5

Н. В. ИЗМАЙЛОВ

О ПРИНЦИПАХ НОВОГО АКАДЕМИЧЕСКОГО ИЗДАНИЯ
СОЧИНЕНИЙ ПУШКИНА

Академическое издание Полного собрания сочинений Пушкина, так называемое «большое» академическое издание,1 выпущенное в 1937—1949 гг. в 16 томах (20 книгах), с дополнительным, «Справочным», 17-м томом, вышедшим в 1959 г., является несомненно одним из высших достижений (если не самым высоким) советской филологической науки в области русской литературы нового времени, и в частности ее самой развитой, передовой отрасли — пушкиноведения, нередко называемого «наукой о Пушкине».2

Главным основанием для такой высокой оценки издания является то, что в процессе его подготовки были учтены, изучены, проанализированы и в нем опубликованы все (за ничтожными случайными исключениями) варианты рукописей, не только беловых, но и черновых, учтен и изучен весь громадный рукописный фонд, составляющий творческое наследие поэта, до тех пор почти нетронутый и казавшийся недоступным для изучения и публикации (что особенно ярко выразилось в «старом» академическом издании, предпринятом в конце XIX в. и так и не доведенном до конца).

Выполнение такой огромной и сложной задачи стало возможным потому, что, во-первых, издание готовилось большой группой пушкинистов (преимущественно молодого поколения) и велось строго коллективно, в условиях постоянной взаимопомощи и взаимопроверки, а, во-вторых, потому, что в конце 20-х — начале 30-х годов под руководством С. М. Бонди и Б. В. Томашевского была выработана совершенно новая, логически обоснованная и универсальная система анализа и печатного воспроизведения рукописей Пушкина, в особенности ценных для изучения творческого процесса. В этой системе был прежде всего отброшен старый взгляд на черновую рукопись как на нечто застывшее, неподвижное во времени, — взгляд, лежавший в основе прежних транскрипций, показавших всю свою несостоятельность в «старом» академическом издании, и воспринято новое

6

воззрение на черновики — как на выражение движущихся во времени процессов, отражающих развитие творческой мысли автора. «Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная», — писал Пушкин в «Арапе Петра Великого» (VIII, 13). Таким «следованием за мыслями» и является новая система чтения пушкинских черновиков, — система, основанная на том, что, по замечательно точному выражению Б. В. Томашевского, «черновик Пушкина носит характер стенограммы творческого процесса».3

Творческий процесс, с великолепной точностью самоанализа изображенный Пушкиным в X и XI строфах «Осени» (III, 321), отражается весь в рукописи, фиксирующей движения, колебания, смену мыслей, направленных к одной общей цели. Поэтому, как пишет С. М. Бонди, нужно при анализе и воспроизведении чернового текста «идти в работе не от частей к целому, а от целого к частям и потом опять к целому».4

Эти положения и легли в основу новой системы чтения черновых и прочих рукописей Пушкина (да и всех прочих поэтов, писателей, подлежащих научному изданию). В этой новой системе заключается новаторское научное значение академического издания. В текстологическом отношении оно стало образцом, эталоном для последующих академических изданий классиков — для изданий сочинений Лермонтова, Тургенева и др.

История «большого» академического издания сочинений Пушкина в общем достаточно известна. Напомним только некоторые ее основные моменты.

Совещание пушкинистов, происходившее весною 1933 г. в Ленинграде, утвердило общий план и построение издания, каждый том которого должен был содержать: а) основные тексты; б) варианты и другие редакции; в) комментарии, причем последние разумелись как полные, вполне академические.

В таком составе был подготовлен и в июне 1935 г. выпущен (в виде пробного) VII том, содержащий драматические произведения. Состав был удобен тем, что драматургия Пушкина представляет собою небольшое количество произведений, имевших сравнительно немного вариантов. Главное внимание могло быть уделено комментариям, составление которых было поручено специалистам, работавшим уже над тем или иным произведением или близким к нему кругом вопросов, что обеспечило их высокий научный уровень, но вместе с тем привело к резкому нарушению количественных (постраничных) соотношений между комментариями и текстами. Комментарии при этом приняли характер монографических исследований.5 Однако, несмотря на высокий научный уровень тома, издание в таком виде было прекращено, и для ускорения работы в связи с приближающейся памятной датой — столетней годовщиной со дня гибели поэта — был установлен новый план, согласно которому комментарии заменены краткими источниковедческими справками (мы не можем называть их текстологическими, потому что они только сообщали сжато об источнике или источниках данного текста, о первом и последующих прижизненных изданиях или о посмертном издании, о дате создания — все это без каких бы то ни было мотивировок). С такими справками к началу 1937 г. были подготовлены три тома издания — I (Лицейские стихотворения), IV (Поэмы 1817—1824), VI («Евгений Онегин»; подготовка и

