О. С. СОЛОВЬЕВА

НОВЕЙШИЕ ПРИОБРЕТЕНИЯ ПУШКИНСКОГО ТЕКСТА
(1955—1956)

С того времени, когда рукописи Пушкина были сосредоточены в Институте русской литературы, как в пределах СССР, так и за границей обнаружено немало новых автографов поэта, и пушкинский фонд Рукописного отдела почти ежегодно пополнялся ценными находками. Некоторые рукописи поступили из государственных библиотек и архивов, другие были приобретены у частных лиц или принесены ими в дар Пушкинскому Дому. Несколько фотоснимков с автографов Пушкина, частью совсем не известных, Институт русской литературы получил из Франции, Дании, Чехословакии, Польши, а также (через посредство Государственной Публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде) из Швеции и США. В настоящее время фонд рукописей Пушкина насчитывает свыше 1750 единиц хранения.1

В первом томе сборника «Пушкин. Исследования и материалы» напечатана статья В. В. Данилова, в которой содержатся данные о рукописях Пушкина, поступивших в Пушкинский Дом за 1949—1954 годы.2 Цель настоящего сообщения — продолжить и отчасти дополнить обзор В. В. Данилова.

В 1950 году в Пушкинский Дом поступило два документа, на которых среди подписей других лиц имеются подписи Пушкина.

Один из них — «Список лиц, желающих участвовать в издании журнала „Северный зритель“»,3 — в 1946 году был найден в архиве князя В. Ф. Одоевского в Рукописном отделе Государственной Публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина. «Список» состоит из пяти двойных писчих листов, скрепленных между собой нитками и образующих тетрадь в десять листов. На лицевой стороне первого листа написан приведенный выше заголовок. Левые стороны развернутых листов (кроме последнего) разграфлены, правые (кроме того же последнего листа) отведены под «Особые замечания и требования участвующих». В «Списке», в четырех различных графах, тридцать четыре подписи, расположенные в алфавитном порядке. Подпись Пушкина находится рядом с подписью Плетнева на обороте четвертого листа в графе третьей — «Участвующие

400

только трудами своими».4 В этой же графе на других листах расписались Бенедиктов, Гоголь, Жуковский, Кольцов, Краевский, Соболевский и прочие (всего двадцать девять человек). Журнал предполагалось издавать на акционерных началах; правда, из тридцати четырех участников в пайщики записалось всего лишь четверо: Вяземский, Веневитинов, Одоевский («участвующие трудами своими и деньгами») и Хлюстин, последний фигурирует в «Списке» только как акционер.

Издание «Северного зрителя» не состоялось. Что же касается даты составления «Списка», то она может быть установлена лишь предположительно.

А. П. Могилянский, опубликовавший «Список» вместе с некоторыми другими архивными материалами из истории русской журналистики, относит его примерно к тому времени, когда Пушкин задумал свой «Современник» и начал хлопоты по его изданию (ноябрь 1835—январь 1836 года).5

Вернее предположить, что замысел энциклопедического журнала, — а «Северный зритель», судя по составу его участников, должен был стать именно таким журналом, — возник у Одоевского и Краевского в начале 1836 года, т. е. после разрешения «Современника». В таком случае «Список» можно датировать весной (мартом—маем) 1836 года.6 И Пушкин, по-видимому, не только был посвящен в этот проект, но и поддерживал его. Если же в письмах Андросова после 29 мая говорится уже не о «Северном зрителе», а о «Русском сборнике», то, видимо, потому лишь, что первоначальное название журнала к этому времени изменилось7 и вместе с тем изменился предполагаемый состав сотрудников.8 В частности, имя Пушкина отсутствует в программе «Русского сборника», вероятно, по тактическим соображениям.

