ФЭБ: Иезуитова. Рабочая тетрадь Пушкина ПД, N 833: (История заполнения).

235

Р. В. ИЕЗУИТОВА

РАБОЧАЯ ТЕТРАДЬ ПУШКИНА ПД, № 833

(ИСТОРИЯ ЗАПОЛНЕНИЯ)

Так называемая третья кишиневская тетрадь, по прежнему шифру ЛБ № 2367, представляет собою переплетную тетрадь размером в полулист (214×173 мм). По описанию Л. Б. Модзалевского и Б. В. Томашевского,1 бумага № 89 (верже, синяя, с обыкновенным разрезом). Водяные знаки: на левом полулисте — под щитком переплетенные буквы; на правом — герб; на сгибе листов — наверху „1817”, посередине „МУСТ”. По описанию С. А. Клепикова, это бумага № 68.2

На внутренней стороне крышки переплета (сверху слева) полустертая карандашная запись рукою Пушкина — список следующих его стихотворений:

Черн.‹ое› море
Увы, зачем
Черн.‹ая› шаль
Эпигр‹аммы› Мосх. Ид‹иллия›
Чедаеву
Чернильнице
Кате‹нину›3

Справа от списка чернилами проставлен Л. В. Дубельтом „№ 12”, что означает порядковый номер в общей описи тетрадей Пушкина, составленной при „посмертном обыске”.

Ниже рукою Пушкина записан на французском языке эпиграф из А. Шенье: „ainsi, triste et captif, ma lyre toutefois s’eveilloit... André Chénier”.4

Внутренняя сторона задней крышки переплета чистая. На последнем, 88-м листе (в прямом положении тетради) опекунская запись: „В сей книжке писанных и номерованных листов шестьдесят пять”.

В перевернутом (верхом вниз) положении тетради на этом же листе (л. 88) рукою Пушкина сделаны две зашифрованные записи:5 „14 juillet 1826 Go...”6 (последнее слово закрыто пятном и читается с трудом: третья буква — либо „и”, либо „n”) и „2 août 1827 j.h. 4 août R.J.P. Jich. en songe”.7 Ниже рисунок — портрет неизвестного.

В тетради 88 листов по архивной нумерации. В опекунской нумерации — ошибка: 65 вместо 69 листов. Пропущены листы между листами 16 и 17, 55 и 56, 58 и 59. Кроме того, оказались непронумерованными лист 87 (по архивной нумерации). По жандармской нумерации — 66 листов; при этом ошибочно

236

дважды был пронумерован лист 41 и пропущен лист между л. 49 и 50. Таким образом, архивная, опекунская и жандармская нумерация не совпадают. Это объясняется не только ошибками, допущенными „нумеровальщиками”, но также и тем, что жандармская и опекунская нумерации не принимали в расчет незаполненных листов. Их в тетради всего 19: л. 57—73, 75, 76.

Тетрадь заполнялась в 1821—1830 гг. Она была заведена в феврале 1821 г. для задуманного Пушкиным сборника антологических стихотворений. Записи делались как в прямом, так и в перевернутом (верхом вниз) положении тетради. Последние записи относятся к весне 1830 г. (черновой автограф стихотворения („К вельможе”).

Дадим полистное описание тетради ПД, № 833.

В начале тетради вырезано не менее двух листов.

Л. 1—1 об. В правом верхнем углу карандашная запись Пушкина: „1 сент.‹ября› 1826 изв.‹естие› о коронации”. Ниже общий для последующих стихотворений заголовок „Эпиграммы во вкусе древних”, под которым помещены беловой автограф стихотворения „Нереида” (II, 156, 636) и беловой автограф стихотворения „Редеет облаков летучая гряда”. Под последним помета: „Каменка”. Далее следует начало белового автографа стихотворения „Земля и море” под заглавием „Морской берег” (II, 162, 639).

Л. 2. Продолжение белового автографа стихотворения „Земля и море”, последняя строфа с большой правкой; под стихотворением дата: „8 февр‹аля› 1821. Киев”. Беловой автограф стихотворения „Красавица перед зеркалом” (II, 163). В нижнем правом углу дата: «9 февраля 1821».

Л. 2 об. Начало белового автографа стихотворения „Увы! зачем она блистает” под заглавием „Элегия” (II, 143, 623).

Л. 3. Окончание белового автографа стихотворения „Увы! зачем она блистает”; под ним помета: „1820. Юрзуф”. Беловой с поправками автограф стихотворения „К портрету Вяземского” (II, 149, 631). Начало белового (с поправками) автографа стихотворения „Я пережил свои желанья” под заглавием „Элегия” (II, 165, 641).

Л. 3 об. Окончание белового автографа „Я пережил свои желанья”; под ним дата: „Каменка. 22 февр.‹аля› 1821” (II, 165, 641). Беловой с поправками автограф стихотворения „В альбом” („Пройдет любовь, умрут желанья”) (I, 257, 415), под которым дата: „1817”. Беловой автограф стихотворения „На Каченовского” („Клеветник без дарованья”) под заглавием „Эпиграмма” (II, 223, 730).

Л. 4. Беловой автограф стихотворения „Муза” (II, 164, 640).

Л. 4 об. Беловой с поправками автограф стихотворения „Дева” („Я говорил тебе: страшися девы милой”) (II, 180, 654). Беловой автограф „Эпиграммы” на А. А. Давыдову („Оставя честь судьбе на произвол”) (II, 226, 732).

Между листами 4 и 5 — корешки вырванных из тетради листов.

Л. 5. Конец белового автографа стихотворения „Катенину” („Кто мне пришлет ее портрет”), стихи 11—16. Под автографом росчерк и дата: „5 апр.‹еля› ‹182.1›” (II, 181, 655). Беловой с поправками автограф стихотворения „Ты прав: хоть он поэт изрядной” под заглавием „Эпиграмма” (II, 177, 650).

Л. 5 об. Начало белового с поправками автографа стихотворения „Чедаеву” под заглавием „К Чедаеву” („В стране, где я забыл”), стихи 1—18 (II, 187, 665).

Между листами 5 и 6 — корешок вырванного листа.

Л. 6. Продолжение белового с поправками автографа стихотворения „Чедаеву”, стихи 19—39 (II, 188, 665).

Л. 6 об. Продолжение белового с поправками автографа стихотворения „Чедаеву”, стихи 40—57 (II, 188, 665).

Л. 7. Продолжение белового с поправками автографа стихотворения „Чедаеву”, стихи 58—81 (II, 188—189, 665—666).

Л. 7 об. Окончание белового с поправками автографа стихотворения „Чедаеву”, стихи 82—84 (II, 189, 666). Под автографом дата: „6 апреля 1821. Кишенев” и сложный по конфигурации росчерк. Ниже со знаком вставки беловой автограф стихов 61—64 этого же стихотворения.

Л. 8. Беловой автограф стихотворения „Христос воскрес” (II, 186, 658). Под автографом дата: „12 апр.‹еля› ‹1821›”.

237

Л. 8 об. Беловой автограф стихотворения „Адели”; в конце росчерк (II, 275, 789—790).

Л. 9. Беловой автограф „Элегии” („Воспоминанием упоенный”) (II, 76, 554).

Л. 9 об. Беловой с поправками автограф стихотворения „Дионея” под заглавием „Идиллия”; в конце росчерк (II, 200, 684—685).

Между листами 9 и 10 — корешки вырванных листов.

Л. 10. Начало белового с поправками автографа стихотворения „Умолкну скоро я!.. Но если в день печали” под заглавием „Элегия” (II, 208, 692—694). Под заглавием дата: „1821. Авг.‹уста› 23”.

Л. 10 об. Окончание стихотворения „Умолкну скоро я!.. Но если в день печали” (II, 208, 693—694). Беловой автограф стихотворения „Лизе страшно полюбить” (II, 359).

Л. 11. Начало перебеленного с поправками автографа стихотворения „Мой друг, забыты мной следы минувших лет” под заглавием „Элегия” (II, 209, 696).

Л. 11 об. Окончание перебеленного с поправками автографа „Мой друг, забыты мной следы минувших лет”, стихи 15—22 (II, 209—210, 696); под текстом дата: „25 авг.‹уста› 1821”. Беловой автограф стихотворения „У Кларисы денег мало” под заглавием „Эпиграмма” (II, 240, 739); под текстом дата: „1822. Генв.‹арь›”.

Между листами 11 и 12 — корешок вырванного листа.

Л. 12. Начало перебеленного с поправками автографа стихотворения „Война”, стихи 1—18 (II, 166, 643).

Л. 12 об. Окончание перебеленного автографа стихотворения „Война”, стихи 19—32. В конце дата: „1821” (II, 166—167, 643).

Л. 13. Начало белового с поправками автографа стихотворения „Алексееву” под заглавием „А-ву”, стихи 1—28 (II, 228, 733—734).

Л. 13 об. Окончание белового автографа стихотворения „Алексееву”, стихи 29—44 (II, 228, 733—734).

Л. 14. Вариант окончания стихотворения „Алексееву”, стихи 45—56 (II, 733—734). Под текстом дата: „1821” и подпись.

Л. 14 об. Начало белового автографа стихотворения „К Овидию” под заглавием „Овидию”, стихи 1—3 (II, 218, 728). Примечание (1) к стихотворению (II, 728).

Л. 15. Продолжение белового автографа стихотворения „К Овидию”, стихи 4—26 (II, 218, 728).

Л. 15. об. Продолжение белового автографа стихотворения „К Овидию”, стихи 27—48 (II, 219, 728). Примечание (2) к стихотворению (II, 728).

Л. 16. Продолжение белового автографа стихотворения „К Овидию”, стихи 49—71 (II, 229, 728).

Л. 16 об. Продолжение белового автографа стихотворения „К Овидию”, стихи 72—92 (II, 220, 728).

Л. 17 (сохранилась лишь верхняя его половина). Окончание белового автографа стихотворения „К Овидию”, стихи 93—104 (II, 220—221, 728). В конце автографа дата: „1821 дек.‹абря› 26”.

Л. 17 об. Начало белового автографа стихотворения „Ф. Н. Глинке” под заглавием „Ф. Н. Г.-е”, стихи 1—8 (II, 273, 787).

Л. 18. Беловой с поправками автограф стихотворения „Приметы” под заглавием „Отрывок” (II, 222, 729). Под автографом дата: «27» ‹декабря 1821›.

Л. 18 об. Начало белового автографа „Гречанке”, стихи 1—19 (II, 262, 768).

Л. 19. Окончание белового автографа „Гречанке”, стихи 20—31 (II, 262—263).

Л. 19 об. Беловой с поправками автограф стихотворения „Дочери Карагеоргия” под заглавием „Дочери К. Г. 1820” (II, 148, 628). Под автографом — примечание к стихотворению.

Л. 20. Начало белового автографа стихотворения „К Дельвигу” („Друг Дельвиг, мой парнасский брат...”) под заглавием „Дельвигу (1821 в марте)”, стихи 1—19 (II, 168, 644).

Л. 20 об. Окончание белового автографа стихотворения „Дельвигу”, стихи 20—28 (II, 168—169, 644).

Л. 21. Начало белового автографа первой редакции стихотворения „Наполеону” под заглавием „На смерть Наполеона”, стихи 1—18 (II, 213, 716).

238

Л. 21 об. Продолжение белового автографа первой редакции стихотворения „Наполеон”, стихи 19—38 (II, 213—214, 716).

Л. 22. Продолжение белового автографа первой редакции стихотворения „Наполеон”, стихи 39—56 (II, 214, 716).

Л. 22 об. Продолжение белового автографа первой редакции стихотворения „Наполеон”, стихи 57—68 (II, 214—215, 716).

Л. 23. Продолжение белового автографа (переходящего в черновой) первой редакции стихотворения „Наполеон”, стихи 69—96 (II, 215—216, 716—717).

Л. 23 об. Окончание белового автографа первой редакции стихотворения „Наполеон”, стихи 113—120; ниже в два ряда стихи 97—112 — вставка из стихотворения „К морю” (II, 216, 717—718).

Л. 24. Начало перебеленного с поправками автографа стихотворения „Кокетка”, стихи 1—21 (II, 224, 731—732).

Л. 24 об. Продолжение перебеленного с поправками автографа стихотворения „Кокетка”, стихи 22—42 (II, 224—225, 732).

Л. 25. Окончание перебеленного с поправками автографа стихотворения „Кокетка”, стихи 43—44 (II, 225, 732). Беловой автограф стихотворения „Приятелю” (II, 227, 733).

Л. 25 об. Перебеленный с поправками автограф стихотворения „Баратынскому. Из Бессарабии” („Сия пустынная страна”) (II, 235, 738).

Л. 26. Беловой автограф стихотворения „Баратынскому” („Я жду обещанной тетради”) под заглавием „Ему же” (II, 237, 739). Беловой автограф стихотворения „Ночь” („Мой голос для тебя и ласковый и томный”) (II, 289, 801); над текстом справа дата: „26 окт.‹ября› 1823. Одесса”.

Л. 26 об. Беловой автограф стихотворения „Свободы сеятель пустынный” (II, 302, 819). Над текстом эпиграф: „Изыде сеятель сеяти семена своя”.

Л. 27. Беловой автограф стихотворения „Иностранке” под заглавием „В альбом” („На языке, тебе невнятном”) (II, 271, 786). Под текстом автографа зашифрованная запись по-французски:8 „Veux tu m’aimer. 18/19 Mai 1824 pl.v.D.’”.9

Л. 27 об. Беловой автограф стихотворения „К***” („Ты богоматерь, нет сомненья” (III, 45).

Л. 28. Начало белового автографа стихотворения „Прозерпина” под заглавием „Подражание Парни”, стихи 1—21 (II, 319, 834—835).

Л. 28 об. Окончание белового автографа „Прозерпины”, стихи 22—43 (II, 319—320, 835). Под текстом дата: „26 августа 1824”.

Лист 28а вырван. Обрывки корешка лицевой стороны без следов текста, оборотной стороны — следами текста.

Л. 29. Под цифрой V беловой автограф стихотворения „Охотник до журнальной драки” (II, 346, 879) и под цифрой VI беловой автограф стихотворения „Лихой товарищ наших дедов” (II, 347).

Л. 29 об. Беловой автограф стихотворения „Смутясь, нахмурился пророк” (под заглавием „Подражания Корану. I”), стихи 1—16 (II, 353, 888). Перед текстом запись: „Из гл.‹авы› Слепый в 42 ст‹ихе›”.

Л. 30. Продолжение автографа стихотворения „Смутясь, нахмурился пророк” под заглавием „Подражания Корану. I”, стихи 17—28 (II, 353—354, 888—889). Под текстом росчерк.

Л. 30 об. Беловой автограф стихотворения „С тобою древле, о всесильный” („Подр‹ажания› Корану. IV”) (II, 354, 890—891) под заглавием „Подр‹ажание› 2”.

Л. 31. Начало белового с поправками автографа „Второго послания к цензору”, стихи 1—18 (II, 367, 917).

Л. 31 об. Продолжение белового с поправками автографа „Второго послания к цензору”, стихи 19—37 (II, 367—368, 917).

Л. 32. Продолжение белового с поправками автографа „Второго послания к цензору”, стихи 38—58 (II, 368, 917—918).

Л. 32 об. Окончание белового с поправками автографа „Второго послания к цензору”, стихи 59—72 (II, 368—369, 918).

239

Л. 33. Беловой автограф стихотворения „Земля подвижна — неба своды” („Подражания Корану. V”) под заглавием „3 подр.‹ажание› Кор.‹ану›” (II, 354—355, 892).

Л. 33 об. Начало белового с поправками автографа первой редакции стихотворения „Клеопатра”, стихи 1—24 (III, 130, 685—686).

