169

19 февраля <1825>.

<...> Борька бесится на Булгарина и Греча за то, что обругали поганого его Ванюшу,⁷² и хочет обоих их посадить в стул.^п Что-то и со Свиньиным у него не ладно! Вот какие нынче времена: и свинья с поросенком ужиться не может. Наконец, Булг<арин> и Греч вывели из терпения Черного критика. Третьего дни в листочке своего «Инвалида» завел он Греча в Пекин и дал ему 100 ударов бамбуковою палкою, сказав, что во всем Китае только и есть два бездельника литератора.⁷³ С нетерпением ожидаю 3 № «Телеграфа». Напали они тоже и на Полевого, который, как я слышал, хотел дать им с кн. Одоевским⁷⁴ пресильный отпор. Сделай милость, от безделья замечай, что соврано в журналах, и присылай ко мне свои замечания. Это ведь не так трудно: советовал бы особенно заняться тебе этим делом, когда взбесят тебя за спиною беспокойные соседи.

170

Знаешь ли, за что Греч разругал поэму Олина «Клейфон»?⁷⁵ За то, что он издает Коммерческую газету и что помещаемые в ней сведения отказали давать ему для «Северной пчелы».

На сих днях вышла новая поэма Пушкина, или только первая глава романа, «Евгений Онегин». Плана вовсе нет, но рассказ прелесть. Булгарин не хотел возвестить об Онегине потому, что... Плетнев держал корректуру.⁷⁶

«Дело от безделья, или Замечания на журналы» написаны Остолоповым. Mais c’est entre nous.^р Впрочем, об этом в Вятке никто не поинтересуется.

Спрашиваешь ты меня: быть или не быть альманаху? Быть, быть! Право, это будет для нас хорошо — по крайней мере достанется тысячи по две барыша на брата за всеми издержками. «Невский альманах» дрянной, но и тот хорошо разбирают. В течение года ужели не напишу я пяти или шести порядочных басен или сказок. Дадут нам хорошеньких пиесок и другие, например: Панаев, А. Крылов, Межаков, Языков Н., Остол<опов> и пр. и пр. В мае или в июне объявим и отобьем чрез то охоту у литературных спекулянтов. Верно не откажутся дать пиесок и Крылов и Жуковский, а может быть и А. Пушкин. Чем же мы с тобою хуже Рылеева, Бестужева и Дельвига?

Через год надобно будет вдруг взять двух моих дочек⁷⁷ — так годится им на гардероб. Вся моя надежда на тебя — заключим альманачный союз; право, не будем раскаиваться. Ты приготовь только прозу, да смастери картинки, а за стихами дело не станет. Журнал же может обойтись и без стихотворений.

Половина путешествия на Алекс<андровскую> Ман<уфактуру> уже написана и напечатана.⁷⁸ Я разохотился что-то писать по примеру твоему маленькие разговоры.⁷⁹ Вчера написал целых три. Есть еще сюжеты. В прошедшее воскресение видел я С. Н. Окуневу. Варка с Афроськой уверили ее, будто я застрелился от стихов на наводнение <...>

На масленице, идучи по Галерной улице, слышу: «Почтеннейший! почтеннейший!». Кто бы, подумал ты, это кричал и кому? — Почтальон буточнику. — Через четверть часа проезжая мимо ордонанс-гауза, слышу из-за решеток нижнего жилья басистый голос: «Почтеннейший господин! не оставьте нас, бедных невольников заключенных». — Так кричали мне небритые арестанты.

На сих днях почти вместе с Евгением Онегиным появился здесь и Евгений митрополит киевский. Архимандрит Фотий, или, как некоторые называют его, le père Fottis,^с повесил, говорят, нос. Недавно плюнул он в золотую табакерку одной даме и сказал ей: «нюхай, нюхай! Это еще чище, чем трава, которая выросла из праха блудницы». — «Ваше высокопреподобие, да вы позволили нюхать табак графине N». — «Та стара, а ты молода: тебе можно отстать» <...>

Не забыл ли чего тебе написать. Постой, дай справлюсь со своим секретным журналом.

С. Глинка здесь. Шишков выпросил ему на оплату долгов и в награждение 9 т<ыс.> р. Хорошо?

Филимонов ... ах! Как бы прибил я этого толстяка... Женился при живой жене. Он бросил ее за то, что не позволила промотать свое имение... украл у нее дочь и отдал в Смольный монастырь. Теперь он здесь, но прячется от полиции, которая хлопочет за его заимодавцев. И эта скотина выдает «Искусство жить»!

Греч или Булгарин где-то в «Северной пчеле» употребили выражение столичные писатели, т. е. живущие в столицах. Сленин по этому поводу сказал: они не двуличные, а столичные.

171

Лабзин приказал долго жить.

Давыдов написал какие-то неблагопристойные стихи на поляков. Я не читал еще их, а говорят, будто очень хороши. Мне сказали один стих:

Глотнем в Литве, а <...> в Камчатке.⁸⁰

Не встречаюсь нигде с Булгариным, а то бы прочел я ему этот стишок <...>