323

М. П. АЛЕКСЕЕВ КАК ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ПУШКИНА

В научном наследии выдающегося советского филолога академика Михаила Павловича Алексеева (1896—1981) трудам по пушкиноведению принадлежит особое место.

Деятельность М. П. Алексеева отличалась энциклопедической разносторонностью. Он занимался историей музыки, театра, эстетики в собственном смысле, английской, французской, немецкой, испанской и славянскими литературами, историей литературных и культурных взаимоотношений России с Западом и Востоком. Основной сферой своих занятий в последние десятилетия он считал сравнительное литературоведение. Но вся эта многообразная деятельность в конечном счете имела целью глубинное постижение русской литературы как существенной части мирового литературного процесса. Творчество Пушкина было для ученого одним из вершинных образцов русской культуры, и к нему М. П. Алексеев обращается уже на ранних этапах своего научного пути.

Углубленное изучение пушкинской эпохи ученый начал еще на студенческой скамье Киевского университета (1914—1918), когда писал работу о Бестужеве-Марлинском, позднее напечатанную («Этюды о Марлинском», 1928) и по сие время не утратившую своего значения, а сразу же по окончании университета он выступил со своей первой специальной пушкиноведческой статьей — о «Гавриилиаде», только что изданной под редакцией В. Я. Брюсова (1919). Уже в этой ранней работе определились характерные черты исследовательского почерка М. П. Алексеева — стремление ввести изучаемое произведение в широкий историко-литературный и культурный контекст. Не будучи принципиальным противником литературоведческой «экзегезы» — толкования, опирающегося преимущественно на внутритекстовые связи, М. П. Алексеев сам очень редко прибегал к этому методу: он считал необходимым изучать текст в конкретной историко-культурной среде, нередко возвращаясь к ранним замыслам, расширяя и обогащая их новыми фактами и наблюдениями. Так произошло и с «Гавриилиадой»: к этому сюжету ученый вернулся уже в последние годы.

В 1920—1927 гг. М. П. Алексеев — «профессорский стипендиат» Новороссийского (Одесского) университета по английской литературе, затем — консультант-библиограф и заведующий библиографическим отделом Одесской государственной публичной библиотеки. Одновременно он секретарь Пушкинской комиссии при Одесском доме ученых. Молодой ученый начинает систематическое изучение биографического окружения Пушкина на юге и шире — культурной атмосферы, в которой развивалось творчество Пушкина южного периода. Он с энтузиазмом разыскивает неизданные рукописные и иконографические материалы пушкинского времени, устанавливает контакты с пушкиноведами Москвы и Ленинграда. Под его редакцией Пушкинская комиссия выпускает три тома «Статей и материалов» о Пушкине, включивших «Материалы для биографического словаря одесских знакомых Пушкина» — образцовый биобиблиографический справочник, основным участником которого был сам М. П. Алексеев. Это издание было заметным явлением в советской пушкиниане и до наших дней сохранило свою ценность. На его страницах были подняты темы, еще и

324

сейчас ожидающие фронтального исследования, подобно теме «Пушкин в библиотеке Воронцова», поставленной М. П. Алексеевым в специальной статье. Статья эта имела значение принципиальное: изучение книжных и рукописных собраний, с которыми соприкасался Пушкин на протяжении своей жизни, с этого времени стало в руках ученого эффективным средством проникновения в творческую лабораторию поэта. Разыскание книг, которые держал в руках Пушкин, — иной раз книг редчайших, — доставляло М. П. Алексееву подлинное исследовательское наслаждение и осуществлялось с редким эвристическим блеском. Прекрасное знание западноевропейских литератур позволяло ему свободно ориентироваться в этом книжном море. В специальной заметке 1946 г. он определяет несколько не поддававшихся ранее идентификации английских книг в описи пушкинской библиотеки; в 1961 г. пишет специальную, наиболее полную из существующих, работу об истории и составе библиотеки Вольтера в Государственной Публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, вновь затрагивая вопрос о работе в ней Пушкина; годом ранее создает фундаментальный труд по истории русских рукописных собраний, в котором специально останавливается на альбоме кн. Н. Б. Юсупова, проясняющем реалии пушкинского послания «К вельможе». Уже в последние годы он посвятил особую работу одной из книг «Всеобщей библиотеки романов», принадлежавшей Пушкину и содержавщей изложение немецкой народной книги о Фаусте (1979).

Работа в Одессе сделала М. П. Алексеева одним из лучших знатоков южного периода биографии и творчества Пушкина. Имя его к этому времени хорошо известно в Москве и Ленинграде; его обширная рецензия на первый том «Писем» Пушкина под редакцией Б. Л. Модзалевского (1928) еще более укрепила эту известность. Новый период его пушкиноведческой деятельности начался уже в Ленинграде, куда он приехал в 1933 г. после пятилетнего пребывания в Иркутске в качестве профессора кафедры всеобщей литературы Иркутского университета (с 1930 г. — Иркутский педагогический институт). В 1933 г. он уже профессор Ленинградского университета по кафедре зарубежных литератур, а с 1938 г. — заведующий кафедрой всеобщей литературы Ленинградского педагогического института им. А. И. Герцена. Во время Великой Отечественной войны он руководит кафедрой всеобщей литературы историко-филологического факультета Саратовского университета, а сразу же после окончания войны, вернувшись в Ленинград, избирается членом-корреспондентом Академии наук СССР (1946).

