38

Празднованіе Лицейскихъ годовщинъ при Пушкинѣ и послѣ него1).

Извѣстія о „лицейскихъ годовщинахъ“ и ихъ празднованіи I-мъ курсомъ во времена Пушкина, на основаніи современныхъ сохранившихся бумагъ и протоколовъ, сгруппированы въ статьяхъ старѣйшихъ бытописателей лицейской старины В. П. Гаевскаго и Я. К. Грота2).

Писавшій о томъ еще при жизни многихъ товарищей Пушкина, по случаю 50-лѣтія Лицея (въ 1861 г.), Гаевскій имѣлъ въ рукахъ наиболѣе источниковъ изъ лицейскаго архива и обнародовалъ изъ нихъ все главное и существенное. Тѣми же почти матеріалами, дошедшими до него, однако же, уже не въ полномъ объемѣ, воспользовался Я. К. Гротъ, передавшій, впрочемъ, кое-что подробнѣе и сдѣлавшій еще нѣкоторыя добавленія въ своемъ разсказѣ.

Здѣсь мы намѣрены объединить всѣ имѣющіяся объ этихъ годовщинахъ извѣстія въ систематическомъ (хронологическомъ) порядкѣ, дополнивъ ихъ изъ дошедшихъ

39

до насъ бумагъ еще нѣсколькими новыми, не вошедшими въ прежнія сообщенія, подробностями и чертами изъ Пушкинскаго времени, а равно и нѣкоторыми документами о послѣдующихъ лицейскихъ годовщинахъ, какъ ихъ праздновали товарищи Пушкина и старѣйшіе курсы послѣ его кончины.

I.

Безъ сомнѣнія, обычай вспоминать день открытія Лицея (19 октября 1811 г.) ежегодной сходкой на скромную товарищескую пирушку установился у воспитанниковъ I курса непосредственно по выходѣ изъ Лицея (въ 1817 г.), такъ какъ навѣрно и въ стѣнахъ Лицея они привыкли по своему чествовать этотъ день. Но о первыхъ годовщинахъ, съ 1817 по 1822 г., мы свѣдѣній не имѣемъ. Пушкинъ оставилъ Петербургъ весной 1820 г. и послѣ того впервые посѣтилъ столицу лишь весной 1827 г., такъ что въ собраніяхъ этой эпохи не могъ участвовать.

Первыя письменныя воспоминанія о празднованіи дня 19 октября относятся къ 1822 году. Первенцы Лицея собирались въ эту эпоху въ день 19 октября вечеромъ то у одного, то у другого товарища и за дружеской трапезой и жжёнкой проводили долгіе часы въ задушевной бесѣдѣ, воспоминаніяхъ о лицейскихъ годахъ и о пережитомъ въ стѣнахъ Лицея и въ пѣніи лицейскихъ пѣсенъ и своихъ импровизацій. Такъ какъ эти вечернія пирушки обыкновенно очень затягивались, то впослѣдствіи, когда участники ихъ, достигнувъ почтенныхъ лѣтъ, по состоянію ли здоровья, или по обязанностямъ службы, нерѣдко принуждены были манкировать, ужины были замѣнены съ 1835 г. обѣденными собраніями, тоже происходившими всегда у одного изъ товарищей и имѣвшими поэтому все такой же семейный характеръ.

И такъ, въ 1822 г. собрались у Илличевскаго, по свидѣтельству Гаевскаго (самаго протокола не сохранилось),

40

15 человѣкъ1). Были пѣты сочиненные лицейскими поэтами куплеты (Илличевскаго и Дельвига).

Изъ экспромпта перваго, справедливо признаннаго очень слабымъ, былъ напечатанъ лишь одинъ (третій) куплетъ. Такъ какъ для исторіи важнѣе содержаніе, чѣмъ поэтическія достоинства, то мы приводимъ его цѣликомъ:

Съ тѣхъ поръ, какъ мы лицейски стали,
Одиннадцать ужъ лѣтъ прошло,
Но октября не миновали
Мы 19-то число.

Такъ этотъ день на сердцѣ вѣчно
Останется у насъ, друзья,
Родные братья мы конечно
И нашъ лицей одна семья.

Здѣсь всѣ мы: изъ Литвы, Сибири,
Изъ-за Бухаріи степей,
Такъ нынѣ на моей квартирѣ
Возобновляется лицей.

Доколѣ сердце въ насъ свободно
И чести внятенъ строгій гласъ,
Дадимъ же руки ежегодно
Мы освящать сей день межъ насъ.

41

А вотъ и слѣдующій за этимъ экспромптъ Дельвига:

Что Илличевскій не въ Сибири,
Съ шампанскимъ кажетъ намъ бокалъ,
Ура друзья! Въ его квартирѣ
Для насъ воскресъ лицейскій залъ.

Какъ пѣсни пѣть не позабыли
Лицейскаго мы Мудреца,
Дай Богъ, чтобъ такъ-же сохранили
Мы скотобратскія сердца.

Пушкинъ въ это время былъ на югѣ, въ Кишиневѣ, и навѣрно не забылъ 19-го числа.

1823 годъ. О лицейской годовщинѣ этого года не сохранилось письменныхъ воспоминаній, но есть основаніе думать, что она справлялась подобнымъ же образомъ1). Пушкинъ проводилъ этотъ день въ Одессѣ.

О годовщинѣ въ 1824 г., къ сожалѣнію, уже не дошедшія до насъ письменныя свидѣтельства были еще въ рукахъ у В. П. Гаевскаго. Онъ сообщаетъ, что на сходкѣ на квартирѣ у жившихъ вмѣстѣ Вольховскаго, Стевена и Яковлева было рѣшено: въ 1827 г., въ десятилѣтіе со дня выпуска, праздновать серебряную дружбу, а по прошествіи 20 лѣтъ — золотую. Но впослѣдствіи предположеніе это было забыто, а въ годъ 20-лѣтія не стало и Пушкина. Въ заключеніе ужина Дельвигъ сочинилъ экспромптъ, пропѣтый тутъ же хоромъ на голосъ извѣстной пѣсни Коцебу: „Es kann doch nicht immer so bleiben“:

Семь лѣтъ пролетѣли, но, дружба,
Ты та же у старыхъ друзей:
Все любишь лицейскія пѣсни,
Все сердцу твердишь про лицей.

42

Останься жъ вѣкъ нашей хозяйкой,
И долго въ сей день собирай
Друзей, не старѣющихъ сердцемъ,
И имъ старину вспоминай.

Пушкинъ въ этомъ году проводилъ 19 октября уже у себя въ Михайловскомъ1).

1825 годъ. Въ этомъ году Пушкинъ жилъ еще въ Михайловскомъ и написалъ тамъ свою первую „Лицейскую годовщину“, знаменитые чудные стихи: „Роняетъ лѣсъ багряный свой уборъ“, всецѣло обращенные къ далекимъ товарищамъ, собравшимся въ этотъ день на обычную пирушку.

Вспомнимъ не вошедшій въ окончательную редакцію стиховъ и сохранившійся въ рукописи 2-ой куплетъ:

Товарищи, сегодня праздникъ нашъ;
Завѣтный срокъ! сегодня тамъ, далече,
На пиръ любви, на сладостное вѣче
Стеклися вы. При звонѣ мирныхъ чашъ
Вы собрались, мгновенно молодѣя,
Усталый духъ въ минувшемъ обновить,
Поговорить на языкѣ Лицея
И съ жизнью вновь свободно пошалить.

А вотъ и столь извѣстный 17-й куплетъ:

Пируйте же, пока еще мы тутъ!
Увы, нашъ кругъ часъ отъ часу рѣдѣетъ,

43

Кто въ гробѣ спитъ, кто дальный сиротѣетъ;
Судьба глядитъ, мы вянемъ; дни бѣгутъ;
Невидимо склоняясь и хладѣя,
Мы близимся къ началу своему...
Кому жъ изъ насъ подъ старость день Лицея
Торжествовать придется одному?

Товарищи Пушкина собрались въ этотъ день — не знаемъ у кого, быть можетъ тамъ же, гдѣ и въ предыдущемъ году. В. П. Гаевскій, неизвѣстно откуда, почерпнулъ извѣстіе, что на этотъ разъ въ числѣ собравшихся находился въ первый и послѣдній разъ Кюхельбекеръ — незадолго, слѣдовательно, до печальныхъ декабрьскихъ событій, столь роковыхъ въ его судьбѣ. Но въ сохранившихся записяхъ стиховъ и именъ присутствовавшихъ нѣтъ никакихъ тому доказательствъ.

На этомъ собраніи пѣлись опять импровизированные стихи Дельвига (записанные Яковлевымъ на голосъ пѣсни изъ „Волшебнаго стрѣлка“), изъ которыхъ Гаевскимъ приведены только два куплета. Приводимъ здѣсь всѣ стихи цѣликомъ:

Въ третій разъ, мои друзья,
Вамъ пою куплеты я
На пиру лицейскомъ.
О, моя, повѣрьте, тѣнь
Огласитъ сей братскій день
Въ царствѣ Елисейскомъ.

Хоть немного было насъ,
Но засталъ насъ первый часъ
Дружныхъ и веселыхъ.
Отъ вина мы не пьяны,
Лишь бы не были хмельны
Отъ стиховъ тяжелыхъ.

44

И въ четвертый разъ, друзья,
Воспою охотно я
Вамъ лицейскій праздникъ.
Лейся жжёнка черезъ край,
Ты жъ подъ голосъ нашъ играй,
Яковлевъ проказникъ.

Подъ этими стихами читаемъ:

„19 октября 1825.

„На праздникѣ были: бар. Корфъ, баронъ Дельвигъ, Илличевскій, Саврасовъ, Комовскій, Яковлевъ“.

Итакъ всего 6, а не 7, и между ними нѣтъ Кюхельбекера. Развѣ предположить случайное, а можетъ быть и сознательное, обдуманное отсутствіе его подписи1)?

Къ слѣдующему, 1826 г., въ которомъ еще не сбылась надежда Пушкина, высказанная въ стихахъ 1825 г., что онъ будетъ черезъ годъ опять въ кругу товарищей, относятся только сохранившіеся на сильно запачканномъ листкѣ почтовой бумаги куплеты опять тѣхъ же Илличевскаго и барона Дельвига (сдержавшаго свое обѣщаніе „и въ четвертый разъ воспѣть лицейскій праздникъ“); но ни объ участникахъ сборища, ни о томъ, у кого оно было, нѣтъ тутъ упоминанія. Впрочемъ, изъ стиховъ Дельвига мы узнаемъ, что друзья не досчитывались на этотъ разъ двоихъ изъ своей среды. Кто эти двое? Судя по посвященнымъ имъ стихамъ, это были пострадавшіе вслѣдствіе участія въ дѣлѣ декабристовъ Пущинъ и Кюхельбекеръ, которые, впрочемъ, и не одни только отсутствовали и въ предыдущіе годы (хотя о Кюхельбекерѣ есть, какъ мы видѣли, сомнѣніе для 1825 г.). О нихъ упомянуто скорѣе

45

по трагической важности и безнадежности постигшей ихъ тяжкой доли.

Стихи Илличевскаго:

Хвала лицейскимъ! Святъ обѣтъ
Имъ день сей праздновать свиданьемъ,
Уже мы розно девять лѣтъ,
Но связаны воспоминаньемъ!

И что же время намъ? Оно
Расторгнуть братскихъ узъ не смѣетъ,
И дружба наша, какъ вино,
Тѣмъ больше крѣпнетъ, чѣмъ старѣетъ.

Стихи Дельвига:

Снова, други, въ братскій кругъ
Собралъ насъ отецъ похмелья,
Поднимите жъ кубки вдругъ
Въ честь и дружбы и веселья.

