- 238 -

В. Б. САНДОМИРСКАЯ

РАБОЧАЯ ТЕТРАДЬ ПУШКИНА 1828—1833 гг. (ПД № 838)

(ИСТОРИЯ ЗАПОЛНЕНИЯ)

Рабочая тетрадь Пушкина ПД № 838, ныне хранящаяся в Пушкинском фонде в отделе рукописей Института русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР под шифром ИРЛИ, ф. 244, оп. 1, № 838, известна также по прежнему шифру — ЛБ № 2371 Государственной публичной библиотеки им. В. И. Ленина, где она находилась до 1937 г. в составе фонда пушкинских рукописей, в 1880 г. переданных старшим сыном поэта А. А. Пушкиным в дар Румянцевскому музею. Она давно привлекала внимание исследователей: в ней находятся черновики таких крупных произведений Пушкина, как седьмая глава романа «Евгений Онегин» и «Полтава», начало повести «Гости съезжались на дачу», а также черновики стихотворений, среди которых «Воспоминание» («Когда для смертного умолкнет шумный день»), «Анчар», «Предчувствие» и целый ряд других. Кроме них тетрадь содержит еще ряд мелких записей дневникового характера, которые, при всей их краткости, неоценимы для биографа.

Впервые некоторые материалы этой тетради были использованы П. В. Анненковым в его работе над биографией Пушкина. В 1884 г. В. Е. Якушкиным было составлено полистное описание тетради ЛБ № 2371 (ПД № 838), как и всех тетрадей Пушкина, хранившихся в Румянцевском музее.1 В тридцатых годах нашего века все черновые тексты тетради были тщательно изучены, расшифрованы и прочтены в процессе подготовки полного собрания сочинений Пушкина. Тексты этой тетради были подготовлены Н. В. Измайловым, текстологические исследования которого дали основания для их датировки и для определения последовательности стихотворений внутри годов. Особенно велика заслуга ученого в прочтении почти нечитаемых черновиков «Полтавы» (V, 175—334). Итогом многолетних трудов по изучению творческой истории «Полтавы», с одной стороны, и изучения рабочей тетради ПД № 838 — с другой, явилась его монографическая работа «Пушкин в работе над „Полтавой“»,2 в которой анализ черновика поэмы ведется в неразрывной связи с анализом окружающих его в тетради произведений. Представляя важную веху в изучении «Полтавы», эта монография не менее значительна и в исследовании всей рабочей тетради, являясь, по сути, первым очерком истории ее заполнения. В этом исследовании поставлены основные проблемы истории тетради ПД № 838 и предложены их решения, которые, естественно, должны быть учтены каждым, кто обратится к текстам данной тетради.

- 239 -

Предлагаемая ниже работа является самостоятельной частью общей работы по описанию и изучению рабочей тетради Пушкина 1828—1833 гг. Это первая публикация из серии подобных работ, предпринятых Группой пушкиноведения Института русской литературы АН СССР в связи с подготовкой нового академического издания сочинений Пушкина.

1

Рабочая тетрадь Пушкина ПД № 838 представляет собою альбом большого формата в твердом картонном переплете. Альбом сшит из 14 тетрадей, в каждой по восемь листов, 300×210 мм. Бумага альбома одного качества — белая, плотная, невержированная, с водяным знаком КФФМ/1826, но нарезана она так, что на листах оказались лишь части этого водяного знака, а некоторые листы вовсе его не имеют.3 Первоначально в альбоме было 114 листов (14×8=112 плюс два листа форзацев). При пользовании тетрадью шесть листов были вырваны; из них пять, по-видимому, самим Пушкиным, так как «жандармская» нумерация — сквозная нумерация всей тетради, красными чернилами посредине каждого листа с текстом, сделанная при просмотре и описи бумаг поэта в феврале 1837 г. чиновниками III отделения, — была нарушена лишь в одном случае: между л. 90 и 92 перерыв в жандармской нумерации, недостает л. 91 (см. ниже). Жандармской красной цифры не имеют чистые листы тетради — л. 2, 66 (остаток листа), 80, 81, 87, 89—93. Теперь в тетради насчитывается 108 листов, скрепленных архивной нумерацией — сплошной нумерацией заполненных и чистых листов тетради; из них чистыми остались листы 1 об., 2, 2 об., 80, 80 об., 81, 81 об., 86 об., 87, 87 об., 88 об., 89—93 об., 107 об., 108; два листа неполных: л. 45 (оторвано поллиста с частью текста) и л. 66 (оторвана бо́льшая часть листа, сохранилась примерно четверть его, с половинками стихотворных строк). Три листа из числа шести, вырванных из тетради, сохранились в архиве поэта, получив свой архивный номер: ПД № 228 (два листа — целый и половина) и ПД № 715 (один лист).4 Положение их в тетради определяется следующим образом: после л. 98, судя по линии обрыва, должен идти лист ПД № 228 (вернее, половинка листа); между л. 100 и 101 (90 и 92 по жандармской нумерации) должен находиться лист ПД № 715, имеющий жандармскую помету «91» и, следовательно, вырванный из тетради уже после февраля 1837 г.; непосредственно за ним должен был идти второй из листов ПД № 228 (полный). Остальные три листа неизвестны; возможно, они уничтожены самим Пушкиным.

Кроме упомянутых уже жандармской пагинации (красными чернилами в центре листа) и архивной пагинации (карандашом в правом верхнем углу листа) в альбоме имеется еще одна пагинация — опекунская, по которой листы нумеровались от конца к началу альбома (т. е. если повернуть альбом задней крышкой кверху), причем, как и при жандармской пагинации, нумеровались только листы с записями Пушкина. Количество листов в альбоме:

по жандармской пагинации —   99,
по опекунской пагинации    — 100,
по архивной пагинации       — 108.

- 240 -

Различие в одну единицу между жандармской и опекунской нумерацией произошло оттого, что один листок тетради (точнее, четвертая часть листа, бо́льшая часть которого оторвана) — л. 66 по архивной нумерации и л. 36 по опекунской — не получил жандармского номера, по-видимому, как листок, не имеющий связного текста, на котором сохранились лишь половины стихотворных строк.

В этой статье в качестве основной принята архивная нумерация.5

2

На первом листе альбома, несколько наискось, неизвестной рукой сделана запись:

1824.— «———  1827

Москва  18  Ма<я>».

На следующий день, 19 мая 1827 г., в ночь на 20-е, Пушкин выехал из Москвы в Петербург. По-видимому, альбом был подарен ему кем-то из московских друзей накануне отъезда. Есть основание думать, что это подарок Е. А. Баратынского, с которым Пушкин часто виделся и сдружился в Москве, — пока только в его рукописях найдена нами такая же характерная восьмерка с открытыми петлями, которая составляет отличительную особенность этой записи.6 Косвенным подтверждением этого может служить выбор эпиграфа, вписанного несколько позднее самим Пушкиным. Рядом с датой, во всю ширину альбомного листа, Пушкин вписал, как эпиграф ко всем последующим записям, стихи из «Пиров» Баратынского:

Собранье  пламенных  замет
Богатой  жизни  юных  лет,
Плоды  роскошного  забвенья,
Где  воплотить умел  поэт
Свои  живые  сновиденья.

Кроме даты в памятной записи, в альбоме имеются еще одиннадцать дат, которыми Пушкин пометил окончание или какой-то этап в работе над тем или иным произведением или время того или иного события, важного для него. Приводим здесь все даты, встречающиеся в альбоме, — в дальнейшем они послужат опорой для хронологического соотнесения текстов:

«19 февр.<аля 1828>» (л. 6);

«5 авг.<уста 1828> <?>» (л. 10);

«5 Апр.<еля 1828>» (л. 12);

«9 мая 1828. Море. Ол.<енина> Дау» (л. 14);

- 241 -

«18 мая у Киселе<ва> Голиц. etc.» (л. 15 об.);

«19 мая» (л. 15 об.);

«20 мая 1828 При<ютино>» (л. 15 об.);

«23 мая» (л. 15 об.);

«6 июня» (л. 16);

«25 июня» (л. 17 об.);

«27 окт.<ября> 1828 Малинники» (л. 72).

3

Судя по первой дате — «19 февр.» на л. 6, впервые Пушкин воспользовался этим альбомом в начале 1828 г. Оставив чистым оборот первого листа и следующий лист (л. 2 и 2 об.), Пушкин записал на л. 3, повернув альбом вправо, I строфу седьмой «песни» «Евгения Онегина» и первые четыре стиха II строфы. По-видимому, они переписаны с черновика набело. По почерку и чернилам с этой записью соотносится запись на л. 1 — эпиграф тетради; можно думать, что обе записи сделаны в один день.

На следующих листах (3 об.—11) продолжалась работа над седьмой главой. Но перейдя на л. 3 об., Пушкин, перегнув л. 3—14 пополам, стал писать в прямом направлении тетради, в два столбца, умещая в каждом столбце строфу (без порядковой цифры), — продолжение II строфы и III строфу (л. 3 об.), строфы IV и V (л. 4), VI и VII (л. 4 об.), VIII и IX (л. 5) (не вошли в основной текст, см. VI, 419—421), X и XI (л. 5 об.), XII и XIII (л. 6, 4 об.). Эта группа записей, единая по направлению в тетради, по характеру и наклону почерка, сделана в близкое время и датирована Пушкиным. На л. 6 вверху второго столбца есть запись: «Кучеръ 19 февр.»; дата эта определяет для нас время работы над начальными строфами седьмой главы — февраль 1828 г.

Черновики следующих строф, XIV—XXI (л. 6 об.—8 об.), записаны карандашом, по-видимому в один прием (одним почерком, при одинаковом повороте тетради). Можно думать, что первоначально эти листы были пропущены и заполнены лишь позднее. Записи на л. 8 об.—11 («Альбом Онегина» — VI, 430—437) вновь сделаны чернилами. Над левым столбцом на л. 10 поставлена дата — «5 авг.<?>» (VI, 434). Кроме нее на этом же листе есть еще три даты, в окружении стихов «Альбома»: «[6] 7»; «7»; «6-го мая <?>». Назначение их неясно: может быть, это пушкинские пометы, но вероятнее, что они соотносятся с записями онегинского дневника; можно предположить, что Пушкин хотел ввести их так или иначе в текст дневника, как это сделано в стихе «День щастья — третье февраля» (л. 10 об.). На этом работа над «Альбомом Онегина» прервалась, и несколько позже Пушкин обозначил ее окончание фигурной виньеткой.

Прежде чем перейти к рассмотрению и анализу следующих записей тетради, необходимо сказать о такой характерной особенности, как чистая страница, лист или два листа, отделяющие начало работы над новым замыслом от предшествующего черновика. Иногда впоследствии этот белый лист использовался Пушкиным при переработке черновика или для новой записи. Во всяком случае ко времени работы в этой тетради пропуск чистого листа перед новой работой стал почти системой в записях поэта, и эту особенность надо будет учитывать при изучении тетради.

Пропустив после «Альбома Онегина» чистую страницу (л. 11 об.), на л. 12 Пушкин сделал записи, относящиеся к новому замыслу, выставив над правым столбцом дату — «5 Апр.<еля>». На л. 12—13 в два столбца вчерне был записан эпизод, вошедший впоследствии в I песнь «Полтавы» (стихи 138—159). Затем замысел был оставлен на время, и эпизод доработан и перебелен на л. 11 об. несколько позже.

- 242 -

4

Записи на л. 13 об.—16 об. представляют собою тексты нескольких лирических стихотворений, связываемых с именем А. А. Олениной. Это стихотворения: «Вы избалованы природой» (л. 13 об.), «Увы, язык любви болтливый» (л. 14), «Снова тучи надо мною» (л. 14), «Холодный Вы сердечным ты» (л. 15 об.), «Подражание Анакреону» («Кобылица молодая...») (л. 16).

В таком порядке они записаны на листках альбома, но этот порядок не вполне отражает последовательность их появления. Три стихотворения из пяти — второе, четвертое и пятое — датированы Пушкиным и записаны в альбом в последовательности их создания. Обратившись к тетради в начале мая, Пушкин, как обычно, пропустил после предыдущей записи чистую страницу (л. 13 об.) и на л. 14 записал черновик стихотворения «Увы, язык любви болтливый». Черновик занимает левый столбец. Вверху правого столбца помета: «9 мая 1828. Море. Ол.<енина> Дау»; сделанная в одно время с черновиком стихотворения, она несомненно датирует его, но имеет и самостоятельное значение, как помета биографического характера (дата морской прогулки вместе с Олениными и Дау) и, возможно, как первый момент в возникновении замысла еще одного стихотворения, связанного с именем А. А. Олениной, — «Зачем твой быстрый карандаш». Кроме этой записи, правая половина страницы была оставлена чистой.

Начиная с этой страницы (л. 14) записи альбома в известной степени приобретают характер дневника. Отражением событий и впечатлений жизни являются не только вписанные сюда лирические произведения, но и многообразные пометы на полях — даты, имена, рисунки и портреты, колонки цифр, отдельные слова. Таковы, например, на л. 15 об. записи: «18 мая у Киселе<ва> Голиц. etc.», «20 мая 1828 При<ютино>».

На л. 14 об.—15 об. записан черновик стихотворения «Когда для смертного умолкнет шумный день», датированный «19 мая». На свободной части л. 14, на середине листа, записано слово «бессонница» (и еще начало другого — неразобрано7) — по-видимому, проект заглавия. На этом же листе 15 об. (в направлении, противоположном предыдущему тексту) записан черновик стихотворения «Холодный Вы сердечным ты» — следующая запись лирического дневника поэта, с двумя датами, одна из которых, «20 мая 1828 При<ютино>», — дата события, отразившегося в стихотворении, вторая же, «23 мая», — дата самого черновика. На л. 16 (в прямом направлении, также в ширину листа) черновик стихотворения «Подражание Анакреону [Кобыл<ица>]», с относящимися к нему рисунками играющей кобылицы, датированный Пушкиным «6 июня».

После черновика «Подражания Анакреону» были пропущены чистые листы — л. 16 об.—17. Следующая группа записей (при повороте альбома вправо) соотносится с датой «25 июня», находящейся в составе записи автобиографического характера на л. 17 об., в которой среди прочего отмечена смерть няни Арины Родионовны («Няня †»).8 Основные записи на л. 17 об. — наброски к стихотворениям «Волненьем жизни утомленный» и «Пир поэтов» (подробная программа и один стих9). По-видимому, в одно время с ними (запись в том же направлении, сходным

- 243 -

почерком) Пушкин, пропустив одну чистую страницу (л. 18), на л. 18 об. начал работу над первой строфой стихотворения «Воспоминания в Царском Селе». Запись автобиографического характера на л. 17 об. сделана на поле, слева от основной записи и несколько позже; следовательно, три предшествующих стихотворных наброска можно датировать ранее 25 июня — даты автобиографической записи. Одновременно с последней записью на л. 17 об. вверху дан столбиком перечень трех названий: «Прежняя любовь. Пир поэтов. Деревня —».

