- 323 -

М. П. АЛЕКСЕЕВ КАК ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ПУШКИНА

В научном наследии выдающегося советского филолога академика Михаила Павловича Алексеева (1896—1981) трудам по пушкиноведению принадлежит особое место.

Деятельность М. П. Алексеева отличалась энциклопедической разносторонностью. Он занимался историей музыки, театра, эстетики в собственном смысле, английской, французской, немецкой, испанской и славянскими литературами, историей литературных и культурных взаимоотношений России с Западом и Востоком. Основной сферой своих занятий в последние десятилетия он считал сравнительное литературоведение. Но вся эта многообразная деятельность в конечном счете имела целью глубинное постижение русской литературы как существенной части мирового литературного процесса. Творчество Пушкина было для ученого одним из вершинных образцов русской культуры, и к нему М. П. Алексеев обращается уже на ранних этапах своего научного пути.

Углубленное изучение пушкинской эпохи ученый начал еще на студенческой скамье Киевского университета (1914—1918), когда писал работу о Бестужеве-Марлинском, позднее напечатанную («Этюды о Марлинском», 1928) и по сие время не утратившую своего значения, а сразу же по окончании университета он выступил со своей первой специальной пушкиноведческой статьей — о «Гавриилиаде», только что изданной под редакцией В. Я. Брюсова (1919). Уже в этой ранней работе определились характерные черты исследовательского почерка М. П. Алексеева — стремление ввести изучаемое произведение в широкий историко-литературный и культурный контекст. Не будучи принципиальным противником литературоведческой «экзегезы» — толкования, опирающегося преимущественно на внутритекстовые связи, М. П. Алексеев сам очень редко прибегал к этому методу: он считал необходимым изучать текст в конкретной историко-культурной среде, нередко возвращаясь к ранним замыслам, расширяя и обогащая их новыми фактами и наблюдениями. Так произошло и с «Гавриилиадой»: к этому сюжету ученый вернулся уже в последние годы.

В 1920—1927 гг. М. П. Алексеев — «профессорский стипендиат» Новороссийского (Одесского) университета по английской литературе, затем — консультант-библиограф и заведующий библиографическим отделом Одесской государственной публичной библиотеки. Одновременно он секретарь Пушкинской комиссии при Одесском доме ученых. Молодой ученый начинает систематическое изучение биографического окружения Пушкина на юге и шире — культурной атмосферы, в которой развивалось творчество Пушкина южного периода. Он с энтузиазмом разыскивает неизданные рукописные и иконографические материалы пушкинского времени, устанавливает контакты с пушкиноведами Москвы и Ленинграда. Под его редакцией Пушкинская комиссия выпускает три тома «Статей и материалов» о Пушкине, включивших «Материалы для биографического словаря одесских знакомых Пушкина» — образцовый биобиблиографический справочник, основным участником которого был сам М. П. Алексеев. Это издание было заметным явлением в советской пушкиниане и до наших дней сохранило свою ценность. На его страницах были подняты темы, еще и

- 324 -

сейчас ожидающие фронтального исследования, подобно теме «Пушкин в библиотеке Воронцова», поставленной М. П. Алексеевым в специальной статье. Статья эта имела значение принципиальное: изучение книжных и рукописных собраний, с которыми соприкасался Пушкин на протяжении своей жизни, с этого времени стало в руках ученого эффективным средством проникновения в творческую лабораторию поэта. Разыскание книг, которые держал в руках Пушкин, — иной раз книг редчайших, — доставляло М. П. Алексееву подлинное исследовательское наслаждение и осуществлялось с редким эвристическим блеском. Прекрасное знание западноевропейских литератур позволяло ему свободно ориентироваться в этом книжном море. В специальной заметке 1946 г. он определяет несколько не поддававшихся ранее идентификации английских книг в описи пушкинской библиотеки; в 1961 г. пишет специальную, наиболее полную из существующих, работу об истории и составе библиотеки Вольтера в Государственной Публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, вновь затрагивая вопрос о работе в ней Пушкина; годом ранее создает фундаментальный труд по истории русских рукописных собраний, в котором специально останавливается на альбоме кн. Н. Б. Юсупова, проясняющем реалии пушкинского послания «К вельможе». Уже в последние годы он посвятил особую работу одной из книг «Всеобщей библиотеки романов», принадлежавшей Пушкину и содержавщей изложение немецкой народной книги о Фаусте (1979).

Работа в Одессе сделала М. П. Алексеева одним из лучших знатоков южного периода биографии и творчества Пушкина. Имя его к этому времени хорошо известно в Москве и Ленинграде; его обширная рецензия на первый том «Писем» Пушкина под редакцией Б. Л. Модзалевского (1928) еще более укрепила эту известность. Новый период его пушкиноведческой деятельности начался уже в Ленинграде, куда он приехал в 1933 г. после пятилетнего пребывания в Иркутске в качестве профессора кафедры всеобщей литературы Иркутского университета (с 1930 г. — Иркутский педагогический институт). В 1933 г. он уже профессор Ленинградского университета по кафедре зарубежных литератур, а с 1938 г. — заведующий кафедрой всеобщей литературы Ленинградского педагогического института им. А. И. Герцена. Во время Великой Отечественной войны он руководит кафедрой всеобщей литературы историко-филологического факультета Саратовского университета, а сразу же после окончания войны, вернувшись в Ленинград, избирается членом-корреспондентом Академии наук СССР (1946).