Но на время омрачимъ
Мы веселье наше, братья,
Что мы двухъ друзей не зримъ
И не жмемъ въ свои обьятья.

Нѣтъ ихъ съ нами, но въ сей часъ
Въ ихъ сердцахъ пылаетъ пламень.
Вѣрьте. Внятенъ имъ нашъ гласъ,
Онъ проникнетъ твердый камень.

Выпьемъ, други, въ память ихъ!
Выпьемъ полные стаканы.
За далекихъ, за родныхъ
Будемъ нынѣ вдвое пьяны.

1826 г. октября 19-го.

46

Пушкинъ провелъ этотъ день въ 1826 году въ Москвѣ, а вскорѣ затѣмъ, въ декабрѣ, изъ Пскова послалъ извѣстный поэтическій привѣтъ И. И. Пущину, посѣтившему „поэта домъ опальный“ въ Михайловскомъ въ январѣ рокового для него 1825 года, — привѣтъ, достигшій своей цѣли (Сибири) лишь въ 1828 году:

„Мой первый другъ, мой другъ безцѣнный!“ и пр.

Отъ 1827 года не сохранилось ни протокола, ни стиховъ. Не знаемъ, гдѣ собирались лицейскіе первокурсники въ этомъ году. Пушкинъ, на участіе котораго въ этой сходкѣ есть косвенное указаніе въ запискахъ И. И. Пущина1), прославилъ эту годовщину задушевнымъ привѣтомъ:

Богъ помочь вамъ, друзья мои,
Въ заботахъ жизни, царской службы
И на пирахъ разгульной дружбы,
И въ сладкихъ таинствахъ любви!
Богъ помочь вамъ, друзья мои,
И въ буряхъ, и въ житейскомъ горѣ,
Въ краю чужомъ, въ пустынномъ морѣ
И въ мрачныхъ пропастяхъ земли!

Незадолго до 19-го октября, именно 14-го, произошла извѣстная случайная встрѣча поэта (ѣхавшаго въ Петербургъ) около Боровичей съ Кюхельбекеромъ, котораго переводили тогда изъ Шлиссельбурга въ Динабургъ, — столь жестоко прерванная встрѣча, описанная самимъ Пушкинымъ, а также въ рапортѣ сопровождавшаго ссыльныхъ фельдъегеря своему начальству2).

47

Наконецъ, въ 1828 г. Пушкинъ, впервые послѣ своего отъѣзда изъ Петербурга въ 1820 г., принялъ участіе въ товарищеской сходкѣ 19-го октября и притомъ столь живое, что самъ собственноручно записалъ протоколъ собранія.

Объясненія къ нему читатель можетъ найти въ извѣстныхъ статьяхъ гг. Гаевскаго и Грота. Вотъ онъ дословно:

„19 октября 1828. Спб.

Собрались на пепелище скотобратца курнофеіуса Тыркова (по прозвищу кирпичнаго бруса) 8 человѣкъ скотобратцевъ, а именно: Дельвигъ — Тося, Илличевскій — Олосенька, Яковлевъ — Паясъ, Корфъ — дьячокъ-морданъ, Стевенъ — Шведъ, Тырковъ (смотри выше), Комовскій — лиса, Пушкинъ — Французъ (смѣсь обезіаны съ тигромъ):

a) пѣли извѣстный лицейскій пэанъ Лѣто, знойна. NB. Пушкинъ-Французъ открылъ, и согласилъ съ нимъ соч. Олосенька, что должно вмѣсто общеупотребительнаго припѣва „Лѣто знойно“ пѣть, какъ выше означено. b) вели бесѣду. c) выпили вдоволь ихъ здоровій. d) пѣли рефутацію г. Беранжера. e) пѣли пѣсню о царѣ Соломонѣ. f) пѣли скотобратскіе куплеты прошедшихъ шести годовъ. g) Олосенька въ видѣ французскаго тамбура мажора утѣшалъ собравшихся. h) Тырковіусъ безмолвствовалъ. j) толковали о гимнѣ ежегодномъ и негодовали на вдохновенія скотобратцевъ. k) Паясъ представлялъ восковую персону. l. и завидѣли на дворѣ часъ первый и стражу вторую, скотобратцы разошлись, пожелавъ добраго пути воспитаннику императорскаго лицея Пушкину-Французу, иже написа сію грамоту“.

Слѣдуютъ собственноручныя подписи перечисленныхъ восьми друзей съ ихъ прозвищами въ скобкахъ, а въ заключеніе, опять рукою Пушкина, — его четверостишіе:

48

„Усердно помолившись Богу,
Лицею прокричавъ ура,
Прощайте, братцы: мнѣ въ дорогу,
А вамъ въ постель уже пора“.

Дѣйствительно, поэтъ вслѣдъ затѣмъ уѣхалъ въ деревню.

О празднованіи лицейской годовщины въ 1829 и 1830 гг. товарищами Пушкина, къ сожалѣнію, не сохранилось никакихъ прямыхъ документальныхъ извѣстій. Самого поэта въ эти годы не было въ столицѣ: конецъ октября 1829 года онъ проводилъ въ своей псковской деревнѣ (впрочемъ, 16-го числа онъ былъ въ тверскомъ имѣніи Вульфа Малинникахъ, откуда писалъ А. Н. Вульфу), а въ 1830 г. — въ Болдинѣ (женихомъ). Вскорѣ послѣ 19-го октября Пушкинъ получилъ письмо отъ Кюхельбекера изъ Динабурга отъ 20-го октября, въ которомъ тотъ вспоминаетъ о ихъ случайной встрѣчѣ въ 1827 г. и о 19-мъ: „Вчера былъ лицейскій праздникъ; мы его праздновали не вмѣстѣ, но одними воспоминаніями, одними чувствами“...1).

Впрочемъ, о празднованіи въ 1829-мъ и въ 1830-мъ гг. остался все таки слѣдъ въ сохранившихся письмахъ: 1) Энгельгардта къ Матюшкину и 2) Костенскаго къ Вальховскому.

18-го ноября 1829 старый директоръ писалъ Матюшкину: „Я было хотѣлъ, при сходкѣ 19 октября, чтобы написали къ тебѣ всѣ собранные скотобратцы посланія, но эта сходка по какому-то недоразумѣнію не сошлась; у Тыркова было три человѣка и у Дельвига четыре, я же, не зная — куда? не былъ нигдѣ. Впрочемъ, число нашихъ здѣсь очень мало: Дельвигъ, Стевенъ, Корфъ, Яковлевъ, Тырковъ, Илличевскій и Комовскій, да заштатные Гревеницъ, Юдинъ, Мартыновъ и Костенскій; прочіе всѣ разсыпаны“2). А вотъ письмецо Костенскаго 1830 г.:

49

„Любезнѣйшій Владиміръ Дмитріевичъ, потрудитесь благодарить гг. моихъ товарищей за сдѣланное мнѣ приглашеніе: оно для меня лестно тѣмъ болѣе, что этимъ самымъ показываетъ, что любовь товарищей перваго выпуска пылаетъ все также и въ 1830 году, какъ и въ 1811-мъ. Но мнѣ къ крайнему сожалѣнію нельзя быть участникомъ вашего веселія: я страдаю горломъ вотъ уже четыре недѣли, ничего не могу ни ѣсть, ни пить. Повѣрь мнѣ, любезнѣйшій Владиміръ Дмитріевичъ, что это истинная правда1). Повеселитесь, господа, и безъ меня, а за здоровье больного хоть одну рюмку.

Вамъ преданный К. Костенскій.

19 окт. 1830“.

Въ 1831 г. товарищи вновь собрались 19 октября, на сей разъ у Яковлева, всемеромъ. Долженъ былъ быть и Пушкинъ, вернувшійся въ эти дни въ столицу изъ Царскаго Села, но, по словамъ протокола, онъ „не былъ потому только, что не нашелъ квартиры“. Какъ-то мало правдоподобною кажется такая причина! Тѣмъ болѣе, что передъ послѣдними словами находится зачеркнутая фраза (которую намъ все-же удалось прочесть); „не хотѣлъ до 19 октября увидѣться съ кѣмъ либо изъ Лицейскихъ товарищей 1-го выпуска“; вѣдь и такое объясненіе мало разъясняетъ дѣло. Не отговорка ли это? Не искать ли скорѣе разгадки этого факта въ недавней женитьбѣ поэта, въ его тяготѣніи къ домашнему очагу, а можетъ быть, еще скорѣе, — въ опасеніи его нарушить товарищеское веселье невольными грустными воспоминаніями объ умершемъ (въ январѣ того года) лучшемъ другѣ своемъ Дельвигѣ и другихъ лицейскихъ утратахъ2) и своими собственными

50

мрачными предчувствіями? Вѣдь эта грустная нота такъ сильно звучитъ въ прекрасныхъ его стихахъ на годовщину этого года!.. Онъ бы долженъ былъ ихъ прочесть на дружеской пирушкѣ, а быть можетъ боялся при этомъ не совладать съ собой и некстати расчувствоваться (какъ это съ нимъ дѣйствительно случилось въ послѣднюю сходку 1836 г. при чтеніи его послѣдней „Годовщины“)... Вѣдь здѣсь уже, въ 1831 г., онъ предрекъ свой скорый конецъ. Вспомнимъ строки:

„Шесть мѣстъ упраздненныхъ стоятъ:
Шести друзей не узримъ болѣ1):
Они, разбросанные, спятъ
Кто здѣсь, кто тамъ, на ратномъ полѣ,
Кто дома, кто въ землѣ чужой;
Кого недугъ, кого печали
Свели во мракъ земли сырой —
И всѣхъ мы братски поминали.
И, мнится, очередь за мной...
Зоветъ меня мой Дельвигъ милый.“

И это предчувствіе его сбылось такъ скоро: въ 1837 году пришла, дѣйствительно, его очередь!

Протоколъ собранія 1831 года записанъ Яковлевымъ, въ квартирѣ котораго собрались участники, на томъ же листѣ, на которомъ написанъ Пушкинымъ протоколъ 1828 года.

Онъ гласитъ: „Праздновали на квартирѣ Яковлева (въ казенномъ домѣ, на Литейной). Собрались: Илличевскій, Корниловъ, Стевенъ, Комовскій, Данзасъ, Корфъ.

51

Пушкинъ не былъ потому только, что не нашелъ квартиры (послѣднія два слова написаны вмѣсто приведенной выше зачеркнутой фразы).

При заздравномъ кубкѣ или заздравной чашѣ вспоминали пѣвца 19 октября:

И первую полнѣй, друзья, полнѣй,
И всю до дна въ честь нашего союза!
Бдагослови, ликующая муза,
Благослови! да здравствуетъ лицей!

Подписались: Корфъ (дьячокъ Морданъ), Комовскій (лиса-смола), Илличевскій (Олосенька и К...1), Корниловъ (Сибирякъ), Стевенъ (Шведъ), Данзасъ (осада Данцига). Скрѣпилъ Яковлевъ (паясъ 200 №№)“.

Не смотря на состоявшуюся сходку, быть можетъ въ виду отсутствія на ней Пушкина, старый директоръ Е. А. Энгельгардтъ сообщилъ о 19-мъ октября своему далекому другу И. И. Пущину, повидимому, неутѣшительныя вѣсти2). По крайней мѣрѣ, отъ имени Пущина жена декабриста, баронесса А. В. Розенъ писала Егору Антоновичу въ февралѣ 1832 г.: ...„Грустно ему было читать въ письмѣ вашемъ о послѣднемъ 19-мъ октября. Прискорбно ему, что этотъ день уже такъ мало соединяетъ людей около стараго Директора. Передайте дружескій поклонъ Ивана Ивановича всѣмъ вѣрнымъ союзу дружбы; охладѣвшимъ попеняйте. Для него собственно этотъ день связанъ съ незабвенными воспоминаніями, — онъ его чтитъ ежегодно памятью о всѣхъ старыхъ товарищахъ, старается сколько возможно живѣе представить себѣ бытъ и кругъ дѣйствія

52

каждаго изъ нихъ. Вы согласитесь, что это довольно трудно послѣ столь продолжительной и вѣроятно вѣчной разлуки. Воображеніе дополняетъ недостатокъ существенности. При этомъ случаѣ И. И. проситъ напомнить вамъ его просьбу: онъ желалъ бы имѣть отъ васъ нѣсколько словъ о каждомъ изъ его лицейскихъ товарищей“...

