- 247 -

Т. Г. ЦЯВЛОВСКАЯ

ДНЕВНИК А. А. ОЛЕНИНОЙ

Ряд лирических стихотворений Пушкина связан с именем Анны Алексеевны Олениной. Среди женских головок, нарисованных поэтом на полях его рукописей, исследователи часто узнают ее облик. Мы знаем записи Пушкина, разбросанные среди черновиков его произведений и выдающие мечту поэта соединить свою судьбу с этой девушкой: «Annette Olenine», «Annette Pouchkine». Всё это объясняет особый интерес исследователей творчества и биографии поэта к младшей дочери президента Академии художеств, директора Публичной библиотеки в Петербурге, художника-дилетанта А. Н. Оленина.

Не говоря об эпизодических упоминаниях имени Олениной в работах пушкинистов, в печати известны две статьи, специально посвященные Олениной и Пушкину.1 Однако история взаимоотношений Пушкина с этой девушкой до сих пор неясна. Неясен и образ вдохновительницы таких поэтических созданий Пушкина, как «Ее глаза», «Ты и вы», «Предчувствие», «Город пышный, город бедный...» и других стихотворений.

Тем больший интерес вызывает дневник Анны Алексеевны Олениной,2 относящийся именно к тому 1828 году, когда Пушкин обращал к ней свои стихи. Дневник заключает в себе около трех с половиной печатных листов. Он охватывает время с 20 июня 1828 по 9 сентября 1829 года и по одной записи за 1830, 1831 и 1835 годы. Несколько отрывков из дневника Олениной, из указанного редкого издания, было воспроизведено В. Д. Бонч-Бруевичем в статье «Пушкин в воспоминаниях А. А. Олениной».3

Здесь мы воспроизводим лишь те отрывки из дневника, которые связаны — прямо или косвенно — с именем Пушкина и других выдающихся деятелей его времени. Попутно некоторые фактические данные привлекаются нами из предисловия к дневнику, написанного внучкой Олениной, О. Н. Оом, а также из неопубликованных воспоминаний об А. А. Олениной ее внучатного племянника, покойного композитора Александра Алексеевича Оленина (1865—1944). Значительный материал дают также письма П. А. Вяземского этого периода.

- 248 -

1

Поэт знавал Оленину еще десятилетней девочкой, когда по окончании Лицея бывал в доме ее родителей. Об этих посещениях мы знаем из письма Пушкина к А. П. Керн от 25 июля 1825 года (XIII, 192—193),4 из ее воспоминаний,5 из показаний декабриста М. П. Бестужева-Рюмина.6 К этим свидетельствам следует прибавить еще два. Первое — это сообщение Александра Алексеевича Оленина: «Архив прадеда сохранился; сохранились его письма к разным лицам, в том числе к сыновьям. В них есть упоминания о Пушкине. Помню, что в одном письме Алексей Николаевич называет Александра Сергеевича так: „юноша Пушкин“».7 Другое свидетельство — запись Олениной в ее дневнике (18 июля 1828 года): «Annette l’avait connu, quand elle était encore enfant».8

Вновь встретились они спустя семь лет, когда Пушкин приехал после ссылки в Петербург. В первые же дни по приезде (в конце мая 1827 года) он, несомненно, перебывал у всех друзей, не тронутых декабрьским разгромом, а также и у доброжелателей своих. Среди последних был и А. Н. Оленин, принявший участие в хлопотах о Пушкине в тревожные дни 1820 года, когда над молодым поэтом нависла угроза ссылки в Сибирь или в Соловки. Не мог, конечно, Пушкин забыть и о том, что Оленин дал виньетку со своей подписью к изданию первой поэмы ссыльного поэта.9 Дочери Оленина в это время Пушкин не видел. Семейство Олениных было уже, вероятно, на своей даче, в Приютине, а затем (около 27 июля) и Пушкин уехал в Михайловское.

Осенью или ранней зимой 1827 года10 Пушкин встретил Анну Алексеевну Оленину в доме общих знакомых. То была уже девятнадцатилетняя девушка. Рассказ об этой встрече записан Олениной в дневнике 18 июля 1828 года, когда она пыталась в романической форме описать историю своего знакомства с поэтом:

«Un jour, au bal chez la comtesse Tiesenhausen-Hitroff, Annette vit le personnage le plus intéressant de son temps et distingué dans la carrière des lettres: c’était le fameux poète Pouchkine».

(«Однажды, на балу у графини Тизенгаузен-Хитровой, Анета увидела самого интересного человека своего времени и выдающегося на поприще литературы: это был знаменитый поэт Пушкин»).

«Бог, даровав ему гений единственный, не наградил его привлекательной наружностью. Лицо его было выразительно, конечно, но некоторая

- 249 -

злоба и насмешливость затмевали тот ум, который виден был в голубых или, лучше сказать, стеклянных глазах его. Арапский профиль, заимствованный от поколения матери, не украшал лица его. Да и прибавьте к тому ужасные бакенбарды, растрепанные волосы, ногти как когти, маленький рост, жеманство в манерах, дерзкий взор на женщин, которых он отличал своей любовью, странность нрава, природного и принужденного, и неограниченное самолюбие — вот все достоинства телесные и душевные, которые свет придавал русскому поэту XIX столетия.

«Говорили еще, что он дурной сын, но в семейных делах невозможно всё знать; что он распутный человек, но, впрочем, вся молодежь почти такова.

«Итак всё, что Анета могла сказать после короткого знакомства, есть то, что он умен, иногда любезен, очень ревнив, несносно самолюбив и неделикатен.

«Parmi les singularités du poète était celle d’avoir une passion pour les petits pieds, que dans un de ses poèmes il avouait préférer à la beauté même. Annette réunissait à un extérieur passable deux choses: elle avait des yeux qui des fois étaient jolis, des fois bêtes. Mais son pied était vraiment très petit et presque personne de ses amies ne pouvait entrer dans ses souliers.

«Pouchkine avait remarqué cet avantage et ses yeux avides suivaient sur le parquet glissant les pieds de la jeune Olénine.

«Il était à peine revenu d’un exil de six ans. Tout le monde — hommes et femmes — s’empressaient de lui montrer les attentions que l’on a toujours pour le génie. Les uns le faisaient par mode, d’autres — pour tâcher d’avoir de jolis vers pour se faire par cela une réputation, d’autres, enfin, par véritable respect pour le génie, mais la plus grande partie — à cause de la faveur qu’il avait auprès de l’empereur Nicolas qui était son censeur.

«Annette l’avait connu, quand elle était encore enfant. Depuis elle avait admiré avec enthousiasme sa poésie entraînante.

«Elle aussi voulut distinguer le fameux poète: elle alla donc le choisir dans une des danses; la crainte qu’elle serait ridiculisée par lui, la fit baisser les yeux et rougir en l’approchant. La nonchalance avec laquelle il lui demanda, où était sa place, la piqua. Supposer, que Pouchkine put croire qu’elle était une sotte, la blessa, mais elle répondit simplement et de toute la soirée elle ne se hasarda plus à venir le choisir.

«Mais ce fut alors lui à son tour qui vint l’inviter à faire la figure et elle le vit s’avancer vers elle.

«Elle lui donna la main, en détournant la tête et en souriant, car c’était un honneur que tout le monde lui enviait» (стр. 11—13).

(«Среди особенностей поэта была та, что он питал страсть к маленьким ножкам, о которых он в одной из своих поэм признавался, что предпочитает их даже красоте. Анета соединяла с посредственной внешностью две вещи: у нее были глаза, которые порой бывали хороши, порой глупы. Но ее нога была действительно очень мала, и почти никто из ее подруг не мог надеть ее туфель.

«Пушкин заметил это преимущество, и его жадные глаза следили по блестящему паркету за ножками молодой Олениной.

«Он только что вернулся из шестилетней ссылки. Все — мужчины и женщины — старались оказывать ему внимание, которое всегда питают к гению. Одни делали это ради моды, другие — чтобы иметь прелестные стихи и приобрести благодаря этому репутацию, иные, наконец, вследствие истинного почтения к гению, но большинство — потому, что он был в милости у государя Николая Павловича, который был его цензором.

- 250 -

«Анета знала его, когда была еще ребенком. С тех пор она с восторгом восхищалась его увлекательной поэзией.

«Она тоже захотела отличить знаменитого поэта: она подошла и выбрала его на один из танцев; боязнь, что она будет осмеяна им, заставила ее опустить глаза и покраснеть, подходя к нему. Небрежность, с которой он спросил у нее, где ее место, задела ее. Предположение, что Пушкин мог принять ее за дуру, оскорбило ее, но она ответила просто и за весь остальной вечер уже не решалась выбрать его.

«Но тогда он в свою очередь подошел выбрать ее исполнить фигуру, и она увидела его, приближающегося к ней.

«Она подала ему руку, отвернув голову и улыбаясь, потому что это была честь, которой все завидовали».)

О Пушкине, недавно вернувшемся из ссылки и появившемся на вечере у Е. М. Хитрово,11 вспоминала и А. О. Смирнова (тогда Россет): «Стефани и я мы были званы на этот вечер. В углу между многими мужчинами стоял Пушкин. Я сказала в мазурке Стефани: „Выбери Пушкина“. Она пошла. Он небрежно прошелся с ней по зале, потом я его выбрала. Он и со мной очень небрежно прошелся, не сказав ни слова».12

2

Следующие встречи Пушкина с Олениной, о которых мы знаем, относятся уже к весне 1828 года.

Вяземский пишет жене 18 апреля 1828 года: «Вчера немного восплясовали мы у Олениных. Ничего, потому что никого замечательного не было. Девица Оленина довольно бойкая штучка: Пушкин называет ее „драгунчиком“ и за этим драгунчиком ухаживает».13 В другом письме, от 3 мая, Вяземский пишет ей же о проведенном накануне дне: «После был я у Олениной, праздновали день рождения старушки.14 У них очень добрый дом. Мы с Пушкиным играли в кошку и мышку, то есть волочились за

- 251 -

Зубовой-Щербатовой,15 сестрою покойницы Юсуповой,16 которая похожа на кошку, и малюткой Олениной, которая мала и резва, как мышь».17

7 мая Вяземский пишет жене, что день 5 числа он окончил балом «у наших Мещерских». Это был дом его племянницы, новобрачной Екатерины Николаевны Мещерской, младшей дочери Карамзина, за неделю до того (27 апреля 1828 года) вышедшей замуж за князя П. И. Мещерского. Пушкин знавал ее, как и Оленину, ребенком, а вернувшись из ссылки в 1827 году, посвятил ей свой «Акафист Е. Н. Карамзиной». Описывая вечер у Мещерских, Вяземский рассказывает: «С девицей Олениной танцевал я pot-pourri и хвалил ее кокетство... Пушкин думает и хочет дать думать ей и другим, что он в нее влюблен, и вследствие моего pot-pourri играет ревнивого. Зато вчера на балу у Авдулиных18 совершенно отбил он меня у Закревской,19 но я не ревновал».20

Непринужденность, экспансивность Пушкина, резко отличающаяся от принятой в светском обществе сдержанности, часто вводила в заблуждение даже самых близких его друзей. Непосредственность его принимали за игру, сильное выражение чувств — за деланное поведение. «Думает и хочет дать думать ей и другим, что он в нее влюблен,... играет ревнивого», — так воспринимал Вяземский тон Пушкина по отношению к Олениной.21

А поэт в эти дни чертит среди черновиков «Полтавы» анаграммы: «Eli Eninelo», «ettenna eninelo», «eninelo ettenna», «Olenina» и, наконец, «Annette» и поверх этого имени свою фамилию «Pouchkine».22 Пушкин задумывался уже о возможности брака с Олениной. В те же дни на следующем листе тетради он пишет свое первое стихотворение, обращенное к Олениной:

Вы избалованы природой;
Она пристрастна к вам была,
И наша страстная хвала
Вам кажется докучной модой...

    (III, 2, 717, 719).23

Пушкин не дал, по-видимому, этих стихов Олениной, потому что меньше чем через год он напечатал стихотворение, с текстуальными заимствованиями из приведенного мадригала, обращенное к другой девушке. Оно было озаглавлено: «В альбом (Е. Н. У.... вой)», — поэт почти не

- 252 -

скрывал, что обращено стихотворение к Ел. Ник. Ушаковой; начиналось оно тем же стихом: «Вы избалованы природой...».24

9 мая Пушкин участвовал в поездке морем вместе с Олениными и художником Дау, англичанином, жившим в России и писавшим портреты героев Отечественной войны для Военной галереи Зимнего дворца. Об этом говорит помета, сделанная на следующем листе тетради Пушкина, под вторым стихотворением, обращенным к Олениной: «9 мая 1828. Море Ол.‹енина›.25 Дау» (III, 2, 651).26

Стихотворение «Вы избалованы природой...» было первым выражением раннего состояния влюбленности, когда человек стремится передать стихами свое постоянное влечение к милой ему девушке.

Новое стихотворение — «Увы! Язык любви болтливый...» — отражает новые чувства. В нем Пушкин благословляет свой поэтический дар: он позволит ему открыть свое чувство деве, боящейся объяснений в любви. С горечью признается поэт, что доселе его поэзия была лишь источником преследования его правительством или обществом:

Увы! Язык любви болтливый,
Язык [неясный]27 и простой,
Своею прозой нерадивой
Тебе докучен, ангел мой.

(III, 1, 100).28

Поэт удивляется художнику, рисовавшему его во время поездки на пироскафе, когда тут же находилась юная красавица («То Dawe, Esq^r»):

Зачем твой дивный карандаш
Рисует мой арапский профиль?..
Рисуй Олениной черты.

(III, 1, 101).29

Как всякий влюбленный, Пушкин жаждет говорить о нравящейся ему девушке. Обратив внимание художника на красоту Олениной, поэт заводит разговор о ней с приятелем.

Приехавший в Петербург Вяземский30 был поражен огненными глазами А. О. Россет. Он писал о них прозой и стихами. В письме к жене31 Вяземский сообщает, что он «не спускал с глаз глаза девицы Россети и

- 253 -

кончил импровизацию, которую начал было в первый раз, как встретился с этими глазами.

Южные звезды! черные очи!
Неба чужого огни!
Вас ли встречают взоры мои
На небе хладном бледной полночи?»

Не замедлил Вяземский, конечно, показать стихи и Пушкину. В полной мере ценя своеобразную прелесть южной красоты Россет, Пушкин, влюбленный в Оленину, не мог не противопоставить искрометным глазам Россет задумчивых глаз любимой девушки. Он пишет известное стихотворение «Ее глаза» («Она мила, — скажу меж нами — Придворных витязей гроза...»; III, 1, 108).32 Второй стих был первоначально откровенно-полемичным:

Твоя Розетти егоза,

(III, 2, 659)

а затем было «смягчено», по выражению Олениной.33

В эти майские дни Пушкин имел с Олениной «тайные свидания». «Происходили они так, — вспоминал с ее слов ее внучатный племянник А. А. Оленин, — она уезжала со своей гувернанткой англичанкой в Летний сад; в эти же часы туда являлся Пушкин, и вот они там под надзором этой англичанки прогуливались. Англичанка была, так сказать, в заговоре, и моя тетушка с ней уговаривалась всегда в обществе называть Пушкина „Брянским“, чтобы скрыть с первым свои свидания».34 Этот рассказ проливает свет на одну запись Вяземского о Пушкине:

«Из всего Озерова затвердил он одно полустишие: „я Бренского не вижу“.

«Во время одной из своих молодых страстей, это было весною, он почти ежедневно встречался в Летнем саду с тогдашним кумиром своим. Если же в саду ее не было, он кидался ко мне, или к Плетневу, и жалобным голосом восклицал:

„Где Бренский? — Я Бренского не вижу“.

«Разумеется, с того времени и красавица пошла у нас под прозванием Бренской».35

По-видимому, и Оленина называла Пушкина прозвищем, которое условно применяли поэт и его ближайшие друзья к ней самой.

- 254 -

В середине мая Оленины переехали за город, на свою дачу Приютино. О встрече с Пушкиным 20 мая на даче у Олениных рассказал Вяземский на другой день в письме к жене:

«Ездил я с Мицкевичем вечером к Олениным в деревню в Приютино, верст за 17. Там нашли мы и Пушкина с своими любовными гримасами. Деревня довольно мила, особливо же для Петербурга: есть довольно движения в видах, возвышения, вода, лес. Но зато комары делают из этого места сущий ад. Я никогда не видал подобного множества. Нельзя ни на минуту не махать руками; поневоле пляшешь комаринскую. Я никак не мог бы прожить тут и день один. На другой я верно сошел бы с ума и проломил себе голову об стену. Mickiewicz говорил, que c’est une journée sanglante.36 Пушкин был весь в прыщах и, осаждаемый комарами, нежно восклицал: сладко».37

Вяземский не мог не знать, что́ радовало Пушкина.

«Анна Алексеевна Оленина ошиблась, говоря Пушкину ты, и на другое воскресенье он привез эти стихи», — так записала она под своей копией стихотворения «Ты и вы».38

Через три дня после этой поездки Пушкин записал в своей черновой тетради, на листе, где 19 мая было закончено вчерне стихотворение «Воспоминание», дату оговорки Олениной: «20 мая 1828 При‹ютино›». И далее описал стихами свои переживания этого дня, назвав стихотворение «Ты и вы» («Пустое вы сердечным ты...») и датировав его «23 мая» (см. III, 1, 103; 2, 655—656). Это было в среду, а в пятницу (25 мая) ездили всей компанией в Кронштадт: Оленины — отец, сын Алексей и Анна Алексеевна, Вяземский, Грибоедов, Н. Д. Киселев, П. Л. Шиллинг и Пушкин. Вяземский описал эту увеселительную поездку в письме к жене (от 26 мая):

«Наконец, вчера совершил я свое путешествие в Кронштадт с Олениными, Пушкиным и проч. В два часа ночи возвратился я из Царского Села, в девятом утра был я уже на пристани. Вот деятельность. В Кронштадте осматривали мы флот или часть флота, которая выступает в море... Туда поехали мы при благоприятной погоде; но на возвратном пути, при самых сборах к отплытию, разразилась такая гроза, поднялся такой ветр, полил такой дождь, что любо. Надобно было видеть, как весь народ засуетился, кинулся в каюты, шум, крики, давка... Пушкин дуется, хмурится, как погода, как любовь. У меня в глазах только одна картина: англичанка молодая, бледная, новобрачная, прибывшая накануне с мужем из Лондона, прострадавшая во всё плавание, страдает и на пароходе. Удивительно милое лицо, выразительное: Пушкин нашел, что она похожа на сестру игрока des eaux de Ronan.39 Они едут в Персию, он советник посольства, недавно проезжал через Москву к Персии, очень знаком с Корсаковым, поехал жениться в Англию вследствие любви нескольколетней и теперь опять возвращается. И он красивый мужчина и, по словам Киселева и

- 255 -

Грибоедова, знавших его в Персии, очень милый и образованный человек. А жена — живописная мечта».40

Через тридцать лет вспоминала еще Оленина об этой поездке: «Помните ли вы, — писала она Вяземскому, — то счастливое время, где мы были молоды, и веселы, и здоровы! Где Пушкин, Грибоедов и вы сопутствовали нам на невском пароходе в Кронштадте. Ах, как всё тогда было красиво и жизнь текла быстрым шумливым ручьем...».41

Следующий день, 26 мая, был днем рождения Пушкина. Поэт ознаменовал его одним из самых мрачных своих стихотворений:

Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?

       (III, 1, 104). 42

А в воскресенье, 27 мая, он опять поехал в Приютино и отдал Анне Алексеевне стихотворение «Ты и вы».43

Пушкина не оставляют мысли об Олениной. Он зарисовывает ее головку (это — первый из серии ее портретов, сделанных Пушкиным), а рядом набрасывает стихотворные строчки, которые тут же зачеркивает:

Забудь меня как забываешь
Томител‹ьный› ‹?›44

(III, 2, 1056).

Эти слова являются первоначальным наброском тоже только начатого стихотворения:

Но ты забудь меня, мой друг,
Забудь меня, как забывают
Томительный печальный сон,
Когда [по утру отлетают]
[И тень и]45

(III, 1, 463).