Л. 34. Продолжение белового с поправками автографа первой редакции „Клеопатры”, стихи 25—36 (III, 130—131, 685—686, 688).

Л. 34 об. Продолжение белового с поправками автографа первой редакции „Клеопатры”, стихи 37—58 (III, 686—687).

Л. 35. Окончание белового с поправками автографа первой редакции „Клеопатры”, стихи 59—70 (III, 687). Ниже более крупным почерком и темными чернилами следующая запись из „Бориса Годунова”: „Что скажет нам Семен Никитич — Нынче ко мне чем свет — etc”.

Л. 35 об. Чистый.

Л. 36. Чистый.

Л. 36 об. В перевернутом (верхом вниз) положении тетради. Карандашом и чернилами карта Днепра на географической сетке с обозначением градусов.

Л. 37. Перебеленный с поправками автограф „Ариона” (III, 58, 593—594); под текстом дата: „16июля/7” (т. е. 16 июля 1827 г.).

Л. 37 об. В перевернутом положении тетради. Карандашом черновой автограф письма Пушкина к В. В. Измайлову около 26 августа 1826 г. (XIII, 410—411). Поверх него в повернутом (на 90 градусов) положении начало чернового автографа стихотворения „Близ мест, где царствует Венеция златая”, стихи 1—9 (III, 600—601).

Между листами 37 и 38 вырвано несколько листов.

Л. 38. Черновой автограф карандашом стихотворения „К Языкову” („Языков, кто тебе внушил”); под текстом дата: „28 авг.‹уста› ‹1826›” (III, 576—577). Поверх карандашного текста окончание чернового автографа стихотворения „Близ мест, где царствует Венеция златая” (тетрадь повернута на 90 градусов); под текстом дата: „17 сент.‹ября› 1827”.

Л. 38 об. Фрагмент чернового автографа „Послания Дельвигу” („Прими сей череп, Дельвиг, он”), стихи 109—125 (III, 606).

Л. 39. Черновой автограф заметки „Истинный вкус состоит” („Отрывки из писем, мысли и замечания”) (XI, 322). Черновой автограф „Никто более [его]...” этого же цикла (XI, 323). Запись „Провинциальная чопорность”. Черновой автограф заметки „Наконец появилось собрание стихотворений...” („‹Стихотворения Евгения Баратынского 1827 г.›”) (XI, 50, 320—321).

Л. 39 об. Продолжение чернового автографа заметки „Наконец появилось собрание стихотворений...”, строки 6—12 (XI, 50, 320—321). Наброски плана „Corrige le valet, mais respecte le maître.10 Соперн‹ики› Бар.‹атынского› — Батюшк.‹ов› и Жук.‹овский› сравн.” (XI, 321).

Л. 40. Начало белового автографа первой редакции стихотворения „Поэт” („Пока не требует поэта”), стихи 1—16 (III, 598—599).

Л. 40 об. Окончание белового автографа первой редакции „Поэта”, стихи 17—20 (III, 599); под текстом дата: „15 авг.‹уста› 1827 Мих‹айловское›”. Продолжение чернового автографа статьи „Наконец появилось собрание стихотворений...”, строки 13—17 (XI, 50, 320—321).

Л. 41. Продолжение чернового автографа заметки „Наконец появилось собрание стихотворений...”, строки 17—22 (XI, 50, 321). Черновые автографы заметок „Tous les genres sont bons excepté l’ennuyeux”11 и „Un sonnet sans défaut seul un long poème”12 из цикла „Отрывки из писем, мысли и замечания” (XI, 326).

Л. 41 об. Черновой автограф заметки „Анг‹лийские› критики...” („‹О драмах Байрона›”), строки 1—8 (XI, 51, 321).

Л. 42. Продолжение автографа заметки „Анг‹лийские› критики...” („‹О драмах Байрона›”), строки 9—22 (XI, 51, 322).

240

Л 42 об. Продолжение чернового автографа заметки „Анг‹лийские› критики...” („‹О драмах Байрона›”, строки 23—28 (XI, 322).

Л. 43. Черновой автограф заметки „Tous les genres sont‹bons exepté l’ennuyeux›. Эта шутка Вольтера...” („Отрывки из писем, мысли и замечания”) (XI, 326).

Л. 43 об. Черновой набросок стихотворения „Поэт и толпа” (III, 707). Черновые наброски заметок „О драмах Байрона” (XI, 322) и „Ученый без дарованья...” („Отрывки из писем, мысли и замечания”) (XI, 323).

Л. 44. Черновой автограф заметки „Если знание любителя отечественной литературы...”, строки 1—20 (XI, 62, 334).

Л. 44 об. Продолжение чернового автографа заметки „Если звание любителя отечественной литературы”, строки 11—20 (XI, 32, 334).

Л. 45. Продолжение автографа заметки „Если знание любителя отечественной литературы...”, строки 20—32 (XI, 62, 334).

Л. 45 об. Окончание автографа заметки „Если звание любителя отечественной литературы...”, строки 32—38 (XI, 62—63, 334—335).

Л. 46. Автограф заметки „Есть различная смелость” („Отрывки из писем, мысли и замечания”) (XI, 60—61, 333).

Л. 46 об. Продолжение автографа заметки „Есть различная смелость” (XI, 61, 333).

Л. 47. Окончание автографа заметки „Есть различная смелость” (XI, 61, 333). Автограф заметки „Чем более мы холодны” („Отрывки из писем, мысли и замечания”) (XI, 52, 324).

Л. 47 об. Окончание автографа заметки „Чем более мы холодны” (XI, 53, 324). Автографы заметки „Браните мужчин вообще...” („Отрывки из писем, мысли и замечания”) (XI, 60, 332).

Л. 48. Автограф заметки „Одна из причин жадности...” („Отрывки из писем, мысли и замечания”) (XI, 60, 332—333).

Л. 48 об. Автограф заметки „Мне пришла в голову мысль...” („Отрывки из писем, мысли и замечания”) (XI, 52, 324). Беловой с поправками автограф стихотворения „Ф. Н. Глинке”, стихи 5—16 (II, 788).

Л. 49. Черновой автограф второй редакции стихотворения „Клеопатра”, стихи 58—70 (III, 688—689).

Л. 49 об. Черновой автограф второй редакции стихотворения „Клеопатра”, стихи 71—74 (III, 699) и стихи 33—43 (III, 690).

Л. 50. Черновой автограф второй редакции стихотворения „Клеопатра”, стихи 50—58 (III, 680—691).

Л. 50 об. Черновой автограф стихотворения „Шумит кустарник... На утес”, стихи 5—8 (III, 216, 805). Рисунок (набросок головы оленя).

Л. 51. Черновой автограф стихотворения „Шумит кустарник... На утес”, стихи 1—4, 9—14 (III, 216, 804—805). Рисунки (медведь на привязи).

Л. 51 об. Начало чернового автографа стихотворения „К вельможе”, стихи 1—16 (III, 805—807). Рисунки.

Л. 52. Продолжение чернового автографа стихотворения „К вельможе”, стихи 17—27 (III, 807—809). Рисунки.

Л. 52 об. Продолжение чернового автографа „К вельможе”, стихи 28—37 (III, 809—811). Рисунки.

Л. 53. Продолжение чернового автографа „К вельможе”, стихи 38—47 (III, 811—812). Рисунок.

Л. 53 об. Продолжение чернового автографа „К вельможе”, стихи 48—57 (III, 813—814).

Л. 54. Продолжение чернового автографа „К вельможе”, стихи 58—68 (III, 814—815).

Л. 54 об. Продолжение чернового автографа „К вельможе”, стихи 69—80 (III, 816—817).

Л. 55. Продолжение чернового автографа „К вельможе”, стихи 81—89 (III, 817—819).

Л. 55 об. Продолжение чернового автографа „К вельможе”, стихи 90—96 (III, 819—821).

Л. 56. Продолжение чернового автографа „К вельможе”, стихи 96—102 (III, 821—822).

241

Л. 56 об. Окончание чернового автографа „К вельможе”, стихи 103—106 (III, 822—823). В конце росчерк.

Далее в тетради следуют 17 чистых, незаполненных листов (л. 57—74). Так как следующие записи в тетради делались в перевернутом (верхом вниз) положении, целесообразно описывать их от конца тетради.

Л. 87 об.-84. Беловой автограф „Извлечения из Беральда Савойского”.13

Между листами 84 и 83 корешки трех вырванных листов.

Л. 83 об. Черновой автограф стихотворения „‹Баратынскому›” („О ты, который сочетал”) (III, 620). Рисунки.

Л. 83. Черновой автограф начала письма Ибрагима к Леоноре из „Арапа Петра Великого” (VIII, 523).

Между листами 83 и 82 корешки вырванных листов с остатками текста „Арапа Петра Великого” (VIII, 523—524).

Л. 82 об. Фрагмент чернового автографа второй главы „Арапа Петра Великого” (VIII, 524).

Л. 82. Черновой автограф 9-й заметки „Замечаний на Анналы Тацита” (XII, 194, 416—417). Рисунки.

Л. 81 об. Начало чернового автографа заметки „Гордиться славою своих предков...” („Отрывки из писем, мысли и замечания”) (XI, 327). Стихи I—VI черновой редакции „Черепа” (III, 607).

Л. 81. Продолжение чернового автографа заметки „Гордиться славою своих предков...” („Отрывки из писем, мысли и замечания”), строки 1—10 (XI, 327). Рисунки (листья, кусты).

Л. 80 об. Черновой автограф заметки „Иностранцы, утверждающие, что в древнем нашем дворянстве...” („Отрывки из писем, мысли и замечания”) (XI, 327).

Л. 80—79 об. Беловой автограф стихотворения „Мордвинову” (II, 589).

Л. 79. Черновой автограф стихотворения „Кипренскому” (III, 595).

Л. 78 об. Запись „И я бы мог” (III, 461, 607, 1055). Черновой автограф „Послания Дельвигу” („Прими сей череп, Дельвиг; он”), строки 1—6 прозаической части (III, 607—608).

Л. 78. Черновой автограф заметки „Байрон говорил” („Отрывки из писем, мысли и замечания”) (XI, 55, 331).

Л. 77 об. Продолжение чернового автографа заметки „Байрон говорил” (XI, 55, 331).

Л. 77. Чистый.

Л. 76—75. Чистые.

Л. 74 об. Беловой автограф заметки „О Гавриле Григорьевиче Пушкине” (XVII, 62).

Л. 74. Чистый.

Тетрадь ПД, № 833 была заведена в начале февраля 1821 г. для задуманной Пушкиным на юге поэтической антологии.14 На первых порах тетрадь (за весьма немногими исключениями) вообще не несла следов черновой работы в ней и предназначалась почти исключительно для беловых редакций стихотворений. Однако в процессе ее заполнения первоначальный замысел создания поэтической антологии претерпел существенные изменения, и Пушкин стал записывать в ней лирические стихотворения разных жанровых форм (и не обязательно в антологическом роде), а начиная с л. 37 (в прямом положении тетради) и с ее конца (в перевернутом верхом вниз положении) делал в ней выписки из разных сочинений, работал над прозаическими набросками и отрывками, черновиками писем, стихов и т. п. Постепенно записи приобрели свой обычный вид, и ПД, № 833 стала типичной рабочей тетрадью Пушкина со всеми ее атрибутами — записями в обычном и перевернутом (верхом вниз) положениях, зашифрованными записями дневникового характера, вырванными в процессе работы листами, рисунками, росчерками, выписками и заметками. Пушкин пользовался

242

этой тетрадью в течение целого десятилетия (вплоть до 1830 г.), но особенно интенсивно — в годы южной ссылки и в первые последекабрьские годы.

Первый этап в истории ее заполнения, хронологическими границами которого являются 1821—1825 гг., связан с созданием сборника антологических произведений, следы которого обнаруживаются в записях первых 35 листов. К их рассмотрению мы и перейдем далее.

К какому времени относится начало работы в тетради? О. С. Соловьева уверенно датирует первые записи в ней февралем 1821 г.15 Т. Г. Цявловская (Зенгер) высказывается на этот счет с меньшей определенностью. Она пишет: „Первое стихотворение, переписанное в тетради № 2367, «Нереида», написано в конце ноября — декабре 1820 г. Следовательно, тетрадь № 833 стала заполняться не раньше этого времени”.16 Работа в ней, таким образом, могла быть начата также в конце 1820 г. Так ли это? Начнем с того, что первой записью в тетради № 833 была не „Нереида”, а заголовок „Эпиграммы во вкусе древних”, и это, как мы сможем убедиться далее, существенно меняет назначение и самый характер первых записей. Далее следуют записанные подряд на л. 1—1 об. стихотворения „Нереида” и „Редеет облаков летучая гряда”. Под последним стихотворением помета „Каменка”, относящаяся к обоим текстам. По традиции, идущей еще от старого академического издания, заголовок считается относящимся только к этим двум текстам (см.: II, 1084). В. Б. Сандомирская в статье „Из истории пушкинского цикла «Подражание древним»” оспаривает это мнение: „...вывод этот, — указывает она, — неточен. Заглавие безусловно относится и к этий двум стихотворениям, записанным непосредственно после него, но не исключительно к ним. Об этом с несомненностью свидетельствует история заполнения тетради”.17

Исследовательница, опираясь на широкий круг документальных данных, показывает, что на первых девяти листах тетради № 833 Пушкин создавал цикл произведений, названных им „Эпиграммами во вкусе древних”, работая над ним в течение февраля — апреля 1821 г. Замысел этого цикла, как показывает Сандомирская, возник у Пушкина под воздействием вышедшей в Петербурге в самом начале 1820 г. и несомненно хорошо известной ему книги „О греческой антологии”, изданной С. С. Уваровым (написавшим статью-исследование о греческой эпиграмме и давшим в приложении к книге переводы 12 эпиграмм на французский язык) и К. Н. Батюшковым (который перевел эти эпиграммы стихами). Образцы этого антологического жанра, считает Сандомирская, и даны в тетради № 833, а следовательно, заглавие „Эпиграммы во вкусе древних” имеет в виду то понимание „эпиграммы”, которое складывалось у Пушкина, не ставившего себе задачи ни подражания, ни стилизации, но сумевшего, как это убедительно показывает Сандомирская, создать оригинальные и высокохудожественные образцы антологической эпиграммы. Правда, исследовательница вынуждена заметить, что среди произведений, записанных на первых девяти листах, не все могут быть отнесены к жанру эпиграммы. Пушкин включает в число эпиграмм произведения элегического жанра и даже идиллию, но это, по мнению Сандомирской, было характерно и для Батюшкова, также включавшего в число эпиграмм произведения в элегическом роде.18 Однако среди произведений, записанных на первых девяти листах, есть произведения самых различных жанров, в том числе и такие, которые никак не могут быть определены как антологические эпиграммы: послания („Чедаеву”, „Катенину”), мадригалы („Адели”, „Христос воскрес, моя Ревекка”) и, наконец, идиллии („Морской берег”, „Подруга милая, я знаю для чего”). Полностью присоединяясь к трактовке Сандомирской пушкинского заглавия „Эпиграммы во вкусе древних” как жанровой рубрики для широкого круга поэтических произведений в антологическом роде, отметим, однако, что оно все же не охватывает всего жанрового

243

многообразия стихотворений, записанных в этой части тетради, и, видимо, представляет собой не столько окончательный итог, сколько одну из рабочих стадий в работе Пушкина над созданием своей антологии, ибо даже на этих листах тетради (а тем более в последующих записях) объединяющим эти тексты началом является не столько жанровый принцип, сколько общий родовой признак, а именно антологический характер произведения, какое бы жанровое выражение оно не получало. Античный колорит присутствует (за немногими исключениями, о которых скажем ниже) и в элегиях, и в посланиях, и в идиллиях (именно в них достигается полное соответствие формы содержанию). По-видимому, задумав сначала цикл „Эпиграмм” в близком к батюшковскому их понимании, Пушкин далее убедился в невозможности на этой стадии работы строго выдержать „чистоту” жанра и, придав ему расширительное толкование (близкое к рубрике „подражание древним”), стал сначала записывать в тетради произведения, так или иначе связанные с античностью, а в дальнейшем использовать тетрадь для беловых редакций произведений самых разнообразных лирических жанров. Характерно, что для многих произведений Пушкин использует жанровые обозначения, в особенности в первое время работы над созданием антологии, но в дальнейшем и этот формальный показатель постепенно утрачивает свое значение, Пушкин все реже прибегает к нему (например, „Война”, „Наполеон” и др.), что, на наш взгляд, свидетельствует о глубокой внутренней перестройке в самой жанровой системе лирики Пушкина, вносящей самые серьезные коррективы в первоначальный замысел поэта.

