувствительную прекрасную
216
душу озарялъ свѣтлый и мощный духъ. Познавъ истину, онъ вездѣ исповѣдывалъ оную, смѣло и мужественно возставалъ за оную не только противъ частныхъ лицъ, но даже противъ самовластнаго общаго мнѣнія. Такъ въ университетѣ не усумнился онъ, собравъ около себя нѣсколько человѣкъ, въ числѣ коихъ благосклонная судьба и меня ввела, возстать противъ всего университета, распавшагося на землячества и ордена (вѣчная причина междоусобной ненависти, вражды и буйства студентовъ не только во время академической ихъ жизни, но переходящихъ и въ гражданскую позднюю), и проповѣдать первыя истины, либеральныя идеи, недавно возникшія въ германскихъ университетахъ, клонящіяся къ тому, чтобы распространить истинное образованіе и искоренить въ юношествѣ направленіе къ буйству и разврату. Какъ всякое возстаніе противъ общихъ пороковъ общества никогда безъ возмездія съ его стороны не остается, такъ и здѣсь оно мстило клеветою на его характеръ, которая сколько бы лжива ни была, но всегда намъ вредитъ; зависть назвала его буйнымъ и развратнымъ за то, что онъ искалъ слишкомъ много, быть можетъ, обыкновенную жизнь возвысить до идеальной. Но она безсильна была оспорить его умственныя рѣдкія способности. Самые непріятели его соглашались въ обширности дарованій, коими природа его украсила: онъ обладалъ умомъ вѣрнымъ, быстрымъ и обширнымъ, и пріятныя пламенныя свои чувства изъяснялъ онъ всегда съ увлекательнымъ краснорѣчіемъ равно перомъ, какъ и въ благоразумной рѣчи своей. Въ обществѣ студентовъ, пирующихъ на вѣками освященныхъ своихъ празднествахъ или бесѣдующихъ объ знаніяхъ, ежедневно пріобрѣтаемыхъ каждымъ изъ нихъ, былъ онъ всегда душою всеоживляющею, веселя блистательнымъ остроуміемъ и сатирою, иногда очень ѣдкою, но никогда съ намѣреніемъ обиды. Божественный даръ поэзіи согрѣвалъ его душу; онъ пѣлъ, и пѣсни его также чисты были, какъ она. Многія изъ его произведеній (которыя теперь выдаются въ свѣтъ) имѣютъ много лирическаго достоинства; почитатель Шиллера, онъ и былъ счастливымъ его послѣдователемъ. Наружность его была привлекательная; ростъ имѣлъ средній, очень стройный, прекрасную голову съ темнорусыми кудрявыми волосами и лицомъ, полнымъ жизни и выраженія въ голубыхъ его глазахъ и прекрасно очерченномъ ртѣ, въ опредѣленныхъ, чистыхъ формахъ коего можно было узнать рѣшительный, живой и смѣлый его духъ... Душевно сожалѣю я о томъ, что судьба не свела меня еще разъ съ нимъ: онъ бы передалъ мнѣ снова много прекрасныхъ, возвышенныхъ идей; его бы пламенемъ согрѣлась и моя хладѣющая отъ ежедневнаго опыта грудь, я бы освѣжился духомъ...» (Л. Н. Майкова «Пушкинъ», статья: «А. Н. Вульфъ и его дневникъ», стр. 194—196).
217
Стр. 14, строки 14—15. Баронъ А. А. Дельвигъ въ февралѣ 1828 года былъ командированъ на слѣдствіе въ южныя губерніи Россіи и жилъ въ Харьковѣ. Передъ возвращеніемъ въ Петербургъ Вульфъ заѣзжалъ къ своей матери въ Чернскую деревню (Тульской губерніи). Дневникъ Вульфа даетъ возможность точно установить время возвращенія барона Дельвига въ Петербургъ — 7 октября 1828 г.
Стр. 14, стр. 24—25. Бальный вечеръ — «Балъ», повѣсть въ стихахъ Боратынскаго, была издана въ концѣ 1828 года вмѣстѣ съ «Графомъ Нулинымъ» Пушкина (см. II томъ сочиненій Боратынскаго, изд. «Академической Библіотеки Русскихъ Писателей», подъ редакціей М. Л. Гофмана, стр. 42—59). Сказка Боратынскаго — «Переселеніе душъ» (тамъ-же, т. II, стр. 60—69).
Стр. 14, стр. 27—28. Баронъ А. И. Дельвигъ такъ описываетъ баронессу Софію Михайловну Дельвигъ приблизительно въ то время, къ которому относится «прошлое» баронессы Дельвигъ и А. Н. Вульфа, (въ 1827 г.) о чемъ они «ни слова не говорили»: «С. М. Дельвигъ ко времени моего пріѣзда въ Петербургъ только что минуло 20 лѣтъ. Она была очень добрая женщина, очень миловидная, симпатичная, прекрасно образованная, но чрезвычайно вспыльчивая, такъ что часто дѣлала такія сцены своему мужу, что ихъ можно было выносить только при его хладнокровіи. Она много оживляла общество, у нихъ собиравшееся». («Мои воспоминанія», т. I, стр. 51).
Стр. 14, строка 29 — стр. 15, строка 3. Аладьинъ — Егоръ Васильевичъ (ум. 14 августа 1860 г.), издатель «Невскаго Альманаха». — Письмо Языкова (отъ 25 сентября) въ отрывкахъ напечатано М. И. Семевскимъ («Русскій Архивъ» 1867 г., стр. 742—743). При письмѣ Языковъ препроводилъ Вульфу и напутственное посланіе, которое слѣдуетъ датировать сентябремъ 1828 года. Приводимъ это посланіе по «Письмамъ Н. М. Языкова къ роднымъ»:
А. Н. В[ульф]у.
Прощай! Неси на поле чести 218
Блаженъ, кто гнѣвомъ упоенный, Посланіе «А. Н. В—фу» такъ же было напечатано въ «Сѣверныхъ Цвѣтахъ» на 1829 г. (стр. 65—66); въ собраніяхъ сочиненій Языкова предпослѣдній стихъ читается иначе:
И бурной юности бесѣды.
Въ «Невскомъ Альманахѣ» на 1829 годъ были помѣщены слѣдующія стихотворенія Языкова: «Развалины» (стр. 7—8), «А. Н. С—у» (стр. 12—13; въ собраніяхъ сочиненій — «А. Н. Степанову»), «А. Н. В—у» (стр. 41—43; въ собраніяхъ сочиненій — «А. Н. Вульфу»), «М. Н. Д—й» (стр. 129—133; «М. Н. Дириной»), «Ручей» (стр. 231—232) и «А—ѣ» (стр. 238; «Аделаидѣ»). Насколько дѣйствительно передѣлано посланіе къ «Аделаидѣ», можно судить, сличивъ текстъ «Невскаго Альманаха» съ текстомъ собранія сочиненій Языкова.
219
Въ «Невскомъ Альманахѣ:
А—ѣ.
Какъ мысли творческой созданья, ***
Въ собраніи сочиненій:
Аделаидѣ.
Я твой, я твой, Аделаида, 220
А ты, а ты, кого доселѣ (Изд. Суворина, стр. 100—101).
Значительно измѣнены и другія стихотворенія Языкова, помѣщенныя въ «Невскомъ Альманахѣ», и въ особенности посланіе къ «М. Н. Д[ирино]й»: въ «Невскомъ Альманахѣ» оно заключаетъ въ себѣ 111 стиховъ, между тѣмъ, какъ въ собраніяхъ сочиненій Языкова (кстати сказать, не придерживающихся никакого принципа) оно состоитъ всего изъ 34 стиховъ. Ниже мы приводимъ варіанты посланія «А. Н. В[ульф]у» по «Невскому Альманаху» (сличая съ изданіемъ Суворина): 5—9
Хмѣля сладостнаго полны, 11—13
Въ состязаніи высокомъ, 15—20
Думъ разгульныхъ, удалыхъ, 25
Романтической, ученой
28
Беззаботно предаю
34
Праздномыслящіе други
38
Часъ и два насъ тѣшитъ свайка,
40—47
Разговоръ небрежно-сонный: 221
Свѣточь мрака благосклонный, Стр. 15, строки 4—6. Вульфъ тѣмъ чаще могъ бывать у барона Дельвига, что въ одномъ домѣ съ ними (на Владимирской улицѣ, въ домѣ Алферова) жила А. П. Кернъ. — Подробности, сообщаемыя Вульфомъ относительно созданія «Полтавы», весьма любопытны, такъ какъ мы мало знаемъ о процессѣ созданія поэмы Пушкина; 1-ая пѣснь ея была окончена 3 октября, 2-ая — 9-го и 3-я — 16 октября. Изслѣдователи творчества Пушкина поражались изумительно скорому созданію «Полтавы», свидѣтельство Вульфа ниже (подъ 13 октября) заставляетъ еще болѣе удивляться краткому сроку, въ который была написана «Полтава», ибо 13 октября Пушкинъ читалъ Вульфу «почти уже конченную свою поэму». — «Вершеписецъ Коншинъ» — Николай Михайловичъ Коншинъ (1793—1859); онъ былъ ротнымъ командиромъ Боратынскаго въ Нейшлотскомъ пѣхотномъ полку и черезъ Боратынскаго познакомился съ поэтами Пушкинской плеяды. Коншинъ дебютировалъ въ «Благонамѣренномъ» 1820 года своимъ посланіемъ «Баратынскому» (ч. II, NXVII, стр. 329) и впослѣдствіи причислилъ себя къ друзьямъ Пушкина и къ поэтамъ Пушкинскаго кружка.
Стр. 15, строки 13—14. Вульфъ поздно узналъ о взятіи Варны: 10 октября въ Казанскомъ соборѣ былъ отслуженъ молебенъ по случаю взятія нашими войсками крѣпости Варны, и вечеромъ Петербургъ былъ иллюминованъ. Варна была взята нашими войсками 29 сентября.
Стр. 15, строка 15. Письмо Вульфа къ Языкову намъ неизвѣстно.
Стр. 15, строки 16—18. Оборотъ Вульфа: «Она (поэма Пушкина) будетъ... подъ названіемъ Полтавы, потому что ни Кочубеемъ, ни Мазепой ее нельзя назвать по частнымъ причинамъ» — заставляетъ думать, что Пушкинъ предполагалъ сперва назвать свою поэму «Кочубеемъ» или «Мазепой».
Стр. 15, строки 28—29. Государь пріѣхалъ въ Петербургъ изъ дѣйствующей арміи 14 октября.
Стр. 15, строки 31—34. Извѣстно, какое большое значеніе имѣлъ Дельвигъ въ развитіи поэтическаго дара Боратынскаго. Дельвигъ горячо, сердечно любилъ Боратынскаго и гордился славою «пѣвца Пировъ», котораго онъ «подружилъ съ Музою». «Ты ввелъ меня въ семейство добрыхъ
222
музъ» — обращался Боратынскій къ Дельвигу въ своемъ посланіи 1822 года (Сочиненія Боратынскаго, изд. «Академической Библіотеки Русскихъ Писателей», т. I, стр. 41). Въ этомъ же посланіи Боратынскій такъ говоритъ о дружбѣ своей съ барономъ Дельвигомъ:
Забытые фортуною слѣпой, Боратынскій посвятилъ барону Дельвигу нѣсколько пьесъ: «Къ Дельвигу» (1819 года), «Посланіе къ Б[арону] Дельвигу» (1820), «Къ Делію, Ода» (1821), «Къ Дельвигу» (1822), «Д[ельвиг]у» (1824), «Къ Д[ельвигу] на другой день послѣ его женитьбы» (1825). Памяти барона Дельвига Боратынскій посвятилъ стихотвореніе «Мой Элизій» (1831); имя Дельвига упоминается также въ «Пирахъ» (1820) и въ «Элизійскихъ поляхъ» (1824). Баронъ Дельвигъ обратился къ Боратынскому также съ нѣсколькими посланіями: «Къ Евгенію» — 1819, «Евгенію» — 1820, «Въ альбомъ Баратынскому» — 1821, «Къ Е. Баратынскому» — 1821; Боратынскому посвящены идилліи Дельвига: «Друзья» (1826) и «Цефизъ» (1828), а также (Боратынскому и Коншину) «Застольная пѣсня»(1822). Кромѣ того, баронъ Дельвигъ говоритъ еще о своемъ другѣ въ двухъ стихотвореніяхъ: «Диѳирамбъ» (1821) и въ сонетѣ «Н. М. Языкову» (1823). См. кромѣ того письма барона Дельвига къ Боратынскому. — Баронъ Дельвигъ строго относился къ русской драматургіи, отрицательное же отношеніе его къ Грибоѣдовской комедіи можетъ объясняться тѣмъ, что Дельвигу, исповѣдывавшему романтическій символъ вѣры, не по душѣ были классическія традиціи, весьма замѣтныя въ «Горѣ отъ ума». В. Эртель въ «Выпискахъ изъ бумагъ дяди Александра» передаетъ слѣдующій разговоръ свой съ Дельвигомъ и Боратынскимъ о русскомъ театрѣ: «Непонятно — сказалъ Д[ельвигъ], что мы до сего времени почти ничего не имѣемъ собственнаго въ драматической поэзіи, хотя Русская Исторія такъ богата происшествіями, которыя можно было бы обработать для трагедіи, и притомъ вокругъ насъ столько предметовъ для комедіи». — Вы забываете Озерова, сказалъ я. — «Правда, что Озеровъ имѣетъ большое достоинство — отвѣчалъ Д[ельвигъ]; — но хотя онъ обработалъ отечественное происшествіе,
223
однакожъ въ поэзіи его нѣтъ народности. Трагедія его принадлежитъ къ Французской школѣ, и тяжелые Александрійскіе стихи ея вовсе не свойственны языку нашему». — Евгеній [Боратынскій] назвалъ Недоросля Фонвизина, и мы разсыпались въ похвалахъ сей истинно Русской комедіи. Когда я спросилъ барона: почему онъ самъ не займется этимъ родомъ, онъ откровенно признался, что непредолимая лѣнь не позволяетъ ему ни рыться въ историческихъ матеріалахъ, для избранія предмета, ни принудить себя старательно обдумать планъ. Онъ прибавилъ, что уже нѣсколько разъ говорилъ о томъ съ пріятелемъ своимъ А... С... П[ушкинымъ]; но что сей послѣдній занятъ сочиненіемъ эпической поэмы, и вообще, слишкомъ еще принадлежитъ свѣту. — «Повѣрьте мнѣ, — продолжалъ Д[ельвигъ] — настанетъ время, когда онъ освободится отъ сихъ суетныхъ узъ, когда обратитъ обширный даръ свой къ высшей поэзіи, и тогда создастъ новую эпоху, а русскій театръ получитъ совершенно новую форму». («Русскій Альманахъ на 1832 и 1833 гг.» В. Эртеля и А. Глѣбова, стр. 284—285). Свое отношеніе къ Фонвизину баронъ Дельвигъ выразилъ въ маленькой замѣткѣ, помѣщенной въ № 40 «Литературной Газеты» 1830 года. Замѣтка эта не вошла ни въ одно изъ собраній сочиненій барона Дельвига, вслѣдствіе того, что никто не обращалъ на нее вниманія, а потому мы рѣшаемся выписать цѣликомъ эту небольшую замѣтку одного изъ крупнѣйшихъ литературныхъ дѣятелей Пушкинской эпохи:
«Полное собраніе сочиненій Д. И. Фонъ-Визина. Изданіе книгопродавца Салаева. Часть 3-я и 4-я. — М., въ типогр. С. Селивановскаго, 1830 (въ третьей ч. 162, въ четвертой 128 стр. въ 8-ю д. л.). Въ сихъ послѣднихъ томахъ заключается: Чистосердечное признаніе Ф. Визина въ дѣлахъ своихъ и помышленіяхъ, Жизнь гр. Никиты Ивановича Панина, Калисѳенъ, повѣсть, комедія; Выборъ Гувернера, разныя мѣлкія сочиненія Ф. Визина, въ томъ числѣ три его стихотворенія: Къ уму своему, Посланіе къ слугамъ и басня: Лисица-кознодѣй.
Мы удерживаемся отъ всякихъ сужденій о сочиненіяхъ и переводахъ Ф. Визина, не потому, что о немъ поздно говорить: о такихъ Писателяхъ, какъ Ф. Визинъ, никогда говорить не поздно, ибо они будутъ всегдашнимъ предметомъ изученія для Литераторовъ и любителей Словесности; но мы намѣрены помѣстить отрывки изъ Жизнеописанія его, заключающіе въ себѣ разсмотрѣніе замѣчательнѣйшихъ его произведеній и обѣщанные намъ Сочинителемъ, Княземъ П. А. Вяземскимъ. Одинъ изъ сихъ отрывковъ помѣщаемъ въ нынѣшнемъ № Литер. Газеты».
224
(Вполнѣ вѣроятно, что и другая рецензія въ отдѣлѣ «Библіографіи» 40-го нумера принадлежитъ такъ же барону Дельвигу: за авторство Дельвига говоритъ и содержаніе, и стиль пространной рецензіи на «Театральный Альманахъ на 1830 годъ»). — Вульфъ не приводитъ отзыва Пушкина о «Горѣ» отъ ума, но не трудно догадаться, что Пушкинъ спорилъ съ барономъ Дельвигомъ, «несправедливо не находившимъ никакого достоинства» въ комедіи Грибоѣдова.
Стр. 16, строка 13. «Евпраксѣя» — младшая сестра А. Н. Вульфа. Евпраксія Николаевна Вульфъ (съ 8 іюля 1831 года замужемъ за барономъ Борисомъ Александровичемъ Вревскимъ). Въ научной литературѣ до сихъ поръ остается невыясненнымъ вопросъ объ отношеніяхъ Пушкина и Евпраксіи Николаевны — Зизи (или Зины) Вульфъ. Не касаясь детальнаго разбора этихъ отношеній, мы ограничиваемся на этотъ разъ возможной схемой. Пушкинъ познакомился съ рѣзвымъ ребенкомъ-Зизи въ 1817 году (къ этому году относится «Прощаніе съ Тригорскимъ» Пушкина), когда Зизи было всего семь лѣтъ, и можно съ большой увѣренностью говорить, что юноша-поэтъ не обратилъ никакого вниманія на семилѣтнюю дѣвочку. Когда Пушкинъ пріѣхалъ въ ссылку — въ деревню своей матери — Михайловское, младшей дочери его сосѣдки П. А. Осиповой было 15 лѣтъ, и веселый, рѣзвый подростокъ порой развлекалъ его (выраженіе увлекалъ представляется намъ неумѣстнымъ и несоотвѣтствующимъ дѣйствительнымъ отношеніямъ Пушкина). «Кстати о таліи, пишетъ Пушкинъ брату въ концѣ октября 1824 года, — на дняхъ я мѣрялся поясомъ съ Евпраксіей, и таліи наши нашлись одинаковы. Слѣдственно, изъ двухъ одно: или я имѣю талію 15-ти лѣтней дѣвушки, или она — талью 25-ти лѣтняго мущины. Евпраксія дуется и очень мила, съ Анеткою бранюсь; надоѣла!» («Переписка Пушкина», т. I, стр. 139). Тонъ, которымъ Пушкинъ говоритъ объ Евпраксіи и объ Анеткѣ — Аннѣ Николаевнѣ Вульфъ, свидѣтельствуетъ о разныхъ отношеніяхъ Пушкина къ ровесницѣ своей «Анеткѣ», которая уже «надоѣла», и къ «милому» подростку. На глазахъ Пушкина Зизи выростала и въ 1826 г. она превратилась уже въ 16—17-ти лѣтнюю дѣвушку (Евпраксія Николаевна родилась въ Берновѣ 12 октября 1809 года), считавшую, «что нравиться есть необходимость, чтобъ провести пріятно время», и старавшуюся принимать участіе въ праздникахъ молодежи. Шутливо-влюбленныя отношенія установились между Пушкинымъ и Языковымъ съ Зизи Вульфъ лѣтомъ 1826 года, когда пріѣхалъ въ Тригорское Языковъ. Весело-безпечное дитя, Зизи Вульфъ участвовала въ пирушкахъ Пушкина, Языкова и Вульфа, и еще черезъ 15 лѣтъ Языковъ вспоминалъ о Зизи Вульфъ и о жженкѣ, которую она варила:
225
Ее вы сами сочиняли: (Б. Л. Модзалевскій, «Поѣздка въ село Тригорское въ 1902 году» — «Пушкинъ и его современники», вып. I, стр. 120—122).
Но дальше «чистаго хмеля» и веселыхъ пирушекъ, на которыхъ была предсѣдательницей Зизи Вульфъ, дальше простыхъ дружескихъ, шутливо-влюбленныхъ мадригаловъ не шли отношенія поэтовъ и «радушной» дѣвушки. Въ это-же время Пушкинъ записываетъ въ ея альбомъ небольшое стихотвореніе, вполнѣ гармонирующее съ такими отношеніями:
Вотъ, Зина, вамъ совѣтъ — играйте! 226
Отразилась Зина Вульфъ и въ «Евгеніи Онѣгинѣ»... Въ это время (въ 1825—1826 гг.) Пушкинъ писалъ 5-ую его главу и въ XXXII строфѣ вспомнилъ о сочинительницѣ жженки:
...Цимлянское несутъ уже; Вскорѣ послѣ этого «опальный пѣвецъ свободы» получилъ свободу, и какъ-то мгновенно разстроились, распались его отношенія съ Евпраксіей Николаевной, съ которой онъ и не переписывался. Въ 1828 году вышли IV и V главы «Онѣгина», и Пушкинъ послалъ экземпляръ этихъ главъ вдохновительницѣ XXXII строфы 5-ой главы, услаждавшей его жизнь въ уединеніи, съ надписью: «Евпраксіи Николаевнѣ Вульфъ отъ Автора Твоя отъ твоихъ 22 февр. 1828 г.». Осенью этого же года (а можетъ быть и въ январѣ 1829 года) Пушкинъ увидѣлся съ Е. Н. Вульфъ и, какъ Вульфъ писалъ въ своемъ дневникѣ, «по разнымъ примѣтамъ судя, и ее молодое воображеніе вскружено неотразимымъ Мефистофелемъ». Но Пушкинъ недолго пробылъ въ Тригорскомъ и уѣхалъ, а Евпраксія Николаевна продолжала подчиняться «необходимости нравиться» и пріятно проводить время. Въ 1831 году Е. Н. Вульфъ вышла замужъ. Въ сентябрѣ 1835 года Пушкинъ посѣтилъ Голубово и вмѣсто «полувоздушной дѣвы» нашелъ «добрую и милую бабенку», съ которою онъ подружился болѣе сердечно, чѣмъ когда-либо. Радушная и добрая «бабенка», баронесса Вревская обладала необыкновенно отзывчивымъ характеромъ, и Пушкинъ могъ говорить съ ней открыто о своей жизни и о своихъ непріятностяхъ. Въ апрѣлѣ 1836 года Пушкинъ пріѣзжалъ на нѣсколько дней въ Псковскую губернію — хоронить въ Святыхъ Горахъ свою мать — и заѣхалъ къ Вревскимъ въ Голубово, которое въ 1835 году онъ помогалъ имъ устраивать. Очевидно, Пушкинъ подѣлился съ баронессой Вревской своей непріятной исторіей съ графомъ Соллогубомъ, потому что 28 мая она писала своему брату Алексѣю:
«Пожалуста, душа моя, если узнаешь, чѣмъ кончится Пуш. исторія, увѣдомь меня сей часъ, — по тѣхъ поръ мысль объ ней меня будетъ все очень безпокоить...» («Пушк. и его совр.», вып. XIX — XX, стр. 107). Пушкинъ видѣлся съ баронессой Вревской за день до своей дуэли и разсказалъ ей о своемъ положеніи, заставившемъ его искать смерти.
227
Знала баронесса Е. Н. Вревская и то, что «тутъ жена ни очень пріятную играетъ ролю во всякомъ случаѣ»... (тамъ же, стр. 110). Баронесса Евпраксія Николаевна Вревская умерла 22 марта 1883 года.
Стр. 17, строки 1—2. Въ «Сѣверныхъ Цвѣтахъ» на 1829 г. появились слѣдующія стихотворенія Пушкина: «Воспоминаніе» (стр. 10), «Ты и Вы» (стр. 11), «Два ворона» [«Шотландская пѣсня»] (стр. 31—32), «Любопытный» (стр. 32), «To Dawe Esqr» (стр. 59), «Подражаніе Анакреону» (стр. 71), «Отвѣтъ Катенину» (стр. 120), «Къ И. В. С[ленину]» (стр. 131), «Наперсникъ» (стр. 132), «Предчувствіе» (стр. 132—133), «Городъ пышный» (стр. 134), «Не пой, красавица, при мнѣ» (стр. 148), «Отвѣтъ [А. И. Готовцовой»] (стр. 182), «Къ Я[зыкову]» (стр. 185—186), «Портретъ» (стр. 191) и «Въ Альбомъ П. А. О.» [«П. А. Осиповой»] (стр. 193).
Стр. 17, строки 3—7. Мнѣніе Пушкина о женщинахъ, которое баронесса Дельвигъ могла принять на свой счетъ, можетъ быть намъ неизвѣстно, а можетъ быть выражено Пушкинымъ въ IV главѣ «Онѣгина». Нѣсколько подходятъ къ баронессѣ Дельвигъ, пѣвшей модные романсы, также слова Пушкина въ его «Отрывкахъ изъ писемъ, мыслей и замѣчаній», напечатанныхъ въ «Сѣверныхъ Цвѣтахъ» на 1828 г. Въ этихъ отрывкахъ Пушкинъ говоритъ о женщинахъ: «Природа, одаривъ ихъ тонкимъ умомъ и чувствительностію самою раздражительною, едва ли не отказала имъ въ чувствѣ изящнаго. Поэзія скользитъ по слуху ихъ, не досягая души: онѣ безчувственны къ ея гармоніи; примѣчайте, какъ онѣ поютъ модные романсы, какъ изкажаютъ стихи самые естественные, разстроиваютъ мѣру, уничтожаютъ риѳму». Вѣрнѣе, однако, предположить, что Вульфъ говоритъ о недошедшемъ до насъ отзывѣ Пушкина, который баронесса могла связать съ «прежними своими грѣхами», сознаваясь, что она заслуживаетъ упрекъ Пушкина. Мы ничего не знаемъ объ отношеніяхъ Пушкина и баронессы Софіи Михайловны Дельвигъ; нѣкоторымъ намекомъ на ихъ отношенія можетъ служить указанное мѣсто «Дневника».
Стр. 17, строки 29—31. «Баратын[скаго] стихи: не соблазняй меня, я не могу любить, ты только кровь волнуешь во мнѣ» — очевидно вольно перефразированы баронессой Дельвигъ изъ «Разувѣренія»:
Не искушай меня безъ нужды 228
Стр. 18, строки 18—19. 19 октября Пушкинъ принималъ участіе въ товарищеской сходкѣ лицеистовъ (присутствовали: Дельвигъ — «Тося», Илличевскій — «Олосенька», Яковлевъ — «Паясъ», Корфъ — «Дьячокъ-морданъ», Стевенъ — «Шведъ», Тырковъ — «Кирпичный брусъ», Комовскій — «Лиса» и Пушкинъ — «Французъ (смѣсь обезіаны съ тигромъ)».
Сходка «скотобратцевъ» закончилась въ первомъ часу ночи, повидимому, экспромптомъ Пушкина —
Усердно помолившись Богу, Пушкинъ послѣ этого уѣхалъ въ Малинники.
Стр. 18, строка 31. Баронесса Софія Михайловна Дельвигъ (рожденная Салтыкова) родилась 20 октября 1806 года.
Стр. 19, строки 11—12. «Бальный вечеръ» — повѣсть въ стихахъ Боратынскаго «Балъ». «Княгиня» — княгиня Нина, главная героиня повѣсти Боратынскаго.
