162

Воскресенье. 9 ноября 1824. Утро.

Беды! беды! любезнейший племянник, беды! беды! От воды. Из письма братца Михаила Лукьяновича известно уже тебе, что третьего дня был у нас ужасный потоп. Дай же и я расскажу тебе, что видел во время потопа собственными своими глазами.

Сижу я третьего дни в Департ<аменте>, в своем отделении, и пишу... стихи. Вдруг (часов в 11-ть) слышу и вижу, что все бросились к окошкам. Я подумал, что глядят на проходящих солдат. — Посмотрите, посмотрите, А. Е., — закричал мне один из моих подчиненных, — какая вода! Подхожу к окну и вижу на обеих улицах (в Садовой и той, которая идет из Садовой) широкие потоки. Тротуары не были еще покрыты водою. В самое это время приносят ко мне записку, на которую нужно было отвечать. Не более как через ½ часа подхожу опять к окну и не вижу уже тротуаров, где белелись из-под воды плиты. Сначала смеялись мы, глядя на проходящих вброд по пояс через улицу. Между прочим, видел я голые лядвия одной охтенки — видел, как мужики на плечах своих переносили людей благородных, т. е. порядочно одетых, — видел проезжающих на дрожках и лошадей по брюхо в воде. Слышу, что началась суматоха в архиве, а архив у нас в самом низу парадной лестницы. Схожу из любопытства вниз: вся площадка на лестнице завалена делами, нижние пять или шесть ступеней покрыты водою. Воротились в комнаты, стали опять у окна и смотрим. Смотрели, смотрели несколько минут на воду, которая разлилась до Михайловского замка и нагнула новый деревянный забор, отделяющий от новой улицы к замку дровяной двор. Наконец посмотрел я на часы и сказал: пора теперь пить водку. «Милости прошу ко мне!», — сказал Севринов, и мы пошли к нему наверх с Вл. Княж<евичем>. Между тем вода на улицах была уже по крайней мере аршина на полтора, струилась и, так сказать, волновалась. От порывов ветра подымалась на несколько сажен водяная пыль. «Дождю навстречу дождь с кипящих волн летел». Лишь только подали водку, вбегает к Севринову молоденькая девушка, бледная, растрепанная, и кричит: «Веревок, ради Христа, веревок! брат приехал и не может войти». Это была сестра одного из живущих в деп<артаментском> доме чиновников. Севринов схватил с пола холстину, и мы побежали вниз на коридор. Между тем и без нас приезжего втащили. Иван Максимович заперся у себя в комнате, но вода вошла к нему, несмотря на то что двери были заперты. Весь наш двор покрыт был дровами. Подставили лестницу к его окну, и он кой-как с женою и с племянником и племянницей вылезли в фортку. Не более как в полчаса вода прибыла почти на аршин. Лодки плыли мимо наших окон. Как жалко было смотреть на свинью, которая, приподняв кверху рыло, плыла и не могла найти себе пристанища.

163

В половине 3<-го> часа начала вода сбывать и, пока мы обедали, сбыла довольно приметно. Однако я оставался в Деп<артаменте> до 8<-го> часа, и раньше этого нельзя было выйти. Заходил в квартиру И. М., откуда выгоняли метлами остальную воду. Смотрели обмокшую часть стен и вышло аршин ¾. В подъездах было еще несколько воды, но с тротуаров она уже сошла. Я перешел вброд через два перекрестка чуть не по колено. У Фонтанки попался мне извозчик, и я поехал на благополучные Пески <...>

Вчера проснулся я по обыкновению в 5 часов и давай с грусти писать стихи на потоп тою же мерою, как «Опасности от воды»⁵¹ <...> До сих пор писал я тебе о потопе только то, что сам видел, а позже, или завтра, напишу, что слышал. Ужас! да и только!