394

ИЗ МАТЕРИАЛОВ К III ИЗДАНИЮ КНИГИ Н. О. ЛЕРНЕРА
«ТРУДЫ И ДНИ ПУШКИНА»

Литературное наследие Николая Осиповича Лернера (1877—1933) велико и многообразно: за 35 лет своей деятельности он напечатал сотни исследований, статей и заметок, опубликовал множество документов по русской литературе XVIII и XIX веков, прокомментировал ряд изданий. Многие русские писатели привлекали его внимание: Лермонтов, Белинский, Чаадаев, Лесков, Ап. Григорьев и другие. Но первой, постоянной, излюбленной его темой был Пушкин, которому он отдал много лет углубленных и страстных изучений. Чуждаясь теоретических трудов и широких обобщений, Н. О. Лернер обращался по преимуществу к частным, конкретным явлениям жизни и творчества своего любимого поэта, и в этих частных изучениях достиг замечательного мастерства. Точность и документированность являются отличительными чертами всех, мелких и крупных, его работ. Вот почему сохраняют свое значение, несмотря на прошедшие со времени их публикации десятилетия, его комментарии ко многим произведениям Пушкина, помещенные в издании сочинений поэта под редакцией С. А. Венгерова (тома I — VI, 1907—1915); его «Рассказы о Пушкине» (1929); его посмертно изданные «Пушкинологические этюды» («Звенья», кн. V, М. — Л., 1935) и еще множество статей, напечатанных в «Русском архиве», «Русской старине», в сборниках «Пушкин и его современники», «Столица и усадьба» и других изданиях. Библиографический список этих статей, очень полезный и нужный для пушкинистов, до сих пор, к сожалению, не составлен.

Центральное место среди пушкиноведческих работ Н. О. Лернера занимают, без сомнения, «Труды и дни Пушкина» — биографическая канва, изданная впервые в 1903 году, а в 1910 переизданная Академией наук в переработанном и дополненном виде. «Труды и дни Пушкина» в издании 1910 года отразили все тогда известные документальные, мемуарные, эпистолярные, био-библиографические источники для истории жизни и творчества Пушкина, воссозданной год за годом и день за днем. Книга Лернера явилась образцом для всех последующих работ такого типа и стала настольным справочником для всех литературоведов, изучающих Пушкина и его эпоху. Лишь более 40 лет спустя, в 1951 году, первые 140 страниц (и 22 страницы «дополнений и поправок») из почти 500 страниц всего текста книги, обнимающие жизнь Пушкина до окончания ссылки в 1826 году, были заменены новым трудом — первым томом «Летописи жизни и творчества А. С. Пушкина», составленной М. А. Цявловским и завершенной, после его кончины в 1947 году, Т. Г. Цявловской. Но последнее — важнейшее — десятилетие жизни Пушкина (с сентября 1826 года) еще не охвачено этой «Летописью», и «Труды и дни Пушкина» сохраняют первостепенное справочное значение, несмотря на множество новых документов, ставших известными после 1910 года и особенно после Великой Октябрьской социалистической революции.

Сам Н. О. Лернер, выпустив второе издание «Трудов и дней», продолжал трудиться над своей книгой, дополнял и перерабатывал ее до последних дней жизни. В бумагах покойного ученого сохранился экземпляр «Трудов и дней», содержащий многочисленные вклейки, дополнения, исправления, заметки к каждой странице, почти к каждой дате его труда. Эти подготовительные материалы к третьему, несостоявшемуся изданию книги Н. О. Лернера носят совершенно черновой характер и в будущем должны были быть тщательно и систематически обработаны. Произвести такую работу теперь и выпустить третье издание «Трудов и дней» не представляется возможным, так как, во-первых, работа над ним Н. О. Лернера, прерванная его смертью, отражает состояние пушкиноведения к 1933 году, а такого рода издания быстро и неизбежно стареют; во-вторых, готовящиеся следующие тома «Летописи» М. А. Цявловского должны включить весь пушкиноведческий материал, известный до настоящего времени, главное — материал большого академического издания «Полного собрания сочинений» Пушкина, и эти тома строятся по более широкой программе, нежели книга Н. О. Лернера. Но при сличении первого тома «Летописи» М. А. Цявловского с соответствующими частями указанного выше дополненного экземпляра «Трудов и дней» выяснились некоторые моменты, не вошедшие в «Летопись», но отраженные Н. О. Лернером —