7

выпуск этого тома были осуществлены Б. В. Томашевским в максимально сжатые сроки), а также был перепечатан VII том издания 1935 г., но без комментариев, замененных краткими справками.

В открывающем I том предисловии «От редакции», подписанном 31 января 1937 г., изложены некоторые принципы издания и дан его план — распределение произведений по томам.

«Настоящее издание, — читаем мы в этом предисловии, — представляет собой полное собрание всего писанного Пушкиным. В него входят в первую очередь произведения Пушкина в стихах и прозе, затем переписка, автобиографические и деловые записи, а также все сделанные им записи и выписки, поскольку выписки для Пушкина почти всегда имели значение подготовки материала для творческих работ. Окончательные редакции всех произведений Пушкина сопровождаются полным сводом других редакций, вариантов, планов и т. п. Таким образом, из собрания не устранено ничего, что бы было записано собственною рукою Пушкина» (с. VIII).

Далее следует перечисление «основных разделов», по которым располагаются в издании произведения Пушкина (с. IX):

Стихотворения.
Поэмы.
Драматические произведения.
Художественная проза.
Статьи и деловая проза.
Переписка.

Что касается распределения произведений (а точнее говоря, материалов издания) по томам, то оно представляется в следующем виде (с. VIII—IX; дается в сокращении):

Том	I.		Лицейские стихотворения.
	II.		Стихотворения 1817—1825 гг.
	III.		Стихотворения 1826—1836 гг. Сказки. Записи народных песен и сказок.
	IV.		Поэмы 1817—1824 гг.
	V.		Поэмы 1825—1833 гг.
	VI.		«Евгений Онегин».
	VII.		Драматические произведения.
	VIII.		Художественная проза.
	IX.		История Пугачева.
	X. XI. XII.		Литературно-критические, исторические и публицистические статьи и заметки, автобиографическая проза. Записки официального Выписки и записи разного содержания.
	XIII.		Переписка 1815—1827 гг.
	XIV.		Переписка 1828—1832 гг.
	XV.		Переписка 1833—1837 гг.

О том, как и насколько был выполнен этот план, мы скажем далее. Но необходимо привести сейчас еще два абзаца из редакционного предисловия.

«Настоящее издание, — так заявляет редакция, повинуясь вынесенному в июле 1935 г. решению высших инстанций, — является публикацией одних текстов Пушкина без какого бы то ни было комментария редакторов. Прилагаемые к текстам примечания содержат только перечни источников — рукописей и изданий, принятых во внимание при печатании текста и вариантов, — и указания на время написания произведения.

Все вопросы, связанные с обоснованием текста, с датировкой <...> являются предметом особой комментаторской работы, неотъемлемой от изучения творческой истории произведения <...> Подобного рода комментарий издается в виде особой серии трудов Редакционной коллегии издания. Именно там читатель должен искать ответа на вопросы, почему то или иное произведение включено или, наоборот, не вошло в издание, почему редактор предпочел то или иное чтение, почему оно напечатано в данном

8

месте издания. В настоящем издании дается лишь результат подобных исследований, без его мотивировки» (с. XIII).

Известно, однако же, что подобная «серия трудов Редакционной коллегии» не только никогда не была издана, но и не готовилась как «особая серия». Некоторые участники издания писали и печатали статьи, связанные с их научными интересами и с редактированными ими текстами, но безотносительно к заявленной «серии». Многие подобные труды, представляющие законченные или незаконченные комментарии, остались в рукописи и в значительной части были позднее утрачены. Некоторые, немногие, хранились без движения у авторов (как, например, полный комментарий к «Лицейским стихотворениям», составленный их редакторами М. А. и Т. Г. Цявловскими). Как бы то ни было, отказ от научных комментариев, подобных тем, которые вошли в VII том издания 1935 г., был официально заявлен от имени редакции в начале 1937 г. и остался в силе во все продолжение издания. Отсутствие комментария дало повод для массы упреков и обвинений и действительно явилось главным, коренным недостатком, который не могли исправить позднейшие издания, будь то «малые» академические или новейшие десятитомники, выпущенные издательством «Художественная литература» в 1959—1962 и 1974—1977 гг.