Таковы те предварительные соображения, которые необходимо иметь в виду при обращении к записям в той части тетради ПД, № 833, которая связана с реализацией замысла Пушкина — созданием поэтической антологии. Эволюция этого замысла позволит понять побудительные мотивы и стимулы, которыми руководствовался поэт, заполняя тетрадь.

Первая группа записей (с предпосланным ей заголовком „Эпиграммы во вкусе древних”), т. е. выполненная в один присест (одними темными чернилами и сравнительно тонким пером), включает, как отмечалось выше, „Нереиду” и „Редеет облаков летучая гряда”. Не подлежит сомнению, что помету „Каменка”, относящуюся к обоим стихотворениям, не следует понимать буквально (как точное указание на место, где произведена сама запись), но лишь как обозначение тех обстоятельств, при которых возникли эти произведения. Не дошедшие до нас черновые автографы скорее всего были записаны в другой тетради или на отдельных листах во время пребывания Пушкина в имении Давыдовых Каменке, в 20-х числах ноября — начале декабря 1820 г.19 Помета „Каменка” в нашей тетради не дает оснований датировать оба беловых автографа этим временем, ибо сразу же после фигурной скобки, которая обычно заключает конец записи, тем же четким беловым почерком, но чернилами несколько более темного оттенка поэт записывает следующее стихотворение — „Морской берег” с подзаголовком „Идиллия Мосха” и ставит под ним свою первую авторскую дату — „8 февраля 1831” (слово „Киев”, как справедливо указывает Сандомирская, вписано позднее). В этот же день, перевернув страницу тетради, на л. 2 об. (с небольшим заходом на верхнюю часть л. 3) Пушкин вписывает в тетрадь беловую редакцию стихотворения „Увы! зачем она блистает” („Элегию”), очень существенный для понимания самого процесса формирования корпуса сборника текст. Под стихотворением помета: „Юрзуф. 1820”, которая (как и в случае с первыми двумя стихотворениями в ПД, № 833) обозначает не дату самой записи, в этом случае совпадающую с окончанием работы над стихотворением, но обстоятельства, вызвавшие создание этого произведения. Черновик стихотворения, датируемый предположительно августом 1820 г. (временем крымского путешествия Пушкина), находился в тетради ПД, № 831 (на листах, вырванных

244

из тетради и дошедших до нас в обрывках): он был обработан позднее, ибо расположенный на соседнем листе (л. 4—4 об.) беловой автограф (сводка последнего чтения черновика) сопровождается точной датой — „8 февраля 1821 г. Киев”, т. е. тем же днем, что и „Морской берег” (из Мосха). Наш беловой автограф, дающий основную редакцию, также датируется 8 февраля 1821 г.: на это, помимо сказанного выше, указывает сходство почерка и цвета чернил „Элегии” и „Морского берега”.

Итак, записывая в ПД, № 833 беловые редакции стихотворений, Пушкин пользовался особой системой помет, не всегда связанных с хронологией самой записи. Для него гораздо важнее было воссоздать в самой структуре сборника разнообразную гамму настроений и внутренних состояний автора, как бы представить читателю историю души поэта, вехами „узнавания” которой становились не столько даты (хотя в ряде случаев существенны и они), но те или иные места, вызвавшие к жизни лирические замыслы — Юрзуф, Каменка, Киев и т. д. Именно этим обстоятельством можно объяснить, что в тетрадь Пушкин вписывает не только новые, написанные уже на юге стихи, но возвращается и к произведениям предшествующих петербургских и даже лицейских лет (такие случаи в ПД, № 833 не единичны).

Анализ записей и помет на л. 1—3 позволяет без малейшей натяжки датировать начало работы в тетради первыми числами февраля (не позднее 7-го числа, так как 8 февраля Пушкин вписал в тетрадь идиллию „Морской берег”), а также уточнить наблюдение В. Б. Сандомирской, что пять первых записей тетради (на л. 1—3) были сделаны „в один прием”.20 Палеографические данные рукописи дают основания говорить о двух и даже трех приемах записей на этих листах. Так, уже после того как в тетрадь была вписана „Элегия”, Пушкин вернулся к л. 2 и на свободной нижней его части записал типичнейшую эпиграмму (в антологическом роде) „Мила красавица” (окончательный вариант заглавия — „Красавица перед зеркалом”). Эта запись датирована — цифра „9” под текстом стихотворения, несомненно, имеет в виду 9 февраля 1821 г. Почему записи на л. 2—3 не делались подряд? С одной стороны, Пушкин стремился представить в формирующемся сборнике различные жанры поэтической антологии, но с другой — не оставлял и намерения создать цикл собственно эпиграмм „во вкусе древних”: короткое, емкое по форме четверостишие давало законченный образец этого жанра.

Следующая группа записей (на л. 3—3 об.) также производилась в два приема, 22 февраля были записаны два стихотворения: „К портрету В‹яземского›” с позднейшей правкой (напомним, что „надпись к портрету” — один из характернейших примеров антологической эпиграммы — спроецирована здесь на вполне конкретное лицо — современника и друга поэта) и „Элегия” („Я пережил свои желанья”), которая сопровождается двумя пометами: при заглавии — „Из поэмы «Кавказ»” (отсылающей к „Кавказскому пленнику”, в ходе работы над которым и родился замысел этой элегии; см.: IV, 357; ср.: II, 1087) и датой под текстом — „Каменка. 22 февр‹аля› 1821”.

Следующей записью на этом листе — 3 об., сделанной несколько иным почерком и чернилами, являются два коротких стихотворения, резко выпадающих из формирующегося на первых листах контекста: „В альбом” („Пройдет любовь, умрут желанья”) с пометой „1817” (это — лицейское произведение, но в ПД, № 833 оно с позднейшими поправками) и „Эпиграмма” („Клеветник без дарованья”), направленная против Каченовского. Оба текста скорее всего были вписаны в тетрадь позднее на оставшееся свободным на л. 3 об. место. Запись эта сделана в 1821 г. Точнее датировать ее пока не представляется возможным (см.: 1, 480; II, 1106).

Следующая группа стихотворений, записанная на л. 4—4 об., 5 („Муза”, „Я говорил тебе”, „Эпиграмма” (на Давыдову), „Катенину”, „Эпиграмма” („Ты прав: хоть он поэт изрядной”)), состоит из пяти стихотворений. Именно в таком составе она дошла до нас, но в момент заполнения этих листов тетради произведений было больше (по крайней мере на одно, ибо между л. 4 и 5 два листа вырваны — л. 4а и 4б). На первом из них — остатки букв чернилами, напоминающими

245

по цвету записи на л. 4 об. (стихотворение „Я говорил тебе: страшися девы милой” и „Эпиграмма” („Оставя честь судьбе на произвол”)). Остатки букв на л. 4б сделаны более темными чернилами, напоминающими цвет чернил на л. 5, на котором находится окончание послания „Катенину” („Кто мне пришлет ее портрет”), что неудивительно, так как на л. 4б об. находилось начало этого стихотворения (первые 11 строк). Что же касается записей на л. 4а, 4а об. и 4б (три рукописных листа), то они, вероятно, были произведены в один прием с записями на л. 4 об. (блеклыми чернилами). Что могло быть записано на этих листах? Для этого необходимо рассмотреть комплекс записей в целом, восходящих к ПД, № 830 (записной книжке 1820—1823 гг.), где, судя по чернилам, записи на этих листах производились в два приема, однако делались они в один день, может быть с перерывом. Стихотворение „Муза” (черновик которого до нам не дошел) известно в нескольких беловых автографах; первый из них на отдельном листке — ПД, № 42 — датирован 14 февраля 1821 г. Наш автограф по положению в тетради не может быть датирован ранее 22 февраля, ибо дата эта находится на л. 3 об. („Я пережил свои желанья”). С другой стороны, печатный текст стихотворения21 имеет другую помету — 5 апреля 1821 г. Если учесть, что два других автографа позднейшие (см.: II, 1086) и относятся к 1828., то остается предположить, что и в ПД, № 833 „Муза” была вписана 5 апреля (как и в случае со стихотворением „Увы! зачем она блистает”). Тогда же Пушкин с неизвестного черновика внес в тетрадь „Я говорил тебе” (дата та же — 5 апреля) и „Эпиграмму” („Оставя честь судьбе на произвол”), которая также может быть твердо датирована 5 апреля. На следующем (вырванном из тетради) листе (4а и 4а об.), видимо, был записан беловой автограф „Кинжала” (возможно, текст этого стихотворения захватил и следующий лист — л. 4б).

Дело в том, что лист 4б об. был занят началом послания „Катенину”, конец которого находится на сохранившемся листе 5 с пометой „5 апреля”. Черновик стихов 5—12 послания находится в ПД, № 830 на л. 60—61 об. и датируется мартом — началом апреля (II, 1094). „Кинжал”, начатый в этой же тетради и, видимо, раньше (хотя также в марте: II, 1091) на л. 45 об.—46, дорабатывался сразу же после того, как работа над посланием была вчерне завершена (на л. 64 в ПД, № 830). В „Кинжале” — 37 стихотворных строк (8 четверостиший и 5-я строфа состоит из 5 строк) — этот текст вполне мог разместиться на трех листах рукописи. Изъятие беловика „Кинжала” из тетради № 833 можно объяснить той чисткой своих тетрадей, которую предпринял Пушкин после декабрьских событий и во время следствия над декабристами. „Кинжал” в 1821 г. читался совершенно иначе, нежели в 1826 г. („Кинжал не против правительства писан” — XIII, 167), когда он мог служить для поэта отягчающей уликой. Немаловажным аргументом в пользу высказанной нами гипотезы является резко подчеркиваемые античные (республиканские) и мифологические реалии — характерная примета произведения в антологическом роде. Свойственный „Кинжалу” высокий торжественный пафос до некоторой степени позволяет уяснить движение авторской мысли Пушкина: драматические события мировой истории, о которых идет речь в стихотворении, воскрешают в памяти трагедийный репертуар послелицейских петербургских лет и имена двух знаменитых соперниц, блиставших в ролях классической трагедии, — А. М. Колосовой (в сущности именно ей посвящено послание „Катенину”) и Е. С. Семеновой (которой также посвящено стихотворение — „Все так же‹ль› осеняют своды”). Характерно, что черновики этих стихотворений в ПД, № 830 (на л. 60—61 об. и 61 об.—62) соседствуют с черновыми набросками последних строф „Кинжала” (л. 64). Работа над этими текстами в академическом издании датируется мартом — началом апреля 1821 г. (см.: II, 1090—1094). Как мы полагаем, завершив эту работу, Пушкин перебелил в ПД, № 833 сначала „Кинжал” (а может быть, и „Все также осеняют своды”), после чего вписал сюда же и послание „Катенину” (это стихотворение находим в списке произведений, предназначенных для включения в ПД, № 833 на форзаце этой тетради). „Катенину” датировано здесь 5 апреля 1821 г.22

246

Оставив нижнюю половину л. 5 свободной (несколько позднее он впишет сюда эпиграмму „Ты прав: хоть он поэт нарядной” — почерк и чернила записи иные) и перевернув лист, на его обороте Пушкин начал перебеливать из ПД, № 831 „К Чедаеву”, датировав эту работу 6 апреля 1821 г. Запись произведена на л. 5—7 об. в один день (одним почерком и теми же чернилами), правка текста выполнена более темными чернилами, видимо при подготовке его к печати.23

Далее Пушкин обращается к этой тетради с большей или меньшей регулярностью, записывая в ней беловые редакции отбираемых для хрестоматии и вновь созданных произведений. Так, на л. 8 находим беловой с поправками автограф стихотворения „Христос воскрес, моя Ревекка” — шутливый отклик на пасхальные торжества 10 апреля 1821 г. Тогда же (теми же чернилами и тем же почерком) Пушкин вписал в тетрадь беловые автографы „Адели” (л. 8 об.) и „Элегии” („Воспоминаньем упоенный”) (л. 9). Оба автографа следует датировать 12 апреля 1821 г. (ср.: II, 1122, 1046, где „Адели” датировано ноябрем 1822 г., „Элегия” — апрелем 1819 г.).

Вероятно, с небольшим перерывом (о чем свидетельствует характер записи — тот же почерк, но более светлые чернила) на л. 9 об. записана беловая редакция (первая) стихотворения „Дионея” под заглавием „Идиллия”, которую можно датировать апрелем (после 12-го числа) 1821 г. Для датировки апрелем — маем (см.: II, 1098) серьезных оснований нет. Росчерк, которым завершается эта запись, относится не только к „Идиллии”, но и к предыдущему стихотворению („Элегия”).

Далее в тетради следуют корешки четырех вырванных листов, не содержащие остатков текста. Можно предположить, что на них были записаны какие-то стихотворные тексты, созданные в апреле — мае 1821 г. Наиболее вероятным представляется включение в состав формируемой Пушкиным антологии стихотворения „К моей чернильнице”. Черновые автографы этого стихотворения находятся в тетради № 831, из которой обычно Пушкин перебеливал тексты в нашу тетрадь. „К чернильнице” стоит и в списке произведений на переднем форзаце ПД, № 833. Дата чернового автографа — 11 апреля 1821 г. — также подкрепляет наше предположение. Не исключено, что опубликованный В. А. Жуковским в „Современнике” текст стихотворения24 восходит к утраченному ныне беловому автографу, который, возможно, находился на вырванных из тетради листах ПД, № 833.

После четырехмесячного перерыва Пушкин обратился к этой тетради в конце августа 1821 г., записав на л. 10—10 об. „Элегию” („Нет! поздно, милый друг”), датировав запись 23 августа. Оставив нижнюю часть л. 10 об. незаполненный (в ней позднее будет вписана эпиграмма „Лизе страшно полюбить” — совершенно иным почерком и другими чернилами),25 Пушкин на следующем листе, л. 11—11 об., записал беловую с поправками редакцию второй „Элегии” („Мой друг, забыты мной”). Черновик ее находится в ПД, № 831 и датирован 24 августа 1821 г. Беловая редакция в нашей тетради помечена 25 августа 1821 г. Поправки к тексту делались одновременно с перебеливанием черновика. Нижняя часть л. 11 об. оставалась незаполненной: в „генв.‹аре› 1822 г.” Пушкин вписал сюда „Эпиграмму” („У Кларисы денег мало”). Включение эпиграмм, написанных в разное время, в пробельные части листов — характернейшая особенность тетради ПД, № 833. Составляя свою антологию, Пушкин стремился представить в ней и этот, весьма специфический жанр своего творчества, не связывая себя в распределении материала строгими жанровыми рамками. Характерно, что, определяя в „Тетради Капниста” порядок расположения произведений, он писал брату: „Дай всему этому порядок, какой хочешь, но разнообразие!”26Принцип „вклини-вания” эпиграмм в сложившиеся уже поэтические контексты, во избежание жанрово-тематического однообразия, будет последовательно проведен и в дальнейшем.

