Назарова Л. Н. К истории создания поэмы Пушкина "Руслан и Людмила" // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1956. — Т. 1. — С. 216—221.

http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/is1/is1-216-.htm

- 216 -

Л. Н. НАЗАРОВА

К ИСТОРИИ СОЗДАНИЯ ПОЭМЫ ПУШКИНА
«РУСЛАН И ЛЮДМИЛА»

В. Г. Белинский, имея в виду четвертую песнь первой поэмы Пушкина, справедливо отмечал, что в ней содержится пародия на «Двенадцать спящих дев» Жуковского.1 Повод к такого рода заключению дал Белинскому сам Пушкин в стихах 17—53 четвертой песни «Руслана и Людмилы», обращенных к Жуковскому («Поэзии чудесный гений...»). Позже исследователи также неоднократно сопоставляли «Руслана и Людмилу» с «Двенадцатью спящими девами». Так, например, А. И. Незеленов считал, что первая поэма Пушкина является «переделкой» «Двенадцати спящих дев», и ошибочно утверждал, что «если сравнить содержание обеих поэм, то окажется, что они почти тождественны».2 Против утверждения Незеленова выступил П. В. Владимиров, отрицавший решающее значение для Пушкина «Двенадцати спящих дев» в период работы над «Русланом и Людмилой».3 Однако несколько позже, в 1902 году, к мнению А. И. Незеленова присоединился (хотя и с некоторыми оговорками) П. Н. Шеффер, находивший, что в «Руслане и Людмиле» «могут быть указаны несомненные... реминисценции из поэмы Жуковского».4 Отметим, что и по мнению советского исследователя Д. Д. Благого «поэма Пушкина тесно и непосредственно связана со „старинной повестью“ Жуковского „Двенадцать спящих дев“».5

Сопоставляя «Руслана и Людмилу» с «Двенадцатью спящими девами», исследователи обходили молчанием вопрос о возможных связях между первой поэмой Пушкина и одним из неосуществленных замыслов Жуковского. Так, А. Л. Слонимский и Д. Д. Благой6 лишь вскользь упоминают в своих исследованиях о намерении Жуковского написать поэму о Владимире.6 Некоторые сопоставления «Руслана и Людмилы» с планом Жуковского сделаны А. Н. Соколовым.7 Между тем именно в связи с этим задуманным, но не написанным произведением (сохранились только планы

- 217 -

поэмы «Владимир») надо рассматривать, по нашему мнению, знаменитую надпись Жуковского на портрете, который он подарил Пушкину:8 «Победителю-ученику от побежденного учителя в тот высокоторжественный день, в который он окончил свою поэму Руслан и Людмила. 1820 марта 26 великая пятница».9

В конце XVIII—начале XIX века героическая эпопея классицизма уже отмирала. Поэмы Хераскова перестали удовлетворять читателей. Знаменитая «Россиада» подверглась в 1815 году резкой критике в статье П. М. Строева.10 Правда, автор судил «Россиаду» с позиций классицизма, отдавая предпочтение другим эпическим поэмам — далеким предшественницам поэмы Хераскова, но характерен уже самый факт: критика показывала, что жанр классической или героической эпопеи является жанром вырождающимся. Многочисленные героические поэмы эпигонов Хераскова, подобные «Сувориаде» И. Завалишина (1796), «Петру Великому» Р. Сладковского (1803), «Петриаде» А. Грузинцова (1812), не имели значения. К. Н. Батюшков в двух своих эпиграммах, направленных против Шихматова, осмеял его попытку вернуться к героической поэме о Петре Великом.

Сказочно-богатырские поэмы11 авторы задумывали с разных идейных позиций,12 но эти поэмы уже не могли претендовать на ту роль, которую играла раньше героическая поэма, а поэты-карамзинисты были заняты преимущественно разработкой малых жанров — элегий, посланий, баллад. Необходимость поэмы нового типа, по своему значению не уступающей героической поэме, осознавалась ясно как ведущими поэтами-карамзинистами (Жуковский, Батюшков), так и второстепенными литераторами карамзинистского лагеря. Как известно, особенные надежды возлагались в этом отношении на Жуковского, от которого ожидали народного произведения в русском духе.13

Мы знаем, что в 1810 году у Жуковского возникает замысел поэмы «Владимир». В большом письме к А. И. Тургеневу от 12 сентября этого года он пишет:

- 218 -

«На твое мнение предпочесть Владимиру Святослава теперь не отвечаю ничего, ибо мой план, как я уже сказал выше, есть только одно семя; но Владимир есть наш Карл Великий, а богатыри его те рыцари, которые были при дворе Карла; сказки и предания приучили нас окружать Владимира каким-то баснословным блеском, который может заменить самое историческое вероятие...».14