Начиная с 1930-х годов почти все пушкиноведческие работы М. П. Алексеева так или иначе связаны с проблемами сравнительного литературоведения. Их характерная особенность — понимание культурных связей не как одностороннего влияния, а как двустороннего взаимодействия. Наследуя культурно-исторической школе, советская школа сравнительного литературоведения изменила самую аксиоматику этой филологической дисциплины. Уже с середины 1930-х годов М. П. Алексеева столь же занимают вопросы отражения у Пушкина мировой культурной традиции, сколь и его воздействие на эту традицию. В 1937 г. появляется первый вариант его обширного обзора «Пушкин на Западе». Проблема рецепции пушкинского творчества в западном культурном мире теперь становится одной из центральных в научном творчестве М. П. Алексеева. Она возникает в общих работах и этюдах на частные темы — таких, как обширное исследование словарных записей Ф. Энгельса к «Евгению Онегину» и «Медному всаднику» (1951) или публикация затерянного на страницах английской монографии о Дж. Борро письма Пушкина к этому его английскому почитателю и переводчику, автору известного романа «Лавенгро» (1949). Последняя работа примечательна и в том отношении, что раскрывает одну из существенных сторон в подходе ученого к проблемам культурных взаимосвязей: особый интерес к каналам информации, к источникам сведений западных читателей и литераторов о Пушкине.

325

В последней, посмертно вышедшей фундаментальной работе М. П. Алексеева «Русско-английские литературные связи (XVIII век — первая половина XIX века)» (М., 1982) специальная глава — «Пушкин и английские путешественники в России» — посвящена личным контактам английских путешественников с русскими литераторами, и значительное место в ней отведено фигуре Дж. Борро. В следующей главе, «Т. Мур и русские писатели XIX века», подвергается внимательному изучению та информация о русской литературе — и в том числе о Пушкине, — которая поступала на Запад непосредственно из русской литературной среды (письмо Муру А. И. Тургенева 1829 г. с переводом стихотворения «К морю» и сведениями о «Полтаве»). Исследования такого рода всегда особенно трудны и требуют широкой осведомленности в деталях литературного быта. М. П. Алексеев тщательно собирал эти детали и считал нужным отмечать дальнейшие пути поисков, даже если они пока и гипотетичны; с этой целью написана им и специальная работа о возможных источниках знакомства Гете со «Сценой из Фауста» Пушкина (1979).

Собственно говоря, тем же задачам было подчинено у М. П. Алексеева и планомерное изучение зарубежной пушкинианы. Он считал необходимым тщательный учет и введение в широкий научный оборот всего ценного, что создается о Пушкине в мировой славистике, и сам был уникальным знатоком современного состояния мировой науки о Пушкине. Его монография о стихотворении «Я памятник себе воздвиг...» в значительной своей части построена как критический анализ отечественной и зарубежной литературы об этом пушкинском «поэтическом завещании», и одной из задач книги было продемонстрировать мировой культурный резонанс, который получило стихотворение.

Исследование же многообразных преломлений, которые получала в пушкинском творчестве мировая культурная традиция, основывалось у М. П. Алексеева на твердом убеждении в синкретическом характере любого значительного культурного явления. Интернационализм был органическим свойством научного мышления М. П. Алексеева, и сфера его сравнительных изучений все время расширялась. Так, он впервые предпринял фронтальное изучение русско-испанских литературных связей, не обойдя роли в них Пушкина, а в 1937 г. поставил парадоксальную на первый взгляд проблему «Пушкин и Китай», рассмотрев ее как часть общеевропейской волны ориентализма. Это стремление постоянно обогащать контекст изучения заставляло его выходить за пределы собственно литературы: профессионально зная музыку, М. П. Алексеев написал для академического издания Пушкина исследование-комментарий о «Моцарте и Сальери», а в 1958 г. выступил с большой статьей об отражении технических и естественнонаучных знаний в пушкинском творчестве.

В это время М. П. Алексеев уже окончательно связал свою научную биографию с Институтом русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР, где еще с 1934 г. был старшим научным сотрудником. В 1955—1957 гг. он руководит здесь сектором пушкиноведения и одновременно, в 1956 г., организует сектор взаимосвязей русской и зарубежных литератур. С 1958 г. он действительный член Академии наук СССР, а со следующего года — председатель Пушкинской комиссии при Отделении литературы и языка АН СССР. Как и ранее, занятия Пушкиным остаются одним из центральных направлений его многообразной деятельности, наряду с исследованиями по сравнительному литературоведению и самоотверженной работой по изданию фундаментального академического собрания сочинений и писем И. С. Тургенева.

