ФЭБ: Березина. Из истории "Современника" Пушкина.

- 278 -

В. Г. БЕРЕЗИНА

ИЗ ИСТОРИИ «СОВРЕМЕННИКА» ПУШКИНА

Несмотря на то, что «Современнику» Пушкина уделялось и уделяется довольно большое внимание исследователей, журнал этот изучен всё еще недостаточно. До сих пор нет единого мнения в решении некоторых важнейших вопросов, связанных с «Современником» (общественно-литературная позиция журнала, способы и методы журнальной полемики с реакционными изданиями, Гоголь и Пушкин в «Современнике» и т. д.), не восстановлена во всей полноте цензурная история журнала Пушкина.
Новые мемуарные, эпистолярные и документальные материалы, опубликованные в последнее время,1 многое проясняют в истории «Современника».
К числу таких новых находок принадлежит хранящийся в Государственной Публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде экземпляр первого тома «Современника», который значительно отличается от тех экземпляров, которые получили массовое распространение и которые только и были известны современникам Пушкина и последующим исследователям его творчества.2 В найденном экземпляре то же число страниц, что и в других (320, включая оглавление), и та же дата цензурного разрешения (31 марта 1836 года). Но, в отличие от известных экземпляров, в нем, во-первых, по-иному сверстаны последние два листа (страницы 296—319; раздел «Новые книги»), во-вторых, отсутствует заключительная заметка к разделу «Новые книги», начинающаяся словами: «Вот книги, вышедшие в продолжение первой четверти сего года», в-третьих, в оглавлении указано имя Гоголя как автора статьи «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году» (в оглавлении статья названа сокращенно: «О движении журнальной литературы»), в-четвертых, в разделе «Новые книги» звездочки, указывающие на то, что книги будут впоследствии рассмотрены, стоят не при трех книгах, а при пяти (дополнительно при книгах «Политические речи Исократа» и «История военных действий в Азиатской Турции»).
Изучение обнаруженного экземпляра приводит к выводу, что он был первым вариантом первого тома «Современника», который уже после утверждения его в цензуре (31 марта) был заменен вторым вариантом, по которому был отпечатан и весь тираж.
Вполне возможно, что именно этот первоначальный экземпляр «Современника» видел еще в 1916 году В. П. Красногорский — первый исследователь «Письма к издателю» (вызванного статьей Гоголя), определивший авторство Пушкина, но, к сожалению, Красногорский не сделал нужных выводов из своих наблюдений.

- 279 -

Будучи студентом Петербургского университета, участником семинара С. А. Венгерова, В. П. Красногорский в 1916 году работал над «Современником» Пушкина. На заседании семинара от 17 сентября 1916 года он прочитал доклад о «Письме к издателю», напечатанном в третьем томе «Современника», приводя доводы в пользу авторства Пушкина. Доклад Красногорского был опубликован только в 1924 году, уже после его смерти.3 О статье Гоголя «О движении журнальной литературы» Красногорский писал так: «...она является в „Современнике“, хотя и без подписи непосредственно под ней, но в оглавлении, приложенном к первой же книге, фамилия Гоголя, как автора, указана. Само собой разумеется, что благодаря этому статья вовсе не может считаться анонимной, как это прочно установилось в нашей научной литературе».4 Из этих слов Красногорского со всей очевидностью явствует, что он не видел других экземпляров первого тома «Современника», а потому и не знал, что в других экземплярах в оглавлении имя Гоголя, как автора обзора журналов, отсутствует, и не предполагал, что экземпляр «Современника», над которым он работал, является уникальным.
Всё это привело к тому, что последующие исследователи, которым были известны только экземпляры «Современника» без имени Гоголя как автора статьи «О движении журнальной литературы», не обратили никакого внимания на слова В. П. Красногорского, отнеслись к ним, как к недоразумению или описке, т. е. вопрос, затронутый Красногорским, обсуждению не подвергался.
Установление наличия двух вариантов первого тома «Современника» имеет значение не только для цензурной истории журнала Пушкина. Этот факт проясняет историю создания и печатания статьи Гоголя «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году», что, в свою очередь, позволяет наметить более правильное решение вопроса о программности статьи Гоголя.
Была ли статья Гоголя «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году» программной статьей «Современника»? Как понять отношение Пушкина к статье Гоголя, которое нашло отражение в пушкинском «Письме к издателю», напечатанном (за подписью А. Б.) в третьем томе «Современника», и в издательском примечании к этому письму? Каково, наконец, было отношение Белинского к статье Гоголя? Несмотря на то, что к этим вопросам неоднократно возвращаются в общих и специальных работах по Пушкину и Гоголю, более или менее определенного решения они не получили. И до сих пор в нашей научной литературе встречается совершенно различное истолкование этих вопросов. До сих пор не получили объяснения и более частные вопросы: почему, например, абзац о Белинском, находившийся в рукописи статьи Гоголя, оказался исключенным из журнального текста, почему под «Письмом» А. Б., напечатанным в третьем томе «Современника», который вышел в октябре 1836 года, стоит дата: 23 апреля и т. д.
В связи с первым томом «Современника» необходимо также пересмотреть два спорных вопроса: кому принадлежит статья в № 86 «Северной пчелы» (от 17 апреля 1836 года) с защитой журнала Пушкина от «Библиотеки для чтения» и кто был автором заметки, заключающей раздел «Новые книги» в первом томе «Современника», которая отсутствовала в первом варианте первого тома и была включена в издание позже, уже после утверждения тома в цензуре, т. е. после 31 марта 1836 года.
Выяснению этих вопросов и посвящена настоящая статья.

- 280 -

1
Естественно, что вопрос о программности статьи Гоголя и об отношении Пушкина к этой статье встал тогда, когда было установлено, что «Письмо к издателю» принадлежит Пушкину, т. е. в 1924 году в статьях В. П. Красногорского5 и Ю. Г. Оксмана.6
По мнению В. П. Красногорского, Пушкин «не был удовлетворен статьей Гоголя» («игривые выражения», много «вранья»), хотя статья была написана не без влияния Пушкина и проредактирована им же. Но тогда остается неясным, почему Пушкин пропустил эту статью. Самое «Письмо к издателю» Пушкина Красногорский определяет как «лукавую» отповедь Гоголю и настаивает на том, что «Письмо» было написано Пушкиным «для того, чтобы вызвать прямое заявление от него, что он под статьей Гоголя не подписывается» (стр. 115, 117). Иными словами, Пушкин выступил против Гоголя, и сделал он это скорее по соображениям журнальной тактики («осторожный» Пушкин не хотел ставить под угрозу свой журнал), чем по соображениям принципиального порядка. Подчеркивая, что, по мнению Пушкина, статья Гоголя «не выражает программы журнала», Красногорский, однако, не показывает, как же понимал программу «Современника» Гоголь и какова была истинная программа журнала Пушкина.
Еще с большей определенностью за расхождение позиций Пушкина и Гоголя высказался Ю. Г. Оксман. Исходя из неверного предположения, что Пушкин почти не занимался журналом, Ю. Г. Оксман считает, что Пушкин со статьей Гоголя по-настоящему ознакомился уже после выхода «Современника» в свет. По мнению Ю. Г. Оксмана, Пушкин отнесся к обзору журналов Гоголя как к «неосмотрительно пропущенной статье» и в целях исправления своей ошибки написал «Письмо к издателю», в котором постарался «отмежеваться» от статьи Гоголя. «Отмежеваться» от Гоголя Пушкину нужно было потому, что, во-первых, Пушкин «принципиально разошелся с Гоголем в некоторых существеннейших пунктах журнальной программы» (в каких пунктах и как разошелся — осталось неясно), во-вторых, резкость суждений Гоголя будто бы не входила в расчеты Пушкина, «необычайно осторожно намечавшего ближайшие пути своего органа, определенно уклонявшегося от острых полемических схваток», и, в-третьих, Пушкину Сенковский нужен был как «мощный союзник в предстоящей борьбе с булгаринской кликой» (стр. 16); (последнее утверждение без дополнительных пояснений также неясно, так как оно противоречит второму пункту, в котором говорится об «осторожности» Пушкина и об отходе «Современника» от полемики).
Точка зрения В. П. Красногорского и Ю. Г. Оксмана, названная В. В. Гиппиусом «скептической», была подвергнута пересмотру в 1931 году в статье В. В. Гиппиуса «Литературное общение Гоголя с Пушкиным» (раздел 4: «Гоголь — сотрудник „Современника“»).7
Прежде всего В. В. Гиппиус убедительно доказал, что Пушкин хорошо знал статью Гоголя, которая была отпечатана еще до отъезда Пушкина в Михайловское. Исследователь не сомневается, что статья Гоголя, за

- 281 -

исключением отдельных выражений, была одобрена Пушкиным, что «в существе гоголевской статьи не было ничего неприемлемого для Пушкина» (стр. 108).
«Статья „О движении журнальной литературы,“ — пишет В. В. Гиппиус, — снисходительна к Булгарину, сдержанно-приветлива к Телескопу (частично тронутому элементами демократической оппозиции), в большой степени — к „Московскому наблюдателю“, социально родственному „Современнику“. Все удары гоголевской статьи направлены на „Библиотеку для чтения“. Такова же была позиция Пушкина — личная, литературная, социальная». И дальше: «...сочувствия и несочувствия, друзья и враги у Пушкина и Гоголя в эти годы были одни и те же... Но тактика Пушкина не совпадала с гоголевской. Если Гоголь выступал „с юношеской живостью и прямодушием“, — Пушкин сдерживался, уклонялся или скрывался», поскольку «Пушкин с его трехмесячником, претендовавшим на аристократическую „отрешенность“», «мимовольно был втянут» в журнальную борьбу, начатую Гоголем (стр. 109).
О программности или непрограммности статьи Гоголя, по мнению В. В. Гиппиуса, вообще не может быть речи, так как «никакой программы и не должно было быть у „Современника“, задуманного не как журнал, а как распространенный на 4 тома альманах...» (стр. 110).
В. В. Гиппиус решительно возражает против стремления видеть в «Письме к издателю» Пушкина его «критико-публицистическое кредо» (стр. 115). Гиппиус пытается доказать, что Пушкин полемизирует не с Гоголем, а с мнимым противником, поскольку он «вылавливает из гоголевской статьи отдельные второстепенные фразы, а иногда присоединяет свои..., исказив мысли Гоголя» (стр. 116).
Одновременно, процитировав примечание Пушкина под «Письмом к издателю», Гиппиус утверждает, что, разыгрывая роль защитника Сенковского, Пушкин будто бы уклонился «от прямого и откровенного ответа, на чьей же он стороне — на стороне А. Б. или Гоголя», «утаил, в чем он согласен и в чем не согласен с Гоголем и в чем — с А. Б.» (стр. 115, 119).
Заявляя о единомыслии Пушкина и Гоголя, Гиппиус также подчеркивает единомыслие Белинского со статьей Гоголя, ни одним словом, кстати говоря, не обмолвясь о возражениях Белинского на статью Гоголя.
Взгляды В. В. Гиппиуса (иногда, правда, с некоторыми уточнениями и дополнениями) получили широкое распространение. Так, в «Очерках по истории русской журналистики и критики» сказано, что статья Гоголя, несомненно, во многом была близка взглядам Пушкина, но что «в обстановке тогдашней литературной борьбы, в обстановке постоянной опасности осложнений для издания журнала, Пушкин не захотел признать статью Гоголя программой своего журнала», так как «он не считал целесообразным итти на открытую ссору с „Библиотекой“ и журнальным триумвиратом». «Следует учитывать здесь прежде всего нежелание Пушкина ставить под удар журнал, стремление его к сохранению как бы нейтральной позиции...», — пишет автор главы о «Современнике» Н. Л. Степанов.8
Объясняя, как и В. В. Гиппиус, полемику Пушкина с Гоголем необходимостью журнальной дипломатии, Н. Л. Степанов в то же время вторую (не основную!) причину, побудившую Пушкина выступить против статьи Гоголя, видит в различии отношения Гоголя и Пушкина к «Библиотеке для чтения» и, соответственно, в различном понимании ими программы журнала. Сказав

- 282 -

(без достаточных, правда, оснований), что «литературную программу журнала должна была наметить статья Гоголя „О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году“»,9 Н. Л. Степанов, однако, правильно отмечает, что Гоголь свел программу «Современника» к борьбе с «Библиотекой для чтения», а это для Пушкина было слишком узким.
В некоторых новых работах явно ощущается тенденция к отождествлению журнальных позиций Гоголя и Белинского, а иногда даже всех троих современников — Пушкина, Гоголя и Белинского. Так, например, в специальной работе, посвященной Белинскому и Гоголю, Е. Серебровская, приведя все (даже самые незначительные) примеры более или менее близкого сходства мыслей и выражений в статье Белинского «Ничто о ничем» и статье Гоголя «О движении журнальной литературы», делает ответственный вывод о «почти полном совпадении взглядов Гоголя и Белинского на журнальную литературу».10 Но ограничительное слово «почти» отнюдь не спасает положения, так как оно не раскрывается; в стремлении найти совпадения Е. Серебровская, к сожалению, не вскрыла чрезвычайно важных расхождений Белинского с Гоголем в оценке современной журналистики и в понимании характера передового журнала.
Еще дальше в поисках сходства и совпадений идет А. Н. Степанов, автор в целом содержательной работы о Гоголе как сотруднике «Современника» Пушкина,11 причем, согласно утверждению А. Н. Степанова, на сходных позициях стояли не только Гоголь и Белинский, но и Гоголь и Пушкин.
«Для нас ясно, — пишет А. Н. Степанов, — что Пушкин, помещая в свой журнал обзор журнальной литературы, полностью разделял основные принципиальные позиции ее автора» (стр. 57), однако, каковы конкретно эти «основные принципиальные позиции», в статье А. Н. Степанова, к сожалению, не показано.
Не учтя ряда фактов и не обратив внимания на справедливые замечания некоторых литературоведов (в частности, Н. Л. Степанова) относительно программы «Современника», А. Н. Степанов настаивает, что статья Гоголя была истинной программой «Современника» в понимании Пушкина. После отхода Гоголя от «Современника» на Пушкина, по мнению А. Н. Степанова, «ложилась обязанность поддерживать направление журнала, намеченное Гоголем с его одобрения и согласия» (стр. 61—62). И Пушкин будто бы поддержал это намеченное Гоголем направление журнала в «Письме к издателю» и в примечании к нему! Доказывая (впрочем, с малой убедительностью), что суждения А. Б. в «Письме к издателю» не имеют абсолютно ничего общего с собственными мнениями Пушкина, А. Н. Степанов настаивает, что «примечание, сделанное Пушкиным к письму „А. Б.“, таким образом, вовсе не означает отказа Пушкина от программы, намеченной статьей Гоголя о журнальной литературе», так как оно «нужно было Пушкину для того, чтобы завуалировать свои истинные стремления — продолжать программу, намеченную в первом номере „Современника“» (стр. 68).
Итак, тридцать лет идут споры между литературоведами в решении вопроса о Пушкине и Гоголе как журналистах. Если в 20-е годы господствовала так называемая «скептическая точка зрения», то теперь намечается прямо противоположная крайность — стремление усмотреть полнейшее единомыслие