Этот пробел не могли восполнить ни источниковедческие справки, ни развернутые именные указатели к каждому тому, что вызывало справедливые сожаления, а вместе с тем пожелания и даже требования исправить создавшееся крайне ненормальное положение.

Главным недостатком издания критика справедливо считала отсутствие текстологических комментариев, которые давали бы мотивировки печатаемых текстов, в особенности текстов, основанных на новом прочтении черновых рукописей и отличающихся от принятых в предшествующих изданиях, а также мотивировки дат многих произведений на основе новых данных, менявших положение этих текстов в томе и, следовательно, их интерпретацию. Отсутствие мотивировок новых текстов и дат делало их как бы зашифрованными и требовало от исследователей повторения всего процесса, приведшего редакторов к тому или иному решению.

Положение могло быть исправлено изданием той «серии трудов Редакционной коллегии», посвященной прежде всего текстологическим комментариям, о которой было заявлено в предисловии к I тому издания, упомянутом выше. Но прошло более 40 лет со времени этого заявления, а вопрос до сих пор остается неразрешенным.

Как же осуществлялся план, изложенный в предисловии «От редакции» к I тому издания? В общих чертах он выдержан довольно точно, но в процессе работы претерпел изменения в сторону добавления или сокращения.

В IX томе к основным текстам «Истории Пугачева» прибавилось множество впервые опубликованных документов, мемуаров и других материалов по восстанию, что заставило разделить том на два полутома. Таким же образом в ходе работы были разделены на два полутома II и III тома (Стихотворения), а также VIII том (Художественная проза); переписка была размещена не в трех, а в четырех томах — XIII, XIV, XV и XVI. В общем издание, рассчитанное на 15 томов, получилось в 16 томах и 20 книгах.

С другой стороны, в издание вошли не все произведения и другие материалы, заявленные в редакционном предисловии к I тому (см. выше формулу: «...из собрания не устранено ничего, что бы было записано собственною рукою Пушкина»).

Прежде всего из III тома были изъяты «Записи народных песен и сказок». Вероятно, имелось в виду перенести их в XII том, под рубрику «Выписки и записи разного содержания». Но в планировании и составе X—XII томов (см. план) произошли некоторые изменения.

9

Том X, вышедший в конце 1938 г., был почти целиком посвящен «Истории Петра I», впервые здесь опубликованной полностью, т. е. в составе всех сохранившихся рукописей. Остальную часть тома заняли «Записки бригадира Моро-де-Бразе» и «Заметки при чтении „Описания земли Камчатки“ С. П. Крашенинникова». Это был последний том, выпущенный до Великой Отечественной войны. Тома XI и XII, отличавшиеся особенно большой сложностью и разнообразием включаемых в них материалов, не были еще готовы, а XII том, в котором должны были содержаться записи «рукою Пушкина» и ряд других разнородных документов, даже еще и не собран его редактором, В. В. Гиппиусом. Война внезапно остановила и разрушила все планы, весь ход работ. В период ленинградской блокады скончался В. В. Гиппиус и почти полностью были утрачены собранные и подготовленные им материалы. Когда по окончании войны явилась возможность продолжать и закончить издание, пришлось очень срочно, ввиду приближавшегося юбилейного 1949-го года — 150-летия рождения Пушкина, возобновить его, завершить и печатать ряд томов, лежавших недоработанными с 1941 г. Такими были т. II, кн. 1, т. III, кн. 1, тома V, XV, изданные в 1947—1948 гг., и т. II, кн. 2, т. III, кн. 2, тома XI, XII и XVI, вышедшие (все пять!) в первые месяцы 1949 г., к юбилею. Формально издание было объявлено законченным.6