Упомянув далее, что Владимир будет в его поэме не главным действующим лицом, но «точкою соединения всех посторонних действий, для сохранения единства», Жуковский подчеркивает: «Поэма же будет не героическая, а то, что называют немцы romantisches Heldengedicht; следовательно, я позволю себе смесь всякого рода вымыслов, но наряду с баснею постараюсь вести истину историческую, а с вымыслами постараюсь соединить и верное изображение нравов, характера времени, мнений, позволяя однако себе нравы и мнения времен до Владимира перенести в его время...».15

Из этого письма (а также в особенности из плана «Владимира») видно, что Жуковский собирался написать волшебно-рыцарскую поэму, которая русскими теоретиками литературы того времени могла бы быть отнесена к поэмам «романтическим» или «романическим». Так, например, Н. И. Греч указывал, что «в романтических поэмах господствует чудесное, т. е. содействие духов, волшебников, фей, исполинов, гномов... Поэма сия занимает средину между героическою и комическою».16

В 1815 году, когда Карамзиным были окончены первые восемь томов «Истории Государства Российского», Жуковский провел несколько времени в его обществе.17 Отчасти в связи с этим, по мнению П. Загарина, поэт снова возвращается к замыслу поэмы о Владимире, память о котором, по словам Карамзина, «хранилась и в сказках народных о великолепии пиров его, о могучих богатырях его времени: о Добрыне Новгородском.., Илье Муромце, сильном Рахдае... и прочих, о коих упоминается в новейших, отчасти баснословных летописях».18

О содержании задуманной поэмы можно иметь некоторое представление на основании послания Жуковского «К Воейкову» (1814), в котором поэтом упоминается «Владимир князь с богатырями» в Киеве, осажденном «бусурманами».

Замысел Жуковского остался неосуществленным. В бумагах его сохранились лишь наброски плана «Владимира» и два наброска «Мыслей для поэмы».

- 219 -

Наброски плана относятся, судя по почерку и бумаге, к 1809 или 1810 году.19 По ним можно проследить, в основных чертах, содержание поэмы, задуманной Жуковским, сюжет которой, очевидно, был бы довольно фантастическим и запутанным.20

Отметим еще, что в одной из тетрадей стихотворений Жуковского 1819— 1820 годов есть пять зачеркнутых строк, может быть, относящихся к какому-то эпизоду поэмы: «Лодомир и Милороза. Лодомир в беседах с Владимиром...».21

Несмотря на большую подготовительную работу, проведенную Жуковским (сбор материалов, составление планов и пр.), его желание создать произведение большого жанра — поэму на материале русской старины осталось неосуществленным.

Знал ли Пушкин о том, что Жуковский в течение ряда лет собирал материалы для поэмы «Владимир»?22 Был ли ему известен план этого произведения? Думается, что на эти вопросы можно ответить утвердительно.

Обратимся сначала к биографическим фактам. В сентябре 1815 года Жуковский, побывав в Царском Селе, познакомился там с Пушкиным и в письме к П. А. Вяземскому сообщал: Пушкин «написал ко мне послание, которое отдал мне из рук в руки — прекрасное! Это лучшее его произведение! Но и во всех других виден талант необыкновенный!»23 (Речь идет о послании, до сих пор неизвестном, утрата которого представляется «почти невероятной»).24

В том же году Жуковский снова посетил Пушкина и читал ему свои стихотворения. Очевидно, уже тогда он высоко ценил мнение молодого поэта, так как уничтожал или переделывал те свои стихи, которые его младший товарищ в следующие свидания не мог вспомнить.25 В 1816 году Пушкин встречался с Жуковским в Петербурге, куда приезжал на рождественские каникулы (25—31 декабря), причем пообещал доставить ему собрание своих лицейских стихотворений.26 В марте 1817 года Жуковский прислал Пушкину

- 220 -

свое стихотворение «Певец на Кремле» с надписью: «Поэту товарищу Ал. Серг. Пушкину от сочинителя».27 Тогда же, т. е. в первой половине 1817 года, Пушкин начал работу над «Русланом и Людмилой». Он писал стихи поэмы на стенах комнаты, куда был посажен в наказание, как в карцер.28

Таким образом, несомненным является факт довольно близкого и притом творческого общения двух поэтов в годы 1815—1817, т. е. тогда, когда старший из них — Жуковский — еще не отказался от мысли написать поэму о Владимире, а младший — Пушкин — уже приступил к созданию «Руслана и Людмилы».29

Сопоставление некоторых эпизодов и деталей «Руслана и Людмилы» с планом «Владимира», по нашему мнению, свидетельствует, что Пушкин не просто знал о замысле Жуковского, но и читал план его поэмы.