Стр. 19, строки 12—14. Въ 1827 году Сергѣй Александровичъ Соболевскій (незаконный сынъ А. Н. Сойманова; род. 10 сентября 1803, ум. 6 октября 1870 года), весьма извѣстный своими летучими эпиграммами и пріятельскими отношеніями съ выдающимися поэтами Пушкинскаго времени, ѣздилъ путешествовать за-границу и вернулся въ Москву, но часто наѣзжалъ и въ Петербургъ. Баронъ А. И. Дельвигъ говоритъ о «нахальствѣ» Соболевскаго, «навязывавшагося на дружбу извѣстныхъ тогда людей». «Нахальство его — разсказываетъ баронъ А. И. Дельвигъ — не понравилось женѣ Дельвига, и потому, дабы избѣгнуть частыхъ его посѣщеній, она его не принимала въ отсутствіи мужа. Но это не помогло: онъ входилъ въ кабинетъ Дельвига, ложился на диванъ, который служилъ мнѣ кроватью, и читалъ до обѣда, а когда Дельвигъ возвращался домой, то онъ входилъ вмѣстѣ съ нимъ и оставался обѣдать». («Мои воспоминанія», т. I, стр. 73). Тотъ же баронъ А. И. Дельвигъ свидѣтельствуетъ, что Соболевскій «шутками своими оживлялъ все общество» у барона Дельвига. Къ «забавному вранью» Соболевскаго у Дельвиговъ относится, между прочимъ, экспромптъ его на А. П. Кернъ:
У мадамъ Керны Стр. 19, строка 15. Точки въ словѣ п.....мъ поставлены нами.
229
Стр. 20, строки 5—11. Въ отдѣлѣ «Смѣси» № 125 «Сѣверной Пчелы» (18 октября) читаемъ: «14-го октября, собравшійся на Дворцовой площади народъ, по случаю поднятія флага на Зимнемъ Дворцѣ, съ изумленіемъ увидѣлъ новое произведеніе Художествъ, украсившее великолѣпную столицу Сѣвера. На аркѣ Главнаго Штаба Его Императорскаго Величества, открылась взорамъ торжественная колесница, на которой находится крылатый геній Славы, держащій въ правой рукѣ лавровый вѣнецъ, а въ лѣвой кадуцей, съ двуглавымъ орломъ. Шесть коней, отличной красоты, кажется летятъ передъ колесницей. Сіе колосальное произведеніе Искуствъ вылито изъ чугуна на Казенномъ литейномъ заводѣ, обшито мѣдью и вызолочено. Зданіе Главнаго Штаба Е. И. В. и цѣлая Дворцовая площадь теперь приняли другой видъ».
Стр. 20, строки 11—12. Ольга Сергѣевна Пушкина въ январѣ 1828 года вышла замужъ за Н. И. Павлищева.
Стр. 20, строки 19—34. Болѣзнь Императрицы Маріи Ѳеодоровны приняла опасный оборотъ послѣ пяти часовъ вечера 23 октября; въ 7-мъ часу она пріобщилась, затѣмъ благословила всѣхъ дѣтей и внуковъ и «вскорѣ послѣ сего Государыня погрузилась въ кроткую дремоту, и только за часъ до кончины на одно мгновеніе обратила глаза на Государя, но не произнося уже ни слова. Она кончалась смертію праведныхъ, безъ всякой борьбы и страданія. Въ исходѣ третьяго часа утра легкій трепетъ на устахъ возвѣстилъ окружавшимъ Ее о наступленіи послѣдняго мгновенія, и небесная улыбка появилась на лицѣ Преставльшейся... Тогда справедливая, громкая горесть, послѣ безмолвнаго унынія, вступила въ права свои. Вопли раздались въ дворцѣ, разнеслись по всему городу. Народъ съ искреннимъ чувствомъ оплакиваетъ Матушку Марію Ѳеодоровну, какъ привыкъ называть и чтить Ее съ давнихъ лѣтъ» («Сѣверная Пчела», № 130, 30 октября). — Отношеніе Вульфа къ смерти Императрицы Маріи Ѳеодоровны не представляется исключительнымъ: вся жизнь Императрицы была посвящена заботамъ о благѣ человѣчества, и потому современники искренно оплакивали ея смерть. Выраженіе Державина (въ «Праздникѣ воспитанницъ дѣвичьяго монастыря») «Нѣжная Россіи мать» было несомнѣнно заслужено Маріей Ѳеодоровной. На смерть Императрицы отозвались всѣ газеты и журналы: въ одной «Сѣверной Пчелѣ» было помѣщено четыре стихотворенія: А. Ш. «Стихи на смерть Государыни Императрицы Маріи Ѳеодоровны, отъ благоговѣющаго къ Ней старика» (№ 129, 27 октября), А. Крюкова — «На кончину Матери сиротъ» (№ 133, 6 ноября), Николая Веревкина — «Чувства Русскаго при гробѣ Маріи» (№ 135, 10 ноября) и В. Жуковскаго — «Чувства предъ гробомъ Государыни Императрицы Маріи Ѳеодоровны, въ ночи
230
наканунѣ погребенія тѣла Ея Величества» (№ 137, 15 ноября). Замѣтимъ кстати, что въ собранія сочиненій Жуковскаго это стихотвореніе вошло подъ заглавіемъ — «У гроба Государыни Императрицы Маріи Ѳеодоровны. Въ ночи наканунѣ Ея погребенія» и въ нѣсколько исправленномъ видѣ. Выписываемъ стихи изъ «Сѣверной Пчелы», отличающіеся отъ принятаго текста:
16 Тебя все мнимъ среди земнаго; Кромѣ того, въ «Сѣверной Пчелѣ» пространнѣе выноска къ 49 стиху: «Въ сію ночь было читано Евангеліе Іоанна: Да не смущается сердце ваше. Вѣруйте въ Бога и въ мя вѣруйте. Въ дому Отца моего обители многи суть». — Отмѣтимъ также нѣкоторыя отдѣльныя изданія, посвященныя памяти Императрицы Маріи Ѳеодоровны:
A la mémoire de l’Impératrice Marie (Памяти Императрицы Маріи). [С. С. Уварова], С.-Пб., въ типогр. Академіи Наукъ, въ 4, 11 стр.
Въ Бозѣ почіющей Благотворительницѣ народа. Стихотвореніе Степана Шевырева, Москва, 1828, въ типогр. С. Селивановскаго, въ 8, 6 стр.
Жизнь въ бозѣ почіющей Государыни Императрицы Маріи Ѳеодоровны. 2 части, М., въ Т. Селивановскаго. 1829.
Описаніе добродѣтельной жизни и кончины Государыни Императрицы Маріи Ѳеодоровны, въ бозѣ почившей; составлено Николаемъ Данилевскимъ, М., въ Т. Степанова. 1829 г.
Стр. 21, строки 16—17. Wessels и Bayer — товарищи А. Н. Вульфа по Дерптскому Университету.
Стр. 21, строка 19. Пушкинъ — Сергѣй Львовичъ, отецъ поэта. Пушкины жили недалеко отъ Дельвиговъ, — въ Свѣчномъ пер., въ д. Касторской.
Стр. 21, строка 31—32. Сашенька — сводная сестра Алексѣя Николаевича Вульфа, падчерица П. А. Осиповой, Александра Ивановна Осипова
231
(съ 1833 года замужемъ за Псковскимъ полиціймейстеромъ Беклешовымъ); умерла въ 1864 году. Въ 1824 году Пушкинъ посвятилъ ей стихотвореніе «Признаніе» (Я васъ люблю, хоть я бѣшусь). А. И. Осипова-Беклешова, по свидѣтельству баронессы Е. Н. Вревской, отличалась «воображеніемъ и пылкостью чувствъ». Страстность ея природы заставила ее «вовсе неплатонически» любить А. Н. Вульфа въ 1827 году и въ январѣ 1829 года, но насколько эта любовь была глубокой, можно судить по отчету Пушкина А. Н. Вульфу (16 октября 1829): «Александра Ивановна заняла свое воображеніе отчасти таліей и задней частію Кусовникова, отчасти бакенбардами и картавымъ выговоромъ Юргенева» («Переписка Пушкина», т. 11, стр. 97). Передъ замужествомъ своимъ А. И. Беклешова говорила, что «ненавидитъ и ругаетъ» Вульфа. Въ сентябрѣ Пушкинъ не засталъ А. И. Беклешову и приглашалъ ее пріѣхать къ 23-му, говоря: «У меня для васъ три короба признаній, объясненій и всякой всячины. Можно будетъ, на досугѣ, и влюбиться» («Переписка Пушкина», т. III, стр. 229). Н. О. Лернеръ, анализируя «Признаніе» Пушкина, посвященное А. И. Осиповой-Беклешовой, говоритъ, что «тутъ не было и тѣни серьезнаго, хотя бы и недолгаго увлеченія; Александра Ивановна, повидимому, внушала поэту, восхищавшемуся ея первымъ дѣвственнымъ расцвѣтомъ, нѣжную дружбу, которая, если и сопровождалась другимъ чувствомъ, то самымъ слабымъ и мимолетнымъ». (Соч. Пушкина, изд. Брокгауза и Ефрона, т. III, стр. 545). Въ цитированномъ нами письмѣ Пушкина къ А. И. Беклешовой Н. О. Лернеръ видитъ также только «веселый, шутливый тонъ». Между тѣмъ, дѣйствительныя отношенія Пушкина и А. И. Беклешовой были совсѣмъ иныя: отнюдь не настаивая на глубокомъ увлеченіи Пушкина старшею падчерицей П. А. Осиповой, мы склонны видѣть если не сердечное, то физическое увлеченіе ею Пушкина. Фраза въ письмѣ Пушкина къ А. И. — «Приѣзжайте, ради Бога; хоть къ 23-му» [сентября] — находитъ себѣ лучшій комментарій въ письмѣ баронессы Е. Н. Вревской къ брату (отъ 4 октября 1835): «...Поэтъ по пріѣздѣ сюда былъ очень веселъ, хохоталъ и прыгалъ по прежнему, но теперь, кажется въ палъ опять въ хандру. Онъ ждалъ Сашиньку съ нетерпѣніемъ, надѣясь, кажется, что пылкость ее чувствъ и отсутствіе ее мужу (sic) разогрѣетъ его состарѣвшія физическія и моральныя силы» («Пушкинъ и его современники», вып. XIX—XX, стр. 107). Вслѣдствіе этого можно съ увѣренностью утверждать, что одна изъ «Александръ» (изъ двухъ Александръ), фигурирующихъ въ Донъ-Жуанскомъ спискѣ Пушкина — А. И. Беклешова.
Стр. 22, стр. 25—29. Алексѣй Демьяновичъ Илличевскій (умеръ 6 октября 1837 года), проѣздомъ за границу въ началѣ 1823 года
232
пробылъ два мѣсяца въ Дерптѣ, и Вульфъ могъ еще тогда познакомиться съ нимъ. Въ качествѣ товарища барона Дельвига по Лицею и притомъ литератора, А. Д. Илличевскій часто бывалъ у Дельвиговъ и занималъ общество каламбурами и эпиграммами. Кромѣ того, Вульфъ встрѣчался съ Илличевскимъ также и у Павлищевыхъ. — Князь Эристовъ, лицеистъ второго выпуска, часто бывалъ у Дельвиговъ и вмѣстѣ съ барономъ Дельвигомъ и М. Л. Яковлевымъ пѣлъ романсы и пѣсни. «Сверхъ того — говоритъ баронъ А. И. Дельвигъ — они оба (т. е. Яковлевъ и князь Эристовъ) умѣли дѣлать разныя штуки, фокусы, были чревовѣщателями и каждый разъ показывали что-нибудь новенькое. Въ этихъ изобрѣтеніяхъ особенно отличался Эристовъ, который, впрочемъ, бывалъ не такъ часто, какъ Яковлевъ» («Мои воспоминанія», т. I, стр. 51).
Отмѣтимъ для характеристики князя Эристова аттестацію начальства Царскосельскаго Лицея въ февралѣ 1818 года: «Дарованія очень хорошія, успѣхи хороши, но совсѣмъ не соотвѣтствующіе его способностямъ. Не всегда прилеженъ и часто весьма невнимателенъ. Считая себя во многихъ предметахъ уже достаточно свѣдущимъ, пренебрегаетъ оными и, вмѣсто основательнаго ими занятія, поверхностно только ими занимается. Въ классѣ не всегда ведетъ себя такъ, какъ бы надлежало. Онъ изъ числа тѣхъ, которые въ младшемъ возрастѣ были прилежнѣе». (Дм. Кобеко, «Императорскій Царскосельскій Лицей. 1811—1843», С.-Пб. 1911, стр. 122).
Князь Эристовъ умеръ 9 октября 1858 года, въ чинѣ тайнаго совѣтника и въ званіи сенатора.
«Въ эту зиму — говоритъ въ своихъ воспоминаніяхъ А. П. Кернъ — Пушкинъ часто бывалъ по вечерамъ у Дельвига, гдѣ собирались два раза въ недѣлю лицейскіе товарищи его: Лангеръ, князь Эристовъ, Яковлевъ, Комовскій и Илличевскій. Кромѣ этихъ, приходили на вечера Подолинскій, Щастный, — молодые поэты, которыхъ выслушивалъ и благословлялъ Дельвигъ, какъ патріархъ. Иногда также являлись Сергѣй Голицынъ и Мих. Ив. Глинка...» (Л. Н. Майковъ, «Пушкинъ», стр. 253). Для характеристики отношенія М. Л. Яковлева къ Дельвигамъ весьма значителенъ фактъ, о которомъ говоритъ въ «Моихъ воспоминаніяхъ» баронъ А. И. Дельвигъ: «Не прошло двухъ мѣсяцевъ послѣ смерти Дельвига, какъ вдова его получила отъ Яковлева письмо, въ которомъ онъ дѣлалъ ей предложеніе выйти за него замужъ. Она была и огорчена, и оскорблена этимъ письмомъ по весьма понятнымъ причинамъ. Яковлевъ въ домѣ Дельвига всегда считался какимъ то низшимъ существомъ, и если къ нему были расположены въ обществѣ Дельвига, то только потому, что
233
онъ былъ товарищемъ послѣдняго по Лицею и забавнымъ подчасъ шутникомъ. Письмо Яковлева было очень длинное. Послѣ объясненія въ страстной любви и предложенія, онъ на нѣсколькихъ страницахъ сообщалъ о своихъ денежныхъ средствахъ и описывалъ планъ будущаго житья, если С. М. Дельвигъ согласится на его предложеніе, при чемъ не упустилъ сказать, что при таковомъ согласіи является и то удобство, что до ихъ свадьбы у него можетъ оставаться принадлежащая С. М. Дельвигъ мебель, которая, при переѣздѣ ея на небольшую квартиру, не могла въ ней помѣститься и была на время перевезена къ Яковлеву, жившему въ домѣ II Отдѣленія Собственной Канцеляріи Государя, находившемся тогда на Литейной, въ казенномъ домѣ, принадлежащемъ нынѣ (1872 г.) Пелю» (т. I, стр. 125).
Стр. 22, строки 31—34. «Карманная книга для Русскихъ воиновъ въ Турецкихъ походахъ». Частъ I, С.-Пб. 1828, въ тип. Департамента Народнаго Просвѣщенія, въ 8°, 106 стр. Карманная книга О. И. Сенковскаго вышла около 20 іюля 1828 года; она содержитъ въ себѣ Русско-Турецкіе разговоры, необходимые на войнѣ, и Русско-Турецкій словарь, заключающій въ себѣ до 4.000 словъ. Всѣ турецкія слова написаны въ Карманной книгѣ русскими буквами. Вторая часть Карманной книги О. И. Сенковскаго, содержащая въ себѣ грамматику, вышла въ 1829 году.
Стр. 23, строки 1—3. Въ 1828 году П. А. Плетневъ (род. 10 августа 1792, ум. 29 декабря 1865 года) началъ свои занятія русскимъ языкомъ съ великими княжнами Маріей и Ольгой Николаевнами и въ то же лѣто сталъ заниматься чтеніемъ съ Наслѣдникомъ Александромъ Николаевичемъ, который изучалъ литературу до своего путешествія по Россіи въ 1837 году; съ великими же княжнами Плетневъ занимался и значительно позже. Русскій языкъ и словесность Плетневъ преподавалъ также великимъ княжнамъ Еленѣ Павловнѣ и Маріи и Елизаветѣ Михайловнамъ. Въ 1835 году Плетневъ напечаталъ «Хронологическій списокъ русскихъ сочинителей и библіографическія замѣчанія о ихъ произведеніяхъ». Это сочиненіе, въ сжатомъ видѣ излагающее исторію русской словесности, не поступило въ продажу и было составлено для Августѣйшаго ученика. Оно перепечатано въ 30 т. «Сборника Имп. Русскаго Историческаго Общества».
Стр. 23, строки 3—5. Возможно, что «Видѣніе» барона Дельвига, о которомъ говоритъ Вульфъ, неизвѣстно и не вошло въ его собранія сочиненій. Въ послѣднихъ находится одно стихотвореніе съ заглавіемъ «Видѣніе», но совершенно очевидно, что Вульфъ говоритъ не о немъ. Какъ форма, такъ и содержаніе этого стихотворенія —
234
Въ священной рощѣ я видѣлъ прелестную совершенно не подходятъ къ характеру «Видѣнія» — «писаннаго разсказомъ Русскихъ пѣсенъ». Мало вѣроятнымъ кажется намъ также, чтобы Дельвигъ въ октябре 1828 года, вмѣстѣ съ послѣднимъ своимъ произведеніемъ, читалъ стихотвореніе 1820 года, напечатанное въ 1820 же году (въ IX части «Трудовъ Общества любителей россійской словесности»). Вѣрнѣе всего, что А. Н. Вульфъ говоритъ о русской пѣснѣ Дельвига, написанной въ 1828 году и напечатанной въ «Сѣверныхъ Цвѣтахъ» на 1829 г. подъ заглавіемъ «Сонъ» (Мой суженый, мой ряженый). — Подъ «Пастушеской послѣдней идилліей» надо, по всей вѣроятности, разумѣть идиллію 1828 года «Конецъ золотого вѣка», вошедшую въ изданіе сочиненій барона Дельвига 1829 года.
Стр. 23, строка 6. Павлищевъ — Николай Ивановичъ, мужъ Ольги Сергѣевны, сестры Пушкина.
Стр. 23, строки 15—18. М. И. Глинка въ то время былъ еще мало извѣстенъ, какъ композиторъ (первое представленіе «Жизни за царя» состоялось въ 1836 году). Вульфъ встрѣчалъ М. И. Глинку также у Дельвиговъ, съ которыми онъ былъ въ пріятельскихъ отношеніяхъ (см. Записки М. И. Глинки).
Стр. 23, строки 24—29. 2 ноября Вульфъ получилъ письмо Пушкина отъ 27-го октября 1828 г. (изъ Малинниковъ), которое начинается словами: «Тверской Ловеласъ С.-Петербургскому Вальмону здравія и успѣховъ желаетъ» («Переписка Пушкина», т. II, стр. 79).
Стр. 23, строки 32—33. Л. Н. Майковъ въ предисловіи ко второй части дневника А. Н. Вульфа говоритъ: «По окончаніи университетскаго курса Вульфъ долго не зналъ, какой избрать ему родъ дѣятельности; честолюбіе матери указывало ему на службу по дворянскимъ выборамъ, но онъ уклонился отъ нея и рѣшился воспользоваться тогдашними военными обстоятельствами» («Пушкинъ», стр. 167). Не знаемъ, на чемъ основано это утвержденіе Л. Н. Майкова; матеріалъ «Дневника» даетъ возможность предполагать скорѣе обратное. П. А. Осипова весьма сочувствовала
235
желанію сына служить въ гусарахъ и была недовольна, когда А. Н. Вульфъ собирался подавать прошеніе объ отставкѣ.
Стр. 24, строки 1—9. Намъ извѣстенъ, по сообщеніямъ Е. В. Пѣтухова, отрывокъ изъ письма Языкова къ Вульфу отъ 1-го ноября 1828 года; по этому отрывку трудно судить о содержаніи всего письма. Приводимъ полностью отрывокъ, представляющій, повидимому, отвѣтъ на восторженное письмо Вульфа о «Полтавѣ» Пушкина: «Стихи Пушкина къ Государю я зналъ давно. Радуюсь сердечно, что наконецъ Петръ, Мазепа и Полтава нашли себѣ достойнаго воспѣвателя. Желаю Пушкину долготерпѣнія для этого труда божественнаго: больше желать ему нечего; его викторія на Парнасѣ такъ вѣрна, какъ на небѣ луна» («Письма Н. М. Языкова къ роднымъ», стр. 414). — Посланіе «Барону А. А. Дельвигу» начинается стихомъ «Иные дни — иное дѣло!» (помѣщено въ «Сѣверныхъ Цвѣтахъ на 1829 г., стр. 134—137).
Стр. 24, строки 12—15. О стихотвореніяхъ Пушкина, помѣщенныхъ въ «Сѣверныхъ Цвѣтахъ» на 1829 годъ, см. выше (примѣчаніе къ стр. 17, строкамъ 1—2). Изъ стихотвореній Боратынскаго въ «Сѣверныхъ Цвѣтахъ» на 1829 г. были помѣщены слѣдующія: «Переселеніе душъ (сказка)» (стр. 13—27), «Смерть. (Подражаніе А. Шенье)» (стр. 46), «Деревня» (стр. 59—60), «Старикъ», «Антологическія стихотворенія» (Какъ ревностно ты самъ себя дурачишь, Старательно мы наблюдаемъ свѣтъ, Мой даръ убогъ и голосъ мой не громокъ. Глупцы не чужды вдохновенья и Не подражай: своеобразенъ геній — стр. 170—172) и «Бѣсенокъ» (стр. 187—189). Баронъ Дельвигъ помѣстилъ три своихъ стихотворенія: «Сонъ» (стр. 47—48), «Хоръ. Для выпуска воспитанницъ Императорскаго Института» (стр. 177) и «Романсъ» (Одинокъ мѣсяцъ плылъ — стр. 183). М. Вронченко напечаталъ въ «Сѣверныхъ Цвѣтахъ» «Ирландскія мелодіи (Изъ Мура)» (стр. 12—13).
Вульфъ познакомился съ М. П. Вронченко (1801—1855) еще въ Дерптѣ; переводчикъ «Гамлета» былъ въ то время свитскимъ офицеромъ и слушалъ лекціи Струве по астрономіи (Вронченко былъ командированъ въ Дерптъ). Л. Н. Майковъ полагаетъ, что въ слѣдующей записи, сдѣланной Вульфомъ въ Варшавѣ 28 іюня 1832 года, рѣчь идетъ о М. П. Вронченко: «Здѣсь я встрѣтилъ одного изъ моихъ собратовъ-студентовъ, съ которымъ вмѣстѣ слушалъ лекціи военной науки у почтеннаго Адеркаса, котораго даже ввелъ въ наше университетское братство (Burschenschaft). Всю Турецкую войну служили мы въ одномъ корпусѣ; въ одномъ лагерѣ, подъ Шумлою, простояли цѣлое лѣто и ни разу не встрѣчались; недавно сошлися мы въ одной лавкѣ. Онъ служитъ теперь въ Генеральномъ штабѣ и отправляется на тригонометрическую
236
съемку. Вчера на прощанье выпили мы въ память прошлыхъ дней нѣсколько бутылокъ вина. Онъ добрый, честный малый, не смотря на то, что въ университетѣ не постигалъ ни насъ, ни цѣли, къ которой мы стремились. Это не мѣшаетъ быть ему хорошимъ офицеромъ, полезнымъ гражданиномъ, быть можетъ, полезнѣйшимъ, чѣмъ мы, энтузіасты. Если послѣдніе блестятъ, увлекаютъ, какъ поэзія, то первые, какъ проза жизни, постояннымъ трудомъ идутъ къ той же цѣли» («Пушкинъ», стр. 183). Можно почти съ полной увѣренностью въ своей правотѣ оспаривать мнѣніе Л. Н. Майкова: въ первой части (издаваемой нынѣ) дневника А. Н. Вульфъ говоритъ о М. П. Вронченко почти исключительно какъ о переводчикѣ, не упоминая его имени въ разсказѣ о «семи», образовавшихъ въ университетѣ братство (душою этого братства былъ Франціусъ); характеризуя въ приведенной записи своего товарища — «добраго, честнаго малаго», Вульфъ не могъ бы (въ подробной характеристикѣ) пропустить поэтическую дѣятельность своего товарища, если бы онъ имѣлъ въ виду поэта — Вронченко.
Стр. 24, строки 24—26. 4 ноября тѣло Императрицы Маріи Ѳеодоровны было перенесено въ Траурную залу и положено на катафалкъ.
Стр. 24, строка 29. Слухъ о смерти Великой Княгини Елены Павловны оказался неосновательнымъ.
Стр. 24, строка 30. Великій Князь Константинъ Павловичъ пріѣхалъ (изъ Варшавы) 4-го ноября.
Стр. 25, строки 27—28. «Не искушай меня безъ нужды» — извѣстный романсъ М. И. Глинки на слова «Разувѣренія» Боратынскаго. Возможно, впрочемъ, что баронесса С. М. Дельвигъ пѣла другой романсъ на тѣ же слова — князя В. Голицына.
Стр. 26, строка 9. «Ручей» Языкова былъ впервые напечатанъ въ «Невскомъ Альманахѣ» на 1829 г. (стр. 231—232), и потому издатели сочиненій Языкова ошибочно отнесли его къ 1828 году. Письмо Н. М. Языкова къ брату Александру Михайловичу, отъ 1-го сентября 1827 года, даетъ возможность точно датировать «Ручей»: въ этомъ письмѣ поэтъ переписываетъ для брата, какъ послѣднюю новинку, «Ручей», написанный имъ въ деревнѣ Камби (близъ Дерпта). («Письма Н. М. Языкова къ роднымъ», стр. 340—341).
Стр. 26, строки 12—15. Послѣднія посланія Языкова къ Вульфу — стихотворенія 1828 года: «Отъѣздъ» и «Посланіе о журналистахъ». Стихотвореніе Языкова «Отъѣздъ» было помѣщено въ «Подснѣжникѣ» 1829 года подъ заглавіемъ «Эпилогъ» (стр. 241—247) и съ пропускомъ восьми стиховъ, напечатанныхъ отдѣльнымъ стихотвореніемъ на 160 стр.:
237
А. Н. В—фу,
на отъѣздъ его въ армію.
Еще тебя благословляю, Н. Языковъ.
Въ самомъ «Эпилогѣ» Языковъ такъ воспѣвалъ празднества студентовъ:
Вонъ лѣсъ и дремлющія воды Вонъ площадь: тамъ, пышна, явилась 238
Пиръ волновался громогласной — Отмѣтимъ также варіанты «Эпилога» по тексту «Подснѣжника»: 2
14
40
43
66
69
77
84
101
По здѣшнимъ доламъ и полямъ
Здѣсь мнѣ прелестны день за днемъ
И любопытныхъ тѣсный сходъ
Свой разыгравшійся народъ.
И гдѣ жь? въ К... наконецъ
Еще тебя благословляю,
А ты, страдалецъ нѣги томной,
Въ разгулѣ, горѣ и мечтахъ;
Вы, коихъ знанья, вкусъ и умъ
«Отъѣздъ» («Эпилогъ») ошибочно датируется въ посмертныхъ собраніяхъ сочиненій Языкова 1829 годомъ. Если «Посланіе о журналистахъ» относится, дѣйствительно, къ А. Н. Вульфу, то мы имѣемъ въ немъ стихи, которые болѣе всего характеризуютъ дружбу поэта съ Вульфомъ:
Я помню, милый мой, когда-то Посланіе къ Бар. — къ «Барону А. А. Дельвигу» (Иные дни — иное дѣло). См. выше.
239
Стр. 26, строка 25. Иванъ Петровичъ Вульфъ (бывшій въ 1860-хъ годахъ судебнымъ слѣдователемъ) приходился А. Н. Вульфу двоюроднымъ братомъ.
Стр. 29, строка 1. Вульфъ, по всей вѣроятности, читалъ романъ Ванъ-деръ-Вельде «Посольство въ Китаѣ».
Стр. 29, строки 9—23. Графъ Александръ Манзони (1784—1873), извѣстный итальянскій поэтъ, одинъ изъ первыхъ романтиковъ въ Италіи. Изъ всѣхъ произведеній Манзони наибольшей популярностью пользовался его романъ: «I Promessi Sposi, storia milanese del secolo XVII». Milan 1827 (3 тома). Романъ «I Promessi Sposi» былъ переведенъ на всѣ европейскіе языки, въ томъ числѣ и на русскій — подъ заглавіемъ «Сговоренныя».
