Т. П. ДЕН

ПУШКИН В ТУЛЬЧИНЕ

В истории тайных организаций декабристов — Союза благоденствия и Южного тайного общества — местечко Тульчин на Украине играло важную роль. Здесь был штаб второй армии, здесь жили П. И. Пестель и ряд других участников движения, здесь происходили встречи и совещания членов тайного общества. Поэтому для суждения о связях Пушкина с декабристскими кругами очень существенно знать, бывал ли он в Тульчине, когда и при каких обстоятельствах. Между тем это до сих пор еще остается недостаточно ясным.

О поездке в Тульчин Пушкин мечтал еще до своей ссылки на юг России. 12 марта 1819 года А. И. Тургенев писал П. А. Вяземскому: Пушкин «не на шутку сбирается в Тульчин, а оттуда в Грузию и бредит уже войною».1 В Тульчине у Пушкина были знакомые. Прежде всего он еще по Петербургу хорошо знал начальника штаба второй армии П. Д. Киселева, встречался с ним у Карамзиных, у П. А. Вяземского и, наконец, у М. Ф. Орлова. Киселев собирался даже устроить поэта на военную службу, но почему-то не выполнил своего обещания, и у Пушкина возникло недоверие к блестящему генералу, которое явно ощущается в посвященных ему стихах 1819 года:

На генерала Киселева
Не положу своих надежд,
Он очень мил, о том ни слова,
Он враг коварства и невежд;
За шумным, медленным обедом
Я рад сидеть его соседом,
До ночи слушать рад его;
Но он придворный: обещанья
Ему не стоят ничего.

        («Орлову»)

В Тульчине Пушкин знал и адъютанта Киселева, И. Г. Бурцова, с которым познакомился еще лицеистом в Царском Селе, где Бурцов стоял во главе кружка, который посещали Пущин, Кюхельбекер, Вальховский и др.2 Знал Пушкин также и двоюродных братьев А. П. и М. А. Полторацких, которые в 1821 году были откомандированы из Тульчина в Кишинев для топографических съемок.3

В Тульчин Пушкину удалось попасть только в период южной ссылки. О том, что в эти годы он бывал в Тульчине, свидетельствуют данные записок

223

декабриста Н. В. Басаргина и стихи, посвященные Пушкиным в десятой главе «Евгения Онегина» движению тайных обществ на юге. Н. В. Басаргин в своих записках, рассказывая о пребывании в Одессе в 1823 году, сообщает следующее: «В Одессе встретил я также нашего знаменитого поэта Пушкина, он служил тогда в Бессарабии при генерале Инзове. Я еще прежде этого имел случай видеть его в Тульчине у Киселева. Знаком я с ним не был, но в обществе раза три встречал».3

В десятой главе «Евгения Онегина» Пушкин запечатлел пейзаж Тульчина:

...там, где ранее весна
Блестит над Каменкой тенистой
И над холмами Тульчина,
Где Витгенштейновы дружины
Днепром подмытые равнины
И степи Буга облегли...4

В этих стихах Пушкин с присущей ему лаконичностью дал четкое описание характерных крутых холмов, встающих над Бугом, которые открываются на окраине Тульчина, как раз за домом, где жил Пестель. В черновых вариантах этих стихов вместо холмов упоминаются то «чертоги», то «равнины». «Чертоги», т. е. дворцы, — также характерная деталь тульчинского пейзажа. Почти наискосок от дома, в котором жил Пестель, находился дворец Потоцких с медной сверкающей крышей. Другой дворец Потоцких был против дома, в котором жил Киселев. «Равнины» стелются у подножия холмов и за ними.

К какому же времени относится поездка Пушкина в Тульчин и чем она была вызвана?

Н. О. Лернер приурочивает поездку Пушкина в Тульчин к ноябрю 1822 года,5 связывая ее с «последней поездкой Пушкина в Каменку»: «Из Каменки, — пишет он, — Пушкин заезжал в Тульчин. Там его видел Н. В. Басаргин». Говоря о поездке Пушкина в Каменку, а оттуда в Тульчин в ноябре 1822 года, Лернер опирается на свидетельство П. И. Бартенева, который, рассказывая о вторичной поездке Пушкина в Измаил6 в 1822 году по приказу Инзова в наказание за какую-то дуэль, писал:

«Дорогою в Измаил, или может быть на обратном пути, Пушкин заезжал в Тульчин, где находилась, как мы сказали, главная квартира корпуса и жили некоторые знакомые его: при одном анакреонтическом стихотворении „Мальчик, солнце встретить должно“, означено им: „Тульчин, 1822“.