395

замечательным знатоком неизвестных и малоизвестных материалов о Пушкине. Были обнаружены также несколько «пушкинологических этюдов» Лернера, имеющих самостоятельное значение и являющихся в известной мере продолжением «этюдов», опубликованных в «Звеньях». Некоторые из этих черновых «этюдов», обработанные с учетом появившихся после кончины Н. О. Лернера документов и исследований о Пушкине и сопоставленные с данными «Летописи» М. А. Цявловского, составляют предмет настоящей публикации. Основой для нее послужил экземпляр «Трудов и дней Пушкина», о котором говорилось выше, предоставленный Пушкинской комиссии Академии наук СССР дочерью покойного исследователя Ариадной Николаевной Лернер. Работа была начата по инициативе Пушкинской комиссии и была поручена литературоведу М. И. Гиллельсону.

Редакция.

1

В забытой статье Э. Голлербаха «Кольцо Чаадаева»1 приведены ценные сведения о кольце, подаренном Пушкиным Чаадаеву. Вот что сообщает Э. Голлербах: «Священный случай навел меня на священную для литератора реликвию — перстень, подаренный Пушкиным Петру Яковлевичу Чаадаеву в бытность Чаадаева в Царском Селе. Серебряное оксидированное кольцо охватывает овальной рамкой сердоликовую гемму, изображающую вероятнее всего Диониса (судя по чаше, тирсу и змеям, обвивающим тело бога).

«Гемма эта не отличается особой тонкостью работы (лупа обнаруживает ее дефекты), поэтому крайне сомнительно устное предание, по которому автором этой геммы является Джованни делле Карнеоли, один из замечательных резчиков XVI века (Cinquecento).

«Несомненно лишь то, что гемма Чаадаева древнее своей оправы...

«...На внутренней поверхности кольца Чаадаева выгравирована надпись: Sub rosa 1820. В буквальном переводе „sub rosa“ значит „под розой“, в переносном же смысле — „в тайне“. Известно, что у древних роза была любимым цветком, которым они на пирах украшали гостей и комнаты. Нередко одну розу вешали над столом в знак того, что все происходившее и говорившееся во время трапезы должно оставаться тайной. Поэтому возможно и даже вероятно, что кольцо было подарено на память о какой-либо товарищеской пирушке или о ряде пирушек, происходивших в 1820 году».2

Местонахождение этого кольца, которое явно было в руках Э. Голлербаха, неизвестно. Также неизвестно, сохранилось ли письмо Чаадаева, из которого Э. Голлербаху стало известно, что это кольцо было подарено Чаадаеву Пушкиным: «О подарке Пушкина Чаадаев упоминает в небольшом (в печати не опубликованном) письме к княжне Щербатовой (20 июня 1820 г.)».3

О судьбе этого кольца, до того как оно попало в руки к Э. Голлербаху, последний дает следующую справку: «После смерти философа (Чаадаева, — М. Г.) многие вещи его хранились бережно и свято у друга Левашова, — например шляпа, палка, портфель, чернильница, перо и др., в том числе и вышеописанный перстень. После смерти Левашова большинство вещей разошлось по чужим рукам. Предпоследним собственником заветного кольца был племянник Левашова, отставной офицер одного из гвардейских кавалерийских полков. Гемма немного повреждена в двух местах, но в общем перстень хорошо сохранился, несмотря на то, что в 1920 году исполнится его столетний юбилей».4

396

2

В «Летописи жизни и творчества А. С. Пушкина» М. А. Цявловским дана ссылка на статью Н. Полевого «О духовной поэзии» как на источник сведений о разговоре Пушкина с Батюшковым о поэзии.5 Далее в примечаниях М. А. Цявловский писал: «Полевой в статье „Продолжение замечаний об искажении статей, присланных в Библиотеку для чтения 1836—1845“ за подписью „Небывалый“ (СвПч 1846, № 44, от 25 февр., с. 175) утверждал, что рассказ о разговоре Пушкина с Батюшковым вставлен в статью Полевого Сенковским. Если это и так, достоверность этого рассказа, мне кажется, не подлежит сомнению».6