- 283 -

между Пушкиным и Гоголем, причем некоторые современные исследователи (например, Е. Серебровская) в своем желании «поднять» Гоголя-журналиста не только до Пушкина, но и до Белинского находятся, очевидно, еще дальше от истины, чем те, кто писал о Гоголе и Пушкине в 1924 году.
Совершенно очевидно, что эта противоречивость в решении вопроса о журнальных позициях Пушкина и Гоголя в 1836 году проистекает прежде всего из того, что до сих пор не учитывались те особые обстоятельства, при которых подготовлялся выпуск первой книжки «Современника», т. е. факт наличия двух вариантов первого тома пушкинского журнала: с указанием в оглавлении имени Гоголя как автора статьи «О движении журнальной литературы» (первый вариант) и без указания имени (второй вариант).
Благодаря обнаружению в Государственной Публичной библиотеке в Ленинграде экземпляра «Современника», отпечатанного по первому варианту, который не был в поле зрения исследователей, удается восстановить историю создания и печатания статьи Гоголя, что, в свою очередь, безусловно помогает более верно решить вопрос и об отношении Пушкина к статье Гоголя.
История работы Гоголя над статьей «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году» представляется в следующем виде.
Статья была задумана Гоголем как анонимная. Первоначальные наброски ее свидетельствуют, что Гоголь предполагал статью печатать без подписи: в них он несколько раз говорит о себе в третьем лице. Так, например, он пишет о «Библиотеке для чтения»: «В критике была или безусловная похвала, где рецензент от всей души занимался собственными фразами, беспрестанно варьируя ими обветшалые мысли, или хула, которая отзывалась часто желчью и завистью. Читатели помнят разбор Н. Гоголя».12 И дальше: «Любопытно, что этот же самый г. Сенковский, показавший в такой степени неопрятность своих выражений, напал очень жарко на г. Гоголя...». И, наконец, третий пример: «Сказал ли что-нибудь Жуковский, Пушкин, князь Вяземский, Крылов? Сказали ли из молодых, но чьи труды уже приобретают им место в литературе? сказал ли мнение свое Языков, Н. Гоголь» (VIII, 528, 536; см. также 541).
Но в дальнейшей работе над статьей Гоголь снимает все упоминания о себе, т. е. пишет статью уже не как анонимную. Так, например, только что цитированное место первоначальной редакции в позднейших набросках приняло следующий вид:
«Высокий, образованный эстетический вкус показали в творениях своих Жуковский, Крылов, князь Вяземский. Присутствие вкуса и обдуманности показали Павлов, поэт Языков. Но разве сказали они хоть раз мнения свои в журналах?» (VIII, 548—549).
Что заставило Гоголя отказаться от первоначального замысла и решить писать статью от своего имени? Может быть (и это вполне вероятно), дело не обошлось без вмешательства Пушкина. В планы Пушкина, очевидно, входило, чтобы статья о журнальной литературе появилась в печати как статья Гоголя, в противном случае могли возникнуть различные толкования статьи, в частности истолкование статьи как редакционной, что для Пушкина, хорошо знавшего статью Гоголя, было неприемлемо.
Статья «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году», как теперь выясняется, и была напечатана как статья Гоголя (первый вариант

- 284 -

первого тома «Современника»), и только в силу непредвиденных обстоятельств Пушкин был вынужден снять имя Гоголя как автора статьи о журналистике из оглавления первого тома «Современника» в начале апреля 1836 года, уже после утверждения тома в цензуре,13 дав, помимо своего желания, повод рассматривать статью «О движении журнальной литературы» как редакционную. Современники так и поступали.
О программном характере обозрения журналов говорилось даже в таких идеологически противоположных изданиях, как «Молва» и «Северная пчела». Так, например, в № 7 «Молвы» (цензурное разрешение 31 апреля 1836 года) Белинский писал:
«Но самые интересные статьи — это „О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году“ и „Новые книги“: в них видны дух и направление нового журнала».14
Булгарин в № 127 «Северной пчелы» (от 6 июня 1836 года) так определял роль в «Современнике» обозрения журналов: «Обращаем главное внимание на статью „О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 годах“, ибо в этой статье выражаются дух, цель и все будущие намерения „Современника“» (стр. 506).
Современники не только истолковали статью Гоголя как статью программную, но даже приписали ее самому издателю «Современника» — Пушкину. Так, например, Белинский в своей статье «Несколько слов о „Современнике“» дважды называет автором статьи «О движении журнальной литературы» «почтенного издателя» «Современника» (II, 182). Булгарин также несколько раз говорит о Пушкине как авторе статьи о современных журналах.15 Интересно в этой связи письмо Г. С. Аксакова к отцу С. Т. Аккову от 18 апреля 1836 года. Он пишет: «Здесь появился новый журнал „Современник“, издаваемый Пушкиным, который, я думаю, много подорвет „Библиотеку для чтения“. Первый номер его очень хвалят. В нем есть повесть Гоголя, критика Пушкина на Сенковского».16
Следовательно, вопрос о программности или непрограммности статьи Гоголя «О движении журнальной литературы» возник не в пору ее создания, а значительно позже, уже после выхода журнала,17 причем в результате случайных обстоятельств — в связи с тем, что имя Гоголя, как автора обозрения журналов, пришлось снять из оглавления.
Отношение критики к статье Гоголя, как к статье программной, определяющей «дух и направление» «Современника», и заставило Пушкина в третьем томе журнала выступить под маской провинциального читателя А. Б. с «Письмом к издателю», которое в какой-то мере было подготовлено заметкой «Несколько слов о „Современнике“», напечатанной в № 86 «Северной пчелы» от 17 апреля 1836 года.

- 285 -

Чтобы правильно решить вопрос об отношении Пушкина к статье «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году», нужно иметь в виду, что пушкинские оценки гоголевской статьи давались в двух аспектах, причем далеко не одинаковых. У Пушкина было, так сказать, двойное отношение к статье Гоголя: с одной стороны, как к обычной журнальной статье, а с другой — как к программной статье «Современника». Только при учете такого разграничения в подходе Пушкина к журнальному обзору Гоголя всё становится более или менее ясным.
Пушкин мог не соглашаться с отдельными определениями и суждениями Гоголя (тем более, что они должны были появиться за его, Гоголя, подписью), но присутствующие в статье Гоголя острота, полемический задор могли внести оживление в издание Пушкина, придать его альманаху черты настоящего журнала; и этим статья Гоголя была нужна Пушкину, старавшемуся практически вывести свой «Современник» за пределы стеснительных, узких рамок сборника-альманаха.18 В этом плане Пушкин положительно относился к статье Гоголя как в пору ее создания (в противном случае он не поместил бы ее, как не поместил многие рецензии Гоголя, заготовленные для первого тома «Современника»), так и после, когда статья уже была напечатана. Ведь не случайно устами тверского корреспондента (А. Б.) Пушкин говорит в своем «Письме к издателю»: «Статья „О движении журнальной литературы“ по справедливости обратила на себя общее внимание. Вы в ней изложили остроумно, резко и прямодушно весьма много справедливых замечаний».19 Здесь, между прочим, «тверской корреспондент» «Современника» почти цитирует слова Белинского, писавшего в № 7 «Молвы» в рецензии на первый том «Современника», что в статье «О движении журнальной литературы» «суждения не только изложены резко, остро и ловко, но даже беспристрастно и благородно», что «вообще эта статья содержит в себе много справедливых замечаний, высказанных умно, остро, благородно и прямо» (II, 181, 183). В связи с этим, думается, следует иначе оценить и то место в издательском примечании к «Письму» А. Б., где Пушкин говорит о том, что «из сего еще не следует, чтобы все мнения, в ней <статье о журналах> выраженные с такою юношескою живостию и прямодушием, были совершенно сходны с моими собственными» (XII, 98). Здесь Пушкин отмечает свое несогласие с некоторыми мнениями Гоголя, но из этого еще совсем не следует, что он осуждает статью Гоголя за «живость» и «прямодушие». Напротив, именно «живостью» и «прямодушием», т. е. полемической направленностью, дорога была Пушкину статья Гоголя. И Гоголь имел все основания писать впоследствии (4 декабря 1846 года) Плетневу: «В статьях моих он <Пушкин> находил много того, что может сообщить журнальную живость изданию...» (VIII, 422).
Итак, статья Гоголя была нужна Пушкину, и он оценивал ее положительно, хотя и не во всем был согласен со своим сотрудником (слова: «не следует, чтобы все мнения... были совершенно сходны с моими собственными» свидетельствуют только об отдельных несогласиях).
Совсем другое отношение было у Пушкина к журнальному обзору Гоголя как к программной статье «Современника». Здесь Пушкин решительно разошелся с Гоголем и в издательском примечании к «Письму» А. Б. отвел всякие подозрения в принадлежности ему статьи «О движении журнальной

- 286 -

литературы» (не назвав, однако, автора)20 и категорически заявил как издатель, что эта статья «не есть и не могла быть программою „Современника“». Слова Пушкина «и не могла быть» указывают на то, что для него статья Гоголя никогда (даже в пору ее написания) не была программной и что, следовательно, он не признал программности ее уже после выхода «Современника» не из дипломатических соображений (стремление быть «осторожным», боязнь «Библиотеки для чтения», поиски «союзников» в реакционном лагере и т. п.), а совсем по другим, более важным причинам: то направление «Современника», которое защищал Гоголь (постоянная и последовательная борьба с «Библиотекой для чтения»), для Пушкина было неприемлемо, так как оно не отражало во всей полноте задач, которые ставил Пушкин перед своим изданием.
И, конечно, не дипломатическая тактика, а истинная пушкинская точка зрения выражена в следующих словах А. Б.: «Статья „О движении журнальной литературы“, по справедливости, обратила на себя общее внимание. Вы в ней изложили остроумно, резко и прямодушно весьма много справедливых замечаний. Но21 признаюсь, она не соответствует тому, чего ожидали мы от направления, которое дано будет вами вашей критике. Прочитав со вниманием эту немного сбивчивую статью, всего яснее увидел я большое ожесточение противу г. Сенковского... Признаюсь, это изумило тех, которые с нетерпением ожидали появления вашего журнала. Неужто, говорили они, цель „Современника“ — следовать по пятам за „Библиотекою“, нападая на нее врасплох и вооруженной рукою отбивая от нее подписчиков? Надеюсь, что опасения сии лживы и что „Современник“ изберет для себя круг действия более обширный и благородный...» (XII, 94, 95).22
Таким образом, Пушкин считал, что «Современник» должен иметь «круг действия более обширный и благородный», чем полемика с «Библиотекой для чтения». В «Письме к издателю» Пушкин не сказал, что это за «круг», но по содержанию первых трех томов «Современника» читатели уже могли ясно представить себе «дух и направление» нового издания, прекрасно понимали стремление Пушкина превратить разрешенный к изданию литературный сборник-альманах в общественно-литературный журнал, со всеми характерными для такого журнала материалами (вопросы современной политики, отечественная история, экономика, история и теория литературы, критика и библиография, художественная литература и т. д.).

- 287 -

И это остро ощущали не только друзья Пушкина, но и его журнальные и литературные враги. В этом плане интересно свидетельство В. Ф. Одоевского, одного из ближайших помощников Пушкина по изданию «Современника». Одоевский писал: «Враги Пушкина называли беспрестанно „Современник“ журналом — не спроста; здесь было указание цензуре на то, что... „Современник“ был разрешен ему как сборник, а не как журнал».23
Издавая журнал в широком общественно-политическом и просветительном плане, Пушкин (вопреки мнению некоторых его современников и позднейших литературоведов) думал об «осторожности» не более, чем то нужно было для обхода цензуры. «Осторожной» была не общественная позиция Пушкина, а его тактика как издателя и журналиста, причем осторожность его выражалась никак не в молчании и не в «стремлении... к сохранению как бы нейтральной позиции», как, например, считает Н. Л. Степанов,24 а в поисках путей, средств и методов высказывать то, к чему особенно придиралась цензура, в использовании «эзопова языка». Например, свою острую критику американской лжедемократии Пушкин, как известно, вставил в рецензию на «Записки» Джона Теннера («Современник», т. III), а о приобщении индейцев к американской «цивилизации» сказал так, что это прозрачно намекало на колонизаторскую политику русского самодержавия на отдаленных окраинах России. Или, в другой раз, желая перепечатать в своем журнале «Вопросы» Фонвизина Екатерине II, Пушкин в своей статье «Российская академия» («Современник», т. II) действительно их перепечатывает вместе с ответами Екатерины, сопроводив свою перепечатку следующими комплиментарными словами в адрес Екатерины: «Вопросы явились в „Собеседнике“ с весьма остроумными ответами» (XII, 42), хотя читатели прекрасно понимали, что «остроумными» были не ответы Екатерины, а вопросы Фонвизина, которыми он учинил настоящий допрос императрице по самым актуальным вопросам современности. Нет необходимости приводить еще аналогичные примеры — эта тема может стать предметом специального исследования. Но следует остановиться на одном вопросе — на способах и формах полемики Пушкина с «Северной пчелой» и «Сыном отечества», как доказательстве того, что Пушкин, несмотря на трудности, стоявшие перед ним как издателем «Современника», не уклонялся от полемики, если считал ее нужной, причем вел полемику не с меньшей, если не с большей «живостью», чем Гоголь.
О полемике Пушкина с Булгариным в пору издания «Современника», к сожалению, ничего не говорится как в общих, так и частных работах по Пушкину, а между тем эти материалы дают возможность отбросить все легенды об «отрешенности» «Современника» и «осторожности» его издателя: они свидетельствуют о смелости и решительности Пушкина как издателя и редактора, лишний раз убеждают в справедливости слов одного современника: «...Пушкин едва ли не потому подвергся горькой своей доле, что сделался журналистом».25 Кроме того, эти материалы позволяют еще более прояснить вопрос о действительной программе «Современника» — не о программе-декларации, а о внутренней, действительной программе журнала.
Уже в первом томе «Современника», в статье Гоголя «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году», о «Северной пчеле» говорилось как