По-видимому, воспоминаниями об Арине Родионовне вызван замысел сказки в стихах («Сказка о царе Салтане») — первые четырнадцать стихов и программа продолжения, записанные (в прямом направлении) на листах 16 об.—17, пропущенных ранее. Эта сказка в числе нескольких других была записана Пушкиным со слов Арины Родионовны в Михайловском в 1824 г. К тетради ПД № 836 с записями сказок поэт обратился в самом начале 1828 г., в связи с подготовкой второго издания поэмы «Руслан и Людмила» (вышло в конце марта 1828 г.) и с работой над «Прологом» к ней. Очевидно, тогда же возникла мысль о поэтической обработке первой из записанных сказок — «Сказки о царе Салтане». Начало этой работы, законченной лишь в 1831 г., и представляет запись на л. 16 об.—17. По положению в тетради она датируется июнем—июлем 1828 г.

На л. 18 об.—19 об. Пушкин обратился к новому большому замыслу — поэме, вскоре названной им «Полтава» (начиная отсюда и непрерывно до л. 52 Пушкин вел записи, повернув тетрадь вправо; вставки, деланные в ином направлении, будут оговорены). Записи были сделаны карандашом в такой последовательности: вначале на л. 19 — стихи 160—167, представляющие собою сравнительно чистый черновик; ниже их — наброски следующих стихов; затем — многочисленные рисунки на левом поле и четыре профиля в нижней части л. 18 об. (из которых два определяются исследователем как профили Арины Родионовны в старости и в молодости10); потом стихи были перечеркнуты, часть их — стихи 168—171 — перебелены под рисунками внизу л. 18 об., другая часть — стихи 172—175 — вверху л. 19 об. Запись на л. 18 об. сделана карандашом и позже предшествующей черновой записи — первой строфы к стихотворению «Воспоминания в Царском Селе», записанной чернилами, поскольку чернила нигде не заходят на карандашную запись. И далее, на л. 19 об., идет сильно исчерканный черновик стихов 45—53, также карандашом, но почерком другого дня.

Записи к «Полтаве» на л. 20—20 об., служащие продолжением предыдущих, сделаны при последующем обращении к альбому; они писаны чернилами, причем, начав работать, Пушкин перечел предшествующую карандашную запись и сделал в ней поправки чернилами. Но работа пошла трудно — черновик стихов 54—55 занял полстраницы. Слева от этого черновика записаны варианты имени героини — «Наталия, Мария» и плохо читаемый план продолжения. Отчеркнув эти записи, Пушкин ниже вписал набросок «В степях зеленых Буджака», надписав потом ему заглавие — «Кирджали». Затем, перевернув страницу, на обороте л. 20 продолжил работу над «Полтавой», записав цельный эпизод к поэме — от «Могущ и славен Кочубей» до «Своею дочерью меньшой». Поправки, сделанные в этом эпизоде, вариант последних двух стихов и продолжение его, намеченное в стихах 16—17 «И то сказать, в Украйне нет Красавицы, Натальи равной», записаны позже, острым карандашом.

Как обычно, пропустив следующую страницу (л. 21), Пушкин на л. 21 об. — 22 записал (тем же почерком и теми же чернилами, что и на л. 20 об.) стихотворение «Анчар» — черновой, но, по-видимому, уже обдуманный

- 244 -

текст семи строф, соответствующих первым пяти строфам окончательного текста. Вторую часть стихотворения он вписал другими чернилами на том же л. 22, внизу справа (строфы 7 и 8) и повернув альбом вправо по отношению к предыдущим стихам (строфы 6 и 9). По первой части черновика правка сделана острым карандашом; им же — рисунок на левом поле («бедный раб»). Стихи второй части «Анчара» записаны чернилами поверх карандашной записи, занимающей нижнюю часть л. 22 (непосредственно под стихами первой части «Анчара») и весь оборот л. 22. Эта запись представляет собой черновик-заготовку показаний Пушкина по делу о «Гавриилиаде», официально данных в канцелярии петербургского военного губернатора 19 августа 1828 г., при втором вызове.11 Первый вызов Пушкина для свидетельства по делу о «Гавриилиаде» относится ко времени между 3 и 5 августа, и первые показания его представляли собой краткие ответы на предложенные ему в письменной форме вопросы. Карандашная запись на л. 22—22 об. была сделана в промежутке между этими двумя датами, между 3 и 19 августа, в ожидании нового допроса; по содержанию она представляет вариант ответов на те же допросные пункты, дополненный энергичным отрицанием самой возможности авторства «произведения столь жалкого и постыдного». Судя по соотношению записей, «Анчар» был начат раньше черновика показаний, по которому первая часть стихотворения и датируется концом июля—началом августа 1828 г. Вторая часть его, возможно, была дописана при доработке, незадолго до того, как «Анчар» был переписан набело. Беловик датирован «9 нояб. 1828. Малинники» (ПД № 102) — этим определяется датировка всего черновика: в пределах конца июля—9 ноября 1828 г.

На следующем листе (л. 23) Пушкин начал было острым карандашом продолжение «Полтавы» — начало стиха 18 «И в самом деле —»; но стих зачеркнут, ниже и выше его (внизу л. 22 об.) появились рисунки. Затем на л. 23 об. таким же тонким карандашом записан сильно исчерканный черновик стихотворения «Счастлив, кто избран своенравно», обращенного к А. Ф. Закревской. Черновик окружен рисунками (деревья, кусты, холм, игральные кости) и столбиками цифр. Ниже этого черновика — вариант двух стихов к «Анчару» и названия еще двух, уже написанных стихотворений, посвященных А. Ф. Закревской,12 — «Портрет» и «Наперсник». Авторская дата под беловым текстом «Наперсника» (ПД № 906) — «12 августа 1828»; это хронологически определяет черновик стихотворения «Счастлив, кто избран своенравно», давая первую дату в его датировке; вторая дата определяется временем написания черновика письма Бенкендорфу от 19 августа (см. ниже).

Судя по записям на л. 23, Пушкин в этот раз собирался работать над «Полтавой» (запись стиха, рисунки), но работа не пошла, появились рисунки; по-видимому, в этот момент Пушкин обратился к началу «Полтавы», просматривая первые записи, делая поправки, — об этом свидетельствуют следы тонкого карандаша в сводке на л. 11 об. Листая тетрадь далее, Пушкин на свободной части л. 14, справа от черновика стихотворения «Увы! язык любви болтливый», записанного чернилами, набросал тонким карандашом начало нового стихотворения «Предчувствие» — первые 12 стихов; тогда же появились рисунки вверху — два мужских профиля в очках. На л. 16 вокруг черновика стихотворения «Кобылица молодая» среди ранее сделанных чернилами появились еще два рисунка кобылиц — уже тонким карандашом, а на правом поле, также карандашом,

- 245 -

наброски трех стихов к «Предчувствию». На л. 16 об. на левом поле, рядом с началом сказки «Три девицы под окном», также появились рисунки, сделанные карандашом, и среди них взнузданная кобылица и профиль А. А. Олениной. На л. 18 на свободной правой половине листа карандашом записан черновик трех заключительных четверостиший «Предчувствия».

Несколько поправок в тексте и рисунок («бедный раб») сделаны тогда же и в черновике «Анчара» (л. 21 об.—22). Возможно, что есть правка этого времени и в черновиках «Полтавы» на л. 19, написанных карандашом, но их было бы трудно вычленить. Но правка на л. 20 об. карандашом по чернилам и рисунки брыкающейся кобылицы внизу страницы несомненно сделаны при этом просмотре. Можно думать, что и последние два стиха на этой странице (л. 20 об.) — «И подлинно, в Украйне нет Красавицы Натальи равной» — также были записаны в это время. Стихи, ускользавшие от поэта при начале работы (см. на л. 23: «И в самом деле —»), по-видимому, легко и сами явились в итоге дня.

Пометы, сделанные при этом почти сквозном просмотре тетради, служат для нас своеобразной скрепой, удостоверяющей, что ко времени появления в тетради черновика стихотворения «Предчувствие» в ней уже находились все записи на л. 12—22, исключая л. 13 об. и л. 21 (как уже отмечено выше, эти листы были оставлены как пробел между записями; заполнены они были несколько позже — см. ниже о стихотворении «Вы избалованы природой» и о черновике письма к П. А. Вяземскому).

Когда же были сделаны эти карандашные пометы или, иначе, когда было написано «Предчувствие»? Самое позднее из произведений, предшествующих «Предчувствию», — это «Анчар». «Анчар» был начат ранее черновика ответа Пушкина на допросе о «Гавриилиаде», датируемого 3—19 августа 1828 г.; точнее, черновик этого ответа записан непосредственно за начальными строфами «Анчара». «Предчувствие» создавалось под впечатлением первого вызова по поводу «Гавриилиады» и может быть датировано временем между первым и вторым допросом — 3—19 августа 1828 г.

Здесь же уместно обратиться к стихотворению на л. 13 об., которое по положению его в тетради принято считать первым из числа стихотворений, обращенных к А. А. Олениной, — «Вы избалованы природой». Стихотворение не имеет ни заглавия, ни даты, не было опубликовано Пушкиным, а судя по тому, что первые шесть стихов его были в следующем году использованы в стихотворении «Ел. Н. Ушаковой», оно не было передано поэтом А. А. Олениной.

Решение вопроса о датировке стихотворения (а также и о его адресате) было предложено в 1935 г. Т. Г. Зенгер-Цявловской. Исходя из представления о последовательности заполнения тетради, она датировала его временем между 5 апреля (предшествующая авторская дата на л. 12) и 9 мая 1828 г. (дата на следующем л. 14),13 считая, таким образом, что оно было записано в тетрадь первым из находящихся в ней «оленинских» стихотворений. Эту датировку принял и Н. В. Измайлов (III, 1176).

Однако некоторые особенности этого текста — положение его в тетради и соотношение с окружающими текстами — потребовали заново рассмотреть вопрос о его датировке. Во-первых, обращает на себя внимание то обстоятельство, что стихотворение, как и вся группа записей, связанных с именем Олениной, следует в тетради тотчас за черновиком эпизода «Была та смутная пора», без обычной чистой страницы или листа между ними. Поскольку же в этой тетради пропущенный чистый лист (или два) перед началом новой работы появляется почти систематически,

- 246 -

отсутствие такого пробела между черновиком «Была та смутная пора» и группой лирических стихотворений обращает на себя внимание как противоречие этой системе. Второй особенностью черновика «Вы избалованы природой» является то, что среди всех окружающих его записей, вплоть до л. 17 об., сделанных в прямом положении тетради, он выделяется тем, что записан в ином направлении — при повороте тетради вправо. Так же записаны наброски стихов на л. 17 об. и 18 об., черновик «Анчара» на л. 21 об.; в этом же направлении писался и основной черновик «Полтавы» — все это записи более позднего времени. Третья особенность состоит в том, что черновой текст стихотворения, занимающий две трети страницы, перебелен здесь же, на оставшейся чистой части страницы, ниже черновика и боком к нему. Так поступал Пушкин, когда не хотел разрывать текст произведения переносом, а соседние листы были уже заняты (см. черновик «Анчара»).

Расположение текстов свидетельствует о том, что, когда Пушкин работал над черновиком «Вы избалованы природой» на л. 13 об., смежный лист 14 был уже заполнен — не только левая половина с черновиком «Увы! язык любви болтливый», но и правая, с началом черновика «Предчувствия», так же как и следующие листы. Чтобы записать новое стихотворение близко к другим стихам «оленинского цикла», Пушкин воспользовался пропущенным чистым листом — отбивкой. В его распоряжении была всего одна страница, поэтому он, начав черновик довольно размашисто, вынужден был продолжение его записывать более убористо на правом поле, по-видимому сознательно оставляя место для беловика внизу страницы. Из сказанного следует, что «Вы избалованы природой» — последнее, а не первое в ряду стихотворений этой тетради, обращенных к А. А. Олениной, и что написано оно уже после того, как черновик «Предчувствия» появился в тетради.

5

Следующая группа записей, близких по времени, — это черновик письма П. А. Вяземскому (л. 21), датированного 1 сентября 1828 г. (XIV, 266), черновик письма А. Х. Бенкендорфу (л. 24—24 об.), по-видимому неотосланного (XIV, 25, 265—266), и черновик продолжения «Полтавы» (л. 24).

Судя по одинаковым почерку и чернилам, сделаны они были в один день, в один прием. По-видимому, Пушкин намеревался продолжать «Полтаву» и открыл тетрадь на л. 20 об., где были записаны два стиха, появившиеся в результате просмотра всего написанного для поэмы. Но следующий стих не являлся, и он на соседней чистой странице (л. 21), пропущенной между стихами к «Полтаве» и черновиком «Анчара», набросал черновик ответа на письмо Вяземского от 26 июля 1828 г. (XIV, 23—25). Пока писался черновик письма, явились следующие два стиха к «Полтаве», рифмующиеся с ранее записанными; Пушкин записал их на л. 24 для памяти, затем оставил и ниже стал писать черновик письма к Бенкендорфу, под впечатлением только что происшедшего — взятого от поэта через петербургского обер-полицеймейстера письменного обещания не печатать ничего, не прошедшего обычной, общей цензуры. Пушкин расценил это требование как свидетельство изменившегося отношения к нему со стороны царя и как угрозу немилости.

Визит обер-полицеймейстера к Пушкину состоялся 19 августа 1828 г. — упоминание о нем и позволяет датировать эту группу записей.14

- 247 -

В этот же день произошло еще одно событие, из числа «хлопот и неприятностей всякого рода», о которых Пушкин писал Вяземскому: он был второй раз вызван петербургским военным генерал-губернатором П. В. Голенищевым-Кутузовым для показаний по делу об авторе «Гавриилиады».15

Вызванное этими двумя событиями волнение и не давало ему так долго сосредоточиться на работе. И лишь выразив во втором письме горечь и обиду, Пушкин смог вполне обратиться к продолжению «Полтавы» — на соседней странице (л. 25) он вновь переписал четыре стиха, записанные уже в конце л. 20 об. и в начале л. 24 (стихи 16—19, песнь первая), еще с именем Натальи; следующие стихи на л. 25—25 об. представляют разработку портрета героини, судя по исчерканному черновику, еще не вполне определенного для автора, и в этот день, 19 августа, Пушкин не продолжал далее работы.

Начиная работу в следующий раз, он вначале набросал на л. 26, 25 об., 26 об. черновик стихотворения «Рифма, звучная подруга», уже вполне обдуманного и стройного (см. предыдущий черновик в тетради ПД № 836, л. 33 об.). Обозначив окончание его виньеткой, Пушкин рядом записал название этого стихотворения — «Эхо». Затем, готовясь продолжать работу над «Полтавой», он просмотрел предшествующие записи к ней на л. 25 (портрет дочери Кочубея). По-видимому, именно в этот день определился наконец для Пушкина характер его героини, так долго остававшийся для него неясным. Определилось и имя, изменения которого (Анна, Наталья, Мария) до сих пор были отражением колебаний в трактовке этого образа. В этот раз на чистом листе 27, следующем за черновиком «Рифмы», Пушкин теми же темными чернилами набросал черновик стихов 30—34 первой песни, в котором, без колебаний в дальнейшем, названо имя Мария. Записав наброски пяти стихов, Пушкин в этот день оставил работу и при следующем обращении продолжил ее на л. 37 об. Этот момент явился переломным в истории создания «Полтавы». Дальнейшая работа над поэмой шла напряженно и быстро, без каких-либо значительных перерывов и замедлений. Именно про этот последующий этап в работе над поэмой Пушкин записал впоследствии: «Полтаву написал я в несколько дней...» (XI, 160).