Стр. 30, строки 10—11. Владиміръ Павловичъ Титовъ (род. 28 февраля 1807 года, ум. 15 сентября 1891), сотрудникъ «Московскаго Вѣстника» (псевдонимъ Титъ Космократовъ), одинъ изъ тѣхъ «архивныхъ юношей», о которыхъ говоритъ Пушкинъ въ «Евгеніи Онѣгинѣ». Въ «Сѣверныхъ Цвѣтахъ» на 1829 г. за подписью «Титъ Космократовъ» и по его записи появился разсказъ Пушкина: «Уединенный домикъ на Васильевскомъ». Въ отрывкахъ «Египетскихъ ночей» упоминается Вершневъ, оригиналомъ для котораго послужилъ Пушкину В. П. Титовъ. («Пушкинскія замѣтки» И. І. Бикермана въ XIX—XX вып. «Пушкина и его современниковъ», стр. 49—62). Замѣтимъ, что біографы Титова расходятся въ показаніяхъ фактовъ изъ жизни «архивнаго юноши»: И. І. Бикерманъ (op. cit., стр. 50—51) говоритъ, что Титовъ «въ декабрѣ 1823 г. поступилъ на службу въ Московскій Архивъ Министерства Иностранныхъ Дѣлъ, въ 1828 г. перевелся въ Азіатскій Департаментъ Министерства Иностранныхъ Дѣлъ и поселился въ Петербургѣ у дяди — Д. В. Дашкова». П. Е. Щеголевъ, въ послѣсловіи къ отдѣльному изданію «Уединеннаго домика» (С.-Пб. 1913), разсказываетъ, что Титовъ «въ 1827 году переѣхалъ изъ Москвы въ Петербургъ и началъ здѣсь свою службу по Министерству Иностранныхъ Дѣлъ» (стр. 51). Какъ бы то ни было, мы застаемъ Титова въ Петербургѣ въ 1828 году, какъ о томъ ясно свидѣтельствуетъ дневникъ А. Н. Вульфа. — Вульфъ говоритъ о двоюродномъ братѣ (?) поэта Ѳ. А. Туманскаго — Иванѣ Яковлевичѣ Туманскомъ. Семейство Вульфовъ было знакомо и съ поэтомъ Туманскимъ, какъ на то указываетъ его запись въ альбомѣ Анны Николаевны Вульфъ стихотворенія «Птичка» (см. воспроизведеніе этого автографа во «Временникѣ Пушкинскаго Дома» 1914 года, стр. 93).
Стр. 30, строка 25. Орестъ Михайловичъ Сомовъ началъ бывать у Дельвиговъ въ 1827 году и вскорѣ послѣ того сталъ ближайшимъ помощникомъ Дельвига въ изданіи «Сѣверныхъ Цвѣтовъ», а впослѣдствіи —
240
и «Литературной Газеты») «Сомовъ, въ лагерѣ Греча и Булгарина, а прежде въ лагерѣ Измайлова, писалъ эпиграммы и статьи противъ Дельвига, и потому появленіе его въ обществѣ Дельвига было очень непріятно встрѣчено этимъ обществомъ. Наружность Сомова была также не въ его пользу. Вообще постоянно чего-то опасающійся, съ красными, точно заплаканными глазами, онъ не внушалъ довѣрія. Онъ не понравился и женѣ Дельвига. Пушкинъ выговаривалъ Дельвигу, что тотъ приблизилъ къ себѣ такого неблагонадежнаго и мало способнаго человѣка. Плетневъ и всѣ молодые литераторы были того же мнѣнія.
Между тѣмъ, всѣ ошибались насчетъ Сомова. Онъ былъ самый добродушный человѣкъ, всею душою предавшійся Дельвигу и всему его кружку и весьма для него полезный въ изданіи альманаха «Сѣверные Цвѣты», и впослѣдствіи «Литературной Газеты». Дельвигъ не могъ бы самъ издавать «Сѣверные Цвѣты», что прежде исполнялось книгопродавцемъ Сленинымъ, а тѣмъ менѣе «Литературную Газету». Вскорѣ однако же всѣ перемѣнили мнѣніе о Сомовѣ. Онъ сдѣлался ежедневнымъ посѣтителемъ Дельвига или за обѣдомъ, или по вечерамъ. Жена Дельвига и все его общество очень полюбили Сомова. Только Пушкинъ продолжалъ обращаться съ нимъ съ нѣкоторою надменностію» («Мои воспоминанія» барона А. И. Дельвига, т. I, стр. 76).
Стр. 30, строка 33 — стр. 31, строка 1. Л. С. Пушкинъ въ 1828 г. находился въ дѣйствующей арміи графа Паскевича на Кавказѣ; за участіе при взятіи штурмомъ крѣпости Карса Л. С. Пушкинъ получилъ орденъ св. Анны 4-й степени съ надписью «за храбрость» и за участіе въ рекогносцировкѣ крѣпости Ахалцыхъ и разбитіе непріятельской кавалеріи — орденъ св. Владиміра 4-й степени съ бантомъ (Л. Н. Майковъ, «Пушкинъ», стр. 38).
Стр. 31, строки 16—18. «Mémoires d’une Contemporaine» вышли въ 1828 году.
Стр. 31, строки 22—23. Мы сочли необходимымъ выпустить здѣсь два слова, замѣнивъ ихъ точками (по числу пропущенныхъ буквъ).
Стр. 32, строка 9. Диринъ — Петръ Николаевичъ, братъ Маріи Николаевны Дириной (впослѣдствіи фонъ-Рейцъ), воспѣтой Языковымъ во многихъ стихотвореніяхъ (см. «Письма Н. М. Языкова къ роднымъ»). П. Н. Дирину Языковъ посвятилъ въ 1824 году стихотвореніе: «Еще ты рокомъ не замѣченъ» (изд. Суворина, т. I, стр. 49—50). Вульфъ познакомился съ П. Н. Диринымъ въ Дерптѣ; Диринъ предполагалъ поступить въ Дерптскій Университетъ, «но — какъ пишетъ Языковъ своему брату (2 января 1827 года) — рокъ воспротивился и далъ ему подорожную въ вашъ славный Петербургъ, да служитъ Царю и Отечеству,
241
съ мечемъ въ рукѣ, на конѣ сидя!» («Письма Н. М. Языкова къ роднымъ», стр. 292). Дѣйствительно, въ 1827 году П. Н. Диринъ поступилъ въ Юнкерскую Школу. — «Братъ Шепелева» — братъ П. Н. Шепелева, товарища и неизмѣннаго собутыльника Вульфа и Языкова въ Дерптѣ. П. Н. Шепелеву Языковъ посвятилъ четыре стихотворенія: «Въ дѣлахъ вина и просвѣщенья» (1825 г.), «Ты мой пріятель задушевный», «Счастливъ, кому дала природа» (1826 г.) и «Онъ прищурился спѣсиво» (1836 г.).
Стр. 32, строка 31 — стр. 33, строка 3. Некрасовцами (турки ихъ называли «Гнат-Казаками») назывались казаки, послѣ Булавинскаго бунта, вмѣстѣ съ предводителемъ своимъ Игнатомъ Некрасовымъ, предавшіеся въ 1708 году въ покровительство Крымскаго Хана. До 1777 г. Некрасовцы жили въ Тамани, а съ 1787 года (съ Турецкой войны) они переселились въ Булгарію, въ селенія Дунавцы и Сары-Кіой Бабагадагской области. 2 іюня 1828 года Некрасовцы обратились къ Императору Николаю I съ предложеніемъ своихъ услугъ.
Очевидно, мы имѣемъ дело съ опиской А. Н. Вульфа въ фразѣ: «Онѣ настоящія наши мужики, сохранили обычаи и языкъ турец[кій]», и слѣдуетъ читать: «языкъ русскій». Некрасовцы сохранили русскій языкъ и были православнаго вѣроисповѣданія (по старообрядческимъ правиламъ).
Стр. 33, строки 5—6. Павла Ив. — Павла Ивановна Бѣгичева (съ 1840 года замужемъ за Яковомъ Андреевичемъ Дашковымъ), кузина А. Н. (сестра Анны Ивановны Бѣгичевой), мать извѣстнаго собирателя П. Я. Дашкова. — Netty — Анна Ивановна Вульфъ (съ 1834 года замужемъ за Ѳ. В. Трувеллеромъ), кузина А. Н. Вульфа. Въ 1828 г. Пушкинъ посвятилъ ей четверостишіе «За Netty сердцемъ я летаю».
Стр. 33, строки 16—21. «The fair Maid of Perth» — романъ Вальтеръ Скотта, написанный въ 1828 году и вошедшій во вторую серію «Хроники канонгаты» (другой романъ — «Анна Гейерштейнская»). Вульфъ читалъ романъ В. Скотта во французскомъ переводѣ: «La jolie fille de Perth... Par sir W. Scott, trad. de l’anglais par M. A.-J. B. Defauconpret. Paris. 1828». Экземпляръ «Пертской красавицы» въ переводе Defauconpret сохранился въ Тригорской библіотекѣ (Б. Л. Модзалевскій, «Поѣздка въ село Тригорское въ 1902 году» въ «Пушкинѣ и его современникахъ», вып. I, стр. 23). Въ августѣ 1829 года вышелъ и русскій переводъ романа «The fair Maid of Perth»: «Пертская красавица или праздникъ св. Валентина», соч. Вальтера Скотта; пер. съ французскаго Михайла Воскресенскій, 4 части. М. въ Т. Селивановскаго. 1829.
242
Стр. 34, строки 19—21. Иначе отнесся баронъ Дельвигъ при извѣстіи о возмущеніи Варшавы въ 1830 году: Дельвигъ, «заявивъ въ самыхъ сильныхъ выраженіяхъ свое непріязненное чувство къ врагамъ Россіи и мятежникамъ противъ ея Государя, настаивалъ на томъ, что всякій русскій долженъ стать въ ряды войска, и что онъ готовъ идти юнкеромъ въ любой полкъ, который пошлютъ противъ мятежниковъ». («Мои воспоминанія» барона А. И. Дельвига, т. I, стр. 114).
Стр. 36, строки 22—23. Портретъ Байрона подарилъ сестрѣ Вульфа — Аннѣ Николаевнѣ Вульфъ Пушкинъ со слѣдующей надписью: «Présenté par Alexandre Pouchkine à M-lle Annette Woulff. L’an 1828». Портретъ этотъ находится въ Псковскомъ имѣніи барона П. А. Вревскаго — въ Голубовѣ, и надпись Пушкина была обнаружена баронессой С. Н. Вревской. (См. замѣтку М. Гофмана: «Изъ Пушкинскихъ мѣстъ» въ сборн. «Пушкинъ и его современники», вып. XIX—XX, стр. 105).
Стр. 36, строка 31— стр. 37, строка 1. Въ Тригорской библіотекѣ сохранился экземпляръ перевода Гамлета: «Гамлетъ, трагедія въ пяти дѣйствіяхъ. Сочиненіе В. Шекспира. Перевелъ съ англійскаго М. В[ронченко]. С.-Пб. 1828». (Б. Л. Модзалевскій, «Поѣздка въ село Тригорское въ 1902 году» въ І-мъ вып. сборн. «Пушкинъ и его современники», стр. 38). Отрывки изъ переводовъ Шиллера были помѣщены С. П. Шевыревымъ въ «Московскомъ Вѣстникѣ» 1828 года: «Валленштейновъ Лагеръ» (№ II, стр. 137—148, № XII, стр. 341—355) и «Смерть Валленшейна» (№ XIX и XX, стр. 209—221, № XXI и XXII, стр. 6—16). Что касается до перевода трагедіи Гете «Götz von Berlichingen», то А. Н. Вульфъ невѣрно приписалъ переводъ М. П. Погодина Шевыреву: «Гёцъ-Фонъ Берлихингенъ, желѣзная рука». Трагедія въ пяти дѣйствіяхъ. Сочиненіе. Гете. Переводъ съ Нѣмецкаго, М. Погодина. Москва. Въ Университетской Типографіи, 1828 года. Въ 8 — ку, 217 стр. (въ XXI—XXII №№ «Московскаго Вѣстника» былъ напечатанъ подробный разборъ Шевырева перевода Погодина).
Стр. 37, строки 2—10. Отрывокъ изъ «Ромео и Юліи» Шекспира, переведенный Плетневымъ, былъ помѣщенъ въ «Сѣверныхъ Цвѣтахъ» на 1829 г. (стр. 194—207).
Стр. 37, строки 26—28. Странно, что Вульфъ ни разу не говоритъ о гораздо болѣе замѣчательномъ лицѣ — А. Мицкевичѣ, частомъ гостѣ Дельвиговъ въ то время и, между прочимъ, бывшемъ у нихъ 2 декабря. А. П. Кернъ писала въ своихъ воспоминаніяхъ: «На вечера къ Дельвигу являлся и Мицкевичъ. Вотъ кто былъ постоянно любезенъ и пріятенъ! Какое безподобное существо! Намъ было всегда весело, когда онъ пріѣзжалъ. Не помню, встрѣчался ли онъ часто съ Пушкинымъ,
243
но знаю, что Пушкинъ и Дельвигъ его уважали и любили. Да что̀ мудренаго? Онъ былъ такъ мягокъ, благодушенъ, такъ ласково приноровлялся ко всякому, что всѣ были отъ него въ восторгѣ. Часто онъ усаживался подлѣ насъ, разсказывалъ намъ сказки, которыя онъ тутъ же сочинялъ, и былъ занимателенъ для всѣхъ и каждаго. Сказки въ нашемъ кружкѣ были въ модѣ, потому что многіе изъ насъ вѣрили въ чудесное, въ привидѣнія и любили все сверхъестественное» (Л. Н. Майковъ, «Пушкинъ», стр. 254). Полное подтвержденіе этого разсказа А. П. Кернъ и лучшій комментарій къ указанному мѣсту дневника Вульфа мы находимъ въ «Моихъ воспоминаніяхъ» барона А. И. Дельвига: «Въ тотъ мѣсяцъ, который я провелъ въ 1828 г. у Дельвиговъ, я очень часто у нихъ видѣлъ польскаго поэта Мицкевича. Всѣ были отъ него въ восхищеніи. Кромѣ огромнаго поэтическаго таланта, онъ прекрасный разсказчикъ. Раза по три въ недѣлю онъ цѣлые вечера импровизировалъ разныя, большею частію фантастическія повѣсти въ родѣ нѣмецкаго писателя Гофмана. Въ это время у жены Дельвига часто болѣли зубы. Кромѣ обыкновенныхъ зубныхъ лекарей, которыхъ лекарства не помогали, призывали разныхъ заговорщицъ и заговорщиковъ и между прочимъ кистера какой-то церкви, который какою то челюстью дотрагивался до больного зуба и заставлялъ паціентку повторять за собою: «солнце, мѣсяцъ, звѣзды», далѣе не помню. Онъ всѣ слова произносилъ, не зная русскаго языка, до того неправильно, что не было возможности удержаться отъ смѣха. Мицкевичъ увѣрилъ Дельвиговъ, что есть какой-то полякъ, живущій въ Петербургѣ, который имѣетъ способность уничтожать зубную боль. Послали меня за нимъ. Онъ жилъ на Большой Милліонной, и я засталъ его за игрою въ карты. Но онъ, узнавъ отъ меня о причинѣ моего пріѣзда, сейчасъ бросилъ игру, переодѣлся и съ перстнемъ на пальцѣ направился со мною на извощикѣ... Съ появленіемъ поляка, высокаго и полнаго мужчины, утишилась зубная боль у жены Дельвига, что сейчасъ же приписали дѣйствію перстня и магической силѣ того, кто его имѣлъ на пальцѣ» (вып. I, стр. 77—78).
Стр. 38, строки 4—5. Извѣстно, что Пушкинъ 12 декабря былъ уже въ Москвѣ («Пушкинъ», изд. П. И. Бартенева, М. 1885, стр. 40). Дневникъ Вульфа даетъ указаніе, что Пушкинъ 12 декабря былъ уже нѣсколько дней въ Москвѣ, такъ какъ Вульфъ въ этотъ день слышалъ въ Петербургѣ, что Пушкинъ уже находится въ Москвѣ.
Стр. 39, строка 5. Подъ Катинькой нужно разумѣть Екатерину Васильевну Вельяшеву (впослѣдствіи, по мужу, Жандръ). О Машенькѣ Б[орисовой] Пушкинъ незадолго до того (27 октября 1828 г.) «доносилъ» Вульфу, что «Марья Васильевна Борисова есть цвѣтокъ въ пустынѣ, соловей
244
въ дичи лѣсной, перло въ морѣ, и что онъ намѣренъ на дняхъ въ нее влюбиться» («Переписка Пушкина», т. II, стр. 79). М. В. Борисова — дочь Тверского помѣщика Василія Гавриловича Борисова (умеръ 31 іюля 1822 г., въ чинѣ титулярнаго совѣтника).
Стр. 39, строка 28. Приведенная выше запись отъ 5-го января 1829 г. была послѣдней, сдѣланной А. Н. Вульфомъ до отъѣзда его въ армію; въ походѣ Вульфъ продолжалъ свои дневныя записи и только 21 декабря 1829 г. (въ Сарыкіоѣ) началъ восполнять пробѣлы своего дневника, для чего, по всей вѣроятности, пользовался своей памятной книжкой (См. Б. Л. Модзалевскій, «Поѣздка въ село Тригорское въ 1902 году» въ I вып. сборн. «Пушкинъ и его современники», стр. 147—153).
Стр. 40, строки 3—4. Двустишіе Языкова заимствовано изъ его посланія къ Вульфу 1825 года («Скажу ль тебѣ, кого люблю я?»). Въ печати послѣдніе два стиха читаются нѣсколько иначе:
Но эти перси и уста, — Отмѣтимъ еще варіанты этого посланія по «Письмамъ Н. М. Языкова къ роднымъ» (стр. 219), въ которыхъ послѣднее двустишіе совпадаетъ съ чтеніемъ Вульфа: 3
6
9—10
То унывая, то ликуя
Непостоянна и горда,
За пѣсни страстныя, за слёзы Характеристика Катеньки («Проста, пуста») заимствована также изъ этого посланія (14-й стихъ: «Она проста, она пуста»).
Стр. 44, строка 18. А. И. П. — тетка Вульфа, Анна Ивановна Вульфъ (род. 3 февраля 1784, ум. 19 мая 1873 г.), съ 3 мая 1816 г. бывшая замужемъ за П. И. Понофидинымъ. Понофидины жили недалеко отъ Бернова — въ сельцѣ Куровѣ.
Стр. 45 строка 2. «Добродѣтельная красавица» — кузина А. Н. Вульфа, Екатерина Ивановна Вульфъ (замужемъ за Я. П. Гладковымъ).
Стр. 45, строка 26. «Неотлучный мужъ» — маіоръ Оренбургскаго полка Яковъ Павловичъ Гладковъ.
Стр. 46, строки 20—21. См. выше примѣчаніе къ стр. 39, строкѣ 5.
Стр. 49, строка 21. Пять лѣтъ спустя (30 іюня 1834 г.) Вульфъ такъ писалъ своей сестрѣ (А. Н. Вульфъ) о дочеряхъ Ермолаева: «Около
245
Лизы, меньшой, которую вообще предпочитаютъ (по моему она обѣщаетъ много и чувственности, и шаловливости, въ танцахъ же это — вакханочка или сладострастная танцовщица), нашелъ я изъ первыхъ трехъ господъ — Загряжскаго, цвѣтъ здѣшнихъ гусаровъ, Московскаго юношу, красавца съ головы до пятъ. Не смѣя вступить съ нимъ въ соперничество, обратился я къ Аннѣ, настоящему восковому херувимчику съ вербочки, съ вѣчною улыбкою на устахъ и съ черненькими, необыкновенно свѣтлыми глазками. Съ ея монастырьскими правилами, основанными на пространномъ катехизисѣ, который она, какъ отличная, съ шифромъ и первымъ даже, воспитанница твердо помнитъ, забавляла она меня чрезвычайно, тѣмъ болѣе, что парадоксами я ее оглушилъ, отвергая все, — самое постоянство. Къ тому же она такая хохотушка, что подъ конецъ одного моего приближенія достаточно было, чтобы заставить ее смѣяться» (Б. Л. Модзалевскій, «Поѣздка въ село Тригорское въ 1902 году» въ I вып. сборн. «Пушкинъ и его современники», стр. 109). Впослѣдствіи, повидимому, А. Н. Вульфъ и болѣе серьезно увлекся старшей Ермолаевой, какъ объ этомъ можно судить по слѣдующему письму къ нему баронессы Е. Н. Вревской отъ 10 іюня 1837 года: «...Очень тебѣ благодарна, мой Ангелъ, за довѣренность въ моемъ выборѣ тебѣ невѣсты: я употреблю все возможное выбрать достойную тебя подругу. Мнѣ здается, что мы назовемъ сестрою Ан[ну?] Ер[молаеву?]. Съ этимъ имѣнемъ я передамъ ей всѣ чувства нѣжности, принадлежащія ему...» (Изъ неизданныхъ матеріаловъ, любезно предоставленныхъ намъ барономъ П. А. Вревскимъ).
Стр. 50, строки 22—24. Пріѣздъ Пушкина въ Старицу 6-го января и жизнь его въ Старицѣ и въ ея окрестностяхъ съ 6-го по 16-го января совершенно неизвѣстны были до сего времени по другимъ источникамъ.
Въ памятной книжкѣ А. Н. Вульфа отмѣчено подъ 16-мъ генваря: «Поѣхалъ съ Пуш[кинымъ] въ Петербургъ» («Пушкинъ и его современники», вып. I, стр. 147). Б. Л. Модзалевскій въ примѣчаніяхъ разъясняетъ: «Вѣроятно, съ Александромъ Сергѣевичемъ, ибо Левъ Сергѣевичъ былъ въ то время на Кавказѣ, въ походахъ (см. его формуляръ)». Дневникъ Вульфа даетъ возможность «вѣроятное» предположеніе Б. Л. Модзалевскаго замѣнить точнымъ, достовѣрнымъ свидѣтельствомъ. — Стихотвореніе Костромской поэтессы Анны Ивановны Готовцовой, подъ заглавіемъ «А. С. П.», было напечатано въ «Сѣверныхъ Цвѣтахъ» на 1829 г. (стр. 180—181):
О Пушкинъ! Слава нашихъ дней! 246
Украсилъ дивными цвѣтами: Рядомъ съ этимъ стихотвореніемъ въ «Сѣверныхъ Цвѣтахъ» былъ напечатанъ и «Отвѣтъ А. И. Готовцовой» Пушкина («И недовѣрчиво и жадно»). Пушкинъ весьма неохотно отвѣчалъ А. И. Готовцовой: поэта раздражали многоточія въ ея піесѣ. Находить, хотя бы предположительно и хотя бы легкое увлеченіе Пушкина Костромской поэтессой, по меньшей мѣрѣ, неосновательно; между тѣмъ, въ статьѣ Н. О. Лернера: «Донъ-Жуанскій списокъ» мы читаемъ: «Три «Анны», стоящія рядомъ другъ съ другомъ, могутъ быть объяснены такъ: Анна Алексѣевна Оленина, Анна Ивановна Вульфъ (Netty) и Анна Ивановна Готовцова» (Соч. Пушкина, изд. Брокгауза и Ефрона, т. IV, стр. 100). Н. О. Лернеръ оговаривается, впрочемъ, что «поручиться нельзя» за упоминаніе въ Донъ-Жуанскомъ спискѣ именно А. И. Готовцовой, но и самая догадка его совершенно безосновательна.
247
Стр. 50, строки 26—31. Гретьхенъ — Екатерина Васильевна Вельяшева. Придача ей этого имени (Гретьхенъ) даетъ возможность установить, кого имѣетъ въ виду Пушкинъ въ письмѣ къ Вульфу отъ 16 октября 1829 года: «Гретхенъ хорошѣетъ и часъ отъ часу дѣлается невиннѣе (Сей часъ А. Ник. объявила, что она того не находитъ)» («Переписка Пушкина», т. II, стр. 97). Е. В. Вельяшевой Пушкинъ посвятилъ стихотвореніе: «Подъѣзжая подъ Ижоры». Несомнѣнно, что Пушкинъ ошибся въ датировкѣ этого стихотворенія: «1828. Ижоры» (съ этимъ годомъ пьеса, посвященная кузинѣ А. Н. Вульфа, вошла и во всѣ изданія сочиненій Пушкина), такъ какъ можно точно установить другую дату: 18 января 1829 года. Въ письмѣ къ А. Н. Вульфу отъ 16 октября 1829 г. Пушкинъ говоритъ: «Пав[елъ] Ив [ановичъ Вульфъ] стихотворствуетъ съ отличнымъ успѣхомъ. На дняхъ исправилъ онъ наши общіе стихи слѣдующимъ образомъ:
Подъѣзжая подъ Ижоры, Не правда ли, что это очень мило?...» («Переписка Пушкина», т. II, стр. 97). «Общіе стихи» Пушкина и Вульфа могли быть написаны только 18 января 1829 года: въ этотъ день поэтъ съ А. Н. Вульфомъ «подъѣзжалъ подъ Ижоры», между тѣмъ какъ въ октябрѣ — ноябрѣ 1828 года онъ ѣздилъ въ Тверскую губернію одинъ и возвращался оттуда не черезъ Ижоры, ибо въ декабрѣ 1828 года Пушкинъ пріѣхалъ изъ Старицы въ Москву. Замѣтимъ, что въ одномъ изъ Пушкинскихъ перечней стихотвореній имѣется другая дата: «Подъ Ижоры 1829» («Пушкинъ и его современники», вып. XVI, стр. 117). Выскажемъ, можетъ быть, нѣсколько смѣлое предположеніе, находящееся въ связи съ неизвѣстной поѣздкой Пушкина въ Старицу и ея окрестности. 1829-й годъ начинается въ творчествѣ Пушкина стихотвореніемъ «Примѣты», напечатаннымъ уже въ «Подснѣжникѣ» 1829 года, имѣющемъ цензурное одобреніе отъ 9-го февраля. Если «Примѣты» дѣйствительно относятся къ 1829 году, то ихъ можно датировать только январемъ, и въ такомъ случаѣ «Примѣты» написаны подъ непосредственнымъ впечатлѣніемъ поѣздки въ Старицу и относятся къ одной изъ обитательницъ Старицкаго уѣзда — вѣрнѣе всего, къ Екатеринѣ Васильевнѣ Вельяшевой. Выпишемъ стихотвореніе для того, чтобы пояснить наше предположеніе:
Я ѣхалъ къ вамъ, — живые сны 248
И мѣсяцъ съ правой стороны Все стихотвореніе вполнѣ гармонируетъ съ долгой поѣздкой зимней дорогой, въ кибиткѣ, и мало подходитъ къ кратковременному путешествію: «живые сны» (мечтанія, грезы) «вились толпой игривой», «ретивый бѣгъ», «иные сны», «мѣсяцъ съ лѣвой стороны сопровождалъ меня уныло»...
Наше предположеніе о томъ, что стихотвореніе обращено къ Е. В. Вельяшевой, находитъ себѣ подтвержденіе и въ стихотвореніи того же времени, посвященномъ ей («Подъѣзжая подъ Ижоры»), и въ описаніи Вульфомъ времяпровожденія Пушкина-Мефистофеля, ухаживанія котораго за Гретьхенъ — Катенькой Вельяшевой — были тщетны. Въ примѣчаніяхъ къ стихотворенію «Примѣты» въ сочиненіяхъ Пушкина, изд. Брокгауза и Ефрона, читаемъ: «Непонятно, на какомъ основаніи отнесъ пьесу къ А. А. Олениной П. А. Ефремовъ въ своихъ изданіяхъ: «Несомнѣнно (sic!) относится къ Олениной», — говорилъ Ефремовъ и всюду ставилъ подъ заглавіемъ: «А. А. Олениной», не приводя, однако, никакихъ основаній для этого; въ обоихъ своихъ изданіяхъ П. О. Морозовъ повторилъ этотъ ненужный подзаголовокъ...» (т. V, стр. XXV). Несмотря на категорическое признаніе подзаголовка «А. А. Олениной» — «ненужнымъ» и высказанное предположеніе (мало обоснованное и мало вѣроятное), также категорическое («во всякомъ случаѣ»), что стихотвореніе обращено къ А. П. Кернъ, изданіе Брокгауза и Ефрона помѣстило «Примѣты» съ «ненужнымъ» подзаголовкомъ: «А. А. Олениной» (т. III, стр. 58). Между тѣмъ, разсказъ А. П. Кернъ, на которомъ основываются коментаторы этого стихотворенія, таковъ, что съ большой натяжкой можно говорить о посвященіи «Примѣтъ» А. А. Олениной, посвященіе же стихотворенія А. П. Кернъ — совершенно немыслимо. Приводимъ полностью этотъ разсказъ: «....онъ (Пушкинъ) пріѣхалъ ко мнѣ вечеромъ и, усѣвшись на маленькой скамеечкѣ (которая хранится у меня, какъ святыня) [нынѣ она принадлежитъ Пушкинскому Дому. — М. Г.], написалъ на какой-то запискѣ:
249
Я ѣхалъ къ вамъ; живые сны... и т. д.