Въ 1832 г. Пушкинъ былъ 19-го октября въ Петербургѣ, пріѣхавъ туда изъ Москвы, кажется, числа 12-го, т. е. за недѣлю, и лицейское собраніе состоялось при его участіи, о чемъ Е. А. Энгельгардтъ сообщаетъ въ письмѣ къ его товарищу Матюшкину отъ 23-го октября: „Кстати о 19 октября: была сходка годичная, нелюдная.: Корфъ, Комовскій, Корниловъ, Стевенъ, Пушкинъ, Яковлевъ, Илличевскій, Данзасъ, итого 8 человѣкъ. Юдинъ, Гревеницъ, Мартыновъ не являются. Собраніе было у Илличевскаго, въ квартирѣ женатаго брата его. Пушкинъ говорилъ довольно милые стишки, которые надѣюсь получить и прислать тебѣ. Поминали старину, поминали отсутствующихъ, умершихъ: и тѣхъ и другихъ много. Спасибо остающимся, что держатся старины“1).

Итакъ, въ этомъ году собрались тѣ-же, что въ предыдущемъ, съ прибавленіемъ Пушкина. Что за стихи онъ читалъ, мы не знаемъ: въ нашихъ бумагахъ отъ этой годовщины не дошло ничего.

Въ 1833 г. лицейскіе друзья несомнѣнно собирались (о чемъ свидѣтельствуетъ сохранившійся листъ со стихами), но на сей разъ опять безъ Пушкина, который былъ въ Болдинѣ. На листѣ подъ заголовкомъ „19 октября 1833 года“ написаны стихи рукой Илличевскаго:

Опять мы на лицейскій праздникъ
Соединились въ кругъ родной.

53

Спасибо, Яковлевъ проказникъ,
Ты староста у насъ лихой!

Лицей, когда мы соберемся,
Въ насъ обновляется опять...
Смотрите жъ, братцы, поклянемся
День этотъ вѣчно поминать.

Внизу карандашомъ приписка рукою Яковлева:

Нашъ Пушкинъ далеко,
Нашъ добрый Дельвигъ въ гробѣ
И вся поэзія въ одной моей утробѣ!

Собраніе это, безъ сомнѣнія, было опять у Яковлева — „лицейскаго старосты“, но должно быть уже на новой его квартирѣ (на Екатерининскомъ каналѣ, въ бывшемъ домѣ Библейскаго Общества), куда онъ переселился въ началѣ 1833 года, какъ видно изъ одной записочки къ нему барона М. А. Корфа (28-го марта), пославшаго ему на новоселье чайный сервизъ. „Домъ твой — какъ полная чаша, любезный Михайло Лукьяновичъ, — писалъ ему Корфъ, — но самъ ты мнѣ сказалъ, что нѣтъ у тебя чайнаго сервиза: спѣшу немножко этому пособить и прошу принять на новоселье слѣдующій присемъ сервизецъ, весьма неважный и небольшой, но который погодится хоть на 19 октября или на другой день, когда ты задумаешь собрать у себя нашихъ“.

Служившій тогда на Кавказѣ Вольховскій въ письмѣ къ Яковлеву отъ 17-го октября 1833 г. изъ Тифлиса, вспоминая дорогихъ товарищей, прибавилъ: „Надѣюсь, что получу отъ кого-нибудь реляцію о 19-мъ октября“1).

54

19-го октября 1834 года Пушкинъ былъ въ Петербургѣ, вернувшись изъ Болдина 18-го октября, т. е. къ самой годовщинѣ, и участвовалъ въ сходкѣ, опять состоявшейся у Яковлева. Сохранилась записочка поэта къ послѣднему: „Вѣдь у тебя празднуемъ мы годовщину? не правда ли? № 14. — 19 октября 1834“.

Кромѣ того, сохранилась записка барона Корфа къ Яковлеву съ лаконическимъ вопросомъ: „Что прикажете? 19 октября 1834“, и затѣмъ подъ этимъ, рукою Яковлева, уже послѣ собранія, записано:

„Были на праздникѣ на квартирѣ Яковлева, въ бывшемъ домѣ Библейскаго Общества на Екатерининскомъ каналѣ.

1) Стевенъ, 2) Пушкинъ, 3) Данзасъ, 4) баронъ Корфъ, 5) Матюшкинъ, 6) Комовскій и 7) Яковлевъ“. Сбоку приписано: „Илличевскій за болѣзнью не былъ“.

Сохранилась и краткая, написанная Яковлевымъ, протокольная запись объ этомъ собраніи съ наименованіемъ восьми лицъ, т. е. всѣхъ, кто долженъ былъ присутствовать (включая и Илличевскаго): 1) Матюшкинъ, 2) баронъ Корфъ, 3) Комовскій, 4) Стевенъ, 5) Илличевскій, 6) Данзасъ, 7) Яковлевъ, 8) Пушкинъ, и тутъ же внизу записанъ счетъ истраченному на пирушку:

„Ужинъ	60	р.	—	к.
Вино	55	„	—	„
3 ф. миндаля	3	„	75	„
3 ф. изюму	3	„	—	„
4 десятка бергамотъ	3	„	20	„
	124	р.	95	к.“

По поводу лицейской годовщины 1834 г. отъ имени И. И. Пущина писала княгиня Е. И. Трубецкая еще 5-го октября изъ Петровскаго Завода къ Е. А. Энгельгардту: „... Онъ (т. е. И. И. Пущинъ) увѣренъ, что въ нынѣшнемъ мѣсяцѣ,

55

19-го числа, соберутся у васъ1) или гдѣ нибудь лицейскіе. Вы имъ скажете, что Ив. Ив., не смотря на отдаленіе, мысленно въ вашемъ кругу: онъ убѣжденъ, что, не дожидаясь этого письма, вы увѣрили всѣхъ, что онъ какъ бы слышитъ ваши бесѣды этого дня и что онѣ находятъ вѣрный отголосокъ въ его сердцѣ“...

Протокола праздника лицейской годовщины въ 1835 г. не дошло до насъ, но сохранилось нѣсколько записочекъ, свидѣтельствующихъ, что собраніе этого года было многолюднѣе предыдущихъ и что къ обычнымъ участникамъ прибавилось еще нѣсколько. Особеннностью праздника было то, что ужинъ былъ замѣненъ обѣдомъ. Яковлевъ 18-го октября извѣщаетъ объ этомъ Илличевскаго слѣдующей запиской: „По желанію Вашего Высокородія, завтра у насъ назначенъ обѣдъ, вмѣсто ужина. Просимъ покорно къ 4-мъ часамъ пожаловать на извѣстную квартиру или Лицейское Подворье. — М.“

Илличевскій на это отвѣчалъ: „Я ужъ слышалъ отъ Комовскаго о такомъ предположеніи, которое для меня очень съ руки и вѣрно болѣе по сердцу устарѣвшимъ скотобратцамъ, нежели безконечные вечера и неизбѣжные ужины, крайне тягостные для многихъ желудковъ. На вечеръ я можетъ быть и не явился бы, а теперь твой покорнѣйшій слуга“.

Въ другой запискѣ того же числа Комовскій писалъ къ Яковлеву: „Ломоносовъ уѣхалъ въ Кронштатъ; но непремѣнно хотѣлъ воротиться къ Лицейскому обѣду и быть у тебя завтра около 4 часовъ вмѣстѣ съ Юдинымъ и Гревеницемъ, коихъ я ни въ Канцеляріи, ни дома не засталъ. Сверхъ того я написалъ особыя записки къ Гревеницу, Корфу и Стевену, а потому вели приготовить

56

лучше обѣдъ на полное число нашихъ съ небольшимъ завтракомъ1) въ ожиданіи запоздалыхъ.

Весь твой С. Комовскій.

Илличевскаго лично пригласилъ.

18 октября 1835.“

Наконецъ, на третьей записочкѣ расписался (карандашемъ) № 41 (т. е. Мясоѣдовъ): „Явлюсь непремѣнно“.

Повидимому, къ этому же году относится записочка Корфа къ Яковлеву отъ 18-го октября (безъ обозначенія года): „Пріѣхалъ Ломоносовъ: я думаю, что послѣ такого долгаго времени, всѣмъ столько же, какъ и мнѣ, пріятно бы было увидѣться съ нимъ въ нашей дружеской бесѣдѣ, — мнѣніе, которое вѣрно и ты, любезный Михайло Лукьяновичъ, вполнѣ раздѣляешь. Но я не знаю, гдѣ онъ живетъ; можетъ быть тебѣ это извѣстно и тогда не дашь ли ему знать о нашей завтрашней сходкѣ? Я истинно бы обрадовался свиданію съ нимъ.

Твой Модестъ.

18 окт.“

Въ виду многолюдства этой сходки очень жаль, что не сохранилось о ней никакихъ другихъ подробностей. Но главный вопросъ, насъ интересующій: былъ ли на этомъ собраніи Пушкинъ? Еще недавно мы высказались объ этомъ утвердительно2), предположивъ, что поэтъ успѣлъ попасть на пирушку друзей, пріѣхавъ въ Петербургъ изъ Михайловскаго въ самый день 19-го; но нынѣ, вновь разсмотрѣвъ подробнѣе всѣ данныя3), мы затрудняемся утверждать это и склонны, напротивъ, усумниться въ этомъ. Конечно, чтобъ допустить участіе Пушкина, оставалось бы только предположить его возвращеніе въ столицу именно

57

лишь 19-го, ибо раньше онъ поспѣть едва-ли могъ. Но дѣло въ томъ, что во 1-хъ, по многимъ соображеніямъ, его 19-го еще не было въ Петербургѣ, а во 2-хъ если-бъ даже онъ пріѣхалъ въ этотъ день, то его пріѣздъ, какъ видно изъ переписки его родныхъ, былъ для всѣхъ полною неожиданностью. Ни товарищи не ждали его (слѣдовательно не могли во́ время оповѣстить его), ни онъ не могъ знать, когда и гдѣ назначено собраніе (обѣдъ вмѣсто ужина). Въ перепискѣ же товарищей наканунѣ нѣтъ о немъ никакого упоминанія1). Итакъ, въ вопросѣ объ участіи поэта въ

58

годовщинѣ 1835 г. приходится болѣе склониться къ отрицательному заключенію.

Наконецъ, насталъ и 1836 годъ съ его 25-лѣтней годовщиной основанія Лицея, которую слѣдовало отпраздновать, конечно, торжественнѣе обыкновеннаго. Въ виду этого и возникло предложеніе бывшаго директора Лицея Е. А. Энгельгардта, какъ мы видѣли, давно лелѣявшаго мечту о сліяніи первыхъ курсовъ 19-го октября, соединиться на этотъ разъ хотя бы первымъ тремъ курсамъ для совмѣстнаго празднованія знаменательнаго дня. Вотъ что писалъ объ этомъ Яковлевъ къ Корфу1) (а не къ Пушкину, какъ полагали до нынѣ со словъ Гаевскаго) 9 октября:

„Сегодня утромъ былъ у меня Егоръ Антоновичъ съ предложеніемъ соединить, по крайней мѣрѣ, три выпуска для 19 числа. Я ему рѣшительнаго отвѣта не сказалъ, а совѣтовалъ, чтобъ онъ завтра переговорилъ съ тобою.