Но при этом одним из средств ускорения работы явилось — как бы это ни противоречило понятиям и планам редакции — сокращение объема некоторых томов. Для этой цели, как было уже отмечено, были изъяты из III тома, а потом и вообще из издания пушкинские записи народных сказок и песен. Особенно же пострадали при этой «операции» XI и XII тома. XII том должен был по плану, заявленному в редакционном предисловии к I тому (1937) и приведенному выше, содержать не только литературно-критические, исторические и публицистические статьи и заметки и автобиографическую прозу (что сохранилось и после сокращения), но и выписки и записи разного содержания — то, что принято называть «Рукою Пушкина» (по заглавию известной книги);7 все это было полностью изъято при сокращении. В результате том, предполагавшийся в двух полутомах, вышел в виде одной книги.8

Конечно, материал, изъятый из издания, не имеет в преобладающей своей части первостепенного значения. Но тем не менее отсутствие его представляет нарушение одного из основных принципов академического издания — полноты. И хотя в юбилейные дни 1949 г. было даже заявлено об окончании издания, в действительности это было не так, и формально правы те критики, которые упрекают редакцию издания (не зная его трудную историю) в неполноте его.9

Что же из этого следует?

Академическое издание Полного собрания сочинений Пушкина, занявшее более 25 лет (1933—1959) напряженного труда большого коллектива специалистов-пушкиноведов, явилось и является, как уже говорилось, одним

10

из высших достижений советской филологической науки, своего рода «эталоном» для такого типа изданий. Тем не менее оно не может и не должно считаться завершенным ни по составу, ни по аппарату и имеет два существенных недостатка: во-первых, неполноту, а во-вторых, отсутствие текстологических комментариев (мотивировок текстов и дат). Вместе с тем нужно иметь в виду, что большинство томов, и в особенности вышедшие в свет после войны, были напечатаны неполными, ограниченными тиражами (7—8 тысяч экземпляров) и даже менее,10 что в сущности давно уже превратило издание (или по крайней мере многие его тома) в библиографическую редкость. Все это говорит о необходимости подготовки нового, второго академического издания сочинений Пушкина.

Каким же должно быть это издание? Какие вопросы общего порядка должны быть разрешены до начала подготовки и какие подготовительные работы должны ему предшествовать?

Как и всякое подлинно академическое издание, т. е. построенное соответственно требованиям филологической науки и научно-эдиционной техники, новое издание должно быть полным как по составу основных текстов всех родов, художественных, эпистолярных, внехудожественных и прочих, так и по составу и характеру аппарата и заключать в себе три составные части:

а) основные (дефинитивные) тексты, тщательно проверенные и установленные по всем имеющимся источникам;

б) варианты и другие редакции текста, материалы и планы к нему (в зависимости от их наличия);

в) комментарии, содержащие сведения об источниках текста, рукописных и печатных, мотивировку установления основного текста, мотивировку даты (хронологии) произведения, историю замысла и текста, а также — по мере надобности — историко-литературные и реально-энциклопедические сведения.

Рассмотрим поочередно каждую из этих трех частей.

Первая и самая важная — основной текст. Мы называем его дефинитивным, воздерживаясь от применения термина «канонический», имеющего хождение в современной текстологии и введенного М. Л. Гофманом в его нашумевшей книге «Пушкин. Первая глава науки о Пушкине» (Пг., 1922). Термин «канонический (текст)» подсказывает представление о чем-то незыблемом, не подлежащем ни критике, ни даже редакторским конъектурам. Между тем основной текст (что особенно относится к текстам стихотворений и других произведений, не издававшихся при жизни Пушкина или не имеющих беловых автографов, а печатающихся по черновым автографам или спискам) может изменяться и колебаться от издания к изданию, в зависимости от обнаруженных новых источников (например, стихи 143—155 «Медного всадника» были обнаружены и введены в академическое издание лишь в 1948 г., см.: V, 139 и 521). Очевидно, что при подготовке нового академического издания необходим тщательный пересмотр всех текстов, по всем источникам, а также тщательный пересмотр их расположения, т. е. всего плана издания. При этом возникает ряд основных вопросов, требующих своего решения.

Приведенный выше общий план распределения материала по томам, намеченный в предисловии «От редакции» к академическому изданию, представляется вполне заслуживающим сохранения. Правда, этот порядок, выдвигающий на первое место стихотворения, не соответствует порядку, предполагавшемуся для издания своих сочинений самим Пушкиным, считавшим главными жанрами своего творчества не «мелкие» стихотворения, а поэмы или «Евгения Онегина».11 Вопрос, как видно, дискуссионный, но,

11

вероятно, правильным его решением должно быть сохранение порядка, уже привычного для нас (с издания П. В. Анненкова, 1855 г.) и принятого в академическом издании.

