104

В. Н. ОЛИН

Мои мысли о романтической
поэме г. Пушкина «Руслан и Людмила»

Nota*. Пиеса сия доставлена при следующей записке: «Небольшие критические замечания сии, почтенный издатель "Рецензента"! на поэму г. Пушкина написаны были вскоре после известной критики на оную, помещенной в "Сыне отечества"¹. Некоторые обстоятельства помешали мне тогда же напечатать замечании сии. Итак, покорнейше прошу вас, м<илостивый> г<осударь>, поместить оные в газете вашей: лучше позже, нежели никогда**. С истинным почтением честь имею быть, и проч. NN.»

Существенное достоинство поэмы г. Пушкина, по мнению моему, заключается в прелести слога; существенный недостаток оной нахожу в бедности интересов; следовательно, в поэме г. Пушкина мало воображения или, лучше сказать, мало вымыслов.

Версификация г. Пушкина, говоря вообще, прекрасна; сравнения верны и живописны. Мысли свои выражает он всегда смело, легко и приятно. Начало поэмы холодно. Читая сие произведение, я восхищался многими прелестными описаниями; например, описанием садов, древнего поля битвы, хазарского хана, сделавшегося рыбаком, и проч. Словом, прелесть поэзии, но не интерес действия увлекает читателя.

Романтическая поэма г. Пушкина написана в роде «Роланда» Ариоста и Баярда, «Оберона» Виланда, «Рихардета» Фортигверы² и, может быть, «Орлеанской девы» Вольтера. Далеко стихотворец наш отстал от Ариоста, единственного Ариоста, которому, впрочем, иногда подражал он довольно успешно. Поэму сего певца италиянского можно уподобить длинной золотой цепи, которой каждое звено составлено из интереса или действия. Виланд, уступающий Ариосту пальму первенства в способности изобретения пиитического,

105

превосходит в оной г. Пушкина. Гион, отправившийся в Багдад по приказанию Карла Великого, дабы вырвать у калифа — с его позволения — четыре коренных зуба и клок волос из почтенной бороды его, и проч.³ (что составляет главный или общий интерес поэмы Виланда), несравненно для меня занимательнее Руслана, пустившегося в путь отыскивать супругу свою, похищенную — без всякой причины — волшебником Черномором (действие, составляющее главный или общий интерес поэмы г. Пушкина). Я ожидал, что стихотворец наш поведет героя своего сквозь тысячи различных препятствий; словом, что он будет роскошно черпать из источника чудесного; однако я обманулся. Существенное достоинство поэм романтических заключается в изобилии вымыслов: этим-то именно достоинством бедна поэма г. Пушкина. Также я не нахожу в оной ни блестящих мыслей, ни мест патетических; а действия или описания патетические суть вернейшие средства, чтобы двигать пружины сердца человеческого. Прелестная Аманса (в «Обероне»), терзаемая жаждою и гладом на необитаемом острове⁴, извлекает у меня слезы; Людмила, напротив, заключенная в замке волшебника Черномора, часто смешит меня. Познание сердца человеческого есть наука трудная, впрочем, необходимая для писателя.

Один из почтенных и первоклассных наших литераторов осуждает обращения, или прологи, которыми г. Пушкин, следуя Ариосту, начинает каждую песнь своей поэмы. В этом я с ним не согласен; мне кажется, что сии обращения, или прологи, г. Пушкина довольно забавны, остроумны, легки и приятны; впрочем, это дело, касающееся до частностей вкуса. Сей же самый писатель порицает также нескромность г. Пушкина. Не опровергая мнение сие, скажу только, что должно отличать вольности непростительные от позволительных, в особенности стихотворцу романтическому. Тинторет и Альбани не могут назваться нескромными живописцами потому, что они изображали прелестною кистью наготу тела. — «Мне кажется, — говорит младший Плиний, — что истинное правило, касательно поэзии легкой, заключается в следующих стихах Катулловых:

Nam castum esse decet pium poetam

Ipsum, versiculos nihil necesse est;

Qui tunc denique habent salem et leporem,

Si sunt molliculi et parum pudici.*»⁵

Впрочем, я желал бы, чтобы г. Пушкин на первую ночь брака Руслана и Людмилы набросил покров — по крайней мере, флеровый.

106

В слоге г. Пушкина, хотя оный, говоря вообще, прекрасен, я заметил некоторые погрешности против чистоты, некоторые неравенства и неправильности. Например: «скачками мчится ото пса», «заварился бой», «ищет позабыться сном» — и другие подобные. Впрочем, не должно оскорбляться малыми пятнами сочинения, вообще блестящего прелестию поэзии.

Окончание поэмы бедно. Хазарский хан для действия оной — лицо совершенно лишнее. Трус Фарлаф нисколько не смешит меня; я желал бы, чтобы характер его был представлен разительнее. Вообще поэма сия мало, так сказать, приправлена солью аттическою.

Итак, кончу тем, с чего начал. Существенное достоинство поэмы г. Пушкина, по мнению моему, заключается в прелести поэзии; существенный недостаток оной нахожу в бедности интересов. Впрочем, сочинение сие может по справедливости назваться прекрасным цветком русского Парнаса.