- 288 -

о корзине, «в которую сбрасывал всякий всё, что ему хотелось» (VIII, 162), подчеркивались беспринципность, недобросовестность этого издания, стремление его к наживе; суровую оценку Гоголь дал также «Сыну отечества», издававшемуся Булгариным и Гречем. Полностью соглашаясь с гоголевской критикой изданий Булгарина, Пушкин счел ее всё же недостаточной (вернее, односторонней), о чем и заявил в своем «Письме к издателю» в томе третьем «Современника».
Во втором томе «Современника» выступления против «Северной пчелы» и ее издателя Булгарина продолжаются, хотя имя его и не называется. Так, в первой заметке «От редакции» (стр. 311—312), посвященной защите статьи А. И. Тургенева «Париж. (Хроника русского)», напечатанной в первом томе «Современника», от нападок реакционной критики, содержится прозрачный намек на Булгарина как автора статьи о «Современнике» в № 129 «Северной пчелы» от 9 июня 1836 года (стр. 516).
В значительной степени против Булгарина как критика направлена и статья Вяземского о «Ревизоре» Гоголя: некоторые страницы статьи Вяземского полемически направлены непосредственно против рецензии «Северной пчелы» на «Ревизора» Гоголя (№№ 97 и 98 от 30 апреля и 1 мая 1836 года), в которой Булгарин доказывал, что пьеса Гоголя не художественное произведение, что Гоголь — безнравственный писатель, что он не знает русского языка.
Конечно, ограниченность мировоззрения Вяземского, его симпатии к салонно-аристократическому «Московскому наблюдателю», вражда к Белинскому и неприятие демократических тенденций в русской литературе сказались и на его оценках комедии Гоголя (что, как известно, было отмечено Белинским в рецензии на второй том «Современника»), но полемическая направленность статьи Вяземского против реакционной критики и особенно против Булгарина была высоко оценена даже теми его современниками, для которых литературная позиция Вяземского в общем была чуждой. Так, Д. В. Давыдов, ознакомившись со вторым томом «Современника», писал Пушкину 10 августа 1836 года:
«Спасибо и тебе и Вяземскому и за Наполеона и за то, что вы по-наполеоньски отломали бока этой шайки ярыжных писателей, которые вмешиваются не в свое дело и судят и рядят о благопристойности, о которой они не имеют понятия» (XII, 152).26
Интересно также в этой связи более позднее свидетельство Белинского. Оно относится к 1842 году, когда после выхода «Мертвых душ» реакционная печать (и в первую очередь булгаринская «Северная пчела») возобновила травлю Гоголя, вновь начала обвинять его в незнании русского языка, в употреблении «неприличных и неупотребляемых в высшем обществе слов». Тогда, дав решительный отпор Булгарину в своих «Журнальных и литературных заметках», Белинский положительно отозвался о статье Вяземского о «Ревизоре», процитировав целых две страницы из его статьи из второго тома «Современника» (стр. 295—297).27
И, наконец, во второй заметке «От редакции» было сказано: «Мы получили также статью г. Косичкина. Но, к сожалению, и эта статья доставлена

- 289 -

поздно, и мы, боясь замедлить выход этой книжки, отлагаем ее до следующей» (стр. 312). Это упоминание о Феофилакте Косичкине — псевдониме, которым Пушкин подписал свои известные памфлеты «Торжество дружбы или оправданный Александр Анфимович Орлов» и «Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем», напечатанные в 1831 году в «Телескопе», было смелым вызовом Булгарину. Ведь современники помнили, что эти памфлеты, в которых Пушкин с исключительным остроумием и тонкой иронией не только высмеял литературные «дарования» Булгарина, но и раскрыл политическое лицо этого Видока Фиглярина как агента III отделения и литературного сыщика, были продолжением той политической и литературной борьбы с Булгариным, которую Пушкин начал еще в 1830 году в «Литературной газете».
Указание на то, что статью Косичкина редакция «отлагает» «до следующей книжки», как бы подсказывало читателю, что с третьего тома борьба «Современника» с Булгариным и его изданиями приобретает более острые формы, чем то было в первых двух томах.
В действительности так оно и было. Несмотря на то, что статьи Косичкина как таковой в третьем томе не появлялось, «рукою Косичкина» были написаны многие строки и страницы этого тома. В этом отношении интересна самая композиция тома, на редкость тонкая и остроумная: полемическая острота, ее внутренний политический смысл возрастают от одного журнального выступления к другому и заканчиваются известной второй заметкой «От редакции», в которой Пушкин открыто сформулировал позицию своего журнала, заявив, что «Современник» является продолжением «Литературной газеты» (стр. 330—331).
Статья Пушкина «Об истории пугачевского бунта. (Разбор статьи, напечатанной в «Сыне отечества», в январе 1835 года)» есть не только разбор рецензии В. Б. Броневского в «Сыне отечества», но и разоблачение беспринципности и цинизма Булгарина как журналиста (в связи с его статьей о «Современнике» в № 129 «Северной пчелы» от 9 июня 1836 года).
К Булгарину-доносчику вполне можно было отнести следующую эпиграмму Д. В. Давыдова (подпись: Н.), тем более, что последние строки эпиграммы напоминали об известных эпиграммах Пушкина на Видока Фиглярина-Булгарина («Не то беда, что ты поляк...» и «Не то беда, Авдей Флюгарин...»).
Вот эта эпиграмма Давыдова:
Меринос собакой стал;
Он нахальствует упрямо,
Он всё стадо забодал.
Сторож, что ж ты оплошал?
Подойди к барану прямо,
Зацепи его на крюк,
И прижги ему курдюк
Раскаленной эпиграммой.28
А через 16 страниц напечатана «Родословная моего героя» Пушкина, где Булгарин уже прямо назван Видоком Фигляриным:
Мне жаль, что нет князей Пожарских,
Что о других пропал и слух,
Что их поносит и Фиглярин...29

- 290 -

Затем идет «Письмо к издателю» Пушкина, который устами тверского корреспондента А. Б. выражает свое несогласие с недостаточно суровой критикой «Северной пчелы» в статье «О движении журнальной литературы». Пушкин пишет:
«Обращаясь к „Северной пчеле“, вы упрекаете ее в том, что она без разбора помещала все в нее бросаемые известия, объявления и тому подобное... Не за объявления должно было укорять „Северную Пчелу“, но за помещения скучных статей с подписью: Ф. Б., которые (несмотря на ваше пренебрежение ко вкусу бедных провинциалов) давно оценены у нас по достоинству. Будьте уверены, что мы с крайней досадою видим, что гг. журналисты думают нас занять нравоучительными статейками, исполненными самых детских мыслей и пошлых шуточек, которые, достались „Северной Пчеле“, вероятно, по наследству от „Трудолюбивой Пчелы“» (XII, 97).30
И, наконец, вторая заметка «От редакции» в третьем томе «Современника», в которой Пушкин открыл свои карты: он смело провозгласил программой своего журнала ту решительную и последовательную борьбу со всем реакционным в политике, экономике и культуре, которая велась в свое время «Литературной газетой». А уж если заниматься полемикой, говорил Пушкин, то более необходимо вести ее не с «Библиотекой для чтения» (хотя и она нужна — и примеры тому были в «Современнике»), а с официозными булгаринскими изданиями, что с таким успехом было начато «Литературной газетой».
Вот эта смелая декларация Пушкина:
«Издатель „Современника“ не печатал никакой программы своего журнала, полагая что слова: литературный журнал31 уже заключает в себе достаточное объяснение.
«Некоторые из журналистов почли нужным составить программу нового журнала. Один из них32 объявил, что „Современник“ будет иметь целию — уронить „Библиотеку для Чтения“, издаваемую г. Смирдиным; в „Северной же Пчеле“33 сказано что „Современник“ будет продолжением „Литературной газеты“, издаваемой некогда покойным бароном Дельвигом.
«Издатель „Современника“ принужден объявить, что он не имеет чести быть в сношении с гг. журналистами, взявшими на себя труд составить за него программу и что он никогда им того не поручал. Отклоняя однако ж от себя цель, недостойную литератора и несправедливо ему приписанную в „Библиотеке для Чтения“, он вполне признает справедливость объявления, напечатанного в „Северной Пчеле“: „Современник“, по духу своей критики, по многим именам сотрудников, в нем участвующих, по неизменному образу мнения о предметах, подлежащих его суду, будет продолжением „Литературной Газеты“» (стр. 330—331; XII, 183—184).
Пояснения были излишни: Пушкин действительно не печатал общей программы-декларации своего издания, так как не мог этого сделать по цензурным причинам (отношение журнала к современной литературной продукции было сформулировано в заметке, заключающей раздел «Новые

- 291 -

книги» в первом томе «Современника» (стр. 318—319) — и это Пушкин считал достаточным). Программа «Современника» не была декларирована, но она существовала: уже опубликованный в трех томах «Современника» материал служил достаточно убедительным тому доказательством. Последние строки приведенной выше заметки «От редакции» только теоретически обобщали то, что уже было практически сделано в журнале.
Разойдясь с Гоголем в вопросе о программе «Современника», Пушкин не согласился с ним и в некоторых других вопросах далеко не частного порядка, причем в ряде случаев пушкинская точка зрения была близка к точке зрения Белинского. Так, например, полностью соглашаясь с Гоголем в его критике недобросовестности и беспринципности «Библиотеки для чтения», ее стремления всё подчинить наживе,34 Пушкин, в отличие от Гоголя и в полной солидарности с Белинским, считал, что опыт «Библиотеки для чтения» как журнала, который сумел не только привлечь, но и удержать читателей, заслуживает большого внимания.
Белинский в статье «Ничто о ничем», говоря о том, «какими средствами умела она <«Библиотека для четения»> поддержать себя во мнении публики», к достоинствам этого журнала (и вообще всякого хорошего журнала) относит, во-первых, полноту и разнообразие журнального материала, во-вторых, истинно журнальный способ его подачи (ясный, простой, доступный способ изложения, занимательность), в-третьих, аккуратность выхода книжек, строгую периодичность журнала (II, 19, 20, 39—41 и др.).35 О редакторе «Библиотеки для чтения» О. И. Сенковском Белинский отзывается как о человеке, обладающем «качествами, составляющими необходимое условие журналиста»: это «человек умный, ловкий, сметливый, деятельный» (II, 17).
Об этих же положительных «средствах» «Библиотеки для чтения» Пушкин так пишет в «Письме к издателю»: «Он <Сенковский>, издает «Библиотеку» с удивительной сметливостию, с аккуратностию, к которой не приучили нас гг. русские журналисты. Мы, смиренные провинциалы, благодарны ему — и за разнообразие статей, и за полноту книжек, и за свежие новости европейские, и даже за отчет об литературной всячине» (XII, 96—97).
Положительно отзывается Белинский об отделении «Литературная летопись» в «Библиотеке для чтения» за помещение статеек, небольших по объему, но живо и остроумно написанных. Белинский указывает, что суждения «Литературной летописи» «часто умные и острые, хотя редко справедливые и добросовестные», что «Литературной летописи» «нельзя

- 292 -

отказать в одном, очень важном достоинстве: в ловкости, уменье, знании литературной манеры, в шутливости и часто остроумии» (II, 20, 39).
На это же обратил внимание и Пушкин; он писал в «Письме к издателю»: «Признаюсь, некоторые из веселых разборов, попадающихся в „Библиотеке для Чтения“, тешат меня несказанно, и мне было бы очень жаль, если бы критик предпочел хранить величественное молчание». И здесь же: «Но если публика этого требует непременно, зачем ей не угодить?» (XII, 95—96).36
Наиболее высоко оценивает Белинский научное отделение «Библиотеки для чтения» («Науки и художества»), так как, по его мнению, «в нем встречаются иногда статьи, истинно заслуживающие внимания, истинно прекрасные и любопытные» (II, 34). Далее Белинский отмечает особенно интересные статьи этого отдела, в том числе статью самого Сенковского «Воспоминания о Сирии», статью «интересную, живую, проникнутую чувством», статью «прекрасную» (II, 34). Гоголь, напротив, обвинял Сенковского в том, что о Востоке его «суждения так легковесны», что в его статьях о Востоке нет «ничего нового», «ни одной яркой черты, сильной мысли, гениального предположения» (VIII, 159). И в этой части Пушкин разошелся с Гоголем и согласился с Белинским. Устами тверского корреспондента А. Б. Пушкин так ответил Гоголю:
«Признайтесь, что нападения ваши на г. Сенковского не весьма основательны. Многие из его статей, пропущенных вами без внимания, достойны были занять место в лучших из европейских журналов. В показаниях его касательно Востока мы должны верить ему, как люди непосвященные» (XII, 96).
Итак, в своих спорах с Гоголем по вопросу о «Библиотеке для чтения» Пушкин использовал суждения Белинского об этом журнале, тем более, что мысли Белинского о журнале, рассчитанном на широкую читательскую аудиторию, были близки самому Пушкину как издателю и журналисту.
В связи с «Письмом к издателю» до сих пор оставалась невыясненной одна существенная деталь: почему Пушкин упрекает Гоголя в том, что он, говоря о «Телескопе», не упомянул имени Белинского,37 когда Пушкину было известно, что Гоголь писал о Белинском в черновой редакции своей статьи.
Прежде всего следует выяснить, почему слова Гоголя о Белинском были исключены из первоначальной редакции статьи и, таким образом, не попали в печать. Правильно решить этот вопрос можно только при учете истории работы Гоголя над статьей.
В первоначальных черновых набросках статьи, которая задумана была как анонимная, о Белинском сказано:
«В критиках Белинского, помещающихся в „Телескопе“, виден вкус, хотя еще необразовавшийся, молодой и опрометчивый, но служащий порукою за будущее развитие, потому что основан на чувстве и душевном

- 293 -

убеждении. — При всем этом в них много есть в духе прежней семейственной критики, что вовсе неуместно и неприлично, а тем более для публики» (VIII, 533). И совершенно понятно, что этот отзыв как в его положительной, так и отрицательной части не мог остаться в окончательном варианте статьи, которую решено было опубликовать в журнале за подписью Гоголя. Ведь всего около шести месяцев назад Белинский в своей статье «О русской повести и повестях г. Гоголя» дал наивысшую оценку творчества Гоголя, сказав, что в настоящее время Гоголь «является главою литературы, главою поэтов; он становится на место, оставленное Пушкиным» (I, 306). В связи с этим похвала Гоголя Белинскому в статье «О движении журнальной литературы» могла быть превратно истолкована врагами Гоголя, а его порицания в адрес Белинского были бы не тактичными по отношению к самому Белинскому.
Вопреки распространенному мнению, что Пушкин будто бы не совсем тактично поступил по отношению к Гоголю, сначала сняв из его статьи имя Белинского, а потом упрекнув Гоголя в умолчании о Белинском, можно предполагать, что абзац о Белинском был снят в окончательном тексте статьи не Пушкиным, а самим Гоголем, причем, возможно, без договоренности с ним. Поэтому Пушкин, помня о суждении Гоголя о Белинском в черновой редакции статьи «О движении журнальной литературы», но не зная, а может быть, просто забыв, что снятие этого абзаца было следствием того, что статью решили печатать не анонимно, а за подписью Гоголя, выразил свое удивление по поводу отсутствия имени Белинского в статье «О движении журнальной литературы».
Возможно, несправедливый в упреках Гоголю, Пушкин был прав, вспомнив Белинского в своем «Письме к издателю», прав как издатель «Современника», не желавший рассматривать статью «О движении журнальной литературы» как программу «Современника». Более положительная, чем у Гоголя, оценка деятельности Белинского Пушкиным и умолчание о Шевыреве в «Письме к издателю» были внутриредакционной полемикой Пушкина со своим сотрудником и отражали различие журнальных позиций Гоголя и Пушкина.
Отношения Гоголя с кругом салонно-аристократического «Московского наблюдателя» к началу 1836 года были довольно сложными: «наблюдатели»-любомудры не поддерживали стремлений Гоголя сделать из «Московского наблюдателя» не светский журнал, а журнал более или менее массового характера; они не приняли в свой журнал повести Гоголя «Нос» и т. д. Это привело к тому, что Гоголь организационно порывает с «Московским наблюдателем», примыкает к «Современнику» Пушкина и считает своим долгом дать в своем обзоре журналов довольно суровую оценку «Московскому наблюдателю», который не сумел оказать должного отпора «Библиотеке для чтения». Гоголь показал, что «Московский наблюдатель» критиковал журнал Сенковского справа, с позиций салонно-аристократических, поскольку он боролся против проникновения денежных отношений в литературу и журналистику и тем самым тормозил демократизацию русской культуры. Но в то же время общественная (и, как следствие, литературно-журнальная) позиция Гоголя не отличалась в эту пору полной определенностью: стихийный демократизм Гоголя в это время заметно осложнялся элементами того дворянско-аристократического мировоззрения, защитниками которого выступали сотрудники «Московского наблюдателя». Уходя из «Московского наблюдателя», Гоголь не порвал все нити, связывающие его с этим изданием; попрежнему он считал «Московский наблюдатель» лучшим журналом, а С. П. Шевырева — ведущим русским критиком.