В справку М. А. Цявловского вкрался ряд досадных неточностей. Отметим, что статья, на которую ссылается составитель «Летописи», имеет другое название, а именно: «Русские биографические и библиографические летописи». Название, приведенное М. А. Цявловским, не является названием статьи, а лишь выпиской, первой фразой из краткого содержания статьи. Статья не принадлежит Н. Полевому и в конце ее нет подписи «Небывалый». На самом деле эта статья — шестой отрывок из цикла статей С. Д. Полторацкого, объединенных общим названием «Русские биографические и библиографические летописи», и все они подписаны «С. П-ій». Как псевдоним, так и все содержание статей бесспорно указывает на авторство С. Д. Полторацкого.

С. Д. Полторацкий ссылается на введение к «Очеркам русской литературы», ч. 1, в котором Н. Полевой уличал О. Сенковского в многочисленных искажениях своих статей. Обратимся к этому источнику. Приходится констатировать, что принадлежность ему рассказа о разговоре Пушкина с Батюшковым о поэзии Н. Полевой опроверг не в 1846 году, как это следует из «Летописи», а сразу же после опубликования его статьи. В «Очерках русской литературы» Н. Полевой поместил вначале «Несколько слов от сочинителя», где он, между прочим, писал: «Но всего забавнее было приключение с статьею о стихотворениях г-на Соколовского: Мироздание и Хеверъ. Желая показать, что поэт совершенно превратно смотрит на предмет свой, я написал статью, где подробно изложил свои мысли о духовной поэзии и сочинениях г-на Соколовского. Редактор Б. для ч., каким-то непостижимым для меня образом, умел вырезать из статьи некоторые частицы и поместил их в библиографии, а остальному дал название: О духовной поэзии, и в виде статьи отдельной напечатал в отделении прозы, с моим именем. В этой статье столько нашел я прибавок, урезок, изменений, что вовсе не понял и теперь не понимаю, о чем идет в ней речь! Статья начинается, например, небывалым анекдотом, будто Пушкин разговаривал некогда с Батюшковым о русских стихах. Но Батюшкова с 1817 года не было уже в Петербурге, когда Пушкин был еще учеником в лицее, писал детские стихи и не мог рассуждать о поэзии русской с одним из корифеев тогдашней русской поэзии. По крайней мере, я ничего подобного не слыхивал от Пушкина и ничего не писал о разговоре его с Батюшковым».7

Таким образом, Н. Полевой, а вслед за ним и С. Д. Полторацкий отрицали достоверность разговора Пушкина с Батюшковым о поэзии. В настоящее время трудно установить, насколько вставка Сенковского

397

была основательна и соответствовала истине. Во всяком случае полагаю, что достоверность этого разговора, безусловно, подлежит сомнению.

3

Под датой «1818. Апрель ‹?›» М. А. Цявловский поместил следующее сообщение: «Д. Н. Свербеев, чиновник канцелярии Комиссии прошений, на высочайшее имя, после служебных занятий декламирует сослуживцам „Вольность“ Пушкина».8 Ссылка дана на статью «Первая и последняя моя встреча с А. А. Шишковым (Из записок Д. Н. Свербеева)», которая была напечатана в «Русском архиве».9

Отметим, что в этой публикации дан неполный текст «Записок» Д. Н. Свербеева. Если обратиться к отдельному изданию этих записок, то становится совершенно очевидным, что датировка 1818 г. сразу же отпадает. Приведем соответствующее место из «Записок» Д. Н. Свербеева: «Несколько времени спустя дошла и до меня только что написанная Пушкиным и ходившая по рукам ода его под названием „Вольность“. Считая себя мастером декламировать стихи и желая похвастаться моим чтением перед моими сослуживцами, я перед выходом всех из канцелярии удержал на полчаса любителей российского стихотворства и торжественно прочел им это новое произведение отчаянно либеральной тогда музы Пушкина. Долго помнил я наизусть всю эту оду. Пушкин, как утверждают, написал эти стихи вскоре по получении известия о смерти виртембергской королевы Екатерины Павловны».10