Этими меланхолическими словами Пушкин подготовлял разрыв с какой-то женщиной. Не к Хитрово ли обращался он?46 Рисунок и набросок стихов сделаны Пушкиным на листке, где рукой Е. М. Хитрово было записано, может быть под его диктовку, стихотворение «Дар напрасный, дар случайный...».47 Головка Олениной, нарисованная рядом с

- 256 -

наброском,48 выдавала настоящие чувства поэта. И вновь через несколько дней Пушкин рисует портрет Олениной — в своей рабочей тетради, на обороте листа с черновым текстом стихотворения «Кобылица молодая».49

В доме Олениных процветали искусства — поэзия, живопись, музыка. Анна Алексеевна обладала незаурядными музыкальными способностями. Она участвует в пенье «хором и soli»,50 в вокальном трио (исполняет Гайдна),51 берет уроки пения у Глинки,52 восхищает своим пением «даже папеньку»,53 очевидно, строгого ценителя исполнительского искусства. Мало того, Оленина сама сочиняет музыку, и не какие-нибудь романсы, какие светские барышни сочиняли в ту эпоху (вспомним реплику Онегина, отвергающего невесту: «Романсы пишет»54). Оленина написала музыку к произведению огромной эмоциональной силы — к «Смерти Ермака» Рылеева.55 Пушкина, конечно, должно было трогать ее уважение к творчеству и личности погибшего декабриста.

Напевая однажды грузинскую мелодию, привезенную в Петербург Грибоедовым и обрабатываемую Глинкой, Оленина взволновала Пушкина далеким воспоминанием. Отсюда родилось его лирическое стихотворение:

Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной:
Напоминают мне оне
Другую жизнь и берег дальный...

Написаны были эти стихи 12 июня 1828 года.56

- 257 -

3

В летние дни 1828 года, когда Пушкин подумывал о браке с Олениной, ее отец стал ближайшим свидетелем того, что политическая репутация Пушкина вновь привлекает к себе настороженное внимание правительства. 11 июня (т. е. накануне написания стихотворения «Не пой, красавица...») А. Н. Оленин поставил свою подпись в качестве статс-секретаря Департамента гражданских и духовных дел под решением о распространившемся ненапечатанном отрывке Пушкина из элегии «Андрей Шенье».57 Решение Департамента смягчило суждение Сената в отношении Пушкина, может быть, благодаря участию Оленина в обсуждении этого вопроса.58 19 июня Пушкин случайно встретился с Олениной. Об этой встрече мы читаем в первой записи ее дневника:

«1828 год.

20 июня. Приютино.

Как много Ты в немного дней
Прожить, прочувствовать успела!
В мятежном пламени страстей
Как страшно Ты перегорела!
Раба томительной мечты
В тоске душевной пустоты
Чего еще душою хочешь?
Как покаянье плачешь Ты
И как безумие хохочешь.59

«Вот настоящее положение сердца моего в конце прошедшей бурной зимы. Но, слава богу, дружба и рассудок взяли верх над расстроенным воображением моим; холодность и спокойствие заменили место пылких

- 258 -

страстей и веселых надежд. Всё прошло с зимой холодной, а с летом настал сердечный холод! И к счастью, а то бы проститься надобно с рассудком! Вообразите каникульный жар60 в уме, сердце и... в воздухе: это и мудреца могло бы свести с ума.

«Да, смейтесь теперь, Анна Алексеевна, а кто вчера обрадовался и вместе испугался, увидя на Конюшенной улице коляску, в которой сидел мужчина с полковничьими эполетами и походивший на...61

«Но зачем называть его! Зачем вспоминать то счастливое время, когда я жила в идеальном мире, когда думала, что можно быть счастливой и быть спутницей его жизни, потому что то и другое смешивалось в моем воображении. Счастье и Он... Но я хотела всё забыть!.. Ах, зачем попалась мне коляска? Она напомнила мне время... невозвратное!

«Вчера была я в городе, видела моего ангела Машу Эльмпт62 и обедала у верного друга, Варвары Дмитриевны Полторацкой.63

«Как я ее люблю! Она так добра и мила! Там был Пушкин и Миша Полторацкий.64 Первый довольно скромный. Я даже с ним говорила и перестала бояться, чтобы не соврал чего в сентиментальном роде» (стр. 3—4).

Как видим, насколько Пушкин был увлечен Олениной, настолько она была равнодушна к нему. А Пушкин в это время набрасывает полные нежности и доверчивости стихи:

Волненьем жизни утомленный,
Оставя заблуждений путь,
Я сердце‹м› алчу отдохнуть
И близ тебя, мой друг бесценный...65

(III, 1, 463).

28 июня А. Н. Оленин участвует в заседании Государственного совета, которое выносит решение учредить за Пушкиным секретный надзор,66 и подписывается под этим определением. Этот день должен был

- 259 -

окончательно утвердить Оленина в мнении, что его дочь не может быть женой Пушкина.67 Мысль эта, конечно, могла прийти ему в голову еще в начале июня, когда он увидел подозрительность правящих кругов по отношению к Пушкину. Вероятно, Оленин намекнул ему, что против него складываются неблагоприятные данные.

Под этим впечатлением и рождаются проникновенные строфы стихотворения «Предчувствие»:68

Снова тучи надо мною
Собралися в тишине;
Рок завистливый бедою
Угрожает снова мне...

(III, 1, 116).

Очень значительны некоторые варианты черновой рукописи. Первоначальные варианты пятого стиха еще сильнее показывают неуверенность в своих силах пережить вновь бурю, так недавно, казалось, рассеянную:

Отражу ли нападенье

*

Снова жизнь сулит боренье

*

Перенесть ли мне боренье

*

Устою ль

*

Устоять ли мне ‹в› боренье

В процессе писания Пушкин понимает, что сомнения его напрасны.

Сохраню ль к нему презренье —

пишет поэт и сейчас же, точно отвечая на этот вопрос, заменяет эти строки утверждающим оборотом:

Равнодушно ожидаю.

Тут всплывает в памяти поэта оставленный им набросок:

Волненьем жизни утомленный...

Поэт перелагает его на размер, которым пишет свое «Предчувствие»:

[Бурной] жизнью утомленный
Равнодушно бури жду.

(III, 2, 665).

Увидев, что эпитет первого стиха сталкивается со словом «бури» во втором стихе, поэт вычеркивает его, но не пишет никакой замены.

В печатном тексте мы так читаем:

Бурной жизнью утомленный,
Равнодушно бури жду...

     (III, 1, 116).

- 260 -

Поэт убедился, что написанные сгоряча стихи как нельзя лучше передают характер его судьбы.

Далее стихи сложились очень близко к окончательному тексту.

Вторая часть второй строфы тоже написалась не сразу:

Но                      в путь опасный
‹                                     ›
Ангел мирный и прекрасный

*

Ангел нежный,69 ангел ясный

*

И предчувствуя разлуку
                          ангел мой
Усладить сердечну муку
Я спешу

(III, 2, 666).

Последняя строфа складывалась так. Сперва поэт написал концовку:

И твое воспоминанье
Заменит душе моей
Славы сладкое ‹?› мечтанье70
[И надежду] юных дней

(III, 2, 666).

Впоследствии Пушкин усилил в заключительных стихах общественное звучание и укрепил их энергию:

И твое воспоминанье
Заменит душе моей
Силу, гордость, упованье
И отвагу юных дней.

Эти стихи оказывались созвучными концовке первой строфы:

Непреклонность и терпенье
Гордой юности моей.

Это был последний штрих великого художника, достигающего большой внутренней гармонии, завершающего единство целого, того совершенства композиции, которое отличает лирические стихотворения Пушкина.

Предпоследнее четверостишие, сочиненное после заключительного, несколько отличается от печатного:

Ангел нежный, ангел ясный
Ангел прелести71 — прости
[Молви слово,] взор прекрасный
‹                                                       ›

(III, 2, 667).

Не дописанный в черновой рукописи последний стих этого четверостишия в печатном тексте читается:

Подыми иль опусти.

- 261 -

Это иной вариант мотива, звучащего в стихах, в котором поэт прославлял ее глаза:72

Потупит их с улыбкой Леля —
В них скромных граций торжество;
Поднимет — ангел Рафаэля
Так созерцает божество.

(III, 1, 108).

4

Вскоре Оленина пишет в своем дневнике:

«7 июля.

«Тетушка уехала более недели, я с нею простилась и могу сказать, что мне было очень грустно. Она обещала быть на моей свадьбе и с таким выразительным взглядом это сказала, что я очень, очень желаю знать, о чем она тогда думала. Ежели брат ее за меня посватается,73 возвратясь из Турции, что сделаю я?74 Думаю, что выйду за него» (стр. 5—6).

Запись от 17 июля:

«Я лениво пишу в журнале, а, право, так много имею вещей сказать, что и стыдно пренебрегать ими: они касаются, может быть, счастья жизни моей. Несчастный случай заставил нас поехать в город, а именно смерть Александра Ивановича Ермолаева.75 Он умер, прохворавши несколько

- 262 -

времени. Отец в нем много потерял. Но что же делать! Воля божья видна во всем. Надобно ей покоряться без ропота, ежели можно.

«Когда мы возвратились из города, я после обеда разговорилась с Иваном Андреевичем Крыловым о наших делах. Он вообразил себе, что Двор вскружил мне голову и что я пренебрегала бы хорошими партиями, думая выйти за какого-нибудь генерала.

«В доказательство, что я не простираю так далеко своих видов, я назвала ему двух людей, за которых бы вышла, хотя и не влюблена в них: Мейендорфа76 и Киселева.77 При имени последнего он изумился.

«„Да“, повторила я, „я думаю, что они — не такие большие партии, и уверена, что Вы не пожелаете, чтобы я вышла за Краевского78 или за Пушкина“.

«„Боже избави“, сказал он, „но я желал бы, чтобы Вы вышли за Киселева и, ежели хотите знать, он сам того желает. Но он и сестра говорят, что нечего ему соваться, когда Пушкин того же желает“.

«Я всегда думала, что Варвара Дмитриевна того же хотела, но не думала, чтобы она скрыла от меня эту тайну. Жаль, очень жаль, что не знала я этого, а то бы поведение мое было иное. Но хотя я и думала иногда, что Киселев любит меня, но не была довольно горда, чтобы то полагать наверное. Но, может быть, всё к лучшему! Бог решит судьбу мою. Я сама вижу, что мне пора замуж: я много стою родителям. Пора, пора мне со двора» (стр. 8—9).

Мейендорф, «милый тип важной глупости» (по выражению Герцена),79 или «многовральный пустозвон», по словам Соболевского, назван Олениной почти случайно, — в дальнейшем она к нему еще равнодушнее. Киселев же был серьезным соперником Пушкина. Со стороны казалось, что с Пушкиным соперничать смешно, «нечего и соваться, когда Пушкин того же желает». Поддерживает это мнение и сам Киселев. Однако Оленина чувствует иначе (мы не раз еще убедимся в этом). Киселев нравится женщинам. Это была самая нежная привязанность иронической Смирновой (Россет) за всю ее жизнь.80

- 263 -

Когда познакомился Пушкин с Николаем Дмитриевичем Киселевым — не известно. Может быть, они встретились в конце октября 1826 года в Москве, во время триумфального успеха вернувшегося из ссылки Пушкина. Приблизительно в это время Киселев возвращался в Петербург из Персии, куда он ездил в качестве чиновника Министерства иностранных дел, сопровождая Меньшикова, исполнявшего дипломатическое поручение. Конечно, Киселев задержался в Москве у матери и брата.81 Мог встретиться Пушкин с Киселевым в Москве и в апреле 1827 года, когда молодой дипломат вновь ехал в Персию.82 Но сблизился Пушкин с Николаем Киселевым в Петербурге в 1828 году. Киселев приехал туда (вероятно, в марте) после своего второго путешествия в Персию.83

Брат генерала П. Д. Киселева, с которым Пушкин был знаком еще в юности в Петербурге и встречался на юге, брат Сергея Дмитриевича Киселева, с которым Пушкин дружески встречался в Москве, ухаживая вместе с ним за двумя сестрами Ушаковыми, — Николай Дмитриевич легко снискал расположение Пушкина. Но главное, что вызвало к нему симпатии Пушкина, — это его дружба с Языковым. Товарищ Языкова по Дерптскому университету, адресат нескольких посланий Языкова, Киселев считал Языкова своим лучшим другом и говорил, что «благодаря Языкову познакомился с Пушкиным».84 Киселев быстро становится необходимым членом дружеского кружка — Пушкина, Вяземского, Грибоедова, Шиллинга, Мицкевича, Алексея Оленина («junior», как его называли в отличие от отца), князя Сергея Голицына (Фирса). Все эти фамилии, именно в этом сочетании, постоянно встречаются в письмах Вяземского (от весны 1828 года) — к Пушкину,85 к жене; встречаем мы их и у Пушкина.86

Летом —14 июня — Киселев уехал за границу. Он был назначен третьим секретарем русского посольства в Париже, но был отпущен на лечение в Карлсбад. Оттуда он должен был ехать в Вену и затем на театр военных действий в Турцию, чтобы состоять при Нессельроде.

Еще до Киселева, 7 июня, уехал из Петербурга Вяземский. Веселая мужская компания распадалась. Пушкин перестает бывать у Карамзиных. Екатерина Андреевна пишет брату, Вяземскому (28 июня из Царского Села): «Что касается Пушкина, я утратила после Вас к нему привычку, так как я даже не слышу о нем и понятия не имею, что с ним делается». Дочь ее Софья Николаевна сообщает Вяземскому от себя: «Говорят, что Пушкин, чтобы утешиться в превратностях любви, играет и проигрывает все свои деньги. У него дух поэтический, но не характер».87

«Утешиться в превратностях любви» — не следует ли понимать эти слова так, что Пушкин почувствовал холодок в отношении к нему семейства Олениных? Он начинает избегать их дом, избегает и своих чересчур

- 264 -

внимательных друзей. Но до них доходят вести о сердечных неудачах Пушкина, импульсивность и непосредственность которого не позволяют ему укрыть свое состояние от приятелей.

5

Возвращаемся к дневнику Олениной. Вот запись ее от 18 июля того же 1828 года:

«18 июля.

О память сердца, ты сильней
Рассудка памяти печальной.
Батюшков88

«...Батюшков a bien raison de dire que la mémoire du coeur est bien plus forte que celle de l’esprit. C’est à peine que je puis dire ce qui m’est arrivé hier et pourtant je puis narrer mot à mot des conversations qui ont eu lieu, il y a plusieurs mois. Пушкин et Киселев sont les deux héros de mon roman actuel. Serge Golitzine, Глинка, Грибоедов et surtout Вяземский sont les personnages plus ou moins intéressants. En fait de femmes, il n’y a que trois: l’héroine — c’est moi, les nécessaires sont ma tante Barbe Dmitrievna Poltoratzky et Madame Vassilewsky.

«Je parle à la troisième personne, je passe les premières années, j’arrive droit aux faits» (стр. 10—11).

(«Батюшков прав, говоря, что память сердца сильнее памяти рассудка. Я с трудом могу сказать, что со мной было вчера, а между тем я могу пересказать слово в слово разговоры, происходившие несколько месяцев назад. Пушкин и Киселев — два героя моего настоящего романа. Сергей Голицын, Глинка, Грибоедов и в особенности Вяземский — персонажи более или менее интересные. В отношении женщин, их всего три — героиня — это я, второстепенные лица — это тетушка Варвара Дмитриевна Полторацкая и госпожа Василевская.

«Я говорю от третьего лица, пропускаю первые годы, перехожу прямо к делу».)

Далее Оленина начинает с претензией на художественность описывать свой роман с Пушкиным и соответственно дает ему заглавие в водевильном стиле. Начинается изложение маленьким введением, говорящим о ее неудачной любви к некоему Алексею (Лобанову-Ростовскому, как известно было ее потомкам).89

«Les inconséquences ou pardonner à l’amour

«Annette Olénine avait une amie, une amie sincère: elle seule, connaissant sa passion pour Alexis, tâchait de l’en détourner. Marie disait souvent: „Annette, ne vous fiez pas à lui: il est faux, il est fat, il est méchant“. Son amie lui promettait de l’oublier et l’aimait toujours. Au bal, au spectacle, aux montagnes, elle le voyait partout et peu à peu le besoin de le voir plus souvent devenait une idée fixe. Mais elle savait aimer sans le faire voir et son caractère gai trompait le monde» (стр. 11).

- 265 -

(«Непоследовательность, или надо прощать любви

«Анета Оленина имела подругу, искреннего друга, которая одна знала о ее страсти к Алексею и старалась отклонить ее от этого. Маша часто говорила: „Анета, не доверяйся ему: он лжив, он фат, он зол“. Подруга обещала ей забыть его, но продолжала любить. На балу, на спектакле, на горах, повсюду она его видела и мало-помалу потребность чаще видеть его стала навязчивой. Но она умела любить, не показывая того, и ее веселый характер обманывал людей»).

Отсюда следует «беллетристический» текст, приведенный выше (см. стр. 248—250), который неожиданно обрывается и сменяется простодушным заявлением:

«Je voulais écrire un roman, mais cela m’ennuie, j’aime mieux n’en rien faire et écrire simplement mon journal.

***

«J’ai revu le portrait de Pouchkine, je suis contente de l’avoir si bien esquissé. On le reconnaîtrait entre mille!!

«Mais continuons mon cher journal» (стр. 13).

(«Я хотела писать роман, но это мне надоедает, лучше уж я это брошу и просто буду писать дневник.

***

«Я подправила портрет Пушкина и довольна, что так хорошо набросала его. Его можно узнать из тысячи!! Но будем продолжать мой дорогой дневник».)

Запись в дневнике Олениной от 19 июля начинается двумя эпиграфами:

N’en jugez pas par l’apparence.

(Romance). 90

Случайно нас судьба свела.

              «Чернец». Козлов.91

Оленина рассказывает о своем знакомстве с Алексеем Петровичем Чечуриным, казачьим офицером. Она записывает биографию молодого человека, упоминает один из эпизодов его службы — «объезд по городам» с иркутским губернатором:92

«Тогда побывал он и на границе Китая, в Чите и в других местностях далекой Сибири.

«Он поведал мне, по особой ко мне доверенности, что в Чите он видел „всех“.

«Услышав о войне,93 он поспешил приехать сюда, думая, что желание драться и отличиться было то неизъяснимое чувство, которое им овладело. Но нет! он стремился любить, а с любовью узнал горе...

- 266 -

«„Не рассказывайте этого никому“, сказала я умоляющим голосом. „Вам может быть худо“.

«„Так что же, у меня душа чистая, я ничего не сделал недостойного“.

«— „У вас есть родные“, был пылкий мой ответ, „так ежели не для себя, то для своих близких поберегите Вы себя“.

«Он казался тронутым» (стр. 16—17).

По отдельным словам: «в Чите он видел „всех“», «Не рассказывайте этого никому. Вам может быть худо», «поберегите Вы себя» и, далее «узнать об участи несчастных» — можно понять, что Оленина, конспирируя в своем дневнике, говорит о декабристах, находящихся на каторге, явившихся, значит, и темой того разговора, «который так интересовал нас обоих».

Далее Оленина рассказывает об играх, в которые она играла с казаком, о том, что она пригласила его в Приютино (первая встреча произошла на даче у «тетушки Сухаревой»), о том, как забилось ее сердце, когда издали она увидела «коляску ‹брата› Алексея и в ней высокого мужчину в казацкой шапке» (стр. 19).

Любопытно впечатление Чечурина от Олениной, которое он передал ей, когда «сделался почти сыном дома и моим другом», как она пишет (запись, сделанная между 19 июля и 10 августа):

«Вы взошли в комнату и удивили меня Вашим станом. В Вас не видно было того несносного жеманства, которое так не нравится мне в других. Когда я спросил, кто Вы, — мне сказали, что Вы — Оленина и фрейлина! Я этому не хотел верить, потому что мне раньше сказали, что все фрейлины стары и дурны. Наконец Вы пошли гулять. Скучая быть с людьми, с которыми я не любил сообщества, и помышляя о любезном крае своем, я пошел в сад. Прошед мимо Вас, я скоро услыхал, что Софья меня зовет, и вместе с тем услышал милый голосочек Ваш: „Пожалуйста, пойдите сюда“. Я удивился и подошел. Вы стали со мной говорить и так пылко, искренно, так чувствительно, так умно, что я подумал: „Так молода, а как разумна, какая искренность, какая доверчивость, боится, чтобы незнакомый ей человек не подвергся опасности, и остерегает меня против дурных людей“. Всё это удивило и восхитило меня. Я узнал, что в Вас есть душа, чувствительность и что лицо Ваше не обмануло меня. Я не могу описать, что чувствовал, смотря на Вас» (стр. 19—20).