- 294 -

Всё это нашло отражение в статье Гоголя «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году» и в его рецензиях, предназначенных для «Современника». Так, в обзоре журналов, решительно осудив всех действующих критиков и журналистов, Гоголь исключение делает только для Шевырева. Он пишет: «Справедливость требует упомянуть о критиках Шевырева, как об утешительном исключении... В статьях его везде заметен мыслящий человек, иногда увлекающийся первым впечатлением» (II, 175).38 В рецензии на «Исторические афоризмы Михайла Погодина», напечатанной также в первом томе «Современника», Гоголь, сделав ряд критических замечаний в адрес Погодина (причем в весьма учтивой форме), в то же время чрезвычайно высоко оценил научные заслуги этого второго основного сотрудника «Московского наблюдателя», сказав, что он является первым современным ученым-историком. Таким образом, у Гоголя получилось (хотел он того или нет), что Погодин — первый ученый современности, а Шевырев — первый критик!
В рецензии на «Историю поэзии» Шевырева, написанную для «Современника», но не напечатанную Пушкиным, этот труд Шевырева определен Гоголем как «важное сочинение», «замечательное явление в нашей литературе», созданное «мыслящим, исполненным критического ума писателем». А о самом Шевыреве сказано так: «Из всех доселе писателей наших, преимущественно занимавшихся критикою, бесспорно Шевырев первый, которого имя останется в летописях нашей литературы» (II, 199).
Белинский не знал, естественно, этого последнего отзыва о Шевыреве, но и то, что было напечатано в первом томе «Современника», заставило его насторожиться. В нашей научной литературе обычно отзыв Белинского о первом томе «Современника» (его статья «Несколько слов о „Современнике“») приводится только с целью показать положительную оценку Белинским журнала Пушкина вообще и статьи «О движении журнальной литературы» в особенности. Белинский действительно очень высоко оценил «Современника» Пушкина; по его мнению, «Современнику» суждено открыть новые пути в развитии русской журналистики, но он строго осудил автора обзора журналов за непоследовательность в оценке «Московского наблюдателя», за чрезмерное восхваление Шевырева. Белинский пишет: «О „Наблюдателе“ сказана сущая правда, почти то же самое, что было сказано и в нашем журнале, только немного поснисходительнее. Вообще „Современник“, при всей своей благородной и твердой откровенности, обнаруживает какую-то симпатию к „Наблюдателю“. Например, сказавши, что это журнал безжизненный, чуждый резкого и постоянного мнения, он через несколько страниц приходит в вострг от критик г. Шевырева...» (II, 181). А в ответ на сетования Гоголя о том, что Вяземский не выступает как критик, Белинский иронически замечает: «Что же касается до кн. Вяземского, то избавь нас боже от его критик так же, как и от его стихов...» (II, 183).
К числу наиболее важных возражений Белинского Гоголю относится его несогласие с Гоголем относительно остроты полемики. Гоголь писал: «...положим, для журналиста необходим резкий тон и некоторая даже дерзость (чего, однако ж, мы не одобряем, хотя нам известно, что с подобными качествами журналисты всегда выигрывают в мнении толпы)...» (VIII, 158). Белинский возразил Гоголю: «Мы не почитаем резкости пороком, мы напротив, почитаем ее за достоинство, только думаем, что кто

- 295 -

резко высказывает свои мнения о чужих действиях, тот обязывает этим и самого себя дейстовать лучше других» (II, 183—184).
Рецензия Белинского была напечатана в № 7 «Молвы», который вышел в начале мая 1836 года, когда Пушкин был в Москве. Здесь он, очевидно, и познакомился со статьей Белинского и признал справедливой его критику статьи Гоголя в части оценок «Московского наблюдателя» и Шевырева. Именно об этом свидетельствует письмо Пушкина П. В. Нащокину, отосланное почти сразу по возвращению в Петербург (письмо от 27 мая; Пушкин приехал 23 мая). Пушкин пишет: «Я оставил у тебя два порожних экземпляра Современника. Один отдай кн. Гагарину, а другой пошли от меня Белинскому (тихонько от Наблюдателей, NB ) и вели сказать ему, что очень жалею, что с ним не успел увидеться» (XVI, 121).
В начале июля 1836 года выходит второй том «Современника» (цензурное разрешение 30 июня), и в № 13 «Молвы» (цензурное разрешение 3 августа) появляется рецензия на него Белинского. Еще в рецензии на первый том «Современника» Белинский указал, что в статье «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году» «видны дух и направление нового журнала»; он подчеркнул тогда то положительное, что есть в этом направлении, отметив также некоторые отрицательные моменты, особенно «симпатию к Наблюдателю» и «восторг от критик Шевырева». В заключение Белинский писал: «Но подождем второго номера: он нам даст средство высказать наше мнение о «Современнике» яснее и определеннее...» (II, 180, 181, 184).
Во втором номере «Современника», в котором первое место занимали критические статьи Вяземского (разбор «Ревизора» Гоголя и поэмы Э. Кине, посвященной Наполеону, статья «Наполеон и Юлий Цезарь»), Вяземский, как бы продолжая линию Гоголя, писал о «Московском наблюдателе» в статье о «Ревизоре»: «Нельзя не желать для пользы литературы нашей и распространения здравых понятий о ней, чтобы сей журнал сделался у нас более и более известным. Особенно критика его замечательно хороша. Не выгодно подпасть под удары ее, но по крайней мере оружие ее и нападения всегда благородны и добросовестны».39
И Белинский открыто заявлял, что дух светскости, который уже частично ощущался в первой книжке «Современника», в обзоре журналов, теперь проявился вполне как основная, характерная черта направления журнала; Белинский, конечно, ошибался, когда в пылу полемики всё содержание второго тома свел к светскости и не увидел положительных элементов не только в статьях Вяземского, но и в других материалах журнала. Белинский писал: «Впрочем, это всё бы ничего: остается еще дух и направление журнала. Но, увы! вторая книжка вполне обнаружила этот дух, это направление; она показала явно, что „Современник“ есть журнал „светский“, что это петербургский „Наблюдатель“... Вообще в этих статьях <Вяземского> обнаруживается самая глубокая симпатия к московскому „светскому“ журналу и беспредельное уважение в его критике, что, впрочем, и неудивительно: свой своему поневоле брат» (II, 234, 237).
Поэтому, когда Пушкин в «Письме» А. Б. в третьем томе «Современника», упрекнув Гоголя в умолчании имени Белинского, сам высказался о Белинском, причем очень положительно, он, во-первых, отвечал не только Гоголю, но и Вяземскому, а в его лице — всем своим былым друзьям и союзникам по «Московскому наблюдателю», во-вторых, подчеркивал, что статья «О движении журнальной литературы» для него не была программой

- 296 -

в части «симпатии» к «Наблюдателю», и, в-третьих, это выступление Пушкина по существу оформляло организационное единение Пушкина и Белинского. Ведь не случайно, что Пушкин в это же самое время ведет переговоры с Щепкиным и Нащокиным о приглашении Белинского в «Современник» (письмо Пушкина с приглашением Белинского до нас не дошло, но, очевидно, оно было послано в конце сентября—начале октября 1836 года, так как ответ Нащокина относится к концу октября 1836 года; третий том «Современника» вышел в начале октября).40
В третьем томе «Современника»41 Пушкин, с одной стороны, выступает с решительной и смелой защитой Белинского от выпадов реакционера М. Е. Лобанова,42 а с другой — подчеркивает аристократические тенденции в критике Шевырева. Так, имея в виду отрицательный отзыв Шевырева на сочинение Сильвио Пеллико «Об обязанностях человека» в «Московском наблюдателе» (1836, ч. VI, стр. 91—98), Пушкин в своей рецензии на эту же книгу в третьем томе «Современника» так выговаривал Шевыреву:
«Неужели Сильвио Пеллико имеет нужду в извинении?.. Неужели, если б она <книга Пеллико> была написана в тишине Фиваиды или в библиотеке философа, а не в грустном уединении темницы, недостойна была бы обратить на себя внимание человека, одаренного сердцем?» (XII, 100).
В связи с решительным отмежеванием Пушкина от «наблюдателей» и с его ориентацией на Белинского нужно, очевидно, рассматривать и третью редакционную заметку в третьем томе «Современника». Известно, что еще в первом томе журнала Гоголь, начиная отдел «Новые книги», сделал следующее примечание: «Книги, означенные звездочками, будут впоследствии разобраны».43 Такие звездочки в первом томе были поставлены при трех книгах (в первом варианте первого тома — при пяти), во втором — при четырех, в третьем — при девяти, в четвертом — при одиннадцати.
Отвечая Гоголю, Пушкин в третьем томе «Современника» делает следующее заявление: «Обстоятельства не позволили издателю лично заняться печатанием первых двух нумеров своего журнала; вкрались некоторые ошибки, и одна довольно важная, происшедшая от недоразумения: публике дано обещание, которое издатель ни в каком случае не может и не намерен исполнить — сказано было в примечании к статье: Новые книги, что книги, означенные звездочкою, будут современем разобраны. В списке вновь

- 297 -

вышедшим книгам звездочкою означены были у издателя те, которые показались ему замечательными, или которые намерен он был прочитать: но он не предполагал отдавать о всех их отчет публике: многие не входят в область литературы, о других потребны сведения, которых он не приобрел» (стр. 331—332; XII, 184).
Здесь Пушкин сознательно допустил некоторые неточности. Во-первых, известно, что Пушкин принимал самое деятельное участие в подготовке к печати «Современника», в особенности первого тома (XVI, 89, 91, 92 и др.); во-вторых, если бы Пушкин в свое время был против такого заявления Гоголя, оно могло быть тогда же снято, так как эта страница «Современника» была переверстана. Очевидно, решение не рецензировать отмеченные книги Пушкин принял позже, когда окончательно определилась позиция его журнала, и в первую очередь по отношению к сотрудникам и сторонникам «Московского наблюдателя» в частности, к Шевыреву.
В числе книг, отмеченных Гоголем звездочкой, была «История поэзии» Шевырева; сам Гоголь заготовил для первого тома «Современника» восторженный отзыв, в котором обещал читателям дать в следующем томе «обстоятельный разбор этого важного сочинения» (VIII, 199). Пушкин не поместил отзыва Гоголя в первом томе; но, возможно, не желая обострять отношений с Гоголем, звездочку при книге Шевырева оставил. На звездочки при книгах в первом томе «Современника» обратил внимание Белинский, и, очевидно, имея в виду прежде всего звездочку при «Истории поэзии» Шевырева, он иронически замечал в отзыве на первый том «Современника»: «А разве вы не знаете, как неживущи, как недолговечны наши книги? Им не помогут и ваши звездочки, потому что они родятся, по большей части, под несчастною звездою» (II, 179). Для Пушкина как издателя создалось довольно сложное положение: хвалить книгу Шевырева в журнале он не хотел, так как это могло дать передовой критике, и в первую очередь Белинскому, дополнительный повод обвинить «Современник» в светскости и аристократизме, т. е. в том, что было чуждо Пушкину как издателю; поместить же отрицательный отзыв на «Историю поэзии» Пушкин не мог, так как никто из сотрудников «Современника» на это бы не пошел, да и у самого Пушкина в это время не было еще достаточно критического отношения к книге Шевырева: в своем кратком конспекте «Истории поэзии» Пушкин определяет ее как «явление утешительное, книгу важную» (XII, 65). Чтобы выйти из сложного положения, Пушкину ничего не оставалось, как дать иное истолкование значению звоздочек; при таком решении вопроса «История поэзии» Шевырева попадала в разряд книг, «которые показались ему <издателю> замечательными или которые намерен он был прочитать» (XII, 184).
Но почему Пушкин так задержался со своим ответом Гоголю? Почему он не напечатал своего «Письма к издателю» во втором томе (который был подготовлен во второй половине июня),44 а только сообщил в редакционной заметке: «Статья, присланная нам из Твери за подписью А. Б., не могла быть напечатана в сей книжке по недостатку времени» (стр. 312; XII, 183). Было ли «Письмо» А. Б. действительно написано к этому времени? И, наконец, почему, напечатав письмо только в третьем томе (который вышел в начале октября), Пушкин сделал под ним помету: «Тверь. 23 апреля 1836»?

- 298 -

Тверь — это, конечно, литературно-географическая мистификация: указание, что письмо пришло из провинции, но провинции литературной (в этом отношении Тверь могла быть заменена любым другим крупным провинциальным городом — Саратовом, Воронежом и т. д.). Но точная датировка, надо полагать, сделана Пушкиным не случайно.
Нужно было создать впечатление, что «Письмо» написано сразу по ознакомлении с журналом, под свежим впечатлением, притом еще до появления рецензий профессиональных журналистов (первой была рецензия Белинского в № 7 «Молвы», который прошел цензуру 31 апреля).45 Пушкину важно было подчеркнуть, что суждение о статье Гоголя сделано рядовым читателем совершенно самостоятельно, так сказать, с чисто читательской точки зрения; подчеркнуть это для того, чтобы дать себе право резко отмежеваться от истолкования Гоголем программы «Современника» (ср.: «С удовольствием помещая здесь письмо г. А. Б., нахожусь в необходимости дать моим читателям некоторые объяснения»). Под «Письмом» была поставлена дата, предшествующая появлению рецензии Белинского на первый том «Современника» еще и для того, чтобы враги Пушкина не обвинили его в том, что он похвалил Белинского после появления положительного его отзыва на первый том «Современника».
Было ли написано «Письмо к издателю» еще в июне и можно ли верить свидетельству Пушкина, что оно уже находится в портфеле редакции?
Вероятно, «Письмо» действительно было написано для второй книжки «Современника», но не было напечатано не «по недостатку времени», как сообщает Пушкин, а по другим причинам: Пушкин не считал удобным помещать свое письмо в одном томе с рецензией Вяземского на постановку «Ревизора», с той рецензией, в которой Вяземский вознес до небес «Московский наблюдатель» и совершенно уничтожающе отозвался о Белинском. Напротив, «Письмо» А. Б. композиционно более подходило к третьему тому, тем более, что к этому времени Пушкин занял более твердую и определенную позицию по отношению к своим основным сотрудникам.

2
В 1914 году П. Столпянский обратил внимание на статью «Несколько слов о „Современнике“», напечатанную без подписи в № 86 «Северной пчелы» за 1836 год (от 17 апреля).46 Статья была посвящена защите «Современника» Пушкина от грубых нападок «Библиотеки для чтения».
Опираясь на свидетельство Булгарина и сделав ряд сопоставлений (преимущественно стилистического характера), Столпянский пришел к выводу, что автором указанной статьи был Пушкин и что ее, таким образом, «необходимо внести в Полное собрание сочинений Пушкина даже в том случае, если неизвестна авторская рукопись этой статьи».47
Несмотря на то, что некоторые доводы Столпянского заслуживали внимания, они остались вне поля зрения последующих исследователей; на них не ссылались и в то же время их не оспаривали — о них просто забыли.