247

Трудно сказать, какие записи находились на следующем, вырванном из тетради листе, л. 11а: скорее всего здесь Пушкин продолжал работу над стихотворениями 1821 г. Такую широкую датировку имеет записанное на л. 12—12 об. стихотворение „Война”, перебеленное с ПД, № 40, где оно датируется 29 октября — 29 ноября 1821 г. (II, 1088). Тексты в ПД, № 40 и ПД, № 833 (до правки) дают первую редакцию стихотворения. Правка текста в ПД, № 833 сделана другими чернилами и небрежным почерком и относится к более позднему времени, как мы предполагаем — к моменту внесения в тетрадь эпиграммы „У Кларисы денег мало” (т. е. к январю 1822 г., когда Пушкин перечитал написанное в тетради). Не исключено также и то, что правка производилась при подготовке стихотворения к печати (печатный текст дает вторую, окончательную редакцию стихотворения27).

Концом ноября можно датировать и записанную тогда же на л. 13—14 беловую с поправками редакцию послания „Алексееву” (имеющую авторскую датировку „1821”). Правка сделана более светлыми чернилами. Такими же чернилами произведены зачеркивания и записаны две последние строчки стихотворения. Время правки — подготовка стихотворения к публикации в „Полярной звезде на 1825 г.” (СПб., 1825).

Листы 14 об.—18 занимают датированные тексты, относящиеся к последним дням декабря 1821 г. Беловой автограф „К Овидию” на л. 14 об., 15, 15 об., 16, 16 об., 17 имеет авторскую дату — „1821 дек.‹абря› 26”. Нижняя часть л. 17 из тетради вырезана и до нас не дошла. Возможно, на ней был записан текст небольшого стихотворения, например эпиграммы, изъятой из тетради самим Пушкиным, ибо жандармская нумерация здесь не нарушена. Черновые автографы „Овидию” находятся в ПД, № 831 и ПД, № 832; с них и перебеливался текст в нашу тетрадь. Правка белового автографа производилась несколько позднее (черными чернилами и иным почерком, которыми выполнен и текст второго авторского примечания к стихотворению на л. 15 об.). Как и в ряде других случаев, текст, по-видимому, правился при подготовке стихотворения к печати в „Полярной звезде”.28

26 декабря на л. 17 об. (половина которого, как отмечалось, была из тетради вырезана) Пушкин записал и беловую редакцию послания „Ф. Н. Глинке”, конец которого также оказался утраченным. Поправки сделаны, видимо, в тот момент, когда Пушкин, переписав текст стихотворения в письме к Л. С. Пушкину от 1—10 января 1823 г. (см.: XIII, 54—55), отправил его в Петербург, т. е. в начале января 1823 г. Конец стихотворения (стихи 5—16) во второй редакции находится на л. 48 об. среди записей 1828 г. и датируется по положению в тетради. По справедливому замечанию Т. Г. Цявловской, вторая редакция послания представляет собою попытку провести его в печать, приспособив к цензурным требованиям (II, 1121).

27 декабря 1821 г. датируется записанный на следующем листе, л. 18, „Отрывок” („Старайся соблюдать различные приметы”), написанный чернилами несколько иного, более светлого оттенка. Стихотворение это под заглавием „Приметы” было впервые напечатано в „Стихотворениях А. Пушкина” (1826) в разделе „Подражания древним”. Три последних текста — „К Овидию”, „Ф. Н. Глинке” и „Отрывок”, — замыкающие записи 1821 г. в ПД, № 833, имеют отчетливо выраженную античную окраску и естественно вписываются в замысел поэтической антологии, которую намеревался создать Пушкин. Именно эти произведения позволяют считать конечной границей осуществления этого замысла не начало, а конец 1821 г. (и не л. 9—9 об., как считалось до сих пор, а по крайней мере л. 18 со стихотворением „Приметы”, замыкающим формирующийся на страницах ПД, № 833 цикл „Подражания древним”, окончательно установленный в первом поэтическом сборнике Пушкина 1826 г.). Это, разумеется, не означает, что в дальнейшем Пушкин не будет обращаться к антологическим стихотворениям, однако история заполнения ПД, № 833 свидетельствует, что начиная с 1822 г. замысел этот теряет для поэта исключительный интерес, рамки его расширяются, тетрадь приобретает иное назначение — она

248

становится собранием почти исключительно беловых автографов, а точнее — подготовкой к изданию формирующегося сборника стихотворений 1826 г.

Как отмечалось, в январе 1822 г. Пушкин вписывает в пробельные места заполненной части тетради эпиграмму „У Кларисы денег мало”. О том, что именно в это время Пушкин активизирует свою деятельность как эпиграммист, свидетельствует письмо его к брату Л. С. Пушкину от 24 января 1822 г. (XIII, 36), в котором он сообщает последнему тексты двух эпиграмм. Первая — „Клеветник без дарованья”, о которой он прямо указывает, что ее адресатом является Каченовский. Текст этот извлекается из ПД, № 833, л. 3 об. Вторая эпиграмма — „На А. А. Давыдову” („Иной имел мою Аглаю”) — известна лишь из этого письма, но не исключено, что и она находилась в ПД, № 833 (на вырванных листах или же на нижней, вырезанной из тетради половине листа 17). Письмо брату от 24 января 1822 г., думается, дает известные основания датировать этим днем не только эпиграмму „На А. А. Давыдову”, но и уточнить запись эпиграммы „У Кларисы денег мало” (авторская дата — „генв.‹арь› 1822 г.” — позволяет высказать предположение, что запись также была произведена 24 января).

Следующими были вписаны в ПД, № 833 три произведения — „Гречанке”, „Дочери Карагеоргия” и „Дельвигу (1821 в марте)”. Они составляют группу посланий, написанных в разное время, но, по-видимому, объединяемых по жанровому принципу. Первое из них, адресованное Калипсо Полихрони, дает текст почти идентичный беловому автографу (ПД, № 50), возможно переписанный в тетрадь именно с этого источника. Стихотворение было послано в Петербург А. А. Бестужеву для помещения в „Полярной звезде на 1823 год”, где оно и появилось. Дата письма Пушкина к А. А. Бестужеву (21 июня 1822 г.) определяет конечную границу датировки. Начальной ее границей является январь 1822 г., Пушкин обращался к ПД, № 833, работая над эпиграммами. Толстое перо и темные чернила отличают эти записи от выполненных тонким пером и более светлыми чернилами записей 1821 г., что свидетельствует о временно́м промежутке, разделяющем записи.

Стихотворение „Дочери Карагеоргия” (л. 19 об.) несколько отличается по почерку и чернилам (тонкое перо, чернила более светлого оттенка) и от „Гречанке”, и от находящегося на следующем листе, л. 20, послания „Дельвигу” (авторская дата — март 1821 г.). Последовательность внесения этих текстов в тетрадь может быть представлена в следующем виде: сначала „Гречанка”, затем (может быть, и в один день с нею, на что указывает сходство почерка и чернил) послание „Дельвигу”, а затем, как бы замыкая группу посланий, Пушкин вписывает между этими текстами стихотворение „Дочери Карагеоргия”, которое переписывается из ПД, № 830, где стихотворение датировано 5 октября 1820 г. Итак, общая датировка записей на л. 18 об.—20 об. — не ранее января (и даже конца января) и не позднее 21 июня 1822 г. (для „Дочери Карагеоргия” конечная граница записи может заходить несколько за эти пределы).

В два приема (и это отчетливо видно при обращении к тексту) была записана в тетради и ода „На смерть Наполеона”, занимающая л. 21—23 об. Тетрадь ПД, № 833 дает первоначальную беловую редакцию оды. Черновой автограф „Наполеона” (ПД, № 831, л. 62—65 об.) по положению в тетради датируется сентябрем — первыми числами ноября 1821 г. (II, 1104). Беловая редакция стихотворения в нашей тетради не поддается точной датировке и на основании имеющихся в ней дат может быть отнесена ко времени между 21 июня 1822 г. и 23 октября 1823 г., которым датировано стихотворение „Ночь”. Однако более вероятным временем работы в ПД, № 833 над беловыми редакциями оды „На смерть Наполеона” и следующего за нею стихотворения „Кокетке” (также написанного в 1821 г., см.: II, 1106) представляется все же лето 1822 г., когда Пушкин, готовя материалы для публикации в „Полярной звезде”, просматривал свои черновые тетради и записные книжки, переписывая набело завершенные уже к этому времени произведения. Правка текста белового автографа оды „На смерть Наполеона” произведена иным, более мелким почерком (скорописью) и более темными чернилами и, вне всякого сомнения, относится к осени 1824 г., когда Пушкин включил в состав текста оды две строфы из стихотворения „К морю” и сильно переделал строфу „И все, как буря закипело”. Таким образом, ПД, № 833 дает и вторую

249

беловую редакцию стихотворения, датируемую началом октября 1824 г. (см.: II, 1104).

Начиная с л. 25, с белового автографа стихотворения „Приятелю” („Не притворяйся, милый друг”), и до л. 26 об. (до стихотворения „Свободы сеятель пустынный”) записи производились, по-видимому, в один прием, сходным почерком и чернилами одного цвета, что позволяет датировать их 23 октября 1823 г. (эта дата проставлена перед текстом „Ночи”). Лист 25 занят беловыми автографами послания „Баратынскому из Бессарабии” (написанного в 1822 г., предположительно в январе, см.: II, 1110), второго послания „Ему же” (II, 1111) и упомянутой уже „Ночи” („Мой голос для тебя”).

Последней записью 1823 г. в ПД, № 833 является беловой автограф стихотворения „Свободы сеятель пустынный”, перебеленный из ПД, № 834 (см.: II, 1132) и датируемый концом ноября 1823 г., поскольку 1 декабря 1823 г. текст стихотворения (в беловой редакции) был уже переписан для А. И. Тургенева и включен в письмо к нему (см.: XIII, 79).

1824 год отмечен значительно большей творческой активностью в работе в ПД, № 833, однако первые записи в этом году появляются в тетради лишь 18—19 мая — помета под стихотворением „В альбом” („На языке тебе невнятном”).29На л. 27 находится стихотворение, известное в печати под заглавием „Иностранке”; оно было написано в 1822 г. (черновая редакция в ПД, № 830, л. 63 об., датируемая июлем — декабрем 1822; перебеленный с поправками автограф — в ПД, № 834, л. 1—1 об.). В ПД, № 833 оно было включено позднее в беловой редакции и с французской пометой, указывающей не только на дату записи, но и на особые обстоятельства, получившие отражение в альбомном мадригале („Хочешь ли ты меня любить?”).30Близким по времени (запись произведена тем же почерком и схожими чернилами) кажется и мадригал „Ты богоматерь, нет сомненья” на л. 27 об.; его также можно датировать маем 1824 г. и решительно отвести датировку 1826 г. (см.: III, 1135).

Лист 28—28 об. занят беловым автографом „Прозерпины”, перебеленным с черновика в ПД, № 831. Запись имеет дату — 26 августа 1824 г. и является первой михайловской записью в нашей тетради.

На вырванном из тетради листе 28а и на л. 29 был записан цикл эпиграмм, состоящий из шести номеров (первые четыре до нас не дошли и восстанавливаются гипотетически, две последние сохранились в составе тетради). По обрывкам текста на корешке л. 28а И. М. Медведевой установлено (см.: II, 1126), что третьим номером цикла была эпиграмма „Жалоба” (черновой ее автограф, в ПД, № 834, относится к сентябрю — октябрю 1823 г.). В нашу тетрадь эпиграмма была включена в беловой редакции. Никаких сведений о трех других эпиграммах, находящихся на вырванном листе, до нас не дошло. Можно, однако, попытаться восстановить полный состав цикла.

Записи на л. 28а и 29 произведены были после 26 августа 1824 г., а точнее — в сентябре (не позднее ноября), ибо следующий за циклом в тетради текст — „Смутясь нахмурился пророк” (из цикла „Подражания Корану”) — перебеливался из ПД, № 835, где по положению в тетради стихотворение датируется концом сентября.31 Исходя из этого, можно записанный в нашей тетради эпиграмматический цикл также датировать сентябрем 1824 г.

Учитывая особенности расположения эпиграмм в ПД, № 833, где они, как правило, занимают пробельные места на заполненных уже листах тетради, можно предположить, что, формируя цикл, Пушкин воспользовался не только вновь созданными эпиграммами (номера V и VI), но и созданными ранее, во время пребывания на юге. Во всяком случае „Жалоба” является именно такой, южной эпиграммой. После нее на л. 28а находился коротенький текст, от которого уцелело лишь окончание „й”. Можно предположить, что номер IV заняла

250

эпиграмма „Ты прав: хоть он поэт изрядной”, которая находится на л. 5 нашей тетради. Текст этот (кроме последней строки) зачеркнут, что свидетельствует в пользу предложенного нами состава цикла. Отредактировав и переписав на л. 28а новый текст, Пушкин отбросил этот вариант. Номер II в собранном цикле скорее всего заняла эпиграмма „У Кларисы денег мало”, также вписанная ранее на свободное место в ПД, № 833 на л. 11 об. Первый же номер вполне могла занять эпиграмма, текст которой Пушкин в свое время сообщил друзьям в Петербург, — „Клеветник без дарованья” (первая из пушкинских эпиграмм, вошедшая в ПД, № 833). Напомним, что три эпиграммы из этого цикла („Ты прав”, „У Кларисы денег мало”, „Охотник до журнальной драки”) включались поэтом в „Капнистову тетрадь” и соответственно вошли в „Стихотворения А. Пушкина” (1826). Общий состав михайловского цикла эпиграмм приобретает таким образом следующий вид:

I. „Клеветник без дарованья”.

II. „У Кларисы денег мало”.

III. „Жалоба”.

IV. „Ты прав: хоть он поэт изрядной”.

V. „Охотник до журнальной драки”.

VI. „Лихой товарищ наших дедов”.

Цикл, как мы предполагаем, предназначался для печати, но не получил полной реализации на страницах первого пушкинского сборника (1826), структура которого оказалась значительно более сложной. Дополнительным аргументом в пользу выдвинутой нами гипотезы является тот факт, что изъятие листа 28а из тетради ПД, № 833 не нанесло урона циклу (эпиграммы остались на прежних местах, за исключением „Жалобы”).

Беловые автографы произведений, расположенных на л. 29 об.—30 („Смутясь, нахмурился пророк”), 30 об. („С тобою древле, о всесильный”), 31—31 об., 32—32 об. („Второе послание к цензору”), 33 („Земля недвижна”), 33 об., 34—34 об., 35 („Клеопатра”), появлялись в тетради по мере того, как в ПД, № 835 завершалась работа над черновыми редакциями этих произведений. Как показало подробное исследование С. А. Фомичева, работа эта велась параллельно, и дата окончания черновой редакции, как правило, является началом перебеливания черновика, осуществленного в тот же день или в ближайшие дни. Приведем лишь основные даты, отметив вместе с тем позднейшие по времени поправки к тексту и обращения к нему.

„Подражание Корану”, которому несколько позднее будет присвоен номер 1, вчерне было написано в конце сентября и тогда же перебелено в ПД, № 833. „Несколько позже”, как указывает Фомичев, оно „исправлено на «Подражания...», и тогда же перед стихотворением поставлен порядковый номер — 1”.32„Подр.‹ажание› 2” было написано в начале октября 1824 г. и сразу же перебелено в нашей тетради. После окончания черновой работы над „Вторым посланием цензору” (С. А. Фомичев датирует его тоже началом октября) Пушкин продолжил работу над „Подражаниями Корану”, а именно над „3 подр.‹ажанием›”. „Несомненно, — отмечает исследователь, — что черновик этого стихотворения писался не какое-то время спустя, а непосредственно после «Второго послания к цензору» и до следующего далее стихотворения «Клеопатра»”.33 Как и в случаях с первыми двумя „Подражаниями”, перебеливание черновика велось параллельно с черновой работой, в первых числах октября 1824 г.

