281

А. М. Языкову

1831. Декабря 22. Москва.

Ты оттолкнул мою руку! Клянусь Христом и богом, что я подавал ее тебе сердечно и благонамеренно. Может быть, ты и прав в твоей недоверчивости: едва ли я не заслужил ее. По крайней мере, так объясняю себе эту неудачу моего самоисправления и искренности — очевидно, поздних! Ты немилосердно лжешь на себя, и не знаю причину сему греху, непростительному во всех смыслах. Я было ожидал очень много добра от нашего свидания, но, видно, моя надежда меня обманывала! Ты мне ни в чем не поверишь. Но довольно! Обещаюсь тебе не тревожить тебя моими помышлениями о тебе и проявлениями желания сблизиться с тобой как можно дружнее: ты ими оскорбляешься, а это мне и грустно, и досадно, и несносно! Будем по-прежнему: только что братьями, назовем нашу духовную разделенность судьбою — и успокоимся!!! ..........

.................................

«Вечера на Диканьке» сочинял Гоголь-Яновский (я, кажется, писал тебе это?). Мне они по нраву: если не ошибаюсь, то Гоголь пойдет гоголем по нашей литературе: в нем очень много поэзии, смышлености, юмора и проч.

«Лейтенант Белозор» — меня восхитил.1 Какой мастер своего дела А. Б., какая широкая кисть и какой верный взгляд и искусство ставить предмет перед глаза читателя живо, ярко и разительно. Что перед ним или даже далеко лет за 8 прежде этого Белкин? Суета сует и всяческая суета. Пушкин сегодня отправился обратно в Питер. Между нами будь сказано, он приезжал сюда по делам не чисто литературным или, лучше сказать, не за делом — для картежных сделок — и находился в обществе самом мерзком: между щелкоперами, плутами и обдирайлами! Это всегда с ним бывает в Москве: в П<етер>б<урге> он живет опрятнее. Видно, брат, не права пословица: женится — переменится!

Погодин испустил в свет свою «Марфу»2 — я пришлю ее тебе — так, для сведения: ты уже ее знаешь по отрывкам, помещавшимся в «Телескопе», который собирается расхвалить ее безбожно!3 Дружба дружбой! О «Петре» еще ничего не слышно. Баллады Жуковского пришлю тебе вместе с «Сев<ерными> Цветами». Последние на днях выйдут. Цензор Семенов4 издает альманах, я ему послал стихотворение, здесь прилагаемое: нельзя не послать — в его руках власть вязать<?> и решить! Это стихотворение покажет тебе, между прочим, и то, что я перестал восхвалять б.......у, пьянство и буянство. А все-таки прежние напечатать должно вкупе. Благослови же меня на это, хоть издали.

Сердечно радуюсь, что брат Петр принялся за дело: честь ему великая и слава! Грех зарывать талант в землю, особенно на святой Руси!!

«Минеи» у меня будут — но ты согласись, что должно вполне вдаться в Св<ященное> п<исание>, чтобы разрабатывать сей драгоценный золотой рудник — не наобум, не как у нас обыкновенно все делается! Я начну с того, что для практики переложу еще несколько псалмов и издам их особо.5 Это будет переход — нельзя же вдруг!

Благодарю тебя за распространение «Европейца»: в вашей глуши закамской всякая грамота читаемая — великая польза, а сей журнал должен быть лучший, как я уже писал к тебе. У немцев явился какой-то великий поэт, по сказанию Менцеля.6 Дай им бог! Пора! А то было их поэзия вовсе заглохла: все Раупахи,7 Грильпарцеры8 и проч. <нрзб.>.

282

О Каподистрии9 написал что-то Стурдза10 и напечатал в Одессе. Я постараюсь достать эту любопытную вещицу и перешлю к тебе. Вчера получил я еще повестку от Грефа на получение ящика с книгами от конторы дилижанс<ов>. Прежний сегодня поехал в Симбирск. 2 экз. «Истории госуд<арства> Росс<ийского>» и Тэер в нем, то же и 3 экз. переводов Шишкова. Сей Шишков сотрудничает теперь Надеждину — и довольно плохими переводами прозаическими — и между прочим обесчестил Бальзака, которого мастерски переводит Авд<отья> Петр<овна> и которого я издам для пользы нашей публики и для моего собственного удовольствия.

Голох<вастов> более свинья, чем осел, по замечанию натуралиста Максимовича. «Христианс<кое> чтение»11 мне необходимо; кроме того, оно чрезвычайно важно у нас и в лит<ературном> отношении — из него можно многому научиться спасительному, особенно для меня, как человека и даже как поэта. Прилагаю здесь же перевод моего стихотворения, сотворенный знаменитою и тобою виденною Каролиною Яниш.12 К ней написал я комплимент, который увидишь в «Сев<ерных> Цвет<ах>». Она издает где-то за морями собрание своих стихотворных переводов с русского, польского и исп<анского>: в нем, между проч<им>, отрывок из Жук<овского> «Певца во стане русских воинов», из «Цыганов» и «Пророка» Пушкина, мое это и «Ливония», которая переведена еще хуже, но все-таки это благо и добро.

Прощай покуда.

Весь твой Н. Языков.

Прости мне первые строки сего письма — они сами вылились из сердца, ей-богу!