- 299 -

Попрежнему считали, что автором статьи в «Северной пчеле» был Булгарин или один из его сотрудников, которые почему-то решили защищать журнал Пушкина.
Первый о статье Столпянского напомнил В. В. Гиппиус в 1931 году, но с тем, чтобы не согласиться (впрочем, без всяких доказательств) с его утверждением о принадлежности статьи Пушкину. Так, к своим словам: «Булгарин же был готов защищать Пушкина от Сенковского» В. В. Гиппиус дает следующее примечание: «Предположение П. Столпянского о собственной статье Пушкина, напечатанной в «Северной пчеле» в защиту от Сенковского (Пушк. и его совр. XIX—XX, стр. 179—189) — аргументировано недостаточно, но самый факт защиты <т. е. защиты Булгариным> сохраняет свое значение».48
Очевидно, это примечание в статье В. В. Гиппиуса дало повод А. Г. Фомину в его «Пушкиниане» зарегистрировать статью «Несколько слов о „Современнике“» в разделе «Сочинения, приписанные ошибочно Пушкину», но, отвергнув авторство Пушкина, Фомин даже предположительно не указал на имя истинного автора статьи в «Северной пчеле».49
Прежде чем рассматривать доводы П. Столпянского, необходимо отметить некоторые обстоятельства, которые предшествовали и обусловили помещение названной статьи в «Северной пчеле».
Первый том своего «Современника» Пушкин предполагал выпустить в конце марта 1836 года: в «Прибавлениях» к №№ 42 и 49 «Санктпетербургских ведомостей» (от 22 февраля и 1 марта 1836 года) от книгопродавцов Лисенкова и Глазунова было объявлено, что первый том «Современника» выйдет «к 1-му апреля».
Известно, что еще раньше, только узнав о намерении Пушкина издавать журнал, Смирдин и Сенковский предлагали Пушкину 15 тысяч отступного. Несмотря на выгодность этого предложения, Пушкин, испытывавший в это время сильные материальные затруднения, отказался от него, решив, несмотря ни на что, издавать журнал.50
Это решение Пушкина сразу усилило внимание к нему Сенковского, который старался любым способом очернить поэта в глазах читателей. Уже в первом номере «Библиотеки для чтения» за 1836 год (т. XIV, отд. VI, стр. 33—34) Сенковский обвинил Пушкина в явной недобросовестности — будто Пушкин хотел присвоить себе чужую собственность, издав «Вастолу» Виланда, переведенную неким «бедным литератором» (Е. П. Люценко), без указания имени переводчика. Сенковский буквально глумился над Пушкиным, и глумление его имело некоторый резонанс в обществе, что глубоко огорчало поэта.51
Когда же из объявлений в газетах стало известно, что «Современник» Пушкина, несмотря на все происки его врагов, увидит свет, Сенковский решил применить по отношению к нему свою излюбленную тактику — решил заранее, еще до выхода «Современника» из печати, начать поход

- 300 -

против нового издания.52 Так, в апрельском номере «Библиотеки для чтения» (раздел «Литературная летопись. Разные известия», стр. 67—70) была помещена возмутительная по своему тону заметка Сенковского, направленная против Пушкина как издателя будущего журнала «Современник». Написана заметка была не только до выхода «Современника» в свет, но даже до получения на него цензурного разрешения (цензурное разрешение апрельского номера «Библиотеки для чтения» — 27 марта, а первого тома «Современника» — 31 марта).
Сенковский заявляет: «Таким образом, пока еще не вышел первый нумер „Современника“, она <«Библиотека для чтения»> считает себя в праве, не выходя из своих обыкновений, сказать то, что думает о предприятии А. С. Пушкина по прочтении его программы» (стр. 68). Но «прочитать» программу «Современника» в печати Сенковский никак не мог, так как ни в одном из газетных объявлений о «Современнике» о программе будущего издания ничего не говорилось.53 Характер же истолкования Сенковским программы «Современника» не вызывает никаких сомнений в том, что редактору «Библиотеки для чтения» каким-то способом удалось узнать, что в первом томе «Современника» будет напечатана статья о современных русских журналах, в которой больше всего достается «Библиотеке для чтения». Сенковскому осталось неизвестным авторство Гоголя, и он приписал статью Пушкину. Эту статью Сенковский определил как программную, сведя программу «Современника» к борьбе с «Библиотекой для чтения». Сенковский писал: «...этот журнал, или этот альманах, учреждается нарочно против „Библиотеки для чтения“, с явным и открытым намерением — при помощи божией уничтожить ее в прах. Что тут таиться! Угрозы раздались уже в наших ушах: и вот мы сами добродушно спешим известить публику, что на нас готовится туча» (стр. 67). В выражениях далеко не добродушного тона Сенковский старается доказать, что Пушкин якобы из зависти к «цветущему состоянию» «Библиотеки для чтения» решил приступить к изданию «бранно-периодического альманаха», погрузиться в «грязное бездонное болото», в журнальную полемику, этот «самый низкий и отвратительный род прозы, после рифмованных пасквилей». Сенковский дошел даже до гневных угроз в адрес Пушкина: «Берегитесь, неосторожный гений», — предостерегающе восклицал редактор «Библиотеки для чтения» (стр. 67, 69).
Своей заметкой Сенковский сделал по Пушкину и по изданию сразу два выстрела. С одной стороны, Сенковский обращал внимание правительства и цензуры на политическую неблагонадежность издателя «Современника» (упоминание о «рифмованных пасквилях», т. е. об эпиграммах Пушкина и его сатире «На выздоровление Лукулла»); с другой стороны (и это Сенковскому было не менее, если не более важно), он пытался подорвать авторитет Пушкина как поэта и издателя, дискредитировать «Современник», уронить его в глазах будущих читателей, в конечном счете — лишить новый журнал подписчиков и, таким образом, сохранить собственное благополучие.

- 301 -

Судьба «Современника» оказалась под угрозой, тем более, что заметка Сенковского появилась перед самым выходом в свет журнала Пушкина, очевидно, около первого апреля, когда уже отпечатывался тираж «Современника»54 и когда должна была развернуться подписка на него. Осложняло дело и то обстоятельство, что у «Библиотеки для чтения» была большая читательская аудитория (пять тысяч подписчиков), что, как справедливо отмечал Гоголь в статье «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году», «мнения „Библиотеки для чтения“ разносились в таких слоях общества, где даже не слышали, существуют ли „Телескоп“ и „Литературные прибавления“», что «большая часть подписчиков <«Библиотеки для чтения»> были люди новые, дотоле не знавшие журналов, следственно, принимавшие всё за чистую истину...» (VIII, 165—166).
Для того чтобы предотвратить срыв подписки на журнал, Пушкину нужно было срочно нейтрализовать то невыгодное впечатление о «Современнике», которое могло создаться после опубликования заметки Сенковского. В каком периодическом издании следовало поместить опровержение? Очевидно, для большей эффективности в таком, который по количеству читателей не уступал бы «Библиотеке для чтения». Таким изданием была только «Северная пчела», имевшая тогда до четырех тысяч подписчиков. Не даром Гоголь в статье «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году» писал, что тогда «единственные глашатаи вестей были... „Северная пчела“ и „Библиотека для чтения“» (VIII, 167).
Только опасение за судьбу своего журнала могло заставить Пушкина обратиться к услугам «Северной пчелы». Статья в № 86 «Северной пчелы» от 17 апреля 1836 года под заглавием «Несколько слов о „Современнике“» и есть вынужденная оборона Пушкина, причем на страницах издания, ему не менее враждебного, чем «Библиотека для чтения», но с которым ему, в силу обстоятельств, нужно было заключить временное (хотя бы на неделю — до выхода первого тома «Современника») соглашение.
Это был остроумный тактический ход со стороны Пушкина: прося «Северную пчелу» поместить отповедь «Библиотеке для чтения», Пушкин выступал будто бы как «союзник» «Северной пчелы», у которой в эту пору наметились трения с «Библиотекой для чтения».55 Эта тактическая позиция «союзника» предохраняла журнал Пушкина от возможного выпада со стороны Булгарина, который с не меньшей враждебностью, чем Сенковский, относился к стремлению Пушкина издавать собственный журнал. Пушкин прекрасно понимал, что ответ Сенковскому нужно поместить в «Северной пчеле» незамедлительно, до того, как Булгарин ознакомится с первым томом «Современника», в котором, в частности в статье «О движении журнальной литературы», в адрес «Северной пчелы» и лично Булгарина было обращено чрезвычайно много обвинений и острых замечаний.
Замысел Пушкина осуществился в самом благоприятном для него варианте, так как статья в «Северной пчеле» появилась весьма своевременно — почти одновременно с объявлением о продаже первого тома «Современника», т. е. оказалась как бы рекламой для журнала Пушкина.
Позволительный билет на выпуск в свет первого тома «Современника» был получен в Санкт-Петербургском цензурном комитете 9 апреля

- 302 -

1836 года,56 причем, как можно предполагать, в этот день тиражные экземпляры еще не были готовы, и в цензуру были отправлены требуемые экземпляры не во втором варианте, по которому печатался весь тираж, а в первом;57 в противном случае Вяземский послал бы в этот день А. И. Тургеневу в Париж книжку «Современника», а он ему писал, напротив, в письме от 8 апреля (среда) 1836 года: «Жаль что не успею отправить к тебе первую книжку «Современника»: она выйдет в субботу <т. е. 11 апреля>, а курьер едет завтра, в четверг».58
Во всяком случае, извещение о том, что «Современник» вышел из печати и поступил в продажу, появилось только 15 апреля 1836 года. Так, в «Прибавлениях» к № 82 «Санкт-Петербургских ведомостей» от 15 апреля (стр. 718) помещено извещение от книгопродавцов Глазунова и Заикина о том, что первый том «Современника» вышел из печати и выдается подписчикам; здесь же сообщалось о продолжении подписки в книжной лавке братьев Заикиных. На особом листе, приложенном к этому номеру «Санкт-Петербургских ведомостей», крупным шрифтом напечатано «Объявление» о поступлении в продажу первого тома «Современника» (с перепечаткой оглавления).
Это объявление перепечатано на следующий день, 16 апреля, в № 85 «Северной пчелы» (стр. 338; цензурное разрешение № 85, 15 апреля).
А еще через день, 17 апреля 1836 года, вышел № 86 «Северной пчелы» (цензурное разрешение 16 апреля), в котором была напечатана статья «Несколько слов о „Современнике“» (стр. 341—344) со следующим подстрочным примечанием от издателей — Булгарина и Греча: «Эта статья получена была нами до выхода в свет первой книжки „Современника“. Изд.». Примечание носило разъяснительный характер: ведь «Современник» уже вышел, о чем накануне сообщала сама же «Северная пчела», а в статье о «Современнике» говорилось как о журнале, который еще не вышел. В то же время очевидно, что Булгарин еще не видел пушкинского журнала и не читал статьи Гоголя; в противном случае он ни за что не поместил бы статью, защищающую «Современник».
Кто же был автором этой статьи? Пушкин ли, как доказывал в свое время Столпянский? А может быть, статья вышла из редакции «Северной пчелы» и написана была самим Булгариным или кем-нибудь из его сотрудников? Или она была прислана посторонним человеком?
Для ответа на эти вопросы следует прежде всего рассмотреть аргументы П. Столпянского. Самый важный аргумент — это свидетельство Булгарина. В № 129 «Северной пчелы» от 8 июня 1836 года в рецензии на первый том «Современника» Булгарин, возражая автору статьи «О движении журнальной литературы», сравнившему «Северную пчелу» с корзиной, в которую каждый бросает что придется, писал: «Но если б у нас не было в литературе такой корзины..., то в литературе нашей водворилась бы вредная для ее успехов монополия и оскорбленный автор не имел бы места, где поместить свою защиту. Этим правом воспользовался

- 303 -

и сам издатель „Современника“, напечатав в „Пчеле“ защиту свою противу обвинений „Библиотеки для чтения“» (стр. 516). Истолковав слова Булгарина «защиту свою» как «статью свою», Столпянский категорически высказался за авторство Пушкина.
Далее, чтобы еще более подкрепить свою точку зрения, исследователь делает ряд сопоставлений данной статьи с другими высказываниями Пушкина, причем все эти сопоставления настолько неубедительны, что нет никакой необходимости их опровергать (таковы, например, сопоставления с редакционной заметкой «Издатель „Современника“ не печатал...», с «Памятником», с отдельными высказываниями Пушкина по вопросам журнальной полемики). Ничего не прибавляют и параллели стилистического характера. Приведя три выражения из статьи (в том числе выражение «литературная совесть»), Столпянский замечает: «это вполне пушкинский оборот речи»,59 но никак этого не доказывает.
Напротив, некоторые мысли и формулировки автора статьи в «Северной пчеле» как будто противоречат категорическому утверждению Столпянского об авторстве Пушкина. Так, например, о Пушкине в статье неоднократно говорится в третьем лице, причем очень положительно, как о человеке, «коего имя, по крайней мере для русского, имеет в себе нечто симпатическое с любовью и гордостью народною» (стр. 344).60 Можно не сомневаться, что этих слов Пушкин сам о себе не напечатал бы нигде, тем более в реакционной булгаринской газете.
Кроме того, характеристика допустимой в журналах критики и полемики дается в статье с точки зрения условной «благовоспитанности» и ничего общего не имеет с теми требованиями, которые предъявлял к журнальной критике и полемике Пушкин. Например, автор статьи пишет: «В полемике, также как в самых жарких словесных спорах между людьми образованными и благовоспитанными, невидимою рукою и высшим чувством приличия сохраняется мера, за которую переступать не следует; так и в письменных и журнальных спорах есть литературная совесть, предписывающая свои законы. У людей же другого образования и другой натуры и в самых хладнокровных разговорах срываются с языка и с пера выражения грубые, площадные, оскорбительные для утонченного вкуса и чистого нравственного чувства! Напротив, полемика, удержанная в законных границах, есть необходимая стихия журнала» (стр. 343). Пушкин был решительно против такого подхода к полемике. Например, в «Письме к издателю „Литературной газеты“» он писал: «Вы поминутно говорите о приличии, но позвольте дать заметить, что и Литературная Газета, стараясь быть равно учтива и важна в отношении ко всем книгам, ею разбираемым, без сомнения погрешила бы противу правил приличия» (XI, 132; ср. 193). Или, например, в «Письме к издателю»: «Неужто журналисту надлежит соблюдать один и тот же тон в отношении ко всем книгам, им разбираемым? Разница — критиковать „Историю Государства Российского“ и романы г. г. *** и пр. Критик, стараясь быть всегда равно учтивым и важным, без сомнения, погрешает противу приличия» (XII, 95).
Следовательно, приписывать статью в «Северной пчеле» лично Пушкину оснований нет. Слова же Булгарина о том, что Пушкин воспользовался «Северной пчелой», чтобы напечатать «защиту свою» против Сенковского,