Отметим, что действие поэмы «Руслан и Людмила» начинается и оканчивается в Киеве, как и в плане неосуществленной поэмы Жуковского. В обоих произведениях героями являются князь Владимир и его богатыри, среди которых находится Рогдай (имя его взято и Пушкиным и Жуковским, очевидно, из «Истории Государства Российского» Карамзина30).

Первая песнь поэмы Пушкина начинается с изображения пира князя Владимира по случаю брака его дочери Людмилы с Русланом. «Владимир» должен был начинаться с описания приготовлений к торжеству — женитьбе Владимира на Милолике, новгородской княжне.

Осада Киева печенегами (эпизод, сведения о котором Пушкин почерпнул из «Истории» Карамзина), описанная в шестой песни «Руслана и Людмилы», — событие, вокруг которого Жуковский предполагал развернуть, как это видно из плана, всё действие поэмы «Владимир».

Певец Баян на пиру князя Владимира является действующим лицом и у Пушкина и у Жуковского (образ Баяна, знакомый обоим поэтам по «Слову о полку Игореве», был, впрочем, почти традиционным в сказочно-богатырских поэмах).

Имя похитителя Людмилы — Черномора, взятое Пушкиным, вероятно, из поэмы «Илья Муромец» Карамзина, упоминается и в плане «Владимира». Роль, которую играет Фин в «Руслане и Людмиле», аналогична роли святого Антония у Жуковского, а Наина напоминает о «влюбленной чародейке» (Велледе) из плана «Владимира». Наконец, из отдельных мелких деталей отметим шапку-невидимку, играющую значительную роль в третьей песни «Руслана и Людмилы» и упоминаемую Жуковским в «Мыслях для поэмы».

- 221 -

Наличие подобного рода отдельных совпадений не помешало, однако, молодому поэту совершенно самостоятельно разработать композицию и сюжет «Руслана и Людмилы». Совершенно прав был Белинский, когда отмечал впоследствии, что «в этой поэме всё было ново: и стих, и поэзия, и шутка, и сказочный характер вместе с серьезными картинами».31

Первая поэма Пушкина вытеснила со сцены героическую эпопею классицизма. Она была тем произведением большого жанра, о котором мечтали арзамасцы, которого они тщетно ждали от Жуковского.

Выше мы указывали, что на основании плана «Владимира» можно предположить, что Жуковский задумал написать так называемую «романическую» или «романтическую» поэму (по определению теоретиков литературы того времени).32 В связи с этим отметим, что Н. Ф. Остолопов, перечислив ряд характерных жанровых признаков такого рода поэмы, указывал: «На русском языке в романическом вкусе мы имеем написанную г. Пушкиным поэму Людмила и Руслан».33 С ним был согласен и Н. И. Греч, который находил, что «важнейшее его <Пушкина> сочинение есть романтическая поэма „Руслан и Людмила“...».34

Произведение Пушкина было первым этапом его на пути к народности, первой попыткой молодого поэта создать национальную поэму.35 Принципиальное значение имело обращение Пушкина в ряде случаев к русским источникам (например, народным сказкам), интерес его к русской старине (отнесение действия поэмы к временам княжения Владимира в Киеве), исторический элемент в поэме (осада Киева печенегами, а не татарами, как это изображалось, вопреки истории, в былинах) и, наконец, язык поэмы, приближающийся порой к разговорной народной речи.

————

Сноски

Сноски к стр. 216

1 В. Г. Белинский. Сочинения Александра Пушкина. Редакция Н. И. Мордовченко, Л., 1937, стр. 303.

2 А. Незеленов. Александр Сергеевич Пушкин в его поэзии. Первый и второй периоды жизни и деятельности (1799—1826). СПб., 1882, стр. 49.

3 П. В. Владимиров. Происхождение «Руслана и Людмилы» А. С. Пушкина (1817—1820 гг.). «Университетские известия», Киев, 1895, № 6, стр. 6—8.

4 П. Н. Шеффер. Из заметок о Пушкине. «Руслан и Людмила». В сборнике: «Памяти Л. Н. Майкова». СПб., 1902, стр. 517.

5 Д. Д. Благой. Творческий путь Пушкина. Изд. Академии Наук СССР, 1950, стр. 205.

6 А. Л. Слонимский. Первая поэма Пушкина. «Пушкин. Временник Пушкинской комиссии», том 3. М.—Л., 1937, стр. 185; Д. Д. Благой. Творческий путь Пушкина, стр. 202—203.