Писавши эти строки и напѣвая ихъ своимъ звучнымъ голосомъ, онъ при стихахъ:
И мѣсяцъ съ лѣвой стороны замѣтилъ смѣясь: «Разумѣется, съ лѣвой, потому что ѣхалъ назадъ!» Это посѣщеніе, какъ и многія другія, полно было шутокъ и поэтическихъ разговоровъ.
Въ это время онъ очень усердно ухаживалъ за одной особой, къ которой были написаны стихи:
«Городъ пышный, городъ бѣдный!»
и
«Предъ ней, задумавшись, стою» (Л. Н. Майковъ, «Пушкинъ», стр. 251—252).
Трудно предположить, чтобы Пушкинъ, придя къ А. П. Кернъ, «напѣвая» сталъ сочинять стихотвореніе; вѣрнѣе, что поэтъ просто записалъ раньше написанное стихотвореніе. Ясно также, что А. П. Кернъ не знала, къ кому относится это стихотвореніе, иначе бы она не выразилась такъ неопредѣленно: «Въ это время онъ очень усердно ухаживалъ....» Предположеніе же Н. О. Лернера, будто бы «Примѣты» относятся къ самой А. П. Кернъ, совсѣмъ неправдоподобно: Кернъ не преминула бы сказать, что Пушкинъ написалъ это стихотвореніе для нея, тѣмъ болѣе, что она не могла бы этого не знать. Столь же фантастична и датировка Н. О. Лернера: іюнь — іюль 1828, основанная на невѣрномъ пониманіи «Воспоминаній» А. П. Кернъ. Г. Лернеръ говоритъ: «Въ іюнѣ — іюлѣ 1825 г. Пушкинъ читалъ «Цыганъ» своимъ тригорскимъ друзьямъ («Пушкинъ», Л. Н. Майкова, стр. 240—243). Черезъ нѣсколько лѣтъ.... Кернъ вспомнила объ этомъ чтеніи какъ разъ въ этотъ самый день, и въ тотъ же день поэтъ прислалъ ей печатный экземпляръ «Цыганъ», съ надписью, а «нѣсколько дней спустя» пріѣхалъ къ Кернъ и при ней «написалъ на какой-то запискѣ» занимающее насъ стихотвореніе» (т. V, стр. XXIV). Между тѣмъ, А. П. Кернъ опредѣленно говоритъ о зимѣ 1828 года (послѣ созданія «Полтавы»): Пушкинъ разъ пришелъ къ А. П. Кернъ, и она въ этотъ день вспомнила о чтеніи «Цыганъ» въ Тригорскомъ, происходившемъ въ іюнѣ — іюлѣ 1825 года: «Зимой 1828 года Пушкинъ писалъ «Полтаву» и... часто входилъ ко мнѣ въ комнату1)... Посѣщая
250
меня, онъ разсказывалъ иногда о своихъ бесѣдахъ съ друзьями... Такъ нѣсколько часовъ было проведено среди самыхъ живыхъ шутокъ, и я никогда не забуду его игривой веселости, его дѣтскаго смѣха, которымъ оглашались въ тотъ день мои комнаты. Въ подобномъ расположеніи духа онъ разъ пришелъ ко мнѣ и, заставъ меня за письмомъ къ меньшой сестрѣ моей въ Малороссію, приписалъ въ немъ:
Когда помилуетъ насъ Богъ, Въ этотъ самый день я восхищалась чтеніемъ его «Цыганъ» въ Тригорскомъ и сказала: «Вамъ бы слѣдовало однако же подарить мнѣ экземпляръ «Цыганъ» въ воспоминаніе того, что вы ихъ мнѣ читали» (Л. Н. Майковъ, «Пушкинъ», стр. 249—251). А. П. Кернъ говоритъ, что она вспомнила о чтеніи «Цыганъ» не въ день чтенія ихъ (въ 1825 году), а въ тотъ «самый день», когда Пушкинъ пришелъ къ ней и засталъ ее за письмомъ къ Е. П. Полторацкой.
Такимъ образомъ датировка П. В. Анненковымъ «Примѣтъ» 1829 годомъ на основаніи тетрадей Пушкина остается непоколебленной и косвенное подтвержденіе находитъ въ разсказѣ А. П. Кернъ: какъ можно думать на основаніи настоящаго дневника, Е. П. Полторацкая уѣхала въ Малороссію послѣ Рождества 1828 года, и, слѣдовательно, если довѣрять разсказу Кернъ, стихотвореніе «Примѣты» написано послѣ Рождества 1828 года (Пушкинъ читалъ не раньше 19 января 1829 года, вернувшись изъ Малинниковъ) — въ январѣ 1829 года.
Стр. 51, строка 5. Павелъ Ивановичъ Вульфъ — родной дядя А. Н. Вульфа. Ему принадлежало сельцо Павловское (около Бернова); раньше оно называлось Подлизевымъ и было переименовано въ Павловское его владѣльцемъ — Павломъ Ивановичемъ Вульфомъ.
Стр. 51, строка 6—9. «Фрицинька» — жена Павла Ивановича Вульфа — Фридерика Ивановна. И до сихъ поръ еще въ Малинникахъ и въ Берновѣ, а также и во всей Берновской округѣ сохраняются разсказы о томъ, какъ А. Н. и его друзья потѣшались надъ «Фрицинькой», до конца дней своихъ безжалостно относившейся къ русскому языку.
Стр. 51, строка 16—20. Подробно объ этомъ происшествіи-анекдотѣ разсказываетъ и В. Колосовъ въ своей брошюрѣ: «Александръ Сергѣевичъ Пушкинъ въ Тверской губерніи въ 1827 году» (Тверь. 1888), которою воспользовался Л. Н. Майковъ въ предисловіи къ изданной имъ
251
части дневника Вульфа: «Такъ, въ январѣ 1827 года (sic!) Александру Сергѣевичу и Алексѣю Николаевичу случилось вмѣстѣ гостить у одного Вульфова родственника, помѣщика Старицкаго уѣзда; тутъ бывшему дерптскому студенту вздумалось приволокнуться за одною, жившею въ томъ же домѣ молоденькою поповной, и онъ прокрался ночью въ комнату, гдѣ она спала со служанкой; та проснулась, прикрикнула на неожиданнаго посѣтителя, — и онъ поспѣшилъ уйти; но на утро неудачное похожденіе Вульфа стало всѣмъ извѣстно. Пушкинъ превозносилъ дѣвушку за смѣлость и находчивость, а пріятеля безпощадно поднялъ на смѣхъ» (Л. Н. Майковъ, «Пушкинъ», стр. 166). Разсказъ В. Колосова, какъ оказывается, заслуживаетъ довѣрія, но необходимо исправить въ немъ ошибку: вмѣсто января 1827 года нужно принять — январь 1829 года.
Стр. 51, строки 26—28. Петръ Ивановичъ Вульфъ — родной дядя А. Н. Вульфа; Машенька — кузина его, дочь П. И. Вульфа; въ это время ей исполнился 21 годъ: она родилась 24 января 1808 года.
Стр. 52, строки 18—22. Знаніе женскаго сердца Пушкинымъ весьма признавалось въ кругу Вульфовъ-Осиповыхъ. Объ этомъ свидѣтельствуетъ и принадлежавшій П. А. Осиповой экземпляръ «Эды и Пировъ» Боратынскаго, хранящійся нынѣ въ Пушкинскомъ Домѣ, въ которомъ П. А. заключила въ чернильную рамку стихъ Боратынскаго о Пушкинѣ въ «Пирахъ»:
Быть сердца чуднымъ знатокомъ.
Стр. 52, строки 23—26. Путешествіе Пушкина съ Вульфомъ, вообще неизвѣстное до сихъ поръ, любопытно и потому, что оно, вѣроятно, отразилось въ IV-й строфѣ «Путешествія Онѣгина», написанной въ первой половинѣ 1829 года; эта строфа близко напоминаетъ указанныя строки дневника:
Тоска, тоска!... Спѣшитъ Евгеній Стр. 52, строка 28. Въ памятной книжкѣ на 1829 годъ А. Н. Вульфъ отмѣчаетъ: «18-го января — 8 час. вечеромъ съ Пуш[кинымъ] пріѣхалъ въ Петербургъ» («Пушкинъ и его современники», выпускъ I, стр. 147).
252
Стр. 54, строки 23—24. А. Ив. Д. — баронъ Андрей Ивановичъ Дельвигъ (родился 13 марта 1813 года, умеръ въ январѣ 1887 года сенаторомъ, инженеръ-генераломъ), авторъ «Моихъ воспоминаній». Въ I томѣ его «Воспоминаній» мы читаемъ объ А. П. Кернъ: «Въ 1827 г. А. П. Кернъ была уже менѣе хороша собою, и Соболевскій, говоря за... ужиномъ, что на Кернъ трудно пріискать риѳму, ничего не могъ придумать лучшаго, какъ сказать:
У мадамъ Керны ...Жена Дельвига, несмотря на значительный умъ, легко увлекалась, и однимъ изъ этихъ увлеченій была ея дружба съ А. П. Кернъ, которая наняла небольшую квартиру въ одномъ домѣ съ Дельвигами и цѣлые дни проводила у нихъ, а въ 1829 г. переѣхала къ нимъ и на нанятую ими дачу. Мнѣ почему-то казалось, что она съ непонятною цѣлію хочетъ поссорить Дельвига съ его женою, и потому я не былъ къ ней расположенъ. Она замѣчала это и меня не долюбливала! Между тѣмъ, она свела интригу съ братомъ моимъ Александромъ. Вскорѣ они за что-то поссорились. Въ 1829 г., когда А. П. Кернъ была уже въ ссорѣ съ братомъ Александромъ, она вдругъ перемѣнилась ко мнѣ. Это, конечно, нравилось мнѣ, тогда 16-ти лѣтнему юношѣ, но ея ласки имѣли цѣлію черезъ меня примириться съ братомъ, что однако же не удалось. Возбужденныя во мнѣ ея ласками надежды также не имѣли послѣдствій. Съ дачи А. П. Кернъ переѣхала на квартиру, ею нанятую далеко отъ Дельвиговъ, и они болѣе не видѣлись. Я продолжалъ у нея бывать, но очень рѣдко; впрочемъ, произведенный въ 1830 г. въ прапорщики, былъ у нея у первой въ офицерскомъ мундирѣ. Впослѣдствіи я у нея бывалъ въ 1831 и 1832 гг., когда она была въ дружбѣ съ Флоранскимъ, о которомъ говорили, что онъ незаконнорожденный сынъ Боратынскаго, одного изъ дядей поэта. Въ ея старости я ее встрѣчалъ въ 60-хъ гг. въ Петербургѣ у Николая Николаевича Тютчева и въ послѣдній разъ въ декабрѣ 1868 г. въ Кіевѣ, гдѣ она жила со вторымъ мужемъ, уволеннымъ отъ службы учителемъ гимназіи, Виноградскимъ, въ большой бѣдности. Теперь (1872 г.) они живутъ въ Лубнахъ» (стр. 74—75).
Стр. 54, строки 31—32. Б. — Баронъ Антонъ Антоновичъ Дельвигъ; С. — баронесса Софія Михайловна Дельвигъ; А. Ив. — по всей вѣроятности баронъ Андрей Ивановичъ Дельвигъ. О поэтѣ Василіи Никитичѣ Щастномъ мы читаемъ въ «Воспоминаніяхъ А. П. Марковой-Виноградской (Кернъ)»: къ барону Дельвигу «приходили на вечера Подолинскій,
253
Щастный, молодые поэты, которыхъ выслушивалъ и благословлялъ Дельвигъ, какъ патріархъ... Такъ, напримѣръ, Щастный читалъ намъ «Фариса», переведеннаго имъ тогда, и заслужилъ всеобщее одобреніе. За этотъ переводъ Дельвигъ очень благоволилъ къ нему, хотя вообще Щастный, какъ поэтъ, былъ гораздо ниже другихъ второстепенныхъ писателей» (Л. Н. Майковъ, «Пушкинъ», стр. 253—254). Въ «Сѣверныхъ Цвѣтахъ» на 1829 г. были помѣщены слѣдующія произведенія Щастнаго: «Бесѣда милой дѣвы» (стр. 70) и «Кто приподнялъ нескромною рукой» (стр. 130).
Стр. 54, строка 34 — стр. 55, стр. 1. «Красный Кабачокъ» — трактиръ на Петергофской дорогѣ, весьма извѣстный уже съ половины XVIII вѣка. Объ этой поѣздкѣ вспоминаетъ и А. П. Кернъ: «Между многими катаньями за городъ мнѣ памятна одна зимняя поѣздка въ Красный Кабачокъ, куда Дельвигъ возилъ насъ на вафли. Мы тамъ нашли совершенно пустую залу и одну бѣдную дѣвушку, арфянку, которая чрезвычайно обрадовалась нашему посѣщенію и пѣла намъ съ особеннымъ усердіемъ. Подъ звуки ея арфы мы протанцовали мазурку и, освѣщенные луною, возвратились домой» (Л. Н. Майковъ, «Пушкинъ», стр. 259, и «Пушк. и его совр.», вып. VI, статья А. П. Кернъ: «Дельвигъ и Пушкинъ»).
Стр. 56, строка 5. Послѣ слова «случая» мы поставили многоточіе взамѣнъ 10 словъ дневника, которыхъ мы не рѣшились напечатать.
Стр. 56, строка 19. Многоточіемъ замѣнено выпущенное нами одно слово подлинника.
Стр. 56, строки 20—21. О заемномъ письмѣ Пушкина Вульфу ничего неизвѣстно.
Стр. 57, строки 26—27. Гавріилъ Петровичъ Вульфъ — двоюродный братъ А. Н.; онъ родился въ 1805 году и съ 1823 года служилъ въ Измайловскомъ полку; черезъ годъ послѣ своего возвращенія изъ Турецкаго похода, Г. П. Вульфъ вышелъ въ отставку штабсъ-капитаномъ (1 февраля 1830 года).
Стр. 58, строка 26. О томъ, что Пушкинъ любилъ бывать «въ свѣтѣ», мы имѣемъ много современныхъ свидѣтельствъ. Пушкинъ былъ связующимъ звеномъ между «свѣтомъ» и Дельвиговскимъ кружкомъ. Въ «Моихъ воспоминаніяхъ» баронъ А. И. Дельвигъ пишетъ: «Лѣто 1830 г. Дельвиги жили на берегу Невы, у самаго Крестовскаго перевоза. У нихъ было постоянно много посѣтителей. Французская іюльская революція тогда всѣхъ занимала, а такъ какъ о ней ничего не печатали, то единственнымъ средствомъ узнать что-либо было посѣщеніе знати. Пушкинъ, большой охотникъ до этихъ посѣщеній, но постоянно удерживаемый отъ
254
нихъ Дельвигомъ, котораго онъ во многомъ слушался, получилъ по вышеозначенной причинѣ дозволеніе посѣщать знать хотя ежедневно и привозить вѣсти о ходѣ дѣлъ въ Парижѣ. Нечего и говорить, что Пушкинъ пользовался этимъ дозволеніемъ и былъ постоянно веселъ, какъ говорятъ, въ своей тарелкѣ» (т. I, стр. 107).
Стр. 60, строки 11—14. Павловъ — Яковъ Ивановичъ, дѣйств. статскій совѣтникъ. Дядя А. Н-ча — Ѳедоръ Ивановичъ Вульфъ — умеръ въ Берновѣ 29 ноября 1820 года. Въ 1827—1828 гг. его вдова, Вѣра Александровна (рожденная Свѣчина), вышла замужъ за Я. И. Павлова и продала П. А. Осиповой доставшееся ей отъ перваго мужа имѣніе — Нивы (недалеко отъ Бернова и Покровскаго).
Стр. 61, строки 11—13. Въ подлинникѣ это мѣсто читается: «Одинъ Ермолаевъ сдѣлалъ вечеръ, но къ несчастью кромѣ нашего семейства Вульфовыхъ никого не пригласилъ». Мы затруднялись въ разстановкѣ знаковъ препинанія, вслѣдствіе неясности смысла: не понятно, пригласилъ ли Ермолаевъ на свой вечеръ только Вульфовъ, или же изъ Вульфовъ пригласилъ только «наше семейство», т. е. семью П. А. Осиповой-Вульфъ.
Стр. 61, строки 28—30. Во время пребыванія Пушкина въ Старицѣ 6—16 января 1829 года.
Стр. 62, строки 15—17. Дѣйствительно, молодое воображеніе Евпраксіи Николаевны Вульфъ (съ 1831 года — баронессы Вревской) было вскружено «неотразимымъ Мефистофелемъ» — Пушкинымъ. Какъ можно судить по словамъ ея дочери, баронессы С. Б. Вревской, увлеченіе Евпраксіи Николаевны Пушкинымъ было, однако, несерьезнымъ и въ 1830-хъ годахъ смѣнилось дружбою.
Стр. 62, строки 31—32. Павелъ Ивановичъ Понофидинъ (род. 1 октября 1784, ум. 11 февраля 1869 г.), капитанъ-лейтенантъ флота, владѣлъ имѣніемъ Михайловскимъ (нынѣ Покровское), въ 8 верстахъ отъ Бернова. П. И. Понофидинъ былъ женатъ на родной теткѣ А. Н. — Аннѣ Ивановнѣ, дочери И. П. Вульфа (род. 3 февраля 1784, умерла 19 мая 1873 г.). Объ ихъ дѣтяхъ (сынъ ихъ старшаго сына — Михаилъ Николаевичъ Понофидинъ — нынѣшній владѣлецъ Малинниковъ) Пушкинъ писалъ барону А. А. Дельвигу въ ноябрѣ 1828 года изъ Малинниковъ: «на дняхъ было сборище у одного сосѣда; я долженъ былъ туда пріѣхать. Дѣти его родственницы [Анны Ивановны Понофидиной], балованные ребятишки, хотѣли непремѣнно туда же ѣхать; мать принесла имъ изюму и черносливу и думала тихонько отъ нихъ убраться; но Петръ Марковичъ ихъ взбудоражилъ; онъ къ нимъ прибѣжалъ: «Дѣти, дѣти, мать васъ обманываетъ! Не ѣшьте черносливу, поѣзжайте съ нею; тамъ будетъ Пушкинъ:
255
онъ весь сахарный, а задъ у него яблочный; его разрѣжутъ, и всѣмъ вамъ будетъ по кусочку». Дѣти разревѣлись: «Не хотимъ черносливу, хотимъ Пушкина». Нечего дѣлать: ихъ повезли, и они сбѣжались ко мнѣ облизываясь, но увидѣвъ, что я не сахарный, а кожаный, совсѣмъ опѣшили» («Переписка Пушкина», т. II, стр. 80—81). Эти указанія даны намъ дѣтьми Николая Павловича Понофидина, также облизывавшагося на Пушкина.
Стр. 63, строки 4—9. Наталья Ивановна Вельяшева, рожд. Вульфъ (род. въ 1783 г.).
Стр. 63, строки 11—19. Петръ Ивановичъ Вульфъ, старшій дядя А. Н., родился 23 ноября 1768, умеръ 31 января 1832 г.; былъ въ это время кавалеромъ Ихъ Императорскихъ Высочествъ и статскимъ совѣтникомъ. — Въ другой части своего дневника, изданной Л. Н. Майковымъ, Вульфъ говоритъ слѣдующее о своемъ отцѣ: «Мой отецъ Николай Ивановичъ Вульфъ, отставленный коллежскимъ асессоромъ, жилъ по обычаю большей части русскихъ дворянъ у отца своего Ивана Петровича Вульфа въ тверской деревнѣ, не имѣя никакого постояннаго занятія. Потерявъ его очень рано (въ 1813 году), я мало объ немъ помню, но сколько слышалъ, всѣ знавшіе его любили въ немъ человѣка съ рѣдкою добротою сердца и съ тою любезностью въ обращеніи, которая привлекала всѣхъ къ нему; чувствительность его души видна была въ нѣжной привязанности къ своему семейству: онъ былъ равно почтительнымъ сыномъ, какъ и нѣжнымъ братомъ; любя своихъ дѣтей, онъ былъ и добрымъ супругомъ. Я всегда буду жалѣтъ, что лишился его въ тѣхъ лѣтахъ, когда еще не могъ ни узнать, ни оцѣнить его. Знакомый въ лучшемъ кругу тогдашняго общества обѣихъ столицъ, онъ имѣлъ и образованіе, общее нашему высокому дворянству того времени, то-есть, онъ зналъ французскій языкъ, слѣдственно, все, что на немъ хорошаго было написано. Я самъ помню его декламирующимъ трагедіи Расина. Вотъ все, что̀ я знаю объ моемъ отцѣ». (Л. Н. Майковъ, «Пушкинъ», стр. 169—170). А. П. Кернъ говоритъ о родителяхъ А. Н. Вульфа: «Это была замѣчательная партія: мужъ няньчился съ дѣтьми, варилъ въ шлафрокѣ варенье, а жена гоняла на кордѣ лошадей или читала «Римскую Исторію». Оба они, однако, были люди достойные любви и уваженія» («Русскій Архивъ» 1884 г., кн. III, стр. 330). — Михаилъ Никитичъ Муравьевъ (1757—1807), двоюродный дядя К. Н. Батюшкова, съ 1785 г. былъ наставникомъ Наслѣдника Александра Павловича и Великаго Князя Константина Павловича и преподавалъ имъ русскую словесность, русскую исторію и нравственную философію.
Стр. 64, строки 1—7. Иванъ Ивановичъ Вульфъ, дядя А. Н., род. 14 сентября 1776 г., служилъ въ Семеновскомъ полку, вышелъ въ
256
отставку въ 1802 году поручикомъ, умеръ въ 1860 г. А. Н., повидимому, многими чертами напоминалъ своего дядю: разсказываютъ, что въ Малинникахъ А. Н. устроилъ себѣ гаремъ изъ 12 крѣпостныхъ дѣвушекъ; кромѣ того, онъ присвоилъ себѣ jus primae noctis...
Стр. 64, строка 15. Братъ Михаилъ — второй сынъ П. А. Осиповой (отъ перваго брака) — Михаилъ Николаевичъ Вульфъ (род. 12 іюня 1808 въ Берновѣ, умеръ 20 мая 1832 г., въ Брестъ-Литовскѣ, гдѣ и похороненъ).
Стр. 67, строки 1 и слѣд. 15-ое марта Вульфъ пробылъ въ Кіевѣ, а 18-го марта ночью пріѣхалъ въ Могилевъ.
Стр. 68, строка 34. Флигель-адъютантъ полковникъ Николай Ѳеодоровичъ Плаутинъ (род. 13 января 1796, ум. 24 декабря 1866 г.) былъ въ то время командиромъ Принца Оранскаго Гусарскаго полка; впослѣдствіи Н. Ѳ. Плаутинъ былъ генералъ-адъютантомъ, генераломъ-отъ-кавалеріи и членомъ Государственнаго Совѣта.
Стр. 69, строка 6. Мы не нашли въ сочиненіяхъ Bérenger романса «Souvenir d’un Capitaine».
Стр. 70, строки 18—20. 11-го мая 1824 года Н. М. Языковъ писалъ своимъ братьямъ: «я описалъ стихами тотъ праздникъ студентовъ, о которомъ давно писалъ къ тебѣ; описаніе привезу съ собою» («Письма Н. М. Языкова къ роднымъ», стр. 135). И, дѣйствительно, Языковъ передалъ своимъ братьямъ описаніе праздника, какъ о томъ свидѣтельствуетъ его письмо къ брату А. М. Языкову черезъ годъ (22-го апрѣля 1825 года): «Вчера былъ у студентовъ праздникъ, котораго описаніе ты имѣешь въ моихъ стихахъ, — и я въ немъ не участвовалъ: вотъ каково!» (Тамъ же, стр. 177). Между тѣмъ въ собраніяхъ стихотвореній Языкова нѣтъ ни одной пьесы 1824—1825 гг., которую можно было бы пріурочить къ описанію студенческаго праздника. Небольшое прозаическое описаніе праздника мы находимъ только въ письмахъ 1827 года: «21 сего мѣсяца [апрѣля] былъ у студентовъ праздникъ основанія университета; ето новость въ нѣкоторомъ смыслѣ: прошлого года спрашивались по сему случаю у Ректора; онъ не позволилъ, и праздника не было — ныньче не спрашивались, и праздникъ былъ. Какъ водится, много было пьяныхъ до упаду — я не изъ ихъ числа; драки значительной не было, и вообще все прошло довольно плавно. Я, правда, пострадалъ, но слегка: прыгая черезъ огонь, опалилъ брови и поджогъ фурашку; надобно все испытать — не такъ ли, друзья мои?» («Письма Н. М. Языкова къ роднымъ», стр. 247—248). Описаніе студенческаго праздника мы находимъ въ стихотвореніи 1828 года «Отъѣздъ» («Эпилогъ»). Объ этомъ «праздникѣ молодости» вспоминалъ Языковъ и въ посланіи къ «А. Н. В[ульф]у»:
257
Помнишь ли, мой другъ застольной, Языковъ вспоминаетъ о студенческомъ праздникѣ и въ стихотвореніи «Пожаръ» (1831), посвященномъ А. Петерсону:
Ты помнишь ли, какъ мы на праздникѣ ночномъ, (Изд. Сув., т. I, стр. 210).
Вульфъ тѣмъ болѣе могъ вспоминать объ Языковѣ въ день основанія Дерптскаго Университета, что на студенческихъ пиршествахъ всегда «братскій хоръ» пѣлъ пѣсни Языкова. Пѣсни Языкова, воспѣвавшія хмѣль и буйный, молодой разгулъ, извѣстны въ большомъ количествѣ по собраніямъ его сочиненій, но вполнѣ возможно, что мы все же не знаемъ всѣхъ «студенческихъ пѣсенъ», которыхъ поэтъ не рѣшался посылать братьямъ «черезъ почту».
Стр. 71, строки 18—20. Поэтъ-славянофилъ Алексѣй Степановичъ Хомяковъ (род. 1 мая 1804, ум. 23 сентября 1860 года) былъ въ это время поручикомъ (съ 7 марта 1825 г.) Принца Оранскаго Гусарскаго полка. 16 января 1829 года А. С. Хомяковъ былъ назначенъ адъютантомъ къ генералъ-лейтенанту князю Мадатову. Въ «Сѣверныхъ Цвѣтахъ» на 1830 годъ было помѣщено «Прощаніе съ Адріанополемъ» Хомякова, написанное, по всей вѣроятности, въ первыхъ числахъ августа 1829 года.
258
Стр. 74, строки 8—9. А. Н. Вульфъ, явившись въ Гусарскій Принца Оранскаго полкъ, поселился вмѣстѣ съ майоромъ этого полка Денисьевымъ, но вскорѣ раскаялся въ этомъ, такъ какъ сожитель его оказался человѣкомъ очень безпокойнымъ и причинялъ Вульфу много непріятностей. Уже 15 апрѣля (1829 г.) Вульфъ писалъ: «Я все еще въ Яссахъ: опять съ Денисьевымъ остались мы на дневкѣ. Не знаю, какъ мы догонимъ полкъ, потому что мой пріятель вчера пьяный проигралъ всѣ свои деньги, да въ добавокъ недалъ мнѣ ночью спать, привезши съ собою дѣвку. Теперь онъ занялъ у казначея денегъ и поѣхалъ отыгрываться. Вотъ каковы люди! Мнѣ бы очень хотѣлось развязаться съ нимъ, но, не имѣя вьючныхъ лошадей, ни денегъ ихъ купить, я долженъ терпѣть... Въ 9 часовъ вечера мой пріятель возвратился домой, не только проигравъ всѣ деньги, которыя имѣлъ съ собою, но даже и еще 400 р. на честное слово, какъ эти люди называютъ. Я долженъ былъ дать ему что имѣлъ, отщиталъ 30 р. с. Осталось у меня рублей десять съ небольшимъ». 19 апрѣля Вульфъ записываетъ: «...мой товарищъ протрезвился, началъ тѣлесно и душевно чувствовать слѣдствія своего поведенія и сталъ тогда разскаяваться, когда уже не былъ въ состояніи удовлетворить своимъ страстямъ. Эти дни я сильно чувствовалъ преимущество трезваго человѣка надъ слабымъ». «Невоздержаніемъ Денисьевъ нажилъ себѣ опять лихорадку — пишетъ Вульфъ 29 апрѣля, — и гораздо сильнѣйшую, чѣмъ прежняя. Чтобы перервать ее, мы отстали опять отъ полка и пробудемъ здѣсь [въ Исакчи] до 1 мая... Мнѣ уже это отставаніе начинаетъ надоѣдать...» Въ концѣ концовъ Вульфъ разстался съ Денисьевымъ и такъ писалъ 17 августа (1829 г.): «Я давно нуждаюсь деньгами Маіоръ Денисьевичъ (sic!), съ которымъ я по сію пору вмѣстѣ жилъ, давно уже занемогъ горячкою, такъ что отъ него не только не могъ имѣть помощи, но даже еще онъ мнѣ остался долженъ. Передъ его болѣзнью я еще разошелся съ нимъ, потому что обѣимъ намъ жизнь вмѣстѣ казалась слишкомъ убыточною».