- 304 -

могли обозначать только то, что статья или была передана Булгарину Пушкиным, который не счел нужным объяснять Булгарину, кто написал статью, или была написана кем-нибудь из людей, близких редакции «Современника», и принята в «Северную пчелу» по просьбе Пушкина.
О том, что статья не принадлежала Булгарину и его сотрудникам, а поступила «со стороны», свидетельствует примечание к ней: «Эта статья получена была нами до выхода в свет первой книжки „Современника“. Изд.».
Содержание статьи позволяет сделать бесспорное утверждение, что она вышла из редакции «Современника». Вся статья написана в тонах редакционного опровержения. Если не Пушкин, то только самый осведомленный член редакции «Современника» мог взять на себя право писать, например, следующее:
«Для успокоения встревоженного воображения в одних и для объяснения другим скажем несколько слов о сем предмете, которые, на всякий случай, могут служить некоторою действительною программою Современнику, если речь зашла о мнимой программе. Имя Пушкина так известно у нас, что...»; или: «критик <„Библиотеки“>... написал несколько страниц самой заносчивой полемики в запасный ответ на то, что никем не сказано, но, может быть, некогда будет сказано в Современнике» (стр. 342, 343).
В это время самым осведомленным и активным сотрудником редакции «Современника» был В. Ф. Одоевский. Одоевский принимал самое деятельное участие в подготовке и издании первого тома «Современника» (см. переписку с ним Пушкина за февраль—март 1836 года; XVI, 89, 91), так что он имел все основания шутливо заметить Пушкину в записке от 10-х чисел марта 1836 года: «За все труды я Вас как издателя прижимаю и требую баночку шиповника» (XVI, 93).61
Следует учесть также, что Одоевский в 1836 году был связан с издателями «Северной пчелы» деловыми отношениями: он редактировал музыкальный отдел «Энциклопедического лексикона», главную редакцию которого взглавлял в это время Греч; кроме того, Одоевский в 1836 году эпизодически сотрудничал в «Северной пчеле».62 Поэтому наиболее естественно было, чтобы именно он поместил статью в «Северной пчеле».
С защитой «Современника» от нападений реакционой критики Одоевский выступал неоднократно. Так, осенью 1836 года он написал свою острую полемическую статью «О нападениях петербургских журналов на русского поэта Пушкина», которая тогда благодаря своей остроте не могла быть напечатана.63
Сопоставление этих двух статей окончательно убеждает, что автором статьи «Несколько слов о „Современнике“» был В. Ф. Одоевский.
Автор статьи в «Северной пчеле» говорит о Пушкине как о гениальном поэте, как о народной гордости. То же и в статье Одоевского: «Пушкин, эта радость России, наша народная слава, Пушкин, которого стихи знает наизусть и поет вся Россия, которого всякое произведение есть важное событие в нашей литературе, которого читает ребенок на коленях

- 305 -

матери, и ученый в кабинете...» (стб. 827). В статье в «Северной пчеле» сказано, что «в одном имени его <Пушкина> заключается программа журнала» (стр. 342); и Одоевский, рассмотрев современные периодические издания, пишет: «Такое ли направление Пушкин должен поддерживать своим именем? Тщетные замыслы!» (стр. 830). Автор статьи «Несколько слов о „Современнике“» справедливо «успокаивает» Сенковского: «Можно утвердительно сказать, что тот, кто подписывается на Библиотеку для чтения из того именно, что в ней преимущественно печатаются статьи Брамбеуса, тот не подпишется на Современника из того именно, что в нем будет преимущественно Пушкин. Два вкуса столь разнородные, две умственные потребности столь противоположные не могут вместиться в одном читателе» (стр. 342). У Одоевского: «Да что вам и нужды до этого; печатайте, издавайте, никто вам не мешает; вы имеете свой круг читателей, людей, которые вам удивляются, свои олтари, довольствуйтесь ими — книга Пушкина <„Современник“> не отобьет у вас читателей...» (стб. 830).
П. Столпянский утверждал, что употребленное в статье «Северной пчелы» выражение «литературная совесть» могло быть «достоянием одного Пушкина».64 Однако и Одоевский употреблял это выражение: в статье «О нападениях...» он писал о «литературной и ученой совести» Пушкина. Одоевский пишет также, что Пушкин «был поражен печальною картиною нашей литературной расправы, — ее площадною бранью, ее коммерческим направлением» (стб. 825); о площадной брани («выражения грубые, площадные, оскорбительные для утонченного вкуса») говорится и в «Северной пчеле» (стр. 343).
Следовательно, статья «Несколько слов о «Современнике» принадлежит Одоевскому. Пушкин, очевидно, сам поручил Одоевскому напечатать отповедь Сенковскому в «Северной пчеле»; вполне возможно, что статья писалась под свежим впечатлением от прочтения апрельского номера «Библиотеки для чтения» и была в рукописи известна Пушкину, уехавшему из Петербурга 8 апреля, после того, как все осложнения по вынужденной переверстке первого тома «Современника» были сделаны.
По возвращении в Петербург 24 апреля Пушкин удостоверился, что все его распоряжения по первому тому «Современника» выполнены: Краевский, который отвечал за техническое оформление журнала и наблюдал за типографией, обеспечил быструю переверстку тома и отпечатание тиража, а Одоевский во-время опубликовал свою статью о «Современнике» в «Северной пчеле».
Поэтому по приезде в Петербург Пушкин сразу же поехал на квартиру Краевского, а не застав его дома, на другой день послал ему следующую записку: «Вчера был я у Вас и не имел удовольствия застать Вас дома. Завтра явлюсь к Вам поутру. Не имею слов для изъяснения глубочайшей моей благодарности — Вам и князю Одоевскому. До свидания весь Ваш А. П.» (XVI, 107).
Однако вскоре выяснилось, что статья Одоевского не произвела ожидаемого впечатления: в периодических изданиях продолжали говорить о статье «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году» как о программной статье «Современника». Тогда Пушкин выступил в третьем томе «Современника» со своим «Письмом к издателю», в котором решительно заявил, что борьба с «Библиотекой для чтения» не является программой его журнала.

- 306 -

3
Обнаруженный в Государственной Публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина экземпляр первого тома «Современника» отличается от экземпляров, до сих пор известных, в частности, и тем, что в нем отсутствует заключительная заметка к разделу «Новые книги». Это дает основание утверждать, что заметка была написана и включена в том позже, уже после получения цензурного разрешения, т. е. после 31 марта 1836 года.
Для того чтобы поместить эту заметку, не нарушая внешнего вида тома (то же количество страниц и расположение строк на последней, 319-й странице), пришлось переверстать страницы 296—319, в результате чего и удалось сэкономить нужные для помещения заметки 22 строки журнального набора.65
Необходимость в помещении этой заметки диктовалась, очевидно, тем, что в журнале не было редакционной статьи, а статью Гоголя «О движении журнальной литературы» Пушкин не считал статьей редакционной, вопреки мнению Сенковского, выступление которого в самом начале апреля 1836 года в «Библиотеке для чтения» и вызвало, нужно думать, появление данной заметки в «Современнике».
Кем же была написана заметка, заключающая раздел «Новые книги» в первом томе «Современника»?
Впервые вопрос об авторе заключительной заметки был поставлен в 1856 году П. А. Кулишем, который высказал предположение о принадлежности заметки Гоголю, правда, без всяких доказательств. Он писал: «Вероятно, и заключение обзора писано Гоголем (стр. 318—319)».66 В шестом томе «Сочинений и писем» Н. В. Гоголя в издании П. А. Кулиша (СПб., 1857, стр. 555—567) был помещен «Полный список печатных сочинений Гоголя, составленный Н. В. Гербелем». На стр. 560 Гербелем зарегистрирован библиографический обзор Гоголя «Новые книги» в первом томе «Современника». Однако остается неясным, включил или не включил Гербель заключительную заметку обзора на стр. 318—319 «Современника» как принадлежащую Гоголю, так как в данном месте списка Гербеля содержится явная опечатка: вместо стр. 296—318 или 296—319 напечатано 296—313. В названное издание Кулиша заметка введена не была, как и остальные рецензии Гоголя в «Современнике», безусловно принадлежащие Гоголю. В последующих изданиях сочинений Гоголя заметка также отсутствовала. Не поместил заметку в основной текст и Н. С. Тихонравов, а только перепечатал в примечаниях, заявив, что «в записных книгах Гоголя этого заключения нет, и мы не решаемся ни утверждать, ни отрицать принадлежность его Гоголю».67
Но уже в 1911 году Н. О. Лернер высказался за авторство Пушкина;68 он писал: «Наша попытка решить вопрос привела нас к убеждению, что заключение писано не Гоголем, а Пушкиным». Для доказательства своей мысли Лернер приводит три довода: во-первых, Пушкин, по мнению Лернера, «едва ли бы позволил ему <Гоголю> высказать столь решительное и общее мнение, налагающее серьезную ответственность на журнал»; во-вторых, выражение «журнал наш» могло быть употреблено только Пушкиным и,

- 307 -

в-третьих, слова: «иные, взятые отдельно, не принадлежат собственно к словесности» сходны со словами Пушкина: «многие не входят в область литературы» (редакционная заметка «Обстоятельства не позволили издателю...» в третьем томе «Современника»). В 1915 году Лернер включил заметку в сочинения Пушкина.69
Несмотря на то, что доводы Лернера не были опровергнуты в печати и не было высказано никаких аргументов в пользу авторства Гоголя, А. Г. Фомин в своей «Пушкиниане» зарегистрировал заметку в разделе «Сочинения, приписанные ошибочно Пушкину», указав, что она «принадлежит Н. В. Гоголю».70 После этого данная заметка с именем Пушкина уже не связывалась — она не включалась в собрания сочинений Пушкина даже в раздел «Dubia». Отметим, впрочем, что в пользу авторства Пушкина высказался еще А. Н. Горецкий в статье «Пушкин и библиография». Он предположил что этот «общий итог книг за первую четверть года», «по всей вероятности, принадлежит перу Пушкина», и, хотя не приводит в пользу такой догадки никаких новых аргументов, все же очень высоко оценивает интересующую нас заметку. «Это, — пишет он, — шаг вперед по сравнению с реализацией идеи текущей библиографической регистрации. „Послесловие“ — смелое, направленное против официальной (охранительной) печати, библиографическое обобщение с явно выраженным критическим отношением к тогдашней книжной продукции».71
В последнее время вновь отмечается стремление приписать заметку Гоголю. Так, в восьмом томе «Полного собрания сочинений» Н. В. Гоголя, изданном Академией Наук СССР в 1952 году, заметка напечатана в разделе «Приписываемое Гоголю», причем в примечаниях приведены некоторые «внутренние основания» принадлежности заметки Гоголю.
Более категорично за принадлежность заметки Гоголю высказался: Е. И. Рыскин в статье «Н. В. Гоголь и библиография».72 Полемизируя с окончательным выводом академического издания: «Поскольку, однако, нет документальных данных для того, чтобы считать бесспорной принадлежность этих статей Гоголю, они печатаются в разделе приписываемых ему» (Гоголь, VIII, 810),73 Е. И. Рыскин настаивает на несомненной принадлежности Гоголю заключительной заметки. Рыскин полностью принимает все доводы в пользу авторства Гоголя, приведенные в комментариях восьмого тома, и, в дополнение к ним, сообщает ряд своих соображений. Думается, что и доводы академического издания, и аргументы Е. И. Рыскина нуждаются в дополнительном рассмотрении и, как кажется, не дают оснований для решения вопроса в пользу авторства Гоголя.
Остановимся сначала на доказательствах академического издания. Исходное его положение — «известно, что эти заметки не принадлежат Пушкину». Откуда известно? Если из «Puschkinian’ы» А. Г. Фомина, то этот вывод Фомина, как уже было показано выше, нуждается в уточнении. Далее, утверждение академического издания: «Вместе с тем трудно предположить,

- 308 -

чтобы... заключение было бы написано не тем лицом, которому принадлежат все рецензии», сделано без учета того, что заключительная заметка отсутствовала в первом варианте первого тома «Современника» и была включена дополнительно — уже после прохождения тома в цензуре. Поспешность работы по переделке тома (переверстка и частичный новый набор двух последних листов, снятие имени Гоголя из оглавления при статье «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году», включение дополнительной заметки, заключающей раздел «Новые книги») не исключает возможности предполагать, что заметка была написана в редакции «Современника» — без специального обращения к Гоголю; поэтому, может быть, ее нет в записных книгах Гоголя.
Сказав, что «имеются и внутренние основания приписать эти рецензии Гоголю», комментатор пишет: «Заключение, содержащее суммарную характеристику русской литературы, соответствует взглядам Гоголя, высказанным в его критических статьях. Мысль о том, что первое место в литературе занимает роман и повесть, отвечающие „всеобщей потребности“, сожаление о том, что историческая тема только „урывками“ появляется в произведениях последнего времени, находят соответствие, например, в статье Гоголя „О Современнике“, написанной в форме письма Плетневу. Здесь Гоголь на первое место выдвигает повесть, которая в литературе представлена „гораздо значительней и богаче, чем когда-либо прежде“, так как „несколько молодых писателей показали особенное стремление к наблюдению жизни действительной“». В той же статье Гоголь пишет и об исторических произведениях, как о необходимой части проектируемого журнала-альманаха.
Но статья «О Современнике» написана в конце 1846 года, т. е. спустя почти десять лет, когда общественные, литературные и журнальные позиции Гоголя претерпели значительное изменение. Например, парадоксально звучат в устах Гоголя, как автора статьи «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году», советы его Плетневу о превращении «Современника» из журнала в альманах и самое понимание направления преобразованного издания. Гоголь пишет Плетневу 4 декабря 1846 года: «Признаюсь, я даже не могу и представить себе, чем может быть нужно нынешнему времени появление нового журнала... Никакой новый журнал не может дать теперь обществу пищи питательной и существенной. Современник должен отбросить от себя названье журнала; он должен сжаться по-прежнему в книги наместо листов74 и более еще, чем при Пушкине, походить на альманах: он должен скорей напомнить собой Северные цветы барона Дельвига, с которым было у тебя так много сходства в уменьи наслаждаться и нежиться благоуханными звуками поэзии... Нужно, чтобы здесь ничто не поминало читателю о том, что есть какие-нибудь распри в литературе и существует журнальная полемика» (VIII, 423).
В комментариях академического издания соответствие между заключительной заметкой в первом томе «Современника» и статьей «О Современнике» устанавливается прежде всего в признании ведущей роли романа и повести. Но, во-первых, в статье Гоголь имеет в виду русскую литературу не 30-х, а середины 40-х годов, а во-вторых, он говорит не о романе и повести, а только о повести, причем характеризует ее не как ведущий жанр, а как жанр, который в последнее время «делает успех», причем Гоголь подчеркивает, что это заключение им сделано больше со слов его знакомых из России (Гоголь в это время жил в Италии), чем на основании

