А. В. АРХИПОВА

«ВОЗВРАЩЕНИЕ ТОВИИ» —
ДРАМАТУРГИЧЕСКИЙ ОПЫТ В. К. КЮХЕЛЬБЕКЕРА

К началу 1820-х гг. идея реформирования драматического рода и прежде всего высокой трагедии становится в России особенно актуальной. Разные поэты ищут разные пути этого реформирования. Пушкин работает над исторической народной драмой, впервые используя в русской литературе достижения шекспировской поэтики. Позднее, в 1830-е гг., его «Борис Годунов» становится образцом для всех русских трагедий на историческую тему, в том числе и для «Прокофия Ляпунова», написанного Кюхельбекером. Но в 1820-х гг. Кюхельбекер стоит еще на иных позициях, стремясь к обновлению драматургической поэтики преимущественно за счет воспроизведения исторического и национального колорита. Так, он пытается воссоздать особенности античного театра как в переводных («Агамемнон» Эсхила, где использованы античные стихотворные размеры), так и в оригинальных (историческая трагедия «Аргивяне», в которую были введены древнегреческий хор и множество элементов исторического колорита) сочинениях. Публикуемый ниже драматургический опыт на библейскую тему — тоже эксперимент подобного рода.

В известной работе Ю. Н. Тынянова «В. К. Кюхельбекер», которая написана в значительной степени на основании материалов архива Кюхельбекера, принадлежавших Тынянову, о «Возвращении Товии» сказано следующее: в Москве «осенью 1823 г. (до 23 сентября) <Кюхельбекер> переделывает „для здешних музыкантов” либретто оратории Гайдна „Возвращение Товия” («Il ritorno di Tobia»; 1774, первая оратория Гайдна, либретто Гаэтано Джованни Боккерини). Под „здешними музыкантами” следует прежде всего понимать Верстовского, друга сестер Кюхельбекера и его приятеля, в это время сблизившегося с Грибоедовым, писавшего музыку к водевилю „Кто брат, кто сестра”, тогда же написанному Грибоедовым и Вяземским. Судя по списку исполнителей, имеющемуся на рукописи, „Возвращение Товия” исполнялось тогда же в Москве».1

Сведения эти, вероятно, почерпнуты Тыняновым из какого-то письма Кюхельбекера. Слова «для здешних музыкантов», видимо, цитата из этого письма, а 23 сентября 1823 г., по всей вероятности, дата письма. Письмо это до нас не дошло, но рукопись «Возвращения Товии» известна,2 и ее анализ позволяет сделать некоторые выводы об этом сочинении Кюхельбекера, не во всем совпадающие с приведенными Ю. Н. Тыняновым сведениями.

Рукопись стихотворного драматического произведения на 8 листах (16 страниц) большого формата и не очень хорошей сохранности (листы надорваны, бумага загрязненная, в пятнах) никак не озаглавлена. Начальное обозначение: «Действие первое» — указывает, что предполагалось продолжение, хотя бы «действие второе». Впрочем, текст обрывается внезапно, и, следовательно, перед нами или часть драмы (последующие листы утрачены), или вообще лишь начальный фрагмент произведения.

Рукопись представляет собою беловик со значительной правкой, увеличивающейся к концу текста. Помимо зачеркиваний и изменений стихотворного текста на отдельных страницах находятся предварительные наброски на полях. В архивном описании указано,

363

что это «список рукой неустановленного лица не ранее 1821 г. С многочисленными (позднейшими?) исправлениями рукой Кюхельбекера», т. е. предполагается, что перед нами писарская копия. В большой работе сотрудницы Российской государственной библиотеки Е. П. Мстиславской «Творческие рукописи В. К. Кюхельбекера» этот текст назван «списком с авторской правкой перевода либретто оперы Боккерини „Возвращение Товия”».3 Однако внимательный анализ почерка, каким переписан текст и каким произведена правка, позволяет предположить, что это почерк одного лица — Кюхельбекера и что мы располагаем беловым автографом с позднейшей правкой. Об этом говорят и отдельные характерные для Кюхельбекера начертания букв, и особенное сходство с почерком Кюхельбекера в тех строках, где каллиграфическое письмо переходит в скоропись. Вполне возможно, что Кюхельбекер, находясь, как мы знаем, в 1823—1824 гг. в стесненном материальном положении, просто не имел денег, чтобы нанять переписчика. Наличие беловика указывает на завершенность определенной стадии работы.

