8/20 апреля 1833 г. Из Варшавы в Новый Белгород

Varsovie. 1833, le 8/20 Avril.

Si j’ai laissé écouler un si grand laps de temps sans vous donner de mes nouvelles, ce fut par la raison que j’attendais toujours un changement décisif dans mes affaires et je voulais vous le communiquer en prenant avec vous des arrangements pour nous réunir; mais j’attends toujours sous l’arme, mes circonstances restent toujoure stagnantes et j’ignore quand je pourrai quitter cette sacrée Varsovie.

Hier j’ai reçu votre lettre datée de la campagne des Rayevsky, que diable me voulez-vous avec tout ce galimatias d’amour que vous me débitez — n’êtes-vous pas, par hasard, sur point de vous marier, il ne manquerait que cela. Quand je voyais imbéciles je leur disais: mariez-vous donc, din, don, din, don. Pardon de la citation.

Ширков n’est pas encore de retour, je l’attends avec impatience non pour lui parler de votre sacrée gouine à laquelle je ne m’intéresse guère, mais pour lui parler de votre propre personne que j’aime et révère infiniment. Vous me demandez quels sont mes projets, eh, que sais-je, moi? Je tente de tout mais je ne sais si je parviendrai à quelque chose de bon. J’ai écrit à mon frère¹⁸ en le priant de faire en sorte que j’aie une place en Grèce, en Perse ou en Egypte; j’ignore ce qu’il deviendra, point de réponse encore. Mais ce qu’il y a de sûr, c’est que pour rien au monde je ne resterai en Russie, le climat ne me convient pas et son monde m’ennuie; si je n’ai rien de mieux à faire je retournerai en Géorgie, j’avoue que c’est mon pays de prédilection. Mais vous-même, au nom du Ciel, croyez-vous croupir toute votre vie au milieu de votre charmant cercle des dames Харьковviennes, je m’imagine bien ce que cela doit être; je parie qu’elles sont toutes de sottes et ignardes begueules, cela doit être charmant et vous y prenez goût. — Dieu!!! Ne pourriez-vous pas mieux vous réunir à moi pour aller respirer quelque part un air plus salutaire pour l’esprit et le coeur; je désirerais bien que cela fût aussi avec Rayevsky. Peût-il compter sur quelque place dans le midi ou dans l’orient?

Ceci fut écrit ce matin à jeun; je continue ma lettre après minuit et après un souper de restauration. Ceci ne m’empêche pas pourtant de vous embrasser du fond de mon coeur et de vous dire tout ce dont je ne m’étais pas souvenu tantôt. Dans votre avantdernière lettre n’ayant pas de balivernes amoureuses à me communiquer, on dirai que vous y pensez à tâcher de me persuader de votre amitié. Sacrebleu! ce n’est pas moi qui en douterais (non plus que vous de la mienne, j’espère), or, ce n’est que de ces phrases odieuses que vous avez rempli vos deux dernières épîtres. Mon bon ami, vous n’êtes pas une demoiselle de Тамбов pour le faire. Vous me parlez un peu littérature pourtant; imaginez-vous que depuis mon séjour à Varsovie je n’ai peut-être pas lu une seule nouveaute littéraire; nous sommes arriérés plus que nous le fûmes

335

à Miano; qui est donc ce Barbier qui, à votre dire, a fait la barbe à tous ses prédécesseurs; son nom n’est pas même arrivé jusqu’à nous autres.¹⁹ Ce matin j’ai couru les libraires et aucun d’eux n’en a même pas entendu parler. — Каково! — Là-dessus adieu, mon cher ami, le vin me monte à la tête et le sommeil m’accable. Je vous enverrai ma trogne que vous désirez tant quand je serai un peu mieux dans mes affaires, que j’ai eu l’art de déranger bien qu’elles eussent été en fort bel état.

Avant d’envoyer ma lettre à la poste, il m’est venu ce matin un grand désir de causer encore un peu avec vous <...> Savez-vous bien, mon cher ami, qu’il vous sera difficile de me reconnaître, pas moralement, car je ne change pas, mais mon physique a horriblement souffert, j’ai vieilli d’une 10ne d’années; vous me verrez tout ridé et portant une barbe à l’imitation des journaux de Paris. Je crois que votre cousin même en serait dégouté. Et maintenant pour changer de thèse je vous dirai que je viens d’acheter un ouvrage de Janin intitulé Barnave.²⁰ Si vous ne le connaissez pas, lisez-le — c’est une espèce de roman, philosophique, politique, physiologique même et le tout est très bien.