Гораздо более сложным вопросом является распределение материала (произведений, «опусов», по выражению, принятому М. А. Цявловским) внутри каждого из этих крупных разделов.

Как размещать и как печатать стихотворения? Конечно, в порядке их хронологии — это само собою разумеется. Но известно, что хронология стихотворений Пушкина очень неясна, колеблется от издания к изданию, и это влияет на их размещение. Многие стихотворные опусы, в особенности наброски, не имеют установленных дат, даже не определены годы их создания. Характерно в этом смысле то, что в III томе издания после стихотворений 1836 г., кончающих весь хронологический ряд, помещены (на с. 443—494) черновые наброски и другие дополнения под рубриками: а) «1830—1836»; б) «Стихотворения разных годов (1814—1836)»; в) «Отрывки» (1826—1836); г) «План ненаписанного стихотворения («Prologue»)», д) «Коллективное» (1826—1836); е) «Dubia» (1827 и 1834).

Интересный опыт размещения стихотворений по двум разделам сделан в последнем издании Собрания сочинений Пушкина в десяти томах, осуществленном издательством «Художественная литература» (1959—1962 гг.; повторено с незначительными изменениями в 1974—1977 гг.; стихотворения под редакцией и с примечаниями Д. Д. Благого и Т. Г. Цявловской): первый раздел — основной, «в который входят все законченные произведения, а из незаконченных — произведения, имеющие внутреннюю художественную цельность»; «во второй раздел входят незавершенные произведения, отрывки и наброски, а в I и II томах — также лицейские произведения12 и стихотворения, не предназначавшиеся Пушкиным для широкого распространения».13

Такое разделение в принципе вполне целесообразно; оно может быть применено и для академического издания — возможно только с распределением на два раздела произведений каждого года в отдельности. Весь вопрос заключается в применении этого принципа, т. е. в обоснованном отнесении каждого опуса к первому или второму разделам. И здесь-то размещение, проведенное в обоих названных выше изданиях десятитомника, вызывает ряд недоумений. Множество эпиграмм (разумеется, не политических и литературных, а дружеских) и таких же обращений, не печатавшихся Пушкиным, не сохранившихся в автографах, сомнительных по тексту и даже по принадлежности, вроде «Есть в России город Луга...» или «Послушай, дедушка, мне каждый раз...», помещены в первом разделе (т. 1, с. 51 и 71),14 тогда как такие значительные и по существу законченные стихотворения, как отрывок из «Orlando furioso» Ариосто (т. 2, с. 425), «Увы! Язык любви болтливой...» (т. 2, с. 458), «Альфонс садится на коня...» (т. 2, с. 531) и другие подобные,15 отнесены во второй раздел, как «незавершенные».

Далее, в 3-й том того же издания (1959—1962 и 1975—1977) во второй раздел поэм («Незавершенное, планы, отрывки, наброски») внесены,

12

кроме таких же «Набросков и планов поэм», включенных в V том академического издания (с. 151—159), еще несколько опусов: лицейские поэмы «Монах» и «Бова», наброски неосуществленных, лишь начатых поэм — «Исповедь», «Агасфер» («В еврейской хижине лампада»), «Кирджали» («В степях зеленых Буджака»), «Юдифь» («Когда владыка ассирийский»). Но к таким же наброскам поэм можно причислить и некоторые другие отрывки, как уже упомянутый выше «Альфонс садится на коня...». И здесь возникает более общий вопрос: в творчестве Пушкина характерны наброски или начатые им переложения иноязычных поэм и драматических произведений, помещающиеся в академическом и других изданиях в общем ряду стихотворений. Таковы, кроме перечисленных выше произведений, переводы начала поэм «Девственница» Вольтера («Я не рожден святыню славословить» — Акад., II, 451) и «Медок» Соути («Попутный веет ветр. — Идет корабль...» — III, 179), а также «Короче дни, а ночи доле» — перевод отрывка сказки Вольтера «Ce qui plait aux dames» («Что нравится дамам» — II, 445).

Это своеобразное явление творчества Пушкина — тяготение к разнообразным эпическим и драматическим образцам разных литератур, выражающееся в ряде стихотворных опытов, как оригинальных, так и представляющих переложения или вольные переводы, — явление, не обращавшее на себя до сих пор внимания, требует специального изучения, от результатов которого зависит место этих набросков в творческой системе поэта и, следовательно, место и интерпретация их в будущем академическом издании.