Еще отрывок из их разговора (10 августа):

«Потом мы разговорились о свете, о молодежи нашей, которую я бранила. Рассказывала ему, смеючись, как делают куры94 и как весело обходиться холодно и приказывать своим „рабам“, которые ловят малейшие ваши желания...

«„Мне кажется, что свет Вас немного избаловал, Анна Алексеевна, и что Вы любите всю эту пустую услужливость Ваших молодых людей, она испортит Вас“.

«— „Не бойтесь, я уже привыкла к этому и не свернуть мне так скоро голову! Завтра посмотрите, как я обращаюсь с ними“».

- 267 -

К этой записи примыкает запись о дне рождения Олениной:

«11 августа.

«И вот багряною рукой
Заря от утренних долин
Выводит с солнцем за собой
Веселый праздник именин».

«Евгений Онегин».95

«Настал желанный день. Мне минуло, увы, 20 лет. О боже, как я стара, но что же делать?» (стр. 21).

Рассказ о разговоре с приехавшим с утра Чечуриным сменяется повествованием о праздничном дне:

«Стали приезжать гости.

«Приехал премилый Сергей Голицын, Крылов, Гнедич, Зубовы, милый Глинка,96 который после обеда играл чудесно и в среду придет дать мне первый урок пения. Приехал, по обыкновению, Пушкин, или Red-Rower, как прозвала я его. Он влюблен в Закревскую.97 Всё об ней толкует, чтобы заставить меня ревновать, но притом тихим голосом прибавляет мне разные нежности» (стр. 22—23).

«Red Rower» — модный роман Фенимора Купера, вышедший в 1828 году, о нем было несколько сообщений и в русской печати.98 Олениной

- 268 -

казалось, вероятно, что Пушкин похож на героя Купера даже своей внешностью: маленький рост, вьющиеся волосы, умные голубые глаза. Красный корсар обладал сильными страстями, противоречивыми, но исполненными решимости и благородства. Он посвятил свою жизнь борьбе за независимость Америки. Сограждане принимают его за морского пирата. Но он пренебрегает этим, сознательно жертвуя своей славой во имя борьбы за свободу. Вероятно, «странность нрава природного и принужденного» у Пушкина (по наблюдению Олениной), свободолюбие поэта и необыкновенная судьба его сближают в глазах Олениной Пушкина с образом «благородного разбойника» Купера.

Продолжаем рассказ Олениной о дне ее рождения:

«Но любезным героем сего дня был милый казак Алексей Петрович Чечурин. Он победил всех женщин, восхитил всех мужчин и посмеялся над многими из них.

«Мы сели за стол. Меня за обедом все поздравляли; я краснела, благодарила и была в замешательстве. После обеда стали играть в барры. Хорунжий в первый раз играл в эту игру. Наши неприятели, в партии коих он находился, отрядили его, чтобы он освободил пленных, сделанных нами. Он ловко зашел за клумбу и, не примеченный никем, подошел к плененному Наумову99 (он влюблен в Зубову) и освободил его. Увидя это, я то же решилась сделать. Прошла через весь дом, подошла на цыпочках и тронула Урусова.100 Все закричали: „Victoire, victoire“.101

«После этого мы переменили игру и стали петь хором и soli.102 Хорунжий часто поглядывал на меня и, когда я незаметно подошла к нему и спросила: „Ну что? каково?“, он ответил: „чудесно“.

«Под вечер все дамы разъехались и остались одни мужчины. Мы сели ужинать за особливый стол и тут пошла возня! Всякий пел свою песню или представлял какое-нибудь животное» (стр. 23).

Любопытны рассказы Олениной о своем характере, по поводу ссоры с казаком на следующий день после дня ее рождения:

«Я люблю спорить потому, что знаю, что спорю умно, разумно, что доказательства мои не суть доказательства пустые. Когда читаю книги и потом рассуждаю о них, часто сама отвечаю на мысли сочинителей; спрашиваю мнение отца, сообщаю ему свои суждения и так часто получаю от него одобрение, что это заставляет меня думать, что я сужу здраво. Вот почему я люблю спорить серьезно. Когда же я шучу, то, конечно, принимаюсь за софизмы, доказывая, что белое — черное и обратно. Весело так спорить, когда видишь, что твой соперник горячится, и когда сама чувствуешь, что говоришь против себя же. Весело заставлять его сперва соглашаться, чтобы потом снова заставить его переменить мнение.

«Еще есть у меня „достоинство“ — умею невинно бесить. От этого и произошла наша ссора.

«Всё жить в ладу — скучно: мир — образ постоянства — можно поощрять только в дружбе и любви. Итак, единообразность, обыкновенно, доводит нас к скуке, скука — к зевоте, зевота — к расстроенным нервам,

- 269 -

нервы — к слабости души, а слабость — ко сну, сон — к смерти, а смерть — к вечности. А так как до последней я не хочу так скоро добраться, то стараюсь усыпать мой путь не маковыми цветами, которые склоняют ко сну, но розами и даже розами с шипами: последние, кольнув больно, разбудят иногда тебя в раю воображения» (стр. 25—26).

В этом длинном повествовании Олениной Пушкин называется вскользь, еще глуше, чем на первых страницах дневника, когда внимание поэта льстило ее тщеславию.

6

Пушкин переживал в августе 1828 года новые волнения. Он был только что103 вызван к петербургскому военному губернатору П. В. Голенищеву-Кутузову, где в его присутствии должен был отвечать, им ли написана «Гавриилиада». Как известно, поэт отказался от авторства этого нецензурного произведения, высмеивающего государственную религию. Вторично пришлось Пушкину отвечать уже подробнее 19 августа. И вновь он отказался от своего старого произведения.104 Может быть, Пушкину показалось, что теперь, после его категорических отказов от «Гавриилиады», ему удалось очиститься от подозрений правительства. Эта догадка возникает у нас потому, что мы видим новое оживление его матримониальных намерений по отношению к Олениной.

В дневнике Олениной за 19 сентября мы читаем подробное описание семейного праздника 5 сентября (мы еще вернемся к нему), где передается и рассказ о недавних «известных событиях»:

«Pendant que tout se préparait dans la salle, je rappelais à Serge Golitzine sa promesse de me raconter certains faits. Après bien des manières il me dit que cela concernait le poète. Il me pria en grâce de ne pas changer ma conduite envers lui. Serge blâma maman pour la rudesse qu’elle avait employée à l’égard de Pouchkine, en disant que ce n’était pas le moyen de le calmer. Lorsque je lui ai dit l’impertinence avec laquelle Stoerich m’avait parlé chez la comtesse Koutaissoff de l’amour que me portrait Pouchkine, Serge me répondit qu’il avait fait remarquer à Stoerich que ce n’était pas son affaire et que je lui avais très bien répondu. J’étais furieuse des propos que Pouchkine tenait sur mon compte. Il me dit alors: „On vous a répété, n’est-ce pas, que Pouchkine avait dit: «Мне бы только с родными сладить, а с девчонкой я уж слажу сам». Это было при мне сказано и не совсем так. Я ведь знаю, кто и зачем Вам это передал, Вам это сказала Варвара Дмитриевна!“

«Alors j’ai pensé qu’il en savait aussi bien que moi la raison et je me tus. Nous parlâmes ensuite de Kisseleff et de la cour qu’il avait faite à M-me Wassilevsky. Serge me dit qu’il l’avait toujours critiqué pour ceci.

«C’était une conversation très intéressante» (стр. 30—31).

(«Пока всё приготовлялось в зале, я напомнила Сергею Голицыну его обещание рассказать мне об известных событиях. После некоторого жеманства он сказал мне, что это касается поэта. Он умолял меня не менять поведения по отношению к нему. Сергей порицал маменьку за ее суровость к Пушкину, говоря, что это не способ успокоить его. Когда я сказала ему о дерзости, с которой Штерич говорил мне у графини Кутайсовой о любви Пушкина ко мне, Сергей мне отвечал, что он уже заметил Штеричу, что это не его дело, и что я ему очень хорошо ответила. Я была в ярости от

- 270 -

речей, которые Пушкин держал на мой счет. Он сказал мне тогда: „Вам передавали, не правда ли, что Пушкин сказал: „Мне бы ~ Варвара Дмитриевна!“

«Тогда я подумала, что он знал так же хорошо, как я, причину этого, и замолчала. Мы поговорили потом о Киселеве и о его ухаживании за мадам Василевской. Сергей сказал, что он всегда порицал его за это. Это был очень интересный разговор».)

В этом лаконичном рассказе даны только какие-то упоминания о множестве фактов, оставшихся от нас скрытыми. Штерич — это Евгений Петрович Штерич (ум. в 1833 году), камер-юнкер, друг М. И. Глинки. «Хотя он был élégant в полном смысле этого слова, — характеризует его Глинка, — и любил блистать в салонах, однако же отличался редкими душевными качествами. Между прочим, он был хороший музыкант, учился у Мейера и играл опрятно на фортепьяне».105

Так вот, этот человек дерзко говорит у графини Кутайсовой106 Олениной о любви к ней Пушкина. Что говорит он? Варвара Дмитриевна Полторацкая, мечтая о браке своего брата Николая Киселева с Олениной, считает полезным отвратить ее от Пушкина. Сгущая краски, передает она Олениной непочтительные речи о ней Пушкина. Испытанный прием интриги. Эффект достигнут. Оленина возмущена Пушкиным. Сергей Голицын держит сторону Пушкина. Он убеждает Оленину, что Полторацкая, в интересах брата, наговаривает на Пушкина. Он умоляет Оленину не менять к Пушкину отношения. Он порицает ее мать, Елизавету Марковну, за суровость к Пушкину.

Кажется, мы подошли к разгадке. Пушкин взволнован. Пушкин проговаривается о своей любви в присутствии неверных людей, он несдержанно, запросто говорит что-то вроде того, что «мне бы только с родными сладить, а с девчонкой я уж слажу сам» (это вполне в духе его разговорной фразеологии). Тут происходит какое-то объяснение Пушкина с Елизаветой Марковной. Она обходится с ним сурово. «Это не способ его успокоить», — тонко замечает по поводу ее прямолинейной суровости Голицын. Не сватовство ли это было? В том, что Пушкин делал Олениной предложение, сомневаться, по-видимому, не приходится. В этом сходятся все источники, идущие из семьи Олениных; говорят за это и пушкинские записи: «Annette Olenine», «Annette Pouchkine».

В дневнике Оленина прямо об этом не упоминает. На старости же лет она рассказывала своему внучатному племяннику,107 что Пушкин «сильно за ней ухаживал и что она ему отвечала. Большим его не считала». «Пушкин мне делал предложение». «На вопрос Александра Алексеевича „почему же, ma tante,108 вы не вышли за него замуж?“, она отвечала: „Он

- 271 -

был велтопуах (вертопрах), не имел никакого положения в обществе и, наконец, il n’était pas riche“».109

В другом варианте воспоминаний Александра Алексеевича Оленина мы читаем: «Я знал мою тетушку в 80-х годах прошлого столетия, когда она из Варшавы приезжала гостить в Москву к моему отцу — ее родному племяннику, бывшему в эти года директором Строгановского училища технического рисования. — Это была древняя, но тем не менее бойкая старушка, сохранившая и память, и ясность ума. По вечерам она любила нам рассказывать о своих молодых годах. Ведь она знала решительно всех выдающихся своим умом и талантами лиц, бывавших в доме ее отца. С особенной теплотой она вспоминала о Пушкине, о его блестящих дарованиях, о том, что где бы он ни показывался, он сейчас же делался центром собрания. Меня очень интересовало — почему она не вышла за него замуж. Она всегда отмалчивалась, но в конце концов можно было вывести такое заключение: она не была настолько влюблена в Пушкина, чтобы идти наперекор семье. Семья же ее была против этого брака, ввиду главным образом бурной, неудержной натуры Пушкина, которая по ее понятиям не могла обеспечить тетушке мирное благоденственное житье. Тем не менее тетушка была весьма увлечена Пушкиным. — Это видно из того, что она имела с ним тайные свидания» (тут следует рассказ о прогулках в Летнем саду под присмотром англичанки).110

Конечно, родители не говорили своей юной дочери о политической неблагонадежности Пушкина. Они мотивировали свое нежелание видеть его зятем тем, что он слишком бурен, что он вертопрах, что нет у него ни положения, ни состояния. С Пушкиным же, по-видимому, объяснилась мать и говорила сурово.

Сопоставим с этим и невеселый каламбур Пушкина в письме к Вяземскому от 1 сентября: «Я пустился в свет, потому что бесприютен»,111 что Вяземский и расшифровал в своем ответном письме: «Ты говоришь, что ты бесприютен: разве уже тебя не пускают в Приютино?» (Пушкин, XIV, 28).

После сурового объяснения с матерью Олениной Пушкин, проводящий «время на дачах»,112 в Приютине появляется лишь в дни семейных праздников — 11 августа и 5 сентября.

Оленина рассказывает в дневнике 19 сентября:

«5-го сентября были маменькины именины. Неделю перед тем, мы ездили в Марьино.113 Там провели мы три дня довольно весело. Ездили

- 272 -

верхом и философствовали с Ольгой.114 Воротившись домой, я задумала сыграть „proverbe“.115 Милая Полина Голицына116 согласилась, и я выбрала „proverbe“, разослала роли, но имела горе получить отказ Сергея Голицына. Что делать?

«В пятницу, 4-го, приехал Слепцов117 с женою и с Краевским. Он взялся играть роль Голицына. Мы украсили наш театр цветами, зеркалами и статуями. Вдруг письмо от Полины: отказ и баста нашему „proverbe“. Но гений мой внушил мне другое. Мы сказали маменьке и папеньке о неудаче сюрприза, вынесли все цветы, но оставили шнурки для зеркал и других украшений. Всё сделали неприметным. После ужина предложили Слепцову сыграть шараду в лицах с разговорами. План одобрен, шарада выбрана „La Mélomanie“.

«На другой день поутру назначена репетиция. Я встаю рано. Надо бы ехать к обедне, но без меня не может быть репетиции. Я представляюсь, что у меня болят зубы. Чудесно обманываю маменьку и папеньку, остаюсь дома, иду делать репетицию. Вот кто участвовал в шараде: Слепцов, Краевский, милый Репнин,118 m-me Василевская, несравненный казак и я.

«Всё устроено, занавесь сшита, парики готовы, а к возвращению маменьки все уже внизу, как ни в чем не бывало.

«Приехали гости: из дам — Бакунины119 и Хитровы,120 Васильчиковы,121 много мужчин за обедом. Приезжают Голицын,122 потом и Пушкин.

«Как скоро кончился обед, маменьку уводят в гостиную и садятся все играть в карты, а я и актеры идем всё приготавливать.

«Через два часа всё готово. Занавесь поставлена и шарада начинается прологом. Слепцов говорит сочиненные им стихи. Занавесь опускается. Мы

- 273 -

быстро накидываем сарафаны и, пока всё на сцене приготавливается, Голицын, Елена Ефимовна123 и я поем за занавесом трио Гайдна.

«Затем мы разыгрываем шараду (Mé-lo-manie) в четырех действиях (Mais-lôt-manie).

.....................................

«После окончания шарады Голицын подходит к спектатерам124 и поет куплеты своего собственного сочинения.

«Вечером мы играли в разные игры.125 Дамы все уехали. Молодежь делала разные tours de passe-passe.126 Все очень поздно разъехались.

«Прощаясь, Пушкин мне сказал, qu’il doit partir pour ses terres, si toutefois il en aura le courage, — ajouta-t-il avec sentiment»127 (стр. 28—30).

Слова, которые Пушкин сказал Олениной, уезжая из Приютина, были чистосердечны.

Вновь мы видим возникающие под его рукой портреты Олениной. Они нарисованы на полях чернового текста «Полтавы». Один из них особенно хорош. Оленина изображена с большим проникновением, задумчиво опершейся головой на руку. Она в шляпе, нарисована по пояс. Это — единственный портрет Олениной, в котором Пушкин решился изобразить так пленявшие его ее глаза. Обычно на его рисунках Оленина показана с локонами, закрывающими глаза. Именно такой видим мы ее на втором рисунке рядом с описанным.128 Этот же рисунок как бы иллюстрирует стих: «Какой задумчивый в них гений!» Тут же нарисован и портрет пожилой женщины, несколько напоминающий облик матери Олениной.129

Черновые рукописи Пушкина выдают неуспокоившиеся мечтания его. Вновь появляются в его рукописи заветные сочетания имен: «Olenine»,

- 274 -

«Olenine», «Annette Pouch», «Annette», «AP», «AP». Всё, кроме фамилии Олениной, зачеркнуто.130 И еще через несколько страниц пишет поэт «Aninelo», «А. О.» и вновь и вновь повторяет эти начертания, тут же и дальше.131

Те же чувства — «должен уехать..., если, впрочем, у него хватит духу» — продиктовали Пушкину его удивительное стихотворение об оставляемом Петербурге, где глубокая, социальная и вместе с тем живописная характеристика мрачной столицы освещается — так неожиданно и лирично — деталями образа милой поэту девушки:

Город пышный, город бедный,
Дух неволи, стройный вид,
Свод небес зелено-бледный,
Скука, холод и гранит —
Всё же мне вас жаль немножко,
Потому что здесь порой
Ходит маленькая ножка,
Вьется локон золотой.132

7

21 сентября Оленина описывала в дневнике прощальный приезд Чечурина накануне. Там находим такой абзац:

«Последний раз, как он здесь был, он выпросил у меня стихи Пушкина на мои глаза. Я ему их списала и имела неблагоразумие подписать свою фамилию. То же сделала на стихах Вяземского, Козлова и других стихах Пушкина. Я написала ему на бумажке просьбу,133 чтоб он вычеркнул мое имя, и, когда спросила, сделает ли он это, он ответил:

«„Неужели Вы думаете, что я не исполню малейшего Вашего желания?“

«Я извинилась тем, что боюсь, чтобы стихи не попали в чужие руки.

«„Ах, боже мой, это очень понятно — всё будет исполнено“» (стр. 32).

- 275 -

Из стихов Пушкина, которые Оленина дала Чечурину, она называет только «Ее глаза». Мы знаем, что он привез ей «Ты и вы».134 Это не значит, конечно, что других стихотворений у нее не было. Но думаю, что из всего вышеуказанного у нее могли быть еще стихи «То Dawe, Esq^r» и «Предчувствие». Другие стихотворения, оставленные в недоработанном виде, поэт, конечно, ей не отдавал.

В сцене прощания с Чечуриным, которую описывает Оленина, интересна страница, посвященная декабристам:

«Наконец стало поздно. Маменька снова попросила его, чтобы он оставил ей сочинения и письма Рылеева. Он долго на это не соглашался, но наконец отдал их мне.

«Я воспользовалась этой счастливой минутой, когда растроган он был, и просила его оставить батюшке, под запечатанным пакетом, все дела, касающиеся до Рылеева. Все мы — брат Алексей, приехавший в тот день из деревни, маменька и я, стали упрашивать его.

«Он представлял нам свои резоны, мы — свои. Наконец он уверил нас, что он прав, и дал мне слово, что положит всё в пакет, запечатает двумя печатями и, приехавши в армию, отдаст его сам генералу Б.135

«„Чтобы доказать Вам, как я благодарен за Ваше ко мне попечение, я признаюсь, что у меня есть еще их стихи.136 Я сожгу их“. — „Зачем“, сказала я, „положите их в пакет и отдайте отцу. Он сохранит их и возвратит Вам их, когда Вы воротитесь с войны“.

«Но он не хотел на то согласиться, но обещал не держать их при себе» (стр. 32—33).

Как видим, в семье Олениных к декабристам относились с таким же сочувствием, как, вероятно, в большинстве интеллигентных семей той поры. О том же говорит и запись Олениной от 24 сентября:

«Вчера же получила я пакет от Алексея Петровича Чечурина. В нем был один браслет, другого он не успел кончить. Письмецо было в сих словах:

«„Я дожидал проволоки до 4-х часов. Видно мне должно кончить браслеты после войны. Слуга Ваш «Груши моченые»“.137 22 сентября. («Груши моченые» — это имя, которое Елена Ефимовна Василевская дала Львову и справедливо). В том же пакете были некоторые бумаги, писанные

- 276 -

ему на память, а также кусок руды серебряной, на которой было написано „Юноше несравненному“. Кусок сей завернут был в бумажке, исписанной иероглифами. Но я разобрала их, потому что у меня был ключ к ним.

«Вот они: „Вам, несравненная Анна Алексеевна, поручаю вещь, для меня драгоценнейшую. Прощайте“.