Начиная с 1930-х годов почти все пушкиноведческие работы М. П. Алексеева так или иначе связаны с проблемами сравнительного литературоведения. Их характерная особенность — понимание культурных связей не как одностороннего влияния, а как двустороннего взаимодействия. Наследуя культурно-исторической школе, советская школа сравнительного литературоведения изменила самую аксиоматику этой филологической дисциплины. Уже с середины 1930-х годов М. П. Алексеева столь же занимают вопросы отражения у Пушкина мировой культурной традиции, сколь и его воздействие на эту традицию. В 1937 г. появляется первый вариант его обширного обзора «Пушкин на Западе». Проблема рецепции пушкинского творчества в западном культурном мире теперь становится одной из центральных в научном творчестве М. П. Алексеева. Она возникает в общих работах и этюдах на частные темы — таких, как обширное исследование словарных записей Ф. Энгельса к «Евгению Онегину» и «Медному всаднику» (1951) или публикация затерянного на страницах английской монографии о Дж. Борро письма Пушкина к этому его английскому почитателю и переводчику, автору известного романа «Лавенгро» (1949). Последняя работа примечательна и в том отношении, что раскрывает одну из существенных сторон в подходе ученого к проблемам культурных взаимосвязей: особый интерес к каналам информации, к источникам сведений западных читателей и литераторов о Пушкине.

- 325 -

В последней, посмертно вышедшей фундаментальной работе М. П. Алексеева «Русско-английские литературные связи (XVIII век — первая половина XIX века)» (М., 1982) специальная глава — «Пушкин и английские путешественники в России» — посвящена личным контактам английских путешественников с русскими литераторами, и значительное место в ней отведено фигуре Дж. Борро. В следующей главе, «Т. Мур и русские писатели XIX века», подвергается внимательному изучению та информация о русской литературе — и в том числе о Пушкине, — которая поступала на Запад непосредственно из русской литературной среды (письмо Муру А. И. Тургенева 1829 г. с переводом стихотворения «К морю» и сведениями о «Полтаве»). Исследования такого рода всегда особенно трудны и требуют широкой осведомленности в деталях литературного быта. М. П. Алексеев тщательно собирал эти детали и считал нужным отмечать дальнейшие пути поисков, даже если они пока и гипотетичны; с этой целью написана им и специальная работа о возможных источниках знакомства Гете со «Сценой из Фауста» Пушкина (1979).

Собственно говоря, тем же задачам было подчинено у М. П. Алексеева и планомерное изучение зарубежной пушкинианы. Он считал необходимым тщательный учет и введение в широкий научный оборот всего ценного, что создается о Пушкине в мировой славистике, и сам был уникальным знатоком современного состояния мировой науки о Пушкине. Его монография о стихотворении «Я памятник себе воздвиг...» в значительной своей части построена как критический анализ отечественной и зарубежной литературы об этом пушкинском «поэтическом завещании», и одной из задач книги было продемонстрировать мировой культурный резонанс, который получило стихотворение.

Исследование же многообразных преломлений, которые получала в пушкинском творчестве мировая культурная традиция, основывалось у М. П. Алексеева на твердом убеждении в синкретическом характере любого значительного культурного явления. Интернационализм был органическим свойством научного мышления М. П. Алексеева, и сфера его сравнительных изучений все время расширялась. Так, он впервые предпринял фронтальное изучение русско-испанских литературных связей, не обойдя роли в них Пушкина, а в 1937 г. поставил парадоксальную на первый взгляд проблему «Пушкин и Китай», рассмотрев ее как часть общеевропейской волны ориентализма. Это стремление постоянно обогащать контекст изучения заставляло его выходить за пределы собственно литературы: профессионально зная музыку, М. П. Алексеев написал для академического издания Пушкина исследование-комментарий о «Моцарте и Сальери», а в 1958 г. выступил с большой статьей об отражении технических и естественнонаучных знаний в пушкинском творчестве.

В это время М. П. Алексеев уже окончательно связал свою научную биографию с Институтом русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР, где еще с 1934 г. был старшим научным сотрудником. В 1955—1957 гг. он руководит здесь сектором пушкиноведения и одновременно, в 1956 г., организует сектор взаимосвязей русской и зарубежных литератур. С 1958 г. он действительный член Академии наук СССР, а со следующего года — председатель Пушкинской комиссии при Отделении литературы и языка АН СССР. Как и ранее, занятия Пушкиным остаются одним из центральных направлений его многообразной деятельности, наряду с исследованиями по сравнительному литературоведению и самоотверженной работой по изданию фундаментального академического собрания сочинений и писем И. С. Тургенева.