Как известно, Екатерина Павловна скончалась 28 декабря 1818 года — таким образом, исходя из сообщаемых Д. Н. Свербеевым сведений, чтение им оды «Вольность» могло иметь место лишь в 1819 году. Эта датировка полностью согласуется и с жизненной канвой самого Д. Н. Свербеева. Как следует из его «Записок», лишь в марте 1818 года он получил распоряжение о переводе его из Москвы в Петербург. Конечно, сразу же после переезда Свербеев не мог читать оду «Вольность» своим сослуживцам: должно было пройти некоторое время, пока он свыкся с Петербургом, завязал знакомства в литературном мире, чтобы доставать запрещенные стихи Пушкина. Таким образом, как текст «Записок», так и факты биографии Д. Н. Свербеева свидетельствуют о том, что чтение им оды «Вольность» в кругу сослуживцев имело место в 1819 году.

Уточнение этой датировки имеет важное значение, так как показание Д. Н. Свербеева было единственным мемуарным источником, из которого следовало, что ода «Вольность» имела хождение и была известна в Петербурге в 1818 году. Если даже и доверять в полной мере авторской датировке оды «1817», сделанной Пушкиным на экземпляре, хранившемся в бумагах Н. И. Тургенева, то и тогда нельзя пройти мимо того обстоятельства, что до нас не дошло свидетельств современников, удостоверяющих их знакомство в 1818 году с одой «Вольность». Остается предположить, что это вольнолюбивое произведение пролежало под спудом в бумагах Н. И. Тургенева до начала 1819 года;11 только с этого времени

398

появляются достоверные сведения о распространении оды «Вольность» в петербургском обществе. Кроме «Записок» Д. Н. Свербеева, к 1819 году восходит и свидетельство Н. Б. Голицына, зафиксированное в письме его сына Н. Н. Голицына к М. П. Погодину;12 к 1819 году относится и письмо А. И. Тургенева к П. А. Вяземскому, в котором упоминается «Вольность».13 В этой связи необходимо остановиться на полемике между Ю. Г. Оксманом и Б. В. Томашевским о стихотворении Вяземского «Негодование», на полемике, из которой явствует, что даже Вяземский в 1818 году не знал о «Вольности». Вот что писал по этому поводу Ю. Г. Оксман: «Характерно, что сам Вяземский считал себя первым русским певцом конституционных гарантий народной свободы. Так, в элегии „Негодование“, вспоминая свой стихотворный политический трактат „Петербург“ 1818 г., Вяземский писал:

Свобода! пылким вдохновеньем,
Я первый русским песнопеньем
Тебя приветствовать дерзал...

Это автопризнание одного из ближайших друзей и единомышленников молодого Пушкина не могло бы, конечно, иметь места, если бы „Вольность“ Пушкина написана была не в 1819, а в 1817 г.».14

Б. В. Томашевский выставил следующее возражение: «Интересно, как в свете этого аргумента следует датировать оду Радищева и еще несколько произведений на аналогичные темы?».15

Полагаем, что, претендуя быть первым певцом русской свободы, Вяземский имел в виду лишь свою эпоху, свое время. Как известно, он высоко ценил деятельность Радищева: в «Послании к М. Т. Каченовскому», написанном в конце 1820 года, имеется строка о почетной ссылке Радищева. Таким образом, ошибочно было бы думать, что в «Негодовании» (1820) Вяземский мог забыть о заслугах Радищева. Но ведь за три десятилетия, отделяющие «Вольность» Радищева от «Петербурга» Вяземского, произошли огромные перемены: умерла Екатерина II, промелькнуло царствование Павла I, оборвалось «дней Александровых прекрасное начало», отшумели наполеоновские войны, окончилось разгромом нашествие Наполеона на Россию, образовался Священный союз... Ясно, что революционная ода Радищева, написанная при совершенно других обстоятельствах и с иной идеологической позиции, не была в сознании Вяземского провозвестницей той свободы, о которой писал Вяземский: в стихотворении «Петербург» речь идет о конституционных чаяниях поэта, о совершенно определенной форме свободы. Таким образом, возражение Б. В. Томашевского не опровергает автопризнания Вяземского.