Но именно здесь текст поэмы перебивается в тетради большим отрывком в прозе — на л. 28—37 об. записан первый большой набросок к повести, называемой по первой строке этого отрывка «Гости съезжались на дачу». Начало повести от стихов поэмы отделяла, как обычно, пропущенная чистая страница; записи производят впечатление сделанных последовательно, одна после другой. Так и было воспринято их соотношение Н. В. Измайловым. В большом отрывке прозы, прервавшем текст «Полтавы», он увидел свидетельство значительного перерыва в работе над поэмой, вызванного замыслом повести в прозе, который он датировал «(приблизительно) второй половиной или концом августа— началом или первой половиной сентября». Все это время, по мнению исследователя, Пушкин не прикасался к «Полтаве», и лишь после вставки на л. 36 об., которой заканчивается текст повести, непосредственно за ней, тем же карандашом и тем же почерком, продолжен черновик «Полтавы» «с того места, где он был оборван, когда Пушкин от исторической поэмы обратился к современной социально-психологической повести».16 Время

- 248 -

«возобновления работы над поэмой» Н. В. Измайловым определяется приблизительно «как первая половина — середина сентября».17 С л. 37 об. (л. 36 об. по жандармской нумерации) черновик поэмы не прерывается ничем. Эпизод на л. 27 об., представляющий собою вставку к л. 41 об., рассматривается Н. В. Измайловым как бесспорное свидетельство того, что «строки поэмы написаны позднее»,18 так как последние стихи этого эпизода переходят на л. 28 и записаны над началом повести, выше ее первой строки.

Последнее наблюдение несомненно. Однако соотношение этих двух текстов во времени нам представляется несколько иначе. К тому моменту, когда на л. 27 появились строки черновика «Полтавы», повесть «Гости съезжались на дачу» уже занимала свое место в тетради, на л. 28—37, только еще без заключительной вставки на л. 37 об.

Как сказано выше, записав чернилами вверху л. 27 набросок пяти стихов I песни, Пушкин в этот день работу не продолжал. При следующем обращении к тетради он начал работать карандашом — набросал несколько вариантов недающихся стихов: «то ее толпою», «зато среди», «Марию сватают — толпою», «Зато любовников толпой», «От <женихов> нет отбою» — и записал стих, обозначивший ближайший поворот сюжета поэмы: «Сам Гетман сватает Марию». Но стихи не шли. Вокруг появляются рисунки, также сделанные карандашом: три мужских головы, стриженные по-казацки (профили); рисунок, предположительно изображающий Мазепу по гравюре Норблена; профиль немолодой женщины. Затем Пушкин, по-видимому, обратился к отрывку прозы, записанному на л. 28—37, перечел его, записал на л. 37 об. пришедшее ему в процессе чтения дополнение к прочитанному наброску — и тотчас продолжил работу над «Полтавой». Записи на л. 37 об. сделаны карандашом и тем же почерком, что и последние наброски на л. 27. Отсутствие какой-либо «отбивки», пробела между двумя текстами также свидетельствует, что в этот момент Пушкин не приступал к замыслу заново, после большого перерыва, что ему не нужно было возобновлять его в своем воображении — он просто пропустил страницы, занятые отрывком прозы, и начал той же фразой, тем же оборотом, который не давался ему, может быть, всего час тому назад: «Зато завидных женихов». Единство построения фразы и единство почерка подтверждают с несомненностью, что, дойдя до л. 27 и оставив чистым л. 27 об., Пушкин «перешагнул» через начало повести в прозе на л. 28—37 об. и продолжил работу над поэмой на л. 37 об.—38; следовательно, к этому времени — второй половине августа—началу сентября 1828 г. — начало повести «Гости съезжались на дачу» уже занимало свое место в тетради. Это означает, что большого — около месяца — перерыва в работе над «Полтавой», вызванного работой над повестью в прозе (как предполагал Н. В. Измайлов), не было. Работа над поэмой была продолжена на следующий или в ближайший день, еще в конце августа.

На л. 38 об., непосредственно после вставки к повести, одним и тем же карандашом и почерком, в один прием, записаны эпизоды сватовства гетмана и бегства Марии и два стиха — «И скоро Молва Сразила душу Кочубея», выделенные Пушкиным и представляющие наметку следующего эпизода.

Начиная с следующего дня и до конца работы над «Полтавой» записи делаются только чернилами (исключая л. 42). В этот день был разработан эпизод, намеченный в предыдущей записи: на л. 39—40 об. записаны стихи, составившие в окончательном тексте стихи 99—127, 93—98, 128—137; после них — строка из четырех черточек, означавшая окончание эпизода, и ниже слово «Была — » — начало нового стиха и нового эпизода.

- 249 -

Н. В. Измайлов полагает, что «этим словом Пушкин сокращенно обозначает перенос сюда давно, еще в начале апреля, написанных вступительных стихов поэмы по ее первоначальному плану».19 И действительно, в окончательном тексте именно сюда были вставлены две строфы, написанные еще в апреле 1828 г. Но создание беловика — это второй этап работы над текстом поэмы. Между тем помета «Была —» подхвачена в черновике уже на следующий день: пропустив л. 41—42 (с карандашным наброском о Мазепе), на л. 42 об. Пушкин начал новый эпизод поэмы тем самым словом «Была», которым обрывалась запись на л. 40 об.: «Была пора. Отец Марии...» — это эпизод, посвященный былой дружбе Кочубея и гетмана и замыслам его мести гетману (стихи 261—291 окончательного текста). Окончание его помечено в рукописи разделительным значком.

Пушкин записал этот эпизод на л. 42 об.—43, пропустив три страницы перед ними — л. 41—42. Две из пропущенных страниц были чистыми, а на третьей (л. 42) карандашом записан первоначальный набросок чеканной характеристики Мазепы: «Немногим, может быть, известно». Возможно, что набросок этот — запись карандашом в окружении черновиков, записанных чернилами, — появился в одно время с записями на л. 38 об.—39, и две чистые страницы были оставлены для его доработки. Вскоре они также были заполнены: на л. 41—41 об. был записан эпизод «Кто снидет в глубину морскую» и здесь же, но в противоположном направлении, — эпизод «Издавна умысел ужасный». Но в этот момент Пушкин просто пропустил две чистые страницы и продолжал разработку того сюжетного хода, который был у него «на кончике пера» — эпизода о Кочубее. Записав его начало на л. 42 об.—43 («Была пора. Отец Марии»), на л. 43 об. он продолжает его разработку, развивая следующий эпизод — от «А между тем [прилежным] взором» до «Клянется мрачный Кочубей». Характер записи на этом листе свидетельствует о быстроте, с которой сочинялись стихи поэмы: вначале записаны три полных стиха и ниже еще четыре опорных рифмующих слова — «непродажных», «жена», «торопит», «копит», составляющих основу будущих стихов; затем уже идет разработка эпизода. В написанных к этому времени стихах определилось развитие сюжета, завязанного похищением Марии, и Пушкин на л. 44 записывает первый план своей поэмы — опорные пункты сюжета:

Мария, [Маз<епа>]  Чуйкевичь
Донос [казнь] — ночь перед казнью —
Мать и  Мария — казнь — сумасшед<шая>
Измена — Полтава —

(V, 198)

Далее работа идет в полном соответствии с этим планом. На л. 44 записаны стихи о замысле доноса (стихи 310—318 окончательного текста); на л. 44 об., 45, 45 об. — эпизод о Чуйкевиче, молодом казаке, влюбленном в Марию. Здесь Пушкин уточняет ранее записанный план, поставив эпизоды о Мазепе, занимавшие в плане второе место, после эпизодов о Чуйкевиче; зачеркнув в плане пункт «Мазепа», он записывает вверху л. 46 второй, частный, уточняющий план:

Чуйкевичь едет
Между  тем  Мазепа — сношения  с  Езуитом
[болезни] — Известие  о  доносе

(V, 214)

Эпизод «Чуйкевичь едет», т. е. эпизод о гонце, по-видимому, был обозначен вначале лишь этой строкой плана, и для его разработки в будущем

- 250 -

оставлены две чистые страницы (л. 46). Пушкин же обратился прямо к эпизоду «Мазепа», наиболее его занимавшему. На л. 47, в прямом положении тетради, в столбик, ближе к левой стороне листа, записаны стихи «Неужасаемый ничем» до «Торгуют царской головой»; Пушкин обвел весь отрывок чертой и штриховкой, рядом нарисовал портрет гетмана, каким он ему виделся, и поставил под ним свою подпись — монограмму «АР». Подписывал он свои рисунки очень редко и в том случае, если был вполне доволен ими.

Ко времени, когда были написаны эти стихи, в тетради уже появились два отрывка на л. 41—41 об. (см. выше), также входящие в характеристику Мазепы. Утверждать это позволяют чернила, которыми записаны оба отрывка: светло-коричневые, с рыжеватым оттенком, они находят себе соответствие в некоторых других записях тетради, но среди черновиков «Полтавы» записи на л. 41—41 об. — последние, сделанные такими чернилами; все последующие записи сделаны значительно более темными чернилами.

Этим отрывкам (л. 41—41 об.) по положению в тетради предшествует план всего эпизода «Мазепа». Он записан внизу л. 40 об., в прямом положении тетради и боком к предыдущему отрывку, на оставшейся свободной части страницы. Все пункты этого плана, кроме первого, зачеркнуты.

Портрет  Мазепы
[Его  ненависть]
[Его  замыслы]
[Его сношения] с  П.<етром> и  К.<арлом>
[Его  хитрость]
[Пиры]
[Ночи]
У него есть
[Но у него  есть  враг]
[Сей  враг  есть  Кочубей]
[Решается  донести]
[Встревожен  Гетман]
[Доверяет <?>]

(V, 198)

Изучение этого плана и окружающих его черновиков, посвященных изображению Мазепы, выдвигает два вопроса, существенных для истории текста поэмы: 1) вопрос о соотношении плана характеристики Мазепы с общим планом поэмы на л. 44; 2) вопрос о соотношении между планом характеристики Мазепы и стихами на л. 41—41 об. Н. В. Измайлов считает, что этот план, начинающийся словами «Портрет Мазепы» и по положению в тетради предшествующий и общему плану, и стихам, характеризующим Мазепу, является первым планом поэмы;20 что он, следовательно, определяет развитие не одного из эпизодов поэмы, но всей поэмы в целом.

Однако именно положение плана в тетради заставляет рассмотреть эти вопросы заново. План записан в конце л. 40 об. и втиснут между двумя текстами, идущими в длину листов 40 об. и 41 (при повороте тетради вправо), боком к этим текстам. Это позволяет думать, что он был вписан на свободной части л. 40 об. в то время, когда оба обрамляющих его текста уже находились на своих местах. В тетради есть одна страница, записи которой — по направлению, чернилам, почерку и, что особенно важно, также и по теме — близки к анализируемому плану. Это лист 58 об., где Пушкин, закончив эпизод плана «Казнь», приступил к следующему эпизоду сюжета, озаглавленному в общем плане поэмы как «Измена». Начало этого эпизода, действительно, имеет много точек соприкосновения с начальными эпизодами поэмы, в которых также идет речь о честолюбивых замыслах и политических интригах Мазепы.

- 251 -

Естественно явилась необходимость координировать образ гетмана, создаваемый в этом эпизоде, с его же характеристиками в первых эпизодах. Итогом просмотра всех ранее созданных эпизодов поэмы, связанных с Мазепой, и явился план на л. 40 об. Безусловно, вопрос о значении и о роли этого плана в разработке соответствующих эпизодов пушкинской поэмы требует еще специальных исследований. Однако представляется несомненным, что план был записан в то время, когда черновики стихов о Мазепе на следующих за ним листах 41—42 уже занимали свое место в тетради, и что план не является первоначальным планом поэмы, а, так же как план о Чуйкевиче, представляет собою частный, уточняющий план-разработку одного из эпизодов общего плана; первым же и единственным планом всей поэмы в целом является план, записанный на л. 44.

Новый, не предусмотренный в плане эпизод поэмы — «Мария, бедная Мария...» (л. 50, 50 об., 51) служит резким контрастом предыдущему. Записав его, Пушкин несколько раз возвращался к нему, дорабатывая и дополняя его, стремясь до конца выявить трагизм ситуации.

Следующий эпизод плана — «Ночь перед казнью», — начатый на л. 51 об., разрабатывался сложно, как бы в нескольких направлениях. Новые идеи, новые подробности являлись в ходе работы. Вначале на л. 51 об.—52 был записан эпизод, составивший в окончательном тексте поэмы стихи 119—150 второй песни и конченный стихом «Так мыслит он —». В следующий раз, пропустив оставшуюся чистой нижнюю часть л. 52 и его оборот, Пушкин на л. 53 (повернув тетрадь влево) записал продолжение этого эпизода, раскрывающее «мысли» Кочубея: «И вспомнил он свою Полтаву», до «Еще Мазепа возмущает» (V, 236); стихи эти составили стихи 152—160 и 181—183 второй песни поэмы. Нижняя треть л. 53 осталась незаполненной. Оставшиеся части страниц были использованы позднее, при работе над всем текстом поэмы (см. ниже).

Здесь изменяется направление записей в тетради. При новом обращении к ней Пушкин повернул ее верхом вниз, так что записи в ней велись до л. 58 переходя с правой страницы на левую. На л. 54, 53 об., 54 об. записан эпизод размышлений Мазепы в светлице спящей Марии (стихи 237—313 второй песни). Здесь же заготовки для следующей сцены — разговора матери и Марии: «Молчи, молчи» (л. 54), «Спаси» (л. 53 об.). На л. 55, 55 об., 56 записаны сцена и диалог матери и Марии (стихи 314—383 первой песни) — «Мать и Мария» в плане. На л. 56 об., 57, 57 об. (правый столбец) записан эпизод «Казнь» плана (стихи 384—445 второй песни), под последним стихом которого («Два козака дубовый гроб») сделан росчерк — знак окончания эпизода. Следующий эпизод плана, «Сумасшедшая», заменен здесь другим — исчезновения Марии и ее безуспешных поисков, записанным на л. 58 и 57 об. (левый столбец) (стихи 446—487 второй песни). Черновик заключительных стихов этого эпизода — «И след ее существованья» до «Умчала горе с нищетой» — появился несколько позже, на л. 59 об., среди черновиков, относящихся к следующему эпизоду поэмы.