Слой поправок ко „Второму посланию к цензору” (местами весьма значительный) по характеру почерка и чернил явно более позднего происхождения. Обращение к тексту белового автографа с последующей его правкой засвидетельствовано строками из стихотворения (в новой их редакции), процитированными в письме Пушкина к П. А. Вяземскому от 25 января 1825 г. Следовательно, именно в близкие к этой дате дни Пушкин и произвел обильную правку в тексте послания.

Прямую зависимость от черновых редакций стихотворений этого „гнезда” в

251

тетради № 835 обнаруживает и „Клеопатра”, занимающая листы 33 об.—35. Черновик этого стихотворения (начальные строфы) датируется первыми числами октября 1824 г. Беловая редакция „Клеопатры” в ПД, № 833 создавалась почти одновременно. В 10-х числах октября Пушкин продолжал работу параллельно в ПД, № 835 и ПД, № 833 и завершил ее в первых числах ноября 1824 г.34Этим временем и следует датировать поправки к средней (написанной в 10-х числах октября) части стихотворения (стихи 21—32). В начале декабря стихотворение (в его первой редакции) было завершено. Последующая работа над ним относится уже к 1828 г. (фрагменты второй редакции см.: ПД, № 833, л. 49—49 об., 50).

Итак, к началу 1825 г. тетрадь ПД, № 833 была заполнена приблизительно на одну треть и целиком отдана работе над формированием основного корпуса произведений для поэтической антологии (над созданием которой поэт работал в течение всего 1821 г., а не только первые его месяцы, как это принято считать). Затем по мере расширения жанрово-тематического диапазона формирующегося сборника прежний замысел постепенно стал терять для Пушкина свое значение, сменился новым — намерением издать (на основе выкупленной у Н. В. Всеволожского „Тетради Всеволожского” и заполняемой вновь созданными произведениями тетради № 833) сборник стихотворений, подводящий широкие творческие итоги двух важнейших этапов литературной деятельности Пушкина (петербургского послелицейского и южного). „Тетрадь Капниста” (опубликованная в свое время, но, к сожалению, до нас не дошедшая) явилась основой сборника „Стиховотворения А. Пушкина”. Однако при изучении истории его создания — и это следует особо подчеркнуть — необходимо учитывать ту исключительно важную работу, которую вел в этой связи Пушкин в ПД, № 833. До получения из Петербурга „Тетради Всеволожского” записи в ПД, № 833 были главным фундаментом готовящегося издания. Работа эта, вне всякого сомнения, должна быть предметом специального внимания пушкинистов-текстологов.

Наиболее сложным этапом в истории заполнения тетради № 833, несомненно, является 1825 год, так как записи этого времени в тетради фрагментарны, разрозненны, не осмыслены до конца и даже не датированы.

До нас дошли следующие записи 1825 г. (оставляем за рамками нашего рассмотрения твердо датируемые обращения к текстам предшествующих лет в 1825 г. — на некоторые из них мы указывали выше):

1. Запись строки из „Бориса Годунова”: „Что скажет нам Семен Никитич — Ныне Ко мне чем свет etc” (л. 35) (ср.: VII, 44).

2. Карта Приднепровья с обозначением тех мест, где бывал Пушкин во время своего пребывания в южной ссылке (в перевернутом верхом вниз положении тетради) (л. 36 об.).

3. Запись о предке поэта, жившем при Борисе Годунове и вошедшем в качестве действующего лица в трагедию „Борис Годунов” (л. 74 об.) (в перевернутом положении тетради).

4. По почерку и чернилам с последней записью можно соотнести и послание „К Мордвинову”, записанное набело (с небольшими поправками) на л. 79 об.—80 (в перевернутом верхом вниз положении тетради). Вопрос о его датировке оставляем пока открытым. В академическом издании послание отнесено к 1826 г., Томашевский твердо датирует его июлем 1827 г.35

Не подлежит никакому сомнению, что ПД, № 833 явилась одной из тетрадей, в которых Пушкин вел работу над своими „Записками”, изъятыми после событий 14 декабря 1825 г. из его рабочих тетрадей и сожжеными им. Отметим, что заполнение тетрадей с двух концов — в прямом и перевернутом (верхом вниз) положениях — характернейшая особенность всех рабочих тетрадей Пушкина. ПД, № 833 не составляет исключения, ибо первыми записями в перевернутом

252

положении тетради оказались выписки из Беральда Савойского (подробнее о них ниже). Однако перед этими выписками в тетради были вырваны 8 листов (лицевых и оборотных), составившие целую тетрадку с двумя следующими листами. Мы полагаем (вслед за Я. Л. Левкович, высказавшей это предположение), что на этих утраченных листах Пушкин вел свои „Записки”, особенно активно работая над ними в первой половине 1825 г. Рудиментом этих автобиографических записей можно считать зашифрованную помету на л. 88, относящуюся к 14 июля 1826 г. (эту запись также целесообразно рассмотреть в составе текстов 1826—1827 гг.). Во всяком случае ее можно считать одной из первых записей в ПД, № 833 в 1826 г. Следующей, несомненно, является карандашная помета на л. 1 (в верхнем правом ее углу), касающаяся известия о коронации, полученного Пушкиным в Михайловском 1 сентября 1826 г.

Прежде чем перейти к более подробному рассмотрению записей 1825 г., подчеркнем, что анализ подобных помет и записей вне общего контекста тетради в научном плане несостоятелен. Игнорирование контекста приводит, как правило, к произвольным интерпретациям и разного рода домыслам.

Итак, обратимся к записям на л. 35 в ПД, № 833, на которых мы остановились в связи с работой Пушкина над первой редакцией стихотворения „Клеопатра”, датировав ее концом 1824 г. Почти вплотную к последней стихотворной строке крупным почерком (толстым пером и черными чернилами) Пушкин записывает фрагмент диалога Бориса Годунова и Семена Годунова из сцены „Царские палаты” (стихи 38—39), начав его словами „Семен Никитич”, а затем вписав сверху „Что скажет нам” (в окончательной редакции: „Что скажешь мне” — VII, 43). Получился следующий текст:

Что скажет нам Семен Никитич —
Нынче
Ко мне чем свет — etc — — — —

Не подлежит сомнению, что отрывок представляет собою первоначальную редакцию текста и, как мы полагаем, восходит к черновику, до нас не дошедшему. Включение этого фрагмента в ПД, № 833 характеризует намерение Пушкина перебелить эту сцену именно здесь. На это указывают формула „etc”, предполагающая, что следующий текст уже известен, а также пробельные листы 35 об., 36 и т. д., ибо к моменту появления этого фрагмента в тетради дальнейших записей не было (во всяком случае в прямом положении тетради). Закономерен вопрос, почему поэт не осуществил своего намерения и ограничился лишь начальными строками сцены Бориса с Семеном Годуновым? Нетрудно убедиться, что именно в этом месте трагедии впервые пойдет речь о Гавриле Григорьевиче Пушкине, историческом предке поэта, введенном в число действующих лиц „Бориса Годунова”. Объясняя в набросках предисловия к трагедии мотивы введения своего предка в число участников великой исторической драмы, Пушкин писал: „Нашед в истории одного из предков моих, игравшего важную роль в сию несчастную эпоху, я вывел его на сцену, не думая о щекотливости приличия, con amore,36 но без всякой спеси” (XI, 141). Участие Гаврилы Пушкина в событиях Смутного времени привело его в лагерь активных противников Годунова. Безусловно поддержав Самозванца при начале его действий против этого царя, в дальнейшем предок Пушкина все же перешел на сторону законной власти. В „Новом летописце” (источнике, Пушкину безусловно знакомом, ибо образцами для него при создании „Бориса Годунова” служили „Шекспир, Карамзин и старые наши летописи”) сообщается: „Ту бе быст диаволом научены Наум Плещеев да Гаврила Пушкин. Те же у нево вора на то называхуся. Он же их послати и отпусти к Москве, повеле им прийти под Москву в село Красное. И они же тако и сотворили”.37 Однако далее Гаврила Пушкин именуется вполне уважительно „думным дворянином”.38 Нечто подобное происходит с предком Пушкина и на страницах „Истории государства Российского” Карамзина. Пытаясь осмыслить сложную фигуру предка с весьма неординарной судьбой, Пушкин собирал дошедшие до новых времен исторические сведения о нем, пытаясь

253

вникнуть в драматические обстоятельства его жизни. Недостатком этих сведений в момент работы над соответствующими сценами трагедии „Борис Годунов” объясняется попытка собрать в одном месте биографические сведения о Гавриле Пушкине — работа, начатая на л. 74 об. (в перевернутом — верхом вниз — положении тетради) ПД, № 833, в той части ее, где поэт, видимо, намеревался сосредоточить исторические материалы. Пробельные листы — от конца тетради к заполненному приблизительно на треть ее началу — заполнялись в такой последовательности. Вырванная тетрадка с двумя листками (от другой тетради), как мы полагаем, в 1825 г. (времени активной работы над „Записками”), к моменту появления записи о Гавриле Григорьевиче Пушкине, была уже заполнена. Оставив пробельные листы для продолжения работы, начатой на листах между л. 88 и 87 (по архивной нумерации), Пушкин во время творческой паузы при перебеливании сцены Бориса и Семена Годуновых начал набрасывать заметку „О Гавр.‹иле› Григ‹орьевиче› Пушк.‹ине›”. Запись производилась в два приема (близкие по времени, так как почерки схожие). При этом первые семь ее строк делались скорописью, с сокращениями отдельных слов, и более светлыми чернилами. Перечитав написанное и внеся небольшие исправления, а также вписав в самое начало текста фразу („предался самозванцу, был им”), Пушкин продолжил запись о предке со слов „1 окт.‹ября› 1619 года у Сретенских ворот с Макс. Радиловым защищает Москву против Владислава Сагайдачного” (XVII, 62). Источниками при составлении биографических сведений о Гавриле Григорьевиче Пушкине служила „История государства Российского” Карамзина и упомянутые в примечаниях к ней издания исторических документов (так называемые „Разрядные книги”, „Никонова летопись”, „Записки” Бера и др.).39

По сходству почерка записей на л. 35 и 74 об. (размеры и начертания букв, наклон и толщина пера) можно заключить, что производились они приблизительно в одно время (несмотря на разницу в цвете чернил), а следовательно, запись о Григории Пушкине может быть датирована временем работы Пушкина над сценой „Царские палаты” (т. е. осенью, не позднее 7 ноября 1825 г.).

В сцене, которую Пушкин намеревался вписать в ПД, № 833, речь идет о карте Российского государства, которую чертит сын Годунова царевич Федор („Чертеж земли московской; наше царство Из края в край” — VII, 43). В этой связи значительный интерес представляет карта Приднепровья,40 занимающая л. 36 об. — в перевернутом верхом вниз положении тетради (что затрудняет датировку этого документа). Назначение ее, на первый взгляд, связано исключительно с поездками Пушкина по Киевской губернии и Бессарабии во время пребывания в Кишиневе. На карте крестом обозначены Белая церковь, Каменка — места встреч южных декабристов. Однако на деле географический диапазон карты значительно шире — он захватывает местности, где Пушкин не бывал, а обозначение на ней расположения Старой, 2-й, 3-й и Последней Сечи (имеется в виду Запорожская сечь) позволяет рассмотреть этот документ и как историческую карту. Возможно, познакомившись по „Истории государства Российского” с жизнью Димитрия Самозванца, в которой немаловажную роль играли его отношения с Запорожской сечью, Пушкин нанес на современную ему карту исторические места, связанные с молодостью Григория Отрепьева. Карта эта скорее всего может быть датирована временем работы над трагедией, самым концом 1824 — осенью 1825 г.41 Вместе с тем она является четким водоразделом между записями, сделанными до 1826 г. (1821—1825 гг.) и выполненными в 1826—1830 гг.

254

Не требует подробного объяснения то обстоятельство, почему третья кишиневская тетрадь была оставлена без каких-либо записей в течение почти полугода — с декабря 1825 г. до июля 1826 г. Это время восстания 14 декабря 1825 г. на Сенатской площади, выступления Черниговского полка и последовавшего за ними следствия над декабристами. Творческая работа по существу в эти месяцы почти полностью прекратилась, и это отражается и в нашей тетради. Первая запись в ней после длительного перерыва появилась 14 июля 1826 г. — на л. 88, прочтение которой затруднено тем, что первые три французские буквы „Gou” (или „Gon”) не давали возможности точного прочтения слова, конец которого оказался закрытым темным пятном (не жирным, как об этом пишет современный исследователь записи, а грязным). Это дало повод А. Ю. Чернову (вслед за Г. А. Невелевым) связать запись с событиями казни декабристов 13 июля 1826 г., а точнее — увидеть в этой дате зашифрованную запись не только о дне погребения декабристов (14 июля), но и о месте (остров Гонаропуло на Невском взморье Петербурга).42 Этому предположению противоречит прежде всего самый характер записи, которая, вне всякого сомнения, была сделана именно 14 июля (т. е. в день, указанный в записи). На это указывают светлые чернила, толстое перо, наклон букв, самое расположение записи на л. 88 в правом верхнем углу незаполненного листа (две другие зашифрованные записи, выполненные черными чернилами и тонким пером, с иным наклоном букв, сделаны летом в начале августа 1827 г.). Выписки из „Беральда Савойского” на следующих листах, л. 87 об.—84 (также в перевернутом положении тетради), сходны по почерку и чернилам с записью от 14 июля 1826 г. и также датируются летом 1826 г.43 Исходя из этих наблюдений и сопоставив дату записи с прохождением по официальным инстанциям прошения Пушкина о возможности прекращения его ссылки, Я. Л. Левкович совершенно справедливо, на наш взгляд, истолковывает эту запись как свидетельство о получении в этот день известия от губернатора (Gouverneur), вызывавшего Пушкина в Псков.44

Целью пушкинской поездки было получение свидетельства о состоянии здоровья, которое должно было документировать просьбу на „высочайшее имя” о разрешении ехать для лечения „или в Москву, или в Петербург, или в чужие края” (XIII, 284). Такое свидетельство за подписью В. В. Всеволодова Псковская врачебная управа выдала Пушкину 19 июля. Вне всякого сомнения, этот документ не мог быть составлен заочно, но лишь после произведенного в тот же день (или в один из ближайших к нему дней) врачебного осмотра. Деловую поездку в Псков Пушкин совместил с проводами Н. М. Языкова, как известно, гостившего в июне — середине июля в Тригорском. По расчетам Т. Г. Цявловской, друзья выехали из Тригорского около 17 июля.45 Псковская поездка оказалась насыщенной событиями чрезвычайной важности. В губернском городе, имевшем более обширные контакты с внешним миром, нежели затерянные в „глуши лесов” Михайловское и Тригорское, поэт узнал последние новости (о казни декабристов) и услышал о смерти А. Ризнич. Вернувшись в Михайловское (как мы полагаем, после 25 июля), Пушкин отразил впечатления от этих трагических новостей в элегии на смерть А. Ризнич, написанной почти сразу по возвращении, 29 июля 1826 г. Широко известный автограф стихотворения, записанного на отдельном листке, содержит даты получения Пушкиным известий, послуживших толчком к его созданию.46 Для нас существенными представляются как эти указания на даты, так и записи на обороте листа, прямо не относящиеся к содержанию стихотворения, но отсылающие к одному из текстов ПД, № 833, а именно к „Беральду Савойскому”. Речь идет о списке

255

задуманных поэтом „маленьких трагедий”, состоящем из 10 произведений.47

„Извлечение из Беральда Савойского” (л. 87 об.—84 в перевернутом верхом вниз положении тетради № 833) представляет собою конспективное изложение прозаического сочинения „Беральд, принц Савойский”, напечатанного в сборнике „Сельская библиотека для развлечения ума и сердца”.48 Публикуя этот текст по автографу, Т. Г. Цявловская в комментариях к нему отмечает: „Рассказ передан очень кратко, сбивчиво, что затемняет общий смысл передаваемой фабулы”. Датируется этот текст по положению в тетради июлем 1826 г. Основанием для датировки служит сходство почерка и чернил „Извлечения из Беральда Савойского” и пометы на ближайшем к нему л. 88 от 14 июля 1826 г. „Этими же жидкими деревенскими чернилами, — замечает Т. Г. Цявловская, — писан текст стихотворения «29 июля 1826» („Под небом сладостным Италии своей”). По этим чернилам нами уже датированы июлем 1826 г. стихотворение «Едва уста красноречивы» (в тетради № 2368) и черновые строфы из «Orlando Furioso» Ариосто (в тетради № 2370, л. 69)”.49 Сличение почерка и цвета чернил названных Цявловской произведений (к ним следует добавить и беловой автограф строф из „Orlando Furioso”) позволяет прийти к выводу, что в июле 1826 г. Пушкин пользовался для своих записей жидкими, быстро выцветающими чернилами. Записи конца июля — начала октября 1827 г. производились густыми, темными чернилами и более тонким пером. Таковы во всяком случае точно датируемые записи этого времени в ПД, № 836 и ПД, № 833 (разница эта особенно явственно заметна в ПД, № 833, где на л. 88 выцветшая, еле заметная запись от 14 июля 1826 г. соседствует с зашифрованной записью от 2 и 4 августа 1827 г., выполненной мелким, четким почерком, тонким пером и темными чернилами). Невероятно, чтобы близкие по времени записи (если принять версию А. Чернова о датировке пометы „14 июля 1826” 1827-м годом) столь разительно отличались друг от друга.