«Я взяла его бумаги, положила в пакет и надписала: „отдать по возвращении“. Кусок руды положила в выточенный ящик, написала внутри: „отдать Алексею Петровичу Чечурину“, завязала тесьмой и положила свою печать. Теперь я спокойна. Я сделала то, что должно, сохраню его тайну, она не касается меня» (стр. 35).

Совершенно ясно, что кусок руды был добыт на каторге кем-то из декабристов и подарен Чечурину, когда он был в Чите.

Запись от 25 сентября вновь соединяет и общественные и личные интересы Олениной:

«Сегодня пушки ужасно палили. Не взяли ли Варну? Дай боже! Теперь бы поскорее взять Шумлу да Силистрию, да и за мир приняться. Николай Дмитриевич Киселев теперь пойдет в люди. Его брат в большом фаворе. Да и он сам умен. Жаль только, что у него нет честных правил насчет женщин.138

«Что-то будет со мною эту зиму? Не знаю, а дорого бы дала, чтобы знать, чем кончится моя девственная карьера. Увидим!» (стр. 36).

Следующая запись выясняет, что симпатию к декабристам Оленина испытывает по человечеству (многих из них она, конечно, знала лично), по существу же она резко критикует их программу, бросая им мимоходом обвинение в том, что они проливали «реками родную кровь». И это ее обвинение, и утверждение, что деятельность некоторых из декабристов вызывалась их тщеславием, и предлагаемая ею политическая концепция, вероятнее всего, — отголосок рассуждений А. Н. Оленина:

«30 сентября.

«Боже мой, какая радость! Вчера приехали папенька и братья и вот их хорошие и худые новости: 1) что с них сняли цепи, 2) что Муравьев, Александр Николаевич, сделан начальником в Иркутске. Все чувства радости проснулись в душе моей: они свободны, хоть телом свободны, думала я. Эта мысль услаждала горе знать их так далеко и в заточении. Но, увы, жалея о них, горюя об их ужасной участи, я не могу не признать, что рука всевышнего карает их за многие дурные намерения» (стр. 36). Далее следует критика «неограниченной и пустой детской конституции, которую хотели дать нам 14-го числа» (стр. 38).

Запись, сделанная на другой день, показывает подлинные горячие чувства Олениной, которые перекрывали, конечно, ее рассудочную критику декабристской идеологии:

«1 октября.

«Вчера, приехавши в город, я исполнила желание сердца моего и отслужила, неведомый никому, благодарный молебен за вчерашние вести» (стр. 38).

- 277 -

Далее следуют страницы, посвященные войне. Оленина рисуется тут человеком с живым, эмоциональным отношением к общественным событиям. Чувства патриотизма и воинской чести руководят ее мыслью.

14 октября она записывает в дневник:

«Проживши в Приютине до ужасного вихря и снега, в прошедшее воскресенье я приехала с папенькой в град Петров» (стр. 39—40).

Последние записи в дневнике Олениной за 1828 год (от 14 и 17 октября) говорят о неназванном герое Варны (вероятно, об Алексее Лобанове-Ростовском) и о Николае Дмитриевиче Киселеве (записи от 5 и 22 ноября).

8

Осень 1828 года явилась для Пушкина одним из самых творчески насыщенных периодов его жизни. К середине октября в Петербурге была вчерне закончена и перебелена «Полтава». 19 октября, отметив лицейскую годовщину традиционным ужином, он уехал в деревню — в тверские имения своих друзей Вульфов. Здесь написаны «Клеопатра», «Анчар», «Чернь», закончена седьмая глава «Онегина». Здесь он работает и над «Сказкой о царе Салтане», и над повестью из современной русской жизни. В начале декабря он приехал в Москву и пробыл здесь месяц — до 5 января 1829 года.

Одним из первых в этот период Пушкин навестил близкое ему семейство Ушаковых, где он постоянно бывал в начале 1827 года, ухаживая за старшей сестрой, Екатериной Николаевной. Ей написаны стихи «Когда, бывало, в старину...» (3 апреля 1827 года) и «В отдалении от вас с вами буду неразлучен...» (16 мая 1827 года). Полуторагодовая разлука показала непрочность чувства Пушкина к Ушаковой.

«При первом посещении Пресненского дома, — рассказывает племянник Екатерины Николаевны, — он узнал плоды своего непостоянства: Екатерина Николаевна помолвлена за князя Д—го. „С чем же я-то остался?“ вскрикивает Пушкин. „С оленьими рогами“, отвечает ему невеста».139

В этой браваде оскорбленной изменой Пушкина Екатерины Ушаковой, может быть, содержится намек не столько на ее, Ушаковой, измену Пушкину, сколько на отказ Олениной поэту.

Непосредственное впечатление от этой перемены в отношениях между Ушаковой и Пушкиным передает Вяземский жене: «Мы вчера ужинали у Василья Львовича с Ушаковыми, пресненскими красавицами, но не подумай, что это был ужин для помолвки Александра. Он хотя и влюбляется на старые дрожжи, но тут сидит Долгорукий горчаковский и дело на свадьбу похоже».140

«Впрочем, этим не кончились отношения Пушкина к бывшему своему предмету, — продолжает рассказ Киселев. — Собрав сведения о Д—м, он

- 278 -

упрашивает Н. В. Ушакова расстроить эту свадьбу. Доказательства о поведении жениха, вероятно, были слишком явны, потому что упрямство старика было побеждено, а Пушкин остался прежним другом дома».141

К поре этих дружеских общений относятся стихи Пушкина младшей сестре Екатерины Николаевны, Елизавете — «Вы избалованы природой...» (начало января 1829 года) и рисунки в ее альбоме.142

Дружеские отношения Пушкина с Ушаковыми побуждали его рассказывать девушкам о своих сердечных неудачах, рисовать им не только портреты своих друзей, портреты самих Ушаковых, но и портреты своих увлечений.143 Пушкин записал Ушаковым в альбом и имена женщин, в которых он был влюблен (так называемый «Дон-Жуанский список»). Имя Анна записано Пушкиным пять раз. В той Анне, которая предшествует завершающему первый список имени Натальи (Гончаровой), нельзя не узнать Олениной.144

Среди рисунков в Ушаковском альбоме есть три портрета Олениной, прекрасно исполненных Пушкиным. Один из них — погрудный — великолепен по артистизму.145 Оленина изображена в альбоме и в двух злых карикатурах непушкинской руки.

«На одном из этих рисунков изображен пруд, на берегу которого стоит нарядная молодая особа и удит; на поверхности воды видно несколько мужских голов; вдали, на берегу, стоит молодой человек в круглой шляпе, с тростью в руке. Против мужской фигуры написано: „Madame, il est temps de finir“,146 a против женской:

Как поймаю рыбочку
Я себе на удочку,
То-то буду рада,
То-то позабавлюсь,
То-то разгуляюсь!

«По объяснению Н. С. Киселева, представленная здесь молодая особа — Анна Алексеевна Оленина. В мужчине, стоящем на берегу, следует угадывать Пушкина, хотя изображение и не отличается сходством.

«Барышню с тем же профилем, какой мы видим на сейчас описанной картинке, можно узнать и на другом рисунке: тут она протягивает руку молодому человеку, который ее почтительно целует. Здесь мужская фигура с лицом, обрамленным бакенбардами, уже гораздо более напоминает портреты Пушкина. К этой картинке относится следующая подпись:

Прочь, прочь отойди!
Какой беспокойный!
Прочь, прочь! Отвяжись,
Руки недостойный!»147

- 279 -

Картинки эти нарисованы женской рукой, совершенно беспомощно. Они принадлежат, по-видимому, Екатерине Николаевне Ушаковой148 и объясняются ее «веселой остротой», «насмешливостью злой», питаемой ревнивым чувством к Пушкину.

Все эти рисунки сделаны предположительно во время приезда Пушкина в Москву между 12 марта и апрелем 1829 года. В них ясно, что Ушаковы знали о влюбленности Пушкина в Оленину, как знали и об отказе ее от брака с ним и о ее поисках жениха.149 Ясно, что Ушаковы видели Оленину, приезжавшую в Москву в январе 1829 года150 (карикатуры обладают ясными приметами Олениной — высокая прическа, большой нос, непомерно маленькие ноги).

На обратном пути из Москвы Пушкин вновь заезжает по дороге в полюбившиеся ему Малинники, которые теперь постоянно будут его притягивать.

Новые впечатления, новые девичьи лица затуманивали в памяти его образ Олениной. Поэт сам расписывается в этом:

За Netty сердцем я летаю
        В Твери, в Москве —
И R и О позабываю
         Для N и W 151

                 (III, 1, 139).

Netty, N и W — это одна из многочисленных племянниц соседки Пушкина по Михайловскому, П. А. Осиповой, — Анна Ивановна Вульф.152 R обозначает, вероятно, Россет, О — Оленину.

18 января 1829 года Пушкин возвращается в Петербург.153 Олениной в это время в Петербурге не было. Она уехала в Москву.154 Пути их разминулись.

- 280 -

Может быть, Пушкин встретился с нею в марте, но никакими определенными данными об этом мы не располагаем.155 Впрочем, это уже не имело для него никакого значения. В апреле 1829 года Пушкин сделал предложение Гончаровой. Ему отказали, но не лишили надежды на будущее. Со смутными чувствами уехал Пушкин на Кавказ, — он хотел видеть брата Льва, друга Николая Раевского и некоторых из товарищей, декабристов, находящихся в ссылке в «теплой Сибири».

Во время путешествия Пушкин вспоминал на Кавказе свои сердечные чувства: среди его рисунков, сделанных на Северном Кавказе, мы узнаем портреты М. Н. Волконской, Е. К. Воронцовой.156 В пожилых лицах мужчины и женщины некоторые исследователи предполагают портреты родителей Олениной.157 Эти зарисовки вызваны, вероятно, воспоминаниями о горечи принятого от них отказа.

Вернулся Пушкин в Петербург после путешествия в Арзрум, после кратковременного пребывания на обратном пути в Москве и нового гощения в деревне у Вульфов, — в середине ноября 1829 года.

9

Вернувшись в Петербург после длительного отсутствия (его не было восемь месяцев), Пушкин принимается за восьмую главу «Евгения Онегина».158 Описывая петербургский бал, поэт дает вереницу сатирически изображенных типов — представителей столичного света. Среди этих карикатурных персонажей оказывается и Оленина. Стихи эти остались в черновиках поэта (VI, 512—515). Приведем строки об Олениной в том порядке, как они писались:

Annette Olenine тут была

*

Lisette

*

[Тут] Лиза                    была
Уж так [жеманна], так мала!..159

- 281 -

Так бестолкова, так писклива160
[Что вся была в отца и мать]161

*

Тут Лиза Лосина была

*

Тут [Лиза] дочь его была,162
Уж так жеманна, так мала,163
Так неопрятна, так писклива,164
Что поневоле каждый гость
Предполагал в ней ум и злость...

*

Тут был ее отец 165
О двух ногах н‹улек› горбатый

*

Тут был отец ее пролаз166
Нулек на ножках

И далее:

[Но дрожь Онегина взяла:]
[Тут Лиза              вошла]
Уж так горбата, так смела

*

Так неопрятна [писклива]
Что поневоле каждый гость
Предполагал ‹в ней ум и злость›167

Вот образ Олениной, вчерашнего «ангела милого»! Жеманна, мала, горбата, писклива, бестолкова, неопрятна. Она вызывает дрожь Онегина при своем появлении. Чем объясняется этот ядовитейший сарказм против Олениной? Надо предположить, что произошло что-то чрезвычайное, что Оленина жестоко оскорбила Пушкина, сделала это публично. То, что она отказала ему «в руке», — дело интимное, которое, как мы видели, не вызвало, естественно, никакой обиды. Тон же черновых стихов об Олениной в восьмой главе «Онегина» предполагает какую-то взорвавшую Пушкина обиду. Стихи о Лизе Лосиной написаны в декабре 1829 года, когда Пушкин, вернувшись в Петербург после длительного путешествия, вновь засел за роман. Мы видим и еще один знак отчуждения Пушкина от семьи Олениных в те же декабрьские дни 1829 года. Составив список тех лиц, кому следует развезти визитные карточки к новому, 1830 году, Пушкин записал и Олениных и тут же вычеркнул их.168 Он перестал считать их своими знакомыми. Не услыхал ли Пушкин, вернувшись из Арзрума, от кого-нибудь,

- 282 -

может быть, от преисполненной ревностью к Олениной Екатерины Ушаковой, знаменитой своим злым язычком, каких-нибудь обидных речей, которые Оленина говорила о нем, приехав в Москву?

10

Думаю, что эта моя гипотеза находит себе подкрепление в словах самого Пушкина. Есть у Пушкина повесть, называемая «‹Роман в письмах›». Написана она в 1829 году, осенью в течение десяти дней — с 21 октября по 1 ноября (VIII, 2, 1051). Пушкин жил в это время в Старицком уезде, заехав туда на пути из Арзрума в Петербург. Поэт написал в это время бо́льшую часть «Путешествия Онегина», поэму «Тазит» — и в том и в другом кристаллизовались недавно воспринятые кавказские впечатления. Здесь же родились и такие свежие, реалистические и совершенные в поэтическом отношении стихотворения, как «Зима. Что делать нам в деревне?..» и «Зимнее утро» («Мороз и солнце; день чудесный...»).

В написанной в эти благодатные дни повести «Роман в письмах» читаем мы мысли самого Пушкина (в письмах мужчин), мысли и чувства девушек, его окружавших (в письмах женщин). В повести ярко отражается весь быт среднепоместных уездных дворян. В ней сквозят ощутимые черты живой действительности.

Пушкин и не скрывает этого. Помета под первым же письмом героини повести Лизы к Саше — «Село Павловское» — говорит сама за себя. Село Павловское Пушкин упоминает в своем письме к А. Н. Вульфу от 26 октября 1829 года (XIV, 49, 50, № 419).169 Селом Павловским помечено им место создания «Странствия» Онегина в хронологии романа (VI, 532). Из села Павловского написано и письмо к жене в 1833 году.

Только что отъехав от Петербурга, 21 августа Пушкин пишет жене: «Ты не угадаешь, мой ангел, откуда я к тебе пишу: из Павловска; между Берновом и Малинников, о которых вероятно я тебе много рассказывал. Вчера, своротя на проселочную дорогу к Яропольцу, узнаю с удовольствием, что проеду мимо Вульфовых поместий, и решился их посетить. В 8 часов вечера приехал я к доброму моему Павлу Ивановичу, который обрадовался мне, как родному. Здесь я нашел большую перемену. Назад тому 5 лет Павловское, Малинники и Берново наполнены были уланами и барышнями; но уланы переведены, а барышни разъехались...» (XV, 72, № 838).

Вот отрывок из «Романа в письмах», где мы видим полнейшую аналогию: «... вчера были именины ***. Я приехал к обеду, вхожу в гостиную, нахожу толпу гостей, уланские мундиры, дамы меня окружают...» (VIII, 1, 51). Уланы, о которых пишет Пушкин, были офицерами стоявшего тогда в Старице Оренбургского уланского полка.170 Пушкин знал, как живо они интересовали барышень, живущих в вульфовских поместьях по уезду; Анна Ник. Вульф писала ему из Малинников об уланах еще в 1826 году (XIII, 273, 280—281); сам Пушкин сообщает А. Н. Вульфу

- 283 -

в письме от 26 октября 1829 года: «Евпраксия Николаевна и Александра Ивановна отправились в Старицу осмотреть171 новых уланов» (XIV, 49, № 419).

Уланы эти отразились не только в «Романе в письмах», но и в «Евгении Онегине». Описывая увлечение Ольги после смерти Ленского, поэт пишет:

Мой бедный Ленский! изнывая,
Не долго плакала она...
Улан умел ее пленить,
Улан любим ее душою...

Улан, своей невольник доли,
Был должен ехать с нею в полк.

(VI, 142, 143).

В опущенных для печати двух строфах чернового текста дается и портрет улана, покорившего Ольгу:

Ее настиг младой улан,
Затянут — статен и румян,
Красуясь черными усами,
Нагнув широкие плеча
И гордо шпорами звуча.

(VI, 420).

В варианте последнего стиха: «Заветной шпорою гремя» — можно узнать лукавую интерпретацию выражения, подобного словам Netty (Анны Ивановны Вульф): «... в шпорах есть нечто поэтическое. Ссылаюсь на мнение А. И. В.», введенного было Пушкиным в примечание к строфе XXVIII главы первой (VI, 528).172

Если вспомнить, что глава седьмая «Евгения Онегина» писалась в 1827—1828 годах, то не останется сомнений, что улан в «Евгении Онегине» прямо привнесен из провинциальных впечатлений поэта. «Здесь объедаюсь я вареньем и проиграл три рубля в двадцать четыре роббера в вист», — пишет Пушкин жене (21 августа 1833 года; XV, 73). «С чувством подчует вареньем», «мать... большая охотница до виста», «играю с старухами в бостон по копейке и сержусь, когда проигрываюсь», — читаем мы аналогичные письму тексты в повести (VIII, 1, 47, 55). Скажем больше. Все героини повести — Лиза, Саша, Маша — названы именами обитательниц этого вульфовского гнезда. «Из старых моих приятельниц нашел я одну белую кобылу..., а в Малинниках вместо всех Анет, Евпраксий, Саш, Маш etc., живет управитель Парасковии Александровны...», — так пишет Пушкин в том же письме к жене (XV, 72).

Откроем дневник Вульфа: «Старица. Я ожидал там найти Лизу и Сашу... Здесь я нашел двух молодых красавиц... Марья Борисова. Другая, Машенька Борисова, прошлого года мною совсем почти незамеченная, теперь тоже заслуживала мое внимание. Не будучи красавицею, она имела хорошенькие глазки и для меня весьма приятно картавила. Пушкин, бывший здесь осенью, очень ввел ее в славу».173 Лиза — это одна из многочисленных племянниц П. А. Осиповой, младшая сестра Анны Петровны

- 284 -

Керн, Елизавета Петровна Полторацкая, которая проходит одной из главных героинь в дневнике Вульфа. Более известна она по обращенному к ней четверостишию Пушкина:

Когда помилует нас бог,
Когда не буду я повешен,
То буду я у ваших ног,
В тени украинских черешен.174

(III, 1, 150)

Саша, она же Алина, — это Александра Ивановна Осипова, падчерица П. А. Осиповой, которую Пушкин обессмертил своим «Признанием» («Я вас люблю, — хоть я бешусь...»; III, 1, 28).175 Маша — это, конечно, Марья Васильевна Борисова, о которой говорит Вульф, что Пушкин осенью 1828 года «очень ввел ее в славу». Вероятно, Вульф имеет в виду полученное им от Пушкина письмо, написанное 27 октября 1828 года: «... Марья Васильевна Борисова есть цветок в пустыне, соловей в дичи лесной, перла в море и... я намерен на днях в нее влюбиться» (XIV, 33). Это была молодая девушка, сирота, жившая в доме Петра Ивановича Вульфа, в имении Старицкого уезда Тверской губернии. «Была она очень красивая, имела выразительные глаза и черные волосы».176 Конечно, ее изобразил Пушкин следующей осенью в своем «Романе в письмах» в качестве второй героини повести, Маши, которая наряду с первой героиней Лизой занимает Владимира. «Стройная меланхолическая девушка лет семнадцати, воспитанная на романах и на чистом воздухе»; «у ней много хорошего, много оригинального»; «Маша хорошо знает русскую литературу — вообще здесь более занимаются словесностию, чем в Петербурге»; «теперь я понимаю, за что В* ‹Вяземский› и П* ‹Пушкин› так любят уездных барышен. Они их истинная публика»; «Она стройна и странна — мужчинам только того и надобно» и т. д. (VIII, 1, 47, 49, 50, 51).

Образ той же Машеньки Борисовой посетил Пушкина, когда он обдумывал — уже в 1834 году — «Капитанскую дочку». В одном из планов повести находятся такие строки: «Муж и жена Горисовы.177 Оба душа в душу — Маша, их балованная дочь — (барышня Мар‹ья› Горис‹ова›). Он влюбляется тихо и мирно» (VIII, 2, 930).

Вот в этой-то реалистической повести «Роман в письмах», искрящейся умом, теплым юмором и знанием человеческого сердца, пронизанной уважительной любовью к простой русской девушке (той же Татьяне, той же Маше из «Капитанской дочки»), в повести, в которой решительно всё кажется сколком с настоящей, еще не остывшей жизни, находим мы развязку отношений Пушкина с Олениной.