„Послѣ обѣда было у насъ съ нѣкоторыми изъ нашихъ совѣщаніе и рѣшительно положено: праздновать по прежнимъ примѣрамъ одному первому выпуску. Пусть Егоръ Антоновичъ, какъ бывшій Директоръ Лицея, соединяетъ подъ свои знамена 2-й, 3-й и прочіе выпуски, и воздастъ честь и хвалу существованію Лицея, но пусть насъ стариковъ оставитъ въ покоѣ.

59

„Егоръ Антоновичъ въ крѣпкой надеждѣ, что ты на его предложеніе согласишься. Конечно и нѣтъ причины повидимому отказаться отъ соединенія трехъ выпусковъ. Но вотъ задача: какъ отстать отъ Ветерановъ, которые рѣшительно объявили, что съ мнѣніемъ Энгельгардта согласиться не хотятъ? И такъ, да здравствуетъ Лицей, и да воскреснетъ его воспоминаніе черезъ 25-ть лѣтъ между скотобратцами.

№ 39.“

Баронъ Корфъ на это отвѣчалъ: „Во 1-хъ, совершенно согласенъ съ твоимъ мнѣніемъ, что нѣтъ причины отказаться отъ соединенія трехъ выпусковъ, и во 2-хъ долженъ сознаться, что это будетъ вѣрно несравненно веселѣе: всѣ мы люди знакомые; веселиться одинъ другому не будемъ мѣшать; аппетита другъ у друга не отнимемъ; лицейскія воспоминанія между нами всѣми могутъ быть точно также живы и громки, а о другомъ, постороннемъ, едва-ли тутъ кто и затѣетъ говорить, да, кажется, и лѣта наши уже не тѣ, чтобы опасаться имѣть при нашемъ разговорѣ свидѣтелей. Между тѣмъ, какъ насъ будетъ гораздо больше, то при томъ же вносѣ ты можешь чѣмъ-нибудь приправить нашъ праздникъ и придать ему побольше поэзіи: напримѣръ позвать къ обѣду музыку. Я бы даже пригласилъ и старожиловъ нашихъ: Кайданова, Пешеля, Чирикова. И такъ я съ моей стороны совершенно согласенъ съ предложеніемъ Энгельгардта; но какъ тутъ дѣло не въ моемъ личномъ, а въ общемъ мнѣніи, то, кажется, всего бы лучше собрать голоса и рѣшить большинствомъ, которому я охотно повинуюсь, хотя бы оно было и противно моему убѣжденію. Такъ я завтра скажу и Егору Антоновичу.

Пятница.

№ 8.“

Но у большинства лицейскихъ первенцевъ предложеніе стараго Директора не встрѣтило сочувствія. О такомъ

60

разногласіи Яковлевъ увѣдомилъ Пушкина, пославъ къ нему и къ прочимъ товарищамъ оба мнѣнія, на что и полученъ былъ такой отвѣтъ поэта: „Согласенъ съ мнѣніемъ 39 №. Нечего для двадцатипятилѣтняго юбилея измѣнять старинные обычаи лицея. Это было бы худое предзнаменованіе. Сказано, что и послѣдній лицеистъ одинъ будетъ праздновать 19 октября. Объ этомъ не худо напомнить. — № 14.“ Подъ этимъ подписались, соглашаясь съ тѣмъ-же, и другіе своими нумерами: №№ 40 (Гурьевъ), 33 (? 34. Мартыновъ), 41 (Мясоѣдовъ) и 35 (Комовскій)1).

Протоколъ состоявшагося у Яковлева праздника опять (какъ въ 1828 г.) написанъ Пушкинымъ, для котораго эта годовщина стала послѣднею въ его такъ неожиданно и трагически пресѣкшейся жизни, но законченъ Яковлевымъ. Вотъ онъ полностью:

„Праздновали двадцатипятилѣтіе лицея (вписанъ адресъ Яковлева его рукою) Юдинъ, Мясоѣдовъ, Гревеницъ, Яковлевъ, Мартыновъ, Модестъ Корфъ, А. Пушкинъ,

61

Алексѣй Илличевскій, С. Комовскій, Ф. Стевенъ, К. Данзасъ (подписи эти собственноручныя).

„Собрались вышеупомянутые господа лицейскіе въ домѣ у Яковлева и пировали слѣдующимъ образомъ: 1) обѣдали вкусно и шумно, 2) выпили три здоровья (по заморскому toasts): a) за двадцатипятилѣтіе лицея, b) за благоденствіе лицея, c) за здоровье отсутствующихъ, 3) читали письма, писанныя нѣкогда отсутствующимъ братомъ Кюхельбекеромъ къ одному изъ товарищей1) 4) читали старинные протоколы и пѣсни и проч. бумаги, хранящіяся въ архивѣ лицейскомъ у старосты Яковлева, 5) поминали лицейскую старину, (тутъ кончается автографъ поэта, остальное писано рукой Яковлева) 6) пѣли національныя пѣсни, 7) Пушкинъ начиналъ читать стихи на 25-лѣтіе лицея, но всѣхъ стиховъ не припомнилъ и кромѣ того отозвался, что онъ ихъ не докончилъ, но обѣщалъ докончить, списать и пріобщить въ оригиналѣ къ сегодняшнему протоколу. Примѣчаніе. Собрались всѣ въ половинѣ пятаго часа, разошлись въ половинѣ десятаго.“

Меланхолическіе, глубоко прочувствованные стихи поэта на 25-лѣтіе Лицея, въ которыхъ вновь слышатся его грустныя предчувствія, достаточно извѣстны.

„Была пора: нашъ праздникъ молодой
Сіялъ, шумѣлъ и розами вѣнчался“...

Вспомнимъ грустный второй куплетъ:

„Теперь не то: разгульный праздникъ нашъ
Съ приходомъ лѣтъ, какъ мы, перебѣсился:

62

Онъ присмирѣлъ, утихъ, остепенился,
Сталъ глуше звонъ его заздравныхъ чашъ,
Межъ нами рѣчь не такъ игриво льется,
Просторнѣе, грустнѣе мы сидимъ,
И рѣже смѣхъ средь пѣсенъ раздается,
И чаще мы вздыхаемъ и молчимъ“.

По показанію Яковлева, Пушкинъ, начавъ чтеніе своихъ стиховъ, не могъ отъ охватившаго его волненія продолжать: слезы показались на глазахъ его!1). Если это вѣрно, то это не могло не придать особую меланхолическую окраску этому юбилейному собранію, ставшему для поэта и послѣднимъ, прощальнымъ съ лицейскими друзьями!

Извѣстно, что и Кюхельбекеръ въ своемъ далекомъ изгнаніи воспѣлъ этотъ юбилейный день въ задушевныхъ стихахъ съ трогательнымъ обращеніемъ къ Пушкину.

Онъ послалъ эти стихи въ письмѣ къ поэту, отъ 18-го октября 1836 г. (изъ Баргузина), въ которомъ сообщалъ о намѣреніи жениться: „Завтра 19 октября“, заключалъ онъ письмо свое: „Вотъ тебѣ, другъ, мое приношеніе. Чувствую, что оно не достойно тебя; но право, мнѣ теперь не до стиховъ“.

Вотъ нѣсколько строкъ изъ этой пьесы2):

Поминки нашей юности! И я
Ихъ праздновать хочу; воспоминанья,

63

Въ лучахъ дрожащихъ тихаго мерцанья,
Воскресните! Предстаньте мнѣ, друзья!
Пусть созерцаетъ васъ душа моя!
Всѣхъ васъ, Лицея вѣрная семья!
Я съ Вами былъ когда-то счастливъ, молодъ:
Вы съ сердца свѣете туманъ и холодъ.

Чьи рѣзче всѣхъ рисуются черты
Предъ взорами моими? Какъ перуны
Сибирскихъ грозъ, его златыя струны
Рокочутъ... Пѣснопѣвецъ, это ты!
Твой образъ — свѣтъ мнѣ въ морѣ темноты.
Твои живыя, вѣщія мечты
Меня не забывали въ ту годину,
Когда, уединенъ, ты пилъ кручину...

и т. д.

Черезъ три мѣсяца съ небольшимъ послѣ этого собранія 19-го октября совершилось ужасное дѣло, безвременно пресѣкшее дни Пушкина, и Россія лишилась своего несравненнаго генія-поэта, а лицейскій товарищескій кружокъ первокурсниковъ — свою главную объединяющую и притягательную силу, свой духовный магнитъ, свою душу...

Послѣ Пушкина все какъ-то измѣняется: празднованіе лицейскихъ годовщинъ вступаетъ въ новую фазу, утрачивая свой первоначальный замкнутый, интимно-братскій характеръ. Дружная семья первенцевъ Лицея вдругъ осиротѣла, еще замѣтнѣе распалась и словно потеряла твердую почву подъ ногами... Ея геній отлетѣлъ!

II.

Послѣ смерти Пушкина лицеисты I-го курса правильно не собираются болѣе въ Лицейскій день (19-го октября) особо, своимъ замкнутымъ кружкомъ, что̀ объясняется не только уходомъ со сцены самыхъ пылкихъ и одушевленныхъ

64

участниковъ собраній, но отчасти и малымъ числомъ оставшихся, особенно проживавшихъ въ столицѣ. Такимъ образомъ, давняя мысль и упорное стремленіе стараго директора Е. А. Энгельгардта слить для празднованія этихъ годовщинъ сперва хотя бы первые три курса находила теперь все болѣе благопріятную почву и стала понемногу осуществляться, хотя у нѣкоторыхъ изъ лицейскихъ первенцевъ сепаратистское настроеніе и желаніе остаться вѣрными Пушкинскому завѣту еще не разъ давали себя чувствовать, быть можетъ также изъ-за пристрастія Энгельгардта къ устройству собраній всегда у одного изъ лицеистовъ 3-го курса (Жадовскаго1), къ которому не могло ничто особенно привлекать первокурсниковъ съ ихъ завѣтными привычками и традиціями.

Лицейскій праздникъ 1837 года долженъ былъ обратиться въ печальную тризну по великомъ товарищѣ, и къ тому-же не по немъ одномъ: 6-го октября, переживъ Пушкина всего на 8 мѣсяцевъ, скончался Илличевскій, одинъ изъ самыхъ вѣрныхъ завсегдатаевъ лицейскихъ сборищъ.

Въ декабрѣ 1837 г. И. И. Пущинъ изъ Петровскаго Завода писалъ къ Энгельгардту: „Только что хочу благодарить васъ за памятные листки о послѣднихъ минутахъ поэта-товарища, какъ узнаю изъ газетъ, что нашего Илличевскаго не стало. Еще крестъ въ нашихъ рядахъ, еще преждевременная могила! Вы скажите, что и какъ. О Пушкинѣ давно я глубоко погрустилъ; въ Современникѣ прочелъ письмо Жуковскаго; это не помѣшало мнѣ и теперь не разъ вздохнуть о немъ, читая Спасскаго и Даля. Мы здѣсь очень скоро узнали о смерти Пушкина, и въ Сибири даже, кого могла, она поразила, какъ потеря общественная“...

65

Въ какомъ составѣ собрались въ этотъ годъ на Лицейскую трапезу — къ лицеисту III курса Жадовскому (С.-Петербургскому вице-губернатору), мы не знаемъ, но что въ ней участвовали лицеисты I курса, приглашенные на нее устроителемъ Е. А. Энгельгардтомъ, мы заключаемъ изъ одного косвеннаго позднѣйшаго свидѣтельства (ибо писаніе протоколовъ повидимому вовсе прекратилось, а стиховъ и некому было сочинять)1).

Объ этой годовщинѣ и привлеченіи на нее первенцевъ Лицея свидѣтельствуетъ еще одинъ документъ — письмецо къ Яковлеву Е. А. Энгелыардта, очевидно явившагося иниціаторомъ обѣда, съ приглашеніемъ на это собраніе.