Оставляя пока этот вопрос в стороне, укажем еще некоторые особенности планирования десятитомных изданий 1959—1962 и 1974—1977 гг.

Большой теоретический и практический интерес представляет построение 6-го тома издания 1959—1982 гг. — «Критика и публицистика», установленное редактором тома Ю. Г. Оксманом.

Том 6-й, как и все другие, разделен на две части — основную, содержащую законченные и напечатанные Пушкиным статьи, и вторую — «Незавершенное, отрывки, наброски, планы». Первая часть, «Статьи и заметки 1824—1836 гг.», в свою очередь имеет пять хронологически последовательных разделов: публикации 1824—1830 гг.; публикации в «Литературной газете» (1830—1831); публикации 1831—1833 гг.; публикации в «Современнике» 1836 г.; статьи и заметки, предназначавшиеся для «Современника».

Такое построение, исторически точное и логически ясное, может быть, без сомнения, использовано и для соответствующего тома (или томов) академического издания.

Таким образом, общий план издания сочинений Пушкина, установленный «большим» академическим изданием 1937—1949 гг. и, с некоторыми изменениями, изданием «Художественной литературы» 1959—1962 и 1974—1977 гг., может считаться достаточно выработанным, по крайней мере для основных родов художественных произведений — стихотворений, поэм, драматургии, романов и повестей в прозе. Как видно, этот план основан на сочетании двух принципов: жанрового — по томам, и хронологического — внутри каждого тома.

Перейдем к рассмотрению второго элемента предполагаемого академического издания сочинений Пушкина — к вопросу о вариантах. Как уже отмечено выше, основным, крупнейшим достижением «большого» академического издания (1935, 1937—1949, 1959) было, без сомнения, создание новой, оригинальной системы чтения, анализа и воспроизведения черновых автографов Пушкина. Эта система, несмотря на попытки некоторых текстологов пересмотреть ее и улучшить, остается как система в принципе незыблемой, что отнюдь не означает невозможности или ненужности пересмотра и улучшения некоторых конкретных чтений. Пересмотр черновых текстов отдельных произведений с целью их проверки и

13

улучшения является не только правом, но и обязанностью всякого ученого, работа которого в какой-либо мере соприкасается с вопросами пушкинской текстологии. Некритическая перепечатка чтений «большого» академического издания обесценивает любое исследование, лишает достоверности его выводы. Разумеется, далеко не всегда требуется обращение к черновикам. Но всякий исследователь, трактующий вопросы творческой истории (истории замысла и текста), должен тщательно пересмотреть соответствующий текстовой материал и сверить как основной текст, так и варианты, если не с подлинниками (обращение к которым нежелательно без крайней необходимости ради сохранности рукописей), то с фотоснимками, имеющимися в нескольких экземплярах в Пушкинском Доме, а также в Московском музее А. С. Пушкина. К великому сожалению, надо сказать, что полное, полистное (вернее, постраничное) описание рукописей Пушкина, теперь почти полностью сосредоточенных в Пушкинском Доме, далеко не завершено. Автографы, поступившие в Пушкинский Дом до 1937 г., давно подробно описаны Л. Б. Модзалевским и Б. В. Томашевским.16 Автографы, поступившие позднее, с 1937 до 1963 г. включительно, кратко описаны О. С. Соловьевой.17 Отдельные автографы, обнаруженные и частично поступившие в Пушкинский Дом после выхода в свет этого описания, регистрируются и анализируются по мере их появления во «Временнике Пушкинской комиссии».18

Необходимо также к описанию рукописей, хранящихся в Пушкинском Доме, добавить описание всех прочих автографов, по тем или иным причинам не включенных в его Пушкинский фонд (ф. 244, оп. 1) и находящихся в других местах — в фондах ЦГАЛИ, ЦГАОР, ЦГАДА и прочих, входящих в Главное архивное управление СССР, в государственных и частных архивах других стран, таких, например, как коллекция Кильгура Гарвардского университета (США), коллекция С. М. Лифаря (Париж) и др.