Второй документ был обнаружен в Государственной библиотеке СССР имени В. И. Ленина. Это — подписной лист, на котором сверху рукой Д. Н. Блудова написано: «С высочайшего соизволения на сооружение памятника Карамзину в Симбирске».9 В списке, открывающемся именами Дмитриева и Блудова, мы находим подписи Пушкина, Плетнева, Гоголя,

401

Крылова, Вяземского, братьев Виельгорских, Д. И. Хвостова, Уварова и других (всего двадцать подписей).10 Каждый из подписавшихся указывал сумму пожертвования. Против двенадцати фамилий слева поставлены крестики карандашом, а иногда еще и некоторые дополнительные пометы, свидетельствующие об уплате денег. Список занимает первый полулист двойного листа. На лицевой стороне его подписалось четырнадцать человек на сумму 3275 рублей (эта цифра поставлена внизу под чертой), шесть подписей находятся на обороте; на втором полулисте подведен итог подписки: «3.275 на 1-й странице 4.525 Всего». Пушкин подписался седьмым, внеся двадцать пять рублей (на такую же сумму подписались Плетнев, Гоголь и Крылов). На первой странице в правом верхнем углу стоит цифра «27», следовательно, лист был подшит к какому-то делу.

Как и в первом списке, даты здесь нет, тем не менее ее можно точно установить.

Летом 1833 года семидесятидвухлетний И. И. Дмитриев совершил поездку в Дерпт, где в то время находилось семейство Карамзиных.11 В № 162 от 21 июля 1833 года в отделе «Внутренние известия» «Северная пчела» сообщала, что отставной действительный тайный советник Дмитриев выехал из Петербурга в Дерпт 16 июля. В том же номере в отделе «Смесь» был напечатан с датой 15 июля 1833 года «Отрывок из письма» Плетнева, озаглавленный «Обед Ив. Ив. Дмитриеву и памятник Карамзину»:

«Едва только сделалось известным, что, по просьбе некоторых членов симбирского дворянства, воспоследовало высочайшее его императорского величества соизволение на сооружение в Симбирске памятника Карамзину, уже все в столице изъявляют нетерпеливое желание участвовать в предполагаемом для сего сборе. — Вчера, на дружеском обеде, — писал Плетнев, — куда собралось несколько почитателей знаменитого поэта нашего, Ив. Ив. Дмитриева, по случаю отъезда его из С. Петербурга, после заздравного и прощального тоста почетному гостю, Дм. Ник. Блудов предложил тост за благополучное окончание предприятия, задуманного благодарными земляками Карамзина, замечая притом, что никто не имеет столько прав начать открывающуюся по сему предмету подписку, как Ив. Ив. Дмитриев, который начал, вместе с бессмертным другом своим, великое дело преобразования нашего языка. — Тост сей принят был с живейшим и единогласным удовольствием... Общество состояло из 20 особ, денег собрано при сем случае 4.525 рублей».

Некоторые дополнительные подробности об этом содержатся в письме П. А. Вяземского к А. И. Тургеневу от 19 июля 1833 года: «На днях Вьельгорские братья, Пушкин и я давали обед Дмитриеву, и после заздравного и прощального тоста ему (потому что он уехал в Дерпт и оттуда прямо проедет в Москву) Блудов предложил тост за благополучное окончание предприятия, задуманного симбирскими дворянами и... подал лист бумаги Дмитриеву, который подписал 500 рублей; Кушников 1000, Уваров, Блудов по 500, так что от двадцати человек, бывших на обеде

402

сем, собрано 4525 рублей. Тут и 50 рублей Хвостова, который, пронюхав, что дается обед, назвался на него».12

Как имена, так и цифры в сообщениях Плетнева и Вяземского в точности соответствуют тем, которые мы находим в списке. Следовательно, датировать его надо 14 июля 1833 года.