„У С.П.б. Вицегубернатора завтра сиречь 19 октября положено собраться на общую обѣденную трапезу — старинѣ лицейской. Онъ поручилъ мнѣ пригласить тебя, любезный Яковлевъ, явиться къ нему на Владимирской противъ церкви въ домѣ Фитонова къ 4 часамъ. — Надѣюсь, что ты не откажешь украсить нашу дружескую бесѣду своимъ присутствіемъ

весь твой Егоръ Энгельгардтъ.

18 октября

1837.“

Своимъ удовольствіемъ по поводу состоявшагося, по его настоянію, общаго празднованія лицейской годовщины первыми курсами Энгельгардтъ поспѣшилъ подѣлиться, очевидно въ тотъ же вечеръ, 19-го (не въ коллективномъ ли письмѣ?), съ своимъ дальнимъ и дорогимъ корреспондентомъ И. И. Пущинымъ, который 30-го декабря отвѣчалъ ему: „Примите искреннюю мою благодарность за письмо

66

отъ 19 октября. Истинно признателенъ вамъ, что вы мнѣ удѣлили часокъ этого памятнаго для насъ дня и побесѣдовали со мной, (также) старымъ товарищамъ и друзьямъ юности. Отрадно слышать все, что вы говорите объ нихъ и объ семейномъ вашемъ кругѣ, гдѣ я часто мыслью съ вами“...

Не забылъ этой грустной годовщины и другой далекій товарищъ-изгнанникъ, искренній другъ и горячій поклонникъ Пушкина, В. Кюхельбекеръ, воспѣвшій эту годовщину трогательными и грустными стихами, изъ которыхъ нельзя не выписать здѣсь хоть маленькаго отрывка1).

...................................
„И вотъ опять лицея день священный,
Но Пушкина уже межь вами нѣтъ!

Не принесетъ онъ новыхъ пѣсенъ вамъ,
Отъ нихъ не затрепещутъ груди ваши,
Не выпьетъ съ вами онъ заздравной чаши —
Онъ воспарилъ къ заоблачнымъ друзьямъ...
Пора и мнѣ!... Я вынесъ заточенье,
Изгнаніе, разлуку, сиротство;
Но подъ щитомъ святаго вдохновенья
И здѣсь во мнѣ пылало божество!

Теперь пора!...“ etc.

Кюхельбекеръ прожилъ еще 9 лѣтъ: онъ скончался въ 1846 г.

Въ 1838 г. возобновленъ былъ Энгельгардтомъ шагъ къ совмѣстному празднованію лицейскаго дня первыми курсами (на этотъ разъ уже четырьмя, у того-же Жадовскаго) и, какъ мы имѣемъ основаніе утверждать, съ тѣмъ-же

67

успѣхомъ1). Сохранилось любопытное письмо-приглашеніе Е. А. къ Яковлеву, изъ котораго видно, какъ старикъ относился къ „расколу“, какъ онъ, — впрочемъ, едва-ли справедливо, — называлъ ту замкнутость кружка, которую старались поддержать среди семьи первокурсниковъ особенно нѣкоторые (въ то время уже покойные) товарищи. Но старый директоръ пользовался у своихъ питомцевъ такимъ уваженіемъ и любовью, что оставшіеся въ живыхъ первенцы Лицея не могли долго сопротивляться его настойчивымъ приглашеніямъ къ соединенію всѣхъ первыхъ курсовъ на собраніяхъ 19-го октября.

Вотъ это письмо Энгелъгардта:

„Подходитъ 19 октября, день родной Лицейской, день дружбы и воспоминаній. Грѣшно бы было не праздновать его по древнему обычаю дружескою сходкою. Мы, т. е. первые четыре курса, собираемся у Жадовскаго, радушнаго холостяка и хлѣбосола. Я принялъ на себя пригласить старѣйшинъ Лицея 1-го курса, обѣщалъ, что они будутъ, и надѣюсь, что не выдадутъ стараго Директора. — Этотъ общій обѣдъ не помѣшаетъ вамъ, если захотите, собраться и отдѣльно вечеркомъ у кого-либо изъ первокурсныхъ, а уже на общую сходку надо явиться неотмѣнно. Всѣхъ на все здѣсь оказалось на лицо только 27 человѣкъ, — исключивъ изъ нихъ обыкновенныхъ дикарей, кружокъ нашъ будетъ очень не великъ, тѣмъ чувствительнѣе и больнѣе, еслибъ I-й курсъ тутъ не участвовалъ.

„И такъ надѣюсь на прежнее Лицейство, и увѣренный, что пустые расколы, которымъ нынѣ уже и причины нѣтъ, совершенно исчезли, я приглашаю тебя, любезный Яковлевъ,

68

явиться непремѣнно въ среду, въ 4 часа къ Жадовскому на дружескую трапезу, тряхнуть стариной и, если по сердцу прійдетъ, помочь подтягивать наше родное Шесть лѣтъ. — Право хорошо, хотя разъ въ году, сердце дружбою отогрѣть, чтобы не совсѣмъ остыло въ великосвѣтскомъ быту.

Прощай до свиданія. Отъ всего сердца твой

старый другъ Егоръ Енгельгардтъ.

16 октября

1838.“

Отъ 1839 года въ нашихъ рукахъ нѣтъ ничего касающагося празднованія 19 октября1).

О лицейскихъ годовщинахъ 1840-хъ годовъ мы имѣемъ лишь отрывочныя, очень скудныя свѣдѣнія изъ все той-же, служившей намъ и прежде, переписки „лицейскаго старосты“ М. Л. Яковлева, именно съ барономъ М. А. Корфомъ, а также изъ другихъ случайно дошедшихъ писемъ и записочекъ (Энгельгардта и другихъ).

Что въ то время старанія Энгельгардта привлечь первенцевъ Лицея къ общей сходкѣ первыхъ курсовъ у Жадовскаго все еще встрѣчали извѣстную оппозицію со стороны по крайней мѣрѣ нѣкоторыхъ, но что вмѣстѣ съ тѣмъ послѣдніе уже готовы были нарушить старый обычай въ пользу пока лишь II-го курса, доказываетъ слѣдующая записочка Яковлева къ барону Корфу отъ 13-го октября 1840 г.

„Горчаковъ предлагаетъ праздновать 19 октября со 2-мъ выпускомъ. — Данзасъ2) охотно соглашается на этотъ вызовъ и ручается за своихъ товарищей. Какъ ты

69

думаешь? — Сегодня должно рѣшить непремѣнно, какъ и чему быть, чтобы предупредить приглашеніе Ж. и воззваніе Енг...“1). На это Корфъ отвѣтилъ: „Хотя и не знаю никакихъ подробностей: гдѣ, какъ и у кого, и хотя въ существѣ не знаю также, за что обижать Жадовскаго, который такъ радушно и безкорыстно приглашалъ и прининималъ насъ нѣсколько лѣтъ2), однако охотно пристаю къ общему мнѣнію. Богъ знаетъ только, легко ли будетъ достигнуть его исполненія и все это уладить“.

Корфъ, какъ мы это знаемъ изъ случая 1836 г., не сочувствовалъ сепаратизму; онъ вообще въ общежитіи и въ вопросахъ такта и деликатности былъ всегда очень щепетиленъ. Его опасенія, что примирить различныя теченія и интересы слишкомъ мудрено, оправдались вполнѣ, какъ видно изъ послѣдующей переписки его съ Яковлевымъ о той-же годовщинѣ 1840 г.

Черезъ 4 дня послѣ приведенныхъ записокъ (т. е., 16-го октября) онъ писалъ Яковлеву: „Препровождаю къ Вашему Превосходительству прилагаемую записку, въ которой ничего или почти ничего не понимаю. Какое приглашеніе изъ Лицея на 19 октября? Я ничего не получилъ. Что будетъ, за этимъ новымъ распоряженіемъ, изъ предположеннаго тобою плана? Всѣ ли мы званы на 20-е къ Жадовскому и имъ ли самимъ званы: ибо Е. А. (т. е. Энгельгардтъ) тамъ вѣдь не хозяинъ? Вотъ вопросы, на которые мнѣ очень хотѣлось бы твоихъ отвѣтовъ... Повторяю опять, что срокъ уже на носу, а я все не знаю еще ничего рѣшительнаго“. Объясненіе новаго осложненія находимъ въ слѣдующей запискѣ, отъ 18-го3). „Съ

70

тѣхъ поръ, что я тебѣ писалъ, иное измѣнилось. У меня были два воспитанника Лицея, въ видѣ Депутаціи, съ приглашеніемъ къ ихъ спектаклю. Они сказывали мнѣ, что къ нимъ званы воспитанники 1-го, 2-го и нѣкоторыхъ другихъ курсовъ, и также особы постороннія, и что вечеръ ихъ обѣщали почтить своимъ присутствіемъ Цесаревичъ и В. К. Михаилъ П. — Вслѣдствіе того я считаю долгомъ — и долгомъ пріятнымъ — туда поѣхать1). Къ Е. Ант. я сейчасъ писалъ, что съ удовольствіемъ явился бы къ Жадовскому на обѣдъ 20-го числа, но не имѣю еще отъ него личнаго приглашенія, равно какъ и нѣкоторые другіе изъ моихъ товарищей. Это, вѣроятно, послужитъ достаточнымъ намекомъ. Сверхъ этихъ двухъ собраній нашихъ учреждать еще третье было-бы, кажется, уже роскошью, да, признаюсь, не знаю, какъ совладать и съ двумя при моей скудости во времени“.

Наконецъ изъ третьей записки видно, что предполагавшееся особое собраніе первыхъ 2-хъ курсовъ такъ, повидимому, и не состоялось, а состоялись общій обѣдъ у Жадовскаго и лицейскій вечеръ. „Меня, пишетъ Корфъ (вѣроятно 19-го), пріѣхали звать Энгельгардтъ и Жадовскій къ послѣднему на обѣдъ въ 4¹/₂ часа, объявляя, что тамъ будешь и ты и лицейскіе всѣхъ четырехъ выпусковъ. Я далъ слово, и если меня провели, то теперь не знаю какъ быть: ибо пропировать цѣлый день мнѣ невозможно. Не лучше ли намъ ограничиться однимъ обѣдомъ, гдѣ всетаки мы всѣ будемъ вмѣстѣ. № 8“.

Съ 1841 г. еще болѣе упрочивается обычай совмѣстныхъ обѣдовъ первыхъ курсовъ, и никакого явнаго „раскола“ въ эти годы уже не проявляется. За то обѣды, вѣроятно, по настоянію лицейскихъ старѣйшинъ, переносятся, начиная съ этого года, на нейтральную почву

71

(въ какое-то помѣщеніе, извѣстное намъ только по ниже приведенному адресу), въ ближайшее сосѣдство къ мѣсту жительства Энгельгардта, жившаго на Васильевскомъ Островѣ, кажется, во 2-й линіи, и теперь рѣшительно взявшаго въ свои руки устройство обѣдовъ. Надо замѣтить еще, что постепенное уклоненіе отъ традицій сказывается и въ томъ, что начинается нѣкоторый произволъ и въ назначеніи дня лицейскаго обѣда, который съ 19-го октября — по соображеніямъ удобства — переносится на какой-либо изъ ближайшихъ дней, повидимому, на слѣдущее послѣ 19-го воскресенье. Понятно, что все это вмѣстѣ не могло не вызывать нѣкотораго охлажденія къ этимъ собраніямъ въ немногихъ еще здравствовавшихъ первенцахъ лицея. По крайней мѣрѣ это проглядываетъ въ слѣдующей записочкѣ Корфа къ Яковлеву отъ 24-го октября 1841 г. „Въ воскресенье, 26-го въ 4 часа Энгельгардъ устраиваетъ и даетъ (вѣроятно, впрочемъ на нашъ счетъ) годичный лицейскій обѣдъ, на Васильевскомъ острову, на углу 3-й линіи и Большого проспекта въ домѣ Юнкера1). Что тамъ будетъ и на какихъ условіяхъ, еще не вѣдаю; но мнѣ дано порученіе пригласить туда любезнаго Михаила Лукьяновича и, хотя, вѣроятно, онъ порадовался бы вмѣстѣ со мной, еслибъ совсѣмъ ничего не было; однако, поелику уже есть, то конечно, для насъ, ветерановъ, было-бы уже и невозможно и неприлично туда не явиться. Ты, безъ сомнѣнія, будешь того же мнѣнія. И такъ: до свиданія. № 8“.