К этому моменту работы бо́льшая часть общего плана поэмы (см. л. 44) была воплощена в тексте. Неосуществленными остались два наиболее крупных эпизода: «Измена — Полтава», составляющие заключительную часть поэмы. Закончив предшествующий эпизод, в котором фигура гетмана вновь была выдвинута на первый план, Пушкин повернул еще раз тетрадь (так что записи снова, до л. 61, пошли в прямом направлении) и приступил на л. 58 об. к разработке следующего эпизода плана поэмы — «Измена». Набросав в верхней левой части листа несколько стихов о замыслах Мазепы, он, по-видимому, вновь обратился к уже написанным частям поэмы, чтобы пересмотреть стихи, посвященные Мазепе, характеризующие его действия и особенно его внутренний облик. Записанные здесь стихи — «[Ни ужас казни] [ни печа<ль>] Ни

- 252 -

взор врагов стремиться вдаль Ничто Мазепе не мешает Он с буйным Шве<дским> королем Свои сношенья продолжает Твердея в умысле своем» — свидетельствуют, что последующее изложение должно было развивать характеристику гетмана, уже данную в предшествующих эпизодах поэмы. Отсылкой к этим эпизодам являлась и условная запись — начальными буквами и росчерками — последующих трех стихов, варьирующих стихи, записанные на л. 47, — «С ним полномочный езуит> <Мятеж народный учреждает> И воль<ный> трон ему сулит». Отчеркнув этот набросок слева по полю и снизу фигурными скобками, Пушкин, по-видимому, обратился к просмотру ранее написанного, чтобы соотнести с ним последующие события. Следами этого просмотра являются вычеркивания пунктов плана «Портрет Мазепы» на л. 40 об. и записи «Eninelo», «ettenna eninelo» (анаграммы имени А. А. Олениной — Annette Olenine) на л. 12 об., появившиеся в начале тетради в одно время с подобными анаграммами на л. 58 об. и 59.

После просмотра на л. 58 об. — 61 пишется черновик двух эпизодов — измена Мазепы Петру и ночной разговор Мазепы с Орликом (см. V, 263—275).

В следующий раз, повернув тетрадь верхом вниз, на л. 61 об.—68 об., Пушкин записывает эпизоды Полтавского боя и торжества и пира Петра («Полтава» плана), бегства Карла и Мазепы, их ночлега и встречи с Марией («Сумасшедшая» плана) (см. V, 276—304). На этой стадии работы завершающей сценой поэмы была картина пробуждающегося лагеря и продолжающегося бегства шведского короля и Мазепы:

И  молча  он  коня седлает
И скачет с беглым  королем
И  мрачно взор его сверкает
С  родным  прощаясь рубежом.

 (V, 304)

Так был завершен первый этап работы над поэмой — создан текст ее, воплощающий замысел, отраженный общим планом (л. 44).

6

Закономерно встает вопрос о датировке работы над первой редакцией поэмы. Вопрос этот был уже поставлен при изучении творческой истории «Полтавы». Здесь лишь необходимо указать на два момента, существенных для истории заполнения тетради: на соотношение — по времени — черновиков нескольких произведений, записанных в этой тетради, с черновым текстом «Полтавы» и на датировку первой редакции поэмы. Мы попытаемся внести уточнения в историю текста и в датировку поэмы.

Н. В. Измайлов, отмечая, что черновая рукопись поэмы «не носит никаких дат и не поддается детальной и точной хронологизации»,21 датирует основную работу над созданием черновика поэмы серединой сентября—первой половиной октября. Первая дата связывается с возобновлением работы над поэмой после предполагаемого перерыва, вызванного повестью «Гости съезжались на дачу»; вторая — время окончания — основывается на датах, проставленных Пушкиным на перебеленной рукописи первой, второй и третьей песней поэмы, поскольку исследователь в своем анализе исходит из мысли о параллельном ходе работы над перепиской только что законченной части и над черновиком следующей, еще находящейся в процессе создания.

Обследование тетради, сличение почерков, анализ и сопоставление записей, проделанные нами для этой работы, позволяют внести некоторые

- 253 -

уточнения в представления о процессе создания черновика «Полтавы».

Судя по черновику, можно говорить только об одном перерыве в работе над замыслом поэмы — между первоначальными набросками, относящимися к апрелю, и возвращением к замыслу в конце июня. Как показано выше, второго перерыва (о котором говорит в своей работе Н. В. Измайлов) не было. Однако следует отметить два периода в работе над черновиком: первый — это период поисков, нечеткости замысла; второй, со времени после 19 августа, — период интенсивнейшей работы над осуществлением избранного поворота замысла и сюжета. На этом этапе работы, по рассказу самого Пушкина, сохраненного в воспоминаниях М. В. Юзефовича, «стихи ему грезились даже во сне, так что он ночью вскакивал с постели и записывал их впотьмах. Когда голод его прохватывал, он бежал в ближайший трактир, стихи преследовали его и туда, он ел на скорую руку, что попало, и убегал домой, чтоб записать то, что набралось у него на бегу и за обедом. Таким образом слагались у него сотни стихов в сутки <...> Несмотря, однако ж, на такую работу, он кончил „Полтаву“, помнится, в три недели».22

Три недели творчества, подчинившего себе всю жизнь поэта, — так, основываясь на словах самого Пушкина, датировал этот период Юзефович. Если исходить из предлагаемой нами условной даты начала этой интенсивной работы над поэмой — «после 19 августа» — и из сообщения Юзефовича, то можно считать, что поэма была окончена в двадцатых числах сентября 1828 г. Эта дата ровно на месяц отстает от той, которую предлагает как дату окончания поэмы Н. В. Измайлов; однако она не входит в противоречие с рукописью поэмы.

Для доказательства этого необходимо вначале обратиться к анализу оснований датировки Н. В. Измайлова.

Допустив предположение, что рукопись «Полтавы» была на время (около месяца) оставлена Пушкиным ради нового замысла — повести в прозе, Н. В. Измайлов начало напряженной работы над поэмой датирует временем «около середины сентября». Если прибавить к этому три недели, о которых говорит Юзефович, то окончание поэмы в целом придется на первую половину октября. Но эта дата включает в себя по крайней мере две из трех пушкинских помет о времени переписывания первой, второй и третьей частей поэмы: «3 октября 1828. Конец первой части» (ПД № 98); «9 окт.<ября> 1828. Конец второй части» (ПД № 99); «16 окт.<ября> 1828» (ПД № 101). По-видимому, это совпадение привело исследователя к убеждению, что части или песни поэмы переписывались автором по мере создания, и заставило работу по перебелке текста поэмы объединить по времени с работой над первым, черновым текстом ее. «...три даты, проставленные при концах трех песен в перебеленной рукописи „Полтавы“, вводили в заблуждение (и до сих пор нередко вводят) многих комментаторов и биографов. Эти даты составляют в сумме не более трех недель работы — по одной на каждую песнь поэмы, что как будто соответствует заявлению самого Пушкина: „Полтаву написал я в несколько дней, долее не мог бы ею заниматься и бросил бы все“ (XI, 60) <...> Главная часть работы над черновой рукописью Первой песни падает на сентябрь — вернее, даже на вторую половину сентября; перебелка — на конец сентября и первые два-три дня октября. Но нельзя сомневаться, что одновременно с перебелкой Первой песни шла черновая работа над Второй, а затем и над Третьей».23

Однако анализ и сопоставление черновой и перебеленной рукописей поэмы противоречат этой концепции.

- 254 -

Обратимся к трем вышеупомянутым обрывкам уничтоженной Пушкиным перебеленной рукописи «Полтавы». Каждый из них содержит заключительные строки соответственно первой, второй и третьей песней поэмы с сопровождающей их концовкой и дополнениями или вставками, дату окончания перебелки и пометы («Конец первой части», «Конец второй части»; на третьем обрывке такая помета отсутствует), а также записи дневникового характера. Большая часть этих помет — преимущественно даты и биографические заметки — рассматривалась и анализировалась исследователями. Нам же необходимо обратить внимание именно на те пометы, которые никем еще не привлекались к анализу; это пометы «Конец первой части», «Конец второй части» и, по аналогии подразумеваемая, — «Конец третьей части».

Эти пометы остались вне поля зрения исследователей, по-видимому, в силу своей очевидности — деление поэмы на три части, на три «песни», столь привычно для нас, что трудно увидеть в них что-то необычное. Между тем из того, что можно извлечь из трех небольших обрывков — остатков полной перебеленной рукописи поэмы, эти записи — самое характерное. По сравнению с ними в третьем, беловом автографе изменено лишь название разделов — не «часть», а «песнь». Но при сравнении с черновой рукописью обнаруживается, что трехчастное деление текста поэмы введено автором именно на стадии создания перебеленного автографа, в черновом же тексте это членение отсутствует. Как отмечалось выше, черновой текст поэмы развивается эпизодами в соответствии с общим планом, причем эпизоды ничем не отделены один от другого.

Текст поэмы в тетради № 838 видимым образом отражает перерывы в работе, от одного дня к другому, — это сказывается в изменении почерка, чернил, направления записи и т. п., но сам текст на этой стадии мыслится автором как цельный, неделимый.24 Для того чтобы разделить его на три «части» (как помечено это на обрывках первой беловой рукописи), надо было прежде написать вчерне весь текст поэмы в целом.25 Черновой текст в тетради № 838 и первый беловой текст (ПД № 98, 99, 100), переписанный, по-видимому, на отдельных листах, сложенных тетрадкой (судя по аналогии с листком ПД № 102 бумаги того же качества, содержащим беловик «Анчара» и «Ответа Катенину», того же 1828 г.), отражают два разных периода в работе над поэмой. Эти периоды не только различны по характеру работы над текстом (в одном случае — создание самого текста, в другом — его редактирование и доработка), но и не совместимы во времени.

Работа по созданию первого белового автографа была настолько серьезна, что заняла более двадцати дней: даты окончания переписки трех частей — 3, 9 и 16 октября; следовательно, вторая часть поэмы переписывалась шесть дней, третья — семь дней. По-видимому, работа над первой, наиболее трудно давшейся частью также заняла не менее недели. Значит, перебелка черновика начата была около 25 сентября и закончена 16 октября.

Однако создание белового текста поэмы не означало окончания работы над нею. Известно, что 27 октября было написано посвящение поэмы;

- 255 -

как устанавливается далее, около этого же времени текст поэмы был дополнен двумя сюжетно и концепционно значительными эпизодами. Но прежде чем перейти к анализу этого следующего этапа в истории текста поэмы (насколько он отражен в исследуемой тетради), нужно решить еще вопрос о том, были ли в этой тетради сделаны какие-либо другие записи, кроме «Полтавы», в период интенсивной работы над первой, черновой редакцией поэмы.

7

Как уже отмечалось выше, начиная с л. 38 и до л. 69 об. рукопись «Полтавы» не прерывается никакими иными замыслами. Однако это не означает, что замыслов таких произведений, работа над которыми занимала Пушкина в одно время с работой над «Полтавой», не было. Но записи, относящиеся к этим параллельным замыслам, уже не перебивали текста поэмы — они делались с другого конца тетради. Это, прежде всего, «Шотландская песня» («Ворон к ворону летит»), записанная на первой странице тетради с оборотной ее стороны (л. 108 об.). Датировка ее «предположительно сентябрем — первой половиной октября» (III, 1167), предложенная Н. В. Измайловым, означала, что стихотворение было записано еще в Петербурге, в то время, когда велась работа над черновым текстом поэмы и переписывался первый беловик. При последующих изданиях текстологи присоединились к этому суждению. Попытку пересмотреть эту дату сделал сам Н. В. Измайлов в позднейшем исследовании, высказав предположение, что, «кажется, однако, вернее датировать» «Шотландскую песнь» «второй половиной октября—началом ноября»26 1828 г., т. е. временем пребывания поэта в Малинниках, где были написаны завершающие части поэмы — «Эпилог» и «Посвящение» (см. ниже). Его предположение основано на убеждении в сугубо последовательном заполнении тетради.27 Однако, во-первых, предлагаемые нами наблюдения неоднократно противоречили такому представлению о порядке заполнения тетради; последовательный ход записей осложнен здесь стремлением Пушкина к их группировке (например, стихи, посвященные А. А. Олениной) или к сохранению целостности текста (например, в работе над седьмой главой «Евгения Онегина»). Во-вторых, датировка в «большом» академическом издании несомненно учитывала свидетельство Пушкина (в письме к Дельвигу из Малинников, в середине ноября 1828 г. — XIV, 35) о том, что его сестра, О. С. Павлищева, просила у него «Ворона» для Н. И. Павлищева, предпринимавшего вместе с М. И. Глинкой издание альманаха «Лирический альбом на 1829 год». Из этого свидетельства следует, что О. С. Павлищева знала о стихотворении еще до отъезда Пушкина из Петербурга; обращение к Дельвигу как к лицу, распоряжающемуся судьбой стихотворения, позволяет думать, что оно было переписано Пушкиным и передано Дельвигу для «Северных цветов» еще до отъезда. В-третьих, убедительным аргументом является цвет чернил этой записи — коричневых, рыжеватого оттенка. Такие чернила неоднократно встречаются на страницах тетради, в том числе и в записях, относящихся к «Полтаве». Начиная с л. 38 и до окончания на л. 68 об. черновой текст поэмы не прерывался никакой другой работой и в этом смысле представляет удобство для наблюдений за почерком, направлением записей, качеством чернил или карандаша. Чернила, подобные тем, какими записана на л. 108 об. «Шотландская песня», — рыжевато-коричневые —

- 256 -

в черновике «Полтавы» употреблялись в последний раз на л. 41—41 об. и далее нигде, кроме л. 108 об., не встречаются. Начиная с л. 42 об. и до конца тетради Пушкин пользовался чернилами другого цвета, не коричневыми, а черными. Это позволяет заключить, что «Шотландская песня» записана во всяком случае не позднее окончания черновика поэмы. Уточняя дату окончания чернового текста «Полтавы», мы тем самым уточняем и принятую в академическом издании датировку этого стихотворения — не «предположительно сентябрем—первой половиной октября 1828 г.», а «второй половиной августа—второй половиной сентября 1828 г.».

8

Остальные записи в тетради, относящиеся к 1828 г., сделаны были уже во время пребывания в Малинниках, имении П. А. Осиповой в Тверской губернии. Пушкин выехал туда из Петербурга в ночь на 20 октября (стихотворение «19 октября 1828» — III, 127). Первую помету, датирующую пребывание Пушкина в Малинниках, «27 окт.<ября> 1828. Малинники», мы находим именно в нашей тетради, на л. 72, под перебеленным посвящением «Полтавы». Но 27 октября, конечно, не дата приезда. К этому числу Пушкин в Малинниках не только написал и перебелил посвящение, но начал доработку текста «Полтавы», а также записал два стиха первого замысла стихотворения «Цветок».

Из чего это видно? Несомненно, что в дороге Пушкина более всего занимала его поэма. В основном законченная, только что перед отъездом переписанная, она требовала еще дополнений и доработок. В дороге было обдумано несколько таких возможностей, и, приехав в Малинники (по-видимому, 22 или 23 октября), Пушкин тотчас начал работу над ними.

Прежде всего он записал своего рода формулы замыслов, накопившихся у него за время пути. Это видно из особого характера нескольких записей, относящихся к «Полтаве». Вот эти записи:

Прошло сто  лет — и  что  ж  осталось

 (Л.  69)

Безглавый  остов  Кочубея,
И  друга скорбного  его

 (Л.  69  об.)

Проснулся  К<арл>

(Л.  68  об.)

Так  мыслит  он — по  дверь темницы
Вдруг  отворилась — и  пред  ним

(Л. 52 об.)

Еще  допросы — отвечай
Я отвечал  [на  все] — ступай
[Еще  мы]  требуем — признанья
Но в  чем — [во всем]  признался  я —
Что вы  хотели

 (Л. 51)

К ним следует присоединить еще две записи:

В  какую  весну  он  родился
В  какую  осень он  увял

(Л. 102 об.)