Однако через какое-то, может быть и очень непродолжительное, время автор вновь вернулся к тексту и стал его поправлять. Правка носила в основном стилистический характер и в ряде случаев указывает на то, что исправленный вариант не являлся окончательным, так как в результате правки в отдельных строках нарушился стихотворный размер (см., например, ст. 22, 68, 318, 334).

«Список исполнителей», о котором упоминает Тынянов, действительно, написан на первой странице рукописи карандашом рукою Кюхельбекера, но он говорит, скорее, о предварительных соображениях (может быть, это только предположения Кюхельбекера о возможных исполнителях, может быть, результат каких-то переговоров с некоторыми из них), так как касается всего четырех исполнителей, в то время как в тексте их восемь, не считая статистов.4 Все это не дает оснований говорить, что перед нами законченное произведение, которое могло исполняться на сцене.

На наш взгляд, невозможно определенно утверждать, к какому драматическому жанру может быть отнесено сочинение Кюхельбекера. Связь его с текстом либретто Г. Дж. Боккерини «Возвращение Товии» несомненна: здесь та же тема, заимствованная из Библии (Книга Товита), та же ситуация: слепой Товит и его жена Анна на дороге за городом с волнением ожидают сына Товию, посланного отцом в Раги Мидийские к Гаваилу, который должен вернуть Товиту старый долг. Страдания Анны, считающей, что сын их погиб в пути, и уверенность Товита в благополучном исходе дела, неожиданное возвращение Товии и счастливый конец — все эти общие детали у Кюхельбекера и Боккерини указывают, что русский поэт использовал текст либретто оратории Гайдна.

Мы не располагаем точными сведениями о том, где и когда мог слышать Кюхельбекер ораторию «Возвращение Товии», и слышал ли он ее вообще. Известно, однако, что произведения Гайдна, в том числе и его оратории, очень часто исполнялись в русских концертных собраниях первой трети XIX в.5 Кюхельбекер мог слышать «Возвращение Товии» также во время заграничного путешествия. Интерес к Гайдну мог поддержать и близкий к Кюхельбекеру в этот период В. Ф. Одоевский, обращавшийся к творчеству австрийского композитора как музыкальный критик.6 Что касается текста либретто Г. Дж. Боккерини, то он издавался, и Кюхельбекер мог знать его по венскому изданию 1808 г. с параллельной публикацией на итальянском и немецком языках.7

Однако несомненно, что Кюхельбекер сделал не точный перевод, а создал свою вариацию на эту библейскую тему.

Он увеличивает количество действующих лиц, удлиняет монологи, вводя в них рассказ о предыстории того, что происходит на сцене, сочиняет новые эпизоды. Действие у него начинается с появления одинокого пастуха Нефоалима со стадом овец. Нефоалим — прислужник из дома Товита, находящийся, как и его хозяин, в изгнании и тоскующий о родине, о «божественном Сионе». Тоску свою он изливает в песне, текст которой является вольным переложением псалма 136. Обращение Кюхельбекера к этому псалму не случайно. В русской поэзии тех лет он не раз служил для выражения гражданских

364

патриотических и тираноборческих настроений. Широко известно переложение этого псалма Федором Глинкой — «Плач пленных иудеев» — с его знаменитой концовкой:

Рабы, влачащие оковы,
Высоких песней не поют.

Появившееся в печати в «Полярной звезде» на 1823 г. стихотворение Глинки, возможно, подтолкнуло Кюхельбекера к использованию того же псалма в «Возвращении Товии».

Диалоги Нефоалима и Эсфири, воспитанной в доме Товита сироты, принесшей еду для вечерней трапезы, появление Анны, набросившейся с упреками на Эсфирь, — все эти сцены, отсутствующие в либретто Боккерини, погружают происходящее в бытовую атмосферу, заземляют его.

Кюхельбекер использует библейские тексты, опущенные в либретто Боккерини, чтобы полнее обрисовать характеры старого Товита и особенно Анны, разработав их со множеством психологических подробностей. Так, Анна ворчит на Эсфирь за ее якобы непослушание, упрекает мужа и в том, что он утратил свое некогда прочное материальное положение, и в том, что он из корыстолюбия послал за деньгами в опасный путь их единственного сына. В то же время Анна добра, справедлива, предана мужу; она способна быстро переходить от одного настроения к другому. Материал для этих сцен Кюхельбекер почерпнул из Книги Товита. В гл. 2, ст. 11—14, и гл. 3, ст. 1—6, описана ссора Анны с Товитом (по другому поводу) и приведен горестный монолог Товита. Кюхельбекер перенес эти сцены в свое сочинение, связав их со спорами об участи Товии.