Въ слѣдующемъ, 1842 г., который являлся юбилейнымъ (25 лѣтъ съ выпуска 1817 г.) для первокурсниковъ, повторяется бывшее въ предыдущемъ, при чемъ опять лицейскій обѣдъ перенесенъ на воскресный день (послѣ 19-го). Вотъ что 23-го октября писалъ опять Корфъ своему

72

другу: „Хотя любезный Михаилъ Лукьяновичъ совсѣмъ, кажется, насъ забылъ, однако я съ удовольствіемъ взялся передать ему приглашеніе Е. А. Энгельгардта на наступающее воскресенье. Это будетъ не пикникъ и не складчина, а просто праздникъ въ честь 19-го октября и нашего 25-тилѣтняго юбилея, который онъ даетъ на собственный счетъ. Обѣдъ въ 4 часа въ тѣхъ же комнатахъ, гдѣ былъ и прошлаго года, и надѣюсь, что мы хоть тамъ свидимся, такъ какъ ожиданіе свидѣться 19-го октября въ Царскомъ Селѣ1) не сбылось, и изъ I-го курса всего насъ было тамъ только двое. Твой отъ души № 8“.

Между тѣмъ, подчиненіе лицейскихъ первенцевъ порядку, заведенному ихъ старымъ директоромъ для 19-го октября, не мѣшало имъ все же крѣпко держаться другъ друга, сознавать свою солидарность2) и по прежнему обращаться къ М. Л. Яковлеву, какъ къ своему представителю и посреднику во всемъ, что̀ касалось Лицея, называя его по старому „лицейскимъ старостой“.

Среди протоколовъ и бумагъ, относящихся къ празднованію 19 октября, сохранилась на листѣ желтоватой бумаги съ помѣтой „15 октября 1844“ слѣдующая запись (писанная рукою одного изъ названныхъ въ ней лицъ): „Корниловъ, Стевенъ и Масловъ являлись къ Его Прев—ству Г-ну Лицейскому старостѣ для принятія приказа на счетъ 19-го октября. — Всѣ они будутъ ожидать этого приказа лично отъ Михаила Лукьяновича завтра въ понедѣльникъ у Маслова за проферансомъ. Воскресенье“.

О самомъ празднованіи годовщины въ этомъ 1844 г. нѣтъ прямыхъ свидѣтельствъ въ дошедшихъ до насъ

73

бумагахъ. Изъ приведенной записи можно, пожалуй, заключить, что нѣкоторые, вѣрные старымъ традиціямъ первокурсники хотѣли вновь собраться своимъ кружкомъ, чтобъ избѣжать общаго обѣда у Энгельгардта. Но изъ этого ничего, кажется, не вышло, какъ можно заключить изъ сообщенія послѣдняго въ письмѣ къ Матюшкину — единственнаго свидѣтелъства объ этой годовщинѣ. Въ началѣ 1845 г. Е. А. Энгельгардтъ писалъ такъ своему питомцу. Сказавъ о полученныхъ имъ откликахъ къ 19-му октября, онъ замѣчаетъ: „Къ сожалѣнію наличные здѣсь не такъ живо цѣнили этотъ сердечный день; несмотря на благовременное приглашеніе, изъ всѣхъ первокурсниковъ явились только Стевенъ, Комовскій и Данзасъ, а прочіе... жаль, очень жаль, что сердечное Лицейское такъ остываетъ въ великосвѣтскомъ быту....1)“.

Впрочемъ, и позже первокурсники не упускали случая собраться одни, своимъ тѣснымъ кружкомъ, какъ мы это увидимъ, напр., въ годъ сорокалѣтія Лицея, въ 1851 г.

Отъ 1840-хъ годовъ у насъ есть еще лишь одинъ документъ о празднованіи лицейской годовщины, именно отъ 1848 г. Это — пригласительное письмецо Е. А. Энгельгардта (полуфранцузское, полурусское) къ лицеисту 4-го курса барону А. К. Икскулю — отъ 15-го октября.

„Notre jour de reminiscence lycéenne et la reunion des прежніе Лицейскіе aura lieu mardi prochain 19 octobre, comme toujours, à 4 heures dans le modeste local de ma Земледельческая Газета въ 9-й линіи, близъ Невы въ домѣ Маркова. J’aime à croire, mon bon ami, que vous n’y manquerez pas; тряхнемъ стариной Лицейской, погрѣемъ воспоминаніями дружбы и прошлаго щастливаго времени сердца остывающія легко въ свѣтскомъ быту. — Venez, mon ami, n’y manquez pas, vous ferez grand plaisir au vieux Другъ

Директоръ

Егоръ Антоновичъ“.

74

Изъ этого письма видно, что установившійся съ 1841 г. порядокъ въ чествованіи дня 19-го октября (обѣдомъ первыхъ 4-хъ курсовъ) и роль Энгельгардта, какъ устроителя, остаются и въ концѣ 1840-хъ гг. неизмѣнными. Такъ, повидимому, продолжалось болѣе или менѣе и въ теченіе 50-хъ годовъ, о которыхъ мы, къ сожалѣнію, въ настоящій моментъ прямыми свидѣтельствами почти не располагаемъ.

Но и въ эту пору бывали случаи, когда первенцы Лицея, товарищи Пушкина, вѣрные традиціямъ старины, собирались одни — своимъ кружкомъ справлять лицейскій праздникъ. Такъ было въ юбилейный 1851-й годъ (40-лѣтіе Лицея), отъ котораго сохранился даже протоколъ обѣда первокурсниковъ — послѣдній дошедшій до насъ характерный отзвукъ славныхъ годовщинъ былого времени.

Вотъ этотъ протоколъ:

„40-лѣтіе Лицея 1851-го года.

„Теперь не то: разгульный праздникъ нашъ
Съ приходомъ лѣтъ, какъ мы, перебѣсился“...

„Собрались у Корнилова 7 человѣкъ: Корниловъ, Корфъ, Данзасъ, Масловъ, Комовскій, Яковлевъ, Матюшкинъ.

„Юдинъ по причинѣ болѣзни не былъ: Малиновскій, Мясоѣдовъ въ деревнѣ, Бакунинъ въ Твери, Горчаковъ и Ломоносовъ за границею, — Пущина нѣтъ, и Брольо безвѣстно отсутствующій.

  (Подписались) Яковлевъ, Староста Лицейскій.

Комовскій
Масловъ
Матюшкинъ
Данзасъ
Модестъ Корфъ
Корниловъ“.

75

Внизу страницы замѣчается полустершійся рисунокъ — карандашомъ, изображающій профиль лица съ надписью „Камарашъ, лиц. экономъ“.

Любопытно, что этотъ протоколъ записанъ рукою Матюшкина на 3-й страницѣ того самаго листа, на которомъ записанъ Пушкинымъ протоколъ 19-го октября тоже юбилейнаго 1836-го года.

Затѣмъ еще изъ той же эпохи, отъ 1853 г. сохранилось письмецо барона Корфа все къ тому-же Яковлеву, въ которомъ онъ по печальнымъ обстоятельствамъ (болѣзнь близкаго родственника) отказывается на этотъ разъ отъ участія въ кругу товарищей. „...Вы не взыщете, слѣдственно, добрые друзья мои, писалъ онъ въ самый день 19-го октября, если на этотъ разъ, въ маленькомъ кружку Вашемъ будетъ однимъ меньше, — однимъ такимъ, который очень, очень лишь рѣдко отказывался пожать, въ завѣтный день, Вашу руку. Обнимаю Васъ всѣхъ, добрыхъ моихъ стариковъ, заочно отъ всего сердца, пью съ Вами на память нашего Лицея1) и молю Бога, чтобы въ наступающій новый годъ тризненнаго его празднованія никого изъ Васъ не постигли удары провидѣнія, подобные тѣмъ, которые испыталъ въ истекшемъ Вашъ, какъ всегда и на всегда

Модестъ“.

Надо полагать, что Энгельгардтъ самъ въ послѣдніе годы своей жизни, по преклонности лѣтъ, не могъ уже относиться съ прежнимъ жаромъ и энтузіазмомъ къ ежегодному празднованію лицейской годовщины, которое поэтому и утратило свою прежнюю правильность и постоянство, а въ январѣ 1862 г. (черезъ 3 мѣсяца послѣ 50-лѣтія Лицея) не стало и стараго Директора, этого вѣрнаго

76

и восторженнаго хранителя и почитателя лицейскихъ преданій и старины.

По свидѣтельству моего отца, воспитанника VI-го курса, находившагося въ близкихъ и добрыхъ отношеніяхъ со многими пережившими 50-ые годы первенцами Лицея, эти послѣдніе, т. е. не одни первокурсники, но и ихъ ближайшіе товарищи, послѣ смерти Энгельгардта уже регулярно не собирались 19-го октября, хотя еще былъ живъ бывшій нѣкогда распорядителемъ сходокъ, общій любимецъ „лицейскій староста“ М. Л. Яковлевъ, давно, впрочемъ, какъ мы видѣли, отказавшійся отъ дѣятельной роли.

Въ 1868 г. не стало и его, и въ послѣдующую эпоху немногіе еще пережившіе своихъ товарищей и пребывавшіе въ столицѣ первокурсники, изъ которыхъ самыми вѣрными блюстителями традиціонныхъ обычаевъ были Корфъ, Матюшкинъ и Комовскій, окончательно примкнули, по приглашенію своихъ младшихъ товарищей, къ той группѣ лицеистовъ, именно VI, а затѣмъ и V и VII курсовъ, которая, свято чтя лицейскую старину, издавна собиралась вмѣстѣ.

III.

Мы только что сказали, что лицеисты V-го, VI-го и VII-го курсовъ (VII-ой былъ послѣднимъ, при которомъ сохранились еще первоначальные лицейскіе порядки) довольно давно — это началось съ 1861 г.1) — стали соединяться для празднованья 19-го октября и что къ нимъ примкнули съ начала 70-хъ годовъ нѣсколько остававшихся въ живыхъ первокурсниковъ. Въ этомъ кругу лицейскихъ старѣйшинъ главная иниціатива въ собраніяхъ

77

и самая живая и дѣятельная роль принадлежала VI-му курсу, который, подобно I-му, очень рано организовалъ свои сходки въ дни Лицейскихъ годовщинъ и сперва праздновалъ ихъ особо, въ своемъ кружкѣ, а впослѣдствіи пригласилъ къ себѣ воспитанниковъ V-го и VII-го курсовъ, и наконецъ объединилъ всѣхъ ветерановъ первыхъ 7 курсовъ. VI-ой курсъ, къ которому принадлежалъ мой отецъ, Я. К. Гротъ, одинъ изъ самыхъ горячихъ блюстителей лицейскихъ преданій и хранителей воспоминаній старины лицейской, слѣдовалъ съ самаго начала примѣру I-го и велъ протоколы своихъ собраній въ честь Лицейскихъ годовщинъ. Старѣйшіе изъ этихъ протоколовъ, хранившіеся вмѣстѣ съ бумагами I курса, относятся еще къ 1830-мъ годамъ и первый изъ нихъ — къ 1836 г. (25-ти лѣтію Лицея), т. е., слѣдовательно, еще къ Пушкинскому времени. Эти четыре первые протокола годовщинъ VI курса (до 1840 г.) настолько любопытны своими подробностями, въ нихъ столько общаго съ характеромъ протоколовъ I курса, что мы считаемъ долгомъ привести ихъ здѣсь цѣликомъ, какъ краснорѣчивое свидѣтельство жизненности и преемственности лицейскихъ традицій и вліянія Пушкинскаго курса на послѣдующіе въ самую начальную эпоху жизни Лицея.