7 А. Н. Соколов. Очерки по истории русской поэмы XVIII и первой половины XIX в., М., 1955, стр. 415—416.

Сноски к стр. 217

8 Нам уже приходилось высказываться об этом в печати несколько лет тому назад, однако, по условиям места, без всякой аргументации. — См.: Л. Н. Назарова. Поэмы Пушкина. Стенограмма публичной лекции. Изд. Ленинградского отделения Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний, Л., 1949, стр. 5.

9 См. литографию Э. Эстеррейха (1820). В настоящее время подлинник с автографом Жуковского находится в кабинете Музея-квартиры А. С. Пушкина в Ленинграде. О надписи, сделанной Жуковским, неоднократно сообщалось в печати (см. «Литературное наследство», т. 58, 1952, стр. 351—352, 356).

10 «Современный наблюдатель российской словесности», 1815, ч. I, № 1, стр. 9—38; № 3, стр. 71—82.

11 «Бова» А. Н. Радищева (1807), «Илья Муромец» Н. М. Карамзина (1794), «Алеша Попович» и «Чурила Пленкович» Н. А. Радищева (1801), «Бахариана» М. М. Хераскова (1803), «Добрыня» Н. А. Львова (1804), «Громвал» Г. П. Каменева (1804), «Светлана и Мстислав» А. Х. Востокова (1806) и др.

12 О двух линиях в развитии жанра русской сказочно-богатырской поэмы см.: Л. М. Лотман. «Бова» Радищева и традиция жанра поэмы-сказки. «Ученые записки Ленинградского Гос. университета», № 33, Серия филологических наук, вып. 2, Л., 1939, стр. 134—147; М. А. Шнеерсон. «Руслан и Людмила» Пушкина. (Очерк из истории русского фольклоризма). «Ученые записки Ленинградского Гос. университета», № 81, Серия филологических наук, вып. 12, Л., 1941, стр. 19—66. — Оба автора противопоставляют «Бову» Радищева произведениям Карамзина, Львова и др. О «более близком родстве „Бовы“ с „историческими поэмами“ Радищева последнего периода его жизни („Песнью исторической“ и „Песнями, петыми на состязаниях“), чем с опытами стихотворных обработок „рыцарских“ или „богатырских“ повестей в современной ему русской литературе», см. в статье М. П. Алексеева «К истолкованию поэмы А. Н. Радищева „Бова“» (Радищев. Статьи и материалы. Изд. Ленинградского Гос. университета, 1950, стр. 211).

13 А. Л. Слонимский. Первая поэма Пушкина. «Пушкин. Временник пушкинской комиссии», том 3, 1937, стр. 183—185.

Сноски к стр. 218

14 Письма В. А. Жуковского к А. И. Тургеневу. М., 1895, стр. 61.

15 Письма В. А. Жуковского к А. И. Тургеневу. М., 1895, стр. 61. — Еще Н. Трубицын справедливо отмечал, что «Жуковский, в период работы над поэмой „Владимир“, повторил за немцами название romantisches Heldengedicht для крупного произведения такого жанра, отличая тем самым их от чисто героических...». Однако исследователь был неправ, когда далее, не учитывая плана «Владимира», а лишь на основании цитируемого выше письма Жуковского, подчеркивал: «но его рецепт был старый» (Н. Трубицын. О народной поэзии в общественном и литературном обиходе первой трети XIX века. СПб., 1912, стр. 233).

16 Н. И. Греч. Учебная книга российской словесности, ч. III. СПб., 1820, стр. 304. — Н. Трубицын приводит определения «романтической поэмы, или рыцарской эпопеи», данные А. Ф. Мерзляковым в «Кратком начертании теории изящной словесности» (М., 1822, стр. 230), Н. Ф. Остолоповым в «Словаре древней и новой поэзии» (ч. III, СПб., 1821, стр. 28) и М. Тимаевым в «Начертании курса изящной словесности» (СПб., 1832, стр. 113—114). (Н. Трубицын. О народной поэзии в общественном и литературном обиходе первой трети XIX века, стр. 233—234).

17 П. Загарин. В. А. Жуковский и его произведения. Изд. 2-е, М., 1883, стр. 177.

18 Н. М. Карамзин. История Государства Российского, т. I. СПб., 1815, стр. 232.