Из Книги Товита заимствована история Сарры и ее обреченных на смерть женихов (Гл. 3. Ст. 7—15); монолог Товита (Гл. 4. Ст. 3—19), содержащий поучения сыну перед отправкой его в Раги, Кюхельбекером перенесен в конец имеющегося у нас фрагмента, в сцену благословения молодых Товии и Сарры; сетования Анны на мужа тоже почти целиком взяты из Библии (Гл. 5. Ст. 18—20), как и рассказ о встрече Товии и Рагуила, отца Сарры (Гл. 7. Ст. 1—8), и ряд других мест драмы. Более тщательное следование ветхозаветному тексту, более подробная и обстоятельная обрисовка героев и перипетий сюжета отличает текст Кюхельбекера от либретто Боккерини.

Есть и другие отличия. У Боккерини первым возвращается Рафаэлло, ангел, сопровождавший Товию, и начинает рассказ о путешествии, постоянно перебиваемый дошедшей до крайней степени волнения Анной. У Кюхельбекера все собравшиеся за городом в ожидании Товии видят приближающийся караван и бросаются к нему, оставляя в одиночестве и смятении слепого Товита.

Главное отличие драматического произведения Кюхельбекера от музыкального либретто заключено в самой стихотворной фактуре. Его «Возвращение Товии» написано все одним размером — белым пятистопным ямбом, вводимым в эти годы в русскую стихотворную драму, в то время как в либретто Боккерини использованы различные размеры, соответствующие музыке Гайдна. Отсутствует у Кюхельбекера и хор, занимающий большое место в оратории.

Представляется поэтому возможным предположить, что Кюхельбекер, используя образы Гайдна и Боккерини, пытался создать не текст для оратории, а драматическое произведение, решая целый ряд литературных задач, представлявшихся ему актуальными.

Известно, что Кюхельбекер был в эти годы (1822—1825) борцом за высокое гражданское искусство, образцы которого видел в искусстве античном и в библейских образах. Его отношение к Библии как к литературному памятнику определенной исторической эпохи, характерное для тогдашнего предромантического и романтического восприятия Священного Писания, в значительной степени отразилось в «Возвращении Товии». Помимо стремления обрисовать психологически достоверные характеры библейских персонажей, никак не модернизируя их, поэт старается воссоздать бытовую и языковую атмосферу архаичной эпохи. Он подчеркивает многие бытовые детали (стада овец, дающие молоко и сыр, вечерняя трапеза с перечислением блюд и т. п.), отсутствующие и у Боккерини, и в Книге Товита. Особенно тщательно работал Кюхельбекер над языком своей драмы, стремясь придать ему древний, архаичный колорит. Стилистическая правка призвана была в ряде случаев этот архаизм усилить (см., например, ст. 73, 80, 242, 286). Для этого обильно используются славянизмы — постоянная принадлежность высокого стиля, согласно классицистической иерархии XVIII в. Однако следует иметь в виду, что начиная с эпохи русского предромантизма славянизмы были не столько призваны создавать высокий стиль, сколько служили средством исторической стилизации, при этом сочетаясь подчас со словами «низкими» и «грубыми». Эту роль выполняли славянизмы и в произведениях на античный сюжет (например, перевод «Илиады» Н. И. Гнедича), создавая эквивалент древнего народного языка.

Кюхельбекер много экспериментировал в этом направлении. «Возвращение Товии» можно считать одним из ярких экспериментов в области языка. Следует отметить здесь и роль А. С. Грибоедова, который оказал в этом отношении влияние на Кюхельбекера. Известно, что во время их совместного пребывания на Кавказе началось изучение ими Библии как литературного памятника. Грибоедов указал Кюхельбекеру на ее «красоты». В 1824 г., когда Кюхельбекер стал одним из издателей альманаха «Мнемозина», Грибоедов дал для первой его книжки свое стихотворение «Давид» — стилизованное переложение псалма 151, в котором использование архаичной лексики превосходило все тогда распространенные нормы. Нечто подобное делает Кюхельбекер и в «Возвращении Товии». Можно

365

предположить также, что самый замысел создания драматического произведения на этот сюжет возник не без воздействия Грибоедова. Грибоедов во время своей службы в Персии в 1819 г. проезжал город, принятый им за Раги Мидийские, что, видимо, произвело на него сильное впечатление. В своих «Путевых заметках» он дважды упоминает об этом месте, «куда сын Товитов ходил за десятью талантами».8 Несомненно, Грибоедов рассказывал об этом Кюхельбекеру, когда они вместе читали Библию, что отчасти и натолкнуло последнего на мысль использовать этот библейский сюжет.