Его  безчисленные  братья
В  листах  альбома  ты  засох
Цветок —,

(Л. 102)

- 257 -

представляющие собой первые наброски к стихотворению «Цветок». Возможно, к этому же самому раннему времени пребывания в Малинниках относятся и рисунок на л. 104 об. — холмистый пейзаж с перелесками, и выше него зачеркнутый набросок стихотворения, введенного в собрание сочинений Пушкина в числе «отрывков»: «Проснулся я — последний сон...» (III, 463).

Объединяет все эти записи единство почерка. Все они выписаны крупным четким почерком, с наклоном вправо, в верхней части или посредине чистой страницы (или на свободной части страницы, как в записях на л. 68 об. и 52). Можно сказать, что все они имеют вид заглавия или, точнее, формулы будущего произведения («Цветок») или будущего эпизода поэмы. Сходство почерка этих записей еще подчеркнуто тем, что все они были затем продолжены совсем другим, небрежным почерком, «для себя», характерным для черновых записей.

Особенности этих записей и позволяют нам сделать следующие выводы: 1) все они были сделаны в один день, по-видимому тотчас по приезде в Малинники; записи были сделаны для памяти и зафиксировали то, что придумалось в дороге; 2) ни над одной из этих записей работа не была продолжена тотчас же — об этом говорит слишком большое различие между почерком «темы» и почерком ее «разработки».

Судя по почерку, Пушкин, записав темы предстоящих доработок, не стал над ними работать. Обратившись к тетради в следующий раз, он начал работу не над одной из этих записей, а над замыслом посвящения. После записей на л. 69—69 об., намечающих темы эпилога и записанных непосредственно после чернового окончания поэмы (л. 68 об.), Пушкин пропустил несколько страниц, по-видимому оставив их для эпилога, и на л. 71 об. стал писать черновик посвящения; закончив его, переписал на соседней странице (л. 72) и поставил дату окончания — «27 окт.<ября> 1828. Малинники».

Лишь после этого Пушкин вернулся к намеченным в записях темам. Нельзя определить, в каком порядке они осуществлялись. Вероятно, вначале писался эпилог, в котором события и лица, изображенные в поэме, освещены светом истории, рассмотрены в аспекте нравственно-философских проблем, особенно волновавших поэта в этой работе.

Затем, по-видимому, Пушкин обратился к рукописи второй части поэмы. До сих пор исследователями не было отмечено, что в Малинниках была осуществлена значительная доработка ее. Первоначально, в черновике, вторая часть была почти вдвое меньше остальных двух частей. Это проявилось уже в количестве страниц черновика: первая часть занимала 29 страниц (разной плотности текста), вторая — 12, третья — 17 страниц. По-видимому, необходимость дополнений для второй части выяснилась уже при работе над первым беловиком, но осуществить их Пушкин смог только в Малинниках. В процессе доработки были созданы два новых эпизода, не только значительно пополнившие эту часть количественно, но и придавшие ей своеобразие по сравнению с двумя другими частями. Оба эти эпизода разработаны в драматической форме, что изменило масштаб в изображении событий, зрительно как бы приблизило персонажей поэмы к читателю, позволило автору полнее и глубже разработать психологический конфликт трех главных героев поэмы.

Первый из этих эпизодов — допрос Кочубея. Если первоначальные записи на л. 52 об. и 52 намекают нам лишь на муку назойливых допросов, прерывающих предсмертные раздумья Кочубея, то в процессе работы эпизод обогатился такой удивительной по своей поэтичности находкой, как монолог Кочубея о трех кладах. Судя по смене почерков, поэт по меньшей мере трижды обращался к работе над этим эпизодом. Первой записью явился вышеприведенный набросок пяти стихов к сцене допроса на л. 52, на свободной части страницы, на которой ранее записано было окончание мрачных размышлений Кочубея о тщете всех жертв, о напрасной

- 258 -

гибели друзей и о неотмщенной чести. В следующий раз на обороте этого листа Пушкин разработал момент появления Орлика с допросом от имени гетмана — вместо священника, которого ожидал Кочубей (почерк этой сцены очень близок почерку, которым писано посвящение, — по-видимому, они писались в один день). В третий раз была продолжена работа над наброском на л. 52 — по-видимому, именно в этот момент возникает мысль о кладах; затем она получает разработку на л. 51 об., 51, 50 об. (в два столбца на полях основного текста) и находит завершение в признании Кочубея о трех кладах — стихи эти записаны на ближайшей чистой части листа — л. 53, внизу основного текста.

По-видимому, во время работы над эпизодом допроса Кочубея было обдумано и второе дополнение во вторую часть — также диалог, разговор Марии и Мазепы, в окончательном тексте начинающий вторую песнь поэмы. Черновик этой сцены записан на л. 106, 105 и л. 104, 103. Запись сделана в два приема и состоит из двух частей. Первая — упреки Марии — записана на л. 106 и 105, верхом вниз по отношению к прямому положению тетради, в два столбца. Работа над эпизодом обрывается перед исповедью Мазепы. Продолжение его записано на л. 104 и 103 (пропущена страница 104 об. с пейзажем и стихотворным наброском). Запись эта сделана уже в следующий день, уже в ином направлении — в длину альбома, в один столбец (альбом повернут влево из прямого положения).

Во время работы над началом этой сцены на л. 106 среди строк ее черновика записаны два стиха к новому, оставшемуся неосуществленным замыслу: «В рюмке светлой предо мною Брызжет пенится вино».

С записью диалога Марии и Мазепы по времени соотносится отрывок в прозе «Минский лежал еще в постеле», записанный на л. 107 и служащий продолжением повести, начатой на л. 28 об.—37 об. («Гости съезжались на дачу»). Отрывок записан в один прием, одним почерком. Окончание его — 6 строк — вписано на л. 105, на свободной части листа, представляющей поле основного текста — диалога Марии и Мазепы. По-видимому, Пушкин начал писать отрывок в прозе, когда текст на л. 106 об. и 105 уже занимал свое место, рассчитывая уместить его на одной странице. Но отрывок оказался несколько больше предположенного, и окончание его пришлось записать на ближайшем свободном месте, боком к ранее вписанному тексту.28 Записав окончание на поле предшествующего текста, Пушкин тут же стал править этот текст — карандашом по чернилам (см. л. 105 и 106 об.).

Эта правка еще раз подтверждает, что набросок повести в прозе был записан в тетрадь тогда, когда текст на л. 106 и 105 занимал уже свое место, но не намного позже, а во время работы над черновиком «Полтавы», когда правка еще имела смысл, т. е. в то же время, между 23 октября и 9 декабря, в Малинниках.

В заключение анализа чернового текста «Полтавы» необходимо указать еще одно дополнение в заключительной части третьей песни, значительное для соотношения исторической и этической концепции поэмы. Это — изменение, введенное Пушкиным в окончание сцены встречи Мазепы с безумной Марией (л. 67). В «вихрь» мыслей, в безумные речи Марии после слов о предстоящей свадьбе и венчании («Сегодня свадьба — разрешили, Жених не крестный мой отец...») введен эпизод неузнавания Мазепы («Я принимала за другого Тебя старик...»). Это дополнение было сделано раньше переписывания поэмы набело — в беловую рукопись оно вошло не как вставка, а как элемент текста поэмы. Но когда появилось оно в черновой тетради?

- 259 -

Почерк этой записи необычный, редко встречающийся у Пушкина. В исследуемой тетради он встречается еще только трижды: среди черновиков продолжения седьмой главы «Евгения Онегина» (см. л. 70 об.), в заключительных записях на л. 73 (в нижней части листа, слева), относящихся к стихотворению «В прохладе сладостной фонтанов», и в записи на л. 101 об., содержащей пять начальных стихов черновика стихотворения «Поэт по лире вдохновенной». По-видимому, все четыре записи были сделаны в один день, во время пребывания в Малинниках. Поскольку одна из них — именно черновик седьмой главы «Евгения Онегина» — датируется временем до 4 ноября (эта дата выставлена в конце перебеленной рукописи седьмой главы), постольку мы должны датировать таким же образом и доработку эпизода из третьей песни «Полтавы». Так же датируется, и на том же основании, окончание работы над черновиком стихотворения «В прохладе сладостной фонтанов»; таким образом, наблюдения над почерком черновика этого стихотворения с несомненностью подтверждают дату, определенную Н. В. Измайловым (III, 1169), — между 23 октября и 4 ноября 1828 г.,29 уже без колебаний в пользу 1829 г. Наконец, этим же временем, от 23 октября до 4 ноября, датируется и начало работы (в описываемой тетради) над стихотворением «Поэт по лире вдохновенной» — в это время были записаны первые пять стихов. Сходство почерка начальных пяти стихов этого стихотворения с почерком черновика седьмой главы «Евгения Онегина» на л. 70 об. заставляет считать, что после 1827 г., когда появился первый набросок его в тетради ПД № 833 (л. 43 об.), Пушкин по приезде в Малинники вновь обратился к этому замыслу и здесь же довел его до завершения, привезя в Москву уже вполне оконченное стихотворение. Это несколько меняет датировку его в «большом» академическом издании, где высказано предположение, что «стихотворение написано во 2-й половине сентября (?)—декабре (не позднее 9-го) 1828» (III, 1174) — первая дата должна быть «конец октября».

Черновик этого стихотворения занимает в тетради листы 101 об., 102 и 101 и писан тремя или четырьмя почерками (почерками разных дней). Сопоставляя эти почерки с почерками записей на соседних страницах, можно видеть, что запись на л. 101 («Но если ты небес избранник» до «Бегите прочь — какое дело») по почерку и по направлению (тетрадь повернута влево) соотносится со второй частью диалога Марии и Мазепы (л. 104, 103); эти две записи сделаны в один день, в один прием. Но из этого следует, что начало стихотворения «Поэт по лире вдохновенной», уже вполне определившееся к данному времени и записанное набело, а также и записанные с ним в одно время, одним и тем же почерком новый вариант окончания сцены Марии и Мазепы в третьей песни «Полтавы» и окончание стихотворения «В прохладе сладостной фонтанов» появились в тетради ранее окончания диалога, помещенного затем Пушкиным в начало второй песни, и, по-видимому, во время работы над его началом. Таким образом, изменения, внесенные Пушкиным в окончание третьей песни, явились следствием предпринятой им более глубокой психологической прорисовки образа Марии.

Изложенные здесь наблюдения проясняют временны́е соотношения текстов, устанавливают характерную для времени, проведенного в Малинниках, синхронность большой работы над завершением текста «Полтавы» и над целым рядом лирических произведений. Сопоставление почерков в черновике «Поэт по лире вдохновенной» с почерками черновика стихотворения «Цветок» выявляет соответствие между почерком наброска на л. 101 («Но если ты судеб избранник») и почерком правки в черновике «Цветка» вверху л. 102, а также между почерком черновых набросков на л. 102, относящихся к окончанию «Цветка» и записанных в средней

- 260 -

части листа, и почерком правок в черновике «Поэт по лире вдохновенной», записанных в нижней части этого же листа. Это позволяет считать, что «Цветок», задуманный в самые первые дни пребывания в Малинниках, был закончен примерно в одно время со стихотворением «Поэт по лире вдохновенной», и, следовательно, черновик «Цветка» нужно датировать концом октября—началом декабря, т. е. в пределах времени пребывания в Малинниках. В этих же пределах следует датировать и черновик стихотворения «Поэт по лире вдохновенной», хотя начат он несомненно несколько позже «Цветка»; однако точных данных для того, чтобы принять более узкую датировку, у нас нет.

Из сопоставлений почерков, сделанных выше, следует также, что в работе над черновиком «Полтавы» создание эпилога и посвящения не было последней ее стадией, что дата на л. 72 «27 окт.<ября> 1828. Малинники» — это дата окончания посвящения, а не работы над всей поэмой «Полтава». Доработки поэмы продолжались и далее этой даты, параллельно с другими замыслами («В прохладе сладостной фонтанов», «Поэт по лире вдохновенной», седьмая глава «Евгения Онегина»), и, возможно, относятся даже к первой половине ноября.

Первой большой работой, оконченной и перебеленной в Малинниках, была не «Полтава», а седьмая глава «Евгения Онегина». В тетради ПД № 838 работа над нею после л. 18 была продолжена на л. 70—71 и 73 об. — 77. Соответствие почерков на л. 70 об. и 71 почеркам на л. 67 и 101 об. уже отмечено выше; можно говорить также о единстве почерков записи к роману в начале л. 73 об. и цитаты из Байрона (эпиграфа для «Полтавы») на л. 72 об. На основании этих соответствий можно утверждать, что первые записи, продолжающие текст «Евгения Онегина», соотносятся с самыми ранними записями, сделанными в Малинниках. Что касается самой первой страницы в этих записях — л. 70, то почерку этой страницы среди окружающих записей можно найти аналогию лишь в почерке на л. 66 об. в черновике «Полтавы» (стихи 341—349 третьей песни по окончательному тексту). Как уже отмечено, лист 66 представляет собой лишь треть листа у корешка тетради, материала для сравнения недостаточно, и наблюдение это до́лжно рассматривать не как прочную основу для вывода, а только как возможность высказать предположение, что Пушкин обратился к своему любимому созданию не в Малинниках, а еще в Петербурге, причем даже ранее окончания черновика поэмы. Это предположение о возобновлении творческой работы над седьмой главой «Евгения Онегина» еще в Петербурге дает возможность объяснить быстроту завершения работы над нею в Малинниках, где к 4 ноября был окончательно определен порядок строф и перебелен текст главы, как о том можно судить по сохраненному Пушкиным последнему листку перебеленной рукописи, с двумя последними строфами седьмой главы и датой в конце: «4 нояб.<ря> Малинники».30

Заканчивая обзор текстов тетради, относящихся к 1828 г., нужно назвать еще два — эпиграмму «Лищинский околел...» и план «Кирджали».

Эпиграмма «Лищинский околел...», состоящая из двух александрийских стихов, вписана на л. 108 об., вдоль правого поля, боком к тексту «Шотландской песни». Судя по цвету чернил, появилась она во время редактирования «Ворона». Но датирует ее сопоставление не с «Вороном», а с подобным же двустишием «Покойник, автор сухощавый», которое записано на листке с перебеленным текстом «Ямба» («Поэт по лире вдохновенной») — ПД № 103. «Ямб» писался и перебелялся в Малинниках — этим определяется дата одного и другого двустиший: конец октября—декабрь (до 9-го) 1828 г. План, озаглавленный «Кирджали» и записанный карандашом на л. 82, датируется 1828 г., по соотношению со стихотворным отрывком «Кирджали» в этой же тетради (л. 20).

- 261 -

Кроме них, представляется удобным сказать здесь о черновике письма на л. 8 (XIV, 39, № 404, 404а). Черновик письма записан чернилами по карандашу, поверх черновика седьмой главы «Евгения Онегина». Письмо — точнее, записка, в ответ на сообщение об изменении времени встречи, — обращено к даме. Б. Л. Модзалевским записка датируется 1828 г., по времени работы в Петербурге над седьмой главой; адресуется она неизвестной (предположительно — Е. М. Хитрово).31 В «большом» академическом издании дата уточнена: «конец 1828—4 марта 1829. Петербург» (XIV, 39), вопрос об адресате не затрагивается. При уточнении датировки, по-видимому, принято во внимание, что в записке упоминается седьмая глава «Онегина», очевидно данная или отосланная Пушкиным для прочтения.

