215
Благодарю искренно за письмо ваше от 30 января, любезнейший князь! Оно меня утешило в моей скуке. Я болен, и болен подагрою. Проклятая дщерь Сатанаила посетила меня в самое то время, когда я хотел отправиться в путь. Однако теперь мне, слава богу, лучше, и я надеюсь скоро увидеться с вами. Кисловка хотя и в далеком расстоянии от Басманной, но сердца наши близки, то сия отдаленность не помешает нам видеться часто. Я у домоседа1 могу нередко обедать или ужинать и с величайшим
216
удовольствием. «Санкт-Петербургский вестник» вышел, и, кажется, журнал будет хороший и полезный. Карабанов2 нам доказал, что он легко пишет глупые стихи. О Захарове3 и говорить нечего. Портрет его должен быть напечатан в «Русском Вестнике», стихи ему похвальные в журнале Макарова, а похвала женам пусть останется в «Беседе».4 Но здесь таковых сочинений довольно. Прочтите рецензию Шишкова на Каченовского; она продается под названием «Прибавление к разговорам о словесности». Это такая дичь, какой еще не бывало. Без всяких шуток, их всех надобно запереть в желтый дом, начиная с Глинки и Шишкова. — Батюшкова я вижу часто. Стихи его к Пенатам прелестны,5 а он сам редко любезный человек. Вчера у меня был Блудов, и мы говорили о вас и о Жуковском. Долго ли жить ему в Белеве? И точно, когда гагары кричат, Лебедь скрывается и молчит.6 — Я надеюсь, что почтенный наш историограф7 здоров и занимается Дееписанием. Здесь пронесся слух, что он болен, но письмо ваше меня успокоило. Да сохранит его бог от болезни, неудовольствий, Шишкова и Беседы! — Что сделалось нашей прелестной Элене?8 Чем она так занемогла? Я, право, о ней беспокоюсь. Не скука ли болезни ее причиной? Менелай валяет сукны, ему не до жены. Парисы большие разгильдяи, она на них и смотреть не хочет... а скука очень тяжела. Простите, любезнейший князь! Я настрочил вам целую эпистолу. Скоро, скоро мы будем вместе.
Mes respectueux hommages à votre aimable compagnie, à M-me Karamzine et à Николай Михайлович.а
Преданный Вам
Василий Пушкин.
С.-Петербург.
1812 года, февраля 8 дня.