Стр. 77, строки 21—34. Романъ Ѳ. В. Булгарина вышелъ въ свѣтъ 26 марта 1829 года: «Иванъ Выжигинъ, нравственно-сатирическій Романъ. Сочиненіе Ѳаддея Булгарина». Четыре части. С.-Пб. 1829, въ типогр. вдовы Плюшаръ, въ 12 д., въ 1-й ч. 222 стр., во 2-й — 226, въ 3-й — 261, въ 4-й — 377 стр., съ гравированною виньеткою и двумя литографированными картинками. «Иванъ Выжигинъ» пользовался большой и, часто, печальной извѣстностью. Онъ вызвалъ оживленную полемику, въ которой приняли участіе и Пушкинъ, и баронъ Дельвигъ, и князь Вяземскій, и другіе; критика (за исключеніемъ явно-пристрастной Грече-Булгаринской компаніи) единодушно напала на «нравственно-сатирическій
259
романъ», но успѣхъ этого романа въ широкой публикѣ былъ необыкновенный для того времени: черезъ недѣлю послѣ объявленія о выходѣ Выжигина (въ 2000 экземплярахъ) было приступлено уже ко второму изданію, которое вышло въ маѣ и въ июнѣ 1829 года.
Стр. 78, строка 2. Въ Тригорской библіотекѣ сохранились, между прочимъ: «Lord Byron’s Poesien. Aus dem Englischen. Vier und zwanzigstes Bändchen. Uebersetzt von Elise von Hohenhausen, geb. von Ochs. Zwickau. 1827» (Б. Л. Модзалевскій, «Поѣздка въ село Тригорское въ 1902 году» — «Пушк. и его совр.», вып. I, стр. 30).
Стр. 78, строки 4—5. Эти строки мало понятны. Въ подлинникѣ онѣ читаются «Бирт. Байр. мнѣ весьма жаль»... Возможно, что слѣдуетъ читать: «Брит[анника» Расина и] Байр[она] мнѣ весьма жаль»; вѣроятнѣе, однако, что Вульфъ хотѣлъ написать: «Британца Байрона мнѣ весьма жаль, здѣсь это безцѣнная потеря».
Стр. 79, строки 3—7. Трагедіи Вольтера считаются наименѣе удачными произведеніями «Фернейскаго злого крикуна»; трагедіи же, о которыхъ Вульфъ говоритъ, какъ о слабыхъ, признаны дѣйствительно мало удачными. Изъ этихъ трагедій «Тріумвиры» («Le Triumvirat») — представляетъ передѣлку пьесы Кребильона. «Очень слабая» трагедія «Олимпія» («Olympie») написана въ шесть дней (въ 1763 году) и является поддѣлкой подъ «Аталію». Въ Фернейскомъ же уединеніи написана и другая пьеса Вольтера: «Скиѳы» («Les Scythes», 1767).
Стр. 80, строки 29—30. Prévost d’Exiles, l’abbé Antoine-François, извѣстный французскій писатель (родился 1 апрѣля 1697, умеръ 23 ноября 1763 года). Изъ всѣхъ романовъ Прево наибольшей извѣстностію пользовался «Le Doyen de Killerine, histoire morale», вышедшій, въ шести томахъ, въ 1765 году. Въ Тригорской библіотекѣ сохранились «Oeuvres choisies de l’Abbé Prévost, изд. Amsterdam. 1783, т. VIII, IX, X («Пушк. и его совр.», вып. I, стр. 30). Въ этихъ трехъ томахъ находится, между прочимъ, и «Le doyen de Killerine».
Стр. 81, строки 4—9. См. выше, примѣчаніе къ стр. 8, строкамъ 19—32.
Стр. 81, строки 17—21. Это письмо Языкова съ отзывомъ о Петерсонѣ, котораго «онъ болѣе всѣхъ другихъ уважаетъ и любитъ», не вошло въ изданіе «Языковскаго Архива» («Письма Н. М. Языкова къ роднымъ», подъ редакціей Е. В. Пѣтухова). 3 октября 1829 года Вульфъ записалъ въ своемъ дневникѣ, что у своего сослуживца Фрейтага онъ наканунѣ «нашелъ Petersen, полков. врача, бывшаго въ одно время со мною въ Д[ерптѣ]. Я нашелъ его тогда старымъ студ. (Alten Burschen). Какъ такой, поступилъ онъ въ Dorp. L[andsmanschaft], но не
260
принималъ болѣе участія въ дѣлахъ, отъ чего мы и небыли знакомы, хотя я его очень хорошо зналъ. Онъ меня не узналъ и даже съ трудомъ вспомнилъ мою фамилію. Мы цѣлый вечеръ проговорили про общихъ знакомыхъ и про замѣчательныя произшествія и лица нашего студенческаго міра, — и время прошло незамѣтно для меня». Карлъ Ивановичъ Петерсень былъ полковымъ врачемъ Ахтырскаго Гусарскаго полка (окончилъ курсъ Дерптскаго Университета въ 1825 году).
Стр. 86, строки 21—25. См. записи въ дневникѣ А. Н. Вульфа подъ 4—5 сентября (стр. 7) и 21 ноября (стр. 29).
Стр. 87, строки 9—47. Е. П. Полторацкая (впослѣдствіи — Решко) вскорѣ послѣ рождественскихъ праздниковъ 1828—1829 гг. уѣхала въ Малороссію). Саш. — Александра Ивановна Осипова, впослѣдствіи Беклешова (см. выше); Кат. — Екатерина Ивановна Гладкова, рожд. Вульфъ, кузина А. Н.
Стр. 88, строки 11—13. Выноска къ этимъ строкамъ, сдѣланная Вульфомъ, заимствована изъ стихотворенія Боратынскаго: «Сердечнымъ нѣжнымъ языкомъ». Въ этомъ стихотвореніи указанные стихи читаются нѣсколько иначе:
И сладострастныхъ лобызаній Стихотвореніе Боратынскаго «Сердечнымъ нѣжнымъ языкомъ» было впервые напечатано въ собраніи его стихотвореній, изд. 1835 года, вслѣдствіе чего посмертные издатели относили его къ 1835 году; упоминаніе Вульфа дало намъ возможность точнѣе датировать стихотвореніе 1829 годомъ.
Стр. 89, строки 26—28. Байронъ воспѣлъ Говарда въ XXIX — XXXI строфахъ 3-ьей пѣсни «Паломничества Чайльдъ-Гарольда» (см. соч. Байрона, изд. Брокгауза и Ефрона, т. I, стр. 94—96). Фредерикъ Говардъ былъ убитъ 18 іюня 1815 года.
Стр. 89, строки 32—34. А. Н. Вульфъ, очевидно, имѣетъ въ виду слѣдующее мѣсто изъ «Конрада Валленрода» А. Мицкевича:
Z Maryenburga lud patrzy ku drodze. 261
Pokazał dalej ciżbę rozproszoną. А. Н. Вульфъ могъ читать Адама Мицкевича (1798—1855) въ изданіи, появившемся въ апрѣлѣ-маѣ 1829 года: «Poezye Adama Mickiewicza etc. Собраніе стихотвореній Адама Мицкевича». Новое, умноженное изданіе, въ двухъ томахъ, въ 12-ю долю. С.-Пб. въ типогр. К. Края. 1829. 284 и 300 стр. Возможно также, что Вульфъ читалъ «Конрада Валленрода» въ переводѣ С. Шевырева («Московскій Вѣстникъ» 1828 г., №№ VII—X). Вѣрнѣе, однако, предположить, что Вульфъ не читалъ «Конрада Валленрода», а слушалъ его въ чтеніи самого Мицкевича у барона Дельвига.
Стр. 93, строки 3—8. Въ началѣ февраля 1829 года вышла въ свѣтъ: «Картина войнъ Россіи съ Турціею, въ царствованія Императрицы Екатерины II и Императора Александра I. Сочиненіе Генералъ-Маіора Бутурлина». Двѣ части, С.-Пб. 1829, въ тип. Воспит. Дома, въ 8. Въ 1-й ч. 188, во 2-й 171 стр. Своему изданію Н. И. Гречъ предпослалъ (помимо объявленія) слѣдующія объяснительныя строки:
«Описаніе войнъ веденныхъ Россіею съ Турціею въ царствованіе Екатерины II и Александра I, составленное Генералъ-Маіоромъ (нынѣшнимъ
262
Генералъ-Квартирмейстеромъ 2-й Арміи) Дмитріемъ Петровичемъ Бутурлинымъ на французскомъ языкѣ, напечатано въ 1822 году въ С.-Петербургѣ въ весьма маломъ числѣ экземпляровъ; разные переводы статей сей книги помѣщаемы были въ Журналахъ. Собравъ нынѣ статьи, помѣщенныя изъ сей книги въ Сынѣ Отечества 1823 года, и присовокупивъ къ онымъ тѣ, кои не были напечатаны въ семъ Журналѣ, издаю оныя особо. Въ первой части заключаются описанія войнъ, веденныхъ въ царствованіе Екатерины II; во второй походовъ Турецкихъ въ царствованіе Александра I. Содержаніе оныхъ подробно изложено въ особомъ объявленіи, раздаваемомъ при нынѣшнемъ нумерѣ Сѣверной Пчелы. Къ симъ двумъ частямъ присовокупляется третія, въ коей будетъ напечатана написанная Ѳ. В. Булгаринымъ Картина похода 1828 года, съ приложеніемъ всѣхъ относящихся къ оному офиціальныхъ актовъ. Съ сею же частью будетъ издана подробная карта театра войнъ съ Турками.
Николай Гречь.
(«Сѣверная Пчела» 1829, № 20, 14 февраля). Вульфъ, повидимому, читалъ «Картину войнъ» Бутурлина очень внимательно, какъ на то указываютъ подробные конспекты этой книги въ неизданной нами части дневника.
Стр. 93, строки 10—19. Взглядъ либерала-Вульфа на царствованіе Императора Николая I-го, повидимому, весьма близокъ къ взгляду (этого времени) Пушкина.
Стр. 93, строки 30—31. Двѣ «двоюродныя Сестрички» — по всей вѣроятности — Екатерина Васильевна Вельяшева (съ 1834 г. — Жандръ) и Екатерина Ивановна Гладкова (рожд. Вульфъ).
Стр. 94, строка 1. «Двѣ Екатерины» у Бѣгичевыхъ: Екатерина Николаевна (рожд. Вындомская, тетка А. Н.) и Екатерина Ивановна (кузина А. Н.).
Стр. 96, строка 23 — стр. 97, строка 11. Вмѣстѣ съ Грибоѣдовымъ погибли 30 января 1829 г. «второй секретарь миссіи Аделунгъ, штабсъ-капитанъ Шахъ-Назаровъ, канцеляристъ князь Кобуловъ, переводчикъ князь Соломонъ Меликовъ, докторъ Мальмбергъ, грузинъ Рустемъ, Дадашъ-бекъ, камердинеръ Грибоѣдова Александръ Дмитріевъ, всего съ казаками 37 человѣкъ. Со стороны персіянъ убито 19 человѣкъ. Спасся только Мальцовъ» (Біографическій очеркъ Н. К. Пиксанова: «А. С. Грибоѣдовъ» въ сочиненіяхъ Грибоѣдова, изд. «Академической Библіотеки Русскихъ писателей», т. I, стр. XCIX—XC).
Разсказъ единственнаго спасшагося отъ смерти перваго секретаря миссіи И. С. Мальцова (а у Вульфа — Манзи), приведенный Н. К. Пиксановымъ въ біографическомъ очеркѣ, не совпадаетъ съ разсказомъ А. Н.
263
Вульфа. Ни въ разсказѣ И. С. Мальцова, ни въ современныхъ біографіяхъ Грибоѣдова не говорится ни слова о роли камердинера Грибоѣдова — Александра Дмитріева. Мы не можемъ видѣть даже намека на фактъ насилія Азіатокъ и на «ихъ крикъ объ помощи» въ слѣдующихъ словахъ И. С. Мальцова: «Также о женщинахъ доложили ему [муджтехиду Мурзѣ-Месихѣ], что ихъ насильно удерживаютъ въ нашемъ домѣ и принуждаютъ будто-бы отступиться отъ мусульманской вѣры».
Стр. 97, строки 11—13. Петръ Николаевичъ Шепелевъ, товарищъ А. Н. Вульфа и Н. М. Языкова по Дерптскому Университету, сдалъ экзамены въ 1828 году и собирался ѣхать въ Тегеранъ вмѣстѣ съ Грибоѣдовымъ. П. Н. Шепелеву Языковъ посвятилъ четыре стихотворенія: «Въ дѣлахъ вина и просвѣщенья» (1825), «Ты мой пріятель задушевный» (1826), «Счастливъ, кому дала природа» (1825) и «Онъ прищурился спѣсиво» (1836); кромѣ того, стихотвореніе Языкова 1826 года — «Намъ было весело, друзья» — обращено къ Вульфу, Тютчеву и Шепелеву.
Стр. 97, строки 17—24. Charles-François Dupuis родился 16 октября 1742, умеръ 29 сентября 1809 года. Въ 1795 году вышла его извѣстная книга: «L’Origine de tous les cultes, ou la Religion universelle». Dupuis склоненъ объяснять религіозныя вѣрованія и легенды главнымъ образомъ наблюденіями астрономическими и приписываетъ большую роль въ миѳологіи древнихъ Зодіаку.
Стр. 98, строки 18—20. «Персей, трагедія въ пяти дѣйствіяхъ». Соч. Я. Ростовцова. Санктпетербургъ, въ типографіи Н. Греча. 1823. Трагедія Я. И. Ростовцева (впослѣдствіи графа) написана очень тяжелыми стихами. Языковъ писалъ:
Мнѣ жизнь горька и холодна, Стр. 98, строка 28. 13 декабря 1825 года Н. М. Языковъ писалъ брату Александру: «Вчера была въ нашемъ университетѣ печальная церемонія по случаю смерти Государя: Оберъ-пасторъ и профессоръ богословія Ленцъ сказалъ прекрасную рѣчь, были пѣты приличные стихи и проч.» («Письма Н. М. Языкова къ роднымъ», стр. 226—227). См. подробности «печальной церемоніи» въ сочиненіи Е. В. Пѣтухова: «Императорскій Юрьевскій, бывшій Дерптскій, Университетъ», т. I, стр. 453—454.
Стр. 100, строки 15—16. А. Н. Вульфъ, очевидно, имѣетъ въ виду посланіе Языкова 1828 года, обращенное къ нему: «Прощай! Неси на поле чести»...
264
Стр. 101, строки 16—18. Стихія Албанскаго пѣвца — Байрона — море, не разъ воспѣтое имъ.
Стр. 103, строка 8. Очевидная описка: Бронскій (корнетъ Гусарскаго графа Витгенштейна полка).
Стр. 104, строки 4—8. Пушкинъ, послѣ своего путешествія въ Арзрумъ, пріѣхалъ въ Москву 20 сентября 1829 года.
Стр. 104, строки 9—11. Катинька — Екатерина Ивановна Осипова впослѣдствіи — Фокъ, вторая дочь Прасковьи Александровны отъ ея брака съ Иваномъ Сафоновичемъ Осиповымъ.
Стр. 110, строки 3—4. Вульфъ написалъ Ушакову, очевидно, элегію 1823 года Языкова, начинающуюся слѣдующей строфой:
О деньги, деньги! для чего Стр. 111, строки 14—16. Миша — братъ Вульфа — Михаилъ Николаевичъ Вульфъ (родился 12 іюня 1808 года).
Стр. 111, строки 29 — стр. 112. «Союзъ во имя Бога, чести, свободы и отчизны» былъ основанъ по иниціативѣ Франціуса: «онъ насъ соединилъ — говоритъ А. Н. Вульфъ — и далъ направленіе юношескимъ нашимъ умамъ къ высокой цѣли добра. Съ того времени я сталъ постигать благородное назначеніе жизни. Въ немъ одномъ себялюбіе жизни не ослабило прекраснаго стремленія» (Л. Н. Майковъ, «Пушкинъ», стр. 187). Въ союзѣ «семи» мы можемъ съ увѣренностью назвать только пять членовъ: Франціусъ, Вульфъ, Кошкуль, Лейтгангъ и Рамъ; другіе два — по всей вѣроятности, Вессельсъ и Бауеръ. Первымъ, похищеннымъ изъ союза смертью, былъ Кошкуль, за нимъ послѣдовали Лейтгангъ и Франціусъ (6 декабря 1832 года). 11 августа 1832 года А. Н. Вульфъ записываетъ въ своемъ дневникѣ: «Вчера, совсѣмъ нежданно, получилъ я дружескій отвѣтъ Франціуса и Рама; они мнѣ сообщаютъ извѣстія объ остальныхъ моихъ товарищахъ-студентахъ. Однаго изъ нихъ уже не стало: Лейтгангъ, послѣдній изъ семи, оставшійся со мною въ Дерптѣ, погибъ жертвою своей обязанности въ чумномъ госпиталѣ, бывшемъ въ его вѣдѣніи въ Варнѣ. Это второй (послѣ Кошкуля), выбывшій изъ круга нашего,
265
и, къ несчастью, третій, достойнѣйшій изъ всѣхъ, неминуемо долженъ вскорѣ послѣдовать за нимъ... Исполненная возвышенныхъ чувствъ, пламенная грудь Франціуса разрушается... Онъ знаетъ, какъ глубоко смерть уже гнѣздится въ немъ, сколько дней еще ему отсчитано, и мужественно встрѣчаетъ ее, умоляя только краткій срокъ, чтобы окончить изящный трудъ, который онъ хочетъ намъ оставить, какъ памятникъ своего существованія, въ которомъ онъ желаетъ отразить свою душу и доказать, сколько въ ней было любви къ прекрасному. Несчастный другъ, какъ жестокъ твой удѣлъ!» (Л. Н. Майковъ, «Пушкинъ», стр. 184).
Стр. 111, строки 23—25. Въ этихъ строкахъ Вульфъ говоритъ о своемъ товарищѣ Кошкулѣ.
Стр. 112, строки 25—30. А. Н. Вульфъ съ особеннымъ благоговѣніемъ говоритъ о Франціусѣ; этотъ же піэтетъ замѣтенъ и въ указанныхъ строкахъ.
Стр. 113, строки 1—17. Иванъ Сафоновичъ Осиповъ, статскій совѣтникъ, отставной почтамтскій чиновникъ. Въ 1817 году Прасковья Александровна вышла за него замужъ и прожила съ нимъ меньше 8 лѣтъ: онъ умеръ 5 февраля 1824 года. Н. Н. Кашкинъ въ «Родословныхъ Развѣдкахъ» говоритъ объ этомъ бракѣ П. А. Осиповой: «Что побудило ее, тридцати-семилѣтнюю женщину, къ этому шагу и чѣмъ былъ обусловленъ ея выборъ, тѣмъ болѣе странный, что Осиповъ былъ тоже вдовецъ и имѣлъ дочь Александру — остается загадкой. Можно думать, что она, утомленная хозяйственными заботами, искала помощника въ нихъ; можно предполагать и потребность сердца, разжигаемаго чтеніемъ, которымъ она питалась, а mésalliance ея объяснимъ скудостью представлявшагося ей, почти постоянной жительницѣ деревни, выбора. Насколько счастливъ былъ этотъ бракъ — свѣдѣній нѣтъ, но отъ него родились двѣ дочери, Марья (съ 10 ноября 1841 г. за В. А. Фокъ) и Екатерина, хотя онъ былъ и непродолжителенъ...» (т. I, С.-Пб. 1910, стр. 125). Послѣднія указанія не вѣрны: Марья Ивановна осталась дѣвицей, замужемъ же за В. А. Фокомъ была Екатерина Ивановна. Дневникъ Вульфа даетъ возможность говорить о томъ, что второй бракъ П. А. Осиповой былъ вполнѣ удачнымъ, такъ какъ, по словамъ А. Н., Иванъ Сафоновичъ Осиповъ «сдѣлалъ мать счастливою».
Стр. 114, строки 14—25. Этотъ предполагавшійся бракъ Е. П. Полторацкой съ А. С. Райзеромъ не состоялся (см. 266
словомъ и сердце (какъ часто говорятъ), то это было-бы для меня самое радостное извѣстіе, какое я теперь бы могъ получить. Ты видишь, что, проживъ годъ безъ женщинъ, я уже начинаю лучше объ нихъ думать; еще нѣсколько лѣтъ, — и я въ нихъ увижу Ангеловъ. Но теперь удовольствіе мое еще не полно: кто знаетъ, чего ей, можетъ быть, стоило роковое согласіе? Во всякомъ случаѣ, я вижу первую явную пользу моего отъѣзда въ армію: еслибы наша связь осталась таковою, какова она была при отъѣздѣ ея изъ Петербурга, то врядъ-ли бы она согласилась такъ скоро на чье-либо предложеніе (я говорю это, откинувъ всякое самолюбіе). Такъ то, мой другъ, теперешняя жизнь искупаетъ прежніе мои грѣхи» (Б. Л. Модзалевскій, «Поѣздка въ Тригорское въ 1902 году» въ «Пушк. и его совр.», вып. I, стр. 86—87).
Стр. 114, строки 26—30. Выписываемъ по экземпляру «Литературной Газеты», находящемуся въ Пушкинскомъ Домѣ, программу «Литературной Газеты», любопытную для исторіи журналистики и представляющую тѣмъ бо́льшій интересъ, что 1) экземпляры «Газеты», принадлежащіе Императорской Публичной Библіотекѣ и Библіотекѣ Императорской Академіи Наукъ, не имѣютъ листа съ этой программой, и 2) что эта программа одного изъ наиболѣе значительныхъ періодическихъ изданій Пушкинскаго времени не вошла въ собраніе сочиненій барона Дельвига — издателя «Литературной Газеты». Вполнѣ вѣроятно, что въ составленіи этой программы принимали участіе и другія лица, близко стоявшія къ ея редакціи (князь Вяземскій, Пушкинъ, Сомовъ и др.), но не подлежитъ, конечно, сомнѣнію, что наибольшая доля участія въ составленіи программы принадлежитъ редактору и издателю «Литературной Газеты» — барону А. А. Дельвигу:
«Цѣль сей газеты — знакомить образованную Публику съ новѣйшими произведеніями Литературы Европейской, и въ особенности Россійской.
Статьи, входящія въ Литературную Газету, суть слѣдующія:
1) Проза. Въ это отдѣленіе будутъ входить статьи Историческія, повѣсти оригинальныя и переводныя, открывки (sic!) изъ романовъ и т. п.
2) Стихотворенія. Здѣсь будутъ помѣщаться произведенія полныя и отрывки изъ большихъ поэтическихъ сочиненій.
3) Библіографія Руская и иностранная. Къ извѣстіямъ о книгахъ будутъ присовокупляться замѣчанія, болѣе или менѣе обширныя, смотря по важности предмета и по достоинству сочиненія; мѣстами же и любопытныя выписки, особливо изъ книгъ иностранныхъ.
4) Ученыя извѣстія. Объ открытіяхъ, изобрѣтеніяхъ по части наукъ и искусствъ, о новыхъ теоріяхъ, о замѣчательнѣйшихъ учебныхъ курсахъ; о важнѣйшихъ путешествіяхъ, изысканіяхъ древностей и т. п.
267
5) Смѣсь. Въ этомъ отдѣленіи будутъ помѣщаться разныя извѣстія, не относящіяся до учености и политики; новѣйшіе Анекдоты, объявленія, статьи о Театрѣ, короткія замѣчанія и проч.
NB. При всѣхъ сихъ отдѣленіяхъ, по принадлежности, будутъ иногда прилагаться чертежи, картинки, географическія карты и ноты.
Издатель признаетъ за необходимое объявить, что въ Газетѣ его не будетъ мѣста критической перебранкѣ. Критики, имѣющія въ виду не личныя привязки, а пользу какой-либо науки или искусства, будутъ съ благодарностію принимаемы въ Литературную Газету.
Разнообразіе и занимательность будутъ главнѣйшимъ предметомъ трудовъ и попеченій Издателя. Литературныя произведенія въ прозѣ и стихахъ, Библіографія и Смѣсь, будутъ постоянно входить въ составъ каждаго №.
Писатели, помѣщавшіе въ продолженіе шести лѣтъ свои произведенія въ Сѣверныхъ Цвѣтахъ, будутъ постоянно участвовать и въ Литературной Газетѣ (Разумѣется, что Гг. Издатели Журналовъ, будучи заняты собственными повременными изданіями, не входятъ въ число сотрудниковъ сей газеты). Всякая статья, сообразная съ цѣлію Газеты, будетъ съ благодарностію принята.
Литературная Газета будетъ выходить черезъ каждые пять дней, нумерами въ одинъ печатный листъ большаго размѣра. Въ теченіе года, сихъ №№ будетъ издано 72. Первый № выйдетъ въ свѣтъ 1-го Января 1830 года. Цѣна годовому изданію 35 руб., съ пересылкою въ другіе города и разноской по домамъ 40 руб. Подписка принимается» etc..
Запись Вульфа: «Баронъ, Пуш[кинъ] и Сомовъ издаютъ вмѣстѣ Литерат. Газеты» справедлива въ томъ отношеніи, что они принимали наиболѣе близкое участіе въ «Литературной Газетѣ», офиціальнымъ же издателемъ былъ одинъ баронъ Дельвигъ (а когда ему было запрещено издавать «Литературную Газету», — Сомовъ).
Стр. 114, строка 31— стр. 115, строка 3. Слухъ объ О. С. Павлищевой дошелъ до А. Н. Вульфа черезъ А. П. Кернъ, какъ на то указываетъ письмо его къ сестрѣ Аннѣ Николаевнѣ (отъ 16-го февраля 1830 г.): «По письму А[нны] П[етровны], онъ [Пушкинъ] уже въ Петербургѣ; она одного мнѣнія съ тобою въ томъ, что цинизмъ его увеличивается. — Двѣ новости, ею же мнѣ сообщенныя, были также вовсе неожиданны: одна, что О[льга] С[ергѣевна] вылѣчилась съ тѣмъ, чтобы впредь уже не замогать, т. е. разъѣхалась съ Павлищ[евымъ]. Мнѣ кажется причина ея поступка весьма основательною: кому не мило свое здоровье?» (Б. Л. Модзалевскій, op. cit., стр. 86).
268
А. П. Кернъ записала въ своихъ воспоминаніяхъ посланіе Илличевскаго къ ней въ слѣдующемъ видѣ:
Близъ тебя, въ восторгѣ нѣмъ, (Л. Н. Майковъ, «Пушкинъ», стр. 253).
Такимъ образомъ, очевидно, что А. Н. Вульфъ весьма измѣнилъ окончаніе стихотворенія Илличевскаго. — А. Н. Вульфъ встрѣчался съ О. С. Павлищевой въ Петербургѣ, подружился же съ ней въ Варшавѣ, какъ на то указывають его записи въ дневникѣ 1833 года: «Одно утѣшеніе моей жизни здѣшней — это Ольга Сергѣевна. Она истинно, кажется, ко мнѣ расположена дружески. Третьяго дня [15 октября] была она со мною такъ откровенна, что не только читала мнѣ свои стихотворныя произведенія, но и сказала, что меня такъ любитъ, что сожалѣетъ, зачѣмъ я не женщина, чтобы со мною быть еще откровеннѣе». . . «Вчера [7 ноября] былъ для меня день исповѣди. Ольга повѣрила мнѣ не только исторію чувствъ своихъ съ самаго дѣтства, изъ коихъ многія уже мнѣ знакомы были, но и самое настоящее положеніе ея сердца. Она такъ со мною была откровенна, какъ едва ли она была съ кѣмъ другимъ когда-либо, и я дорого цѣню эту откровенность». . .
«Вчера [22 ноября] я приписывалъ въ сестриномъ письмѣ къ Ольгѣ Сергѣевнѣ и такъ расписался въ душевномъ удовольствіи, какъ никакой изъ пріятельницъ моихъ не писывалъ» (Л. Н. Майковъ, «Пушкинъ», стр. 205—207).