Addio mio caro, j’ai un préssentiment de nous revoir bientôt. Le maréchal, de retour de Pétersbourg, me donnera, j’espère, le résultat des démarches faites par moi et pour moi,²¹ et alors je vous communiquerai de suite à quoi je dois m’en tenir. J’ai une envie de grassesse je pense, d’aller me chauffer au soleil du midi. En tout cas faisons cet été un petit voyage à Odessa. Hm! qu’en dites-vous?

Перевод:

Варшава. 1833, 8/20 апреля.

Если я так долго не давал о себе известий, то лишь по той причине, что я все ожидал решительного изменения в моих делах и хотел сообщить тебе об этом и одновременно договориться о встрече; но я все еще в армии, мои обстоятельства все так же без перемен, и я не знаю, когда смогу оставить эту проклятую Варшаву.

Вчера получил твое письмо, отправленное из имения Раевских; кой черт ты хочешь от меня со всей этой любовной галиматьей, которую ты мне выкладываешь. — Не готов ли ты, случайно, жениться, только этого не хватало. Когда я видел глупцов, то говорил им: женитесь же, дин, дон, дин, дон. Прости за цитату.

Ширков еще не вернулся, я ожидаю его с нетерпением, но не для того, чтобы поговорить с ним о твоей чертовой шлюхе, которая меня вовсе не интересует, а чтобы поговорить с ним о твоей собственной персоне, которую я люблю и бесконечно почитаю. Ты спрашиваешь, каковы мои планы, эх, что я знаю? Я пробую все, но не знаю, добьюсь ли чего-нибудь хорошего. Я написал брату,¹⁸ с просьбой похлопотать насчет места в Греции, Персии или Египте; не знаю, что из этого выйдет, ответа еще нет. Но несомненно то, что в России я не останусь ни за что на свете, климат мне не подходит, а ее люди скучны; если я не найду ничего лучшего, я вернусь в Грузию: признаюсь, что это мой самый любимый край. Но сам-то ты, во имя неба, думаешь ли ты плесневеть всю жизнь в вашем очаровательном кругу харьковских дам, я себе хорошо представляю, что это такое; держу пари, что они все глупые и невежественные недотроги, это должно быть прелестно и в твоем вкусе. — Боже мой!!! — Не лучше было бы нам вместе поехать куда-нибудь подышать более целительным для разума и сердца воздухом. Мне очень хотелось бы, чтобы это было вместе с Раевским. Может ли он рассчитывать на какую-нибудь должность на юге или на востоке?

Это было написано утром и натощак; продолжаю свое письмо после полуночи и после ужина в ресторане. Это, однако же, не мешает мне обнять тебя от всего сердца и сказать тебе все, о чем я не вспомнил раньше. Судя по твоему предпоследнему письму, где не было любовной болтовни, можно сказать, что у тебя было намерение убедить меня в своей дружбе. Черт возьми! я в ней не сомневаюсь (так же как и ты в моей, надеюсь), однако два последних послания ты заполнил лишь этими отвратительными фразами. Милый мой друг, ты не тамбовская барышня, чтобы это делать. Тем не менее ты говоришь мне немного и о литературе; представь себе, что с самого начала моего пребывания в Варшаве я, кажется, не прочел ни одной литературной новинки; мы более несведущи, чем были в Мьяно. Кто же этот Барбье, который, по твоим словам, заткнул за пояс всех предшественников; его имя даже не дошло до нас.¹⁹ Утром я обежал всех продавцов книжных магазинов — и никто из них даже не слыхал о нем. Каково? — На этом прощай, милый друг. Вино бросилось мне в голову, и сон одолевает меня.

336

Я пошлю тебе свою рожу, которую ты так жаждешь, когда уладятся немного мои дела, которые я ухитрился расстроить, хотя они могли бы быть в отличном состоянии.

Перед тем как отослать письмо на почту, утром у меня появилось сильное желание еще немного поболтать с тобой <...> Знай же, дорогой мой друг, что тебе будет трудно узнать меня, не нравственно, поскольку я не меняюсь, по вот моя внешность ужасно пострадала, я постарел на десяток лет; ты увидишь меня совсем сморщенного, с бородой, в подражание парижским журналам. Думаю, что даже у твоего кузена это вызвало бы отвращение, а теперь, чтобы переменить тему, скажу тебе, что я закончил читать сочинение Жанена, под названием «Барнав».²⁰ Если ты его не знаешь, прочти — это что-то вроде романа, философского, политического и даже физиологического, и все очень хорошо.

Addio, mio caro,a у меня предчувствие, что мы вскоре увидимся. По возвращении из Петербурга фельдмаршал, надеюсь, сообщит мне результаты демаршей, предпринятых мною и для меня,²¹ и тогда я сразу же сообщу тебе, что со мной будет. Мне хочется передохнуть, намереваюсь поехать погреться на южном солнце. Во всяком случае, этим летом давай совершим небольшое путешествие в Одессу. Хм! что ты на это скажешь?