В 1950—1960-е годы в пушкиноведческих трудах М. П. Алексеева стала явственно обозначаться линия исследования, которую мы могли бы условно обозначить как историко-философскую и историко-стилистическую. Сущность ее заключалась в аналитическом рассмотрении пушкинского текста с выделением семантически нагруженных художественных и идеологических мотивов, которые изучались затем на сравнительно-

- 326 -

историческом материале. Так была построена, например, работа «Пушкин и проблема „вечного мира“» (1958), где черновой фрагмент Пушкина 1821 г., отражающий его кишиневские споры с М. Ф. Орловым о «вечном мире», был сопоставлен с широким кругом аналогичных просветительских проектов XVIII—XIX вв. — от Руссо и Сен-Пьера до декабристских программ, или получившая широкую известность статья о заключительной ремарке «Бориса Годунова» (1967), где устанавливается идеологическая преемственность формулы «народ безмолвствует» с историко-социальной мыслью и фразеологией Французской революции. Проблемами художественной семантики ученый был занят в этюде о «поэтике розы» в раннем творчестве Пушкина, и позднее, вплоть до своих последних работ, — о незамеченном фольклорном мотиве в набросках так называемой «адской поэмы» Пушкина. По существу, та же идея лежит в основе книги о «Памятнике», где сделана попытка проследить сложный и не всегда очевидный ход поэтических ассоциаций Пушкина: кристаллизацию царскосельских «архитектурных мотивов», несущих на себе рефлексы державинской традиции и связавшихся в сознании Пушкина с воспоминаниями о Дельвиге; именно мемориальные стихи о Дельвиге были ориентированы Пушкиным на тип антологической эпиграммы, построенной как надпись к произведениям живописного или пластического искусства. Проблемы связи искусств в их глубинных основах особенно занимали М. П. Алексеева в последние годы.

Книга «Пушкин. Сравнительно-исторические исследования» (1972) подвела итог более чем пятидесятилетним изысканиям ученого в области пушкиноведения. В нее вошла значительная часть упомянутых выше работ, но она далеко не исчерпала существовавшего уже к тому времени пушкиноведческого наследия М. П. Алексеева: она не включила, в частности, обширной работы о рецепции Пушкина на Западе, которую автор не считал законченной и для которой продолжал собирать материалы. В 1973 г. эта книга была удостоена премии им. В. Г. Белинского.

Вся эта исключительная по своей интенсивности исследовательская деятельность сочеталась со столь же напряженной научно-организационной работой. С 1963 г. под редакцией М. П. Алексеева стал выходить ежегодный «Временник Пушкинской комиссии» — издание, насчитывающее к настоящему времени 17 выпусков объемом около 12 печатных листов каждый и включившее более трехсот пушкиноведческих статей историко-литературного характера, исследований новых приобретений пушкинского текста, обзоров, комментаторских и хроникальных заметок. «Временник», которому М. П. Алексеев отдавал много времени и сил, не только редактируя, но и составляя почти каждый его выпуск, заказывая статьи, переписываясь с авторами, явился новым типом издания, совмещающим в себе исследовательский сборник и информационный бюллетень, широко освещающий состояние современного советского и зарубежного пушкиноведения. В этом издании М. П. Алексеев принимал постоянное участие и как автор; здесь появились его статьи об источниках «Подражаний древним», о тексте стихотворения «Во глубине сибирских руд», о новонайденном автографе стихотворения «На холмах Грузии», а также многочисленные этюды, которые он сам обозначал как «мелкие заметки» или «заметки на полях» и которые по своему научному значению нередко превосходили большую специальную статью. Достаточно назвать «заметки» о пушкинской «Сцене из Фауста», комментарий к «Джону Теннеру» (1969), «Станционному смотрителю» (1975), эпиграфу из Берка к «Евгению Онегину» (1977) и др. И в выборе этого жанра «заметок» — одного из излюбленных М. П. Алексеевым, — и в самой структуре «Временника» сказывалась принципиальная научная позиция: внимательное отношение к научной традиции, профессиональная осведомленность с опорой на предшествующий научный опыт были для М. П. Алексеева естественным условием всякой научной деятельности, и сохранение и активизацию этого опыта он считал одной из основных пушкиноведческих задач, обеспечивающих рождение «нового познанья»

- 327 -

из «старых книг». Он работал всю жизнь, увлекая других силой своего научного авторитета, неослабевающим исследовательским энтузиазмом, живой заинтересованностью в чужой работе, и со щедрой благожелательностью делился своим опытом и знаниями с любым, кто обращался к нему, — будь то маститый ученый или неопытный любитель. Десятки авторов «Временника» были вовлечены им в профессиональную пушкиноведческую деятельность.

Он закончил одну из своих самых любимых пушкиноведческих работ — о «Сказке о золотом петушке» — за несколько часов до своей мгновенной кончины.

В. В.