- 309 -

собственных наблюдений. Гоголь пишет: «Мне сказывали, что вообще в последнее время повесть сделала у нас успех, и несколько молодых писателей показали особенное стремление к наблюдению жизни действительной. Из того, что удалось прочесть мне самому, я заметил также тому признаки, хотя постройка самих повестей мне показалась особенно неискусна и неловка; в рассказе заметил я излишество и многословие, а в слоге отсутствие простоты» (VIII, 425).
В примечаниях сказано также, что в статье «О Современнике» Гоголь на первое место выдвигает повесть, которая в литературе представлена «гораздо значительней и богаче, чем когда-либо прежде». В действительности у Гоголя читаем: «Часть прозаическая альманаха может быть теперь гораздо значительней и богаче, чем когда-либо прежде» (VIII, 424), причем, когда Гоголь говорит «часть прозаическая», он не имеет в виду исключительно повесть. Например, советуя Плетневу привлечь в «Современник» П. А. Кулиша, он пишет: «Я вижу тоже много достоинств в писателе, который подписывает под своими сочинениями имя: Кулиш. Цветистый слог и большое познание нравов и обычаев Малой России говорят о том, что он мог бы прекрасно написать историю этой земли. Он мог бы еще с большим успехом составить живые статьи для альманаха и в них рассказать просто о нравах и обычаях прежних времен, не вставляя этого в повесть или драматический рассказ...» (VIII, 425).
Вторым моментом, позволяющим, по мнению комментатора, сопоставить статью Гоголя «О Современнике» с заключительной заметкой, является то, что в статье «О Современнике» Гоголь будто бы «пишет и об исторических произведениях, как о необходимой части проектируемого журнала-альманаха». Приведенные выше слова Гоголя о Кулише — единственные в статье «О Современнике», посвященные историческим произведениям, могущим быть включенными в альманах, но они вряд ли позволяют делать вывод, что Гоголь считал исторические произведения необходимой частью периодического издания.
Таким образом, статья Гоголя «О Современнике» не дает «внутренних оснований» приписать ему заключительную заметку в первом томе «Современника», и, следовательно, примечания в академическом издании сочинений Гоголя не проясняют вопроса об авторе данной заметки.
Несмотря на это, Е. И. Рыскин, как уже указывалось, полностью принимает приведенные в академическом издании «внутренние основания» и, опираясь на них, старается подыскать дополнительные аргументы в пользу авторства Гоголя. «Между тем, — пишет Рыскин, — имеется много оснований, позволяющих утверждать, что послесловие написал Гоголь. Отдельные мысли послесловия совпадают с другими высказываниями Гоголя. Такова, например, мысль о преобладании романа и повести в современной литературе...».75
Далее Рыскин рассматривает отношение Гоголя и Пушкина к вопросу о повести и романе так, как это отразилось в статье Гоголя «О движении журнальной литературы» («Современник», т. I) и статье Пушкина «Письмо к издателю» («Современник», т. III), и приходит к выводу, что заключительная заметка, где также говорится о повести и романе, близка к статье Гоголя, а не к пушкинскому «Письму к издателю».
По мнению исследователя, Гоголь в статье «О движении журнальной литературы» заявил о преобладании романа и повести в современной литературе, а Пушкин в «Письме к издателю» оспаривает утверждение Гоголя

- 310 -

о равнодушии читателей к поэзии и об их повороте к прозе; автор же послесловия, как и Гоголь, «считает преобладание романа и повести чертой современной литературы», а потому настаивает, что «даже ничтожные романы и повести должны привлечь внимание наблюдателя, так как они составляют «всеобщую потребность».76
На самом деле этот вопрос решается несколько иначе.
Гоголь действительно в статье «О движении журнальной литературы» указывал на то, что «поэзия заменилась прозаическими сочинениями», «распространилось в большой степени чтение романов, холодных, скучных повестей и оказалось очень явно всеобщее равнодушие к поэзии» (VIII, 172). Но важно учесть тональность рассуждений Гоголя: он с сожалением и болью в сердце отмечает это «равнодушие к поэзии», тягу к низкопробной прозе, водяным романам. Цель высказываний Гоголя о прозе — подчеркнуть отрицательные стороны современной прозы. В статье «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году» Гоголь неоднократно с осуждением отзывается о повестях, напечатанных в журналах (VIII, 162, 163—164); в рецензии на «Сорок одну повесть лучших иностранных писателей», напечатанной в первом томе «Современника», Гоголь иронически говорит о «наших самодельных романах» (XVIII, 197). Очень много буквально убийственных характеристик современных романов и повестей содержится в рецензиях Гоголя, приготовленных для первого тома «Современника», но не пропущенных Пушкиным (VIII, 197—200, 202, 203, 206).
И показательно, что при таком обилии отрицательных оценок современных романов и повестей в высказываниях Гоголя, при столь явно выраженном огорчении Гоголя фактом распространения повестей и романов мы нигде не видим у него попыток объяснить эту тягу читателей к прозе.
У Пушкина — другое.
Еще в 1830 году в заметках «Опровержение на критики» (заметка «Между прочими литературными обвинениями...») Пушкин так объяснял «равнодушие» публики к лирической поэзии: «Басни (как и романы) читает и литератор, и купец, и светский человек, и дама, и горничная, и дети. Но стихотворение лирическое читает токмо любитель поэзии. А много ли их?» (XI, 154).
По существу то же объяснение распространению прозаических жанров дает Пушкин в «Письме к издателю», полемизируя с Гоголем как автором статьи «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году». Пушкин пишет:
«Вы говорите, что в последнее время заметно было в публике равнодушие к поэзии и охота к романам, повестям и тому подобному. Но поэзия не всегда ли есть наслаждение малого числа избранных, между тем как повести и романы читаются всеми и везде?» (XII, 97—98).
Таким образом, «охота» публики к романам и повестям Пушкиным не осуждается, вопреки Гоголю, а рассматривается как всеобщая потребность («читаются всеми и везде»). Автор заключительной заметки также пишет: «Из сего реестра книг ощутительно заметно преобладание романа и повести, этих властелинов современной литературы. Их почти вдвое больше против числа других книг. Беспрерывным появлением в свет они, несмотря на глубокое свое ничтожество, свидетельствуют о всеобщей

- 311 -

потребности».77 В этой части заключительная заметка находится в противоречии с суждениями Гоголя и полностью соответствует взглядам Пушкина.
Остальные аргументы Е. И. Рыскина подобраны по принципу «похоже на Гоголя», но без учета того, что приводимые мысли и положения характерны не для одного Гоголя: они встречаются, например, и у Пушкина. Так, исследователь правильно замечает, что послесловие написано человеком, который читал книги раздела «Новые книги», но вызывает сомнение его утверждение, что этим человеком мог быть только Гоголь. А почему Пушкин не мог их читать и просматривать? Ведь списки книг, которые должны быть отмечены в библиографическом отделе «Современника», составлял сам Пушкин; он же, как известно, отбирал и приобретал эти книги в книжных лавках.78 Кроме того, слова заметки: «О большей части их < отмеченных книг> мы ничего не говорили, потому что о них решительно ничего нельзя сказать» — не могли принадлежать Гоголю, так как на восемнадцать книг, о которых в первом томе «Современника» ничего не сказано (выписаны только титульные листы), Гоголь заготовил рецензии, но они не были приняты Пушкиным (Гоголь, VIII, 198—209).
По мнению Е. И. Рыскина, мысль о бедности русской литературы, присутствующая в заключительной заметке, характерна для Гоголя, в частности для его статьи «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году» («мертвенность и бесцветность» журналов, «бесплодная, тощая эпоха» в журналистике, «мелкость предметов» журнальных, «литературное безверие и литературное невежество» в журнальной критике (VIII, 517, 171, 173). Но, во-первых, Гоголь имеет в виду исключительно журнальную литературу, а во-вторых, значительно более близкие к заметке суждения можно найти у Пушкина. Известно, например, что Пушкин начал писать статью с весьма характерным названием «О ничтожестве литературы русской» (1833—1834, XI, 268—272); в 1836 году он писал: «Критика литературная у нас ничтожна» (XII, 65; ср. 180). А в рецензии на «Словарь о святых», напечатаной в третьем томе «Современника», Пушкин так определил состояние научных знаний в России:
«В наше время главный недостаток, отзывающийся во всех почти ученых произведениях, есть отсутствие труда. Редко случается критике указывать на плоды долгих изучений и терпеливых разысканий. Что же из того происходит? Наши так называемые ученые принуждены заменять существенные достоинства изворотами более или менее удачными: порицанием предшественников, новизною взглядов, приноровлением модных понятий к старым давно известным предметам и пр. Таковые средства (которые, в некотором смысле, можно назвать шарлатанством) не подвигают науки ни на шаг, поселяют жалкий дух сомнения и отрицания в умах незрелых и слабых и печалят людей истинно ученых и здравомыслящих» (XII, 101).
Затем Е. И. Рыскин переходит к доказательствам стилистического характера. «Стилистический анализ также свидетельствует о том, что автором послесловия был Гоголь», — настаивает исследователь.79
И здесь Е. И. Рыскин исходит из принципа «встречается у Гоголя». Так, например, к слову «вторгшихся» приводится параллельное «вторжений» (из статьи «О движении журнальной литературы»). Но разве это особенность языка Гоголя? В картотеке «Словарь Пушкина» в Институте языкознания в Москве зарегистрировано, например, три случая употребления

- 312 -

данной семантической формы. Е. И. Рыскин указывает, что слово «решительно» — «любимейшее у Гоголя» (приведено пять случаев); но ведь у Пушкина, по данным картотеки «Словарь Пушкина», это слово встречается девятнадцать раз! В статье Рыскина указано, что Гоголь любит начинать предложение со слова «Вот» (приведено три случая, причем все предложения находятся внутри абзацев). И Пушкин неоднократно пользуется этой конструкцией, причем зачастую словом «Вот» начинает произведение («Вот Виля — он любовью дышит», «Вот муза, резвая болтунья», «Вот перешед чрез мост Кокушкин» и др.).
Сказав, что словосочетание «итог книг», «реестр книг» характерно для Гоголя («реестр... сочинений» — в рецензии на «Исторические афоризмы» М. Погодина; VIII, 191; «итог... всеобщих историй» — в «Библиографии средних веков»; IX, 102), Е. И. Рыскин подчеркивает, что у Пушкина в аналогичных конструкциях второе слово стоит не в родительном падеже, а в дательном, для доказательства чего им приводится пример: «В списке вновь вышедшим книгам» — из редакционной заметки от издателя в третьем томе «Современника» («Обстоятельства не позволили издателю...»). Однако следует учесть, что в языке Пушкина не было устойчивой нормы в употреблении слова «список» в сочетании с существительным. Так, по данным картотеки «Словарь Пушкина», при четырнадцати случаях употребления словосочетания со словом «список» в девяти случаях управляемое существительное стоит в родительном падеже и в пяти случаях в дательном, причем без какой-либо отчетливой закономерности. Например, параллельно с уже отмеченной формой «в списке книгам» существует «список источников» (VIII, 133); при форме «список жертв» (два случая) имеется «список жертвам» (один случай) (V, 89; XII, 200; IX, 116); «список офицеров» и в то же время «список генералам» (X, 311, 388) и т. д.
В заключение следует отметить, что, полемизируя с Н. О. Лернером, увидевшим сходство в словосочетаниях «не принадлежат собственно к словесности» (послесловие) и «многие не входят в область литературы» (заметка Пушкина «Обстоятельства не позволили издателю...»), Е. И. Рыскин не обратил внимания на то, что словам Пушкина: «многие не входят в область литературы» — стилистически близки следующие слова из послесловия: «Иные... входят таким образом в область литературы».
Итак, вывод Е. И. Рыскина: «Нам кажется бесспорным, что и послесловие к отделу «Новые книги» принадлежит перу Гоголя»,80 — не подтверждается приведенными им аргументами.
Окончательно решить вопрос об авторе заметки пока затруднительно, но авторство Пушкина можно предполагать с бо́льшим основанием, чем авторство Гоголя, и более законное место этой заметке — в приложении не к Собранию сочинений Гоголя, а к Собранию сочинений Пушкина.
————

Сноски

Сноски к стр. 278

¹ См., в частности, «Литературное наследство», т. 58, 1952.

² Об этом экземпляре см.: В. Г. Березина. Новые материалы о статье Гоголя «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году». В книге: Н. В. Гоголь, Статьи и материалы, изд. Ленинградского Гос. университета, Л., 1954, стр. 70—85.

Сноски к стр. 279

³ «Наш труд», Сборники литературы, драмы и критики, 1924, № 2, стр. 106—120.

⁴ Там же, стр. 107, сноска.

Сноски к стр. 280

⁵ В. П. Красногорский. Новая статья Пушкина (Пушкин о Гоголе). «Наш труд», Сборник литературы, драмы и критики, 1924, № 2, стр. 106—120.

⁶ «Атеней». Историко-литературный временник, 1924, кн. I—II, стр. 15—24.

⁷ «Ученые записки Пермского Гос. университета. Отдел общественных наук», вып. II, Пермь, 1931, стр. 102—124.

Сноски к стр. 281

⁸ Очерки по истории русской журналистики и критики, т. I. Изд. Ленинградского Гос. университета Л., 1950, стр. 408.

Сноски к стр. 282

⁹ Там же, стр. 406.

¹⁰ Е. Серебровская. Белинский и Гоголь (К истории борьбы за реализм). Л., 1952, стр. 43.

¹¹ А. Н. Степанов. Гоголь-публицист (Гоголь — сотрудник «Современника» Пушкина). В сборнике: Н. В. Гоголь. Статьи и материалы. Изд. Ленинградского Гос. университета, 1954, стр. 39—69.

Сноски к стр. 283

¹² Н. В. Гоголь, Полное собрание сочинений, т. VIII, Изд. Академии Наук СССР, 1952, стр. 525. В дальнейшем цитируется по этому изданию. — Говоря «разбор Н. Гоголя», Гоголь имел в виду рецензии «Библиотеки для чтения» на «Арабески» и «Миргород» (1835, т. IX, отд. VI, стр. 8—14, 30—34).

Сноски к стр. 284

¹³ О причинах снятия имени Гоголя как автора обозрения журналов см. в названной статье В. Г. Березиной.

¹⁴ В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. II, Изд. Академии Наук СССР, 1953, стр. 180. В дальнейшем цитируется по этому изданию (т. I и сл., 1953 и сл.).

¹⁵ «Северная пчела», 1836, № 127, 6 июня, стр. 508; № 128, 8 июня, стр. 512.

¹⁶ «Литературное наследство», т. 58, 1952, стр. 119.

¹⁷ Истолкование Сенковским обозрения журналов как программной статьи («Библиотека для чтения», 1836, т. XV, апрель, отд. VI, стр. 67—70) сделано было до выхода первого тома «Современника», еще в то время, когда он находился в цензуре и когда, следовательно, имя Гоголя, как автора статьи «О движении журнальной литературы», значилось в оглавлении. Но Сенковскому, знавшему о содержании статьи понаслышке, не удалось узнать имени автора, и он приписал статью Пушкину. Таким образом, просто недостаточная осведомленность ввела Сенковского в заблуждение.

Сноски к стр. 285

¹⁸ И. И. Панаев вспоминал впоследствии, что статья Гоголя «наделала большого шуму в литературе и произвела очень благоприятное впечатление на публику» (И. И. Панаев. Литературные воспоминания. Гослитиздат, Л., 1950, стр. 141).

¹⁹ Пушкин, Полное собрание сочинений, т. XII, Изд. Академии Наук СССР, 1949, стр. 94. В дальнейшем цитаты приводятся по этому изданию.