В Москве осенью 1823 г. Кюхельбекер вновь встретился с Грибоедовым. Их общение с композитором А. Н. Верстовским, для которого Кюхельбекер писал либретто «Гренадские мавры», возможно, также повлияло на возникновение идеи переделать на русский лад либретто оратории Гайдна. Однако, как нам думается, эта работа переросла в другую — в создание самостоятельного драматического сочинения, которое, впрочем, осталось незавершенным.

Драматургический опыт Кюхельбекера указывает на взаимодействие культур и искусств. Итальянский текст Боккерини, музыка Гайдна, Библия, переведенная на церковнославянский язык, в равной мере послужили стимулами для литературного эксперимента русского поэта-романтика.

Действие первое

Явление 1

Нефоалим один  и  стадо  овец.1

Здесь на брегу чужих потоков
Любимцев Божиих сыны,
Потомки радостных пророков
Сидим, тоской омрачены.

***

Туда в псалмах и гласах слезных,2
Туда я рвусь в родную даль,
Там вести вкруг могил любезных3
Как горлица, моя печаль.

***

«Воспой одну от песней ваших!» —
10 Надменный мне вещал злодей.
Тебя ли, слава предков наших,
Я воспою среди цепей!

***

Но мой язык прильни к гортани,
Потухни взор, заглохни слух,4
Иссохните, как трости, длани,
Затмись в холодных персях дух, —

366

***

Когда тебе неверным буду,
Святый отцов моих закон;1
Когда в слезах своих забуду
20 Тебя, божественный Сион!

Явление 2

Нефоалим, Эсфирь.

Нефоалим

Но что — кто стонет здесь? кто сокровенный,
Кто свое уныние слиял с моим?2
Ха, это ты любезное дитя!
И ты меня подслушала, Эсфирь?

Эсфирь

Нередко я твоим внимаю песням,
И всякий раз невольно плачу я.3

Нефоалим

Или мои ты песни постигаешь?

Эсфирь

Нет, не всегда, а слышу, говоришь
Об Иордане ты и об Сионе,
30 И об врагах, о наших падших братьях,
О наших прошлых,4 лучших временах.
Об них и мой отец в кругу родимых,
Рыдая, часто, часто вспоминал.
Ах, нет уже его! — Его злодеи
Жестокие схватили, поразили
И труп его избросили из стен —
Но старец ласковый Товит земле
Его предал и нас, сирот несчастных,
Приял в свой дом, как чад своих, лелеет.

Нефоалим

40 Благой и добрый муж! — всегда, Эсфирь,
Он был таков — он друг и щит убогих.
И с гладным хлеб свой, и с нагим одежду,
И дом свой он всегда делил с бездомным!

Эсфирь

Почто ж сей праведник свой век прискорбный
Влачит в глубокой, тяжкой слепоте?5

Нефоалим

Кто служит Богу — так Товит вещает:
Тот обретет по скорби6 утешенье,
И будет искуплен от бед, и милость

367

Его по наказаньи осенит.
50 Бог по грозе выводит в небо солнце
И наши вопли обращает в радость,
И милосердому хвала и слава!
Но мне поведай, ныне ты из града
Кем послана сюда к стадам Товита.

Эсфирь

Он мне велел: «Трапезу уготовь
Там близ дороги1 в Мидию и в Раги;
Уж две седмицы протекли, как сына
Я жду обратно в дом свой опустелый;
Воссяду ныне при пути и стану
60 О нем пришельцев вопрошать, грядущих
От Экватаны, от полночных стран.2
И днесь Ахиахар, мой благодетель
И кровный нам, разделит с нами брашно».
И яствы я в кошницах принесла:3
Румяные плоды и хлеб душистый,
Горячее пшено с ягненком нежным,
И золотой благоуханный мед;
«Придаст к ним Нефоалим млеко и сыр!»4 —
Так я помыслила,5 и шла, и вдруг
70 Тебя услышала; тогда же ношу6
Там за кустом поставив, все забыла.
Но Рувим7 не идет? А матерь Анна
Ему рекла, да понесет ковры.8
Вот он идет... напрасно я пеняла!9

Нефоалим

Овец я загоню и к вам немедля
С богатым даром стада возвращусь.