Когда таким исчерпывающим образом будут описаны все, до последнего листа, известные автографы Пушкина, необходимо определить, к какому произведению относится каждый из них, т. е. составить на каждое произведение, входящее в академическое Полное собрание сочинений поэта (к какому бы роду их оно ни принадлежало), карточку, содержащую сведения обо всех источниках текста — рукописных и печатных, а также соображения о выборе основного текста и о датировке. Такая карточка явится главным (или, точнее, единственным!) подготовительным материалом для издания.

Работа над черновыми (и другими) автографами Пушкина, явившимися источниками основного текста и материалом для раздела «Варианты и другие редакции» в «большом» академическом издании 1937—1949 г., началась и протекала в обстановке чрезвычайного подъема пушкиноведения, увлечения текстологическим направлением. Изучению рукописей Пушкина с энтузиазмом предавались, особенно в 1930-х годах, относительно молодые тогда пушкинисты, в большинстве выходцы из Пушкинского семинария С. А. Венгерова, существовавшего более 20 лет в Петербургском университете, а также на Бестужевских высших женских курсах. Отсюда вышли или по крайней мере были с ним связаны такие выдающиеся

14

пушкинисты, как С. М. Бонди, Вас. В. Гиппиус, В. Л. Комарович, И. Н. Медведева, Ю. Г. Оксман, А. Л. Слонимский. Б. В. Томашевский, Ю. Н. Тынянов, Б. М. Эйхенбаум, Н. В. Яковлев, Д. П. Якубович. В нем же получил пушкинистическое «воспитание» и автор настоящей статьи. В Москве была своя группа пушкинистов, из которых нужно назвать Д. Д. Благого, Г. О. Винокура, Н. К. Гудзия, П. С. Попова, М. А. Цявловского, Т. Г. Зенгер-Цявловскую (не называю ряд других ленинградских и московских литературоведов и историков, принимавших в издании участие лишь по отдельным случаям). Почти никого из перечисленных здесь пушкинистов, как ни печально это констатировать, теперь уже нет в живых. Из числа ныне здравствующих можно назвать следующих участников «большого» академического издания: академика М. П. Алексеева, Д. Д. Благого, С. М. Бонди, Н. В. Измайлова, Н. В. Яковлева.

На смену выбывшим участникам издания явился постепенно ряд новых пушкинистов, литературоведов, текстологов, комментаторов, исследователей разных направлений и разных научных интересов, не принимавших участия в «большом» академическом издании 1935—1949 гг., но готовых для работы в будущем новом издании. Не называя здесь их имен, достаточно известных по публикуемым ими трудам, скажу только, что бо́льшая их часть связана с Пушкинским Домом — учреждением, которому по праву принадлежит главная роль в подготовке пушкиноведческих кадров, а также в подсобных работах — библиографических и иных, необходимых для планомерного и продуктивного ведения исследовательских трудов. Весной 1957 г. в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР была создана группа пушкиноведения (первоначально в виде Пушкинского сектора) под руководством Бориса Викторовича Томашевского — бесспорно крупнейшего пушкиниста-исследователя и редактора-текстолога нашего времени.

Новые пушкиноведческие группы возникли и в других местах — при университетах и музеях. Здесь нужно назвать группу, возглавляемую С. М. Бонди в Московском университете, семинары Ю. М. Лотмана и Л. С. Сидякова в Тартуском и Латвийском (Рижском) университетах, коллективы Всесоюзного Пушкинского музея в Ленинграде и Государственного музея А. С. Пушкина в Москве и проч.

Пушкиноведение, особенно в последние 10—15 лет, развивается, идет вперед, вглубь и вширь, набирает и воспитывает новые молодые кадры; это свидетельствует о наличии живых сил и возможностей — теоретических и практических — для подготовки и осуществления нового, второго академического издания Полного собрания сочинений А. С. Пушкина.

В чем же должна заключаться подготовительная стадия работы над новым академическим изданием?

Во-первых, необходимо завершение библиографии изданий сочинений Пушкина и литературы о нем, доведенной только до 1957 г. Работа эта, не терпящая отлагательства, должна быть продолжена, точно запланирована и пересмотрена в смысле устранения всех лишних, не имеющих научного значения материалов (образцом может служить библиография за 1918—1936 гг., в двух томах). Не ожидая печатного издания всей библиографии с 1958 г. до современности, следует иметь ее в рукописи (или даже в виде картотек), всем доступной в Пушкинском кабинете.