«Кажется, что к ноябрю месяцу этого же года следует отнести новую и последнюю поездку его в Чигиринский повет Киевской губернии, в село Каменку, к Давыдовым».7

М. А. Цявловский считал весь вышеприведенный рассказ Бартенева неправдоподобным.8 Он ссылался при этом на противоречащие данным Бартенева свидетельства современников Пушкина — П. И. Долгорукова и И. П. Липранди. Долгоруков в своем дневнике сообщает, что Инзов за дуэль Пушкина с Рутковским, которую, вероятно, имел в виду Бартенев, посадил

224

поэта под домашний арест.9 Липранди в своих воспоминаниях, не выражая сомнений относительно поездок Пушкина в Каменку и Тульчин, сомневается лишь в том, что Пушкин поехал в Тульчин из Измаила. «Измаил от Кишинева лежит на юг, а Тульчин — на север. До каждого слишком по двести верст, и все три пункта находятся в прямом направлении». Кроме того, Липранди подвергает сомнению самый факт поездки Пушкина в Измаил во второй половине 1822 года: «Но я думаю, что в 1822 году, особенно во второй половине оного, едва ли Пушкин был там».10

Отвергая предположение Лернера о пребывании Пушкина в Тульчине в 1822 году, Цявловский утверждал, что Пушкин приехал в Тульчин 12 или 14 и пробыл до 15 или 17 февраля 1821 года.11 По его мнению, Пушкин заехал туда вместе с братьями Давыдовыми, возвращаясь из Киева с «контрактовой» ярмарки в Каменку, где он гостил с ноября 1820 по конец февраля 1821 года.12 Прямых свидетельств, удостоверяющих поездку Пушкина в Тульчин в феврале 1821 года, у Цявловского нет. Он связывает посещение Пушкиным Тульчина с фактом его пребывания в Каменке в этом году, что само по себе вполне возможно. Но в Каменке Пушкин, как известно, гостил не только в 1820—1821 годах. А. И. Давыдова, жена В. Л. Давыдова, в письме к дочерям в 1838 году из Сибири пишет: Василий Львович «был хорошо знаком с нашим знаменитым поэтом, бывавшим несколько раз в Каменке и прожившим там однажды целых четыре месяца».13 Это письмо Т. Г. Цявловская в примечаниях к «Летописи» учитывает для того, чтобы аргументировать возможность пребывания Пушкина в Каменке в ноябре 1822 года.14 Свою гипотезу Т. Г. Цявловская подтверждает четырьмя документами: 1) стихотворением «К Адели», написанным, несомненно, в Каменке и помещенным Пушкиным под 1822 годом в издании «Стихотворений» (ч. I, 1829);15 2) письмом М. Ф. Орлова от 9 ноября 1822 года к Вяземскому из Киева с приложением письма Пушкина, что указывает на пребывание Пушкина в этих числах в Киеве;16 3) письмом Е. Н. Орловой от 8 декабря 1822 года к брату А. Н. Раевскому, в котором она пишет: «Посылаю тебе письмо, кажется от Пушкина; его принесла г-жа Тихонова... Пушкин послал Николаю отрывок поэмы, которую не думает ни печатать, ни кончить... Его дали Муравьевым, которые привезут его тебе».17 Письмо свидетельствует

225

о том, что Пушкин находился около 9 декабря в Киеве, а может быть и в Каменке, откуда его письмо было доставлено в Киев Тихоновой. Четвертым документом является приведенное выше письмо А. И. Давыдовой 1838 года.