Итак, формальные показатели (положение в тетради, почерк, цвет чернил) дают основания датировать помету „14 июля 1826” и выписки из „Беральда Савойского” июлем 1826 г. К ним нельзя не присоединить и соображений, связанных с содержательной стороной этих записей, со своеобразным биографическим подтекстом, весьма существенным для Пушкина. О биографическом смысле пометы было сказано выше. Что же касается „Беральда Савойского”, то при всей его литературности, подобный подтекст намечается и в нем. Это типичный куртуазный роман, в основе которого лежит любовная интрига, реализованная во множестве запутанных сюжетных ходов и сложных ситуаций. Интерес к такому произведению вполне объясним, если мы вспомним ту царившую в Тригорском атмосферу безудержного веселья во время пребывания в гостях у А. Н. Вульфа Н. М. Языкова, которая окрашивает стихотворную переписку Пушкина и Языкова лета — осени 1826 г. Пушкин активно участвовал в этих развлечениях, характеризующихся, помимо всего прочего, и сложным переплетением взаимных симпатий и отталкиваний, влюбленностей, ревности и легких разочарований. „Беральд Савойский” как нельзя более отвечал этому настрою на „любовную игру”. Следует напомнить, что книга с текстом романа была принадлежностью библиотеки Тригорского: по ней Пушкин и делал свои выписки.50 Мы вправе предположить, что Пушкин был не единственным ее читателем: обитательницы Тригорского могли привлечь внимание поэта к этому сочинению.

Совершенно иной, более строгой и будничной, была обстановка в Тригорском и Михайловском летом 1827 г. Поэт жил уединенно, много работал, и круг его творческих занятий был иным, более тесно связанным с проблемами собственно русской жизни (декабристские замыслы, „Арап Петра Великого”, литературно-критические заметки, журнальная полемика, „Евгений Онегин”).

256

В пользу датировки „Беральда Савойского” 1826-м годом свидетельствует и упомянутый выше список драматических произведений, записанный карандашом на обороте листа с текстом элегии на смерть А. Ризнич. Т. Г. Цявловская в комментариях к публикации этого плана датирует его августом 1826 г. — не позднее октября 1828 г. на том основании, что именно осенью 1828 г. Пушкин на вечере у Карамзиных рассказал устную новеллу о влюбленном бесе, записанную по памяти В. П. Титовым и опубликованную под его псевдонимом (Тит Космократов) в „Северных цветах на 1829 год”. Есть все основания сузить эту датировку и ограничить ее августом 1826 г. Все названные в списке произведения в той или иной мере присутствуют в свидетельствах современников, общавшихся с Пушкиным в Москве после его возвращения из ссылки (С. П. Шевырев, Д. В. Веневитинов и др.). Что же касается „Влюбленного беса”, то замысел этот начиная с 1821 г. проходит ряд стадий и как устная новелла существует уже в 1825 г. По воспоминаниям А. П. Керн, ей довелось слышать эту новеллу летом или осенью 1825 г. в Тригорском.51

В конце августа 1826 г. записи в ПД, № 833 производились карандашом. Это карандашная помета в правом верхнем углу л. 1: „1 сент.‹ября› 1826 изв. о коронации”, набросок черновика ответного письма Пушкина В. В. Измайлову на л. 37 об. и черновой автограф пушкинского послания Языкову („Яз‹ыков›, брат! Я получил”) на л. 38. Вырванные в процессе заполнения тетради листы, видимо, содержали черновики писем и наброски послания. Два последних текста записаны в перевернутом верхом вниз положении тетради. Автограф послания имеет авторскую дату — „28 августа” (1826 г.). Полагаем, что в эти же последние дни августа 1826 г., самое позднее — в первых числах сентября (до внезапного отъезда из Михайловского) Пушкин набросал на обороте элегии на смерть Ризнич список драматических произведений, первый подступ к будущим „маленьким трагедиям”, в числе которых был и „Беральд Савойский”.

Завершив работу над „Извлечением из Беральда Савойского”, Пушкин оставил в ПД, № 833 свободными соседние листы, на которых, надо полагать, намеревался работать над драматическим произведением на этот сюжет. Однако к осуществлению этого замысла он так и не приступил. Окончательно отказавшись от него, он начал заполнять эти листы (не считая трех вырванных из тетради, непосредственно следующих за „Извлечением”) другими произведениями. Если бы выписки из „Беральда Савойского” были бы сделаны летом — осенью 1827 г. (как считает А. Чернов), то ближайшие к этому тексту листы оставались бы пробельными. Между тем на них записан ряд набросков и черновиков произведений, над которыми Пушкин работал именно в эти месяцы 1827 г. К ним мы обратимся позднее.

Следующей записью, сделанной в обратном (верхом вниз) положении тетради, является беловой с поправками автограф послания „Мордвинову”, занимающий разворот листов 80—79 об. Хотя он и окружен текстами 1827 г. („Иностранцы утверждающие” из произведения „Отрывки из писем, мысли и замечания” с одной стороны и послание „Кипренскому” — с другой), автограф этот не может быть датирован этим годом, так как он резко отличается почерком (начертания букв, цветом чернил, толщиной и наклоном пера). Соседние с ним тексты, составляющие особый контекст, как бы „обходят” эту запись, что свидетельствует о том, что к моменту работы над ними листы с посланием „Мордвинову” были уже заполнены. Таким образом, обособленное положение этого автографа в ПД, № 833 не дает почти никаких „зацепок” для его датировки, хотя самый характер этой записи, как указывалось выше, позволяет усмотреть известное внешнее сходство с записями 1825 г., например с заметкой о Гавриле Григорьевиче Пушкине.

Послание „Мордвинову” находится в той части тетради ПД, № 833, где у Пушкина были сосредоточены материалы исторического характера, и это, видимо, нельзя считать простой случайностью. Пушкинское послание адресовано известному и уважаемому государственному деятелю, возглавлявшему с 1818 г. Департамент Гражданских и духовных дел и входившему в состав Государственного

257

совета, а также (что особенно существенно для целей нашей работы) Финансового комитета. Комментаторы стихотворения указывают, что поводом к его созданию послужило знакомство Пушкина со статьей П. А. Плетнева „Разбор оды Петрова: «Его высокопревосходительству Николаю Семеновичу Мордвинову», писанной 1796 года”.52 Построенное как развернутая реплика на оду Петрова, послание Пушкина развивает тему гражданского мужества в ретроспективном плане, подтвержденную вместе с тем пророчество одописца современными деяниями адресата, пользовавшегося необычайной популярностью у прогрессивно настроенных современников Пушкина. Ю. В. Стенник справедливо усматривает в тексте пушкинского послания следы знакомства с широко известными и распространявшимися в списках резкими и нелицеприятными для правительства „мнениями” Мордвинова по самым животрепещущим вопросам экономической и финансовой политики правительства (в частности, он указывает на реминисценции из знаменитой записки Мордвинова „Об исправлении финансов”, поданной им Николаю I в 1826 г.).53О том, что Пушкин был хорошо знаком не только с этой запиской, но и с другими программными документами Мордвинова, свидетельствует удивительная по глубине и точности оценка Пушкиным „феномена” Мордвинова, данная в письме к Вяземскому еще в апреле 1824 г. („Мордвинов заключает в себе одном всю русскую оппозицию”, — XIII, 91). Эта характеристика оправдывает включение послания „Мордвинову” в контекст исторических материалов и заметок, сосредоточенных в той части тетради ПД, № 833, которая заполнялась в перевернутом (верхом вниз) положении с другого ее конца.

Из-за отсутствия черновых рукописей стихотворения необходимо с максимальной полнотой учесть круг возможных его источников. Первым толчком к возникновению замысла послания „Мордвинову”, своего рода точкой отсчета, несомненно, послужило знакомство Пушкина с упомянутой выше статьей Плетнева об оде Петрова. Время получения Пушкиным номера журнала с этой статьей (ч. XXV) неизвестно. Цензурное разрешение на его выход из печати датировано 1 января 1824 г. Не исключено, что номер этот „дошел” до Одессы и попал Пушкину в руки вскоре после своего выхода, т. е. весной этого же года. Письмо Пушкина к Вяземскому (начало апреля 1824 г.) с приведенным выше отзывом Пушкина о Мордвинове выразительно свидетельствует о том, что этот деятель находился в орбите пушкинского внимания; на наш взгляд, это было стимулировано чтением статьи Плетнева. Оснований для утверждения, будто Пушкин получил этот номер только через год (а именно в январе — феврале, как предполагает Ю. В. Стенник54), не имеется. Однако исследователь, несомненно, прав, полагая, что навещавшие Пушкина в Михайловском в эти месяцы Пущин и Дельвиг вполне могли привезти текст (или же процитировать отдельные строфы по памяти) посвященной Мордвинову оды Рылеева „Гражданское мужество” (1823), предназначавшейся для „Полярной звезды на 1824 год”, но не пропущенной цензурой. Источники знакомства Пушкина с этим произведением могли исходить и из декабристской среды, окружавшей Пушкина в период его южной ссылки. Так или иначе, но, по верному замечанию Стенника, пятая строфа пушкинского послания обнаруживает явные переклички с последней строфой оды „Гражданское мужество” („седой Эльбрус” — у Рылеева, „седой утес” — у Пушкина); Пушкин, как и Рылеев, уподобляет Мордвинова сподвижнику Петра I Я. Ф. Долгорукову. Остается, однако, неясным, на каком основании работа Пушкина над предполагаемым черновиком послания отнесена Ю. В. Стенником к лету или началу осени 1825 г. и чем вызван столь значительный разрыв между предполагаемым временем знакомства Пушкина с одой Рылеева и созданием собственного произведения на тему „гражданского мужества” Мордвинова.55

258

Вместе с тем нельзя не обратить внимания на ряд смысловых акцентов пушкинского послания, отсылающих не к преддекабрьским, а скорее к последекабрьским годам, например на фразеологизм „дань сибирских руд”, почти дословно повторяющийся в „Послании в Сибирь” (которое датируется последними числами декабря 1826 — началом января 1827 г.). „Сибирские руды” для Пушкина — слово-сигнал для обозначения места ссылки декабристов.56 В таком случае беловой автограф послания „Мордвинову” следует датировать приблизительно этим же временем (т. е. последними числами декабря 1826 г.) и считать его последней записью этого года в ПД, № 833.

В течение первой половины 1827 г. Пушкин не обращался к ПД, № 833. Творческая работа велась в других тетрадях, главным образом в № 836. Возвращение в Петербург (после семилетнего отсутствия) в мае 1827 г. дало, как известно, Пушкину мощный импульс в работе над декабристскими замыслами, и первой же записью этого года в тетради № 833 стал „Арион”, создание которого было приурочено Пушкиным к годовщине казни декабристов (беловой с поправками автограф стихотворения имеет авторскую дату — 16 июля 1827 г., напоминающую о событиях 13 июля 1826 г.). Для этого, программного по своему характеру произведения Пушкин нашел место на свободном от записей листе 37, между л. 36 об., с вычерченной в положении тетради верхом вниз картой Приднепровья, и л. 37 об., с черновиком письма Пушкина к В. В. Измайлову (около 26 августа 1826 г.). Положение „Ариона” среди записей михайловской ссылки (как важнейшего жизненного этапа), на наш взгляд, закрепляет, сознательно акцентирует декабристский подтекст положенного в основу стихотворения античного сюжета. Текст записан в два приема (темными и светлыми чернилами) и содержит два слоя правки: первый при записи автографа в тетради, второй, позднейший, при подготовке стихотворения к печати в 1830 г. (в „Литературной газете”). Промежуточной стадией в работе над стихотворением стало, по нашему убеждению, обращение к его тексту в момент работы над другим декабристским замыслом — посланием „Кипренскому”, записанным в конце тетради (в той ее части, которая заполнялась поэтом в положении верхом вниз), на л. 79. Автограф черновика послания писан карандашом. Тогда же, на наш взгляд, Пушкин записал (и тоже карандашом) и заглавие „Арион”. Одновременность этих записей позволяет датировать послание „Кипренскому” второй половиной (т. е. временем после 16-го) июля 1827 г. На соседнем листе 78 об. (и также карандашом) Пушкин еще раз записал начало строки „И я бы мог” (первые две записи — в ПД, № 836 на л. 38), намечающей одну из возможных линий судьбы декабриста (условно говоря — „тургеневскую”, связанную с политической эмиграцией), которую мог бы разделить и поэт.57 Поправки черными чернилами в тексте послания „Кипренскому” были сделаны уже по приезде Пушкина из Петербурга в Михайловское,58 скорее всего в самые последние дни июля 1827 г. О том, как разворачивалась далее работа в ПД, № 833, позволяет судить письмо Пушкина к Дельвигу, написанное уже из Михайловского и датированное 31 июля 1827 г.: „Я в деревне и надеюсь много писать. В конце осени буду у вас: вдохновенья еще нет, покаместь принялся я за прозу”. Здесь же поэт

259

сообщает:„Если кончу послание к тебе о черепе твоего деда, то мы и его тиснем” (XIII, 334) (имеются в виду „Северные цветы на 1828 год”). Итак, следующий стихотворный текст в ПД, № 833 — послание „Дельвигу” (в списках произведений оно именуется „Череп”), черновая работа над которым (к сожалению, не поддающаяся точной датировке, но вне всякого сомнения начатая еще в Петербурге) на первых порах идет в ПД, № 835, где она доведена до 18-го стиха. Черновик центральной части стихотворения до нас не дошел, однако можно предположить, что он также писался в Петербурге, тогда как сохранившиеся фрагменты последней части этого стихотворения отрабатывались уже в Михайловском, сначала в ПД, № 833 на л. 38 об., затем на л. 81 об. (шесть стихов, замененных прозою на л. 78 об. поверх текста записи „И я бы мог”) и, наконец, в ПД, № 836 (окончание „Черепа”).

