316

ИЗ «СЕВЕРНОЙ ПЧЕЛЫ»

«Цыганы». (Писано в 1824 году)

М., в типогр. Августа Семена. 1827.
46 стр., в 8-ю д. л.*

Новое прелестное стихотворение А. С. Пушкина! Дикая кочевая жизнь племени цыган, простота их нравов и нужд, шумность их таборов; и подле сих своевольных, но не злобных детей природы буйные страсти полуобразованного Алека, унесшего с собою в цыганский табор гордость и самолюбие горожан, — все это изображено смелыми, но верными чертами, в стихах пленительных. Некоторые места небольшой сей поэмы поражают воображение читателя своею новостью: таков рассказ старого цыгана об Овидии, которого он знает по слуху, но не знает по имени и славе; и вслед за тем речь Алека, невольно обнаруживающая затаенную им образованность:

Так вот судьба твоих сынов,

О Рим, о громкая держава!

Певец любви, певец богов,

Скажи мне: что такое слава?

Могильный гул, хвалебный глас,

Из рода в роды звук бегущий,

Или под сенью дымной кущи

Цыгана дикого рассказ!

Такова цыганская песня, которою легкомысленная Земфира возбуждает в Алеке ревность; такова речь старика, отца ее, когда он, похоронив несчастную свою дочь, отгоняет от табора неистового ее убийцу:

Оставь нас, гордый человек!

Мы дики, нет у нас законов.

Мы не терзаем, не казним,

Не нужно крови нам и стонов;

Но жить с убийцей не хотим.

317

Ты не рожден для дикой доли,

Ты для себя лишь хочешь воли;

Ужасен нам твой будет глас:

Мы робки и добры душою,

Ты зол и смел; оставь же нас.

Прости! да будет мир с тобою.

Вообще стихотворение сие отменно нравится свежестью предмета и рассказа, иногда повествовательного, иногда драматического. Есть и теперь еще у нас тесные любители форм, пущенных за закон обычаем и давностию, люди, для которых всякая картина должна быть в рамках и за стеклом, или иначе она не картина. Эти люди, вероятно, станут спрашивать: почему сочинитель не сделал того, не выполнил другого, не кончил третьего? Потому, милостивые государи, что он писал, следуя своему воображению, которое у поэта подчиняется тем же уставам, какими правятся события мира существенного. Разве можно спрашивать у судьбы: почему случилось то, а не это? почему окончилось так, а не вот как? Поэт в каждом своем произведении должен быть творец, а не подражатель: ему нет нужды беспрестанно держать в голове, что в стольких-то комедиях действующие лица ссорятся из любви и мирятся через посредство слуг и служанок; что в стольких-то трагедиях постороннее, холодное лицо пространно рассказывает о плачевной развязке драмы; что в стольких-то поэмах герой сходит в ад, повествует о минувших своих бедствиях и сражается с существами живыми и мечтательными. Он свободен в выборе своего предмета, и если не избрал предмета исторического, то свободен придавать лицам такие характеры, а происшествиям такое направление и развязку, какие ему заблагорассудятся. Не менее того он свободен в выборе формы и в отделке стихов; во всех сих случаях он руководствуется только воображением, вкусом и некоторыми правилами безусловными.

Сноски

Сноски к стр. 316

* Продается в книжном магазине И. В. Сенина, у Казанского моста, в доме Кусовникова. Цена экземпляру 6 р.