В 1954 году вместе с фотоснимком стихотворения «К морю»13 в Институт русской литературы была прислана из Парижа ротокопия с другого автографа Пушкина — из того же собрания С. П. Дягилева, к которому принадлежала рукопись «К морю». Два фотоснимка воспроизводят лицевую и оборотную стороны небольшого листка, сохранившего отрывки текста из заключительной части первой главы «Капитанской дочки».14

На лицевой стороне листка запись начинается со второй половины слова и обрывается на полуфразе (первый снимок):

«‹дол›жен отвечал я со всевозможной холодностию. Должен! возразил Савельич, час от часу приведенный в большее изумление, да когда-же, сударь, успел ты ему задолжать? Дело что-то не ладно. Воля твоя, сударь, а денег я не выдам.

Я подумал что естли».

Текст на обороте листка (второй снимок):

«советую не умничать и делать то, что тебе приказывают.

Савельич так был поражен моими словами, что сплеснул руками и остолбенел. Что-же ты стоишь, закричал я сердито.15 Савельич заплакал. Батюшка Петр Ан-».

Текст парижского автографа беловой, с одной поправкой. А беловая рукопись первой главы «Капитанской дочки» (без окончания) хранится в Пушкинском Доме (ф. 244, оп. 1, № 996). Это несшитая тетрадь, точнее, пачка листов большого формата, вложенных в общую обложку с заглавием и эпиграфами (всего, включая чистые, пятнадцать листов: семь двойных, из которых один неполный, и один — полулист). Пушкин писал

403

только на наружных полосах листов, перегнутых пополам. На обороте двенадцатого листа запись прерывается на полуслове: «Как! за чем? спросил изумленный Савельич. Я их ему дол-». Текст первого снимка с парижской рукописи является непосредственным продолжением этой записи. Очевидно, листок из собрания Дягилева — это правая верхняя четверть того полулиста, который с листом двенадцатым составлял полный фабричный лист. Отсутствуют части текста, занимавшие обе стороны правой нижней четверти этого листа. У Дягилева ее, по всей вероятности, не было, так как на листке из его собрания кем-то приписаны карандашом на лицевой стороне — начало первого слова (и цифра 20 в правом нижнем углу), а на обороте — окончание последнего. Но и на этом листе текст первой главы еще не кончался — окончание ее находилось на оторванной наружной полосе следующего, тринадцатого, листа беловой рукописи.16

Известно, что рукопись первой главы «Капитанской дочки» после смерти Пушкина вместе с некоторыми другими его автографами оказалась у Краевского. Вероятно, в это время и было оторвано от нее окончание (при передаче рукописи в 1889 году, по завещанию Краевского, в Публичную библиотеку эти листы уже отсутствовали).17

Любопытный документ, с которым, по-видимому, связан один эпизод в девятой главе романа, опубликовал в статье «Пушкин в работе над „Капитанской дочкой“» Ю. Г. Оксман.18 Это — скопированный Пушкиным «Реестр что украдено у надворного советника Буткевича при хуторе в пригороде Заинске». К статье приложен фотоснимок автографа,19 находящегося в собрании Ю. Г. Оксмана.

За последние два года собрание рукописей Пушкина пополнилось пятью автографами. Некоторые из них уже давно находятся в поле зрения исследователей, но есть и такие, которые были обнаружены совсем недавно.

Письмо Пушкина к В. Ф. Вяземской («Chère Princesse, voilà vos livres...») впервые было опубликовано Б. Л. Модзалевским в 1908 году во втором томе «Переписки» Пушкина под редакцией В. И. Саитова. Подлинник, хранившийся в Остафьевском архиве, ошибочно считался утраченным.20 В 1955 году он поступил в Пушкинский Дом.21 Письмо написано по-французски (кроме одной фразы), чернилами, на двойном листе почтовой бумаги малого формата.22 Оно занимает лицевую сторону первого полулиста, на обороте второго надписан адрес: «К. В. Ф. Вяземской». Письмо было сложено втрое и не запечатано. Датируется оно предположительно 15—18 апреля 1830 года. Никаких разночтений в сравнении с печатным текстом автограф не дает.

