115

ДВОРЯНСТВО — привилегированное сословие царской России, хозяйственной основой которого было землевладение, связанное с правом эксплуатации крестьян. Д. теснейшим образом связано с феодальным общественным строем.

В половине XVI в. д. России приходит к политической власти, вступив в жестокую борьбу со стоявшим ранее у власти феодальным боярством, владевшим крупными вотчинами. Кризис боярской вотчины подточил и политическое значение боярства, и оно вынуждено было уступить напору более мелких землевладельцев дворян, чье хозяйство было более гибко и легче приспособлялось к новым экономическим требованиям. Эта жестокая борьба между двумя фракциями класса феодальных землевладельцев вылилась в формы опричнины эпохи Ивана IV Грозного. Опричнина расправилась с боярством путем кровавого террора и массовых конфискаций боярских имений. Позже остатки родовитого боярства слились с д., но, разоренные в процессе политической борьбы, не составили верхнего, наиболее мощного экономического слоя, а в большинстве случаев должны были удовольствоваться средним, а иногда и мелким дворянским достатком.

В царской России д. стояло у власти, самодержавие являлось не чем иным, как диктатурой крепостников, исполнительным комитетом дворян. Право владеть населенной землей и эксплуатировать крестьянство на основе крепостного права было исключительно привилегией д. Целая система сословных прав охраняла это привилегированное земле- и душевладение. Д. имело право подвергать крепостных любым наказаниям, в том числе телесным, сдавать в рекруты, ссылать в Сибирь. Т. наз. «Манифест о вольности д.» (Пушкин называл его «дворянской грамотой»), изд. 18 февраля 1762, освобождал дворянина от обязательной военной или гражданской службы; «жалованная грамота д.», изд. в 1785 г., сводила в систему все дворянские привилегии и еще раз подтверждала их законодательным порядком; дворянин был свободен от личных податей, рекрутчины, телесных наказаний, имел право быть судимым исключительно дворянским судом. Д. имело свою сложную сословную организацию; дворянские собрания отдельных губерний сносились по своим нуждам непосредственно с царской властью. Командный состав армии и все хоть сколько-нибудь значительные места гражданской службы заполнялись д.

В связи с развитием процессов первоначального накопления капитала и постоянным разложением феодальных отношений дворянское хозяйство перестраивалось, приспособляясь к новым рыночным отношениям, росла интенсификация барщины, увеличивалась помещичья запашка. Первая половина XIX в. отмечена бурным разложением крепостного хозяйства под влиянием промышленно-капиталистических отношений. Если еще ранее, в XVIII в., наблюдалась экономическая дифференциация д., то в первой пол. XIX в. под влиянием указанных процессов она еще более углубилась. Крупное дворянское хозяйство могло легче приспособиться к новым требованиям рынка, прибегать к помощи вольнонаемного труда, вкладывать оборотные средства в промышленные предприятия и т. д. Среднее же и мелкое дворянское хозяйство, страдавшее хроническим отсутствием капитала, острее чувствовало свою неприспособленность к меняющимся хозяйственным отношениям, попадало в положение безвыходного кризиса и медленно, но неуклонно шло к разорению. П., принадлежавший как раз к группе этого разоряющегося д., искал объяснения тяжелого положения своей группы в историческом прошлом д., стремясь найти не только общие причины создавшегося положения, но и доказать его несправедливость, найти «виновника». Этого «виновника» П. нашел в самодержавной власти, когда-то во главе опричнины разметавшей «настоящую» древнюю знать, приведшей ее к хозяйственному упадку и возвеличившей ничтожную мелкоту, не связанную со славными и знаменитыми предками. Эта теория П. объективно не верна, не соответствует исторической действительности: дело было не в произволе самодержавной власти, не сумевшей или не захотевшей «оценить» заслуги древней боярской знати, а в происходившей в то время жестокой классовой борьбе между боярством и д. и в том, что самодержавие, возглавившее опричнину и политику дальнейшего «унижения» боярских

116

родов, было не чем иным, как диктатурой крепостников-дворян, политическим исполнительным комитетом д. Кроме того, тот упадок среднего д. в 1-й половине XIX в., от которого страдал и который пытался объяснить П., не имел никакой непосредственной связи с далекой борьбой опричнины XVI в. и самодержавной политикой XVII — нач. XVIII в. (П. во многом обвинял Петра I и его политику, см. Петр I): дело было в упадке дворянского имения под влиянием промышленно-капиталистических отношений, начавших бурно развиваться лишь с нач. XIX в. П., таким образом создал исторически неправильную, но чрезвычайно интересную для объяснения его отношения к самодержавию теорию. Наличие найденного им «виновника», так сказать, снимало со средних дворянских групп ответственность за то безвыходное положение, в которое они попали не по своей вине. Историческое заблуждение П. защищалось и комментировалось им с величайшим жаром и не раз находило себе поэтическое оформление в его творчестве; наиболее яркое из подобных произведений — «Моя родословная», из прозаических художественных произведений — отрывок «Гости съезжались на дачу», из публицистических — «Мысли на дороге» и ряд др. Основные мысли его теории: настоящее дворянство унижено, имения раздроблены, аристократия, т. е. высший крупновладельческий слой, блещущий чинами и богатством во время П., это «новые», неродовитые по-настоящему семьи, оттеснившие истинных «шестисотлетних дворян»: «настоящая аристократия наша с трудом может назвать своего деда. Древность рода их восходит до Петра и Елизаветы. Денщики, певчие, хохлы — вот их родоначальники». «У нас нова рожденьем знатность, и чем новее, тем знатней», иронизирует он и насмешливо перечисляет новых аристократов, противопоставляя им свою истинную знатность: «Не торговал мой дед блинами...» и т. д. Подчеркивая всю несправедливость, глупость и позорность создавшегося положения, П. иронически писал: «Мы гордимся не славою предков, а чином какого-нибудь дяди-дурака или балом двоюродной сестры». Отсюда же утверждение П., что «настоящее дворянство», считавшее в своих предках Рюрика и Мономаха, у нас стало «чернью», «родом третьего сословия» — отсюда же горделиво-насмешливое утверждение П., что он, чьи предки имеют шестисотлетнюю родословную, — не кто иной, как «мещанин». Классовая суть созданной П. теории — это протест среднего дворянина против крупновладельческого д., своеобразная фронда против самодержавия.