Не предрешая вопроса о датировке «Вольности», отметим, что цитата из стихотворения «Негодование» в полной мере дает основание утверждать, что Вяземский еще в августе-сентябре 1818 года не знал о написании Пушкиным оды «Вольность». Строки из стихотворения «Негодование» не являются поэтической вольностью Вяземского, а его твердым

399

убеждением, которое он сохранил и в последующие годы. В одной из своих рукописей, написанной прозой по-французски, по-видимому, уже в 30-е годы, Вяземский буквально повторяет эту же мысль.16

Итак, вся совокупность свидетельств современников (воспоминания, письма, стихотворения) заставляет утверждать, что распространение оды Пушкина «Вольность» началось в 1819 году.

4

Дополнения к «Летописи жизни и творчества А. С. Пушкина»

1814. Декабрь. 22. М. Н. Макаров сообщает отзыв В. Л. Пушкина: «Мы помним то время, когда никто еще не знал Александра Сергеевича и когда только начальные опыты сего поэта появились в „Российском музеуме“, изданном В. В. Измайловым; Пушкин дядя говаривал неоднократно „Посмотрите, что будет из Александра!“» («Дамский журнал», 1830, ч. XXXI, сентябрь, № 37, стр. 167. Некролог В. Л. Пушкина).

1818. Декабрь. С. А. Соболевский в письме к отцу извещал о предполагавшемся издании стихотворений Пушкина: «...les oeuvres du jeune Пушкин vont paraître...» (В. И. Саитов. Сергей Александрович Соболевский. «Сборник статей в честь Д. Ф. Кобеко», СПб., 1913, стр. 193).

1821. Январь. 8. Отзыв А. А. Бестужева: «Жуковскому и Крылову едва ли прибавит достоинства и прекрасная критика, Пушкина и Баратынского не убьет и дурная» (А. А. Бестужев. Поездка в Ревель. СПб., 1821, стр. 46).

1822. Начало года. Первое упоминание о Пушкине в русской учебной литературе (Н. И. Греч. Опыт краткой истории русской литературы. СПб., 1822, стр. 312, 328).

1824. Октябрь. 28. Н. А. Полевой писал из Москвы П. П. Свиньину 29 октября 1824 г.: «...москвичи сбираются толпами смотреть Колосову, которая в комедьи в самом деле прелестна, а вчерашний день большой доныне трагический актер Мочалов запел и пропел Черную шаль» (П. Н. Полевой. История русской словесности, т. III. СПб., 1900, стр. 196—197. Факсимиле письма).

1824. Вторая половина декабря. В журнале «Новости литературы» (кн. X, стр. 85—90; цензурное разрешение 16 декабря 1824 года) напечатано посвященное Пушкину стихотворение И. И. Козлова «Бейрон (Ал. С. Пушкину)».

1825. Апрель. 27. А. Ф. Мерзляков в письме к Д. И. Хвостову осуждает романтическую поэзию: «...что от нынешних романтиков приобрели язык наш, поэзия вкус, и особенно нравственность (в поэмах Цыган, Разбойников и Чернецов!!!) и что они теряют или уже потеряли!..» («Русская старина», 1892, т. 75, август, стр. 409).

1825. Апрель. В «Дамском журнале» (№ 8, стр. 68—69) напечатано стихотворение П. И. Шаликова «К Александру Сергеевичу Пушкину. (На его отречение петь женщин)».

1825. Сентябрь-октябрь. Несохранившееся письмо Пушкина к А. А. Бестужеву. Выдержка из этого письма приведена в письме А. А. Бестужева к Н. А. Полевому от 13 августа 1831 года: «Впрочем, это всё

400

игрушки (он разумел о мелких своих поэмах), я занимаюсь теперь трудом важным: пишу трагедию Борис Годунов» («Русский вестник», 1861, т. XXXII, март, стр. 304). В письме А. А. Бестужева сказано, что письмо Пушкина было написано в 1825 году. Уточнение датировки в статье М. П. Алексеева «Пушкин и Бестужев (по поводу одной картины)»: «Письма Пушкина к Бестужеву 1825 г. ... также до нас дошли не все; особенно следует пожалеть о пропаже того письма, о котором сам Бестужев вспоминал на Кавказе, даже приводя из него (вероятно по памяти) несколько строк: в нем шла речь о „Борисе Годунове“ и следовательно оно должно было относиться к сентябрю или октябрю 1825 г.» (Пушкин и его современники, вып. XXXVIII — XXXIX, стр. 247).