Явление 3

  Анна

Еще не уготована трапеза;
А полный час, как ты изшла10 из града.
Эсфирь! с тобою не минуешь гнева!
80 И вижу, ты вменяешь в суету
Мои советы, просьбы, увещанья!11

Нефоалим
 (возражает)

Не огорчай Эсфири, матерь Анна!
Она в твоем не приобыкла12 доме.

368

Еще не ведает, сколь милосерда
При всех твоих словах суровых ты!1

  Анна

Замолкнешь ли когда, вещун незваный?
Мой долг смирять детей и домочадцев:
Уж без того беспечны вы и дерзки!
Во всем же винен мой старик упорный,
90 Противник строгости и враг порядка!
Ведут его! — скорее режьте хлебы!2

Явление 4

Анна, Товит, Ахиахар,  прежние.

  Анна

Да будет благодатным гостем нам
Ахиахар! возлечь благоволи,3
Вкуси от яств, тобой же дарованных,4
Всем нашим мы тебе одолжены!

Товит

Речей подобных, Анна, не вещай:
Ты ведаешь, не любит их наш кровный;
Не любит он, когда ему на память
Его благотворенья приведешь.5

  Анна

100 А ты противоречить любишь мне!6
Ты укрывал рабов Сеннахирима,
Неистовым на муку обреченных.
Так, признаюсь, и я твои безумства,
Твоя жена, по слабости делила!
Ты погребал убитых и казненных,7
И сам за то едва избегнул казни;
Ты был купцом царя Енемессара
И в Рагах свой излишек расточил;
И ныне был бы ты бездомным нищим,8
110 Скитался бы изгнанником в пустынях:
Но в Нинивию снова Ахиахар
Призвал тебя,9 когда Сеннахирима
Зарезали сыны, и Сахердан
По нем благой властитель воцарился;

369

С тех пор Ахиахар тебя, слепца,1
Хранит и пестует, и нас питает!
Не поминай его благотворений,2
Но я — я помню их и — милость <?> помню.3

 Ахиахар

О Анна, мне дозволь благоговеть
120 Пред мудрым сим наследником пророков.
В терпеньи равен Иову, он верой
Подобен Аврааму и Давиду:
Я ж, грешный, облегчая жребий ваш,4
Стремлюсь достойным быть щедроты Бога.
Бог облачил меня в мирскую славу,
Меня нарек ближайшим Сахердану
И окружил соблазнами языков.
Здесь укрепляюсь в правде и законе;
Не я Товиту — он мне благодетель.
130 О вашем же убытке в Рагах знаю.5
Сребро сие дано им Гаваилу,6
Верь мне: оно вам с лихвой возвратится,7
За ним Товит отправил в Раги сына.
Он возвратится; ты дождись конца,
Не осуждай до времени Товита.8

  Анна

Нет! не вещай мне о сребре ничтожном,
Ахиахар! Клянусь, не причисляю
Себя к женам и кротким и примерным;
Но, брат мой, я чужда любостяжанья,9
140 Пусть он тебе речет, как я молила,
Да не отпустит в даль Товии.10
Почто идти ему! я говорила!
Рукам он нашим жезл, ногам подпора,
Душе веселие, когда пред нами
Заботливо он входит и исходит.
Не возвратить вовеки нам богатство,
А пусть его я вижу пред собою;
И если жить еще нам дастся Богом;
Товит! нам чада нашего довольно.
150 Товит же мне ответствовал тогда:
Не сетуй; очи матери живым
И бодрым в Нинивии узрят сына,11

370

Он идет здрав и придет здрав обратно!
Благой хранитель спутствует ему,
Его Господень Ангел осеняет!
Но нет его: отец жестокий сына1
Надменною надеждой погубил!2

 Товит

О Господи! ты праведен и благ,
Твои дела, твои советы, милость,
160 И справедлив твой строгий суд над грешным;
Меня же ныне помяни и призри,
Да не воздается мне по преступленьям,
По мере беззаконья моего!
Твой страшен гнев: я в скорбех изнываю!
Непостижимы все твои судьбы!
И не ропщу: ты сотвори со мною,
Как пред твоею волею угодно!
Но повели отъять мой дух от тела,
Зане во мне болезни без числа,
170 И лживые я слышал поношенья!
Да разрешусь и буду я землею:
Ах, ныне лучше смерть, чем жизнь моя!
Дозволь, от мук да отойду туда,3
Где вечный сон усталого прикроет!
Не отвращай, о милосердый, слуха;
Молитве сердца моего внемли!