Стр. 115, строки 21—31. См. Письмо Пушкина отъ 16 октября 1829 года изъ Малинниковъ («Переписка Пушкина», т. II, стр. 96—98).
269
Стр. 116, строки 2—3. Въ письмѣ своемъ (16 октября 1829) Пушкинъ писалъ А. Н. Вульфу о Netty — Аннѣ Ивановнѣ Вульфъ (по мужу — Трувеллеръ): «Зато Netty, нѣжная, томная, истерическая, потолстѣвшая Netty, здѣсь. Вы знаете, что Миллеръ изъ отчаянія кинулся къ ея ногамъ, но она симъ не тронулася. Вотъ уже третій день, какъ я въ нее влюбленъ... Недавно узнали мы, что Netty, отходя ко сну, имѣетъ привычку крестить всѣ предметы, окружающіе ея постелю. Постараюсь достать, какъ памятникъ непорочной моей любви, сосудъ, ею освященный» («Переписка Пушкина», т. II, стр. 97—98).
Стр. 116, строки 7—10. «Жизнь Наполеона» Вальтеръ-Скотта вышла въ 1827 году, въ 9 томахъ. Вульфъ, по всей вѣроятности, читалъ «La vie de Napoléon» въ переводе Defauconpret. «Жизнь Наполеона» была осуждена за пристрастное и предубѣжденное отношеніе къ ней автора, между тѣмъ какъ въ сочиненіи Вальтеръ-Скотта партійности гораздо меньше, чѣмъ это казалось многимъ современникамъ.
Стр. 116, строка 23 — стр. 117, стр. 10. Наканунѣ (26-го февраля) А. Н. Вульфъ писалъ своей сестрѣ А. Н. письмо, въ которомъ, между прочимъ, говорилъ: «Я совершенно согласенъ съ тобой въ мнѣніи, которое ты имѣешь объ А[ннѣ] Ив[ановнѣ]. Кто-бы не захотѣлъ въ нее влюбиться и не старался бы снискать взаимность? Но какъ можно было мнѣ это сдѣлать, когда въ продолженіе года я ничего другого отъ нея не слышалъ, какъ: «Давно ли Вы получили отъ Матушки (или сестрицы) письма?» — Я слишкомъ разсудителенъ и холоденъ, чтобы питать безнадежныя чувства. Ты знаешь, что я, какъ волна:
Горитъ, блеститъ, но холодна».
(Б. Л. Модзалевскій, «Поѣздка въ Тригорское въ 1902 году» въ «Пушк. и его совр.», вып. I, стр. 89—90).
Стр. 119, строки 11—14. Эти четыре стиха заимствованы изъ «Эпилога» Языкова (1826 года), посвященнаго М. Н. Дириной. Въ собраніяхъ сочиненій Языкова они читаются нѣсколько иначе:
И вновь Стр. 122, строки 4—6. Вульфъ читалъ, очевидно, романы Вальтеръ-Скотта: «Пиратъ» (1821) и «Певриль» («Peveril du Peak», 1823) въ переводѣ Defauconpret.
270
Стр. 123, строка 13. «Тупѣетъ разумъ!» — слова няни Татьяны въ «Евгеніи Онѣгинѣ».
Стр. 124, строки 20—26. Двоюродный братъ А. Н. Вульфа — Александръ Яковлевичъ Ганнибалъ (сынъ Якова Исааковича Ганнибала и Елизаветы Александровны, рожд. Вындомской, родной сестры П. А. Осиповой) женился на Александрѣ Егоровнѣ Юреневой. А. Я. Ганнибалъ прожилъ послѣ этого недолго (онъ умеръ въ 1834 году). — Свадьба Пушкина состоялась 18 февраля 1831 года. Предположенія А. Н. о томъ, «сколько ему бѣдному [Пушкину] носить роговъ», и какое-то мало серьезное отношеніе къ женитьбѣ Пушкина доходили до того, что Вульфъ, повидимому, склоненъ былъ думать, что поэту придется, пожалуй, носить рога и по милости Вульфа. 20 января 1831 года Вульфъ пишетъ сестрѣ А. Н.: «По твоимъ словамъ Пуш[кинъ] долженъ быть теперь уже женатъ; но я не столько нетерпѣливъ видѣть Госпожу Пуш[кину], потому что я себя извѣдалъ — и смиряюсь. Не знаю, время-ли, или образъ жизни причиною, но я примѣтно хладѣю; только воспоминаніе изрѣдка оживляетъ, согрѣваетъ меня и то не надолго: со вздохомъ о быломъ я возвращаюсь къ опытной сущности» («Пушк. и его совр.», вып. I, стр. 94).
Стр. 125, строки 3—7. У барона Дельвига родилась дочь Елизавета 7 мая 1830 года; она умерла въ 1913 г. Ею пожертвованъ въ Пушкинскій Домъ единственный оригинальный портретъ барона А. А. Дельвига (его воспроизведеніе см. во «Временникѣ Пушкинскаго Дома, 1914 г.»).
Стр. 133, строки 4—25. Слова Вульфа о томъ, что Пушкинъ считалъ преждевременную разсудительность и степенность недостаткомъ въ молодости, находятъ себѣ полное подтвержденіе и въ стихахъ «Евгенія Онѣгина» —
Смѣшонъ и вѣтреный старикъ, и въ слѣдующемъ разсказѣ барона А. И. Дельвига, находящемъ, въ свою очередь, подтвержденіе своей достовѣрности въ дневникѣ А. Н. Вульфа: «Была уже темная августовская ночь. Мы всѣ зашли въ трактиръ на Крестовскомъ островѣ; съ нами была и жена Дельвига. На террасѣ трактира сидѣлъ какой-то господинъ совершенно одинокимъ. Вдругъ Дельвигу вздумалось, что это сидитъ шпіонъ и что его надо прогнать. Когда на это требованіе не поддались ни братъ, ни я, Дельвигъ самъ пошелъ заглядывать на тихо сидѣвшаго господина то съ правой, то съ лѣвой стороны, возвращался къ намъ съ остротами на счетъ того же господина и снова отправлялся къ нему. Братъ и я всячески упрашивали Дельвига перестать этотъ маневръ. Что, ежели этотъ господинъ дастъ пощечину? Но наши
271
благоразумные уговоры ни къ чему не повели. Дельвигъ довелъ сидѣвшаго на террасѣ господина своимъ приставаньемъ до того, что послѣдній ушелъ. Если бы Дельвигъ послушался насъ, то, конечно, Пушкинъ или кто-либо другой изъ бывшихъ съ нами ихъ сверстниковъ по возрасту замѣнилъ бы его. Тѣмъ страннѣе покажется эта сцена, что она происходила въ присутствіи жены Дельвига, которую надо было беречь, тѣмъ болѣе, что она кормила своею грудью трехмѣсячную дочь. Прогнавъ неизвѣстнаго господина съ террасы трактира, мы пошли гурьбою, а съ нами и жена Дельвига, по дорожкамъ Крестовскаго острова, и нѣкоторые изъ гурьбы приставали разными способами къ проходящимъ мужчинамъ, а когда братъ Александръ и я старались ихъ остановить, Пушкинъ и Дельвигъ намъ разсказывали о прогулкахъ, которыя они по выпускѣ изъ Лицея совершали по петербургскимъ улицамъ и объ ихъ разныхъ при этомъ проказахъ, и глумились надъ нами, юношами, не только ни къ кому не придирающимися, но даже останавливающими другихъ, которые 10-ю и болѣе годами насъ старѣе... Прочитавъ описаніе этой прогулки, можно подумать, что Пушкинъ, Дельвигъ и всѣ другіе съ ними гулявшіе мужчины, за исключеніемъ брата Александра и меня, были пьяны, но я рѣшительно удостовѣряю, что этого не было, а просто захотѣлось имъ встряхнуть старинкою и показать ее намъ, молодому поколѣнію, какъ бы въ укоръ нашему болѣе серьезному и обдуманному поведенію. Я упомянулъ объ этой прогулкѣ собственно для того, чтобы дать понятіе о перемѣнѣ, обнаружившейся въ молодыхъ людяхъ въ истекшія 10 лѣтъ» («Мои воспоминанія», т. I, стр. 108—109).
Стр. 134, строки 10—11. Вульфъ могъ читать взглядъ Вальтеръ-Скотта на Французскую революцію или въ «Жизни Наполеона», или въ его хроникѣ событій Cent-Jours — «Письма Павла» (1815).
Стр. 134, строки 15—20. Василій Львовичъ Пушкинъ умеръ (въ Москвѣ) не 20, а 10 августа 1830 года.
Стр. 134, строки 21—23. А. П. Кернъ была въ это время въ большой дружбѣ съ Флоранскимъ.
Стр. 136, строка 24 — стр. 137, строка 4. Въ «Сѣверныхъ Цвѣтахъ» на 1830 годъ въ отдѣлѣ «Прозы» были помѣщены: «Отрывки изъ путевыхъ записокъ» (Веймаръ, Баварія, Тироль) княгини Зинаиды Волконской, «Вступленіе большой дѣйствующей арміи на позицію при с. Тарутинѣ» Ѳедора Глинки, «Киргизскій набѣгъ» А. Крюкова, «Отрывокъ изъ литературныхъ лѣтописей» А. Пушкина, «Воръ. Арабская повѣсть» Сенковскаго, «Обозрѣніе Россійской Словесности за первую половину 1829 года» и «Кикимора (разсказъ русскаго крестьянина на большой дорогѣ)» О. Сомова. «Поэзія» «Сѣверныхъ Цвѣтовъ» составилась изъ слѣдующихъ
272
стихотвореній: «Эпиграмма» (Въ восторженномъ невѣжествѣ своемъ), «Сцена изъ поэмы: Вѣра и невѣріе» и «Муза» — Боратынскаго; «Слеза» (Когда печали неотступной) — князя П. А. Вяземскаго; «Не наша сторона» (Какая мнѣ явилась сторона!), «Псаломъ LXVII» (Возстань, Господь! простри шаги), «Дѣва и видѣніе» (Онъ ко мнѣ приходилъ по ночамъ) и «Царь и Мудрецъ» (Царь Пирръ сбирался на войну) — Ѳ. Н. Глинки; «Поэтъ (Сонетъ)» (Не въ тѣсной юдоли земныхъ своихъ братій), «Къ Невѣ» (Снова узрѣлъ я, Нева, твой токъ величаво-спокойный), «Ангелу-Хранителю» (Ангелъ-Хранитель! молитвѣ внемли умиленнаго сердца) и «Слеза любви (Б. С. М. Дельвигъ)» (Въ сладостный вечера часъ, при свѣтѣ луны одинокой) — М. Деларю; «Четыре возраста фантазіи», «Отставной солдатъ (русская идиллія)», «Грусть» (Счастливъ, здоровъ я! Что жъ сердце груститъ? Груститъ не о прежнемъ), «Слезы любви» (Сладкія слезы первой любви!), «Русская пѣсня» (Какъ у насъ ли на кровелькѣ), «Малороссійская мелодія», «Удѣлъ поэта» и «Изобрѣтеніе ваянія (Идиллія)» — барона Дельвига; басни: «Скотское правосудіе» и «Обманчивая наружность» (Пріятель у меня старикъ проказникъ былъ) — А. Е. Измайлова; «Элегія» (Фивъ и Музы! нѣтъ вамъ жестокостью равныхъ) — Катенина; «Къ тѣни ея» (Десдемона, Десдемона) и «Изъ Байронова Донъ-Жуана» (О, любо намъ, какъ мѣсяцъ полный) — И. И. Козлова; «Малороссійская пѣсня» (Ой мати, мати, сердце не вважае) — И. П. Котляревскаго; «Эрминія (сельская элегія)» (Я счастье зналъ, тебя, Эрминія, не зная!) — П. Ободовскаго; «Противоположности» (Люблю тебя: твой разговоръ) и «Гурія» (Не ходи на поле битвы) — А. Подолинскаго; «Отрывокъ изъ 7 главы Евгенія Онѣгина» (первыя 4 строфы), «Зимній вечеръ», «Эпиграмма» (Мальчишка Фебу гимнъ поднесъ), «Олеговъ щитъ», «2-го ноября» (Зима. Что дѣлать намъ въ деревнѣ? Я встрѣчаю), «Къ **» (Подъѣзжая подъ Ижоры), «26 Маія 1828», «Я васъ любилъ», «Къ N. N.» (Счастливъ ты въ прелестныхъ дурахъ) — Пушкина; «Путь любви» (Узнали страсть два юныхъ существа), «Вѣнчальный обрядъ» (Ты поблѣднѣла, другъ печальный) и «Могильная роза» — барона Розена; «Въ Альбомъ К. Н. У—вой» (Есть дивный духъ: онъ воздухъ жжетъ дыханьемъ) — Ротчева; «Странники» (Блаженъ, блаженъ, кто жизни мигъ крылатый) — В. Теплякова; «Спаси меня» (Зачѣмъ въ душѣ моей волненье) и «Pensée» (Я родилась въ смиренной долѣ) — В. И. Туманскаго; «Родина» (Есть на землѣ безвѣстный уголокъ) — Ѳ. А. Туманскаго; «Прощаніе съ Адріанополемъ» (Эдырне! прощай! уже болѣе мнѣ) — А. Хомякова; «Друзьямъ» (Навсегда съ друзьями) — Вал. Шеміота; «Эльфы» — Шишкова 2.
Кромѣ того, Пушкину принадлежитъ «Эпиграмма» (Сѣдой Свистовъ! Ты царствовалъ по праву), подписанная псевдонимомъ Арз. (см. «Новонайденныя
273
страницы Пушкина», Н. О. Лернера, въ XVI выпускѣ сборника «Пушкинъ и его современники»), и Плетневу — «Сцена изъ трагедіи Шекспира: Ромео и Юлія» (Дѣйствіе III). Трудно установить, кому принадлежитъ слѣдующая неподписанная «Элегія»:
Лицо Камена отвратила, Неожиданная, несправедливая и неблагожелательная оцѣнка Вульфомъ «Сѣверныхъ Цвѣтовъ» объясняется въ большой мѣрѣ тѣмъ, что Вульфъ приступилъ къ чтенію альманаха, уже впередъ предубѣжденный противъ него статьей «Московскаго Телеграфа». Сопоставленіе отзывовъ Вульфа и «Московскаго Телеграфа» (въ которыхъ встрѣчаются даже общія выраженія) болѣе всего говоритъ о томъ, что его непосредственныя впечатлѣнія были скованы предубѣжденіемъ. Въ первой книжкѣ (1830 года) «Московскаго Телеграфа» мы читаемъ, между прочимъ, слѣдующее: «Въ отдѣлѣ Поэзіи, Издатели Сѣверныхъ Цвѣтовъ помѣстили 52 пьесы. Но кромѣ нѣсколькихъ небольшихъ пьесокъ Пушкина, и трехъ пьесъ Барона Дельвига (Отставной солдатъ, Русская идиллія; Русская пѣсня; Малороссійская мелодія), кажется, не за что схватиться ни уму, ни воображенію читателей. Русская Идиллія Барона Дельвига станетъ на ряду съ Идилліею: Рыбаки, Н. И. Гнѣдича, и есть конечно одно изъ лучшихъ его произведеній. Упомянемъ еще о хорошо переведенной сценѣ изъ Шекспира (неизвѣстнаго)1). Остальное можетъ доказать нашимъ поэтамъ, что пустяками, искорками дарованій, кое-гдѣ блещущими, гладкими, но безжизненными стихами, отрывками въ десять, двадцать строкъ изъ того, сего, прочаго другого, безъ начала и конца, и безъ чего нибудь еще болѣе необходимаго, а также сто разъ пересказаннымъ старьемъ, теперь не купить имъ ни вниманія публики, ни одобренія Критики. Односторонніе полеты куда-то, съ кѣмъ-то, и возгласы Ѳ. Н. Глинки; басни А. Е. Измайлова; предлинно-кованные стихи Г-на Катенина; ахающая безнадежность Г-дъ Туманскихъ, и проч. и проч., что находится во всѣхъ
274
годахъ всѣхъ Альманаховъ, все это — балластъ Альманачныхъ корабликовъ, не болѣе!» («Русская литература», стр. 82—83).
Стр. 137, строка 6. Въ 1 и 2 №№ «Литературной Газеты» были помѣщены первыя двѣ главы изъ романа Антона Погорѣльскаго (Перовскаго): «Магнетизёръ», а въ 14 и 15 «№№ — первыя двѣ главы изъ 1-й части романа его: «Монастырка».
Стр. 137, строки 9—14. Въ связи съ изданіемъ «Литературной Газеты» Н. А. Полевой началъ ожесточенно нападать на издателя «Литературной Газеты» барона Дельвига и на ближайшихъ ея сотрудниковъ — Пушкина, Боратынскаго, князя Вяземскаго и другихъ.
Со второй (январьской) книжки «Московскаго Телеграфа» въ прибавленіи «Новый Живописецъ» Н. А. Полевой открылъ новый отдѣлъ — «Литературное Зеркало», имѣвшій почти единственную цѣль — осмѣяніе «знаменитыхъ» участниковъ «Литературной Газеты» и ихъ изданія.
Въ предисловіи къ «Отрывкамъ изъ новаго Альманаха: Литературное Зеркало» Полевой писалъ: «Наша Русская Литература донынѣ состоитъ изъ отрывковъ...1). Сочиненія новыхъ нашихъ поэтовъ (не говоря о немногихъ исключеніяхъ) суть — сборники отрывковъ изъ Байрона, Гете, Ламартина, Делавиня, Шиллера и проч.... Мы надѣемся угодить читателямъ, представляя отрывки изъ собраній отрывковъ, т. е отрывки изъ Альманаха, который предполагаемъ нѣкогда издать.
«Другую надежду нашу угодить читателямъ, составляетъ вѣрное послѣдованіе основному правилу нашей Литературы — подражанію. Мы не будемъ думать о красотѣ, изяществѣ стиховъ и прозы; нѣтъ, но мы представимъ точныя подражанія самымъ моднымъ, самымъ знаменитымъ поэтамъ, въ тѣхъ родахъ, коими они отличились, коими угодили другимъ и прославились: палочныя эпиграммы, лихія пѣсни, летанье куда-то, ревущіе отъ рифменной боли стихи въ альбомы, подражанія Древнимъ; безнадежность, тоска, отчаяніе, лѣнь, пьянство смертное въ Поэзіи; чертовщина въ прозаическихъ сказкахъ и романахъ; Италіянская приторность рифмъ; Восточныя краски — все это, и вся прелесть, ознаменовывающая поэтовъ и прозаиковъ Нѣмецкой, Французской, Итальянской школъ, существованіе коихъ въ Россіи проявлено и доказано новѣйшими нашими критиками, будутъ нами вполнѣ представляемы. Мы постараемся какъ можно лучше удалиться отъ изящнаго вкуса, вѣрности изображеній, чистоты языка — все въ сторону! Мы будемъ поэты въ прозѣ, прозаики въ стихахъ, ибо поэтамъ законъ не писанъ. Такъ! Смѣло въ путь! Если же насъ не станутъ хвалить, не будутъ читать, мы сами
275
себя назовемъ Гораціями, Гамлетами, Ѳеокритами, Шольё; напишемъ другъ къ другу по посланію, по надписи, по загадкѣ (при посылкѣ какой нибудь чучелы, книги, альбома); напишемъ обозрѣніе Словесности, гдѣ расхвалимъ себя, разругаемъ другихъ; наконецъ, начнемъ издавать литературную газету, гдѣ до Русской Литературы будетъ столько-же дѣла, сколько до Готтентотскаго языка, а все будетъ состоять изъ нашихъ отрывковъ, изъ газетныхъ объявленій, изъ иностранныхъ извѣстій, которыя лѣтъ пять назадъ напечатаны были въ другихъ Журналахъ. Когда-же станутъ намъ говорить, что наша газета лишняя, что она пуста, не нужна публикѣ, то мы объявимъ, что не для публики издаемъ ее, а для нѣкоторыхъ писателей, коимъ нельзя было печатать своихъ отрывковъ ни въ одномъ изъ другихъ Русскихъ Журналовъ. Людей, осмѣлившихся критиковать нашихъ, уподобимъ мы хіосскимъ проказникамъ, и, наконецъ, сами ругая другихъ наповалъ, въ подкрѣпленіе славы будемъ ссылаться — даже на Славянинъ (впрочемъ, это при послѣдней крайности).... будемъ называть другихъ безнравственными, грязными, незнающими большаго свѣта, а ихъ сочиненія лживымъ выраженіемъ общества, и... словомъ: такъ будемъ мы дѣйствовать, если публика не одобритъ нашихъ отрывковъ. Но этому не бывать: она придетъ, она должна придти въ восторгъ... Начнемъ!
А. Ѳеокритовъ съ товарищами».
И въ «Литературномъ Зеркалѣ» появлялось много пародій на Горація — Дельвига, Гамлета — Боратынскаго, Ѳеокрита — Пушкина и Шолье — князя Вяземскаго. Что Полевой имѣетъ въ виду подъ именемъ «знаменитыхъ» — Пушкина, Боратынскаго, Вяземскаго и другихъ поэтовъ Пушкинскаго кружка, не могло оставаться загадкой даже для широкой читающей публики, такъ какъ въ слѣдующемъ номерѣ «Московскаго Телеграфа» (№ 3, февраль) онъ называетъ ихъ по именамъ: «Стихи князя Вяземскаго, Баратынскаго и самого Пушкина перестали быть безусловнымъ, единственнымъ, всегда драгоцѣннымъ украшеніемъ и подкрѣпленіемъ Альманаховъ и Журналовъ: дерзкіе требуютъ отъ нихъ не одной подписи знаменитаго имени, но достоинства внутренняго и изящества внѣшняго. Критика сдѣлалась откровеннѣе, строже. Многимъ изъ знаменитыхъ все это куда какъ не нравится; но возраженія ихъ походятъ болѣе на крикъ оскорбленной гордости, нежели на голосъ правды и сознанія въ собственномъ достоинствѣ» («Русская литература», стр. 356—357).
Стр. 137, строки 18—22. Въ «Литературной Газетѣ» появлялись «хорошія» стихотворенія, но не въ большомъ количествѣ, стихотворный же отдѣлъ «Московскаго Телеграфа» составлялся почти исключительно изъ стихотвореній второстепенныхъ или даже третьестепенныхъ поэтовъ.
276
Одна изъ басенъ Крылова — «Бѣлка» — была помѣщена въ девятой (майской) книжкѣ «Московскаго Телеграфа» (стр. 74), другая — «Щука» — въ 18 № «Литературной Газеты» (27 марта), со слѣдующимъ примѣчаніемъ барона Дельвига: «Издатель Литературной Газеты весьма благодаритъ знаменитаго нашего Баснописца за прекрасный подарокъ и съ удовольствіемъ извѣщаетъ читателей, что И. А. Крыловъ написалъ до двадцати новыхъ басень, носящихъ на себѣ яркую печать его остроумія и поэтическаго таланта». (Это примѣчаніе съ оцѣнкой таланта Крылова не вошло въ собранія сочиненій барона Дельвига). — Въ I томѣ «Литературной Газеты» были помѣщены слѣдующія стихотворенія Пушкина: «Отрывокъ изъ VIII главы Евгенія Онѣгина» (XIV-ая, XV-ая, XVI-ая и 10 стиховъ XVII строфы «Странствія Онѣгина»), «Станцы» (Брожу ли я вдоль улицъ шумныхъ), «Станцы» (Въ часы забавъ иль праздной скуки), «Къ **» (Когда твои младыя лѣта), «Въ Альбомъ» (Что въ имени тебѣ моемъ?), «Посланіе къ К. Н. Б. Ю.» («Къ Вельможѣ») и «Отвѣтъ» (Я васъ узналъ, о мой Оракулъ); во второмъ томѣ были напечатаны только два стихотворенія Пушкина: «Калмычкѣ» и «Аріонъ», но ни подъ однимъ изъ нихъ не было подписи (подъ стихотв. «Калмычкѣ» — Крс., «Аріонъ» — безъ подписи). — Вульфу больше всего понравились два стихотворенія Пушкина: «Аріонъ» и «Смуглянка». Это мѣсто требуетъ спеціальнаго поясненія. Въ 43 № «Литературной Газеты» (30 іюля), въ отдѣлѣ стихотвореній, была напечатана —
СМУГЛЯНКА.
Пусть говорятъ, она дурна: 277
Отраденъ, сладокъ какъ любовь! Съ перваго взгляда кажется очень убѣдительнымъ, что это стихотвореніе принадлежитъ Пушкину, — настолько совокупность данныхъ какъ будто свидѣтельствуетъ въ пользу авторства Пушкина: 1) техника «Смуглянки» такова, что она подходитъ къ техникѣ Пушкина (хорошія риѳмы, мало глагольныхъ риѳмъ — обычный для Пушкина процентъ, гармонизація періодовъ «Какъ....», фактура стиха, безсоюзіе — «рѣзва, задумчива, нѣжна»... и т. д. и т. д.); 2) свидѣтельство
278
А. Н. Вульфа: Вульфъ могъ судить объ авторѣ «Смуглянки» по автору «Аріона», но и то и другое стихотвореніе были напечатаны безъ подписи, слѣдовательно, Вульфъ имѣлъ отъ матери экземпляръ «Газеты» съ помѣтками, кому какое стихотвореніе принадлежитъ, и потому какъ будто бы не могъ ошибаться; 3) тотъ фактъ, что стихотворенія «Смуглянка» и «Аріонъ» были напечатаны одно за другимъ (за «Смуглянкой» непосредственно слѣдуетъ «Аріонъ»), даетъ возможность предполагать для нихъ и одного автора — Пушкина (автора «Аріона»); 4) экземпляръ «Литературной Газеты», принадлежащій Библіотекѣ Академіи Наукъ: на этомъ экземплярѣ, подъ «Смуглянкой», рукой В. П. Гаевскаго написано карандашомъ: Не Пушкина ли?; 5) современный списокъ «Смуглянки» съ подписью Пушкина. Этотъ списокъ былъ найденъ Б. Садовскимъ и напечатанъ имъ въ 1913 году въ «Голосѣ Земли» (см. возраженія Н. О. Лернера въ «Рѣчи»). Однако, насколько вообще не слѣдуетъ поддаваться гипнозу не только отдѣльныхъ данныхъ, но даже и совокупности данныхъ, можно судить по тому, что, несмотря на всю видимую убѣдительность доводовъ въ пользу того, что авторомъ «Смуглянки» является Пушкинъ, мы не имѣемъ права приписывать ему это растянутое, непушкинское стихотвореніе. Въ оглавленіи II тома «Литературной Газеты» указанъ и настоящій авторъ «Смуглянки»: Н. И. Ш—б—въ (ему же принадлежатъ и другія два стихотворенія, напечатанныя въ «Литературной Газетѣ»: «Вердеревскому» и «Мщеніе»; замѣтимъ, что эти двѣ пьесы гораздо слабѣе «Смуглянки»). Слѣдуетъ объяснить ошибку А. Н. Вульфа, а также техническіе пріемы «Смуглянки», не противорѣчащіе пріемамъ Пушкина (послѣднее, впрочемъ, и не нуждается въ особыхъ объясненіяхъ, такъ какъ среди современниковъ Пушкина было много поэтовъ, усваивавшихъ технику Пушкина и писавшихъ «подъ Пушкина»): Вульфа могла ввести въ заблужденіе его мать, П. А. Осипова, приславшая ему экземпляръ «Литературной Газеты» съ отмѣткой подъ «Аріономъ», а Вульфъ могъ отнести эту отмѣтку и къ сосѣднему стихотворенію — къ «Смуглянкѣ». Мы остановились подробнѣе на вопросѣ объ авторѣ «Смуглянки» въ силу того, что этотъ вопросъ не можетъ еще считаться рѣшеннымъ и, по всей вѣроятности, не разъ еще будетъ вызывать сомнѣнія и недоумѣнія. —
«Пловецъ» Языкова былъ помѣщенъ въ № 33 (отъ 10 Іюня); кромѣ «Пловца», въ «Литературной Газетѣ» были напечатаны еще два стихотворенія Языкова: «Къ Ал. Ник. Тат[арино]ву» (въ № 15) и «Кар. Кар. Ян.... (Въ Альбомъ)» («К. К. Янишъ» — Въ былые дни, отъ Музы пѣснопѣній; въ 37 №-рѣ).