Хорошо известен и давно опубликован текст другой рукописи, приобретенной Институтом русской литературы в 1956 году из собрания академика Е. В. Тарле.23 Речь идет об автографе стихотворения «От меня

404

вечор Леила...»24 Текст его, беловой с поправками, написан чернилами на лицевой стороне листа и заканчивается характерной для Пушкина концовкой-росчерком. Бумага от времени сильно пожелтела и обветшала, но золотой обрез на ней сохранился. Отчетливо виден и водяной знак: часть герба (висячий рог в картуше) и две последние цифры года: «‹18›34» (две первые цифры, буквы «АГ» и часть герба остались на левом полулисте двойного листа, от которого сохранилась лишь правая половина).25 Даты в рукописи нет, но по бумаге и по почерку она должна быть отнесена к 1835—1836 годам.26 Среди текста поставлена красными чернилами жандармская цифра «36», значит, листок находился в бумагах Пушкина. По этому автографу стихотворение печаталось в посмертном издании и в издании П. В. Анненкова. После смерти Анненкова рукопись перешла к Л. Н. Майкову, от него к Л. Ф. Пантелееву, а от последнего — к академику Е. В. Тарле.

В 1949 году «Учительская газета» (№ 7 от 29 января) сообщила о новом автографе Пушкина: дарительной надписи его на экземпляре третьего издания «Евгения Онегина», оказавшемся во владении доцента Казанского химико-технологического института Я. М. Лопаткина. Это хорошо сохранившаяся благодаря футляру, изящно изданная книжечка в зеленом кожаном с золотым тиснением переплете, с золотым обрезом.27 Надпись сделана карандашом на чистом листе между форзацем и шмуцтитулом: «Милостивой Государыне Людмиле Алексеевн‹е› Шишкиной от Автора. 1837 1 января».28

Хотя на титульном листе книги стоит 1837 год, выставленная самим Пушкиным дата свидетельствует, что третье издание «Евгения Онегина» вышло в свет в самом конце 1836 года.29

Осенью 1833 года, путешествуя по пугачевским местам, Пушкин побывал в Оренбурге, где останавливался у давнишнего своего знакомого, оренбургского военного губернатора, В. А. Перовского. До нас дошло (из архива В. И. Даля) письмо Пушкина к В. А. Перовскому, которое начинается следующими словами: «Посылаю тебе Историю Пугачева в память прогулки нашей в Берды».30 Хотя самая книга не уцелела, лицевая обложка ее с дарительной надписью Пушкина сохранилась. В 1952 году автограф поступил в Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина (от К. В. Базилевича), а затем был передан Пушкинскому

405

Дому.31 Обложка эта, изготовленная из плотной зеленовато-серой бумаги, слева и снизу обрезана (вероятно, по формату какого-то альбома, в котором находилась прежде). Дарительная надпись сделана на обороте ее чернилами: «Его превосходительству Василью Алексеевичу Перовскому от Автора»; она не датирована, но может быть отнесена предположительно (так же, как и письмо) к марту—апрелю 1835 года.

В 1934 году Сергей Лифарь, известный деятель французского балета, знаток и собиратель автографов, издал в Париже в пятидесяти экземплярах «Путешествие в Арзрум» Пушкина. Издание это замечательно тем, что в нем помещено целиком факсимиле не известной до того времени цензурной беловой рукописи «Предисловия», которая, как сообщал издатель в своем предисловии, была случайно найдена и приобретена им у парижского антиквара-букиниста.32 В 1956 году, в день открытия выставки советской книги во Франции, С. Лифарь передал эту рукопись в дар Институту русской литературы,33 «глубоко ценя тот культ Пушкина, который сохраняется Пушкинским Домом при Академии наук СССР, и желая принять участие в великом деле сосредоточения реликвий Пушкина и всей русской литературы», — как написал он в сопроводительном письме от 5 мая 1956 года.34

Рукопись представляет собой тетрадь из пяти листов (двух двойных и одного полулиста), скрепленных нитками. Бумага — гончаровской фабрики (водяной знак: «А. Г. 1834»), большого почтового формата, с золотым обрезом. Жандармских помет на автографе нет. Текст «Предисловия» занимает два двойных листа, в конце его, на обороте пятого листа, имеется подпись: «А. Пушкин». На лицевой стороне первого листа (левая половина двойного листа, составлявшего обложку) написан заголовок: «Путешествие в Арзрум во время похода 1829-го года».