Сноски к стр. 286

²⁰ Считается, что в печати имя Гоголя как автора статьи «О движении журнальной литературы» было названо впервые только в 1846 году — в статье С. Д. Полторацкого «Русские биографические и библиографические летописи» («Иллюстрация», 1846, т. II, № 12, стр. 177; см. об этом: Н. В. Гоголь, Сочинения и письма, т. VI, изд. П. А. Кулиша, СПб., 1857, стр. 560). Однако об авторстве Гоголя современники узнали значительно раньше: см., например, прозрачные намеки в рецензии Белинского на «Сочинения Николая Греча» («Московский наблюдатель», 1838, ч. XVIII, июль, кн. 1, стр. 93; В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. II, Изд. Академии Наук СССР. М., 1953, стр. 531). А в самом начале 1843 года Белинский уже прямо назвал Гоголя автором статьи «О движении журнальной литературы» (В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. VI, 1955, стр. 579).

²¹ Эта конструкция предложений с противительным союзом «но» употреблена Пушкиным не случайно: она подчеркивает различие в оценке Пушкиным гоголевского обозрения журналов как журнальной статьи и как программной статьи «Современника».

²² Гоголь, призывая современные периодические издания (в том числе и журнал Пушкина) к борьбе с «Библиотекой для чтения», нигде, правда, открыто не говорил, что «Современник» должен отбивать подписчиков у «Библиотеки для чтения». Но такой вывод из статьи читатели могли сделать и сами, особенно с помощью соответствующего комментария в заметке Сенковского в апрельском номере «Библиотеки для чтения» за 1836 год.

Сноски к стр. 287

²³ В. Ф. Одоевский. О нападениях петербургских журналов на русского поэта Пушкина. «Русский архив», 1864, № 7 и 8, стб. 827.

²⁴ Очерки по истории русской журналистики и критики, т. I, стр. 408.

²⁵ Письмо В. П. Андросова к А. А. Краевскому от 3 февраля 1837 года. Государственная Публичная библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, фонд А. А. Краевского, Письма, т. «А», л. 294.

Сноски к стр. 288

²⁶ Говоря о Наполеоне, Давыдов имеет в виду статью Вяземского «Наполеон и Юлий Цезарь» и его же разбор поэмы Э. Кине, посвященной Наполеону; в последних словах Давыдова речь идет не только о статье Вяземского о «Ревизоре», но и о заметке «От редакции», посвященной защите статьи А. И. Тургенева от нападок Булгарина.

²⁷ В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. VII, Изд. Академии Наук СССР, 1955, стр. 240—241; ср. Н. Г. Чернышевский, Полное собрание сочинений, т. III, Гослитиздат, 1947, стр. 131.

Сноски к стр. 289

²⁸ «Современник», 1836, т. III, стр. 136.

²⁹ Там же, стр. 156.

Сноски к стр. 290

³⁰ Говоря о «статьях», Пушкин имел в виду не только критические статьи и рецензии Фаддея Булгарина, но и его юмористические очерки и фельетоны. Ср. здесь же (XII, стр. 95), как и в памфлетах 1831 года, отождествление романов Булгарина с романами А. А. Орлова («романы г. г.***»).

³¹ На титуле «Современника» значилось: «Современник, литературный журнал, издаваемый Александром Пушкиным».

³² «Библиотека для чтения», 1836, т. XV, апрель, отд. VI, стр. 67—70.

³³ В № 127 от 6 июня 1836 года, стр. 506.

Сноски к стр. 291

³⁴ Как известно, в этой части статья Гоголя «О движении журнальной литературы» примыкает к статье Белинского «Ничто о ничем», что, между прочим, с удовлетворением было отмечено потом Белинским в рецензии на первый том «Современника» в № 7 «Молвы» (II, 181). Примеры недобросовестности «Библиотеки для чтения« приводились также и Пушкиным (см. его рецензию на «Вастолу» Виланда в первом томе «Современника», стр. 303—304; XII, 26). Ср. слова Пушкина в письме к Погодину от 31 августа 1827 года: «Издатель журнала должен все силы употребить, дабы сделать свой журнал как можно совершенным, а не бросаться за барышом» (XIII, 341), и в статье «Обозрение обозрений» (1831): «Сословие журналистов есть рассадник людей государственных — они знают это и, собираясь овладеть общим мнением, они страшатся унижать себя в глазах публики недобросовестностью, переметчивостью, корыстолюбием или наглостью» (XI, 194).

³⁵ Отмечая умение «Библиотеки для чтения» «приноровляться и подделываться» к читателю, Белинский осуждал ее за чрезмерное «приноровление». По мнению Белинского, истинно массовый журнал, удовлетворяя потребностям читателя, должен поднимать читателя до журнала, а не опускаться до читателя (II, 46—47).

Сноски к стр. 292

³⁶ О необходимости для журналиста учитывать потребности читателей Пушкин, например, писал М. П. Погодину 31 августа 1827 года (по поводу «Московского вестника»): «Главная ошибка наша была в том, что мы хотели быть слишком дельными... Его <Вяземского> критика поверхностна или несправедлива, но образ его побочных мыслей и их выражения резко оригинальны, он мыслит, се́рдит и заставляет мыслить и смеяться: важное достоинство, особенно для журналиста!» (XIII, 340, 341).

³⁷ Пушкин писал: «Жалею, что вы, говоря о „Телескопе“, не упомянули о г. Белинском. Он обличает талант, подающий большую надежду. Если бы с независимостию мнений и с остроумием своим соединял он более учености, более начитанности, более уважения к преданию, более осмотрительности, — словом, более зрелости, то мы бы имели в нем критика весьма замечательного» (XII, 97).

Сноски к стр. 294

³⁸ В черновой редакции статьи о Шевыреве говорится, что он один завоевал «авторитет [славу] критиками, заслуживающими в высокой степени назваться замечательными и оригинальными явлениями» (II, 536).

Сноски к стр. 295

³⁹ «Современник», 1836, т. II, стр. 289 (сноска).

Сноски к стр. 296

⁴⁰ Все приведенные выше цитаты из «Письма к издателю», безусловно, выражают мнение Пушкина, т. е. точка зрения А. Б. полностью совпадает с пушкинской. По-пушкински, т. е. совершенно точно, понял А. Б. и композицию статьи Гоголя, который рассматривал все современные журналы (и группировал их) только по одной линии — ведут или не ведут эти издания борьбу с «Библиотекой для чтения». Пушкинский голос звучит и в других частях «Письма» (например, в суждениях о разговорном и письменном языке, в наблюдениях над распространением повестей и т. д.). Но Пушкин в некоторых случаях (их, кстати, немного) как бы отделяет себя от А. Б., предоставляет ему полную самостоятельность на бесконтрольные со стороны Пушкина высказывания, которые сразу обнаруживают истинное лицо провинциального читателя, не способного сделать правильные обобщения (так, например, совершенно примитивно выставлена программа обвинений Сенковского Гоголем по «пяти пунктам»). Это, конечно, было продиктовано необходимостью сохранить нужную мистификацию.

⁴¹ Во всех известных нам экземплярах третьего тома «Современника» на обороте титула, в тексте цензурного постановления, отсутствует точная дата цензурного разрешения: указан только месяц (сентябрь) и пропущено число (сказано: «...Сентября, 1836»). Согласно «Реестру печатных книг по Санктпетербургскому цензурному комитету в 1836 году» третий том «Современника» прошел цензуру 28 сентября 1836 года (см. ЦГИАЛ, ф. 777, оп. 27, № 29, л. 44).

⁴² Об этом см.: «Литературное наследство», т. 56, 1950, стр. 233.

⁴³ «Современник», 1836, т. I, стр. 296 (сноска).

Сноски к стр. 297

⁴⁴ Цензурное разрешение второго тома — 30 июня, билет на выпуск в свет был выдан 3 июля (см. Центральный Гос. исторический архив в Ленинграде, ф. 777, оп. 27, № 27, л. 30).

Сноски к стр. 298

⁴⁵ Рецензия Булгарина на первый том «Современника» была напечатана в №№ 127, 128, 129 «Северной пчелы» от 6, 8 и 9 июня. В рецензии на третий том «Современника» Булгарин пытался доказать, что «Письмо» А. Б. написано под влиянием рецензии «Северной пчелы»; он пишет: «В третьей книжке „Современника“ некто господин А. Б. напечатал статью такого же содержания, как статья «Северной пчелы», с подписью «Ф. Б.» («Северная пчела», 1836, № 255, 6 ноября, стр. 1019).

⁴⁶ П. Столпянский. Пушкин и «Северная пчела». «Пушкин и его современники», вып. XIX—XX, 1914, стр. 119, 179—190.

⁴⁷ Там же, стр. 184.

Сноски к стр. 299

⁴⁸ В. В. Гиппиус. Литературное общение Гоголя с Пушкиным. «Ученые записки Пермского Гос. Университета, Отдел общественных наук», вып. II, 1931, стр. 110.

⁴⁹ А. Г. Фомин. Puschkiniana. 1911—1917. Изд. Академии Наук СССР, 1937, стр. 89, 436.

⁵⁰ См. письмо Пушкина к П. В. Нащокину от начала января 1836 года (XVI, 73).

⁵¹ Известна история со знакомым Пушкина С. С. Хлюстиным, возмутительное поведение которого (он, по словам Пушкина, повторял «нелепости свиней и мерзавцев») едва не привело к дуэли (см. переписку Пушкина с Хлюстиным от февраля 1836 года, XVI, 79—82, 379—381). Самому Сенковскому Пушкин ответил в своей рецензии на «Вастолу» в первом томе «Современника» (XII, 26).

Сноски к стр. 300

⁵² Год назад подобная тактика была применена Сенковским по отношению к «Московскому наблюдателю». По этому поводу Гоголь писал в статье «О движении журнальной литературы»: «Но уже один слух о новом журнале возбудил негодование „Библиотеки для чтения“ и подвинул ее к неожиданному поступку: она уверяла своих читателей и подписчиков с необыкновенным жаром, что новый журнал будет бранчивый, и неблагонамеренный» (VIII, 166).

⁵³ К этому времени объявления о «Современнике» были помещены: в «Северной пчеле» (1836, № 27, 3 февраля), в «Московских ведомостях» (1836, № 13, 12 февраля, стр. 272) и в «Санкт-Петербургских ведомостях» (1836, №№ 35, 42 и 49, 14 и 22 февраля и 1 марта, стр. 284, 242, 406).

Сноски к стр. 301

⁵⁴ Позволительный билет на выпуск в свет апрельской книжки «Библиотеки для чтения» Санкт-Петербургским цензурным комитетом выдан 29 марта 1836 года (ЦГИАЛ, ф. 777, оп. 27, № 29, л. 16).

⁵⁵ О полемике «Северной пчелы» с «Библиотекой для чтения» и о мелочности и ничтожности поводов для этой полемики см., например, в статье Белинского «Ничто о ничем» (II, 17).

Сноски к стр. 302

⁵⁶ ЦГИАЛ, ф. 777, оп. 27, № 29, л. 16 об.

⁵⁷ В. Г. Березина. Новые материалы о статье Гоголя «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году». В книге: Н. В. Гоголь, Статьи и материалы, 1954, стр. 85.

⁵⁸ К биографии А. С. Пушкина, вып. II, М., 1885, стр. 63. — Тиражные экземпляры «Современника» (если не все, то некоторые) были, очевидно, действительно готовы в субботу, 11 апреля; но 12-го (воскресенье) типография не работала, и, таким образом, даже близкие к редакции люди могли получить эти экземпляры не раньше 13 апреля. Например, Вяземский, посылая И. И. Дмитриеву первую книжку «Современника» 13 апреля, сообщал, что она только что вышла («Русский архив», 1868, № 4 и 5, стб.. 647). Можно не сомневаться, что с посылкой тома «Современника» Булгарину не торопились.

Сноски к стр. 303

⁵⁹ «Пушкин и его современники», вып. XIX—XX, 1914, стр. 188.

⁶⁰ Ср. также: «Имя Пушкина так известно у нас, что в одном имени его заключается программа журнала, который он издавать намерен»; или: «Библиотека для чтения» «позволяет себе... наносить оскорбление писателю, которого она сама именует поэтическим гением первого разряда» (стр. 342, 344).

Сноски к стр. 304

⁶¹ О реальной, деловой помощи Одоевского по изданию второго тома «Современника» см.: «Литературное наследство, т. 58. 1952, стр. 131—132.

⁶² Об участии Одоевского в 1836 году в «Северной пчеле» свидетельствует письмо к нему Н. И. Греча от 2 декабря 1836 года (Рукописное отделение Гос. Публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, фонд В. Ф. Одоевского, оп. 2, № 443, л. 1).

⁶³ Напечатана впервые в «Русском архиве» (1864, № 7 и 8, стб. 824—831). О других журнальных выступлениях Одоевского в защиту Пушкина и его журнала см. ниже в статье Р. Б. Заборовой «Неизданные статьи В. Ф. Одоевского о Пушкине».

Сноски к стр. 305

⁶⁴ «Пушкин и его современники», вып. XIX—XX, стр. 188.

Сноски к стр. 306

⁶⁵ См. об этом: В. Г. Березина. Новые материалы о статье Гоголя «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году». В книге: Н. В. Гоголь, Статьи и материалы, 1954, стр. 73—75.

⁶⁶ П. А. Кулиш. Записки о жизни Н. В. Гоголя, т. I, СПб., 1856, стр. 166.

⁶⁷ Н. В. Гоголь, Сочинения, т. V, изд. 10-е, М., 1889, стр. 661.

⁶⁸ Н. О. Лернер. Из истории журнальной деятельности Пушкина. 1. Пушкин или Гоголь? «Русский библиофил», 1911, № 5, стр. 66—68.

Сноски к стр. 307

⁶⁹ Библиотека великих писателей. Под редакцией С. А. Венгерова. Пушкин, т. VI, изд. Брокгауз-Ефрона, Пгр., 1915, стр. 220.

⁷⁰ А. Г. Фомин. Puschkiniana. 1911—1917. Изд. Академии Наук СССР, 1937, стр. 87, 435.

⁷¹ «Ученые записки Ульяновского Гос. педагогического института. Пушкинский юбилейный сборник», Ульяновск, 1949, стр. 91—92.

⁷² «Советская библиография», 1953, № 1, стр. 163—178.

⁷³ Говоря «этих статей», автор примечаний имеет в виду, кроме заключительной заметки, еще две рецензии, напечатанные в первом томе «Современника»: на «Историю средних веков, составленную Циммерманом», и «Первый день светлого праздника, соч. Л. Я.».

Сноски к стр. 308

⁷⁴ Вместо журналов.

Сноски к стр. 309

⁷⁵ «Советская библиография», 1953, № 1, стр. 171.

Сноски к стр. 310

⁷⁶ «Советская библиография», 1953, № 1, стр. 171.

Сноски к стр. 311

⁷⁷ «Современник», 1836, т. I, стр. 318.

⁷⁸ Н. Здобнов. Пушкин и библиография. «Книжные новости», 1937, № 2, стр. 49.

⁷⁹ «Советская библиография», 1953, № 1, стр. 172.

Сноски к стр. 312

⁸⁰ «Советская библиография», 1953, № 1, стр. 170.