Стр. 137, строки 22—24. Какъ отнеслись въ «Литературной Газетѣ къ «Ивану Выжигину» и «Димитрію Самозванцу» Булгарина,
279
можно судить по статьямъ и замѣткамъ Пушкина, Вяземскаго и Дельвига (см. ихъ сочиненія). Какъ бы въ отвѣтъ на это, «Московскій Телеграфъ» напечаталъ очень большую (въ 44 страницы) и мало вразумительную статью Василія Ушакова, отличающуюся диѳирамбическимъ характеромъ. Полемика «Московскаго Телеграфа» дѣйствительно имѣла неприличный характеръ: апологетъ Булгарина обрушивался на завистниковъ, на болото, гдѣ «гнѣздятся ядовитыя жабы и змѣи». Что авторъ статьи подъ болотомъ подразумѣваетъ «Литературную Газету», публикѣ нетрудно было угадать по слѣдующему отрывку: «Тутъ-то, недоучившіеся писаки, самозванцы — литераторы, безграмотные стиходѣи, получившіе знаменитость въ кругу друзей1), и даже.... о стыдъ!.... одряхлѣвшіе и заслуженною славою, увѣнчанные писатели, устроили таможню для непропуска новыхъ, свѣжихъ талантовъ! Въ этомъ болотѣ грозно шипитъ зависть! И горе тому, кто отважно идетъ мимо онаго! Въ семъ мѣстѣ, огорченія его будутъ происходить не отъ глупыхъ толковъ невѣждъ и праздношатающихся членовъ большаго свѣта! Нѣтъ! Тутъ употребляется все усиліе, вся желчь, производимая завистью, для совершеннаго уничтоженія отважнаго путника. Праздные злоязычники стараются отыскать пятна въ домашней жизни писателя; ядовитое гнѣздо посредственности придумываетъ, какимъ-бы образомъ представить его человѣкомъ опаснымъ и вреднымъ для цѣлаго общества! Тутъ бываетъ обильный запасъ подлостей и клеветы!....» («Московскій Телеграфъ», № 6, мартъ, стр. 199—200). Еще яснѣе назвалъ своихъ противниковъ «Московскій Телеграфъ», разбирая второе изданіе сочиненій Булгарина: «Булгаринъ и безъ того можетъ ожидать, что второе изданіе его Сочиненій возбудитъ желчь его многочисленныхъ непріятелей. Того и смотри, что теперь опять по его сочиненіямъ поползетъ отвратительная гусеница ферульнаго рода, или какой нибудь газетный червякъ мнимо-литературной аристократіи2)... Совѣтуемъ почтенному Булгарину перенесть это съ улыбкою презрѣнія: Сочиненія его ничего не потерпятъ отъ приближенія нечистаго насѣкомаго. Если природа въ царствѣ своихъ созданій терпитъ клещей, пауковъ, таракановъ, то, видно, что они и въ Литтературѣ необходимы. Пусть живутъ, т. е. пусть мараютъ бумагу». (№ 9, май, стр. 98). При чтеніи такого рода «критики» сами собой вспоминаются стихи изъ «Домика въ Коломнѣ» (1830!):
280
И таборъ свой съ классическихъ вершинокъ Стр. 137, строки 24—25. См., напримѣръ, статью, помѣщенную въ № 32 «Литературной Газеты» подъ заглавіемъ: «Объясненія нѣкоторыхъ современныхъ вопросовъ литературныхъ». Авторъ этой статьи (по всей вѣроятности, князь П. А. Вяземскій, разбирая другія критики «Исторіи Русскаго Народа» Н. А. Полевого, говоритъ, между прочимъ: «Въ числѣ противорѣчій междоусобныхъ, коимъ новая Исторія служитъ обширнымъ поприщемъ, можно выставить еще одно, позабытое другими Критиками. Авторъ въ предисловіи своемъ укоряетъ Карамзина за излишнюю поспѣшность въ его трудѣ и довольно забавно спрашиваетъ: когда же думалъ Историкъ? На это можно было бы ему отвѣчать: всегда, ибо рѣшительно вся жизнь Карамзина была или приготовленіемъ къ труду, или исполненіемъ труда, или порою созрѣванія, или порою зрѣлости и жатвы. Но дѣло не въ томъ: любопытно только послѣ сей укоризны видѣть, сколько Авторъ самъ посвятилъ времени на составленіе 12-ти томовъ Исторіи, не только уже готовыхъ въ кабинетѣ Автора, но даже сдѣлавшихся уже и собственностію публики, ибо подписка на нихъ открыта и сумма за всѣ 12 томовъ заплачена подписчиками: «Съ 1825-го года я началъ уже систематическое сочиненіе о Русской Исторіи». Въ 1829 году появился первый томъ и 11 томовъ должны быть готовы къ напечатанію: слѣдовательно въ четыре года совершенъ трудъ, на который Карамзинъ, со всею поспѣшностію своею, употребилъ болѣе двадцати лѣтъ. — Нельзя же полагать, что трудъ новаго Историка еще не совершенъ, что одиннадцать обѣщанныхъ томовъ пока таятся еще въ головѣ Автора, тогда, когда они уже проданы не книгопродавцу, который можетъ пуститься на удачу предпріятія и такъ сказать на волю Божію, но частнымъ подписчикамъ, которые подписываются на наличное. Такое предположеніе было бы легкомысленно и оскорбительно для добросовѣстности Автора. Дай Богъ Автору и всѣмъ Авторамъ здоровья и долголѣтія, но въ добрый часъ молвить, а въ худой промолчать: вѣдь жизнь ихъ не застрахована на такой то срокъ. Во всѣхъ образованныхъ земляхъ, у всѣхъ честныхъ людей открывается подписка и собираются съ подписчиковъ деньги, когда сочиненіе уже написано и готово къ печати. Сочиненіе можетъ быть допечатано послѣ жизни Автора, если онъ умретъ въ это время, смерть его оплакивается ближними и добрыми людьми; по крайней мѣрѣ сбывается пословица: плакали денежки.
281
А между тѣмъ и втораго тома еще нѣтъ. друзья Автора разпускаютъ извѣстіе, что онъ сжегъ второй томъ, бывъ недоволенъ трудомъ своимъ. Это огненное очищеніе, этотъ Божій судъ среднихъ вѣковъ приноситъ честь уничиженію авторскому, но тутъ слѣдуютъ два вопроса: Отъ чего же не сожженъ и первый томъ, и при чемъ останутся подписчики? при одномъ пеплѣ, что ли?»
Стр. 137, строка 32 — стр. 138, строка 2. Эти стихи заимствованы изъ «Графа Нулина». Вульфъ нѣсколько перефразировалъ ихъ: у Пушкина они читаются иначе:
Въ послѣднихъ числахъ сентября Стр. 139, строка 5. Jean-Paul-Frédéric Richter (род. 21 марта 1763, ум. 14 ноября 1825 года) — извѣстный нѣмецкій юмористъ. П. А. Осипова прислала А. Н. Вульфу хрестоматію главнѣйшихъ мѣстъ его произведеній: Jean Pauls Richter’s Geist, oder Chrestomathie der vorzüglichsten, kräftigsten und gelungsten Stellen aus seinen sämmtlichen Schriften. Weimar. 1801. Второй томъ хрестоматіи Ж. П. Рихтера сохранился въ Тригорской библіотекѣ (Б. Л. Модзалевскій, «Поѣздка въ село Тригорское въ 1902 году», «Пушкинъ его современники», вып. I, стр. 31).
Стр. 139, строка 13. Вульфъ — однофамилецъ(?) А. Н. — Иванъ Петровичъ Вульфъ. И. П. Вульфъ поступилъ 11 іюня 1829 года унтеръ-офицеромъ въ Гусарскій Принца Оранскаго полкъ, былъ произведенъ въ юнкера 24 ноября 1829 г., а 18 іюня 1831 года — въ корнеты. Къ 1 января 1832 года Вульфъ 2 (Вульфъ 1 — Алексѣй Николаевичъ Вульфъ) названъ въ полковыхъ спискахъ Иваномъ Ивановичемъ.
Стр. 139, строка 27. Туманскій — братъ поэта Вас. Ив. — Владиміръ Ивановичъ, воспитанникъ Императорскаго Царскосельскаго Лицея. Въ то время В. И. Туманскій былъ корнетомъ (съ 25 декабря 1828 г.) Гусарскаго Принца Оранскаго полка. В. И. вышелъ въ отставку штабсъ-ротмистромъ и долгое время былъ Глуховскимъ Уѣзднымъ Предводителемъ дворянства. В. И. Туманскій былъ женатъ на Маріи Александровнѣ фонъ-деръ-Бригенъ, дочери декабриста.
Стр. 139, строки 29—30. — Романъ французскаго романтика Альфреда де-Виньи (род. 27 марта 1799, ум. 17 сентября 1863 г.) «Cinq-Mars» вышелъ въ 1826 году. На русскій языкъ «Cinq-Mars» былъ переведенъ А. Н. Очкинымъ и вышелъ въ 1829—1830 гг. въ 4 частяхъ
282
(2-ое изданіе въ 1835 году), подъ заглавіемъ: «Сен.-Марсъ, или заговоръ при Людовикѣ XIII.» Соч. Графа Альфреда де Виньи. Перев. съ франц. А. Очкинъ. Санктпетербургъ. Въ Типографіи К. Вингебера. Амплій Николаевичъ Очкинъ (род. 24 октября 1791, умеръ 12 марта 1865 г.), цензоръ; писалъ и оригинальныя произведенія, но былъ гораздо болѣе извѣстенъ, какъ переводчикъ. Вульфъ познакомился съ нимъ только въ 1832 году, несмотря на то, что Очкинъ, пріятель Языкова, былъ въ Дерптѣ въ то время, когда Вульфъ былъ студентомъ Дерптскаго Университета.
Стр. 140, строки 18—25. Въ первыхъ числахъ мая 1829 года вышелъ въ свѣтъ 12 томъ Карамзина: «Исторія Государства Россійскаго». Томъ XII. Санктпетербургъ, въ тип. Н. Греча, въ 8º, VII, 330 и 243 стр.
Стр. 141, строки 15—21. «Методъ Мефистофеля» — методъ Пушкина (А. Н. Вульфъ называетъ Мефистофелемъ Пушкина — см. выше).
Стр. 141, строка 30 — стр. 142, строка 2. «Монастырка» Антона Погорѣльскаго (Перовскаго) появилась въ февралѣ 1830 года: «Монастырка». Сочиненіе Антонія Погорѣльскаго. Часть первая. С.-Пб. 1830. — Благожелательный разборъ «Монастырки», появившійся въ «Литературной Газетѣ», принадлежалъ барону А. А. Дельвигу (см. его сочиненія, изд. Я. Соколова, С.-Пб. 1895). Похвалили «Монастырку» и въ «Московскомъ Телетрафѣ», но съ такими оговорками, которыя имѣли цѣлью дискредитировать ее въ глазахъ читателей; сказавъ нѣсколько лестныхъ словъ о романѣ, Полевой прибавлялъ: «Впрочемъ, мы не ручаемся, оригинальное-ли созданіе Монастырка, ибо нельзя знать всѣхъ иноземныхъ сказокъ и романовъ, а Г. Погорѣльскій, своимъ Двойникомъ и Черною курицею показалъ, что онъ любитъ заимствовать содержаніе для своихъ повѣстей у чужеземцевъ и не скрывать объ этомъ. За всѣмъ тѣмъ, искренно говоримъ, что I-я часть Монастырки во многихъ мѣстахъ написана съ Лафонтеновскимъ искуствомъ. Замѣтимъ, что объ этомъ произведеніи Издатели Литературной Газеты возглашали нѣсколько разъ, какъ о чемъ-то необыкновенномъ, и помѣстили въ своихъ листахъ два отрывка изъ онаго; что Авторъ такъ торопился пожать лавры и насладиться славою, что пустилъ въ свѣтъ одну первую часть своего романа, о которой теперь не могутъ наговориться благосклонные Журналисты. А когда выйдетъ вторая часть, то, разумѣется, опять начнется говоръ и увѣренія о достоинствахъ Монастырки» (№ 5, Мартъ, стр. 94). Пенялъ Перовскому и баронъ Дельвигъ за то, что онъ выпустилъ только первую часть: «О самомъ ходѣ романа, писалъ Дельвигъ, о дѣйствіи — говорить еще нельзя, потому что вышелъ только первый томъ онаго, и
283
въ этомъ отношеніи читатели могутъ попенять автору. Хорошій романъ читается въ одинъ присѣстъ отъ доски до доски, не должно разбивать вниманія, разрывать участія. Впрочемъ, вся бѣда будетъ въ томъ: прочтешь его теперь и перечитаешь снова, когда выйдетъ окончаніе».
Стр. 142, строки 20—24. «Казакъ-стихотворецъ» — опера-водевиль князя А. А. Шаховского съ музыкою Кавоса. Въ первый разъ «Казакъ-стихотворецъ» былъ игранъ 15 мая 1812 года (на собственной половинѣ Императрицы Елизаветы Алексѣевны) и имѣлъ большой успѣхъ. Маруся и Климовскій — главныя роли въ этомъ водевилѣ.
Стр. 145, строки 6—24. Comte Jacques-Pierre-Alexandre de Tilly — французскій публицистъ (1764—1816). Вульфъ читалъ его «Mémoires pour servir à l’histoire des moeurs de la fin du XVIIIe siècle». Paris. 1828, 3 vol. in 8.
Стр. 146, строки 5—13. № 61 «Литературной Газеты», въ которомъ появилось четверостишіе Казимира де Лавиня, вышелъ 28 октября 1830 г. См. подробный разсказъ о «порядочномъ нагоняѣ» барону Дельвигу отъ Бенкендорфа въ «Моихъ Воспоминаніяхъ» барона А. И. Дельвига.
Стр. 146, строки 19—21. А. Н. Вульфъ читалъ, по всей вѣроятности, сочиненіе Коха: «Histoire abrégée des traités de paix entre les puissances de l’Europe depuis la paix de Westphalie; refondue, augmentée et continuée (jusqu’aux traités de Paris de 1815) par F. Schoell», 15 vols, Paris. 1817—1818.
Стр. 147, строки 10—14. «Mémoires sur l’impératrice Josephine, ses contemporains, la cour de Navarre et de Malmaison». 3 vols. Paris. 1828—1829. Въ 1835 году «Мемуары» вышли въ переводѣ на русскій языкъ Андрея де-Шаплета, подъ заглавіемъ: «Записки Г-жи Дюкре о Императрицѣ Іозефинѣ, о ея современникахъ, и о Дворахъ Наварскомъ и Мальмезонскомъ». Переводъ съ французскаго. С.-Петербургъ. Въ Типографіи Временнаго Департамента Военныхъ поселеній. 1835. Четыре части. I—300; II—211; III—237; IV—217.
Стр. 149, строки 16—17. Дѣятельность Н. И. Греча, какъ составителя руководствъ по русской грамматикѣ, заслуживаетъ наибольшаго вниманія: грамматики его пользовались большой популярностью и, не безъ основанія, считались въ числѣ лучшихъ руководствъ. Въ 1827 году вышли двѣ книги Греча: «Пространная Русская Грамматика, изданная Николаемъ Гречемъ». Томъ I. С.-Пб. 1827 г., въ тип. Издателя, gr. 8, XVI и 386 стр., и «Практическая Русская Грамматика, изданная Николаемъ Гречемъ», С.-Пб. 1827 г., въ тип. Воспитательнаго Дома, in 8, XIII и 578 стр. Одну изъ этихъ книгъ, по всей вѣроятности, и читалъ А. Н. Вульфъ.
284
Стр. 149, строка 31 — стр. 150, строка 6. Любопытно, что какъ разъ въ это (приблизительно) время Пушкинъ вспоминалъ: «Въ концѣ 1825 года я часто видѣлся съ однимъ дерптскимъ студентомъ (нынѣ онъ — гусарскій офицеръ и промѣнялъ свои нѣмецкія книги, свое пиво, свои молодые поединки на гнѣдую лошадь и на польскія грязи). Онъ много зналъ, чему научаются въ университетахъ, между тѣмъ какъ мы съ вами выучились танцовать. Разговоръ его былъ простъ и важенъ. Онъ имѣлъ обо всемъ затверженное понятіе, въ ожиданіи собственной повѣрки. Его занимали такіе предметы, о которыхъ я и не помышлялъ. Однажды, играя со мною въ шахматы и давъ матъ конемъ моему королю и королевѣ, онъ мнѣ сказалъ: «Холера — morbus подошла къ нашимъ границамъ и черезъ пять лѣтъ будетъ у насъ». О холерѣ имѣлъ я довольно темное понятіе, хотя въ 1822 году старая молдаванская княгиня, набѣленная и нарумяненная, умерла при мнѣ въ этой [страшной] болѣзни. Я сталъ его разспрашивать. Студентъ объяснилъ мнѣ, что холера есть повѣтріе, что въ Индіи она поразила не только людей и животныхъ, но и самыя растенія, что она желтой [черной] полосою стелется вверхъ по теченію рѣкъ, что по мнѣнію нѣкоторыхъ она зарождается отъ гнилыхъ плодовъ и прочее — все, чему послѣ мы успѣли наслыхаться. Такимъ образомъ, въ дальнемъ уѣздѣ Псковской губерніи, молодой студентъ и вашъ покорнѣйшій слуга, вѣроятно одни во всей Россіи, бесѣдовали о бѣдствіи, которое черезъ пять лѣтъ сдѣлалось мыслію всей Европы».
Стр. 150, строки 7—8. Послѣ того, какъ Бенкендорфъ накричалъ на барона Дельвига и выгналъ его изъ своего кабинета со словами: «Вонъ, вонъ, я упрячу тебя съ твоими друзьями въ Сибирь!» — послѣдовали отставка цензора Семенова и запрещеніе «Литературной Газеты». Только заступничество Блудова спасло «Литературную Газету»: Бенкендорфъ прислалъ своего чиновника заявить барону Дельвигу, что онъ «самъ по нездоровью не можетъ пріѣхать, а прислалъ извиниться въ томъ, что разгорячился при послѣднемъ свиданіи съ Дельвигомъ и что изданіе «Литературной Газеты» будетъ разрѣшено, но только подъ редакціей Сомова, а не Дельвига, такъ какъ уже состоялось Высочайшее повелѣніе о запрещеніи изданія подъ его редакціею» («Мои воспоминанія» барона А. И. Дельвига, т. I, стр. 116).
Стр. 150, строки 8—10. Повидимому, мы имѣемъ дѣло съ опискою А. Н. Вульфа, и слѣдуетъ читать «невѣстою». Какъ бы то ни было, это мѣсто остается очень неяснымъ, такъ какъ мы ничего не знаемъ объ увлеченіи Л. С. Пушкина Н. Н. Гончаровой.
Стр. 154, строки 1—13. «Паризина, Историческая повѣсть Лорда Байрона, вольный переводъ В. Вердеревскаго». С.-Петербургъ.
285
Въ Тип. Департамента Народн. Просвѣщ. 1827, 39 стр., въ 8. Въ 1829 году вышелъ и другой русскій переводъ «Паризины» — И. Карцова. Въ мартѣ 1830 года вышелъ «Димитрій Самозванецъ», историческій романъ, соч. Ѳаддея Булгарина. 4 части. С.-Пб. 1830 г., въ тип. А. Смирдина, in 12, XXVIII и 302, XLI и 301, 362, 517 стр., съ четырьмя гравированными картинками и одною виньеткою. О «Димитріи Самозванцѣ» писалъ въ «Литературной Газетѣ» баронъ Дельвигъ въ 14 №-рѣ (см. собраніе его сочиненій). — «Борскій». Соч. А. Подолинскаго. Санктпетербургъ. Въ Типографіи Х. Гинца. 1829, 8°, 81 стр. Несмотря на то, что Вульфъ какъ будто не соглашается съ оцѣнкою «Литературной Газеты», его отзывы о «Димитріи Самозванцѣ» и «Борскомъ» написаны подъ очевиднымъ вліяніемъ статей барона Дельвига (помѣщенныхъ въ «Литературной Газетѣ»). Вліяніе это легко прослѣдить по слѣдующимъ параллельнымъ выпискамъ изъ статей Дельвига къ указаннымъ строкамъ «Дневника»: «Исторія не пощадила Димитрія Самозванца; его пороки и безразсудность выставлены ею не въ полу-свѣтѣ: зачѣмъ же ужасную память о немъ обременять еще клеветою? Гдѣ, въ какихъ тайныхъ лѣтописяхъ найдено, что онъ былъ шпіономъ у Сапѣги (см. 1-ю часть)? Какое чисто-литературное намѣреніе заставило автора надѣлить его симъ незаслуженнымъ званіемъ? Сколько убійствъ, напоминающихъ дѣла Стеньки Разина (въ особенности утопленіе Калеріи) взведено на него понапрасну!... Борисъ Годуновъ и Василій Шуйскій, два лица, блистающія въ исторіи нашей необыкновеннымъ, гибкимъ умомъ и рѣдкимъ искусствомъ жить съ людьми различныхъ свойствъ, ускользнули совершенно отъ наблюдательности автора. Первый, какъ дитя, передъ всѣми проговаривается, что онъ злодѣй, и какъ дурной актеръ, не знаетъ, что дѣлать съ собою, высказывая имъ затверженную роль. Онъ некстати то встаетъ со стула, то опять садится, подымаетъ голову, опускаетъ ее на грудь и мечетъ туда и сюда руки. А второй едва обрисованъ: это призракъ, это лицо безъ образа. Романъ до излишества наполненъ историческими именами; выдержанныхъ же характеровъ нѣтъ ни одного... Языкъ въ романѣ «Димитрій Самозванецъ» чистъ и почти вездѣ правиленъ; но въ произведеніи семъ нѣтъ слога, этой характеристики писателей, умѣющихъ каждый предметъ, перемысливъ и перечувствовавъ, присвоить себѣ, и при изложеніи запечатлѣть его особенностію таланта». Въ 19 № «Литературной Газеты», разбирая «Нищаго» Подолинскаго, баронъ Дельвигъ высказалъ свое мнѣніе и о «Борскомъ»: «...вторая поэма его «Борскій» обрадовала только журналистовъ, изъ коихъ одинъ объявилъ, что теперь должно учиться стихи писать у г. Подолинскаго, а не у Жуковскаго и Пушкина. Стихи въ
286
«Борскомъ», какъ и въ «Дивъ и Пери», благозвучны, но языкъ еще болѣе небреженъ, а планъ его, какъ извѣстно читателямъ, склеенъ изъ неискусныхъ подражаній двумъ, тремъ поэмамъ любимыхъ нашихъ поэтовъ и законченъ катастрофой собственной выдумки, годной развѣ для модныхъ французскихъ пародій, какова «Le lendemain du dernier jour d’un condamné». Благозвучные стихи безъ мыслей обнаруживаютъ не талантъ поэтическій, а хорошо устроенный органъ слуха»...
Стр. 155, строка 26. Совпаденіе именинъ Евпраксіи и Татьяны и послужило, повидимому, для А. Н. Вульфа поводомъ къ ложному предположенію, высказанному имъ 15-го іюня 1833 года: «любезныя мои сестрицы суть образцы его деревенскихъ барышень, и чуть не Татьяна ли одна изъ нихъ» (Л. Н. Майковъ, «Пушкинъ», стр. 199). По крайней мѣрѣ, семейными преданіями приписывается большая убѣдительность въ отожествленіи баронессы Е. Н. Вревской съ Татьяной «Онѣгина» по совпаденію именинъ Евпраксіи и Татьяны — 12 января.
Стр. 157, строки 7—8. Драма Гюго вышла въ 1828 году: Cromwell. Drame. Par Victor Hugo. Paris. 1828.
Стр. 157, строка 29 — стр. 158, строка 1. См. ниже.
Стр. 158, строки 13—21. Comte Nicolas-François Mollien (1758—1850), государственный дѣятель и писатель. А. Н. Вульфъ читалъ его «Путешествіе въ Колумбію».
Стр. 158, строка 28 — стр. 159, строка 6. Баронъ Дельвигъ не могъ оправиться послѣ грубой выходки Бенкендорфа: «Онъ, всегда хворый и постоянно принимающій лекарства», — разсказываетъ баронъ А. И. Дельвигъ, — «заболѣлъ сильнѣе прежняго, такъ что пользовавшій его докторъ запретилъ ему выходить изъ дома. Нравственное состояніе Дельвига было самое грустное. Онъ впалъ въ апатію, не хотѣлъ никого видѣть, кромѣ самыхъ близкихъ, и принималъ постороннихъ лицъ весьма рѣдко... Здоровье Дельвига въ ноябрѣ и декабрѣ 1830 г. плохо поправлялось. Онъ не выходилъ изъ дома. Только 5-го января 1831 г. я съ нимъ былъ у Сленина и въ бывшемъ магазинѣ казенной бумажной фабрики, нынѣ Полякова, гдѣ Дельвигъ имѣлъ счета. На этихъ прогулкахъ онъ простудился и 11-го января почувствовалъ себя нехорошо... Когда въ этотъ день Дельвигу сдѣлалось хуже, послали за его докторомъ Соломономъ, а я поѣхалъ за лейбъ-медикомъ Арендтомъ. Доктора эти пріѣхали вечеромъ, нашли Дельвига въ гнилой горячкѣ и подающимъ мало надежды къ выздоровленію... 14-го января, придя по обыкновенію въ 8 часовъ вечера къ Дельвигу, я узналъ, что онъ за минуту передъ тѣмъ скончался. Не буду описывать того, до какой степени былъ я пораженъ этою смертію,
287
явленіемъ для меня тогда новымъ, нисколько не ожиданнымъ, — равно страшной скорбью его жены и всѣхъ знавшихъ его близко. 17-го января въ день имянинъ Дельвига были его похороны. Встрѣчавшіеся, узнавъ кого хоронятъ, очень сожалѣли о потерѣ сочинителя пѣсенъ, которыя были тогда очень распространены въ публикѣ. Тѣло Дельвига похоронено на Волковскомъ кладбищѣ. На преждевременной его могилѣ былъ въ ту же весну поставленъ его вдовою памятникъ» («Мои воспоминанія», т. I, стр. 116—117). Сообщаемъ послѣднія, предсмертныя строки барона Дельвига, не вошедшія въ собранія его сочиненій — предисловіе къ стихотворенію М. Д. Деларю «Сонъ и Смерть»: «Самое благородное употребленіе произведеній таланта состоитъ въ посвященіи ихъ пользѣ страждущаго человѣчества. Цѣль эту имѣли въ виду издатели стихотворенія: Сонъ и Смерть, печатая отдѣльно отъ Сѣверныхъ Цвѣтовъ двѣсти экземпляровъ онаго въ пользу бѣдной дворянки, вдовы А. Б. Г—ой, лишенной въ короткое время мужа и трехъ дѣтей, а тѣмъ самымъ утратившей здоровье и всѣ средства къ поддержанію бѣдственнаго существованія своего въ здѣшнемъ мірѣ. Издатели почтутъ себя вполнѣ награжденными за трудъ свой, если соотечественники примутъ участіе въ доставленіи дневного пропитанія несчастной сиротѣ: лучшую же награду за доброе дѣло всякій изъ нихъ вѣроятно найдетъ въ своей совѣсти». Авторство Дельвига удостовѣряется слѣдующимъ свидѣтельствомъ О. М. Сомова: «Выписанныя здѣсь строки изъ Предисловія были прощальнымъ отголоскомъ сердца Поэта, уже кончившаго земное свое поприще. Это послѣднее произведеніе Барона Дельвига, писанное имъ уже въ припадкахъ жестокой болѣзни, за нѣсколько дней до кончины. И въ тяжкія минуты страданія, онъ готовъ былъ протянуть ослабѣвшую руку свою на облегченіе страждущихъ» («Литературная Газета» 1831 г., т. III, № 4, стр. 33). — Оцѣнка, произведенная Вульфомъ поэзіи Дельвига, вполнѣ совпадаетъ (въ главныхъ чертахъ) съ общимъ судомъ современниковъ, выше всего ставившихъ въ поэзіи Дельвига его «народные» романсы и пѣсни. Образцомъ такихъ сужденій (и притомъ лучшимъ образцомъ) можетъ служить критика И. В. Кирѣевскаго: «Дельвигъ писалъ немного и печаталъ еще менѣе; но каждое произведеніе его дышетъ зрѣлостью поэтической мечты и докончанностью классической отдѣлки. Его подражанія древнимъ, болѣе чѣмъ всѣ Русскіе переводы и подражанія, проникнуты духомъ древней простоты, Греческою чувствительностью къ пластической красотѣ и древнею, дѣтскою любовью къ чистымъ идеаламъ чувственнаго совершенства. Но та поэзія, которою исполнены Русскія пѣсни Дельвига, ближе къ Русскому сердцу; въ этихъ пѣсняхъ отзывается гармоническимъ отголоскомъ задумчивая грусть и поэтическая
288
простота нашихъ Русскихъ мелодій» (Соч. И. В. Кирѣевскаго, подъ редакціей М. О. Гершензона, М. т. II, стр. 56).