Всѣ эти протоколы, не считая подписей именъ-автографовъ присутствовавшихъ, писаны рукою моего отца. Къ протоколу 1837 г. приложенъ почтовый листъ большого формата съ письменными обращеніями участниковъ собранія къ отсутствовавшему товарищу Дмитревскому (очевидно, возвращенный послѣднимъ). Такія общія, сборныя посланія были издавна въ обычаѣ у лицеистовъ при празднованіи Лицейскихъ годовщинъ, и о нихъ есть упоминаніе между прочимъ въ перепискѣ Е. А. Энгельгардта (съ Матюшкинымъ, напр., въ 1829 г., и Пущинымъ).

На собраніяхъ VI курса въ эти старые (30-ые) годы

78

бывали и приглашаемые на нихъ старѣйшіе лицейскіе наставники, особенно Чириковъ (гувернеръ и учитель рисованія), весьма любимый лицеистами. Мысль приглашать на лицейскіе сходки 19-го октября популярнѣйшихъ изъ бывшихъ лицейскихъ наставниковъ была высказана барономъ Корфомъ еще въ 1836 г. по поводу извѣстнаго предложенія Энгельгардта о сліяніи первыхъ выпусковъ (см. выше): онъ предлагалъ позвать Кайданова, Пешеля1), Чирикова; но тогда, какъ мы знаемъ, это не состоялось. Въ слѣдующемъ же, 1837 году, какъ видно изъ печатаемыхъ здѣсь протоколовъ VI курса, по постановленію, сдѣланному относительно Чирикова еще въ юбилейную годовщину 1836 г., присутствовали на обѣдѣ этого выпуска, сверхъ воспитанниковъ, „милые пѣстуны: Францъ Пешель и Сергѣй Чириковъ“; они-же были одновременно званы, какъ видимъ изъ того же протокола, Энгельгардтомъ на собраніе первыхъ 3-хъ курсовъ (вѣрнѣе I и III-го), но отказались, принявъ уже приглашеніе VI курса, и лишь отсюда, послѣ обѣда, поѣхали на пирушку къ Жадовскому. Оба гостя приняли участіе и въ сборномъ посланіи къ Дмитревскому.

Вотъ протоколы собраній VI курса, — приводимъ ихъ цѣликомъ:

I. Протоколъ Собранія 6-го курса 19 октября 1836.

(XXV-ЛѢТІЕ ЛИЦЕЯ).

Присутствовали (слѣдуютъ собственноручныя записи именъ): 1) Егоръ Гардеръ, 2) Константинъ Гольтгоеръ, 3) Яковъ Гротъ, 4) Иванъ Дмитревскій, 5) Александръ Комовскій, 6) Алексѣй Коновницынъ, 7) В. Коцебу 8) П. Крузенштернъ, 9) Стесель, 10) С. Лихонинъ, 11) Петръ Макаровъ, 12) Павелъ Миллеръ, 13) Константинъ

79

Пащенко, 14) М. Сологубъ, 15) А. Философовъ, 16) Николай Харламовъ, 17) К. Шторхъ, 18) А. Штофрегенъ, 19) Василій Эйхенъ.

Не были: 20) Анненскій, 21) Бревернъ — по болѣзни, 22) Волковъ, въ Вологдѣ, 23) Горчаковъ — въ неизвѣстной отлучкѣ, 24) Брилевичъ, въ Польшѣ, 25) Похвисневъ, въ Москвѣ, 26) Рейнботъ, въ Кронштадтѣ, 27) Стрекаловъ, въ Грузіи, 28) Ожаровскій, 29) Швыйковскій по болѣзни, 30) Вистингаузенъ (19 октября 1837 приписано: † 1829)1). Собраніе было у Коновницына; сперва назначено было у Бреверна и Философова; но за болѣзнью Бреверна должно было въ самый день собранія перемѣнить мѣсто.

Начали собираться въ 7 часовъ.

Положено: каждый годъ праздновать день основанія Лицея и всякій разъ избирать для слѣдующаго собранія одного изъ насъ распорядителемъ праздника по общему согласію.

На 1837-й годъ избирается Коновницынъ, и назначено пригласить С. Г. Чирикова.

Протоколъ остается у распорядителя, слѣдовательно каждый разъ переходитъ въ новыя руки, развѣ бы оставленъ былъ тотъ же распорядитель на другой годъ.

Всякій вноситъ деньги, заблаговременно, назначенному распорядителю.

————

Въ началѣ собранія перечитываемы были нѣкоторые лицейскіе журналы, полицейскія объявленія (?) и послѣднее письмо, написанное покойнымъ Вистингаузеномъ изъ Петербурга ко всѣмъ намъ въ Лицей. Пѣты были пѣсни, которыя бывало пѣвались въ Лицеѣ съ Серг.

80

Гавриловичемъ1). Музыка и пѣсни не умолкали во весь вечеръ. Потомъ затѣяны были два письма: одно къ Волкову, другое къ Похвисневу, и каждый вписывалъ что-нибудь обоимъ. Сняты силуэты Гардера, Сологуба, Гольтгоера и Макарова.

Между закуской и ужиномъ пѣли очень дружно Шесть лѣтъ; но одинъ только 1-й куплетъ шелъ довольно удачно, впрочемъ и прочіе раздавались очень шумно. — Затѣмъ Ecce quam bonum.

За ужиномъ пили здоровье Царя, Лицея, 6-го курса, женатыхъ особенно, всѣхъ отсутствующихъ, Ѳедора Григ. Гольтгоера, и всѣхъ лицейскихъ вообще. Сверхъ того положено, по большіинству голосовъ, въ будущемъ году праздновать этотъ день обѣдомъ2).

II. Протоколъ Собранія VI-го курса (26-ти лѣтіе лицея).
(т. е. 19 окт. 1837 г.).

Присутствовали3): 1) Н. Стесель, 2) С. Лихонинъ (въ вицъ-мундирѣ), 3) Н. Харламовъ, 4) К. Шторхъ, 5) А. Штофрегенъ, 6) Я. Гротъ, 7) Крузенштернъ, 8) К. Гольтгоеръ, 9) В. Коцебу, 10) А. Комовскій (въ Лицейскомъ мундирѣ), 11) И. Бревернъ, 12) В. Эйхенъ, 13) А. Философовъ, 14) К. Пащенко, 15) А. Волковъ.

Сверхъ того милые пѣстуны: 15) Францъ Пешель, 16) Сергѣй Чириковъ.

Не были: 1) Анненскій, 2) Брилевичъ, 3) Горчаковъ, 4) Макаровъ, 5) Дмитревскій, 6) Миллеръ, 7) Ожаровскій, 8) Похвисневъ, 9) Рейнботъ, 10) Сологубъ, 11) Стрекаловъ, 12) Коновницынъ, 13) Швыйковскій, 14) Вистингаузенъ † 1829, 15) Гардеръ.

Собраніе было, по назначенію прошлаго года, у Коновницына.

81

Недѣли за три уже были начаты распоряженія. Комовскій взялъ на себя приглашеніе, которое раздѣлилъ съ нимъ Штофрегенъ. Волковъ и Пащенко завѣдывали обѣдомъ.

Начали собираться въ исходѣ 4-го часа. Собраніе было обрадовано пріѣздомъ приглашенныхъ: Сергѣя Гавриловича1) и Франца Осиповича2), которые для VI курса отказались отъ приглашенія III курса и Егора Антоновича.

Послѣднее (т. е. приглашеніе) было повторено во время нашего обѣда, но, какъ само собой разумѣется, опять осталось безъ успѣха.

————

Сергѣй Гавриловичъ и Францъ Осиповичъ уѣхали въ 9 часовъ въ собраніе III курса къ Жадовскому.

Въ этотъ-же завѣтный день пируютъ: I-ый и III-й курсы, V-ый собирается завтра.

————

На будущій годъ рѣшено общимъ голосомъ собраться у Волкова и праздновать день, такъ же какъ и нынче, обѣдомъ. Положено: къ 19-му числу, безъ всякой повѣстки, доставлять Волкову положенный на нынѣшній разъ вкладъ: по 25-ти рублей съ каждаго. Пригласить: Чирикова, Пешеля и Цетреуса3). Позаботиться напередъ о фортепіано, потому что нынче пѣсня: Шесть лѣтъ пѣлась ужасно безъ инструмента. Если всѣ не внесутъ нужную сумму къ назначенному сроку, то тому же Волкову поручается дѣлать нужныя распоряженія къ собранію товарищей.

82

Начали расходиться къ 10-му часу.

Написаны письма къ Коновницыну, Похвисневу, Миллеру и Дмитревскому.

Письмо къ И. Д. Дмитревскому1).

(Приписка: получено 12 ноября).

19 Октября 1837.

Любезнѣйшій товарищъ и другъ Дмитревскій,

(Слѣдуютъ собственноручныя записи девяти участниковъ обѣда):

Почтенный и любезный Г-нъ Дмитревскій, Вечеръ сей провели мы весьма весело, васъ только не доставало. Исполненный чувствованій любви и уваженія къ вашему курсу, кое никогда не изгладится изъ моей памяти, желаю вамъ всѣхъ возможныхъ благъ въ жизни.

Вамъ преданный и покорный слуга

Сергѣй Чириковъ.

Ich ersuche meine alten Freunde zu Jhren eigenen Wohl auf dem Welttheater nicht meine früheren Ermahnungen zu vergessen, nähmlich: dass alles auf Verhältnissen beruht, und man mit Geduld zum einstigen Trost die Devise hat: Nihil admirari, und für die Gesundheit: tranquilitatem animi, motionem corporis, diaetara, nempe: quantitatem et qualitatem, et aquam.

Franz Peschel.

Не знаю, поймешь ли ты насъ, но мы отъ души привѣтствуемъ тебя, любезный Дмитревскій.

Весь твой А. Комовскій.

83

          Мой другъ!

          Все предо мною ходитъ вкругъ

          И я почти безъ рукъ,

          За тѣмъ пишу экспромптомъ вдругъ

          Товарищъ твой и другъ —

          Не рѣпа и не лукъ —

          Разодранный сертукъ...

Пащенко.

Ты въ Грузіи, любезный Дмитревскій, но мысль о тебѣ не покидаетъ насъ, и имя твое раздавалось, когда въ рукахъ нашихъ пѣнилось искрометное Шампанское. Думаешъ ли ты о насъ въ этотъ прекрасный день для всѣхъ, кто провелъ въ Лицеѣ золотые годы юности!

Гротъ.

Душевно жалѣли мы всѣ, что тебя не было сегодня между ними! Хотя намъ было и весело, но съ тобою время прошло бы еще лучше.

Я былъ твоимъ сосѣдомъ въ классахъ въ старшемъ курсѣ — проказъ всякаго рода было не мало — пріятно было бы кое-что припомнить — авось въ будущій годъ и ты будешь des nôtres, въ надеждѣ чего остаюсь искренно преданный тебѣ

В. Эйхенъ.

Цѣлую тебя мысленно, милый товарищъ Ив. Дм., будь здоровъ и пиши изъ Грузіи

Волкову.

Желаю тебѣ здоровья и счастія въ странахъ далекихъ.

Твой товарищъ С. Лихонинъ.