Итак, можно с достаточной уверенностью считать, что в ноябре 1822 года Пушкин был в Киеве у своего друга М. Ф. Орлова, который еще в феврале 1822 года покинул Кишинев в связи с делом В. Ф. Раевского. 24 ноября вместе с Орловым он, по всей вероятности, был на семейном празднике в Каменке, где в этом году был съезд представителей управ тульчинской директории. Из Каменки он, повидимому, вернулся снова в Киев, где был на контрактах, во время которых происходили собрания представителей управ Южного общества.18 Из письма Е. Н. Орловой А. Н. Раевскому мы знаем, что в Киеве в эти дни были братья Муравьевы.

Сообщение Бартенева о поездке Пушкина в Тульчин в 1822 году, несмотря не некоторые неточности, очевидно, в основе своей справедливо. Но Пушкин мог быть в Тульчине скорее в начале ноября, по дороге в Киев, чем в конце ноября, после пребывания в Каменке.

В Тульчине Пушкин, вероятно, имел намерение поговорить с П. Д. Киселевым о возможности устройства на военную службу брата Льва. В письме от 4 сентября он предлагал брату устроить его с помощью Н. Н. Раевского или же П. Д. Киселева: «Ты бы определился в какой-нибудь полк корпуса Раевского — скоро был бы ты офицером, а потом тебя перевели бы в гвардию — Раевский или Киселев — оба не откажут».19 Кроме того, в связи с арестом В. Ф. Раевского (в феврале 1822 года), с которым Пушкин был крепко связан дружескими отношениями, у поэта могла возникнуть потребность в серьезном разговоре с Киселевым, игравшим существенную роль в расследовании дела В. Ф. Раевского. И, наконец, Пушкин мог иметь желание попрощаться с уезжающим за границу Киселевым, поскольку ходили упорные слухи, что он не вернется обратно в Россию.20 В Тульчине Пушкин мог встретиться с К. А. Охотниковым,21 которому пришлось в это время отправиться в штаб второй армии для объяснений по личному делу в связи с арестом В. Ф. Раевского.

Остается, однако, неясным, был ли Киселев в это время в Тульчине. Получив в конце сентября 1822 года сообщение о смертельной болезни матери его жены графини Потоцкой, находившейся в Берлине, Киселев взял месячный отпуск и выехал из армии к прусской границе, о чем известил князя П. М. Волконского письмом от 1 октября. Вследствие формальных затруднений выезд Киселева задержался; пробыв некоторое время в Варшаве, он выехал в ноябре и прибыл в Берлин уже после смерти тещи, последовавшей 12 ноября. В конце декабря он вернулся в Варшаву, где оставался, по-видимому, до середины января 1823 года.22 С другой стороны, из письма П. И. Пестеля к Киселеву от 15 ноября 1822 года мы знаем, что в это время

226

последний должен был быть уже в Берлине.23 В таких условиях трудно предполагать, чтобы Киселев в начале ноября был в Тульчине — во всяком случае, на длительное время. Поэтому свидание с ним Пушкина в Тульчине остается под вопросом.

Когда же в таком случае могла произойти та встреча Басаргина с Пушкиным «в Тульчине у Киселева», о которой сообщает в своих воспоминаниях Басаргин? Последний, будучи адъютантом Киселева, должен был, вероятно, сопровождать его в поездке если не в Берлин, то, по крайней мере, в Варшаву. Следовательно, встреча его с Пушкиным в ноябре 1822 года столь же проблематична, как и встреча Пушкина с Киселевым. Что касается приезда Пушкина в Тульчин в феврале 1821 года, то в это время, нужно думать, там находились и Киселев и Басаргин, но последний еще не был тогда адъютантом Киселева.24 Правда, в своих показаниях следственному комитету в 1826 году Басаргин сообщал: «В 1821 году зимой я был отчаянно болен, а по выздоровлении поехал в отпуск в Москву и Владимирскую губернию...».25 Но датировку «в 1821 году зимой» следует понимать, очевидно, как конец этого года, так как в записках Басаргин сообщает о совещании тульчинского отдела Союза благоденствия (на котором он присутствовал), посвященном обсуждению постановлений московского съезда членов Союза.26 Съезд же, как известно, происходил в январе 1821 года. Следовательно, в январе-феврале этого года Басаргин был в Тульчине. К этому времени, всего вероятнее, и нужно относить встречу Басаргина с Пушкиным в Тульчине у Киселева. Этим не исключается и возможность встречи в начале ноября 1822 года.