  Анна

Увы!4 простишь ли матери несчастной,
Товит! слова, внушенные тоской?5
Печаль вовек речей не размеряет6 —
180 Увы! сколь я виновна пред тобой!
Но отрекись от горестных вещаний,
Да не услышит их Господень слух,7
Да к гробу не пойду я сиротою!
Погибнул отрок наш в чужбине дальной!
Он был мне жизнь и свет моих очей.8
Нет в мире мне, не будет мне отрады,9
Еще ли гневом Бога поражусь?

Товит

С главы твоей снимаю укоризну,10
Утешься, Анна, Анна, сын твой жив!11

  Анна

190 О, не прельщай меня! ты сам не веришь
Своим речам; сам страждешь ты, как я.

371

Ты в ночь не спишь и нехотя десницу
К любимым даже яствам простираешь,
И каждый день сюда на путь исходишь,
И клонишь слух, и длани отверзаешь,
И молча в Нинивию вспять течешь.

Товит

Престань: он жив; еще его обнимешь.

  Анна

Не я, но ты престань; ах! тщетно, старец,1
Во мне надежду хочешь воскресить.2
200 Погибнул отрок мой, навек погибнул.3
Не он при смерти вежды мне смежит!4

Эсфирь

Скорее, Рувим, Нефоалим! взгляните,
Пыль поднялась столпом, в туманах праха5
Там на пути из Экватаны вижу
Рабов, коней, вельблюдов, колесницу
И в колеснице юную жену.
И вот вперед6 два всадника несутся,
Один помчался к нам! другие же
Расположились у ручья под пальмой.7

Рувим

210 Он соскочил с коня! он к нам идет.
И мнится, мне сии черты знакомы.

Нефоалим

Встань, Анна, он! воспрянь!8 се сын твой, матерь.

  Анна

Мой сын! его я зрю — я зрю тебя,
Мое дитя, и ныне да умру!

  Ахиахар

Владыка наших душ! ты наказуешь
И милуешь служителей своих.
Бегу и я, да обниму его!
Забывши древность ног, уж Анна там,
Она на выю сына с воплем пала,
220 И мать и сын, безмолвные, рыдают.

(Все убегают.)

372

Явление 5

Товит

Он здесь, и я, я не могу к нему!
Увы, и все покинули меня!1
Где он! да раз еще прижму я к персям,
Да раз еще его благословлю!
Где ты, Товия мой! где? или не дастся
Твой лик любезный осязать слепцу!2

Явление 6

Товия

Родитель мой! На Бога уповай,
И се я не одних твоих объятий,
Я твоего воззренья наслажусь!3

Товит

230 Что мне творит возлюбленный Товия?
О страх, о радость! Ночь моя прешла!..
С зениц моих спадает пелена4 —
Так! так! я вижу, вижу: это ты —
Вот Анна, вот Ахиахар, вот Рувим,
Вот Нефоалим, и вот Эсфирь;
Я с всеми вами был разлучен!
Но ты, ты возвратил мне всех любезных!5
Товия, сын мой, ты орудье неба.
Благослови язык мой имя Бога,
240 Всех Ангелов его благослови!
Приди ж, мое дитя! ты возмужал,
Возрос,6 и рамена твои широки,
И мышцы, сын мой, ныне крепки стали,7
Брада твоя покрылась первым пухом,
Уже не отрок ты и посмуглел.8
Но путь твой долог был и многотруден!9
Почто умедлил? мать твоя и я,10

373

Мы по тебе тужили, наше чадо.1
Но се Господь нам даровал тебя.2
250 Вещай, поведай нам, не умолчи
Нам ничего! И где твой верный спутник?
Что не предстанет он, да примет мзду:3
Зане тебя привел к нам невредима?