Во-вторых, нужно осуществить полное (полистное) научное описание рукописей Пушкина, поступивших в Пушкинский Дом после 1937 г., соответственно «Краткому описанию» О. С. Соловьевой, начиная с «рабочих тетрадей» (причем описание каждой тетради должно иметь введение — сжатую «Историю заполнения», образцом для которой должна служить работа С. М. Бонди в фототипическом издании «Альбом 1833—1835 гг.» (М., 1939). Распределение описания между многими сотрудниками (в идеале по одной тетради на каждого участника) должно облегчить и ускорить эту необходимую работу.

15

Без выполнения (или по крайней мере значительного продвижения) этих двух предварительных работ издание не может быть начато.

Обратимся теперь к самому важному (после установления основного текста) текстологическому элементу издания — разделу, который составлял главное новшество издания 1937—1949 гг. и который должен вновь войти целиком в предполагаемое новое издание, — к разделу «Варианты и другие редакции».

Непременным условием текстологической подготовки нового издания является генеральный пересмотр — разумеется, по автографам — всех вариантов текста и всех его последовательных редакций, от первоначальных черновых набросков до беловых рукописей, являющихся источниками основного текста или предшествующих ему (если основной текст устанавливается и печатается по прижизненному авторскому или авторизованному печатному тексту). Разумеется, полный пересмотр всех источников текста и установление его вариантов, критически пересматривающих и улучшающих чтения «большого» академического издания, потребует много времени и усиленной работы. Весь этот материал займет во многих томах больше места, чем основные тексты. Кроме того, новое издание непременно должно включать комментарии ко всем, даже самым незначительным, текстам, и в эти комментарии неизбежно должна войти повторно некоторая часть вариантов, независимо от их помещения в разделе «Варианты и другие редакции». Это обстоятельство значительно увеличит объем многих томов, в особенности содержащих стихотворения, поэмы и художественную прозу; но подобное расширение объемов нового издания по сравнению с прежним (1937—1949 гг.) совершенно необходимо. Сокращать же второй раздел его («Варианты и другие редакции») — значило бы сделать новое издание беднее прежнего в текстологическом отношении, что совершенно недопустимо.

Обратимся теперь к последнему, третьему разделу в составе каждого тома нового издания: к разделу комментариев.

Выше уже говорилось о том, что основным недостатком академического издания 1937—1949 гг. является отсутствие комментариев, замененных краткими примечаниями или справками источниковедческого характера, где, однако, отсутствуют мотивировки выбора и установления данного текста и мотивировки даты создания, отчего как текст, так и его датировка оставались, так сказать, «зашифрованными» (см. соображения об этом Б. С. Мейлаха, высказанные в докладе на Второй Пушкинской конференции 1950 г., тотчас по окончании издания).19

Несомненно, вводная, текстологическая часть комментария должна занять в нем важное место. Помимо повторения в уточненном и дополненном виде всего состава нынешних справок, заменяющих комментарий в «большом» академическом издании, в этот первый, текстологический раздел комментария должны войти соображения, раскрывающие и мотивирующие выбор текста и установление датировки. Комментарий должен включать далее историю замысла, текста и создания комментируемого произведения — его «творческую историю» (пользуясь термином, введенным Н. К. Пиксановым), на основании сохранившихся рукописных и печатных материалов. В эту часть комментария могут входить черновые отрывки, первоначальные и иные редакции, планы, а главное — анализ творческой работы над рукописными (черновыми и дальнейшими) текстами и анализ печатных текстов, представляющих продолжение творческой работы поэта.

Следующая, историко-литературная часть комментария должна содержать анализ источников произведения, его места в творчестве Пушкина и в общем — русском и мировом — литературном процессе, на фоне которого возникло и осуществлено данное произведение.

16

Последняя часть комментария — реально-энциклопедическая — не требует пояснений. Она зависит от объема и содержания данного произведения, от содержащихся в нем исторических, философских, литературных, мифологических, бытовых и прочих имен и понятий и располагается по ходу текста произведения (но не в алфавите — алфавитный указатель личных и других имен и всякого рода понятий составляет непременный элемент каждого тома).

В новое издание должен войти и нынешний справочный том (т. XVII), главное содержание которого составят алфавитные указатели, переработанные соответственно дополненному составу издания и материалу комментариев. Этот справочный том заключает собою все издание, как необходимое к нему дополнение.

В таком виде представляется нам будущее, второе академическое издание Полного собрания сочинений Пушкина.