Прочіе были зѣло веселы, а потому и лѣнивы. Насъ было, безъ Чирикова и Пешеля, 15 человѣкъ. Разошлись въ 10 ч.

84

Не были: Анненскій, Макаровъ, Дмитревскій, Миллеръ, Ожаровскій, Похвисневъ, Рейнботъ, Сологубъ, Стрекаловъ, Коновницынъ (у котораго мы праздновали, но который самъ въ отпуску), Швыйковскій и Гардеръ.

————

III. Собраніе VI-го курса 19 октября 1838.

(27 лѣтъ отъ основанія Лицея).

Присутствовали: 1) Комовскій, 2) Похвисневъ, 3) Коновницынъ, 4) Шторхъ, 5) Гротъ, 6) Стесель, 7) Харламовъ, 8) Дмитревскій, 9) Гольтгоеръ, 10) Эйхенъ, 11) Штофрегенъ, 12) Миллеръ, 13) Пащенко, 14) Лихонинъ, 15) Ожаровскій, 16) Волковъ.

Не были: 1) Анненскій, 2) Брилевичъ, 3) Горчаковъ, 4) Макаровъ, 5) Рейнботъ, 6) Сологубъ, 7) Стрекаловъ, 8) Швыйковскій, 9) Гардеръ, 10) Крузенштернъ, 11) Коцебу, 12) Бревернъ, 13) Философовъ.

Собраніе было, по назначенію прошлаго года, у Волкова, который взялъ на себя и всѣ нужныя распоряженія. Начали собираться въ 8-мъ часу вечера. Ужинали и встали изъ-за ужина въ ³/₄ перваго. Положено: выучить по тверже Шесть лѣтъ; Эйхенъ принимаетъ на себя роль учителя и, если судить по безчисленнымъ и чрезвычайно удачнымъ остротамъ, которыя онъ народилъ въ этотъ вечеръ, предпріятіе его будетъ выполнено какъ нельзя лучше.

————

IV. 4-е Собраніе VI-го курса 19-ое октября 1839.

(28 лѣтъ отъ основанія Лицея).

Ужинъ у Коновницына при помощи Пащенко. Первымъ пріѣхалъ Комовскій, о каковомъ похвальномъ поступкѣ и объявляется къ свѣдѣнію, для возбужденія впредъ соревнованія.

85

Присутствовали: Волковъ, Пащенко, Гротъ, Комовскій, Эйхенъ, Дмитревскій, Коновницынъ, Ѳ. Анненскій, Стесель, Лихонинъ, К. Шторхъ, П. Миллеръ, Штофрегенъ, Гольтгоеръ.

Сверхъ того: Сергѣй Чириковъ.

————

Въ слѣдующемъ, 1840 г. Я. К. Гротъ былъ уже на службѣ въ Гельсингфорсѣ, гдѣ и оставался профессоромъ Александровскаго Университета до 1853 г. Такимъ образомъ онъ уже не могъ участвовать за это время въ празднованіи 19-го октября его курсомъ. Вообще, собирались ли лицеисты VI-го и ближайшихъ выпусковъ въ 40-ые и 50-ые годы, — намъ неизвѣстно. Кажется, возстановленію этого обычая далъ толчокъ 50-тилѣтній юбилей Лицея въ 1861 г. Какъ выше было сказано, VI курсъ возобновилъ собранія 19-го октября уже въ 1860 г., а затѣмъ постепенно онъ привлекъ къ совмѣстному празднованію лицейской годовщины всѣ первые курсы до VIII-го включительно. Вскорѣ за тѣмъ возобновилось и веденіе протоколовъ этихъ сходокъ, которые и сохранились почти за 20 лѣтъ1).

1870-ые годы застали въ живыхъ всего пятерыхъ первокурсниковъ2): Горчакова, Корфа, Комовскаго, Матюшкина и Малиновскаго. Очередь вѣчной разлуки оказалась за Матюшкинымъ, который скончался 16-го сентября 1872 г., за мѣсяцъ до Лицейской годовщины. Изъ остальныхъ привлеченныхъ съ 1870-го года раздѣлять этотъ праздникъ въ кругу лицейскихъ стариковъ, — оставалось теперь двое: Корфъ и Комовскій, которые оба и были на обѣдѣ этого 1872 года.

86

По свидѣтельству моего отца, на этомъ обѣдѣ зашла рѣчь о нумерахъ комнатъ, принадлежавшихъ въ Лицеѣ первенцамъ его. Такъ какъ присутствовавшіе не могли припомнить ихъ всѣ и точно, то С. Д. Комовскій на другой день написалъ И. В. Малиновскому (жившему въ Харьковской деревнѣ), не поможетъ ли его память, и дѣйствительно Малиновскій въ отвѣтномъ письмѣ поспѣшилъ удовлетворить любопытство старыхъ и молодыхъ своихъ товарищей и сообщилъ почти всѣ нумера1). „Какой ты христіанской души человѣкъ, писалъ Малиновскій своему старому другу, — а еще столичный: помнишь усопшихъ! Ты у меня первый по нравственно-христіанскому направленію изъ насъ четырехъ Богомъ хранимыхъ. Мой сынъ передастъ тебѣ лично, на сколько ты мнѣ, 77-ми лѣтнему, отрада. Надо бы намъ съ тобою съѣхаться: чего-то бы мы не расшевелили изъ старины“... Но такому свиданію уже не суждено было состояться, ибо менѣе чѣмъ черезъ три мѣсяца не стало и Малиновскаго († 10-го февраля 1873 г.). Затѣмъ черезъ три года, 2-го января 1876 г. скончался графъ М. А. Корфъ, а 8-го іюля 1880 г., скоро послѣ знаменательнаго дня открытія памятника Пушкину въ Москвѣ, скончался и С. Д. Комовскій.

Графъ М. А. Корфъ, хворавшій послѣдніе годы, присутствовалъ въ послѣдній разъ на лицейской годовщинѣ въ 1874 г. Въ предыдущемъ году онъ не могъ быть по болѣзни и въ тепломъ обращеніи къ „дорогимъ товарищамъ“ послалъ имъ „душевное привѣтствіе, которое такъ сладко бы мнѣ было изъявить Вамъ всѣмъ лично. Да благословитъ Богъ и впредь сердечный нашъ союзъ и позволитъ, и на долгое еще будущее, праздновать его въ томъ же неуменьшенномъ составѣ“. — Въ 1875 г. онъ уже такъ былъ хворъ, что участвовать въ сходкѣ не былъ въ состояніи,

87

и на привѣтствіе товарищей отвѣтилъ письменно: „Благодарю Васъ сердечно, добрые друзья, за память обо мнѣ, недужномъ. Дай Богъ намъ еще свидѣться въ этотъ день на землѣ и праздновать его вмѣстѣ въ благодарномъ воспоминаніи о прошедшемъ“. Этому пожеланію однакожъ не суждено было осуществиться...

С. Д. Комовскій остался послѣ того единственнымъ первокурсникомъ, неизмѣнно посѣщавшимъ собранія 19-го октября еще нѣсколько лѣтъ до 1879 г. включительно; князю Горчакову совсѣмъ не доводилось участвовать въ нихъ. Въ слѣдующемъ іюлѣ не стало и Комовскаго.

19-го октября 1880 г. собрались по обычаю на лицейскій обѣдъ оставшіеся въ живыхъ воспитанники первыхъ 7-ми курсовъ, при чемъ на этотъ разъ гостемъ былъ (въ 1-й разъ) пріѣзжавшій въ столицу младшій сынъ Пушкина Григорій Александровичъ. Старшимъ изъ присутствовавшихъ оказался воспитанникъ 3-го курса (Горчаковъ былъ за-границей) Д. Н. Замятнинъ1), который и провозгласилъ тостъ въ память всѣхъ бывшихъ товарищей, начиная съ А. С. Пушкина.

Въ этотъ день въ первый разъ 19-ое октября праздновалось

88

въ тѣхъ условіяхъ, которыя поэтически изобразилъ Пушкинъ, говоря о послѣднемъ первокурсникѣ:

„Кому-жъ изъ нихъ подъ старость день Лицея
Торжествовать придется одному?“ и т. д.

Вопросъ этотъ рѣшилъ князь Горчаковъ, пережившій всѣхъ товарищей и находившійся въ то время въ Ниццѣ. О немъ и о томъ, исполнилъ ли онъ въ этотъ священный день Лицея завѣтъ поэта, — было не мало разговоровъ за обѣдомъ, и маститому князю была, конечно, отправлена привѣтственная телеграмма, на которую онъ не замедлилъ отвѣтить. Князь Горчаковъ прожилъ еще болѣе 2-хъ лѣтъ и скончался 28-го февраля 1883 года, переживъ Пушкина на 46 лѣтъ.

————

Проходятъ года, проходятъ десятилѣтія, но все такъ же живы и ярки лицейскія преданія, живъ духъ лицейской старины, — и великій ея поэтическій геній объединяетъ и сплачиваетъ вокругъ себя все новыя и новыя поколѣнія лицеистовъ, свято чтущихъ великое прошлое своего Лицея и славный, незабвенный день 19-го октября!

Въ заключеніе будетъ кстати привести здѣсь то привѣтствіе, съ которымъ въ 1864 г. обратился на собраніи 19-го октября мой отецъ къ своимъ товарищамъ и которое впослѣдствіи не разъ читалось на лицейскихъ годовщинахъ, какъ удачное отраженіе одушевлявшихъ всѣхъ чувствъ и мыслей.

„Собираясь ежегодно въ этотъ день, мы можемъ спросить себя: для чего мы собираемся? какая идея въ нашихъ собраніяхъ? или мы пользуемся только случаемъ, предлогомъ весело провести время въ кругу товарищей?

Намъ дорого 19-ое октября, намъ дорога память Лицея? Но почему? Не потому ли, что намъ дорога наша юность со всѣмъ, что мы тогда любили, во что вѣровали,

89

чего надѣялись, — со всѣми, кого мы любили и уважали, съ товарищами и наставниками, со всѣми, насъ окружавшими.

Вы помните ли, какое очарованіе заключалось для насъ въ звукахъ: Лицей и 19-ое Октября? Того Лицея давно уже нѣтъ; юность наша улетѣла, а 19-ое октября по прежнему звучитъ для насъ могущественно: — не значитъ ли, что въ немъ кроется идея, переживающая время?

Вы помните ли, какое высокое понятіе о благородствѣ и чести соединялось для насъ съ именемъ лицейскаго? Пусть въ этомъ понятіи была своя доля юношеской гордости и заносчивости; но оно носило въ себѣ уваженіе ко всему прекрасному, достойному, великодушному; оно опредѣляло наши стремленія, наши требованія не только отъ другихъ, но и отъ самихъ себя.

Празднуя 19-ое октября, мы заявляемъ, что не разорвали связи съ нашею юностью, что сколько бы кого изъ насъ ни обманула жизнь, мы не съ презрѣніемъ и не съ ироніей относимся къ помысламъ, надеждамъ и мечтамъ нашей молодости, воспитанной Лицеемъ!

Будемъ же и впредь соединяться въ память 19-го октября, покуда есть кому соединяться:

„Судьба глядитъ, мы вянемъ, дни бѣгутъ...
Невидимо склоняясь и хладѣя,
Мы близимся къ началу своему“,

сказалъ нашъ лицейскій ясновидецъ. Но пусть 19-ое октября, не смотря на то, раздуваетъ въ насъ пламя не забытыхъ юношескихъ чувствъ; будемъ молодѣть хотя разъ въ году посреди тѣхъ, съ которыми вмѣстѣ были молоды, и въ ознаменованіе того выпьемъ за сохраненіе нашей духовной юности, за то, чтобъ въ насъ никогда не состарѣлось и не потухло воодушевленіе при воспоминаніи Лицея и 19-го октября!“

К. Гротъ.