Однако из рукописи можно извлечь еще некоторые неучтенные сведения. Во-первых, наброску записки предшествует запись «Плетневу», свидетельствующая, что в этот же день Пушкин написал (или хотел написать) также письмо Плетневу;32 следовательно, записка писалась не в Петербурге, где Пушкину не было бы нужды в письме к своему другу и издателю. Во-вторых, в зачеркнутой части черновика упоминается седьмая глава «Евгения Онегина», которую Пушкин хотел было, но, по-видимому, раздумал послать своей корреспондентке — «et [puisse le 7-me chant d’Онегин meri<ter>». Эта глава была опубликована лишь в 1830 г., но в основном работа над нею была закончена в Малинниках: здесь к 4 ноября 1828 г. текст ее был перебелен на листках небольшого формата по строфе на каждой странице, и можно думать, что эту изящно оформленную рукопись Пушкин вполне мог дать для прочтения (уже в Малинниках или в Москве). Это дает нам основание датировать записку временем от 4 ноября 1828 (дата окончания беловика седьмой главы) до 16 января 1829 г. (дата отъезда Пушкина из Москвы в Петербург). В-третьих, следует указать на истинное значение того обстоятельства, что черновик записки набросан поверх карандашного черновика XX строфы — записка могла появиться не ранее того времени, когда XX строфа была перебелена, и скорее всего во время переписывания набело седьмой главы, когда черновик еще был под рукой, но уже утратил свое значение единственного экземпляра. Это соображение позволяет еще более сузить датировку, ограничив ее временем пребывания в Малинниках (где Пушкин продолжал пользоваться рабочей тетрадью ПД № 838), т. е. пределами от 4 ноября до 9 декабря 1828 г., и тем самым предположительно определить адресата черновой записки — П. А. Осипову. Такой вывод дает нам основание сопоставить рассмотренный черновик с известной запиской Пушкина к П. А. Осиповой, относящейся к этому же времени и датированной «3 novembre» (XIV, 33). И черновик, и записка писаны по-французски. Записка больше по объему, она состоит из двух частей: первая часть представляет собой выражение благодарности за внимание и беспокойство и извинение за несостоявшийся визит; вторая — новое условие о встрече: «A demain donc, Madame, et <...>». Черновик заключает только согласие встретиться в предлагаемое время: «Конечно, сударыня, время, которое удобно вам, всегда будет удобно и для меня. Итак, до завтра, и <...>». При сравнении черновика и записки обращает внимание один и тот же оборот: «A demain donc» («Итак, до завтра»), употребленный Пушкиным и там и здесь. При близости даты и датировки, при единстве адресата — известного и предполагаемого, при близости содержания и при совпадении характерного выражения мы имеем достаточно оснований, чтобы считать анализируемый черновик черновиком записки к П. А. Осиповой от 3 ноября 1828 г.

- 262 -

9

Завершая обзор записей тетради, относящихся к 1828 г., необходимо рассмотреть черновик еще одного произведения, которое никогда с 1828 г. не связывалось.

Это черновик стихотворения «Был на свете рыцарь бедный...» (л. 79 об., 79, 78 об., 78). Здесь мы ограничимся вопросом о датировке этого черновика, не затрагивая ни творческой истории стихотворения, ни истории его публикации, достаточно сложных и справедливо привлекавших к себе внимание исследователей.

Черновик был опубликован в 1884 г. В. Е. Якушкиным в его описании рабочих тетрадей Пушкина.33 Публикация была неполной, далеко не все было прочитано верно, но она ввела в научный оборот автограф, содержащий первую, полную редакцию стихотворения, и позднее дала возможность постановки ряда проблем его творческой истории. Вопрос о датировке черновика Якушкиным не ставился. В дальнейшем он решался исследователями на основе сопоставления черновика с другими автографами стихотворения и фактами пушкинской биографии.34 С. М. Бонди датирует работу над стихотворением «предположительно январем—июнем 1829 г.» (III, 1182), и само стихотворение среди произведений 1829 г. располагается у него между стихов, относящихся ко времени поездки Пушкина на Кавказ (известно, что Пушкин во время этого путешествия возил с собою свои рабочие тетради).35 Исходя из известных фактов, прежде всего из сопоставления с беловым автографом ПД № 912, убедительно датированным Л. Б. Модзалевским ноябрем—декабрем 1829 г., в настоящее время представляется более правильным датировать черновик 1829 г. — с января по ноябрь.36 Но можно думать, что эта широкая датировка когда-нибудь будет уточнена и даже сдвинута к концу 1828 г., ко времени жизни в Малинниках. Возможность к этому мы видим в объяснении рисунков на л. 52 об. Как уже упоминалось выше, это лист среди черновиков «Полтавы», оставленный Пушкиным чистым, в расчете на дальнейшие доработки, и заполненный текстом (появление Орлика в темнице Кочубея вместо ожидаемого священника) лишь в Малинниках. С правой стороны листа, среди набросков стихов, теми же чернилами, тонким пером выполнены два рисунка — рыцарь в латах, с тяжелым мечом, мчащийся во весь опор. Рисунки никак не связаны с содержанием эпизода, записанного на этой странице; более того, они не связаны ничем и с содержанием всей поэмы (кроме разве метонимии «шведский паладин» в первой песни). Эти рисунки — отражение какого-то иного замысла, и возможно, что это замысел «Легенды» о рыцаре. За всем этим ощущается некий книжный источник, который, возможно, добавит что-то и к творческой истории данного стихотворения.

10

Остальные тексты, записанные на л. 82 об.—100 («Осень», набросок к «Бесам», черновик первой сцены «Русалки», черновики повести «На углу маленькой площади», строфа для седьмой главы «Евгения Онегина»

- 263 -

и стихотворение «Брадатый староста Авдей»), были внесены в тетрадь в разное время. Все эти записи в тетради не датированы; делались они не последовательно, не страница за страницей, а произвольно, иногда в направлении от начала тетради, иногда от конца, иногда там, где открылась чистая страница. В таких условиях возможность при датировке некоторых текстов опираться на записи, смежные с ними по положению в тетради, неизбежно ставится под сомнение. Приходится исходить из времени публикации, или из авторской датировки произведения, или из сопоставления с другими черновиками того же произведения, что обусловливает широкую датировку автографа.

Именно так приходится датировать черновик начала первой сцены драмы Пушкина «Русалка». Записан он карандашом среди окружающих записей чернилами и занимает в тетради л. 95 об.—93 об.; один стих — вставка к л. 95 об. — записан внизу л. 96. Черновик не датирован; после него идут пять чистых листов. Выше него на л. 96 оканчивается черновик повести «На углу маленькой площади»; но соседство это случайное: возможно, что черновик повести появился позднее черновика сцены; различна техника записи — карандаш в «Русалке», чернила в повести; таким образом, это соседство не может служить нам опорой при датировке. Здесь необходимо обратиться к другим рукописям драмы — в тетради ПД № 841, где записан черновик третьей и начало четвертой сцены, и ПД № 950 — беловой с поправками рукописи «Русалки».

В последней, именно под текстом первой сцены, имеется дата «27 апреля 1832» (по-видимому, день, когда была перебелена вся сцена), определяющая вторую крайнюю дату нашего черновика. Первая крайняя дата определена С. М. Бонди, готовившим текст «Русалки» для академического издания. Он датировал черновик начала первой сцены в нашей тетради временем «после осени 1830 и до апреля 1832 года» (VII, 380); аргументация этого решения дается в подробном комментарии к пьесе в первом варианте тома.37 Определив приблизительную дату черновика исходя из смежных записей (предшествующей по положению в тетради повести «На углу маленькой площади» и последующей записи — черновика «Осени») как время «между 1829 и 1830, а может быть даже и позже», С. М. Бонди уточняет эту датировку с помощью наблюдения Б. В. Томашевского о соблюдении или отсутствии постоянной цезуры на второй стопе в стихах драматического произведения как датирующем признаке — ранее или позже осени 1830 г. Установив, что черновик первой сцены «писался сразу без соблюдения цезуры», исследователь на основании этого признака приходит к выводу, что первая сцена драмы написана позже сцен «Светлица» и «Днепр. Ночь» и не раньше осени 1830 г.38 Так определяется первая дата в широкой датировке черновика первой сцены «Русалки», который датируется, таким образом, осенью 1830—апрелем 1832 г.

На л. 88 находится черновой набросок к стихотворению «Бесы» (см. III, 830). От черновика «Русалки» его отделяют пять чистых листов (л. 89—93), а с другой стороны, от черновика «Осени», — один чистый лист (л. 87). Такое же направление записи (при повороте тетради верхом вниз) среди окружающих черновиков встречается лишь на значительно отдаленных листах — л. 106, 105 («Полтава») и л. 76 («Евгений Онегин»), но чернила и почерк здесь совсем иные. Таким образом, и этот черновик на основе данных тетради датирован быть не может. Хронологически определяют его датирующие пометы Пушкина: 1) в списке стихотворений к изданию 1832 г. (ПД № 515), в котором «Бесы» датированы

- 264 -

1829 г.;39 2) в перебеленном, сильно правленном автографе «Бесов», где под текстом есть помета «1830 7 сентября Болдино» (ПД № 125), повторенная и в книге «Стихотворения Александра Пушкина», ч. III (1832), где «Бесы» помещены среди стихотворений 1830 г. Последняя дата, несомненно, обозначает завершение работы над стихотворением; тогда первая дата — 1829 — это, по-видимому, время возникновения замысла, первый этап работы над ним, отражением которого является, в частности, черновой набросок на л. 88 нашей тетради. Можно предположить, что набросок, в котором отразились зимние впечатления, мог быть сделан в краткое пребывание Пушкина в Старицком уезде Тверской губернии (Малинники, Павловское, Берново) в середине октября—начале ноября 1829 г., на пути с Кавказа в Петербург. Впечатления ранней, вьюжной зимы этого года отразились в двух стихотворениях этой поры — «(2 ноября)» («...утихла ли метель?», «...Вот вечер: вьюга воет...», «Открыты шея, грудь, и вьюга ей в лицо») и «Зимнее утро» («Вечор, ты помнишь, вьюга злилась, На мутном небе мгла носилась; Луна как бледное пятно Сквозь тучи мрачные желтела...»). Вероятно, в связи с этими впечатлениями возник и первый замысел «Бесов», доведенный до конца в первую болдинскую осень.

На л. 82 об.—86, в прямом положении тетради и в направлении от ее начала, записан черновик стихотворения «Осень». Черновик не датирован; в близком соседстве с ним находятся лишь план «Кирджали» (л. 82) и набросок к «Бесам» (л. 88), записанные здесь предположительно в 1828 и 1829 гг., и далее с той и другой стороны идет по несколько чистых листов (л. 80, 81, 87, 89—93), так что из данных тетради дата черновика определена быть не может. Определяет ее сопоставление с беловым текстом стихотворения,40 датированным в заглавии: «Осень (Отрывок). 1833. Болдино» (III, 935). Сходство чернил и почерка (в черновике он, естественно, гораздо более небрежен, но при этом отдельные строки удивительно сходны по написанию, например первые шесть стихов первой октавы, первые два стиха четвертой октавы, третий стих десятой октавы и др.) позволяет утверждать, что черновик «Осени» был записан в то же время, что и датированный беловик, т. е. осенью 1833 г., в Болдине, в октябре—начале ноября (см. III, 1248 — датировка Н. В. Измайлова).

11

Нам осталось рассмотреть тексты, записанные на л. 96—100. Все записи и рисунки на них сделаны в направлении от конца к началу альбома, т. е. при повороте альбома влево, и все они не датированы.

Особенностью этих пяти листов является то, что они входят в состав одной и той же тринадцатой тетрадки, из общего числа четырнадцати, сшитых вместе в один альбом. Каждая из тетрадей состоит из восьми листов или из четырех двойных листов. Тринадцатая содержит лишь пять листов. Три остальных были вырваны из альбома. Из восьми листов тетрадки отсутствуют четвертый, парный 99-му листу, седьмой, парный 97-му, и восьмой, парный 96-му. Однако они сохранились в бумагах Пушкина и хранятся в пушкинском архиве под своими номерами — это ПД № 228 (два листа: полный лист и половина) и № 715.

Место двух из них определяется по линии отрыва: восьмым листом тетрадки является полный лист — один из двух под № 228, с началом повести «В Коломне, на углу маленькой площади»; седьмой лист —

- 265 -

это лист ПД № 715, с планами издания на одной стороне (эта страница смежная с предшествующим восьмым листом) и с красной цифрой «91» жандармской нумерации на оборотной чистой странице; эта цифра, которой недостает в сквозной нумерации тетради, не только определяет место листа в тетради, но и свидетельствует, что лист был вырван уже после смерти поэта и проверки его бумаг.

Четвертый лист определяется по методу исключения — его должен занять полулист № 228, с текстом продолжения черновика повести «В Коломне, на углу...» на одной стороне и наброском «Одни стихи ему читала» — на другой. Правильность определения места этого листа подтверждается тем, что таким образом два четверостишия — «Одни стихи ему читала» на л. 228 и «Тебя зову на томной лире» на л. 98 — сопоставляются как начало и конец единого стихотворного наброска. В «большом» академическом издании (1949) эти четверостишия вошли как два самостоятельных наброска (III, 468 и 465), причем первый датирован Н. В. Измайловым «предположительно 1831—1832 гг.» (III, 1289), а второй Т. Г. Цявловской-Зенгер — «предположительно 1830 г.» (III, 1287). В 1957 г., во втором издании десятитомного собрания сочинений Пушкина, Б. В. Томашевский впервые объединил эти четверостишия в одно стихотворение, поскольку оба они представляли собою вольное переложение эпизода из IV главы романа Ж. Жанена «Исповедь», датировав его 1830 г.: во-первых, на основании даты выхода романа Ж. Жанена и, во-вторых, потому, что в тетради на л. 98 об. тотчас за текстом четверостишия «Тебя зову на томной лире», тем же почерком и теми же чернилами записана одна строфа для восьмой главы «Евгения Онегина», над которой Пушкин работал осенью 1830 г. в Болдине. Это строфа, не введенная в окончательный текст романа, — «[Смотрите] в залу Нина входит».

Восстановив таким образом полный объем XIII тетрадки, составим перечень записанных в ней текстов в их полистной последовательности, от конца к началу тетради (обозначая листы этой тетрадки, кроме архивного номера, также римской цифрой):

Лист VIII—VIII об. (№ 228-2) — «В Коломне на углу маленькой площади».

Лист VII (№ 715) — список произведений; распределение их в четырех томах; дополнения к списку.

Лист VII об. (№ 715) — чистый.

Лист VI (л. 100 об.) — «Брадатый староста Авдей»; слева от текста рисунок: солдат с алебардой.

Лист VI об. (л. 100) — рисунок: пейзаж (парк).

Лист V (л. 99 об.) — рисунки: вверху наброски деревьев; в середине фигуры безумных возле зарешеченного окна; внизу бегущая лошадь и слева две мужские фигуры в плащах и шпорах.