Но прежде чем приняться за эту работу, Пушкин, по собственному его признанию, взялся „за прозу”, а именно за написание исторического романа, известного в пушкиноведении под названием „Арап Петра Великого”. Роман был начат сразу же по приезде в Михайловское в ПД, № 836. Параллельная работа в двух тетрадях (№ 836 и № 833) — характерная особенность лета — осени 1827 г. Она касается не только „Арапа” и „Черепа”, но и создаваемых в эти же месяцы „Отрывков из писем, мыслей и замечаний”, также предназначавшихся для „Северных цветов” Дельвига. Отметим, что в августе 1827 г. тетрадь № 836 использовалась по преимуществу для работы над „Арапом Петра Великого” (первой главой) и „Евгением Онегиным” (седьмой главой), тогда как ПД, № 833 была отдана литературно-критическим замыслам. Однако далее картина значительно осложнилась: за исключением черновых строф „Онегина” осенние записи переходят из тетради в тетрадь, что не может не затруднять их датировку. Необходимо разобраться в последовательности внесения творческих записей в тетради № 833.

Первыми августовскими записями 1827 г. в этой тетради, вне всякого сомнения, были зашифрованные заметки на л. 88, первом от конца тетради (в перевернутом — верхом вниз — ее положении). Верхний правый угол этого листа был уже занят записью: „14 jullet 1826 Go...”. Новая запись — „2 août 1827 j. h. 4 août R.J. Jich. en songe” — выполнена четким, хорошо читаемым почерком (тонким пером и темными чернилами). Расшифровывается она следующим образом:„2 августа 1827 г. день счастливый. 4 августа Рылеева, Жанно ‹Пущина›, Пестеля, Жихарева видел во сне”.59 Ниже профильный портрет юноши в каком-то форменном одеянии. Полагаем, что здесь поэт попытался „вспомнить” облик Жанно в его молодые, лицейские годы.

Дальнейшая работа шла уже в той части тетради, которая заполнялась в прямом ее положении (от начала к концу). На л. 38 об. (напомним, что лист 38 был уже занят черновым автографом послания „Языкову”, датируемым 26 августа 1826 г.) Пушкин записал стихи 109—125 послания „Дельвигу” („Череп”), продолжая черновую работу, начатую в тетради № 835. Прервав ее на слове „Наследников.....”, Пушкин теми же чернилами и почерком сделал прозаическую запись двух заметок: „Истинный вкус не в том состоит” и „Никто более его не сложил”, представляющих собой первоначальные наброски будущей статьи, известной в пушкиноведении под условным названием „Стихотворения Баратынского”, а затем использованных в качестве первых заметок в „Отрывках из писем, мыслях и замечаниях”. Третьей записью на этом листе является первая программа продолжения задуманной статьи о Баратынском („Провинциальная чопорность”), не получившая развития в дошедшем до нас тексте, но отчасти реализованная в заметке о „Бале” Баратынского, а возможно, и в тексте начатого в этой же тетради, хотя и среди записей в обратном ее положении, послания „О ты, который сочетал” (ср., например, со строкой „избежал сентиментальности манерной”). Отделив три записи друг от друга продольными черточками (указывающими на их завершенность), Пушкин приступил к написанию сплошного текста статьи „Наконец появилось собрание

260

стихотворений Бар‹атынского›”. Работа была продолжена на л. 39 об. Оставив свободной нижнюю часть листа (позднее на ней будет записана другим почерком и более темными чернилами вторая программа продолжения статьи — „Соперники Бар‹атынского› — Батюшк‹ов› и Жук‹овский› — сравн‹ение›”), Пушкин на следующем листе, л. 40—40 об., начал работу над черновиком стихотворения „Поэт” („Пока не требует поэта”), теснейшим образом связанного с кругом проблем, затронутых в статье о Баратынском и первых заметках для „Отрывков из писем, мыслей и замечаний”. Программное по своему характеру стихотворение имеет дату — „15 августа 1827 Михайловское”, что позволяет этим же числом датировать все записи на л. 38—40 об.60

Статья о Баратынском была продолжена на том же листе — л. 40 об. (а затем и на л. 41), после чего последовала пауза. Можно предположить, что вчерне набросок этой статьи был завершен в один из ближайших к 15 августа дней. Однако прежде чем перейти к записям на следующем листе, л. 41 об., Пушкин перечитал написанное и дополнил его записью упомянутой выше второй программы на л. 39 об. В нижней части л. 41, оставшейся незаполненной, тем же почерком и чернилами вписан текст новой заметки для „Отрывков из писем...” („Хорошая эпиграмма лучше плохой трагедии”), в которой Пушкин перефразировал известное французское изречение. Продолжая работу над заметкой, Пушкин (другим почерком и чернилами, а следовательно, спустя некоторое время) над текстом русской записи привел французский оригинал: „Un sonnet sans défaut ‹vautseulun lang poème›”. И почти сразу внес сюда (между окончанием статьи о Баратынском и заметкой для „Отрывков”) краткую формулу еще одной заметки — „Tous les genres sont bons, excepté l’ennuyeux — вот основания поверхностной критики”. Эта краткая запись будет развернута в заметку на л. 43 уже после того, как на л. 41 об.—42 об. Пушкин напишет новую статью — „О драмах Байрона”, конкретизирующую мысль о „скучных” жанрах. Полемизируя с английскими критиками, отказывавшими Байрону в драматическом таланте, Пушкин предлагает оригинальную трактовку жанрового своеобразия драм Байрона. Завершив статью, Пушкин вернулся к записям на л. 41 и продолжил работу над заметкой „Tous les genres...” (ее развернутый текст, как указывалось, занимает л. 43). Лист 43 об. был оставлен пробельным для продолжения начатой работы над „Отрывками из писем...”.

В один прием была, видимо, написана статья „Если звание любителя отечественной литературы” (на л. 44—45 об.), в которой Пушкин впервые использовал в полемических целях особый литературный прием — воссоздание в сатирическом плане портрета „истинного ценителя” отечественной словесности, выступающего с „глубокомысленными” суждениями о литературе и дающего свою (весьма лестную!) оценку современным российским журналам. Прославляя „исполинские успехи нашего просвещения”, этот любитель с негодованием обрушивался на критиков, нападающих в печати на „произведения писателей, делающих честь не только России, но всему человечеству”. Этот сатирический пассаж почти дословно повторен в статье „‹«Бал» Баратынского›”, главной темой которой стали взаимоотношения поэта с современной ему критикой, неспособной оценить произведение подлинного искусства. Полемический выпад в заметке „Если звание любителя отечественной литературы” имеет в виду незадачливых критиков не только Баратынского, но и Пушкина.

Завершив полемическую заметку, Пушкин вернулся к л. 43 об., на котором сделал первый набросок стихотворения „Поэт и толпа” (окончательный вариант названия „Поэт и чернь”), в котором попытался выразить мысль о трагедии художника, отданного на суд „черни” („толпы”), чуждой высокому искусству. Проанализированный нами контекст пушкинских записей наглядно раскрывает глубинную взаимосвязь литературно-критических замыслов и возникающих в ходе этой работы стихотворений. Видимо, в этом контексте формируется и замысел

261

еще одного стихотворения о поэте и поэзии (как бы завершающего цикл 1827 г.), а именно „Близ мест, где царствует Венеция златая”, записанного на л. 37 об. (напомним, что лист 37 занят „Арионом”) и л. 38 поверх карандашных автографов письма к В. В. Измайлову и послания к „Языкову” (в тетради, повернутой на 90 градусов). Черновой автограф стихотворения датирован („ 17 сентября 1827”), что, на наш взгляд, также подчеркивает программное значение этого текста. Почерк, которым он написан, сходен с почерком двух первых записей на л. 43 об. (упомянутого выше наброска „Поэт и толпа” и сделанной после отчеркивания вставки в текст заметки „О драмах Байрона”, от слов „Он создал себя вторично”). Третья запись на л. 43 об., „Ученый без дарования”, отличается по почерку от первых двух и сделана, видимо, несколько позднее, при продолжении работы над „Отрывками из писем...” на л. 46—47. Это заметка „Есть различная смелость”, выполненная в один прием, на л. 47—47 об. После паузы (как мы полагаем, непродолжительной) Пушкин записал еще три заметки (также в один прием): на л. 47—47 об. (верхняя часть листа) — „Чем более мы холодны”, на л. 47 об. (нижняя часть листа) — „Браните мужчин” и на л. 48 — „Одна из причин жадности”. Подведя черту под всеми этими записями, Пушкин, однако, вернулся к продолжению работы на л. 48 об., где сверху записал текст еще одной коротенькой заметки — „Мне пришла в голову мысль”. Фигурная скобка под нею подчеркивает завершенность определенного этапа над „Отрывками из писем...”, который может быть датирован временем после 17 сентября 1827 г. и не позднее конца этого месяца. Вероятнее всего, записи на л. 46—48 об. производились в ближайшие после 17 сентября дни.61

Дальнейшая работа в ПД, № 833 (вплоть до осени 1828 г.) велась исключительно в той ее части, которая заполнялась с обратного конца тетради.

Есть основания полагать, что записи в этой части рабочей тетради Пушкина производились во второй половине сентября — первой половине октября (до отъезда Пушкина из Михайловского, который состоялся 14 октября 1827 г.). Здесь Пушкин продолжил работу над „Арапом Петра Великого”, начатую в ПД, № 836 в конце июля — начале августа этого года. По свидетельству А. Н. Вульфа, к середине сентября Пушкиным были написаны две первые главы его исторического романа (в одной из масонских тетрадей Пушкина, а именно в ПД, № 836, он показал Вульфу, как тот пишет, „первые две только что написанные главы романа”).62 Запись в дневнике Вульфа сделана со слов Пушкина, следовательно, ее точность не подлежит сомнению, однако в ПД, № 836 Вульф мог видеть не полный текст второй главы, а лишь отдельные его фрагменты (на л. 21—21 об.). Основная часть чернового текста второй главы „Арапа Петра Великого” к этому времени (т. е. к середине сентября) находилась в нашей тетради (ПД, № 833). Учитывая, что текст начала главы на л. 21 в ПД, № 836 заканчивается фразой „Однажды etc”, можно предположить, что продолжение этого фрагмента (от слов „Однажды Ибрагим был на выходе у герцога Орлеанского” до слов „Ибрагим скоро собрался в дорогу”) уже было записано в тетради № 833 (как мы предполагаем, на вырванных листах между л. 84 и 83).63

Затем работа над „Арапом” снова была перенесена в ПД, № 836, где текст от слов „Ибрагим снова собрался в дорогу” до „следующее письмо” включительно (с пометой „на листке”) занимает л. 21 об. Имеет смысл вникнуть в назначение данной пометы. Дело в том, что текст письма Ибрагима к Леоноре (как и описание последовавших за этим событий) находился в ПД, № 833: сохранилось

262

начало письма от слов „Я еду, милая Леонора” (л. 83) до слов „твоей неограниченной нежностью” включительно (л. 82). Остальное (вплоть до слов „Это подало ему утешительную надежду”) из тетради было изъято (напомним, что между л. 83 и 82 сохранились корешки 9 вырванных из тетради листов с остатками текста „Арапа Петра Великого”, см.: VIII, 523—524). Помета „на листке” указывает на то, что к моменту продолжения работы над второй главой романа Пушкин изъял из ПД, № 833 весь написанный в ней текст этой главы, оставив в тетради лишь начало и конец записи, так как на этих же листах находились тексты других произведений. Подобная картина наблюдается и в ПД, № 836, где также изъяты листы с текстом „Арапа”, за исключением тех, на которых имелись не относящиеся к тексту романа записи. В тетради № 836 текст романа сохранился также лишь частично: изъяты большие куски текста между л. 19 и 20 (четыре листа), 22 и 23 (один лист), 24 и 25 (три листа), 27 и 28 (двадцать листов) и т. д. На стадии перебеливания черновиков Пушкин, надо полагать, „собирал” вместе сплошной текст, экономя таким образом время. Этой же особенностью отличаются и черновики второй главы романа в ПД, № 833, также дошедшие до нас в виде отдельных фрагментов.

Работая над „Арапом Петра Великого”, Пушкин заполнял рабочие паузы сопутствующими замыслами, обнаруживающими тесную связь с записями 1827 г., сделанными в прямом положении тетради. Первая из них дала начало черновой работе над посланием Баратынскому („О ты, который сочетал”), „аккомпанирующим” заметкам о его творчестве. Свои размышления об отличительных свойствах Баратынского-поэта Пушкин попытался воплотить в стихотворном послании, начатом на л. 83 об. (см.: III, 620), которое, однако, было (после паузы, заполненной рисунками — листьями и деревом в нижней части листа) оставлено: к работе над ним Пушкин в дальнейшем не вернулся. Однако характерно, что, завершив работу над следующим, большим фрагментом „Арапа”, Пушкин снова обратился к тексту на л. 83 (возможно, именно тогда и появились рисунки листьев плюща и сухое сломанное дерево — стойкий метафорический образ, преследовавший Пушкина в момент работы над седьмой главой „Евгения Онегина” в ПД, № 836, напоминающий о настроениях поэта в период михайловской ссылки). Возможно, тогда же Пушкину припомнилось и другое его послание — „Баратынскому из Бессарабии” (записанное в этой же тетради, на л. 25 об.) с его овидиевскими мотивами и образами („тень Назона”, „обнять милее мне в тебе Овидия живого”). В контексте этих воспоминаний становится объяснимым и тот неожиданный переход к „Замечаниям на «Анналы» Тацита”, над которыми Пушкин усиленно работал в первые годы михайловской ссылки. Устойчивая параллель: Август — Овидий; приемник Августа, „тиран” Тиберий — Александр I, сославший Пушкина сначала на юг, а затем в Михайловское, и составляет автобиографический подтекст „Замечаний”, основной массив которых (восемь заметок) создавался в 1825 г. (а точнее — не позднее июля, см.: XII, 459). Продолжая записи в ПД, № 833 в перевернутом верхом вниз положении тетради, Пушкин на л. 82 набросал текст 9-й (ставшей последней) заметки, в два приема: сначала рассуждение о Таците („биче тиранов”), который, как пишет Пушкин, не нравился Наполеону (напомним: текст пушкинской оды „Наполеон” также находится в ПД, № 833, на расположенных в близком соседстве от послания „Баратынскому из Бессарабии” листах 21—23 об.), затем несколько отличающимся почерком записана заметка „Тацит говорит о Тиберии, что он не любил сменять своих наместников”. Рисунок в нижней части тетради (среди „обходящего” его текста второй заметки), вероятно, выполнен по окончании первой заметки и, надо полагать, как-то связан с нею (фигура воина в шлеме, со звездою на лбу). На л. 81 об. Пушкин продолжил работу над „Отрывками из писем...”. В верхней части листа, тем же почерком и чернилами, он начал работу над будущей заметкой „Гордиться славою своих предков”, записав сначала текст „Бескорыстная мысль, что предки наши”. Не завершив его, он вернулся к давно оставленному „Черепу”. Нижняя часть листа занята набросками фрагмента („Студент отважною рукою”), замененного затем прозаической частью. Стихи, видимо, не пошли, и, оставив место на л. 81—80 об. для дальнейшей работы над „Отрывками”, Пушкин записал поверх фрагмента „И я бы мог” на л. 78 об. прозаический текст „Черепа”, воспользовавшись оборотом

263

„Я бы” (наполнив его уже иным содержанием) — „Я бы никак не осмелился” (см.: III, 607—608). После этого поэт вернулся к заметке „Бескорыстная мысль”: на л. 81 он записал (с небольшими поправками) начальную часть будущей заметки „Гордиться славою своих предков” и присоединил ее со знаком вставки к тексту на л. 81 об.