Товия

О нем ли возвестить забуду я.
Отец мой, знай, ему я боле должен,4
Чем возмогу до гроба уплатить.
Твое сребро он взял у Гаваила,
И ты прозрел его благим советом.
А мне он даровал еще другое
260 Добро: родитель, для меня оно
С одним твоим целеньем не сравнится.5
Иные же все блага превзойдет.6
Но вы потом услышите ту повесть.
Услышьте ныне, как уврачевал7
Тебя8 мой брат, мой верный Азария!
Мы в полдень шли песчаным брегом Тигра
И се, усталые, на скат воссели,
И ноги жаркие в прохладу влаги
Я опустил: вдруг диво жадное —
270 Неведомая рыба встрепенулась,
Разверзла страшный зев: я встрепетал;9
Мне ж Азария рек: дерзай, Товия!
Чудовище на сушу извлеки!
И рыбу раздробив, мы насытились;
Но друг мне наказал: ее ты печень
И желчь и сердце положи сохранно.
И желчию отгонишь слепоту,10
И от куренья печенью и сердцем
Всяк злобный Демон отбежит.11

 Ахиахар

Товит12 —

280 Воистину премудрого вождя
Избрал ты сыну! где его обрел?

  Анна

Дозволь, любезный брат мой, и тебя,13
Кто вождь сей, словом кратким извещу;14

374

Или отход Товии помнить надо,
Как помню оный я? — Идти на площадь
Товии повелел его отец1
И в Раги, в путь найти себе клеврета.
Когда же он привел к нам Азарию,
Наш старец вопросил: скажи нам имя,2
290 Скажи свой род и племя нам3 поведай.
Пришлец ответствовал: чего желаешь,
Вождя ли сыну, имя ли клеврета?
И вопрошенный вновь: я Азария —
Он возгласил. Товит же рек обоим:4
«Грядите! Ангел Божий спутствует
Тебе, мой сын, и ты благоуспеешь!»
Но продолжай, Товия, да не прервет
Тебя <в> повествовании никто!5

Товия

Мы наконец достигли Экватаны,
300 И се в виду бойниц огромных града6
Незапно мне мой спутник возвестил:7
О брат мой! в дом да внидем Рагуила!
И у него есть дщерь младая Сарра:
Умом она подобна древней Сарре;
Красою же всех сверстнех8 превышает;
И Рагуил Товиту друг и кровный,
И се в жену ее себе потребуй!
Она же семерых была невестой,
И женихи, я ведал, все погибли,
310 Лукавым бесом, злобным Асмодеем
Удавлены при вшествии в невестник;
Я возразил: «Отцу я сын единый,
И ежели умру, он сиротою,
Он в землю снидет старцем одиноким».
«Дерзай и не страшись! — вещал мне спутник. —
У беса отнята над чистым сила.9
Взошед к жене, на углях воскури
И печень ты, и сердце рыбы! он отбегнет
И не приидет к вам назад вовеки.
320 Ты ж ночь ту до утра взывай, молись,
И да с тобою воззовет и Сарра!»
Мы в Рагуилов дом вошли. У прага
Приветствовала Сарра и ввела нас.
Жене ж вещал, я слышал, Рагуил:10
«Как сходен с сыном брата моего,
С Товитом юноша! — Откуда, други?» —
Он вопросил нас. «От сынов
Израйлевых, плененных в Нинивию». —
«Вам ведом ли наш брат Товит?» — он рек.11

375

330 «Он ведом нам». — «Он здравствует и жив?»1 —
«Он жив и здравствует!» — и я воскликнул:2
«Он мне отец!» Воспрянул Рагуил,
Облобызал меня и рек с слезами:
«Будь мной благословен, о доброго,
Благого человека сын!» Уведав,
Что ты ослеп, он о тебе скорбел,
И Една с ним, жена, и Сарра дщерь
Скорбели о тебе. Но я шепнул:
«Поведай, брат мой, Азария, старцу,
340 О чем глаголил на пути!» Тогда3
Узнал мое хотенье Рагуил
И правды не сокрыл от нас и долго
Моим моленьям уступить не смел,
Когда же наконец нас сочетал, он плакал
И бледен был от грусти и боязни.
Но помнил я советы Азарии,
И ночь моя спокойно протекла.
Заутра ж Рагуил благословил,
И с ним и мы благословили Бога.
350 Потом, созвав родных, друзей и ближних,
Он пиром угощал их две седмицы,
А брат мой Азария прибыл в Раги,
И долг свой Гаваил ему вручил
И, приглашенный, с ним притек на брак мой.
Но своего стяжанья половину
Нам отдал Рагуил и наконец
Нас отпустил, мольбам моим внимая:
Зане я ведал, каждый день считаешь.

 Товит

О сын мой! благо будь тебе, что внуков
360 При древности увидеть нам даешь;
И благо будь тебе, что ты избрал
От дщерей рода нашего! Но что,
Что не течет она в объятья наши?