Стр. 159, строки 14—18. Баронесса Софія Михайловна Дельвигъ успокоилась довольно скоро: уже черезъ полгода она вышла замужъ за Сергѣя Абрамовича Боратынскаго, брата поэта.
Стр. 161, строки 30—32. Записки начальника Парижской тайной полиціи Видока вышли въ Парижѣ въ 1828—1829 гг., въ 4-хъ томахъ, подъ заглавіемъ: «Mémoires de Vidocq, chef de police de sûreté»... (см. замѣтку Пушкина въ 20 № «Литературной Газеты» о Запискахъ Видока, направленную противъ Булгарина).
Стр. 162, строки 23—26. «Юрій Милославскій, или Русскіе въ 1612 году»; соч. М. Н. Загоскина. 3 части. М., въ Т. Степанова. 1829 (въ 1830 году вышли 2 и 3 изданія). — «Поѣздка въ Германію. Романъ въ письмахъ, изданный Николаемъ Гречемъ». 2 части. С.-Пб., въ Т. Греча. 1831 г.
Стр. 166, строки 4—6. Въ «Сѣверной Пчелѣ» О. И. Сенковскій печаталъ свой переводъ юмористическо-этнографическаго романа Моріера: «Хаджи-Баба-Испагани въ Персіи и Турціи». Переводъ Сенковскаго значительно удаляется отъ подлинника.
Стр. 170, строка 33 — стр. 171, строка 13. А. Н. Вульфъ получилъ два письма отъ Е. Н. Вульфъ — отъ 7 мая и отъ 5 іюля. Въ первомъ изъ этихъ неизданныхъ писемъ (которое Е. Н. писала вмѣстѣ со своимъ женихомъ) Е. Н. Вульфъ говоритъ: «Неизвѣстность о тебѣ, мой Ангелъ, отравляетъ самыя пріятнѣйшія минуты моей жизни. Ты вѣрно удивился переменѣ моихъ выраженій, и намѣсто черныхъ мыслей, которыми всегда были полны мои письма, я тебѣ говорю о моемъ счастьѣ. Мнѣ самой ето кажется странно. Я немогу привыкнуть къ моему благополучію: мнѣ все кажется, что я его не стою. И одно объ чѣмъ прошу я Бога, чтобъ, узнавши меня болѣе, Борисъ не нашелъ бы меня хуже, чѣмъ я ему теперь кажусь: ето бы было и для него, и для меня ужасно. Черныя мысли объ будущемъ тоже изчезли. Оно мнѣ теперь кажется прекраснымъ, потому что цѣль моей жизни будетъ счастье цѣловѣка, котораго я, можетъ быть, и не стою, и которой гораздо лутче меня. Вотъ, моя прелесть, какъ все переменяется: недѣлю тому назатъ я не думала и даже не желала быть счастливой въ етомъ мірѣ, а теперь отказаться отъ моего счастья мнѣ невозможно, ето бы было сверхъ силъ. — Я надѣюсь, что мы теперь скоро увидимся, моя радость! Это непрѣменно нужно для моего совершеннаго благополучія. Я бы очень желала, чтобъ ты встрѣтился и познакомился съ будущимъ моимъ деверемъ Павломъ Александровичемъ; я увѣренна, что ты его полюбишъ, — онъ очень милъ. Нашъ
289
Миша Богъ весть гдѣ, подъ чьимъ то онъ проповидѣльствомъ (sic!) теперь? Ты увидишь по моему письму, въ какомъ безпоряткѣ теперь моя голова. Прощай, моя прелесть, дай Богъ, чтобъ ты возвратился совершенно здоровымъ послѣ 14 Апреля. Признаюсь, что я бы лутче желала, чтобъ тебѣ неудовалось быть не на одномъ сраженіи: мое сердце было бы гораздо спокойнѣе. Кат. Вель[яшева] тебѣ много милова пишетъ, но я ничего не помню. Тебѣ надо теперь самому завести съ ней переписку, а то я, можетъ быть, буду неисправна. Прощай еще разъ, моя прелесть.
Твоя Е. В.
Сашинька тебѣ отъ того не пишетъ, что ты увѣренъ, вѣрно, что она тебя любитъ и не хочетъ повторять одно и тоже».
5-го іюня Е. Н. Вульфъ писала: «Твое письмо отъ 8 мая очень мило. Я его получила при Борисѣ, и оно меня немного сконфузило: я поневолѣ должна была улыбаться, и мнѣ было жаль, что я его не могла показать ему. Я надѣюсь, что ты уже получилъ наши рекомендательныя письма. Ето тебѣ, я думаю, было сюрпризомъ; ты неожидалъ, я думаю, чтобъ такъ скоро ето все случилось. Теперь ты можешь на вѣрное пріѣхать въ Сентебрѣ и вѣроятно найдешь меня за мужемъ, потому что Борисъ торопитъ Маминьку и никакъ долѣе Іюля не хочетъ ждать свадьбы. Маминька хлопочетъ. Бѣдная! ей хотѣлось бы все мое приданное прежде приготовить, но ето будетъ теперь невозможно. Мнѣ досадно, что моя свадьба ей такъ много хлопотъ надѣлаетъ: я бы желала, чтобъ все ети приготовленія дѣлали удовольствіе, а не огорчали бы ее. Ето дурное предвестіе моему супружеству! Видно мнѣ не сужденно знать, что такое земное счастіе... Теперь я прощаюсь съ пріятными воспоминаніями и вѣрю Пушкину, что все, что пройдетъ, то будетъ мило, — теперь я привыкла не много слушать, когда назначаютъ день моей свадьбы, а прежде мнѣ такъ было грустно объ ней слышать, что я насилу могла скрывать свои чувства. По моему описанію моего суженнаго ты долженъ имѣть странное объ немъ понятіе, но онъ теперь совсѣмъ другой. Сестра и Сашинька находятъ его даже очень милымъ, а послѣдняя его очень любитъ. Онъ точно меня увѣряетъ, que mon séjour à Pskow étoit un suplice pour lui; если ето правда, то можно извинить ему, что онъ кромѣ о газетахъ не находилъ ничего говорить. — Дай Богъ, чтобъ наше желаніе исполнилось, и чтобъ мы могли тебя обнять ету осень. Я очень рада, что ты не присоединился къ дѣйствующей Арміи, — покрайнѣй мѣрѣ, мы будемъ спокойны на твой счетъ. Борису очень хочется тебя скорѣе узнать. Я увѣренна, что ты его тоже очень полюбишь; онъ, право, очень милъ, въ немъ только одинъ порокъ, что нетѣрпеливъ, какъ избалованой ребенокъ. Я ему ето часто говорю, но ничто не помогаетъ. Прощай, моя радость, дай Богъ, чтобъ счастье тебя
290
никогда не оставляло. — Когда-то я дождусь того времени, что мы не будемъ разлучаться на такое долгое время. Я провела ету весну слишкомъ смутно, чтобъ она была пріятною. Съ 27 Апрѣля я все въ ожитаціяхъ, и мое здоровье отъ етого тѣрпитъ. Моя работа досталась Козляинову, а Пальчиковъ отнялъ у него». — Свадьба Е. Н. Вульфъ состоялась 8 іюля 1831 года. Е. Н. дѣйствительно нашла свое счастье въ замужествѣ, о чемъ говорятъ всѣ многочисленныя письма ея къ брату. Женихъ Е. Н. Вульфъ — баронъ Борисъ Александровичъ Вревскій (род. 29 ноября 1805, умеръ 17 декабря 1888 года), сынъ князя Александра Борисовича Куракина, который не могъ передать дѣтямъ своей фамиліи. — Анна Николаевна Вульфъ не смогла сообщить своему брату скоро такой же «пріятной новости» о Сашенькѣ: Александра Ивановна Осипова вышла замужъ только 5 февраля 1833 года — за Псковскаго полиціймейстера, подполковника Петра Николаевича Беклешова. Бракъ падчерицы П. А. Осиповой былъ несчастливъ: А. И. Беклешова бѣдствовала и «развлекалась» и въ Псковѣ, и въ Тригорскомъ, и въ Новой Ладогѣ, и въ Минской губерніи, семейная же ея жизнь была похожа на адъ... Такъ, напр., писала о ней М. И. Осипова Вульфу (16 ноября 1843 года): «На дняхъ, т. е. дни три тому назадъ, отправилась Сашинька съ дѣтьми и своимъ супругомъ въ свою деревню. Она прожила здѣсь пять дней. Ети пять дней я прожила съ нею. Етаго короткаго времени достаточно было, что бы понять весь ужасъ ея существованія. Онъ съ нею иначе не говоритъ, какъ бранясь такъ, какъ бы бранился самой злой мужикъ. Дѣти, разумѣется, ее ни во что не ставятъ, ето рѣшительно адъ. Вотъ увѣряютъ, что хорошее воспитаніе не нужно для супружескаго счастія: сталъ ли бы благовоспитанный человѣкъ браниться, какъ ямщикъ?»...
Стр. 195, строка 32 — стр. 196, строка 22. Вульфъ тѣмъ болѣе могъ раскаиваться въ своемъ поступкѣ, что черезъ 4 мѣсяца, возвращаясь изъ отпуска, онъ нашелъ Михаила Николаевича Вульфа въ Брестъ-Литовскѣ «чрезвычайно слабымъ, до высшей степени изнуреннымъ болѣзнью». 12-го іюня 1832 года А. Н. Вульфъ записываетъ въ своемъ дневникѣ: «Вчера получилъ я прискорбное извѣстіе о кончинѣ брата Михаила, послѣдовавшей 2-го числа прошлаго мѣсяца, въ тотъ самый день, въ который Гаврило написалъ мнѣ, что онъ опасно заболѣлъ. Бѣдный братъ! Для чего онъ родился? Развѣ для того, чтобы перенести столько страданій! А мы зачѣмъ живемъ? Мнѣ больно, что обстоятельства не позволили мнѣ еще разъ его увидѣть: его умирающій взоръ не встрѣтилъ ни одного родного, послѣдній часъ его былъ столь же печаленъ, какъ и вся его жизнь. Будетъ ли онъ утѣшенъ тамъ, гдѣ, говорятъ, уравновѣсятъ наше бытіе?» (Л. Н. Майковъ, «Пушкинъ», стр. 179).
291
Стр. 199, строки 17—21. А. Н. Вульфъ выѣхалъ въ Тригорское 22 января 1832 года. «Вольныя сыны воинственныхъ Славянъ» — выраженіе Языкова въ посланіи Пушкину «Тригорское»:
Въ странѣ, гдѣ вольные живали Стр. 199, строки 22—23. Извѣстный вельможа князь Александръ Борисовичъ Куракинъ, какъ на то указываютъ бумаги Вревскаго архива, весьма серьезно занимался историческими и генеалогическими разысканіями.
Стр. 199, строки 24—25. «Меньшія сестры» — Марія Ивановна Осипова и Екатерина Ивановна (впослѣдствіи Фокъ). Старшей изъ нихъ — Маріи Ивановнѣ — въ то время шелъ двѣнадцатый годъ.
Стр. 199, строки 28—32. Валеріанъ Николаевичъ Вульфъ, младшій братъ А. Н., родился 22 мая 1812 (въ Берновѣ), умеръ 13 марта 1845 года (въ Голубовѣ).
Стр. 200, строки 4—5. Богатая библіотека бароновъ Вревскихъ, которою пользовался и Пушкинъ, сохраняется въ отличномъ (сравнительно) порядкѣ до настоящаго времени въ Голубовѣ. Въ 1910 году намъ удалось пересмотрѣть и описать всю библіотеку, содержащую въ себѣ около трехъ тысячъ томовъ.
Стр. 200, строка 14. Продолженіе дневника Вульфа напечатано въ сборникѣ Л. Н. Майкова «Пушкинъ»: «А. Н. Вульфъ и его дневникъ» (стр. 162—222).
————
Сноски к стр. 249 1) Зиму 1828 года А. П. Кернъ жила въ одномъ домѣ съ Дельвигами, и потому понятно, что Пушкинъ часто навѣщалъ ее. Сноски к стр. 273 1) Плетнева. — М. Г. Сноски к стр. 274 1) См. выше объявленіе «Литературной газеты» М. Г. Сноски к стр. 279 1) Курсивъ нашъ — М. Г. 2) Курсивъ нашъ: аристократизмъ «Литературной Газеты» постоянно высмѣивали «Московскій Телеграфъ» и «Сѣверная Пчела». М. Г.
Отваги юношеской жаръ,
Сердечный гласъ вражды и мести
И неизбѣжный твой ударъ!
За Русь, товарищъ, за свободу
Еллады пламенныхъ сыновъ,
На громъ бойницъ, въ огонь и въ воду
Пойдешь ты, силенъ и суровъ.
Гулялъ на праздникѣ мечей
И вырвалъ дланью вдохновенной
Побѣду родинѣ своей!
Свѣтла кончина боевая!
Блаженъ, кто очи затворилъ,
Послѣднимъ взоромъ провожая
Побѣгъ и казнь противныхъ силъ!
Уже зардѣлась величаво
Высокихъ подвиговъ заря,
Шумятъ Суворовскою славой
Знамена Рускаго царя,
Да вновь страшилищу Стамбула
Напомнятъ наши торжества
Пожаръ Чесьмы, чугунъ Кагула
И Руси грозныя права!
Дай руку мнѣ! Во дни былые,
Въ кругу внимательныхъ друзей,
Я воспѣвалъ пиры лихіе
Кипучей младости твоей:
Я стану пѣть твои побѣды,
Восторгомъ веселъ огневымъ,
И бурныхъ юношей бесѣды
Наполню именемъ твоимъ!
Какъ сладострастная мечта,
Свѣтла, полна очарованья
Твоя дѣвичья красота;
Ланитъ и персей жаръ и нѣга
Живыя груди, блескъ очей
И волны вѣтреныхъ кудрей....
О другъ! ты Альфа и Омега
Любви возвышенной моей!
Съ минуты нашего свиданья
Мои пророческіе сны,
Мои кипучія желанья
Всѣ на тебя устремлены!
Предайся мнѣ: любви забавы
Я пѣснью звучной воспою
И окружу лучами славы
Младую голову твою.
Тобой узналъ я, какъ сильна,
Какъ восхитительна Киприда,
И какъ торжественна она.
Ланитъ и персей жаръ и нѣга,
Живыя груди, блескъ очей,
И волны вѣтренныхъ кудрей...
Съ минуты перваго свиданья
Мои кипучія желанья,
Мои пророческіе сны,
Всѣ на тебя устремлены;
Предайся мнѣ; любви забавы
Я пѣснью громкой воспою
И окружу лучами славы
Младую голову твою!
Душою страстной я любилъ,
Кому поэзіи прекрасной
Я пѣсни первыя дарилъ,
Я отрекаюсь отъ закона
Твоихъ очей и томныхъ устъ
И отдаю тебя на хлюстъ
Учебной ротѣ Геликона!
Мы лежали, а вдали
Двухъ костровъ живыя волны
Разливались и росли;
Мы смотрѣли яркимъ окомъ
Буйно-смѣлы, легкимъ скокомъ
Пролетали чрезъ огни!
Въ насъ кипѣла, въ насъ бурлила
Чистыхъ, гордыхъ и святыхъ!
Помнишь ли, какъ нѣжно-пылки,
Въ честь божественной, вдвоемъ
Хохотъ, споръ и крикъ... но вотъ
На лазурный неба сводъ,
Мѣсяцъ пышно возстаетъ;
Всѣ уйдутъ и я на ложе
Повергаюсь въ тишинѣ —
И надежда: завтра тоже,
Усладительна ли мнѣ?...
Мы ей на зло другъ въ другѣ все имѣли:
Любовь, и лѣнь, и нѣгу, и покой;
Развеселясь, въ забвеньи сердца пѣли
И, дружества твердя обѣтъ святой,
Безтрепетно въ глаза судьбѣ глядѣли...
Всегда я твой! судьей души моей
Ты долженъ быть и въ ведро, и въ ненастье...
Сладка была она, хмельна;
Ее вы сами разливали, —
И горячо пилась она!
Стаканы быстро подымались
Къ веселымъ юношей устамъ
И звонко, звонко цѣловались,
Сто разъ звѣня привѣты вамъ!....
Примите жъ нынѣ мой поклонъ
За восхитительную сладость
Той жженки пламенной, за звонъ,
Какимъ звучали тѣ стаканы
Вамъ похвалу; за чистый хмель,
Какимъ въ ту пору были пьяны
У васъ мы ровно шесть недѣль,
Поклонъ за то, что и понынѣ,
Въ моей болѣзненной кручинѣ,
Я вѣрно, живо помню васъ
И взглядъ радушный и огнистый
Побѣдоносныхъ вашихъ глазъ,
И ваши кудри золотисты,
На пышныхъ склонахъ бѣлыхъ плечъ,
И вашу сладостную рѣчь,
И ваше сладостное пѣнье,
Тамъ, у окна, въ виду пруда...
Ахъ! помню, помню и волненье,
Во мнѣ кипѣвшее тогда!...
Изъ розъ веселыхъ заплетайте
Себѣ торжественный вѣнецъ —
И впредь у насъ не разрывайте
Ни мадригаловъ, ни сердецъ.
За нимъ строй рюмокъ узкихъ, длинныхъ,
Подобно таліи твоей,
Зизи, кристалъ души моей,
Предметъ стиховъ моихъ невинныхъ,
Любви приманчивый фіалъ,
Ты, отъ кого я пьянъ бывалъ...
Возвратомъ нѣжности твоей!...
Ужъ я не вѣрю увѣреньямъ,
Ужъ я не вѣрую въ любовь...
Въ душѣ моей одно волненье,
А не любовь пробудишь ты! (Сочиненія Боратынскаго, т. I, стр. 31).
Лицею прокричавъ ура,
Прощайте, братцы: мнѣ въ дорогу,
А вамъ въ постель уже пора.
Ноги скверны.
36 Сей образъ, видящійся тамъ;
39 Намъ предстоящая въ лучахъ,
46 Но... здѣсь... въ молчаньи ночи... я
47 Сходящій Ангеломъ на землю
48 Утѣшный, сладкій голосъ внемлю:
52 Сей прахъ разрушенной Царицы
64 Она жива, чиста, свѣтла,
68—69 Съ невыразимымъ умиленьемъ,
Съ любовію, съ боготвореньемъ,
73 За всю отчизну говорить,
Въ одеждѣ бѣлой и съ бѣлою розою
На нѣжныхъ персяхъ, дыханьемъ легкимъ
Колеблемыхъ;
Вѣнокъ увядшій, свирѣль семиствольная
И посохъ — дѣву являли пастушкою;
Она сидѣла предъ урною изливающей
Источникъ свѣтлый, Дріадъ омовеніе... —
Мой добрый другъ, возпѣтый мной,
Лихой гусаръ, родному краю
Слуга мечемъ и головой.
Христолюбиваго поэта
Надежду грудью оправдай,
Рубись — и царство Магомета
Неумолимо добивай!
И лугъ прибрежный, и кругомъ
Старинныхъ липъ густые своды,
И яркій мѣсяцъ надъ прудомъ.
Туда, веселые, бывало
Ватаги вольницы удалой
Сходились, дружнымъ торжествомъ
Знаменовать свой день великой:
Кипѣли звуки пѣсни дикой,
Стекло сшибалось со стекломъ;
Костеръ бурлилъ и разливался
И лѣсъ угрюмый пробуждался,
Хмельнымъ изпуганный огнёмъ!
Ученыхъ юношей гульба,
Когда въ порфиру облачилась
Россіи новая судьба.
Бренчали бубны боевые,
Свисталъ пронзительный гобой:
Подъ ладъ ихъ, бурный и живой,
На удивленной мостовой
Вертѣлись пляски круговыя;
Подобно лону гнѣвныхъ водъ
И любопытныхъ тѣсный сходъ
Смотрѣлъ съ улыбкой сладострастной,
Какъ Бахусъ потчивалъ прекрасной
Свой разыгравшійся народъ...
Мы веселились за одно,
Любили жизни тароватой
Проходы, пѣсни и вино;
Я помню, пламенной душою
Ты восхищался, какъ тогда
Возсіявала надо мною
Надеждъ возвышенныхъ звѣзда;
Какъ, рано славою замѣченъ,
Въ раздольи вольнаго житья,
Гулялъ студенчески безпеченъ,
И съ лирой мужествовалъ я!
Ты повѣрялъ мои желанья,
Путеводилъ мои мечты,
Первоначальныя созданья,
Мою любовь лелѣялъ ты....
Чего жъ они не замѣняютъ?
Она холодностью даритъ.
Поэтъ, любимый небесами!
Ты вѣкъ нашъ на зарѣ своей
Кто выразитъ тебя сильнѣй
Природы блескъ и чувства сладость,
Восторгъ любви и сердца радость,
Тоску души и пылъ страстей?
Кто не дивится вдохновеньямъ,
Игривой юности мечтамъ,
Свободной мысли выраженьямъ,
Которыя ты предалъ намъ!
Въ неподражаемой картинѣ
Ты намъ Кавказъ изобразилъ,
И дѣву горъ, и плѣнъ въ чужбинѣ,
Черкесовъ жизнь въ родной долинѣ
Волшебной кистью оживилъ;
Дворецъ и садъ Бахчисарая,
Фонтанъ любви, грузинки месть,
Изъ края въ край, не умолкая
Гласятъ поэту славы вѣсть.
Одно... Но гдѣ же совершенство?
Въ лунѣ и солнцѣ пятна есть!
.......................
.......................
Несправедливъ твой приговоръ;
Но порицать тебя не смѣемъ:
Мы генію простить умѣемъ —
Молчанье выразитъ укоръ.
Я взглянулъ на небеса
И воспомнилъ ваши взоры,
Ваши синіе глаза.
За мной вились толпой игривой,
Сопровождалъ мой бѣгъ ретивый.
Я ѣхалъ прочь: иные сны...
Душѣ влюбленной грустно было,
И мѣсяцъ съ лѣвой стороны
Сопровождалъ меня уныло.
Мечтанью вѣрному въ тиши
Такъ предаемся мы, поэты:
Такъ суевѣрныя примѣты
Согласны съ чувствами души.
Сопровождалъ меня уныло
Когда не буду я повѣшенъ,
То буду я у вашихъ ногъ
Въ тѣни украинскихъ черешенъ.
Скорѣе далѣе... Теперь
Мелькаютъ мелькомъ, будто тѣни,
Предъ нимъ Валдай, Торжокъ и Тверь.
Тутъ у привязчивыхъ крестьянокъ
Беретъ три связки онъ баранокъ...
Ноги скверны.
Какъ въ лѣсу, порою тьмы,
Праздникъ молодости вольной
Вмѣстѣ праздновали мы?
Хмѣля сладостнаго полны,
Мы лежали, а вдали
Двухъ костровъ живыя волны
Разливались и росли;
Мы смотрѣли яркимъ окомъ
На товарищей... и т. д.
Уже веселые и шумные виномъ,
Уже пѣвучіе и свѣтлые, кругами
Сидѣли у стола, построеннаго нами?
Уже въ торжественный и дружескій нашъ хоръ
Порой заносчивый врывался разговоръ;
Уже, осушены за Русь и сходки наши,
Высоко надъ столомъ состукивались чаши,
И, разомъ кинуты всей силою плеча,
Скакали по полу, дробяся и бренча;
Восторгъ, привѣты, споръ, и крикъ, и рукожатья!
Разгуливались мы, товарищи и братья!....
Языкъ живой употребилъ... (т. I, стр. 114).
Już widać zdala: kopie się przez śniegi
Kilku podróżnych... Konrad! Nasi wodze!
Jakże ich witać? zwycięzce, czy zbiegi?
Gdzie reszta pułków?... Konrad wzniósł prawicę,
Ach! sam ich widok zdradził tajemnicę!
Biegą bezładnie, w zaspach śniegu toną;
Walą się, depcą, jak podłe owady,
W ciasnem naczyniu ginące pospołu;
Pną się po trupach, nim nowe gromady
Dźwignionych znowu potrącą do dołu,
Ci jeszcze wleką odrętwiałe nogi,
Ci w biegu nagle przystygli do drogi,
Lecz ręce wznoszą i stojące trupy
Wskazują w miasto, jak podróżne słupy.
Lud wybiegł z miasta strwożony, ciekawy,
Lękal się zgadnąć i o nic nie pytał,
Bo całe dzieje nieszczęsnej wyprawy
W oczach i twarzach rycerzy wyczytał.
Nad ich oczyma mroźna śmierć wisiała,
Harpia głodu ich lica wyssała.
Tu słychać trąby litewskiej pogoni,
Tam wicher toczy kłąb śniegu po błoni,
Opodal wyje chuda psów gromada,
A nad głowami krążą kruków stada.
Wszystko zginęło! Konrad wszystkich zgubił!...
Какъ вялой стихъ, какъ Мельпомена
Ростовцева иль Княжнина («П. А. Осиповой». Изд. Сув., т. I, стр. 150—152).
Вы не всегда въ моемъ карманѣ?
Теперь Христово Рождество
И веселятся христіане;
А я одинъ, я чуждъ всего,
Что мнѣ надежды обѣщали:
Мои мечты — мечты печали,
Мои финансы — ничего!
Пью отраду и веселье;
Безъ тебя я жадно ѣмъ
Фабрики твоей издѣлье.
Ты такъ сладостна мила!
Люди скажутъ: «Небылица,
«Чтобъ тебя подъ часъ могла
«Мнѣ напоминать горчица».
Безъ горчицы всякій столъ
Мнѣ теперь сухоѣденье:
Честолюбцу льститъ престолъ,
Мнѣ жь — горчичницей владѣнье.
Но угодно такъ судьбѣ,
Ни вдова ты, ни дѣвица,
И моя любовь къ тебѣ
Послѣ ужина горчица.
Ни словомъ ласковымъ, ни взоромъ
Не подружитъ меня со вздоромъ
Моя почтенная любовь.
Смѣшонъ и юноша степенный,
Мнѣ сила мысли измѣнила,
Мое мечтанье безъ огня!
Я позабылъ о свѣтломъ небѣ;
Презрѣнной, дольной суетой
Исполненъ духъ упадшій мой.
Такъ, о судьба! мірской потребѣ
Ты предаешь сосудъ святой.
Смугла, какъ дикая цыганка
И какъ затворница блѣдна;
Но мнѣ коварная смуглянка
Какъ память юности мила!
Она жива, стройна какъ Геба,
Ея улыбка весела
Какъ видъ безоблачнаго неба.
Какъ свѣжи у нея уста!
Какъ томный взоръ ея сверкаетъ,
Когда его любви мечта
Огнемъ желанья освѣщаетъ!
Какъ жемчугъ блещетъ рядъ зубовъ,
Какъ смоль чернѣютъ кудрей волны
И голосъ, райскихъ звуковъ полный
Въ ней все меня обворожаетъ:
Ея игривый, смѣлый умъ
Какой то странностью плѣняетъ
И быстрой смѣсью важныхъ думъ
И дѣтскихъ мыслей увлекаетъ.
Рѣзва, задумчива, нѣжна,
Добра, лукава, холодна;
То горделива, какъ свобода,
То вдругъ послушна, какъ раба,
То непритворна, какъ природа,
То непонятна, какъ судьба,
Она, искуствомъ обладая
Ежеминутно новой быть,
Умѣетъ сердце изтомить,
Себя по волѣ измѣняя.
За то давно молва прошла,
Что будто Фея молодая,
Земныя страсти покидая,
Ей власть и прихоть отдала;
И съ той поры красой могучей
Всѣ (sic!) дышетъ и плѣняетъ въ ней
И страстью жаркой и кипучей
Волнуетъ миръ души моей.
Я все, что носить (sic!) имя счастья
И жизнь мою готовъ отдать
Чтобъ на груди ея узнать
Взаимный трепетъ сладострастья,
Чтобъ въ бѣглыхъ, пламенныхъ словахъ
Услышать робкое признанье
И питъ (sic!) на розовыхъ устахъ
Ея душистое лобзанье.
Перенесли мы на толкучій рынокъ.
И тамъ себѣ мы возимся въ грязи,
Торгуемся, бранимся такъ, что любо....
(Презрѣнной прозой говоря)
Въ деревнѣ скучно, грязь, ненастье...
Сыны воинственныхъ славянъ...