Работа над „Отрывками из писем...” была продолжена на пробельном листе — л. 80 об., где записаны заметки „Иностранцы утверждающие” (так называемая заметка о местничестве, не пропущенная цензурой в печать в составе подборки для „Северных цветов на 1828 год”) и „Байрон много читал” (в окончательной редакции: „Байрон говорил, что никогда не возмется описывать страну, которую не видел своими глазами”), записанной на л. 78—77 об. (ибо к моменту работы над „Отрывками из писем...” промежуточные листы — л. 80—78 об. — были уже заполнены). Заметка об отношении Байрона к России, на наш взгляд, является последней записью 1827 г. в ПД, № 833. Скорее всего записи эти были сделаны во второй половине сентября, никак не позднее первой половины октября 1827 г., ибо к моменту отъезда Пушкина из Михайловского (14 октября) черновая работа над будущими публикациями для „Северных цветов” („Отрывками из писем, мыслей и замечаний”, „Черепом” и др.) была уже завершена. Вне всякого сомнения, последние дни (а возможно, и последние две недели) Пушкин работал в ПД, № 836.

Что же касается последних записей в ПД, № 833, то они уже не носят систематического характера и сделаны в разное время: к 1828 г. относятся две записи, теснейшим образом связанные с текстами собранных в начале тетради беловых и черновых редакций стихотворений. На л. 48 об. Пушкин дописал утраченный ранее (на вырезанной из тетради части листа 17 об.) текст послания „Ф. Н. Глинке” (от слов „Давно оставил я с досадой”). Датируется эта запись маем — июлем 1828 г. (см.: II, 1121). На л. 49—50 была продолжена (начатая на тексте первой редакции стихотворения) работа над второй редакцией „Клеопатры” (III, 1170). Беловой с поправками автограф первой редакции стихотворения находится в этой же тетради на л. 33 об.—35. Оставленный еще в октябре 1824 г. незавершенный текст первой редакции вплоть до осени 1828 г. не подвергался исправлению. Продолжение работы над „Клеопатрой” было связано с намерением Пушкина как-то соотнести этот сюжет с задуманной летом 1828 г. повестью из жизни высшего света, два начальных фрагмента которой (I и II) занимают л. 27—36 об. и 98—96 в ПД, № 838. Датируются они по положению в тетради: первый — августом — первой половиной сентября 1828 г.,64 второй — второй половиной октября 1828 г. (см.: VIII, 1050). Сюжетной основой повести должны были стать взаимоотношения Минского с Зинаидой Вольской, прототипом которой являлась А. Ф. Закревская, названная в восьмой главе „Евгения Онегина” „Клеопатрою Невы”. Работа над образом героини придала новый поворот стихотворному замыслу 1824 г. Надо полагать, к работе над новой редакцией „Клеопатры” Пушкин приступил уже после того, как были написаны оба фрагмента повести, содержащие подробную характеристику Вольской. Целесообразно датировать эту работу концом октября — началом ноября 1828 г. (т. е. временем пребывания Пушкина в Малинниках). Нет никаких оснований не согласиться с датировкой второй редакции „Клеопатры” в большом академическом издании Пушкина (III, 1170). Доработка стихотворения осуществлялась в следующем порядке: сначала поэт перечитывал написанное на л. 33 об.—35 и тогда же светлыми чернилами и толстым (расписанным) пером внес исправления; затем на л. 49 об.—50 тем же пером и светлыми чернилами начал перелагать „Клятву Клеопатры” четырехстопным ямбом. Работа выполнялась в два приема: от начала до слов „Благословенные жрецами” и далее до конца „Клятвы Клеопатры”. Черновик этой переработки вместе с исправлениями в тексте I редакции (последним слоем правки) дает вторую редакцию стихотворения.

Новое обращение к тетради № 833 относится уже к 1830 г., когда Пушкин начал в ней работу над переводом фрагмента из большой поэмы Вальтер Скотта „Дева озера” („Шумит кустарник, на утес ...”). Перевод этот носит экспериментальный

264

характер и едва ли свидетельствует о намерении Пушкина переводить поэму целиком. Работа над ним в ПД, № 833 связана, на наш взгляд, с тем, что последней по времени записью в этой тетради была написанная в Малинниках „Клятва Клеопатры”. Полагаем, что перевод из В. Скотта был начат также в Малинниках (где на этот раз Пушкин пробыл с 4 по 12 марта 1830 г.) или после возвращения оттуда в Москву (14 марта 1830 г.).

С Москвой связана и последняя запись в третьей кишиневской тетради — черновой автограф послания „К вельможе” на л. 51 об.—56 об. в прямом положении тетради. Беловой автограф этого стихотворения датирован 23 апреля 1830 г., что дает основания датировать черновую работу второй половиной марта — 23 апреля этого года. Работа производилась в четыре приема. Сначала были заполнены листы 51 об.—53 об. Этот начальный фрагмент текста послания трудно давался Пушкину. Паузы заполнялись рисунками: на л. 51 об. — зажженный факел, на л. 52 — два женских портрета (предположительно Гончарова и Алябьева, упоминаемые в тексте послания), на л. 52 об. — согнутая в колене мужская нога. Приблизительно с середины л. 53 об. иным почерком (более мелким) и более светлыми чернилами записан следующий фрагмент текста до слов „Все изменилося”. Третий прием — записи на л. 53 об.—54 (до цифры 51 жандармской нумерации). Последний, завершающий фрагмент текста занимает листы с нижней половины л. 54 и до л. 57. В конце текста — росчерк сложной конфигурации.65

—————

Сноски

Сноски к стр. 235

¹ См.:Рукописи Пушкина, хранящиеся в Пушкинском Доме. Научное описание. Сост. Л. Б. Модзалевский и Б. В. Томашевский. М.; Л., 1937.

² Клепиков С. А. Филиграни и штемпели. М., 1959. С. 40.

³ Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты. М.; Л., 1935. С. 273. Комментатор списка (М. А. Цявловский) не разобрал последнего произведения этого списка („Катенину”), ошибочно утверждая, что в списке названо последним стихотворение „К моей чернильнице”.

⁴ но хоть и был я печальным пленником, все же моя лира пробуждалась... Андрей Шенье (франц.).

⁵ См.: Рукою Пушкина. С. 307, 311.

⁶ „14 июля 1826. Го...” (франц.).

⁷ „2 августа 1827 день счастливый. 4 августа Р. Ж. П. Жих. во сне” (франц.).

Сноски к стр. 238

⁸ Рукою Пушкина. С. 301.

⁹ хочешь ли ты любить меня 18/19 мая 1824 (франц.).

Сноски к стр. 239

¹⁰ Наказывай слугу, но почитай хозяина (франц.).

¹¹ Все жанры хороши, за исключением скучного (франц.).

¹² Безупречный сонет один стоит длинной поэмы (франц.).

Сноски к стр. 241

¹³ Рукою Пушкина. С. 497—501.

¹⁴ См.: Цявловский М. А. Летопись жизни и творчества Пушкина. М., 1951. Т. 1. С. 267.

Сноски к стр. 242

¹⁵ Рукописи Пушкина, поступившие в Пушкинский Дом после 1937 г. Краткое описание / Сост. О. С. Соловьева. М.; Л., 1964. С. 13.

¹⁶ Рукою Пушкина. С. 485.

¹⁷ Сандомирская В. Б. Из истории пушкинского цикла „Подражание древним” // Временник Пушкинской комиссии. 1976. Л., 1979. С. 17—18.

¹⁸ Там же. С. 28.

Сноски к стр. 243

¹⁹ См.: Цявловский М. А. Летопись... С. 267—268.

Сноски к стр. 244

²⁰ Сандомирская В. Б. Из истории пушкинского цикла „Подражание древним”. С. 18.

Сноски к стр. 245

²¹ Сын отечества. 1821. № 23. С. 132—133.

²² Это позволяет точно датировать весь список на форзаце тетради № 833, ибо последним в нем стоит послание „Катенину”. Следовательно, список был внесен в тетрадь не ранее 5 апреля 1821 г.

Сноски к стр. 246

²³ Опубликовано: Сын отечества. 1821. № 35. С. 82—84.

²⁴ См.: Современник. 1841. Т. IX. С. 215—218.

²⁵ Черновой автограф эпиграммы в ПД, № 835 датируется декабрем 1824 г. См.: Фомичев С. А. Рабочая тетрадь Пушкина ПД, № 835 (из тектологических наблюдений) // Пушкин. Исследования и материалы. Л., 1983. Т. 11. С. 59.

²⁶ Цит. по: Майков Л. Н. Автографы Пушкина, принадлежащие графу П. И. Капнисту // Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук. 1896. Т. 1, кн. 3. С. 581.

Сноски к стр. 247

²⁷ Полярная звезда на 1823 год. СПб., 1824. С. 388—389.

²⁸ Там же. С. 81—84.

Сноски к стр. 249

²⁹ Рукою Пушкина. С. 301. Комментаторы отказываются объяснить конкретный смысл пометы.

³⁰ См. об этом: Иезуитова Р. В. „Утаённая любовь” Пушкина // Легенды и мифы о Пушкине. Спб., 1994. С. 228.

³¹ Датировка академического издания (II, 1148) уточнена С. А. Фомичевым. См.: Фомичев С. А. Рабочая тетрадь Пушкина ПД, № 835 (из текстологических наблюдений). С. 48.

Сноски к стр. 250

³² Там же.

³³ Там же. С. 49.

Сноски к стр. 251

³⁴ Подробное обоснование датировки первой редакции „Клеопатры” см.: Бонди С. М. Новые страницы Пушкина. М., 1931. С. 171.

³⁵ Пушкин. Полн. собр. соч.: В 10 т. Л.: Наука, 1977. Т. III. С. 435.

Сноски к стр. 252

³⁶ с увлечением (итал.).

³⁷ Полное собрание русских летописей. М., 1965. Т. 14. С. 64—65.

³⁸ Там же. С. 149.

Сноски к стр. 253

³⁹ См.: Карамзин Н. М. История государства Российского. СПб., 1824. Т. 11. С. 198; Примечания. С. 106.

⁴⁰ См.: Рукою Пушкина, с. 401. Следует, однако, решительно отвести версию комментатора — Т. Г. Цявловской, связывающей появление этой карты в ПД, № 833 с работой Пушкина над „Полтавой”.

⁴¹ В порядке рабочей гипотезы выскажем мысль, что три внутренне связанные между собою записи (фрагмент сцены из трагедии, заметка о Гавриле Пушкине и, наконец, карта Приднепровья) являются некими звеньями формировавшегося у Пушкина в момент работы над трагедией „Борис Годунов” замысла маленькой трагедии „Димитрий и Марина”, которую мы находим в списке драматических произведений на обороте автографа стихотворения „Под небом сладостным”, датируемого 29 июля 1826 г. (Рукою Пушкина. С. 276—278). О датировке плана см. ниже, с. 254—255).

Сноски к стр. 254

⁴² См.: Невелев Г. А. „Истина сильнее царя”. М., 1985. С. 143; Чернов А. Ю. Поминовение // Огонек. 1989. № 4. С. 22—25.

⁴³ См.: Цявловский М. А. Летопись... С. 720.

⁴⁴ См.: статью Я. Л. Левкович „Гонаропуло, или Губернатор” (Временник Пушкинской комиссии. Вып. 26 — в печати).

⁴⁵ См.: Цявловский М. А. Летопись... С. 710, 789.

⁴⁶ См.: Рукою Пушкина. С. 307—310.

Сноски к стр. 255

⁴⁷ Там же. С. 276. План этот был реализован поэтом частично: из 10 задуманных пьес были написаны лишь три („Скупой”, „Моцарт и Сальери”, „Д. Жуан”). 4-я „маленькая трагедия” („Пир во время чумы”) в списке не значится.

⁴⁸ См.: Beralde prince de Savoye // Bibliothèque de campagne, ou Amusements de l’espriit et du coeur. Bruxelles, 1785. T. 7. P. 161—254.

⁴⁹ Рукою Пушкина. С. 500.

⁵⁰ Там же. С. 501.

Сноски к стр. 256

⁵¹ А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1985. Т. 1. С. 409.

Сноски к стр. 257

⁵² Напечатана в „Трудах Вольного общества любителей российской словестности” (1824. Ч. XXV. С. 265—284).

⁵³ См.: Стенник Ю. В. Стихотворение Пушкина „Мордвинову” (к истории создания) // Русская литература. 1965. № 3. С. 172—182.

⁵⁴ Подробнее см.: Там же. С. 180—181.

⁵⁵ Датировка послания „Мордвинову” временем работы над „Борисом Годуновым” и заметкой о Гавриле Григорьевиче Пушкине (иными словами — осенью 1825 г.), как указывалось выше, находит известное подкрепление в палеографических особенностях записанного в ПД, № 833 автографа. Однако этих данных недостаточно для точной датировки.

Сноски к стр. 258

⁵⁶ Подробнее об этом см.: Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина (1826—1830). М., 1967. С. 137; Иезуитова Р. В. К истории декабристских замыслов Пушкина 1826—1827 гг. // Пушкин. Исследования и материалы. Л., 1983. Т. 11. С. 99.

⁵⁷ Формирование этого творческого замысла подробнейшим образом рассмотрено нами в статье „К истории декабристских замыслов Пушкина 1826—1827 гг.”, в которой дан анализ основных линий, по которым шло развитие темы участия поэта в движении декабристов, начатой известным фрагментом „И я бы мог как шут ви‹сеть›” (см.: Иезуитова Р. В. К истории декабристских замыслов Пушкина... С. 92—100).

⁵⁸ Точная дата приезда неизвестна, но если принять во внимание, что на дорогу из Петербурга в Михайловское уходило обычно трое суток, можно предположить, что Пушкин приехал туда 29 июля.

Сноски к стр. 259

⁵⁹ Подробнее об этой записи с полной мотивировкой расшифровки см.: Иезуитова Р. В. К истории декабристских замыслов Пушкина... С. 134.

Сноски к стр. 260

⁶⁰ Записи 15 августа 1827 г. весьма наглядно показывают внутреннюю взаимосвязь литературно-критических работ Пушкина и его стихотворений на тему о поэте и поэзии, возникающих как отражение глубоких философских размышлений его о сложнейших проблемах истинного искусства, о значении и месте художника-творца в современном обществе. В контексте этих прозаических набросков формируется знаменитый пушкинский цикл 1827 г.

Сноски к стр. 261

⁶¹ Записав текст стихотворения „Близ мест, где царствует...” среди произведений, созданных в момент михайловской ссылки или же тесно с нею связанных, Пушкин подчеркнул его принадлежность именно этому творческому контексту. Напомним, что в июле 1826 г. Пушкин переводил строфы из „Orlando furioso” Ариосто, образы которого оживают в стихотворении „Близ мест, где царствует...”. Контекст записи позволяет выявить в нем и другие важнейшие смысловые оттенки, отсылающие к ситуации июля — августа 1826 г.

⁶² А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1985. Т. 1. С. 449.

⁶³ Как указывалось выше, между этими листами сохранились корешки трех вырванных из тетради листов. Можно предположить, что перенесение работы над „Арапом” из тетради № 836 в № 833 было связано с намерением Пушкина сосредоточить в этой части тетради материалы исторического характера, во всяком случае „опробовать” начало русской части романа именно здесь. Однако разрозненные записи в этой части тетради № 833 препятствовали написанию сплошного текста романа, и Пушкин перенес работу в ПД, № 836.

Сноски к стр. 263

⁶⁴ Сандомирская В. Б. Рабочая тетрадь Пушкина 1828—1833 гг. (ПД, № 838) // Пушкин. Исследования и материалы. Л., 1982. Т. 10. С. 248.

Сноски к стр. 264

⁶⁵ Подробнее см.: Вацуро В. Э. „К вельможе” // Стихотворения Пушкина 1820—1830-х годов. Л.,1974. С. 177—212.