Необходимо рассмотреть еще обстоятельства, связанные с рукописью стихотворения Дельвига «Мальчик! Солнце встретить должно...», помеченной: «Тульчин, 1822», которую Геннади, а за ним и Бартенев считали автографом Пушкина, что, по мнению Бартенева, указывает на пребывание Пушкина в Тульчине в 1822 году. Но стихотворение принадлежит А. А. Дельвигу, а тульчинская рукопись его нам неизвестна, и написана ли она рукой Пушкина или чьей-либо иной, мы не можем сказать. К указанию П. И. Бартенева на рукопись стихотворения «К мальчику» с якобы пушкинской пометой: «Тульчин, 1822» Цявловский относится скептически:

«Что касается до указания Бартенева на мнимый тульчинский автограф Пушкина, то оно заимствовано из Геннади.27 Геннади же был введен в заблуждение кн. Н. А. Долгоруковым, считавшим стихотворение Дельвига пушкинским. Таким образом, относить поездку Пушкина в Тульчин к 1822 году на основании пометы «Тульчин, 1822» на чьей-то копии стихотворения Дельвига, приписанного Пушкину, конечно, никак нельзя».28

Возможно, однако, что Пушкин в Тульчине в ноябре 1822 года читал по памяти и записал первую строфу стихотворения Дельвига «К мальчику». Список этой первой строфы с пометой «Тульчин, 1822» и с ошибочной атрибуцией стихотворения Пушкину был передан Н. А. Долгоруковым Г. Н. Геннади, который поместил этот фрагмент в первом томе редактированных им сочинений Пушкина 1859 года под заглавием «Экспромт». Известно, кроме

227

того, что тот же фрагмент стихотворения Пушкин однажды читал и в Каменке. Об этом чтении сохранился рассказ в дневнике Г. И. Соколова, одесского цензора, записанный 19 марта 1844 года:

«Вчера <В. А.> Давыдов рассказал экспромт, сказанный Пушкиным в доме покойного отца его Александра Львовича Давыдова. На другой день ужина, обильного возлияниями и продолжавшегося долго, Пушкин просыпается раньше других и зовет: Мальчик! Хозяин, проснувшись, спрашивает его: Что ему нужно? Но он не перестает звать мальчика и, когда он явился, то Пушкин торжественно провозгласил:

Мальчик! Солнце встретить должно
С торжеством в конце пиров;
Принеси же осторожно
И скорей из погребов
Матерь чистого веселья —
Благосмольного вина,
Чтобы мы, друзья, с похмелья
Не видали б в чашах дна!»29

Текст этой записи совпадает, за исключением некоторых явных ошибок (вместо «благосмольного вина» нужно «влагу смольную вина», вместо «мы, друзья, с похмелья» нужно «мы, друзья похмелья», вместо «не видали б» — «не видали»), с черновым текстом этой строфы в тетради Дельвига 1819 года (ИРЛИ, ф. 244, оп. 1, № 768) и с первопечатным текстом стихотворения в журнале «Благонамеренный» (1819, ч. V, март, № VI, стр. 335). В тексте копии этого стихотворения в бумагах «Зеленой лампы» (ИРЛИ, ф. 244, оп. 1, № 763) рукой Илличевского, с поправкой Пушкина и с надписью: «Третье заседание 17 апреля 1819 <года>. Председательство члена Улыбышева» — имеется разночтение в последних двух стихах, а именно:

Чтобы мы друзья похмелья
Не нашли в фиале дна.

Текст же, напечатанный Геннади по «тульчинской» рукописи, дает следующее отличие второго стиха от текста «Благонамеренного»:

С торжеством, среди пиров.

Это разночтение можно объяснить тем, что тульчинская запись сделана по памяти. Принадлежит ли она действительно Пушкину, мы, не имея подлинника, сказать не можем (Геннади не был авторитетным знатоком пушкинских автографов), но если это так, то запись — лишнее подтверждение пребывания Пушкина в Тульчине в 1822 году.