Лист V об. (л. 99) — вверху и внизу листа повторяющийся рисунок: женская фигура, без сознания, простертая на постели; между этими двумя рисунками вписаны три строки продолжения повести «В Коломне на углу маленькой площади».

Лист IV (№ 228-1) — продолжение черновика повести «В Коломне на углу маленькой площади» (см. л. VIII, VIII об. и V об.).

Лист IV об. (№ 228-1) — «Одни стихи ему читала».

Лист III (л. 98 об.) — «Тебя зову на томной лире»; «[Смотрите] в залу Нина входит» — черновая строфа для восьмой главы романа «Евгений Онегин».

Лист III об. (л. 98) — «Так! опять подозрения...» — продолжение черновика повести «В Коломне на углу маленькой площади» (см. л. VIII, VIII об., V об., IV).

Лист II—I (л. 97 об.—96) — продолжение повести «В Коломне...», от

- 266 -

«Я не сержусь, В<ольдемар>» до «поверять ежемесячные щеты своего дворецкого —»; это последняя запись к повести в этой тетради.

Такое совокупное рассмотрение листов тетради и вырванных из нее листов, проделанное нами в этой статье впервые, дает возможность сделать ряд наблюдений, которые имеют значение для датировки записанных здесь произведений.

Первой, бросающейся в глаза особенностью приведенного выше полистного перечня является положение черновика повести «В Коломне на углу маленькой площади». Найдя соответствующее место вырванным листам VIII (ПД № 228-2) и VII (ПД № 715), мы видим, что повесть была начата на первом же чистом листе, следующем за записями 1828 г., после черновика стихотворения «Поэт и толпа» на л. 101 (к этому времени стихотворение было вполне окончено и опубликовано, чем и объясняется отсутствие чистого листа между обоими произведениями), и далее черновик повести писался как бы обтекая другие, ранее сделанные записи, т. е. был записан в тетрадь после них. С примером подобной записи мы уже сталкивались в анализируемой тетради — это «Предчувствие» («Снова тучи надо мною»), черновик которого записан на пробелах между черновиков других произведений при просмотре тетради. Как и в том случае, даты текстов, которые оказались вкраплены в обтекающий их черновик повести, должны предшествовать дате этого черновика. Поэтому естественно прежде рассмотреть вопрос о датировке более ранних записей.

Среди них с наибольшей определенностью датируется черновик на л. 98 об. — строфа для восьмой (первоначально девятой) главы романа «Евгений Онегин» — «[Смотрите] в залу Нина входит», не введенная уже в беловую рукопись главы. Восьмая глава, начатая в последние дни 1829 г., оканчивалась и переписывалась осенью 1830 г. в Болдине; чистовая рукопись ее датирована автором: «Болдино сент.<ября> 25 3 ¼» (VI, 637). Следовательно, можно думать, что строфа была написана в 1830 г., ранее 25 сентября. Однако вопрос о датировке этой строфы осложняется следующим обстоятельством: окончив работу над восьмой главой романа и, таким образом, завершив роман в целом — в Болдине 25 сентября 1830 г. (см. VI, 637 и 532), Пушкин вернулся к завершающей главе «Евгения Онегина» еще раз, осенью 1831 г. В это время было написано письмо Онегина к Татьяне; беловик его, переписанный на двух листах небольшого формата, датирован «5 окт.<ября> 1831. С<арское> С<ело>» (VI, 518). Почерк этого автографа решительно отличается от почерка беловика восьмой главы, записанного в 1830 г., — это изящный, тонкий, мелкий почерк.

Место для «Письма» в тексте восьмой главы было определено еще в 1830 г. (см. VI, 632, строфа XXXII). Но все же создание нового столь крупного эпизода, конструктивно значительного не только в рамках восьмой главы, но и в пределах всего романа в целом, несомненно потребовало от автора обращения к тексту главы — и рукописи подтверждают это. Поскольку нас для сравнения с почерком строфы «[Смотрите] в залу Нина входит» интересует прежде всего эпизод бала, рассмотрим несколько автографов, относящихся к этому эпизоду, — №№ 938, 939, 940;41 при этом за «эталон» почерка 1830 г. примем № 158 — беловик начальных строф (I—VI) восьмой главы романа, записанной в сентябре 1830 г.,42 а в качестве образца почерка осени 1831 г. уже упомянутое «Письмо Онегина», с авторской датой «5 окт. 1831» (№ 165).43

- 267 -

Автограф № 938 содержит перебеленный, с поправками, текст строфы XXIV («Тут был однако цвет столицы» — VI, 628) и XXV («И та, которой улыбалась» — VI, 628—629). Почерк этого автографа тот же, что в рукописи 1830 г., правки же внесены другим, изящным мелким почерком — почерком «Письма Онегина», почерком осени 1831 г.

Автограф № 939 представляет собою запись XXV строфы — «Тут был всем светом недовольный» (VI, 629), сделанную почерком, схожим с почерком «Письма Онегина». Автограф этот ценен тем, что дает нам возможность проконтролировать датировку по почерку с помощью других данных — он записан на листке с карандашной запиской В. А. Жуковского Пушкину, которая из содержания датируется 24—27 августа 1831 г. (XIV, 215); строки стихов написаны поверх записки и, следовательно, должны быть датированы «после 27 августа 1831». Итак, рукопись № 939 дает нам второй датированный образец пушкинского почерка осени 1831 г. в работе над восьмой главой романа. Этот же почерк виден и в записи строфы XXVI — «Тут был Проласов, заслуживший» (№ 940).44

Все это позволяет говорить о том, что осенью 1831 г. Пушкин возвращался к тексту восьмой главы «Евгения Онегина» и дорабатывал сцену бала. Сопоставление почерков вышеназванных автографов с почерком рассматриваемого нами черновика строфы «[Смотрите] в залу Нина входит» позволяет констатировать близкое сходство их — так же как и совершенное их отличие от почерка белового автографа главы осени 1830 г. Два этих обстоятельства — установленный нами факт работы над эпизодом бала еще в 1831 г. и сходство почерков — дают нам основание уверенно датировать строфу «[Смотрите] в залу Нина входит» осенью 1831 г., сентябрем—октябрем.

Передатировка этой строфы ведет к уточнению дат двух следующих стихотворных набросков — «Одни стихи ему читала» и «Брадатый староста Авдей», судя по почерку, появившихся в тетради в одно время с этой строфой.

Стихотворение «Одни стихи ему читала» записано на полулисте ПД № 228, вырванном из тетради (начало) и на л. 98 об., несколько выше строфы для «Евгения Онегина» (второе четверостишие). История датировки этого стихотворения прослежена нами выше (см. с. 265). Оно записано в тетрадь тем же почерком, пером и чернилами, что и онегинская строфа, записанная непосредственно под ним, и датировано по сходству с нею так же 1830 г., до 25 сентября. Существенным элементом обоснования датировки стихотворения 1830 г. является вышеупомянутый комментарий Б. В. Томашевского, датировавшего его этим годом по времени выхода романа Ж. Жанена «Исповедь». Однако сходство почерка в черновиках этого стихотворения и строфы для «Евгения Онегина» и даже несомненная одновременность этих записей заставляют уточнить датировку этого стихотворного наброска, отнеся его также к осени 1831 г., к сентябрю—октябрю.

Черновой стихотворный набросок «Брадатый староста Авдей», записанный на л. 100 об., датирован в «большом» академическом и в последующих изданиях 1828 г. Основанием для такой датировки явилось положение черновика в тетради — сейчас он следует непосредственно за черновыми набросками стихотворения «Поэт по лире вдохновенной» на л. 101 (см. выше), и исходя только из соседства с этой предшествующей записью естественно было связать этот набросок с пребыванием поэта в Малинниках осенью 1828 г. и датировать его «предположительно второй половиной сентября—ноябрем 1828 г.» (III, 1172). Однако обследование

- 268 -

тетради выяснило, что между листами 100 и 101 в первоначальном полном составе тетради были еще два листа (л. VIII и VII по нашему списку), которые во время появления в тетради черновика «Брадатый староста Авдей» оставались еще незаполненными. Этот пропуск двух листов позволяет предположить какой-то перерыв во времени между записями на л. 100 и 101. Кроме того, сравнение почерка этого наброска с почерками записей, сделанных в конце тетради (в направлении от конца) в сентябре—начале декабря 1828 г. в Малинниках, не позволяет установить никаких соответствий между ними. В то же время сопоставление черновика на л. 100 и записей 1831 г. — строфы к «Евгению Онегину» и наброска «Одни стихи ему читала» — выявляет полное сходство в характере почерка и в качестве чернил, позволяющее думать, что записи эти сделаны, возможно, в один и тот же день. Исходя из этого, мы предлагаем новую датировку чернового наброска «Брадатый староста Авдей» — сентябрь—октябрь 1831 г.

Следующие за этим наброском листы 100, 99 об. и 99 заполнены рисунками. Как видно из нашего перечня, они очень разнообразны по сюжетам и по характеру: два пейзажа (л. 100 и 98 об.), сцена в сумасшедшем доме (л. 99 об.), мужские фигуры, по выражению А. Эфроса, «романтического склада» (л. 99 об. и 100 об.), сцена с женщиной, лежащей без сознания (л. 99), и проч. Все они (за исключением рисунка на л. 100 об.) воспроизведены и прокомментированы А. Эфросом в его книге «Рисунки Пушкина».45 Эфрос все их датировал концом 1828 г. (временем пребывания в Малинниках), основываясь на сопоставлении с окружающими текстами, но при этом исходя из ошибочной датировки строфы для восьмой главы «Евгения Онегина» — не 1830, а 1828 г.46 — и из ошибки в определении повести в прозе (начало повести «На углу маленькой площади» принято им за продолжение повести 1828 г. «Гости съезжались на дачу»).

Действительно, эти рисунки естественно сопоставляются с черновыми записями на л. 100 об., 98 об. и ПД № 228-1, в одно время с которыми они, по-видимому, и были сделаны. Так как эти записи датированы нами одинаково — сентябрем—октябрем 1831 г., то эта же дата должна быть отнесена и к перечисленным рисункам. Что касается рисунка на л. 99, необходимо отметить, что в 1934 г. этот рисунок — фигура женщины (без сознания или мертвой) в интерьере — был определен Б. В. Томашевским как перерисовка и переработка иллюстрации Тони́ Жоанно к роману «Les Mauvais garçons», вышедшему в Париже летом 1830 г., что позволило ему датировать этот рисунок временем не ранее лета 1830 г. Но то обстоятельство, что рисунок находится среди текстов и рисунков, относящихся к сентябрю—октябрю 1831 г., и даже, может быть, выполнен несколько позже их, во время работы над повестью «На углу маленькой площади» (поскольку верхний рисунок и его повторение внизу листа разделены тремя строками черновика повести), позволяет уточнить датировку, предложенную Б. В. Томашевским, и датировать рисунок осенью 1831 г.

Среди записей, вкрапленных в черновик повести «В Коломне на углу...», осталось рассмотреть еще одну, последнюю. Эта запись сейчас не входит в состав тетради и формально представляет самостоятельную единицу хранения в пушкинском фонде (ПД № 715), но по сути занимает свое определенное место и в тетради, и в истории ее заполнения.

- 269 -

Как отмечено выше, лист был вырван из тетради уже после смерти Пушкина, и мы вправе рассматривать его в составе целого, как лист 100-а или 91 по жандармской нумерации. Сторона с красной жандармской цифрой чистая (100-а), а оборот заполнялся при повороте тетради влево, т. е., как и окружающие записи, в направлении от конца тетради.

Записи на этом листе следующие: список в хронологическом порядке всех произведений Пушкина по 1831 г., с указанием годов написания и приблизительным обозначением количества стихов (строка «Сказка. 1831—1000» вписана несколько позднее, но тем же почерком); ниже этого списка план четырехтомного (вначале трехтомного) собрания сочинений, с распределением по томам (в него не включена «Сказка, 1831»); еще ниже, справа на поле, дополнения — список произведений 1833 г., с введением в него сказки 1831 г.

Вопрос о датировке этого плана был поставлен первым его публикатором П. О. Морозовым, датировавшим список и план 1831 г., а дополнения — 1833 г.47 Б. В. Томашевский в 1925 г. датировал список и план 1830 г. (без аргументации), а дополнения — также 1833 г.48 В исследовании Д. П. Якубовича, предложившего объективную текстологическую характеристику автографа, вопрос о времени этой записи не рассматривался.49 Мотивированное решение этого вопроса было предложено лишь М. А. Цявловским, датировавшим «первоначальный список» ноябрем 1830—июлем 1831 г. (на том основании, что в него не вошла «Сказка», т. е. «Сказка о царе Салтане», написанная в августе—сентябре 1831 г., но вошли «Драматические сцены», написанные в октябре—ноябре 1830 г.»50), а дополнения — временем не ранее ноября 1833 г., когда была написана «Сказка о мертвой царевне», очевидно последняя из трех включенных в список сказок. К этому решению присоединился и Б. В. Томашевский, датировав этот автограф «ноябрем 1830—июлем 1831, с позднейшими приписками 1833».51

Итак, основной аргумент этой датировки состоит в том, что «Сказка» — «Сказка о царе Салтане», написанная в августе—сентябре 1831 г., — не вошла первоначально в список произведений и была вписана в него лишь позднее; не вошла она и в распределение по томам и обозначена лишь в дополнительном списке 1833 г. На этом основании делался вывод, что список составлялся ранее августа 1831 г., но не ранее времени окончания работы над «Драматическими сценами», т. е. не ранее ноября 1830 г.

Однако эти хронологические сопоставления не исчерпывают всего, что может дать рукопись для датировки. Некоторые уточнения можно сделать уже из наблюдений над почерком записей на этом листе.

Не касаясь дополнения, записанного справа внизу листа, поскольку оно всеми исследователями датируется безусловно 1833 г., обратимся к анализу списка произведений и плана-распределения по томам. Некоторая разновременность в этих записях уже отмечалась исследователями. Так, Д. П. Якубович заметил, что в «списке» произведений годы их создания были проставлены позже, также позже приписана строка: «сказка 1831—1000».52 По сути, на основании последнего наблюдения эти записи и датируются временем, предшествующим написанию «Сказки о царе Салтане» (вторая крайняя дата). Поэтому было бы полезно выяснить, на какой стадии работы над планом издания появилась эта строка.

- 270 -

Проследим последовательность записей и изменения в характере почерка.

1. Вначале был записан список крупных стихотворных произведений, с датами их создания и обозначением приблизительного количества стихов. Список отличает ощутимое единство почерка (наклон, характер соединения букв и т. п.). Несколько выпадают из этого единства только две строки списка — первая («Руслан и Людмила»), надписанная в следующий раз, и последняя («Сказка»), также вписанная позже и теснящаяся между строкой «Драматические сцены 1830—1000» и горизонтальной чертой — концовкой.53 Двумя легкими штрихами с левого поля список разбит на три части (вторая — начиная с «Цыган», третья — с «Октав»), намечающие уже деление собрания на три тома.