В последнем письме повести Владимир описывает своему другу прелесть Лизы и заканчивает этот дифирамб контрастным рассказом о другой. Приведу этот текст.

- 285 -

«С Лизою вижусь каждый день — и час от часу более в нее влюбляюсь. В ней много увлекательного. Эта тихая благородная стройность в обращении, прелесть высш.‹его› петербургского общества, а между тем — что-то живое, снисходительное, доброродное (как говорит ее бабушка), ничего резкого, жестокого в ее суждениях, она не морщится перед впечатлениями, как ребенок перед ревен‹ем›. Она слушает и понимает — редкое достоинство в наших женщинах. Часто удивлялся ‹я› тупости понятия или нечистоте воображения дам, впрочем очень любезных.178 Часто сам‹ую› тонк‹ую› шутку, самое поэтическое приветствие179 они принимают или за нахальную эпиграмму или ‹за› ‹?› неблагопристойную плоскость.180 В таком случае холодный вид181 ими принимаемый так убийственно отвратителен, что самая пылкая любовь против него не устоит.

«Это испытал я с Еленой ***,182 в которую был я влюблен без памяти. Я сказал ей какую-то нежность;183 она приняла ее за грубость и пожаловалась на меня своей приятельнице.184 Это меня вовсе разочаровало» (VIII, 1, 55—56).

В женщине, в которую поэт был влюблен без памяти, которая приняла его нежность за грубость, которую Пушкин назвал было О —, а затем Елена, нельзя не узнать Олениной.185 Первоначальные слова: «нажаловалась своим приятельницам, чрез которых» — совершенно точно соответствуют моему предположению, что Пушкин слышал от Ушаковых какие-то оскорбительные о нем речи Олениной, сказанные ею в ее приезд в Москву.

Именно из Москвы приехал Пушкин в этот раз в Старицу. А там он по-прежнему бывал постоянно у Ушаковых; во время этих общений с ними услышал, очевидно, рассказ Олениной в их передаче (может быть, повторно разговор мог быть еще в марте—апреле) — «нажаловалась своим приятельницам, чрез которых...».

Почему Ушаковы — приятельницы Олениной? Это та же среда, тот же круг. И естественно, что, приехав в Москву, Оленина познакомилась и в какой-то мере сблизилась с этими своими сверстницами.

Если нужны еще подтверждения в пользу того, что рассказ Владимира о Елене это — рассказ Пушкина об Олениной, мы предлагаем аналогии.

Встретив невзначай Пушкина, Оленина боится, как бы он «не соврал чего в сентиментальном роде». Она «в ярости от речей Пушкина на ее счет».186 Может быть, именно этот случай нашла она нужным рассказать и в Москве.

- 286 -

Очевидно, это была последняя капля в переполненной чаше разочарования Пушкина Олениной. Отношения между ними не сложились. Он был «без памяти влюблен». Она была равнодушна. Она ценила его славу, то, что он был одним из самых интересных людей своего времени, что подруги завидовали его вниманию к ней. Это льстило ей до такой степени, что она соглашалась на условные свидания с ним в Летнем саду, под присмотром гувернантки. Но Лобанов-Ростовский, Киселев, Чечурин — все привлекали ее гораздо больше, непосредственнее.

Образ Олениной вырисовывается теперь довольно отчетливо. Поздняя дочь в семье, она росла балованным ребенком. Ее баловали немолодые родители, старшие брат и сестра и постоянные, близкие и дальние, посетители дома Олениных. Ей пишут стихи известные поэты, ее рисуют первые художники. Она не терпит противоречий. Хорошенькая, живая, белокурая девушка с красивыми, выразительными глазами, маленькая, подвижная, бойкая, музыкальная, любящая поэзию, — Оленина нравилась всем. Воспитанная среди видных представителей русской литературы, она с юности любила выражать свои мысли и чувства в дневнике, в рассказах и стихах. Лишенная всякого литературного дара, Оленина усвоила от культуры слова лишь развязность, бойкость в выражении мыслей. Рассудительность ее, душевный холод часто заглушали ее природную пылкость. Властная и даже деспотичная, рассудочная в отношениях, резонерка, чрезвычайно высоко мнящая о себе, — она представляется нам мало симпатичным человеком. Но обаяние ее девичьей нежности, привлекательность ее в соединении с веселым и живым характером заставили Пушкина «без памяти» влюбиться в нее. Три месяца занимала она его мысли и чувства. Затем, не встретив ответа, увлечение стало гаснуть. Пушкин начал обращать внимание на «резкость, жестокость в ее суждениях», стал замечать, что, слушая его, она его не понимает. Он увидел, что она «крепится противу принятия впечатлений», «морщится» перед ними. Он стал удивляться «тупости ее понятия». Он вдруг убедился, как извращенно толкует она его слова. Он понял, что только «нечистота воображения» могла превратить в ее сознании его «самую тонкую шутку», «самое тонкое нежное приветствие» в «нахальную эпиграмму» или в «неблагопристойную плоскость». Важный, холодный вид, принимаемый ею в этих случаях, был для него «так отвратителен», «так убийственно отвратителен», что любовь его не устояла. Оленина «вылечила его навсегда».187

Пушкин любил пользоваться таким приемом письма; характеризуя какого-нибудь человека, он показывал, каких отрицательных свойств у этого человека нет. Он подбирал из них другой образ. Таким путем, в тени явного портрета возникал другой портрет — скрытый, но, несомненно, более важный для Пушкина. Он получал возможность, не называя своего врага, обнажить всё отталкивающее в нем.

Именно так построена, например, в «Воображаемом разговоре с Александром I» характеристика Воронцова, мрачной тенью сопровождающего светлый образ Инзова (см. XI, 23).188

- 287 -

11

Остается рассмотреть, к Олениной ли обращены еще некоторые лирические стихотворения Пушкина.

Отметим прежде всего, что не стоило бы вновь вовлекать в круг стихотворений, обращенных Пушкиным к Олениной, стихотворения, давно уже справедливо выведенного из этого цикла. Это — стихотворение 1833 года «Когда б не смутное влеченье...».189

Долгое время существовала укоренившаяся точка зрения, что к Олениной обращено и стихотворение «Приметы»:

Я ехал к вам: живые сны
За мной вились толпой игривой...

   (III, 1, 152).

А. П. Керн вспоминала: «...он приехал ко мне вечером и, усевшись на маленькой скамеечке (которая хранится у меня как святыня), написал на какой-то записке:

Я ехал к вам. Живые сны...190

«Писавши эти строки и напевая их своим звучным голосом, он при стихе:

И месяц с левой стороны
Сопровождал меня уныло

заметил, смеясь: „Разумеется с левой, потому что ехал назад!“

«Это посещение, как и многие другие, полно было шуток и поэтических разговоров.

«В это время он очень усердно ухаживал за одной особой, к которой были написаны стихи: „Город пышный, город бедный“ и „Пред ней, задумавшись, стою“.191 Несмотря, однако ж, на чувство, которое проглядывает в этих прелестных стихах, он никогда не говорил об ней с нежностию и однажды, рассуждав о маленьких ножках, сказал: „Вот, например, у ней вот какие маленькие ножки, да черт ли в них?“ — В другой

- 288 -

раз, разговаривая со мною, он сказал: „Сегодня Крылов просил, чтобы я написал что-нибудь в ее альбом“. „А вы что сказали?“ — спросила я. „А я сказал: Ого!“ В таком роде он часто выражался о предмете своих вздыханий».192

Намекала ли Керн на то, что «Приметы» написаны к Олениной (как всё остальное, о чем она говорит в приведенных страницах) или к ней (как понимают некоторые исследователи), или же она не знала, к кому обращено стихотворение, — не имеет значения.193

Новую догадку выдвинул М. Л. Гофман. Он предположил, что «Приметы» обращены не к Олениной, а к Вельяшевой.194 Эта любопытная и правдоподобная гипотеза принята и нами в Академическом издании.195 Но ее колеблет утверждение Оленина (внучатного племянника Анны Алексеевны), что автограф стихотворения находился в альбоме Олениной.196 Вопрос, таким образом, не может считаться решенным.

Обратимся к другому стихотворению — «Каков я прежде был, таков и ныне я...» с эпиграфом из А. Шенье: «Tel j’étais autrefois et tel je suis encor». И в этих стихах видели чувство Пушкина к Олениной. Казалось бы, очень правдоподобная гипотеза. «Умиленье», «робкая нежность» — не то же ли чувство сквозит и в словах:

Пред ней задумчивый стою,
Полувеселый, полуслезный.197

Однако датировка стихотворения «Каков я прежде был...» 1828 годом, которая и вводила в заблуждение исследователей, оказывается ненадежной. Выясняется, что оно было написано еще в 1826 году.198

Печатают же «Каков я прежде был...» среди произведений 1828 года, потому что так датировал стихотворение сам Пушкин.199

- 289 -

Переписал его поэт с рукописи 1826 года набело в 1828 году, в апреле—мае, в новую записную книжку. Это убеждает нас в том, что стихотворение зазвучало вновь в памяти поэта в те дни, когда он был влюблен в Оленину, и что образ той девушки, которая вдохновила поэта на создание этих стихов, уже давно погас в его сердце.200 И печатая стихотворение (это было уже в 1832 году), Пушкин поставил под текстом дату: 1828 год. Может быть, поэтому и опустил он при переписывании и в печати последние строки стихотворения, текста которых мы, к сожалению, до сих пор не знаем, так как они остались непрочитанными доныне. Автограф написан карандашом и совершенно затерт.

Не известна вдохновительница одного из самых замечательных произведений пушкинской любовной лирики:

Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем...

(III, 1, 188).

Пушкин утаил от нас, к кому обращено это стихотворение, как утаивал он имена всех женщин, которых он любил особенно глубоко. Но биограф не может проходить равнодушно мимо таких значительнейших памятников чувства, которое светится в стихотворении «Я вас любил...». Его всегда будет мучить эта загадка. 1829 год, которым Пушкин сам обозначил время создания стихотворения «Я вас любил...», казалось бы, дает в руки исследователя какую-то опору. Но и она ненадежна. Гипотеза Анненкова, что стихотворение обращено к Олениной, была поддержана рядом легковерных комментаторов и отвергнута одним комментатором, серьезно подошедшим к вопросу.201

Вся психологическая основа стихотворения «Я вас любил...» противится тому, чтобы признать его написанным к Олениной. Слова стихотворения предполагают безграничную преданность женщине — до полнейшего отказа от собственного чувства. За стихотворением чувствуется какая-то протяженность, давность чувства, остужающее дыхание времени. Все эти данные и привели меня в свое время к предположению, что стихотворение обращено к той же женщине, к которой написаны и другое стихотворение того же года — «Что в имени тебе моем?..» и два письма 1830 года, дышащие уничтожающей, всепоглощающей, многолетней страстью, которую поэт пытается подавить.202

- 290 -

Стихотворение «Что в имени тебе моем?..», как и письма 1830 года, написаны, как известно, Каролине Собаньской.203 Естествен вывод, что написанное в одном ключе с этими лирическими и эпистолярными произведениями и, вероятно, в одно время стихотворение «Я вас любил...» обращено к ней же.204 Но вот являются новые факты, противоречащие этой точке зрения. Внучка Олениной рассказывает:

«Анна Алексеевна тщательно берегла альбомы с автографами и рисунками Пушкина (всё больше ножки гирляндою вокруг стихотворений 1828 года), не любила, чтобы мы выражали о них наше мнение и не допускала ни малейшей критики с нашей стороны...

«Зная, как я интересовалась ее прошлым, бабушка оставила мне альбом,205 в котором, среди других автографов, Пушкин в 1829 году вписал стихи „Я вас любил, любовь еще, быть может...». Под текстом этого стихотворения он в 1833 году сделал приписку: „plusqueparfait — давно прошедшее.206 1833“.

«Завещая мне этот альбом, Анна Алексеевна выразила желание, чтобы этот автограф с позднейшей припиской не был предан гласности..., желание Анны Алексеевны я исполнила, и автограф не сделался достоянием печати.

«Теперь же, когда прошло более ста лет со времени создания Пушкиным этого чудного стихотворения и после того, как столь многое изменилось в нашей жизни, я думаю, что то значение, которое Анной Алексеевной придавалось пометке Пушкина, уже утратилось. Решаясь огласить эти лишь мне известные слова Пушкина, думаю внести ценный вклад в пушкинскую литературу для тех, кто благоговейно относится к малейшей мысли нашего великого поэта.

«На обратной стороне листа находился другой автограф Пушкина „Что в имени тебе моем?“».207

Можно ли верить публикатору этих сообщений? Альбом не сохранился. Она пишет по памяти об альбоме, утраченном в 1917 году, пишет

- 291 -

в 1935-м. Не изменила ли ей память? О. Н. Оом пишет на старости лет (она посвящает книгу внукам); она начитана в пушкинской литературе, — она привносит в семейные воспоминания моменты, безусловно почерпнутые из позднейшей литературы (см. выше). Так же точно, на тех же основаниях могли бы мы усомниться и в свидетельстве О. Н. Оом о том, что стихотворение «Я вас любил...», находившееся в альбоме Олениной, было вписано рукой поэта.208

Но сообщаемое Оом дополнительное сведение, что Пушкин сделал под текстом позднейшую приписку: «plusqueparfait ‹давно прошедшее›. 1833», заставляет нас с сугубой осторожностью высказывать наши возражения. В этой помете Пушкин отказывается от своего чувства, говорит, что оно давно прошло. Такие тщеславные и самовлюбленные женщины, как Оленина, никогда не согласятся признать охлаждения к ним чужого чувства. Оленина и не позволяла сообщать в печати эту помету. Лишь в 1935 году, спустя более ста лет после всех этих любовных перипетий, решилась О. Н. Оом эту надпись опубликовать. Она сознавала, что всё связанное с великим поэтом уже не может оставаться достоянием одной частной семьи. Интересы национально-общественные перевесили ее семейный пиетет. Самый факт опубликования потомками Олениной подобного текста является ручательством за его подлинность. В таком случае правильно и то, что и стихотворение «Я вас любил...» было вписано Пушкиным в альбом Олениной.

Попробуем объяснить себе этот факт. Оом сообщает, что на обороте стихотворения «Я вас любил...» в альбоме Олениной Пушкин записал стихотворение «Что в имени тебе моем?..» Как мы видели, стихотворение это написано было для Собаньской. И вот, оказывается, Пушкин записывает это «чужое», не Олениной адресованное стихотворение, ей в альбом. Бывали ли подобные случаи у Пушкина? Да, бывали. Мы знаем их несколько.

Поэт пишет в Крыму стихотворение «Зачем безвременную скуку...» Оно вызвано мыслью о смерти, приближающейся к тяжело больной, но веселой, живой, острой девушке. Проходит пять лет. И Пушкин, покидая Москву, влюбленный в другую, передает эти стихи ее свойственнику — для нее, вероятно. Он ставит на автографе дату отъезда из Москвы. Теперь стихи о «неизбежной разлуке», страшащей поэта, говорят уже не о смерти, нависшей над любимой, а об отъезде влюбленного.209

Не вызывает недоумения и случай со стихами «Вы избалованы природой...»210 Общее в двух стихотворениях, написанных на одну тему, обращенных к двум разным девушкам, лишь экспозиция стихотворения.

- 292 -

Существо же этих стихотворений, развитие темы, — в чем же выразилось пристрастие природы к той или иной, — не имеет между собой ничего общего.

Но вот возникает перед нами новый случай. Пушкин вписывает в альбом Олениной стихотворение «Что в имени тебе моем?..», написанное Собаньской, — стихотворение с признанием в том, что она всегда живет в его сердце. Это — измена. Но эта измена простительна, — ею он давно забыт.

Не то же ли самое случилось и со стихотворением «Я вас любил...»? Не было ли и оно написано другой женщине и вписано в какую-то нежданную минуту в альбом Олениной? Например, когда Крылов побуждал Пушкина написать ей в альбом стихи. Оленина уже не вдохновляла его, и он взял стихи, написанные другой женщине.

Нам осталось выяснить, когда же мог Пушкин вписать Олениной в альбом стихи «Я вас любил...».

Оом утверждала, что под ними была дата: 1829. 1829 год — год длительного отъезда Пушкина из Петербурга, год путешествия его на Кавказ, в Арзрум. Этот факт суживает границы возможной датировки записи стихотворения в альбом Олениной. Отпадает время с апреля по начало ноября 1829 года — в это время Пушкина не было в Петербурге. До отъезда на Кавказ Пушкин мог встретиться с Олениной в марте 1829 года, но возможность этой встречи весьма условна. В конце же года, по возвращении в Петербург, Пушкин, как мы видели, написал в адрес Олениной страшные стихи, выражавшие чувства, прямо противоположные любви. Тем самым мы невольно приходим к заключению, что Пушкин едва ли бы вписал «Я вас любил...» в альбом Олениной в декабре 1829 года.

Дата «1829», имевшаяся будто бы в альбоме Олениной под стихотворением «Я вас любил...», говорит скорее о времени создания стихотворения, чем о времени вписывания его в альбом. Иначе стояла бы точная дата, как это обычно делал Пушкин в альбомах. Поэтому, может быть, случилось это и позднее, т. е. в начале 1830 года. Именно так должно было быть со стихотворением «Что в имени тебе моем?..» Написанное, по свидетельству самого Пушкина, в 1829 году (очевидно, в декабре), оно было записано в альбом Собаньской 5 января 1830 года. Олениной же, естественно, еще позднее.

То же, вероятно, и со стихотворением «Я вас любил...» Последний срок — это, вероятно, февраль — начало марта. 4 марта Пушкин уехал из Петербурга. А через месяц он был помолвлен с Гончаровой.

Последней, известной нам встречей Пушкина с Олениной был его приход, уже женатым, к ней, когда он коротко и решительно подписал под текстом стихотворения «Я вас любил...»: «plusqueparfait. 1833».

Заканчивая статью, мы не можем не указать, что, как бы ни были сложны и порой тяжелы для Пушкина отношения его к Олениной, она была центральным образом его лирики 1828 года и что она вдохновила поэта на создание одного из самых больших циклов любовных стихотворений за всю его жизнь.

————

Сноски

Сноски к стр. 247

¹ П. М. Устимович. Анна Алексеевна Андро, рожденная Оленина. «Русская старина», 1890, т. 67, август, стр. 387—412; Н. Козмин. Пушкин и Оленина (По новым данным). «Сборник Пушкинского Дома на 1923 год», Пгр., 1922, стр. 31—34.

² Дневник Анны Алексеевны Олениной (1828—1829). Предисловие и редакция Ольги Николаевны Оом. Париж, 1936, XLI, 137 стр. (тираж издания — двести нумерованных экземпляров). Мы пользовались экземпляром № 138, принадлежащим библиотеке Государственного Литературного музея (Москва).

³ «Известия ЦИК СССР и ВЦИК». 1937, № 35, 9 февраля.

Сноски к стр. 248

⁴ Здесь и в дальнейшем цитируется по изданию: Пушкин, Полное собрание сочинений, тт. I—XVI, Изд. Академии наук СССР, 1937—1949.

⁵ А. П. Керн. Воспоминания. Предисловие П. И. Новицкого. Вступительная статья, редакция и примечания Ю. Н. Верховского, изд. «Academia», Л., 1929, стр. 60.

⁶ М. П. Бестужев-Рюмин показывал Следственному комитету 5 апреля 1826 года, что он встречал «несколько раз» Пушкина в 1819 году у Олениных (Восстание декабристов, т. IX, Госполитиздат, 1950, стр. 119).

⁷ Заканчивается этот абзац в воспоминаниях А. А. Оленина так: «„Архив Алексея Николаевича находится в городе Касимове. Я тебе его с удовольствием привезу“ — сказал уходя Александр Алексеевич» (Воспоминания Александра Алексеевича Оленина, в записи Павла Сергеевича Попова, 1934. Рукопись. Хранится у меня). Судьба названного архива (или, вернее, этой части архива) А. Н. Оленина теперь не известна.

⁸ «Анета знала его, когда была еще ребенком». — Оленина пишет о себе в третьем лице.

⁹ См. выше статью Ф. Я. Приймы «Пушкин и кружок А. Н. Оленина», стр. 235.

¹⁰ Пушкин вернулся из Михайловского в Петербург числа 17 октября.