Стихотворение Дельвига, любимое Пушкиным, — на это указывают и участие Пушкина в обработке стихов его друга, засвидетельствованное материалами Пушкинского Дома, и возвращение его к той же теме в 1832 году в стихотворении «Мальчику (Из Катулла)» («Пьяной горечью Фалерна...»), — могло быть произнесено в Каменке в один из приездов туда Пушкина, в 1820—1821 или в 1822 году, и вторично — в Тульчине, в ноябрьский приезд 1822 года.

Возможно, что стихотворение, читанное Дельвигом на заседании «Зеленой лампы» в 1819 году, всплыло в 1822 году в памяти Пушкина в связи с воспоминаниями об этом дружеском кружке, которые именно в это время с большой силой захватили Пушкина и отразились в незаконченном послании к петербургским друзьям, часть которого была послана в письме

228

к Я. Н. Толстому 26 сентября 1822 года; в нем Пушкин настойчиво спрашивает о судьбе «Зеленой лампы»:

Горишь ли ты, лампада наша,
Подруга бдений и пиров?..
В изгнаньи скучном, каждый час
Горя завистливым желаньем,
Я к вам лечу воспоминаньем...

Из наших соображений о возможности, почти несомненности вторичной поездки Пушкина в Тульчин в начале ноября 1822 года можно сделать следующие заключения.

Поездка диктовалась важными деловыми и политическими соображениями. Пушкин должен был хотеть видеть и Пестеля и Киселева. Видел ли он их — мы не знаем. Пестель 15 ноября 1822 года был в местечке Линцы, где стоял штаб Вятского полка,30 но мог приезжать и в Тульчин, особенно если Киселев там был недолго в начале ноября 1822 года. Если последнее верно и Пушкин виделся в это время, хотя бы и мимолетно, с Киселевым, у них мог и должен был произойти очень серьезный разговор и даже спор, связанный с делом В. Ф. Раевского и других пострадавших кишиневских друзей.

Очень возможно, что в связи с этой встречей Пушкина и Киселева находится и письмо Киселева к М. Ф. Орлову, дошедшее до нас в черновике и написанное, вероятно, в начале 1823 года,31 по возвращении его из-за границы. В этом письме Киселев определяет свои политические позиции и противопоставляет свои убеждения либерала радикальным взглядам М. Ф. Орлова и Пушкина:

«Мы с тобою разнствуем в мнениях, полагаю потому, что смотрим разным способом: ты смотришь в подзорную трубу, в которой механизм весь устроен редакторами „Минервы“, пылким воображением твоим, киевским бездействием32 и скукою; я же гляжу защуря глаз, дабы предметы видеть не в бесконечной и бесполезной отдаленности, но сколько можно вблизи и в настоящем их виде...

«Ты знаешь и уверен, сколь много я тебя уважаю; но мысли твои неправильны и, конечно, с сердцем твоим не сходны. Неудовольствия, грусть, сношения с красноречивыми бунтовщиками33 и, сознаюсь, несправедливое бездействие, в котором ты оставлен, — вот тому причины. Скинь с себя тебе неприличное...; оставь шайку крикунов и устреми отличные качества свои на пользу настоящую...

«Я знаю, что мысли мои с духом времени не сходны, что Греч не будет меня хвалить, что ряд пылких учеников лицея34 и громада тунеядцев московских35 провозгласят недостойным гасителем; другие назовут рабом власти, но я суждения их презираю и мыслей своих не переменю».36

229

Итак, вопрос о встрече Пушкина с Киселевым в Тульчине в начале ноября 1822 года остается открытым, несмотря на значительную вероятность такой встречи. Но как бы то ни было, позднейшее отношение Пушкина к Киселеву характеризуется чувством большой неприязни и недоверия.

Липранди в своих воспоминаниях отмечает это неприязненное отношение Пушкина к Киселеву в 1823 году. Он рассказывает, что в спорах о дуэли Киселева и Мордвинова37 Пушкин, вопреки мнению большинства, выступал против Киселева и «не переносил», как он говорил, «оскорбительной любезности временщика, для которого нет ничего „священного“».38

Вот все, что нам известно об одном из важнейших моментов в истории связей Пушкина с членами Южного тайного общества — о пребывании поэта в центре декабристов-южан, в Тульчине, в 1821 и 1822 годах.

————