2. Ниже этот список распределен по трем томам, в три столбика, с более полной записью (в больших произведениях обозначено деление на части или песни: «Руслан и Людмила» — песни I—VI; «Кавказский пленник» — части I—II; «Евгений Онегин» — песни I—IX) и с выделением романа в отдельный, четвертый том. Характер почерка остался тот же, изменился лишь наклон, появилась некоторая небрежность, утратилось изящество, свойственное первому, чистовому списку. Это позволяет думать, что перерыв между первой и второй записями был, но достаточно краткий, возможно, в пределах одного дня. Именно в этот раз в первый список были добавлены пропущенные вначале «Руслан и Людмила» и «Сказка» 1831 г.,. не включенная, однако, в распределение по томам. Это обстоятельство и давало текстологам основание полагать, что список был составлен ранее написания «Сказки о царе Салтане», т. е. ранее августа— сентября 1831 г., и считать второй крайней датой июль 1831 г. Однако несомненное единство почерка во второй записи и в последней строке первого списка говорит об одновременности этих записей54 и позволяет датировать обе части автографа — список и распределение по томам — временем после окончания «Сказки о царе Салтане», т. е. не ранее сентября 1831 г. Второй датирующей особенностью автографа является то, что издание «Евгения Онегина» мыслится поэтом еще в составе девяти песней. Восьмая глава как последняя, заключительная глава романа была представлена в цензуру в ноябре 1831 г. (цензурное разрешение датировано 16 ноября 1831 г.). Следовательно, записи на л. ПД № 715, входившие в состав альбома (условно л. 100-а) датируются осенью, сентябрем—октябрем 1831 г. Итак, все тексты и рисунки, между которыми вписан черновик повести «В Коломне на углу маленькой площади», датируются одинаково, хотя и исходя из разных соображений, — сентябрем—октябрем 1831 г. Как уже отмечено выше, повесть писалась после них, и их даты предшествуют дате черновика повести. Но близкое сходство почерков в них и в начальном эпизоде повести (VIII лист или ПД № 228 — полный лист) позволяет говорить о том, что эти записи были сделаны одновременно или в очень близком времени, и служит нам основанием,

- 271 -

чтобы датировать черновик повести тем же временем, что и вкрапленные в него наброски и рисунки, но несколько шире — осенью 1831 г.

В заключение необходимо остановиться на записи, сделанной в дополнение к плану издания на л. ПД № 715, записанному в 1831 г. Дополнение состоит из списка произведений, завершенных в болдинскую осень 1833 г.: поэмы «Анжело» и «Медный всадник»; «Сказка II» — «Сказка о рыбаке и рыбке»; «Сказка III» — «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях». Последней из этих произведений была окончена «Сказка о мертвой царевне», датированная в рукописи 4 ноября 1833 г. По-видимому, план был записан после этой даты и, можно думать, там же в Болдине, поскольку в тетради имеется еще одна запись, сделанная во вторую болдинскую осень, — «Осень» («Октябрь уж наступил...»).

Эти две записи 1833 г. — последние записи в тетради ПД № 838, которая в целом датируется февралем 1828—ноябрем 1833 г.

Заканчивая текстологический анализ тетради, подведем некоторые итоги.

Важнейшей, основной задачей этой работы была проверка датировок академического издания — установление и критика оснований, по которым принималась та или иная дата, и в необходимых случаях, там, где это диктуется материалом, аргументированное уточнение этих датировок. Так в статье предлагаются уточнение датировки стихотворений «Вы избалованы природой» (первая редакция), «Ворон к ворону летит», «Поэт и толпа» и набросков «Одни стихи ему читала» и «Брадатый староста Авдей», атрибуция и уточнение даты черновика записки к неизвестной (XIV, 39) и некоторых других. Однако целый ряд наблюдений статьи выходит за рамки этой конкретной и необходимой для целей будущего издания Пушкина задачи, представляя материал для исследователя творческой истории произведений, входящих в состав тетради. Более всего это относится к наблюдениям над черновым текстом «Полтавы», которые дают возможность по-новому определить ход работы над замыслом, соотношение его с другими замыслами этого времени, выявить различие между черновиком поэмы и беловой рукописью, несколько иначе, не традиционно поставить вопрос о датировке работы над поэмой. Но все это может послужить темой уже особой работы.

Сноски

Сноски к стр. 238

¹ Русская старина, 1884, т. 43, с. 38—54.

² Измайлов Н. В. Очерки творчества Пушкина. Л., 1975, с. 5—124. (Далее: Измайлов).

Сноски к стр. 239

³ См. описание этой бумаги (№ 114) в издании: Рукописи Пушкина, хранящиеся в Пушкинском Доме. Научное описание. Сост. Л. Б. Модзалевский и Б. В. Томашевский. М.—Л., 1937, с. 319. (Далее: Рукописи Пушкина. Научное описание).

⁴ Рукописи Пушкина. Научное описание, с. 89, 255.

Сноски к стр. 240

⁵ В академическом полном собрании сочинений Пушкина в 16 томах, а также в издании «Рукою Пушкина» (М.—Л., 1935) при ссылках на эту тетрадь употреблена жандармская нумерация.

⁶ Нам представляется убедительным следующее истолкование этой записи: май 1827 г. ознаменован не только отъездом Пушкина из Москвы в Петербург, но и тем, что в середине этого месяца в Москве вышла в свет и была книжной новинкой его поэма «Цыганы». Объявление о ее продаже появилось в «Русском инвалиде» 15 мая (см.: Синявский Н. А., Цявловский М. А. Пушкин в печати. М., 1938, с. 43). Перед 10 мая П. А. Вяземский посылал «Цыган» в Париж А. И. Тургеневу (Остафьевский архив, т. III. СПб., 1899, с. 160). Поэма была написана в 1824 г. К этому же году относится и «Эда» Баратынского. 8 декабря 1824 г. Пушкин писал А. Родзянке: «Баратынский написал поэму — не прогневайся, про Чухонку, и эта чухонка говорят чудо, как мила. — А я про Цыганку, каков? <...> ай да Парнас! ай да героини! ай да честная компания!» (XIII, 128). Вероятно, перед отъездом Пушкин принес Баратынскому свою поэму, вышедшую с трехлетним запозданием, и в ответ получил альбом со знаменательной надписью, отмечавшей синхронность работы и замыслов двух поэтов. Эту синхронность и обозначает верхняя дата — «1824». Дата «1827» определяет временно́е расстояние между созданием «Цыган» (и «Эды») и выходом книги (или днем, когда она была получена Баратынским). (Примеч редактора).

Сноски к стр. 242

⁷ Я. Л. Левкович в своей статье об этом стихотворении читает это слово как «Пред<чувствие>» и видит в нем предварительно записанную тему следующего стихотворения — «Снова тучи надо мною» (см. в кн.: Стихотворения Пушкина 1820—1830-х годов. Л., 1974, с. 108—109).

⁸ См.: Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты. М.—Л., 1935, с. 315—316.

⁹ См.: Пушкин А. С. Полн. собр. соч. в 10-ти т. Под ред. Б. В. Томашевского. Изд. 2-е. Т. III. М., 1957, с. 104—496. См. также: Рукою Пушкина, с. 162.

Сноски к стр. 243

¹⁰ Грановская Н. И. Рисунок Пушкина. Портреты Арины Родионовны. — В кн.: Временник Пушкинской комиссии. 1971. Л., 1973, с. 27—30.

Сноски к стр. 244

¹¹ Рукою Пушкина, с. 749—750; Рукописи Пушкина. Научное описание, с. 258 (№ 724).

¹² Ср. на л. 44 об. воспроизведение по памяти ее портрета, работы Дж. Доу, — оригинала известной литографии (см.: Цявловская Т. Г. Рисунки Пушкина. М., 1970, с. 93—98; Измайлов, с. 60—61).

Сноски к стр. 245

¹³ Рукою Пушкина, с. 652.

Сноски к стр. 246

¹⁴ О письме Вяземскому нужно добавить только, что, хотя черновик его был написан 19 или 20 августа, за беловой его вариант Пушкин принялся лишь две недели спустя (дата, выставленная на письме — 1 сентября 1828 г.), а отослал, по-видимому, еще позже, судя по упреку во встречном письме Вяземского от 18 сентября: «Молодой Пашков уверял меня, что он тому несколько недель видел у тебя на столе запечатанное письмо на мое имя. Да решись же прислать его» (XIV, 27).

Сноски к стр. 247

¹⁵ См.: Лернер Н. О. Труды и дни Пушкина. Изд. 2-е. СПб., 1910, с. 176; Рукою Пушкина, с. 748—750.

¹⁶ Измайлов, с. 49—50. Здесь листы указываются по жандармской нумерации, которая в этой части тетради на единицу отстает от архивной, принятой в нашем описании.

Сноски к стр. 248

¹⁷ Измайлов, с. 50.

¹⁸ Там же, с. 55.

Сноски к стр. 249

¹⁹ Там же, с. 51.

Сноски к стр. 250

²⁰ Там же, с. 53—54.

Сноски к стр. 252

²¹ Там же, с. 87.

Сноски к стр. 253

²² Юзефович М. В. Памяти Пушкина. — В кн.: А. С. Пушкин в воспоминаниях современников, т. 2. М., 1974, с. 105—106.

²³ Измайлов, с. 90.

Сноски к стр. 254

²⁴ Насколько трудно, исследуя ранний период замысла художественного произведения, не подпасть под влияние окончательного текста, под влияние привычно-известного, видно из анализа чернового текста «Полтавы» в работе Н. В. Измайлова (с. 66—86), где исследователь постоянно употребляет характеристики «Первая песнь», «Вторая» и «Третья» в отношении к черновому тексту поэмы, хотя на этом этапе работы у Пушкина их еще не было.

²⁵ Прояснение композиции произведения при помощи деления на части готового целого текста достаточно характерно для Пушкина. Так работал он уже над текстом поэмы «Кавказский пленник»: первоначально текст поэмы был написан (ПД № 830) и переписан (ПД № 831, л. 5—18) без введения каких-либо разделов; затем перебеленный текст был разбит на 32 эпизода, обозначенных римскими цифрами, и — еще позднее — на две части (помета на л. 11 об.: «Песнь II»).

Сноски к стр. 255

²⁶ Измайлов, с. 110.

²⁷ «На последней (LV) строфе седьмой главы „Евгения Онегина“, датированной в беловой рукописи „4 ноября. Малинники“, обрывается последовательное заполнение тетради — и Пушкин, повернув ее, начинает писать с другого конца» (Измайлов, с. 110).

Сноски к стр. 258

²⁸ Особенности этой записи показывают, что случай, разобранный нами выше, когда черновик «Полтавы» разорван был началом повести «Гости съезжались на дачу», записанной здесь ранее, достаточно характерен для черновых записей Пушкина.

Сноски к стр. 259

²⁹ Измайлов, с. 129.

Сноски к стр. 260

³⁰ Рукописи Пушкина. Научное описание, № 157.

Сноски к стр. 261

³¹ Пушкин. Письма, т. II. Под ред. Б. Л. Модзалевского. М.—Л., 1928, с. 45, 269.

³² Ср.: Рукою Пушкина, с. 294, 302.

Сноски к стр. 262

³³ Русская старина, 1884, т. VII, с. 48—49.

³⁴ Лернер Н. О. Труды и дни Пушкина. Изд. 2-е. СПб., 1910, с. 225; Модзалевский Л. Б. Новый автограф Пушкина. «Легенда» 1829 г. — В кн.: Пушкин и его современники, вып. XXXVIII—XXXIX. Л., 1930, с. 15.

³⁵ Юзефович М. В. Памяти Пушкина. — В кн.: А. С. Пушкин в воспоминаниях современников, т. 2. М., 1974, с. 105—107.

³⁶ Вопрос о датировке черновика стихотворения обстоятельно рассмотрен в статье Р. В. Иезуитовой «Легенда» (в кн.: Стихотворения Пушкина 1820—1830-х годов. Л., 1974, с. 155—160); автор статьи считает более вероятным датировать черновой текст «Легенды» осенью 1829 г., по возвращении с Кавказа.

Сноски к стр. 263

³⁷ Пушкин А. С. Полн. собр. соч., т. VII. Драматические произведения. М.—Л., 1935, с. 621.

³⁸ Там же.

Сноски к стр. 264

³⁹ Рукою Пушкина, с. 260, 263.

⁴⁰ ИРЛИ, ф. 244, оп. 1, № 969. См.: Рукописи Пушкина, поступившие в Пушкинский Дом после 1937 года. Краткое описание. Сост. О. С. Соловьева. М.—Л., 1964, с. 27.

Сноски к стр. 266

⁴¹ Рукописи Пушкина, поступившие в Пушкинский Дом после 1937 года, с. 24.

⁴² Рукописи Пушкина. Научное описание, с. 67.

⁴³ Там же, с. 69.

Сноски к стр. 267

⁴⁴ Кроме этих необходимых нам для сопоставления автографов, следует отметить особенность почерка осени 1831 г. в таких рукописях, как ПД № 946 — «19 октября 1831», ПД № 176 и 177 — «Клеветникам России», и ряда других.

Сноски к стр. 268

⁴⁵ Эфрос А. Рисунки Пушкина. Изд. 2-е. М., 1933, с. 245, 247, 249, 253 и 379—384.

⁴⁶ Хотя точная пушкинская дата окончания этой, первоначально девятой, главы была известна с 1903 г. — времени публикации И. А. Шляпкиным «Хронологии» создания романа. См.: Шляпкин И. А. Из неизданных бумаг А. С. Пушкина. СПб., 1903, с. 46.

Сноски к стр. 269

⁴⁷ Морозов П. Из заметок о Пушкине. — В кн.: Пушкин и его современники, вып. XVI. СПб., 1913, с. 121—124.

⁴⁸ Томашевский Б. Современные проблемы историко-литературного изучения. Л., 1925, с. 18.

⁴⁹ Якубович Д. Пушкинские планы полного собрания его сочинений. — Вестник АН СССР, 1934, № 2, с. 41—42, 45.

⁵⁰ Рукою Пушкина, с. 254—256.

⁵¹ Рукописи Пушкина. Научное описание, с. 255.

⁵² Якубович Д. П. Пушкинские планы полного собрания его сочинений, с. 45.

Сноски к стр. 270

⁵³ Что касается двух цифр, сопровождающих каждое произведение, то, судя по одинаковому наклону букв и цифр, они записывались одновременно со списком: «Кавказский пленник, 1821—700» и т. д., т. е. название произведения, дата создания и объем. Соображение Д. П. Якубовича о том, что даты проставлялись позднее, вызвано, по-видимому, тем, что в двух случаях (из тринадцати) — при «Графе Нулине» и «Борисе Годунове» — даты действительно поставлены несколько позднее и записаны поверх линейки, проведенной от названия произведения к цифре, обозначающей количество стихов.

⁵⁴ Это заставляет искать иное объяснение отсутствию «Сказки» в составе трех томов. Возможно, что, обработав осенью 1831 г. два сказочных сюжета из числа михайловских записей 1824—1826 гг. и передав один Жуковскому, Пушкин думал продолжать работу над сказками, что и осуществил осенью 1833 г., и не торопиться с опубликованием первого опыта в этом жанре. «Я <...> на днях испрознился сказкой в тысяча стихов; другая в брюхе бурчит», — сообщал он Вяземскому в письме от 3 сентября 1831 г. (XIV, 220).