Сноски к стр. 250

¹¹ Вопрос о времени окончательного возвращения Е. М. Хитрово в Россию, а в связи с этим и о времени знакомства Пушкина с нею рассматривался Н. В. Измайловым в его статье «Пушкин и Е. М. Хитрова» в книге «Письма Пушкина к Елизавете Михайловне Хитрово» (Л., 1927). Н. В. Измайлов считает, что приезд Хитрово был вызван «коронацией императора Николая, в августе 1826 года; осторожнее его отнести к 1827 году» (стр. 159). Предположение это правильно: «Г-жа Хитрово вчера вечером приехала в Рим, а в воскресенье опять уедет во Флоренцию. Она едет в Москву на коронацию!» — писал 4 апреля 1826 года князь Дм. Ив. Долгоруков брату Михаилу из Рима («Русский архив», 1915, № 3, стр. 392). Не известно, состоялось ли знакомство Пушкина с Е. М. Хитрово в 1826 году, в Москве. Если нет, то оно завязалось в 1827 году, в Петербурге.

¹² А. О. Смирнова-Россет. Автобиография (Неизданные материалы). Подготовила к печати Л. В. Крестова. С предисловием Д. Д. Благого, М., 1931, стр. 110. Л. В. Крестова, вслед за В. В. Вересаевым, относит знакомство Пушкина с Россет (Смирновой) к январю 1829 года (см. там же, стр. 320). Это неправильно, хотя бы потому, что стихотворение Пушкина «Ее глаза», в котором говорится и о Россет, написано в 1828 году. К тому же приглашение Россет на бал совместно с княжной Стефанией Радзивил (1809—1832) говорит о времени, когда обе были еще фрейлинами, а это было не позднее весны 1828 года, когда Радзивил (14 апреля) вышла замуж за графа Л. П. Витгенштейна.

¹³ М. С. Боровкова-Майкова. Письма Вяземского. «Литературно-художественный сборник „Красной панорамы“», ноябрь, Л., 1929, стр. 48. Вторично вошло в публикацию: Пушкин в неизданной переписке современников. «Литературное наследство», т. 58, 1952, стр. 75.

¹⁴ Елизавета Марковна Оленина, рожденная Полторацкая, родилась 2 мая 1768 года, ей исполнилось в этот день шестьдесят лет.

Сноски к стр. 251

¹⁵ Графиня Наталья Павловна Зубова, рожденная княжна Щербатова (1801—1868), жена графа Александра Николаевича Зубова.

¹⁶ Княгиня Прасковья Павловна Юсупова, рожденная княжна Щербатова (1795—1820).

¹⁷ М. С. Боровкова-Майкова, ук. соч., стр. 49.

¹⁸ Алексей Николаевич Авдулин (1776—1838), генерал-майор, и жена его Екатерина Сергеевна, рожденная Яковлева (ум. в 1832 году).

¹⁹ Графиня Аграфена Федоровна Закревская, рожденная графиня Толстая (1800? — 1879). О ней см. ниже, стр. 267.

²⁰ М. С. Боровкова-Майкова, ук. соч., стр. 49; см. также: «Литературное наследство», т. 58, стр. 77—78.

²¹ Все эти внешние впечатления Вяземского дали повод М. С. Боровковой-Майковой присоединиться к мнению В. В. Вересаева, указывавшего на «несовпадение поэта с человеком в плане реальной жизни» (указанный сборник журнала «Красная панорама», стр. 50).

²² См.: М. А. Цявловский, Л. Б. Модзалевский, Т. Г. Зенгер. Рукою Пушкина. Изд. «Academia», М.—Л., 1935, стр. 314. Датируются эти записи: 1...18 ‹?› мая 1828 года.

²³ Предшествующие черновые варианты см. III, 2, 717—719. Стихотворение в этой первоначальной редакции (ЛБ № 2371, л. 12 об.; ныне ИРЛИ (ПД), ф. 244, оп. 1, № 838) датируется: «после 5 апреля — началом (до 9-го) мая 1828 года» (III, 2, 1176).

Сноски к стр. 252

²⁴ О том, что это стихотворение обращено к А. А. Олениной и что на его основе Пушкин в январе 1829 года создал другое стихотворение, обращенное к Ел. Ник. Ушаковой, см. мою заметку в книге: Рукою Пушкина, стр. 652—653.

²⁵ Или: Оленины.

²⁶ Прежде читалось ошибочно: «Море. On Day». Правильный текст установлен в Академическом издании.

²⁷ Заменяем неправильно прочитанное и до сих пор нечитаемое исправление Пушкина первоначальным эпитетом черновика.

²⁸ Черновой текст (беловой текст неизвестен) написан на л. 13 тетради ЛБ № 2371. Он датируется серединой (не ранее 9) мая 1828 года (см. III, 2, 1157).

²⁹ Автограф не сохранился. Датируется 1828 годом; предположительно — около (не ранее) 9 мая (см. III, 2, 1158).

³⁰ Время приезда его в Петербург в 1828 году — 27 февраля вечером — выясняется из письма Вяземского к жене от 2 марта 1828 года. Письма Вяземского к жене за 1827 и 1828 годы были подготовлены к печати М. С. Боровковой-Майковой. Несостоявшаяся публикация эта сохранилась в сверстанных листах невышедшего седьмого тома сборников «Звенья». Автографы писем Вяземского к жене хранятся в ЦГАЛИ (фонд Вяземских, № 195, оп. 1, ед. хр. 3267). Данное письмо находится на листах 193—194 названного собрания писем. Тексты всех цитируемых писем Вяземского к жене за 1828 год выверены нами по автографам.

³¹ Письмо от 4 и 7 мая 1828 года. ЦГАЛИ, ф. 195, оп. 1, ед. хр. 3267.

Сноски к стр. 253

³² Стихотворение датировано в Академическом издании серединой марта — началом июня (?) 1828 года (III, 2, 1161). 1828 годом датировал стихотворение сам Пушкин. Из писем Вяземского к жене за 1828 год мы видим, что стихотворение Вяземского «Южные звезды, черные очи...» написано 5 мая. Пушкин ответил стихами «Ее глаза», вероятно, в ближайшие дни, т. е. в первой половине мая (после 5-го) 1828 года.

³³ П. М. Устимович. Анна Алексеевна Андро, рожденная Оленина. «Русская старина», 1890, т. 67, август, стр. 397.

³⁴ Из воспоминаний Александра Алексеевича Оленина, написанных по просьбе В. Д. Бонч-Бруевича в 1937 году. Другой, очень близкий текст этого рассказа заключается в воспоминаниях А. А. Оленина, записанных профессором П. С. Поповым (см. выше, стр. 248).

³⁵ П. А. Вяземский. О жизни и сочинениях В. А. Озерова. Полное собрание сочинений, т. I, СПб., 1878, стр. 58. Не имеет значения, что в записи Оленина (потомка) фамилия героя трагедии Озерова «Дмитрий Донской» Бренский заменена фамилией актера Брянского, современника и знакомого Пушкина. Любопытно, что В. В. Вересаев именно так и понимал рассказ Вяземского (В. Вересаев. Спутники Пушкина, т. II. М., 1937, стр. 85).

Сноски к стр. 254

³⁶ «Что это кровавый день».

³⁷ Письмо Вяземского к жене от 21 мая, напечатанное М. С. Боровковой-Майковой (указанный сборник, стр. 49), начинается датой «20-го»; это — описка, исправленная в тексте, сданном ею в «Звенья». (В автографе читается «20-го» — ЦГАЛИ, фонд Вяземских, № 195, оп. 1, ед. хр. 3267).

³⁸ П. М. Устимович. — «Русская старина», 1890, т. 67, стр. 398.

³⁹ «Сен-Ронанские воды» — роман Вальтера Скотта, вышедший в подлиннике в 1823 году, а во французском (в котором, судя по тексту письма, Вяземский и Пушкин читали его) и русском переводе — в 1828 году. См. заметку «Сен-Ронанские воды. Сира Валтера Скотта» («Московский телеграф», 1828, ч. 23, № 18 (сентябрь), стр. 224—227).

Сноски к стр. 255

⁴⁰ Опубликовано отчасти в «Литературном наследстве», т. 58, стр. 80.

⁴¹ Письмо А. А. Андро к Вяземскому от 18 апреля 1857 года — в публикации В. С. Нечаевой «Письмо Грибоедова П. А. Вяземскому», «Литературное наследство», т. 47—48, 1946, стр. 237.

⁴² Не известно, в какой день точно было написано это стихотворение. Помета при его тексте — 26 мая — говорит не о дне написания, а о дне, которому посвящено стихотворение, дне рождения Пушкина.

⁴³ См. выше текст ее записи, подтверждаемый в первой части записью Пушкина над черновиком стихотворения.

⁴⁴ Первая строка, предшествующая приведенным, не разобрана. Ее читали: «Вяземскому» и парадоксально полагали, что это заглавие наброска, т. е. что эти лирические стихи обращены к приятелю (см.: Л. Б. Модзалевский и Б. В. Томашевский. Рукописи Пушкина, хранящиеся в Пушкинском Доме, 1937, стр. 34, № 80).

⁴⁵ См. III, 2, 1056, 1283—1284; отрывок датирован там концом мая 1828 года.

⁴⁶ Ср. с раздраженным тоном записок Пушкина к Хитрово, написанных осенью 1828 года (XIV, 32, №№ 390, 391). В. В. Вересаев связывал набросок «Но ты забудь меня, мой друг...» с Ан. Н. Вульф (см.: В. Вересаев. Спутники Пушкина, т. I. М., 1937, стр. 356).

⁴⁷ Пушкин писал и рисовал, по-видимому, у Хитрово (судя по тому, что сорт бумаги, на которой записано его стихотворение, больше не встречается в рукописях поэта). Но он унес листок с собой (листок оказался в его личном архиве).

Сноски к стр. 256

⁴⁸ Воспроизведено в «Альбоме Пушкинской юбилейной выставки в имп. Академии наук в Петербурге» (М., 1899, таблица 72) в качестве автографа Пушкина (см. в описании «Автографы А. С. Пушкина, С. Л. Пушкина, Н. О. Пушкиной, О. С. Павлищевой и Л. С. Пушкина» — там же, стр. 2, № 23). Портрет Олениной определен А. М. Эфросом в его книге: Рисунки поэта, 1933, стр. 388, 390 и др. (см. по указателю).

⁴⁹ Рисунок датируется началом июня 1828 года — тетрадь ЛБ № 2371, л. 15 об.; ныне ПД № 838.

⁵⁰ «После этого мы переменили игру и стали петь хором и soli» (запись от 11 августа 1828 года).

⁵¹ Перед шарадами, «пока всё на сцене приготавливается, Голицын, Елена Ефимовна и я поем за занавесом трио Гайдна» (запись от 5 сентября 1828 года, сделанная 19 или 20 сентября; стр. 30).

⁵² См. ниже, стр. 267.

⁵³ «В то время как я пела и восхищала Александра ‹Мейендорфа› и даже папеньку...» (запись от 25 июня 1829 года; стр. 57).

⁵⁴ См.: Т. Зенгер. Новые строфы «Евгения Онегина» (I. «Женись» — На ком? — «На Вере Чацкой»). «Пушкин — родоначальник новой русской литературы». Сборник научно-исследовательских работ. Под редакцией Д. Д. Благого, В. Я. Кирпотина, М.—Л., 1941, стр. 36—43.

⁵⁵ Музыка эта не известна. Узнаем мы об этом факте из рассказа Олениной о ее знакомстве с молодым казаком А. П. Чечуриным. 19 июля 1828 года Оленина пишет: «... он подошел к нам; мы стали разговаривать, и он рассказал мне всю свою жизнь.

История казака

Иртыш кипел в крутых брегах,
Вздымалися седые волны
И рассыпались с ревом в прах,
Бия о брег казачьи челны.
          (Положено мною на музыку)».

Это — шестая строфа «Смерти Ермака».

⁵⁶ М. А. Цявловский, публикуя автограф стихотворения «Не пой, волшебница, при мне...», высказал предположение, что красавицей, которая своим пением вдохновила Пушкина написать это стихотворение, была Анна Алексеевна Оленина. «Утверждать с несомненностью это мы не можем, — писал Цявловский, — потому что у нас нет свидетельств, что А. А. Оленина пела» (Два автографа Пушкина. М., 1914, стр. 10). Этой гипотезе возражал С. Л. Гинзбург: «Допустить же чье бы то ни было пение без слов в обстановке салонного музицирования мало вероятно» (С. Л. Гинзбург. Пушкин и грузинская песня. В книге: Пушкин. Исследования и материалы. Труды Третьей Всесоюзной Пушкинской конференции, М.—Л., 1953, стр. 318). Почему? Почему не предположить, что этот грузинский мотив привязался к музыкальной Олениной и она напевала его? Мог при этом Глинка или она сама подыгрывать аккомпанемент. Могла она и «слегка» напевать мотив, «его невольно затвердив». Странное впечатление производит и обвинение в натурализме исследователя, находящего отражение живых черт подлинной жизни в поэзии Пушкина (см. там же, стр. 332). С. Л. Гинзбург подвержен распространенной в последние годы тенденции — выхолащивать из жизни и творчества поэта личные моменты: он утверждает, что стихотворение «Не пой, волшебница, при мне...» будто бы обращено не к женщине, а к музе (!!) поэта (см. там же, стр. 333). Недостававшее звено для укрепления гипотезы Цявловского ныне обнаружено: Оленина была певицей, это явствует из ее дневника. В совокупности с другими соображениями исследователя («Пушкин был влюблен в эту девушку в 1828 году», «Глинка бывал у Олениных и мог там играть грузинскую мелодию») этот факт решает вопрос.

Сноски к стр. 257

⁵⁷ Напоминание всех этих фактов см. выше, в статье Ф. Я. Приймы.

⁵⁸ Именно так толкует этот момент Ф. Я. Прийма (см. выше, стр. 239). П. Е. Щеголев полагал, что то было заступничество Н. С. Мордвинова (см.: П. Е. Щеголев. А. С. Пушкин — в политическом процессе 1826—1828 гг. (Из архивных разысканий). «Пушкин и его современники», вып. XI, 1909, стр. 46. Точка зрения Ф. Я. Приймы представляется мне более правдоподобной.

⁵⁹ Стихотворение Баратынского «К...», обращенное к А. Ф. Закревской, было впервые напечатано в издании: Стихотворения Евгения Баратынского, М., 1827, — именно в таком виде (стих «Как Магдалина плачешь Ты» был «нецензурен». Оленина ошиблась в последнем стихе, читаемом в издании: «И как безумье ты хохочешь».

Сноски к стр. 258

⁶⁰ Перевод французского выражения «chaleur caniculaire» (жара в середине лета, самое жаркое время).

⁶¹ Комментатор издания дневника Олениной сообщает на основании семейной традиции имя человека, которого любила Оленина, — князя Алексея Яковлевича Лобанова-Ростовского (1795—1848), вдовца с 1825 года, отца трех малолетних сыновей, полковника.

⁶² Графиня Мария Филипповна Эльмпт (род. между 1799 и 1810 годами, ум. в 1853 году?), дочь генерал-лейтенанта графа Фил. Ив. Эльмпт и его жены баронессы Анны Ив. Будберг, рожденной Барановой.

⁶³ В. Д. Полторацкая, рожденная Киселева (1798—1843), сестра П. Д., С. Д. и Н. Д. Киселевых (см. ниже), жена (с 1823 года) дяди Олениной, Алексея Марковича Полторацкого (ум. в 1843 году). Знакомство Пушкина с нею не было до сих пор известно.

⁶⁴ Михаил Александрович Полторацкий (р. 1801), сын Александра Марковича (1766—1839) и второй жены Татьяны Михайловны, рожденной Бакуниной (ум. в 1858 году), двоюродный брат А. А. Олениной; приятель Пушкина по Кишиневу, где он был офицером Генерального штаба. М. А. Полторацкий был среди тех четырех офицеров, которым Пушкин посвятил стихотворение «К—у, П—им и Г—ву. 15 февраля 1822» (т. е. Кеку, Полторацким и Горчакову), названное им в печати «Друзьям» («Вчера был день разлуки шумной...»). На основании этой записи Олениной под одним из Полторацких (в письме Пушкина к Вяземскому от 1 сентября 1828 года), с которыми Пушкин общался летом 1828 года, нужно видеть Михаила Александровича, а не Сергея Дмитриевича, как предположительно указано в алфавитном указателе XIV тома Академического издания (стр. 26, 266, 496).

⁶⁵ Ниже начато: «Тебе принес». Эти слова написаны после отчеркивания, означающего у Пушкина, что следующие слова написаны для начала стихотворения. Набросок датируется концом (около 25) июня 1828 года; см. III, 2, 1057, 1284.

⁶⁶ См. выше, в статье Ф. Я. Приймы, стр. 239—240.

Сноски к стр. 259

⁶⁷ Сопоставление фактов сватовства Пушкина к Олениной и участия ее отца в суде по делу о распространении стихов из «Андрея Шенье» и установление взаимосвязи этих явлений принадлежит Ф. Я. Прийме (см. выше, стр. 237—240).

⁶⁸ Стихотворение «Предчувствие» в Академическом издании (III, 2, 1165) датировано «предположительно августом 1828 года». Ряд данных заставляет перенести его, с большой долей вероятия, несколько ранее и датировать июнем 1828 года.

Сноски к стр. 260

⁶⁹ Было: Ангел тихой

⁷⁰ Было: Всё блаженство, всё мечтанье

⁷¹ Первоначально: Ангел радостный

Сноски к стр. 261

⁷² Отмечено еще Н. О. Лернером в примечании к стихотворению «Предчувствие»: Пушкин. Под редакцией С. А. Венгерова, т. V, 1911, стр. IV.

⁷³ «В оригинале внизу страницы рукой Анны Феод. Оом ‹рожденной Фурман›, девушки, жившей в доме Олениных, сделана следующая приписка: „Дай бог, чтоб он вздумал это сделать“» (примечание парижского издателя дневника — О. Н. Оом).

⁷⁴ Из трех Киселевых, братьев Варвары Дмитриевны Полторацкой, — генерала Павла Дмитриевича (1788—1872), Сергея Дмитриевича (1793—1851) и Николая Дмитриевича (1802—1869) — речь может идти только о последнем. Сергей Дмитриевич исключается потому, что в Петербурге он не был ни разу до 1833 года; см. его письма к жене из Петербурга от 17 и 19 мая 1833 года — Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина, ф. 129 (Киселевых). Отрывок из второго письма напечатан мною в коллективной публикации «Пушкин в неизданной переписке современников» («Литературное наследство», т. 58, стр. 112, № 87). Не может быть это и Павел Дмитриевич Киселев, потому что (не говоря уже о том, что он был женат с 1821 года на графине С. С. Потоцкой), в те дни, когда Оленина встречалась с Киселевым, Павла Дмитриевича в Петербурге не было. Так, по данным дневника Олениной, Киселев был у них в доме между 28 октября и 5 ноября 1828 года и вновь 22 ноября 1828 года, — тогда как П. Д. Киселев в это время был в Козлудже под Шумлой (4 октября), а затем в Яссах (5 ноября 1828 года) (см.: А. П. Заблоцкий-Десятовский. Граф П. Д. Киселев и его время, т. I. СПб., 1882, стр. 287, 292). В мае 1829 года Оленина вновь видит Киселева. Павел Дмитриевич Киселев был в это время в Галаце на войне (с апреля по 11 ноября 1829 года, когда русские войска переправились обратно на левый берег Дуная) (там же, стр. 298—312). Таким образом, утверждение парижского комментатора дневника Олениной, что Киселев, проходящий на страницах дневника Олениной, — Павел Дмитриевич Киселев — ошибочно. Между тем данные итинерария Н. Д. Киселева сходятся с пребыванием в Петербурге Киселева из дневника Олениной. 22 ноября 1828 года Оленина записывает о встрече с ним; 21 ноября написано письмо Николая Киселева к брату Сергею из Петербурга (ЛБ, ф. 129). 20 марта 1829 года Оленина описывает в дневнике поездку в Москву и обратно, передает свои мысли о Киселеве до ее поездки и по возвращении. Сохранилось письмо Николая Киселева к брату Сергею от 21 марта 1829 года из Петербурга (ЛБ, ф. 129). 17 мая 1829 года Оленина пишет в дневнике о том, что в прошлое воскресенье, т. е. 12 мая, у них был Киселев; так же и 22 мая записывает она о его приходе в воскресенье, т. е. 19 мая. 18 мая пишет Николай Киселев письмо брату Сергею (ЛБ, ф. 129). Всех этих данных более чем достаточно, чтобы убедиться в том, что Киселев, фигурирующий в дневнике Олениной, — младший из братьев — Николай Дмитриевич.