 Товия

Она идти, робея, не решилась
Но вот грядет, и с нею Азария.

Явление последнее

Азария, Сарра, рабы, рабыни,  прежние.

 Товит

Да внидешь с миром в дом свой, дщерь моя!
И да размножишься, и старость вас
Да посетит, согласных и блаженных.

  Анна

Будь в домоводстве мне десной рукою,
370 И все плодись от взора твоего.

376

 Сарра

Не презрите своей рабы покорной,
Вас буду чтить, как чтила я отца,
Как чтила матерь; повинюсь во всем
Вещаньям всем и наказаньям вашим.
Вы ныне мне родители: ваш лик
Мне вместо лика Бога самого,
А ты, Товия, верую, забвенью
Ты не предашь последних слов родимой.
«Мой брат возлюбленный, — рекла она, —
380 Да будет над тобой Господь небес,
И се тебе вручаю1 дщерь мою,
Да я возвеселюсь о вас и дале
Не опечалишь ты, и добрый слух
Об детях наших я всегда услышу!»2
Она окончила, и ты клялся,
И звук речей твоих: «Исполню клятву!» —
Мне говорил: «Я отдалася другу».
Но с трепетом и Анне и Товиту
В мечтах боязненных я предстояла,
390 Зане, хотя молвой их благость знала,
Не отходя от родных никогда,
Страшилась я, да свекру и свекрови
Не угожу при строгом, первом взгляде,
И ах! чужую приняли, как чадо;
Меня ласкают, как дитя родное:
Не обретают слов мои уста!3

 Товит

Будь с вами Бог, и чтите, дети, Бога
Все ваши дни! пусть даже ваша мысль
Его законов не преступит! помните,
400 Что сотворил он вам, как вас ущедрил!
От многого ты милостыну многу,4
О сын мой, раздавай! когда ж умалит
Господь остаток ваш, от малого
Не бойтесь уделять,5 и пусть не видит
Того, что вы даете, ваше око.
От нищего лица не отвращайте,
Тогда от вас вовек не отвратится
И Божие лицо. Не огорчи
Жены твоей, Товия, прилеплясь
410 К чужим женам и к дщерям инородных,
Над родом же своим не возноситесь;
Любите ваших братий; ведайте,
Гордыня — мать разврата, а разврат —
Страданьям глада, гибели отец!
Не задержи, мой сын, обещанной
Наемникам награды ни на миг.6

377

Признательный, прими совет полезный;
Совет же мудрых слушай и лови!
Когда умру и погребешь меня,1
420 Чти мать твою и, что угодно ей,
Твори и не забудь ее заботы,
Страдания и скорби о тебе.
Когда умрет, ее в едином гробе
Со мною заключи. — А Господа,
О чада, славьте, днем и ночью славьте,
Зане великое на вас явил!
И днесь к тебе я обращаюсь, муж
По сердцу Божию! Чем возмогу
Тебе воздать? И если мне речешь:
430 «Будь раб мой!» — не сочту того превыше2
Заслуг твоих: прими же половину
Сокровищ всех, нам чрез тебя стяженных.

  Рафаил

Благословите, возносите Бога
И проповедуйте его повсюду.
Добро хранить во тьме Цареву тайну,
Дела же Бога славно возглашать!3
И не утаю от вас я ничего.
Когда, Товит, молился ты в печалях
И в тот же час твоя невестка Сарра
440 Пред Господом, уединясь, скорбела,
Молитвы ваши Ангел принимал
И приносил их в уши Пресвятого.
Когда свой плащ ты отдавал нагому
И гладного питал, тогда при том
Присутствовал неведомый свидетель;
И в день, когда ты встал и пир покинул
И тайно мертвого прикрыл за градом,
Ты не укрылся от него средь ночи:
Товит, я был с тобой, и я был послан
450 Тем, кто созвездья созвал и сочел,
Кто мысли смертных слышит и считает, —
Был послан исцелить тебя, о старец,
И Сарру исцелить, твою невестку!
Я Рафаил, единый от семи
Владык, несущихся пред славой Бога
И приносящих пред него мольбы.
Не бойтеся! мир с вами! славьте Бога:
Вы мнили, с вами пью и снедь вкушаю —
Но вас виденье обольщало: ныне
460 Я вознесусь к Пославшему меня!

 Мариям

Где отрок тот? он был и нет его!
Он здесь стоял, — куда ушел прекрасный?