Сноски к стр. 219

19 См. «Заметку о поэме „Владимир“» в примечаниях к письму Жуковского от 12 сентября 1810 года (Письма В. А. Жуковского к А. И. Тургеневу, 1895, стр. 65—67) и «Бумаги В. А. Жуковского, поступившие в императорскую Публичную библиотеку в 1884 году. Разобраны и описаны И. Бычковым» (СПб., 1887, стр. 150, 155). С другой стороны, следует отметить, что значительно позже, 4 февраля 1817 года, Жуковский писал А. П. Юшковой (Зонтаг) о «Владимире» и подчеркивал: «У меня сделан план» («Уткинский сборник», I, М., 1904, стр. 90).

20 О «Владимире» см. подробно: А. Н. Веселовский. «Алеша Попович» и «Владимир» Жуковского. ЖМНПр., 1902, ч. 341, № 5, стр. 137—145; А. Н. Веселовский. В. А. Жуковский. Поэзия чувства и сердечного воображения. Пгр., 1918, стр. 487—498. — Упоминается о замысле Жуковского написать поэму о Владимире и в статье Т. О. Соколовской «Владимир Красное Солнышко в русской поэзии» («Вестник императорского Общества ревнителей истории», вып. III, Пгр., 1916, стр. 112—113).

21 См.: Бумаги В. А. Жуковского, поступившие в императорскую Публичную библиотеку в 1884 году. СПб., 1887, стр. 82.

22 Еще П. И. Бартенев указывал, что Жуковский «в начале 1814 года в послании своем к Воейкову... набросал некоторые черты будущей поэмы. Развить их в большое и цельное произведение Жуковский по всему вероятию предоставил молодому другу своему» (П. И. Бартенев. А. С. Пушкин. Материалы для его биографии, гл. 3 (1817—1820). «Московские ведомости», 1855, № 144, 1 декабря, «Литературный отдел», стр. 593).

23 «Литературное наследство», т. 58, 1952, стр. 33.

24 Т. Г. Цявловская. О работе над «Летописью жизни и творчества Пушкина». В книге: Пушкин. Исследования и материалы. Труды Третьей Всесоюзной Пушкинской конференции, М.—Л., 1953, стр. 373.

25 П. Бартенев. А. С. Пушкин. Материалы для его биографии. Гл. 2 — Лицей. «Московские ведомости», 1854, № 118, 2 октября, «Литературный отдел», стр. 494.

26 М. А. Цявловский. Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина, т. I. Изд. Академии Наук СССР, М., 1951, стр. 107.

Сноски к стр. 220

27 Лицейские письма А. М. Горчакова 1814—1818 гг. «Красный архив», т. 6 (79), 1936, стр. 198.

28 П. Бартенев. А. С. Пушкин. Материалы для его биографии. Гл. 3 (1817—1820). «Московские ведомости», 1855, № 144, 1 декабря, «Литературный отдел», стр. 593. — О том, что Пушкин начал «Руслана и Людмилу», «будучи еще воспитанником Царскосельского лицея», см. также в предисловии ко второму изданию этой поэмы (1828), стр. V.

29 Что же касается последующих лет, то известно, что в 1818—1820 годах Пушкин бывал по субботам на еженедельных вечерах у Жуковского и читал там отрывки из своей поэмы. — См.: П. А. Плетнев, Сочинения и переписка, т. III, СПб., 1885, стр. 78; Пушкин, Сочинения, т. I, Материалы для биографии Александра Сергеевича Пушкина, изд. П. В. Анненкова, СПб., 1855, стр. 54; П. Бартенев. А. С. Пушкин. Материалы для его биографии. Гл. 3 (1817—1820). «Московские ведомости», 1855, № 144, 1 декабря, «Литературный отдел», стр. 593—594.

30 См. цитированный выше отрывок из «Истории Государства Российского» (т. I, 1815, стр. 232). Интересно, что в черновиках «Руслана и Людмилы» герой носит имя «Рохдая», почти как у Карамзина.

Сноски к стр. 221

31 В. Г. Белинский, Сочинения Александра Пушкина. Гослитиздат, Л., 1937, стр. 303.

32 Л. П. Гроссман в статье «Стиль и жанр поэмы „Руслан и Людмила“» справедливо указывает, что первые критики пушкинской поэмы «смешали два сходственных термина: романический и романтический...» (см. Ученые записки Московского городского педагогического института им. В. П. Потемкина. T. XLVIII, вып. 5, М., 1955, стр. 144).

33 Н. Ф. Остолопов. Словарь древней и новой поэзии, ч. III. СПб., 1821, стр. 30.

34 Н. И. Греч. Учебная книга российской словесности, ч. IV. СПб., 1822, стр. 600.

35 Еще В. К. Кюхельбекер отмечал, что «печатью народности ознаменованы... два или три места в „Руслане и Людмиле“ Пушкина» («Мнемозина», ч. II, 1824, стр. 38—39).