16 июля 1833 г. Из Варшавы

Ces jours-ci je vous ai écrit et je vous ai envoyé mon portrait. J’espère que vous l’aurez déjà reçu quand la présente vous parviendra. Je vous disais que vous m’avez rendu fou avec votre projet de Georgie. J’ai écrit aujourd’hui à Вольховский ²² en le priant de me ménager la place de Санковский,²³ c’est-à-dire de me faire éditeur de la gasette de Tiflis. Vous savez que Санковский est mort et certainement je suis propre à le remplacer. Communiquez ce projet à Rayevsky et engagez-le à écrire aussi à ce sujet à Вольховский. J’ai detaillé à celui-ci mes circonstances afin que sa circonspection ne soit pas effarouchée par la crainte de se compromettre. En tout cas je ne partirai pas avant d’avoir un congé en forme, mais je voudrais être sûr d’avoir un poste qui m’attendrait, et Вольх<овский> peut bien me le préparer. Vous ne me dites pas, mon bon ami, en quelle qualité vous vous proposez d’aller en Géorgie; communiquez-moi votre plan et les démarches que vous avez déjà entreprises peut-être, si non, ne tardez pas à le faire, et moi de mon côté je ne perds pas de temps. Allons-y, allons-y sans tarder, croyez que nous n’avons rien pu imaginer de mieux. Nous y serons heureux ou au moins nous saurons nous y passer gaiement du bonheur (c’est la périphrase d’une périphrase). Il me tarde de quitter ce pays. Le ciel noirâtre ou gris me pèse comme plomb.

A propos — j’ai enfin les iambes de Barbier.²⁴ Je m’attendais à bien moins, — il est magnifique, j’aime sa hardiesse et son apprêté. Il est toujours plein de son sujet, fort de sentiment et brillant d’idées. Je crains pour l’avenir; il n’est pas assez varié pour longtemps se maintenir à cette hauteur. «Nous devenons pensifs et nous n’avons d’haleine que pour trois jours au plus» — peut bien être son cas dans la poésie. En attendant il est le seul parmi les romantiques français dont la bisarrerie n’a pas l’affection pour source; au contraire, elle est éminemment poétique. Le cynisme de son langage sied à la force de sa voix, elle est trop grande celle-ci pour des expressions mieulleuses. Pour vous expliquer cette idée figurez-vous Chaulieu à la tribune et Mirabeau soupirant des idylles.²⁵ Etes-vous de mon avis là-dessus? Au reste cette comparaison ne vaut rien, — passez-la sans y faire attention.

Je reviens à mes moutons, c’est-à-dire à notre voyage. J’ai commencé à vous écrire cette lettre pour vous prier (et je vous le répète encore) d’engager Rayevsky à écrire en ma faveur; faites-le donc sans tarder et prenez au plus vite vos arrangements à vous. Craignons de perdre du temps. Ne remettez jamais à demain ce que vous pouvez faire aujourd’hui. Instruisez-moi

337

donc de vos démarches, du temps probables de votre départ, afin que je prenne mes mesures pour arranger à temps mes affaires et venir vous prendre. Ces sacrées dettes m’embarassent, je tâcherai d’en faire le double pour en payer la moitié — c’est autant de gagné. Que dites-vous de la place que je convoite? Чудо! je vois d’ici le genre de vie que nous menerons. Je me le propose tout-à-fait comme il faut. Mais encore une fois — travaillez, ne me faites pas y aller seul.

16 Juillet. Varsovie.

Перевод:

На днях я написал тебе и послал свой портрет. Надеюсь, что ты его уже получишь, когда придет это письмо. Я писал тебе, что ты свел меня с ума своим планом относительно Грузии. Сегодня написал Вольховскому²² письмо с просьбой оставить за мной место Санковского,²³ то есть сделать меня издателем тифлисской газеты. Ты знаешь, что Санковский умер и я, конечно, в состоянии заменить его. Сообщи об этом плане Раевскому и заставь его также написать по этому поводу Вольховскому. Я подробно рассказал последнему о своих обстоятельствах с тем, чтобы он, как человек осторожный, не опасался бы скомпрометировать себя. Во всяком случае я не поеду, не получив отставку по форме, но мне хотелось бы быть уверенным, что меня ждет какая-то должность; а Вольх<овский> вполне может мне ее подготовить. Ты не сообщаешь мне, милый друг, в качестве кого ты предполагаешь поехать в Грузию, сообщи мне о своих планах и демаршах, которые ты уже, быть может, предпринял, если же нет, то скорее принимайся за это, я же со своей стороны не теряю времени. Давай же, давай действовать, не мешкая, поверь, что мы не смогли бы придумать ничего лучше. Мы будем там счастливы или же по крайней мере сможем весело прожить там и без счастья (это перифраза одной перифразы). Мне не терпится оставить этот край. Черное или серое небо давит на меня как свинец.

Кстати, у меня есть, наконец, ямбы Барбье.²⁴ Я ожидал значительно меньшего. — Он великолепен, мне нравятся его смелость и резкость. Все время он увлечен темой, силен чувством и блещет мыслью. Я опасаюсь за будущее: он недостаточно разнообразен, чтобы долго удержаться на такой высоте: «Мы становимся вдумчивыми, а у нас остается сил самое большее на три дня» — именно это может случиться с его поэзией. Покамест он единственный среди французских романтиков, источником своеобразия которого не является аффектация; напротив, оно в высшей степени поэтично. Цинизм его языка соответствует силе его голоса, он слишком силен для слащавых изречений. Чтобы объяснить тебе эту мысль, представь себе Шолье на трибуне и Мирабо, шепчущего идиллии.²⁵ Согласен ли ты со мной? Впрочем, это сравнение неудачно, не обращай на него внимания.

Возвращаюсь к своим баранам, т. е. к нашей поездке. Я начал писать это письмо с тем, чтобы попросить тебя (и повторяю это еще раз) заставить Раевского написать в мою пользу; итак, сделай это не мешкая, и как можно скорее займись собственным устройством. Как бы нам не упустить время. Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. Итак, сообщи мне о твоих демаршах, о возможном времени твоего отъезда, с тем, чтобы я принял меры, чтобы вовремя уладить свои дела и заехать за тобой. Меня обременяют проклятые долги, постараюсь удвоить их, чтобы оплатить половину — и то ладно! Что скажешь по поводу места, которого я добиваюсь страстно? Чудо! Я уже сейчас представляю себе, как мы заживем. Полагаю, что наша жизнь будет вполне comme il faut. Но еще раз действуй, чтобы мне не ехать туда одному.

16 июля. Варшава.