⁷⁵ Конференц-секретарь Академии художеств, рисовальщик и археолог (1780—10 июля 1828). Пушкин списал себе мнение Ермолаева о «Слове о полку Игореве», записанное Востоковым; см.: Рукою Пушкина, стр. 585—586.

Сноски к стр. 262

⁷⁶ Барон Александр Казимирович Мейендорф (1798—1865), будущий посланник в Берлине (1842).

⁷⁷ Н. Д. Киселев, см. выше.

⁷⁸ Кто такой Краевский, несколько раз называемый Олениной в дневнике, раскрывается в позднейшей записи от 1829 года: «22 Mai. Maman est toujours encore souffrante. Dimanche passé on n’a point reçu de dames, mais la soirée, passée en compagnie d’hommes, était bien agréable. Il y avait Krajewsky, qui est presque fou de bonheur d’avoir été reçu au Collège des affaires étrangères. Si Krajewsky suppose, que ses boutons blancs peuvent l’aider à gagner ma faveur — il se trompe, car ni boutons blancs, verts, rouges, jaunes, ne me feront changer d’avis. Je ne connais personne d’aussi ennuyeux que lui et Stoll, le peintre des fleurs» (стр. 52). («22 мая. Маменьке всё еще недомогается. Прошлое воскресенье совсем не принимали дам, но вечер, проведенный в обществе мужчин, был очень приятен. Был Краевский, который почти обезумел от счастья, что он принят в Коллегию иностранных дел. Если Краевский предполагает, что его белые пуговицы могут ему помочь заслужить мое расположение, — он ошибается, потому что ни белые пуговицы, ни зеленые, ни красные, ни желтые не заставят меня переменить мнение. Я не знаю никого более скучного, чем он и Штоль, живописец цветов».)

⁷⁹ А. И. Герцен. Дневник. Запись от 14 января 1844 года. Собрание сочинений, т. II, Изд. Академии наук СССР, М., 1954, стр. 326.

⁸⁰ Страницы ее воспоминаний полны рассказами о «Кисе», как она называла Н. Д. Киселева, увлечение которым пережила в Париже в 1836 году; см.: А. О. Смирнова-Россет. Автобиография (Неизданные материалы). Подготовила к печати Л. В. Крестова. С предисловием Д. Д. Благого, М., 1931 (по указателю).

Сноски к стр. 263

⁸¹ См. письма Н. Д. Киселева к матери, П. П. Киселевой (ЛБ, ф. 129, Киселевых) и брату С. Д. Киселеву (там же). 4 октября 1826 года он писал брату из Тифлиса: «На этой или на будущей неделе мы предполагаем оставить Тифлис...» А 18 ноября он писал уже из Петербурга: «Я здесь уже 4-й день».

⁸² Сохранились его письма от 26 февраля 1827 года из Петербурга к брату Сергею и от 30 апреля 1827 года из Тулы к матери — на пути в Персию (ЛБ, ф. 129).

⁸³ В письме от 12 и 18 января 1828 года Н. Д. Киселев писал брату Сергею из Тавриза: «Есть надежда, что мы скоро отсюда уберемся» (ЛБ, ф. 129).

⁸⁴ А. О. Смирнова-Россет. Автобиография, стр. 203.

⁸⁵ См., например, письмо Вяземского к Пушкину, датированное в Академическом издании 21 мая 1828 года (XIV, 19—20, № 379).

⁸⁶ Письмо к Вяземскому от 1 сентября 1828 года (см. ниже).

⁸⁷ Подлинник обоих текстов — на французском языке; см.: Пушкин в неизданной переписке современников. «Литературное наследство», т. 58, стр. 71.

Сноски к стр. 264

⁸⁸ Первые стихи из стихотворения Батюшкова «Мой гений».

⁸⁹ См. выше.

Сноски к стр. 265

⁹⁰ «Не судите по виду. (Романс)».

⁹¹ «Чернец», глава V, стих 17.

⁹² Иркутским гражданским губернатором с 1821 по 1835 год был Иван Богданович Цейдлер (1777—1853).

⁹³ Русско-турецкая война 1828—1829 годов.

Сноски к стр. 266

⁹⁴ «Делают куры» — ухаживают (от французского faire la cour — «прислуживать», давшего и русское выражение «строить куры»).

Сноски к стр. 267

⁹⁵ Глава пятая, строфа XXV. Оленина здесь, как почти всегда, нарушает ритм, чередование мужских и женских рифм, словно иллюстрируя наблюдение Пушкина о том, что «женщины везде те же... Поэзия скользит по слуху их, не досягая души; они бесчувственны к ее гармонии; примечайте, как они поют модные романсы, как искажают стихи самые естественные, расстроивают меру, уничтожают рифму. Вслушивайтесь в их литературные суждения, и вы удивитесь кривизне и даже грубости их понятия... Исключения редки» («Отрывки из писем, мысли и замечания»; XI, 52). И всё же Оленина любила поэзию, восхищалась стихами Пушкина, как она сама признается (см. выше). В дневнике ее постоянно встречаются цитаты из его произведений. Наряду со стихами Баратынского, Рылеева, Батюшкова, Крылова, Ламартина — Оленина прибегает к стихам Пушкина (постоянно из «Евгения Онегина» и однажды из «Я помню чудное мгновенье...»), когда хочет поэтически выразить свою мысль или подыскивает эпиграфы к своим записям. Она и сама писала стихи и вписывала их в свой дневник (например, 7 июля 1828 года).

Искавши в мире идеала
И не нашед его,
Анета счастия искала
В средине сердца своего...

⁹⁶ Сергей Голицын — князь Сергей Григорьевич Голицын (1803—1868), прозванный в обществе «Фирс», известный меломан и композитор, автор нескольких романсов, сочинявший и тексты, на которые музыку писал Глинка. Зубовы — по-видимому, граф Александр Николаевич Зубов (1797—1875) и жена его Наталья Павловна, с которой Пушкин встречался у Олениных (см. выше письмо Вяземского от 3 мая 1828 года). Глинка — знаменитый композитор Михаил Иванович Глинка (1804—1857), в это время молодой автор нескольких квартетов и романсов, в том числе «Не искушай меня без нужды...»

⁹⁷ Графиня Аграфена Федоровна Закревская, рожденная графиня Толстая (1799—1879), жена финляндского генерал-губернатора графа А. А. Закревского, — одна из самых интересных, незаурядных и ярких женщин петербургского общества того времени; образ ее отразился в ряде произведений Пушкина и Баратынского.

⁹⁸ В № 6 «Московского телеграфа» (1828, ч. 20, стр. 259—260) сообщалось: «Вскоре ожидаем мы получения в Москву нового романа Куперова: Красный пират». В № 9 «Московского вестника» (1828, ч. IX, стр. 101—104), вышедшем в середине мая 1828 года, появилась рецензия на роман в связи с выходом немецкого его перевода (перепечатка из немецкого журнала). Сообщения о продаже в Москве романа Купера «Красный пират» появились также и в объявлениях французских книжных лавок в Москве, приложенных к журналу «Московский телеграф» (1828, ч. 22, № 14, июль; № 16, август). Впоследствии роман Купера переводился на русский язык под названием «Красный корсар».

Сноски к стр. 268

⁹⁹ Наумов Николай Павлович, впоследствии женатый на княжне Анне Петровне Голицыной, сестре князя Вас. Петр. Голицына («Рябчика»).

¹⁰⁰ Вероятно, один из пяти сыновей сенатора князя Александра Михайловича Урусова (1767—1853), с которыми, как и с дочерьми его, был знаком Пушкин.

¹⁰¹ «Победа, победа!»

¹⁰² Соло.

Сноски к стр. 269

¹⁰³ Между 3 и 5 августа 1828 года; см.: Рукою Пушкина, стр. 749.

¹⁰⁴ Там же, стр. 749—750.

Сноски к стр. 270

¹⁰⁵ М. И. Глинка. Литературное наследие, т. I, Автобиографические и творческие материалы. Музгиз, Л. — М., 1952, стр. 108. Штерич был и небольшим композитором. Глинка посвятил ему написанные в 1831 году в Италии вариации на тему «Анны Болены» Доницетти. «Только один раз в жизни я испытал счастие путешествовать с добрым, образованным другом: это был покойный Е. П. Штерич», — так вспоминал Глинка спустя четверть века после совместных их поездок за границей в 1830 и 1831 годах (письмо к В. Н. Кашперову от 13 апреля 1856 года; то же, т. II, 1953, стр. 581).

¹⁰⁶ Графиня Прасковья Петровна Кутайсова, рожденная княжна Лопухина (1786—1870), жена председателя Общества поощрения художников, сенатора графа Павла Ив. Кутайсова (сына приближенного Павла I). У них был открытый дом с любительскими спектаклями, где играли ее дочери; сама же она пела.

¹⁰⁷ Композитору Александру Алексеевичу Оленину.

¹⁰⁸ Тетушка.

Сноски к стр. 271

¹⁰⁹ «Он не был богат». — Воспоминания Александра Алексеевича Оленина (в записи П. С. Попова), 1934.

¹¹⁰ См. выше, стр. 253. Цитирую из воспоминаний Александра Алексеевича Оленина, написанных им в 1937 году.

¹¹¹ Эта фраза написана в таком контексте: «Пока Киселев и Полторацкие были здесь, я продолжал образ жизни, воспетый мною таким образом

А в ненастные дни собирались они
                                                  часто...

Но теперь мы все разбрелись. Киселев, говорят, уже в армии; Junior в деревне; Голицын возится с Глинкою и учреждает родственно-аристократические праздники (здесь разумеется, конечно, и день 11 августа в Приютине у родственников Голицына — Олениных, — Т. Ц.). Я пустился в свет, потому что бесприютен» (XIV, 26).

¹¹² См. в письме П. А. Муханова от 11 августа 1828 года из Петербурга к М. П. Погодину. — М. Цявловский. Пушкин по документам архива М. П. Погодина. «Литературное наследство», кн. 16—18, 1934, стр. 699.

¹¹³ Марьино — имение графини С. В. Строгановой, рожденной княжны Голицыной, вдовы генерал-лейтенанта графа П. А. Строганова, смерть сына которых «в огне, в дыму — в глазах отца» Пушкин изобразил в черновой строфе к «Евгению Онегину» (см. VI, 412).

Сноски к стр. 272

¹¹⁴ Младшая дочь С. В. Строгановой, графиня Ольга Павловна Строганова (1808—1837), впоследствии, по мужу, графиня Ферзен.

¹¹⁵ «Пословицу», т. е. небольшую одноактную пьесу из светской жизни на тему какой-либо пословицы, отличающуюся легким и остроумным диалогом. «Пословицы» появились на французской сцене еще в XVIII веке.

¹¹⁶ Графиня Прасковья Сергеевна Голицына (1795—1879), одна из многочисленных детей князя Сергея Ивановича Голицына, члена гоф-интендантской конторы.

¹¹⁷ Кто такой — не известно. Может быть, автор вольного переложения в стихах поэмы Оссиана «Картон», изданного в Москве в 1828 году, А. Слепцов; см. «Московский телеграф» (1828, ч. XXIII, № 18, стр. 228—230), где напечатан отзыв об этом переложении.

¹¹⁸ Князь Василий Николаевич Репнин (1806—1880), камер-юнкер, сын генерал-губернатора Саксонского королевства (1813—1814), военного губернатора Малороссии (1816—1834), князя Николая Григорьевича Волконского, впоследствии (с 1801 года) принявшего фамилию Репнина (1778—1845) и жены его Варвары Алексеевны, рожденной графини Разумовской (ум. в 1863 году). Князь В. Н. Репнин приходился А. А. Олениной троюродным братом (мать А. Н. Оленина — Анна Семеновна (1757—1812) была родом княжна Волконская, сестра князя Григ. Сем. Волконского, отца Ник. Григ.).

¹¹⁹ Вероятно, Екатерина Павловна Бакунина (1795—1865) с матерью, — первая лирическая любовь Пушкина. В 1834 году Бакунина вышла замуж за Александра Александровича Полторацкого, двоюродного брата Олениной.

¹²⁰ Елизавета Михайловна Хитрово, друг Пушкина (у которой Оленина познакомилась с Пушкиным), со своей старшей дочерью, графиней Екатериной Федоровной Тизенгаузен (1803—1888).

¹²¹ Татьяна Васильевна Васильчикова, рожденная Пашкова (ум. в 1875 году), вторая жена Иллариона Васильевича Васильчикова (1776—1847), генерала от кавалерии, героя Отечественной войны, впоследствии председателя Государственного совета и князя; его дочь от первого брака Екатерина Илларионовна (ум. в 1842 году), позднее жена генерал-майора Ивана Дмитриевича Лужина; и его дочь от второй жены Софья Илларионовна Васильчикова (род. после 1814 года, ум. в 1854 году).

¹²² Сергей Григорьевич (Фирс).

Сноски к стр. 273

¹²³ Василевская.

¹²⁴ Т. е. зрителям.

¹²⁵ Постоянные petits-jeux у Олениной позволяют заподозрить ее участие в играх в ответы на заданные темы — «Malheur» («Несчастие») и «Lentille» («Чечевица»), записанных неизвестными и Пушкиным и сохранившихся в его архиве (см.: Рукою Пушкина, стр. 348—349, 349—350; см. также: Л. Б. Модзалевский и Б. В. Томашевский. Рукописи Пушкина, хранящиеся в Пушкинском Доме. Научное описание, М.—Л., 1937, стр. 275—276, №№ 771, 772). На мой запрос Л. Б. Модзалевскому, не является ли один из двух неизвестных почерков этих документов почерком Олениной, он ответил мне (7 октября 1945 года): «Только на днях удалось совместно с Б. В. Томашевским произвести для Вас исследование заметок Пушкина и других „Lentille“ (№ 772) и „Malheur“ (№ 771). У меня оказался лишь позднейший почерк А. А. Олениной (1830-х годов — начала 40-х). Оказалось, что лишь 1 почерк в „Malheur“ (3-й абзац, нач.: «S’il faut fuir le malheur...») несколько схож с почерком Олениной. Но категорически утверждать этого мы не можем (ср.: Рукою Пушкина, стр. 349)».

¹²⁶ «Фокусы».

¹²⁷ «Что он должен уехать в свое имение, если, впрочем, у него хватит духу, — прибавил он с чувством». — Непосредственно вслед за описанием прощания с ней Пушкина Оленина продолжает дневник и записывает свой разговор с Голицыным об «известных событиях» (см. выше).

¹²⁸ См. эти рисунки в «Литературном наследстве», т. 58, стр. 77. Они воспроизведены впервые А. М. Эфросом при его статье «Рисунки Пушкина» («Русский современник», 1924, № 2, стр. 209). Портреты Олениной определены им же в его книге: Рисунки поэта, 1933, стр. 390. Рисунки сделаны на полях написанного в другом направлении чернового текста стихов 401—406 первой песни поэмы «Полтава». Соответственно тексту рисунки датируются предположительно сентябрем 1828 года.

¹²⁹ Рисунок воспроизведен впервые Н. О. Лернером при статье «Неизданные рисунки Пушкина» — «Красная нива», 1929, № 15, стр. 20. Сопоставление принадлежит М. Д. Беляеву («Рисунки Пушкина». Описание, составленное М. Д. Беляевым и Т. Г. Цявловской-Зенгер. Рукопись).

Сноски к стр. 274

¹³⁰ Тетрадь ЛБ № 2371, л. 48 (ныне ПД № 838). Записи сделаны по черновику стихов «Мазепа в горести притворной... И потемнять благую славу» из первой песни «Полтавы», оконченной 3 октября 1828 года. Датируются записи 3—19 (?) октября 1828 года (см.: Рукою Пушкина, стр. 317).

¹³¹ Тетрадь ЛБ № 2371, лл. 57 об. и 58. Записи сделаны на полях черновика третьей песни «Полтавы». Они датируются 9—16 октября 1828 года.

¹³² Пушкин поместил стихотворение среди написанных в 1828 году (Стихотворения Александра Пушкина, ч. II, 1829). Уточнение датировки сделано М. А. Цявловским: «Написано, вероятно, в октябре, в связи с отъездом поэта из Петербурга в Малинники 19 октября» (А. С. Пушкин, Полное собрание сочинений в шести томах. Под редакцией М. А. Цявловского, т. I, изд. «Academia», М.—Л., 1936, стр. 762). В Академическом издании стихотворение датировано «1828 годом, предположительно второй половиной октября (около 19-го)» (III, 2, 1167). Датировка обосновывается так: «Датируется 1828 годом по изданию 1829 года. Относится, по-видимому, к А. А. Олениной, т. е., может быть, написано летом — осенью этого года, предположительно под влиянием отъезда из Петербурга, где прожил безвыездно целый год, — 19 октября 1828 года, может быть, перед самым отъездом, может быть, уже выехав» (Н. В. Измайлов. Обоснование датировок стихотворений 1828 года для Академического издания. Рукопись). Думаю, что стихотворение могло быть написано и в сентябре (мы видим, что Пушкин уже 5 сентября собирается уезжать из Петербурга), и, вероятно, не позднее 19 октября. Психологически оно кажется написанным до отъезда, о том же говорит и слово «здесь».

¹³³ Этому абзацу предшествуют слова: «После этого у нас пошла переписка на маленьких кусочках бумажек».

Сноски к стр. 275

¹³⁴ Оба эти произведения хранились в ее архиве, переписанные ее рукой, с ее аннотациями. Эта часть архива принадлежала в 1889 году младшей дочери А. А. Андро — Антонине Федоровне Уваровой, по второму мужу Войде (1847—1920), и хранились в деревне Срединные Деражни Новгород-Волынского уезда Волынской губернии (см.: П. М. Устимович. Анна Алексеевна Андро, рожденная Оленина. «Русская старина», 1890, август, стр. 391, 397, 398). В другой части архива А. А. Андро (Олениной), принадлежавшей ее старшей дочери, Александре Федоровне Гарбинской (1842—1910), а затем внучке Софье Андреевне Гарбинской, находился дневник А. А. Олениной. Другой внучке, Ольге Николаевне Оом, рожденной баронессе Сталь-фон-Голстейн, дочери второй дочери А. А. Андро, баронессы Софии Федоровны Сталь-фон-Голстейн (1844—1920), она завещала тот альбом, в который Пушкин вписал стихотворение «Я вас любил...». Об этом см. ниже.

¹³⁵ Может быть, имеется в виду Бенкендорф, находившийся в то время в армии при Николае I.

¹³⁶ Стихи декабристов — Рылеева, Бестужева и др.

¹³⁷ Ср. подпись Пушкина в письме к А. П. Керн (от 1 сентября 1827 года): «Весь ваш Яблочный Пирог» (XIII, 342, № 346). Очевидно, это восходит к каким-то играм, которыми увлекались в семье Олениных и других домах. (А. П. Керн, кстати сказать, приходилась двоюродной сестрой А. А. Олениной. Отец ее, Петр Маркович Полторацкий, был родным братом Елизаветы Марковны Олениной, рожденной Полторацкой.)

Сноски к стр. 276

¹³⁸ Эти слова о прямо названном Н. Д. Киселеве окончательно подтверждают, что проходящий по страницам дневника Олениной Киселев — Николай Дмитриевич.

Сноски к стр. 277

¹³⁹ Рассказ Н. С. Киселева — сына Ел. Ник. и С. Д. Киселевых. Опубликован Л. Н. Майковым в его статье «Знакомство Пушкина с семейством Ушаковых» в книге: Л. Майков. Пушкин. СПб., 1899, стр. 364—365. Майков полагал, что описываемые Киселевым события относятся к марту 1829 года. Он упустил из виду первый после 1827 года приезд Пушкина в Москву — в декабре 1828 года, — время, которое отмечено стихами, обращенными к младшей Ушаковой, —«Вы избалованы природой...» Именно эту датировку поддерживает и приводимое ниже недавно опубликованное письмо Вяземского от 19 декабря 1828 года.

¹⁴⁰ Письмо от 19 декабря 1828 года. «Литературное наследство», т. 58, стр. 85. «Долгорукий горчаковский» — Александр Иванович (1783—1868), сын писателя И. М. Долгорукого, адъютант военного министра кн. А. И. Горчакова, который ему покровительствовал.

Сноски к стр. 278

¹⁴¹ Л. Майков. Пушкин, стр. 365.

¹⁴² Два альбома старшей сестры не сохранились: «... выходя замуж за М. Д. ‹следует: Д. М.› Наумова, удовлетворяя ревнивым требованиям последнего, должна была уничтожить альбомы, исписанные и исчерченные рукой Пушкина» (заметка Н. С. Киселева — там же, стр. 377; ср. там же, стр. 362).