В 1950—1960-е годы в пушкиноведческих трудах М. П. Алексеева стала явственно обозначаться линия исследования, которую мы могли бы условно обозначить как историко-философскую и историко-стилистическую. Сущность ее заключалась в аналитическом рассмотрении пушкинского текста с выделением семантически нагруженных художественных и идеологических мотивов, которые изучались затем на сравнительно-

326

историческом материале. Так была построена, например, работа «Пушкин и проблема „вечного мира“» (1958), где черновой фрагмент Пушкина 1821 г., отражающий его кишиневские споры с М. Ф. Орловым о «вечном мире», был сопоставлен с широким кругом аналогичных просветительских проектов XVIII—XIX вв. — от Руссо и Сен-Пьера до декабристских программ, или получившая широкую известность статья о заключительной ремарке «Бориса Годунова» (1967), где устанавливается идеологическая преемственность формулы «народ безмолвствует» с историко-социальной мыслью и фразеологией Французской революции. Проблемами художественной семантики ученый был занят в этюде о «поэтике розы» в раннем творчестве Пушкина, и позднее, вплоть до своих последних работ, — о незамеченном фольклорном мотиве в набросках так называемой «адской поэмы» Пушкина. По существу, та же идея лежит в основе книги о «Памятнике», где сделана попытка проследить сложный и не всегда очевидный ход поэтических ассоциаций Пушкина: кристаллизацию царскосельских «архитектурных мотивов», несущих на себе рефлексы державинской традиции и связавшихся в сознании Пушкина с воспоминаниями о Дельвиге; именно мемориальные стихи о Дельвиге были ориентированы Пушкиным на тип антологической эпиграммы, построенной как надпись к произведениям живописного или пластического искусства. Проблемы связи искусств в их глубинных основах особенно занимали М. П. Алексеева в последние годы.

Книга «Пушкин. Сравнительно-исторические исследования» (1972) подвела итог более чем пятидесятилетним изысканиям ученого в области пушкиноведения. В нее вошла значительная часть упомянутых выше работ, но она далеко не исчерпала существовавшего уже к тому времени пушкиноведческого наследия М. П. Алексеева: она не включила, в частности, обширной работы о рецепции Пушкина на Западе, которую автор не считал законченной и для которой продолжал собирать материалы. В 1973 г. эта книга была удостоена премии им. В. Г. Белинского.

Вся эта исключительная по своей интенсивности исследовательская деятельность сочеталась со столь же напряженной научно-организационной работой. С 1963 г. под редакцией М. П. Алексеева стал выходить ежегодный «Временник Пушкинской комиссии» — издание, насчитывающее к настоящему времени 17 выпусков объемом около 12 печатных листов каждый и включившее более трехсот пушкиноведческих статей историко-литературного характера, исследований новых приобретений пушкинского текста, обзоров, комментаторских и хроникальных заметок. «Временник», которому М. П. Алексеев отдавал много времени и сил, не только редактируя, но и составляя почти каждый его выпуск, заказывая статьи, переписываясь с авторами, явился новым типом издания, совмещающим в себе исследовательский сборник и информационный бюллетень, широко освещающий состояние современного советского и зарубежного пушкиноведения. В этом издании М. П. Алексеев принимал постоянное участие и как автор; здесь появились его статьи об источниках «Подражаний древним», о тексте стихотворения «Во глубине сибирских руд», о новонайденном автографе стихотворения «На холмах Грузии», а также многочисленные этюды, которые он сам обозначал как «мелкие заметки» или «заметки на полях» и которые по своему научному значению нередко превосходили большую специальную статью. Достаточно назвать «заметки» о пушкинской «Сцене из Фауста», комментарий к «Джону Теннеру» (1969), «Станционному смотрителю» (1975), эпиграфу из Берка к «Евгению Онегину» (1977) и др. И в выборе этого жанра «заметок» — одного из излюбленных М. П. Алексеевым, — и в самой структуре «Временника» сказывалась принципиальная научная позиция: внимательное отношение к научной традиции, профессиональная осведомленность с опорой на предшествующий научный опыт были для М. П. Алексеева естественным условием всякой научной деятельности, и сохранение и активизацию этого опыта он считал одной из основных пушкиноведческих задач, обеспечивающих рождение «нового познанья»

327

из «старых книг». Он работал всю жизнь, увлекая других силой своего научного авторитета, неослабевающим исследовательским энтузиазмом, живой заинтересованностью в чужой работе, и со щедрой благожелательностью делился своим опытом и знаниями с любым, кто обращался к нему, — будь то маститый ученый или неопытный любитель. Десятки авторов «Временника» были вовлечены им в профессиональную пушкиноведческую деятельность.

Он закончил одну из своих самых любимых пушкиноведческих работ — о «Сказке о золотом петушке» — за несколько часов до своей мгновенной кончины.

В. В.