В 1835 году Пушкин задумал напечатать «Путешествие» отдельной книгой и с этой целью стал обрабатывать и переписывать черновые записи 1829 года.35 Тогда же он написал «Предисловие» (сначала вчерне, потом набело), в котором объяснял как мотивы, побудившие его «выдать свои путевые записки», так и причины своей поездки на Кавказ. В первой беловой рукописи «Предисловия» есть помета: «3 апреля 1835». Текст ее подвергся значительной переработке, после чего был с некоторыми сокращениями переписан вторично — для представления в цензуру. Вторая беловая редакция «Предисловия» не датирована. Она могла быть написана после 3 апреля и до 16 сентября 1835 года: последняя дата вместе с входящим номером (401) проставлена сверху на заглавном листе автографа и является, очевидно, датой представления его в цензуру. На обороте первого листа имеется цензурное разрешение от 28 сентября 1835 года с печатью и подписью цензора В. Семенова, а на остальных листах — его же подпись-скрепа. После этого рукопись должна была поступить в набор: на заглавном листе сохранилась помета карандашом (рукой неизвестного): «Набр. у Вингебера».

406

Издание «Путешествия» отдельной книгой не состоялось. Целиком оно впервые было напечатано в 1836 году в первом томе «Современника», где текст «Предисловия» значительно отличался от представленного ранее в цензуру. Цензурная рукопись сохранила следы этой переработки. Сначала Пушкин думал ограничиться незначительной правкой и вычеркивал лишь отдельные слова и выражения, потом перечеркнул всё, что было у него написано на втором листе и сверху на лицевой стороне третьего (три первых абзаца).36 И от текста «Предисловия» осталась

Письмо А. С. Пушкина к Е. К. Воронцовой. 5 марта 1834 года.
Первая страница.

Краковский Государственный архив.

407

только та его часть, где Пушкин полемизирует с В. Фонтанье, автором задевшей его книги о путешествиях на Восток.37

Письмо А. С. Пушкина к Е. К. Воронцовой. 5 марта 1834 года.
Вторая страница.

Краковский Государственный архив.

Большой интерес представляет найденное в Польше неизвестное письмо Пушкина к Е. К. Воронцовой. Оно было обнаружено польским литературоведом Ю. Маслянкой в Государственном архиве в Кракове,

408

в рукописном фонде Потоцких, и опубликовано в польском историко-литературном журнале.38 В Советском Союзе его напечатал по фотоснимку с автографа и заново прокомментировал М. П. Алексеев.39

Письмо написано по-французски и датировано 5 марта 1834 года. Оно является ответом на письмо Е. К. Воронцовой от 26 декабря 1833 года,40 в котором она обращалась к поэту с просьбой принять участие в альманахе «Подарок бедным», издававшемся в Одессе с благотворительной целью. Из новонайденного письма Пушкина мы узнаем, что он откликнулся на эту просьбу и вместе с письмом послал в Одессу «несколько сцен из трагедии», оставшейся незаконченной. Письмо Пушкина запоздало, и альманах вышел без этих «сцен». Местонахождение посланной Пушкиным рукописи пока не известно. И потому новое письмо его, могущее навести на след исчезнувшего автографа, особенно ценно.

В настоящем сборнике публикуются по фотокопиям с вновь обнаруженных автографов еще два письма Пушкина: издателю А. А. Плюшару41 и шведскому дипломату Густаву Нордину.42 Текст первого был известен, но до сих пор печатался по копии. Второе принадлежит к впервые публикуемым.

————