¹⁴³ Эти рисунки датируются мартом—апрелем и сентябрем 1829 года — по возвращении из Арзрума.

¹⁴⁴ См.: Рукою Пушкина, стр. 629, 634.

¹⁴⁵ Ушаковский альбом — ЛБ № 4222; теперь ИРЛИ (ПД), ф. 244, оп. 1, № 1582, лл. 40 об. (погрудный), 41 об. (в рост) и 41 об. (оплечный). Все три портрета воспроизведены впервые в «Альбоме Пушкинской выставки 1899 года в Москве», таблицы 20, 21. То, что рисунки изображают А. А. Оленину, определено А. М. Эфросом в его книге: Рисунки поэта, 1933, стр. 386—390, 390—392 и 392.

¹⁴⁶ «Сударыня, пора кончать».

¹⁴⁷ Л. Майков. Пушкин, стр. 374. Рисунки находятся на л. 94 и 50 об. Ушаковского альбома. Второй из них воспроизведен в названном альбоме, л. 19.

Сноски к стр. 279

¹⁴⁸ То же предполагал и Л. Н. Майков, узнававший почерк Ек. Н. Ушаковой в текстах на карикатурах; см.: Л. Майков, Пушкин, стр. 374.

¹⁴⁹ Этой темой, можно сказать, пронизаны страницы ее дневника: «Я сама вижу, что мне пора замуж: я много стою родителям. Пора, пора мне со двора» (запись от 17 июля 1828 года). Она обсуждает с И. А. Крыловым возможности своего замужества и признается, что готова выйти замуж не любя (запись от 17 июля 1828 года). Мысль о том, чем «кончится» ее «девственная карьера» (запись от 25 сентября 1828 года), не дает Олениной покоя, и Оленина заполняет страницы своего дневника наивными рассуждениями об обязанностях жены (записи от 7 июля, 17 июля 1828 года, от 22 мая 1829 года и др.).

¹⁵⁰ См. прим. 154.

¹⁵¹ Вероятно, стихотворение написано в Москве (где Пушкин пробыл с 6 декабря 1828 по 5 января 1829 года) или на обратном пути из Москвы — в Тверскую губернию (где он был с 6 по 17 января 1829 года). Датировке Академического издания: «предположительно концом октября—ноябрем 1828 года» (III, 2, 1173) — противоречит Москва в тексте четверостишия.

¹⁵² Анна Ивановна Вульф (18..—1835), с 1834 года по мужу Трувеллер.

¹⁵³ См. запись в памятной книжке Ал. Ник. Вульфа за 1829 год (Пушкин и его современники, вып. I, 1903, стр. 147).

¹⁵⁴ Вяземский пишет жене 16 января 1829 года из Москвы о том, что 16-го бал у Мертваго, «которая на днях познакомилась со мною и звала, вероятно по сестре своей Олениной, приехавшей из Петербурга с дочерью» (ЦГАЛИ, фонд Вяземских, № 195, оп. 1, ед. хр. 3267, л. 139 об.). Дневник Олениной не дает более точных дат ее пребывания в Москве: между 22 ноября 1828 и 20 марта 1829 года в нем нет записей; 20 марта она рассказывает о путешествии в Москву, где провела несколько недель («еще пять недель» после того, как ее сестра Варенька, «наконец», родила дочь). Хотя Дельвиг и писал Пушкину из Петербурга (3 декабря 1828 года), что иные догадываются, что он составляет авангард Олениных, которые собираются в Москву (Пушкин, XIV, 36, № 397), однако, судя по тому, что Вяземский, живший одновременно с Пушкиным в конце 1828 и в начале 1829 года в Москве (он уехал оттуда 20 февраля), сообщал Пушкину 23 февраля из Мещерского Пензенской губернии в Петербург: «А мы, то есть я и Баратынский, танцевали в Москве с Олениною и, кажется, у них были элегические выходки» (XIV, 39, № 405), можно думать, что Оленина приехала в Москву после отъезда оттуда Пушкина. Баратынский же приехал в Москву, по-видимому, в день отъезда Пушкина (см. записку Пушкина к Вяземскому от 5 января 1829 года; XIV, 37, № 400; здесь предложена дата «5 или 7 января», — последнее неверно). Пушкин выехал из Москвы 5 января 1829 года («В Крещение ‹т. е. 6 января› приехал к нам в Старицу Пушкин». — А. Н. Вульф. Дневники. М., 1929, стр. 192, запись от 6 февраля 1829 года).

Сноски к стр. 280

¹⁵⁵ Они могли увидеться или в Петербурге в начале марта (Пушкин выехал оттуда 10 марта) или в Москве — между 12 и 18 марта (20 марта она уже делает запись в дневнике — в Петербурге). День ее отъезда из Москвы не известен.

¹⁵⁶ Рисунки сделаны перед писанием чернового текста письма к Ф. И. Толстому от 27 мая — 10 июня 1829 года (тетрадь ЛБ № 2382, л. 10; ныне ПД № 841). Портреты Волконской и Воронцовой определены мною.

¹⁵⁷ Рисунки датируются 27 мая 1829 года. Автограф — ПД № 110, л. 1. Воспроизведено впервые в «Литературном наследстве», кн. 16—18, стр. 713. Предположительные портреты А. Н. и Е. М. Олениных определены М. Д. Беляевым.

¹⁵⁸ Восьмая глава писалась с 24 декабря 1829 года. Она начата на другой день после написания стихотворения «Поедем, я готов...» со словами: «Забуду ль гордую мучительную деву» — о Гончаровой.

¹⁵⁹ Начато: Уж так писклива

Сноски к стр. 281

¹⁶⁰ a. Так величава, так писклива!

       б. Так бестолкова, так жеманна!

¹⁶¹ Что вся казалося в отца

¹⁶² Начато: Тут Лиза Лоси‹на›

¹⁶³ Уж так горбата, так мала

¹⁶⁴ Так бестолкова и писклива

¹⁶⁵ Монограмма А. Н. Оленина, которую он ставил на своих рисунках, например, на иллюстрации к «Руслану и Людмиле».

¹⁶⁶ Вигель обращал внимание на то, что Оленин был, «как все служащие в Петербурге быть должны, искателен в сильных при дворе и чрезвычайно уступчив в сношениях с ними» (Ф. Ф. Вигель. Записки, т. II. М., 1928, стр. 46). Венцом его угодничества следует считать предложение его выбрать Аракчеева в почетные члены Академии художеств и мотивировку — «он человек очень близкий государю».

¹⁶⁷ Строки об Олениных в «Евгении Онегине» выявлены были лишь при подготовке к печати романа для Академического издания — редактором его Б. В. Томашевским. Впервые опубликованы Томашевским в статье «Из черновиков „Онегина“» («Вечерняя Москва», 1937, 23 января).

¹⁶⁸ См.: Рукою Пушкина, стр. 322, 324.

Сноски к стр. 282

¹⁶⁹ Исправляю датировку Академического издания (как и всех остальных изданий). Там это письмо датировано 16 октября: за единицу принималось небрежное начертание двойки. Это исправление существенно потому, что дата этого письма из Малинников единственная опора для установления времени начала пребывания Пушкина в Тверской губернии в 1829 году и отъезда его из Москвы в Старицу. На этой дате строились не только биографические факты но и датировки ряда произведений этого периода.

¹⁷⁰ См.: А. Н. Вульф. Дневники. М., 1929, стр. 188.

Сноски к стр. 283

¹⁷¹ Исправлено из посмотреть.

¹⁷² Расшифровка инициалов «А. И. В.» принадлежит редактору «Евгения Онегина» в Академическом издании Б. В. Томашевскому (см. VI, 666).

¹⁷³ А. Н. Вульф, Дневники, стр. 187 (запись от 7 января 1829 года).

Сноски к стр. 284

¹⁷⁴ Датируется «18 января — 5 февраля 1829 года» (см. III, 2, 1177).

¹⁷⁵ Датируется «ноябрем(?) 1824 — августом 1826 года» (см. III, 2, 1129).

¹⁷⁶ См. рассказы ее подруги, хорошо знавшей Пушкина, Ек. Евгр. Синицыной — в книге: В. И. Колосов. А. С. Пушкин в Тверской губернии в 1827 году. Тверь, 1888, стр. 15—16.

¹⁷⁷ До Академического издания читалось: «Муж и жена Борисовы». И ниже: «Map. Борисова». В комментариях сообщаются данные о Марии Васильевне Борисовой (см.: Автографы Пушкина. Транскрипция и комментарий Т. Г. Зенгер к плану «Капитанской дочки». «Труды Публичной библиотеки СССР имени Ленина», вып. III, 1934, стр. 24, 26).

Сноски к стр. 285

¹⁷⁸ Ниже под строкой приводятся предыдущие варианты текста (VIII, 2, 578, 579):

       а. дам, впрочем очень милых

       б. дамы, впрочем очень милой

¹⁷⁹ а. тонкое приветствие

       б. самое тонкое нежное приветствие

       в. самое тонкое поэтическое приветствие

¹⁸⁰ а. за нахальство и неблагопристойность

       б. за нахальную эпиграмму или пло‹скую› неблагопристойность

¹⁸¹ важный вид

¹⁸² а. Начато: По крайней мере э‹то›

       б. Это случилось мне испытать с V — ‹?›

Тут в Академическом издании сделана сноска редактора тома Б. В. Томашевского: «Может быть: с О — ‹?›». Обращение к рукописи подтвердило правильность чтения: О.

¹⁸³ и которая вылечила меня навсегда.

¹⁸⁴ нажаловалась своим приятельницам, чрез которых

¹⁸⁵ Имя Елены по созвучию близко фамилии — Олениной

¹⁸⁶ См. выше, в главах 3 и 6.

Сноски к стр. 286

¹⁸⁷ Цитаты взяты полностью из последнего письма Владимира — героя «Романа в письмах», в признаниях которого угадываются личные чувства Пушкина. (Я пользовалась как основным текстом, так и вариантами рукописи; VIII, 1, 55—56; 2, 578).

¹⁸⁸ См: С. Бонди. Подлинный текст и политическое содержание «Воображаемого разговора с Александром I». «Литературное наследство», т. 58, стр. 192 («Пушкин в форме похвалы Инзову осыпает Воронцова градом обвинений...»).

Сноски к стр. 287

¹⁸⁹ Об этом писал еще в 1914 году М. А. Цявловский: «В „Русском архиве“ 1876 г., кн. III, стр. 221, неправильно было отнесено к А. А. Олениной стихотворение „Митрополит, хвастун бесстыдный“. Несомненно, ошибочно к ней же отнес Гербель (в берлинском издании «Стихотворений А. С. Пушкина, не вошедших в последнее собрание его сочинений». 2-ое изд., 1870 г., стр. 162) стихотворение 1833 года „Когда б не смутное влеченье“. Ошибку Гербеля повторили и П. А. Ефремов, и П. О. Морозов. Лишь в изд. Брокгауз — Ефрон (т. III, стр. 423) неверная помета „А. А. Олениной“ устранена» (М. А. Цявловский. Два автографа Пушкина. М., 1914, стр. 11). Мы видим, однако, что в предисловии к парижскому изданию дневника Олениной редактор сообщает, что мать Олениной «сердили поэтические вольности, которые он позволял себе по отношению к дочери, называя ее в стихах „Олениной моей“ или намереваясь „целовать ее ножки“, как он выразился в стихотворении „Когда б не смутное влеченье“» (стр. XXVI). Это является лишь реконструкцией психологии Е. М. Олениной, которая будто бы знала все безответственные домыслы биографов Пушкина так же точно, как знала она будто бы и об участии Пушкина в обществе «Зеленая лампа», чего «она не могла простить ему» (там же). В беловой рукописи стихотворения «Когда б не смутное влеченье...» (не дошедшей до нашего времени, но виденной П. В. Анненковым) имеется авторская помета: «1833, дорога, сентябрь». Черновик стихотворения написан во второй половине октября — в начале ноября 1833 года (см. III, 2, 914, 1247). Ясно, что помета говорит о встрече, вызвавшей эти стихи, а не о дате написания их. Этим самым, т. е. и 1833 годом, и пометой «дорога», совершенно исключается участие образа Олениной в создании стихов.

¹⁹⁰ Следует весь текст стихотворения.

¹⁹¹ Имеется в виду стихотворение «Ты и вы».

Сноски к стр. 288

¹⁹² Впервые напечатано в «Библиотеке для чтения» (1859, т. 154, № 3, стр. 111—144) под заглавием «Воспоминания о Пушкине (Сообщено П. В. Анненковым)», без подписи. Приведенный текст — на стр. 127—128. Почти все фамилии в воспоминаниях Керн, напечатанных анонимно, завуалированы, — в это время были живы и А. А. Андро, рожденная Оленина, и некоторые другие лица, упоминаемые Анной Петровной. В 1859 году, когда эти воспоминания были напечатаны, А. П. Керн было пятьдесят девять лет, т. е. память у нее была совершенно ясная, и поэтому факты, сообщаемые ею, конечно, не могут вызывать никаких сомнений (о сочинительстве ею фактов не может быть никакой речи, — они вдохновлены глубоким почитанием памяти поэта). Единственное, что, как всегда во всех мемуарах, требует и в воспоминаниях Керн критического отношения, — это вопрос датировок фактов, о которых она говорит.

¹⁹³ Неубедителен вывод Н. О. Лернера из рассказа Керн, что «весьма возможно, что, создавая пьесу, он мечтал в „душе влюбленной“ об Олениной, а с Керн, бывшей тогда уже его наперсницей, только делился своими мыслями о ней. Во всяком случае, стихотворение написано для Керн» (Пушкин. Под редакцией С. А. Венгерова, т. V, Примечания, стр. XXV). О несостоятельности домыслов Лернера писал уже М. Л. Гофман; см. примечания его к «Дневнику» А. Н. Вульфа (Пушкин и его современники, вып. XXI—XXII, 1915, стр. 249).

¹⁹⁴ Пушкин и его современники, вып. XXI—XXII, стр. 247—250.

¹⁹⁵ Этим объясняется датировка стихотворения «1829 годом, предположительно 22 января — 7 февраля» (см. III, 2, 1178).

¹⁹⁶ См. ниже.

¹⁹⁷ Из черновика обращенного к ней стихотворения «Ты и вы» (III, 2, 655).

¹⁹⁸ Ревизия датировки, сделанная для Академического издания редактором стихотворений 1828 года Н. В. Измайловым, дала такие результаты: «Датируется автограф ПД № 84 — серединой сентября — началом ноября 1826 г.; беловой текст в ПБЛ — 1828 г., не ранее апреля—мая» (см. III, 2, 1174).

¹⁹⁹ «Каков я прежде был...» напечатано Пушкиным в «Стихотворениях А. Пушкина», ч. III, 1832, с пометой «(1828)» под текстом (стр. 196). Датировка писателем своего произведения, как и всякий документ, находящийся в распоряжении исследователя, являясь одним из слагаемых для выяснения подлинной датировки, подлежит критике. Между тем авторская датировка обладает гипнотическим действием. Так, в книге «Рукописи Пушкина, хранящиеся в Пушкинском Доме», на стр. 35, в описании автографа № 84, текст «Каков я прежде был...» датирован: «1828(?)», тогда как тут же сообщается о том, что «текст конца» «Зимней дороги», датированный здесь «1826, ноябрь—декабрь», писан поверх карандашного текста стихотворения «Каков я прежде был...», т. е. после него. Отличия же печатного текста, датированного Пушкиным 1828 годом, от текста перебеленного (ПД № 84), написанного в 1826 году, настолько несущественны, что они делают ясным, что стихотворение было создано не в 1828 году, как утверждал Пушкин, а в 1826 году, как это ясно из анализа текста автографа ПД № 84 (см. III, 2, 715). Однако редактор стихотворений 1828 года, правильно датировав автографы стихотворения «Каков я прежде был...» (см. предыдущую сноску), даже не поставил вопроса о датировании произведения. Как и во всех остальных изданиях, стихотворение «Каков я прежде был...» и в Академическом издании осталось помещенным среди стихотворений 1828 года (III, 1, 143), хотя ему надлежало бы быть напечатанным среди стихотворений 1826 года.

Сноски к стр. 289

²⁰⁰ Вероятно, это была Софья Федоровна Пушкина, судя по времени написания этих стихов.

²⁰¹ См. примечание Н. О. Лернера к стихотворению в издании сочинений Пушкина под редакцией С. А. Венгерова (т. V, 1911, Примечания, стр. XXVI—XXVII).

²⁰² См. мою публикацию этих писем «Три письма Пушкина к неизвестной» («Звенья», кн. 2, 1933, стр. 201—221) и вторичную публикацию, с отнесением писем к Собаньской, в книге: Рукою Пушкина, стр. 179—208. Письма эти включены в Академическое издание, с отнесением к ней (XIV, 62—64, №№ 441, 443). Письма (или письмо) Пушкина, которые будто бы видел в 1843 году в альбоме Каролины Собаньской (в это время уже Чиркович) польский писатель И.-И. Крашевский, в печати не появлялись, и в 1934 году в ее альбоме их уже не было (см.: В. Базилевич. Автограф «Что в имени тебе моем?». «Литературное наследство», кн. 16—18, 1934, стр. 878).

Сноски к стр. 290

²⁰³ Заметка Собаньской на соседней странице с автографом стихотворения «Что в имени тебе моем?..» переносит нас в ту атмосферу, из которой родились окрашенные горечью вопросы Пушкина: «Что в имени тебе моем?..», «Что в нем?..»: «Par Alexandre Pouchkine à qui je demandais d’écrire son nom sur une page de mon livre de souvenirs. 5 Janvier 1830 à Pétersbourg» («Сочинено Александром Пушкиным, которого я просила написать свое имя на листке моего альбома. 5 января 1830 г. в Петербурге») (В. Базилевич. Автограф «Что в имени тебе моем?». «Литературное наследство», кн. 16—18, стр. 878). То, что это стихотворение, действительно, создано для Собаньской, а не только вписано ей в альбом, подтверждает сам Пушкин. Именем «Соб—ой» обозначил он стихотворение «Что в имени тебе моем?..» в списках произведений, намеченных поэтом к изданию в третьей части его «Стихотворений» (см.: Рукою Пушкина, стр. 256—257, 260—263).

²⁰⁴ Датировка его 1829 годом поддерживает эту гипотезу. Именно так датировал Пушкин и стихотворение «Что в имени тебе моем?..», вписанное в альбом Собаньской 5 января 1830 года. Оба письма ей написаны 2 февраля 1830 года.

²⁰⁵ «Альбом этот сохранялся в нашем архиве до Октября 1917 года». (Примечание О. Н. Оом).

²⁰⁶ Слова «давно прошедшее» едва ли написаны Пушкиным. Вернее думать, что этот перевод слова «plusqueparfait» сделан О. Н. Оом.

²⁰⁷ Дневник Анны Алексеевны Олениной (1828—1829). Предисловие и редакция Ольги Николаевны Оом, Париж, 1936, стр. XXXIX—XL.

Сноски к стр. 291

²⁰⁸ Однако это же утверждал и внучатный племянник Олениной, неоднократно называвшийся уже нами Александр Алексеевич Оленин «Александр Алексеевич Оленин утром 23 мая 1934 года по поводу моего рассказа о докладе Т. Г. Зенгер, где упоминалось, что стихотворение А. С. Пушкина „Я вас любил“ посвящено Собаньской, живо возразил, что это стихотворение было обращено к его гранд-тант, Анне Алексеевне Олениной; он помнит тот альбом своей тетки, в котором имелись автографы Пушкина, в том числе „Я вас любил“ и „Я ехал к вам“ («Приметы»). Когда я его переспросил об автографах двух стихотворений Пушкина „Я вас любил“ и „Я ехал к вам“, то Оленин задумался и как бы припоминая сказал: „у Пушкина еще была связь с другой моей теткой (по матери), Екатериной Павловной Бакуниной, не к ней ли обращено «Я ехал к вам», но «Я вас любил» я видел в альбоме А. А. Олениной“» (Воспоминания Александра Алексеевича Оленина в записи П. С. Попова, 1934).

²⁰⁹ См.: Т. Зенгер. «Зачем безвременную скуку...» — в публикации: Автографы Пушкина. «Летописи Государственного литературного музея», I, Пушкин, М., 1936, стр. 296—298.

²¹⁰ См.: Рукою Пушкина, стр. 650—653.