Шапир М. И. Три реформы русского стихотворного синтаксиса: (Ломоносов — Пушкин — Иосиф Бродский) // Шапир М. И. Статьи о Пушкине. — М.: Языки слав. культур, 2009. — С. 11—70. — (Классики отечественной филологии).

http://feb-web.ru/feb/pushkin/critics/s09/s09-011-.htm

- 11 -

Три реформы русского стихотворного синтаксиса
(Ломоносов — Пушкин — Иосиф Бродский)*

1. Предварительные замечания. В статье описываются три разных типа организации русского стихотворного синтаксиса в их наиболее «крайних», «предельных» исторических воплощениях. Поэтому исследование носит прежде всего типологический характер, но полученные результаты, на мой взгляд, также немало говорят об эволюции русского поэтического языка и могут быть востребованы как подготовительные материалы к его исторической грамматике. Речь идет главным образом об иерархии и тесноте межстрочных синтаксических связей, и в то же время существенное внимание уделяется грамматической структуре строки. Материалом преимущественно служит 4-стопный ямб с чередованием мужских и женских окончаний, однако для проверки выводов дополнительно привлекается ямб 5-стопный.

Основной прием, применяемый в работе, — измерение силы грамматических связей. Оно опирается на довольно дробную классификацию: в отличие от своих предшественников (историю вопроса см. Шапир 1999а: 57; 2000а: 163—164), я различаю 23 ступени последовательного усиления грамматической связанности. Это отношения: 1) между отдельными предложениями, не связанными союзом; 2) между отдельными предложениями, связанными союзом; 3) между частями бессоюзного сложного предложения; 4) между частями сложносочиненного предложения, связанными союзом; 5) между придаточными предложениями, не связанными союзом; 6) между придаточными предложениями, связанными сочинительным союзом; 7) между главным и придаточным предложением; 8) при обособленных словах и оборотах; 9) между не образующими словосочетания неоднородными членами предложения при отсутствии союза; 10) между не образующими словосочетания неоднородными членами предложения при наличии сочинительного союза; 11) между обобщающим словом и однородными членами; 12) между однородными членами при отсутствии союза; 13) между однородными членами при наличии

- 12 -

союза; 14) между подлежащим и сказуемым; 15) между членами словосочетания в случае примыкания неизменяемых слов и форм; 16) между членами словосочетания в случае падежного примыкания или управления в непереходных конструкциях; 17) между членами словосочетания в случае управления в переходных конструкциях; 18) между членами словосочетания в случае их согласования; 19) между компонентами сложных форм глагола; 20) между предлогом, союзом, частицей и словом или предложением, к которому они относятся; 21) между корневыми морфемами неодноударного композита; 22) между частями одноударного слова; 23) между частями морфемы или слога (примеры см. Шапир 1999а: 57—59; 2000а: 164—166)1.

За числовое выражение грамматической связи принимается ее порядковый номер по вышеозначенной классификации. При явной синтаксической или семантической неполноте отрезка речи, предшествующего межстрочной границе, этот показатель удваивается, потому что такие связи (я их называю «двойными») носят сразу «проспективный» и «ретроспективный» характер (предыдущий стих отчасти предсказывает последующий, а последующий возвращает к предыдущему):

Изображу ль въ картинѣ вѣрной

17

× 2

Уединенный кабинетъ,

7

Гдѣ модъ воспитанникъ примѣрной

14

× 2

Одѣтъ, раздѣтъ и вновь одѣтъ?

1

  (Пушкин 1837: 15)


Если через одну клаузулу проходит несколько связей, они учитываются все (такие связи я называю «сложными»):

Съ душою, полной сожалѣній,

10

× 2

И опершися на гранитъ,

(8+16)

× 2

Стоялъ задумчиво Евгеній,

7

Какъ описалъ себя Піитъ.

1

  (Пушкин 1837: 31)


- 13 -

Разделив сумму показателей на число межстрочных границ N, мы получим средний коэффициент межстрочной грамматической связанности S̄.

Надежность предложенного способа измерять тесноту синтаксических связей поставил под сомнение М. Л. Гаспаров. Он заметил, что, придавая номерам 23-х степеней статус количественных показателей, я de facto считаю «установленным, что (скажем) связь № 5 ровно настолько же сильнее, чем связь № 6, насколько связь № 6 сильнее, чем связь № 7, а это ведь пока не доказано»2. Действительно, насколько одна связь теснее другой, мы достоверно не знаем и, может статься, никогда не узнаем. Но, на мой взгляд, это некритично вследствие многоступенчатой градации: если бы, как в пионерском исследовании Г. О. Винокура (1941а), моя классификация различала всего три типа связей, разница в силе между смежными типами при подсчетах была бы решающей, но так как этих типов 23 (причем учтены почти все возможности), то перепады между связями ближайших типов оказываются сравнительно небольшими, а потому и разница в перепадах не может значимо повлиять на результаты.

Другое возражение М. Л. Гаспарова касается удвоения показателей на клаузулах — там, где фраза принудительно требует своего продолжения. Мой оппонент спрашивал, почему связи нужно «удваивать, а не утраивать», и полагал, что «скорее уж дополнительный ретроспективный характер принимают связи на „полузамкнутых“ конструкциях», когда предложение кажется завершенным, но его продолжение заставляет оглянуться и осмыслить предыдущую строку как синтаксически неоконченную. На это можно ответить, во-первых, что различие между «замкнутыми» и «полузамкнутыми» конструкциями — весьма зыбкое: любая законченная фраза при желании может быть продолжена, и не так важно, следует ли продолжение через точку, запятую или точку с запятой (иными словами, любая «замкнутая» конструкция внутри текста, по сути, полузамкнута, ибо сказано еще не всё). А во-вторых, и «замкнутые», и «полузамкнутые» связи действуют только «ретроспективно»: последующий текст мысленно соотносится с предшествующим, но предшествующий (в силу своей подлинной или мнимой языковой завершенности) никак не предсказывает последующего. Напротив, связи в «разомкнутых» конструкциях носят сразу «проспективный» и «ретроспективный» характер: предыдущий стих, как уже было сказано, предвосхищает следующий, который, в свою очередь, отсылает к предыдущему. Подобного рода связи кажутся более сильными, поскольку действуют в обе стороны: вперед и назад, тогда

- 14 -

как в «замкнутых» и «мнимозамкнутых» конструкциях — лишь назад. Такъ думалъ молодой повѣса <...> — предложение как будто закончено. <...> Летя въ пыли на почтовыхъ <...> — между этим стихом и предыдущим «ретроспективно» устанавливается грамматическая связь. Теперь переставим деепричастный оборот в начало фразы: Летя в пыли на почтовых, // Так думал молодой повеса... После первой строки мы ждем непременного продолжения, хотя не знаем точно какого: вид связи проясняется вместе со следующей строкой. Поэтому, чтобы отразить двунаправленность грамматических отношений, я и предлагаю соответствующий показатель удваивать.

2. Первая реформа стихотворного синтаксиса (ломоносовская ода). Ломоносов разрабатывал «классическую» модель стихотворного синтаксиса: конец стиха в его одах, как правило, стремится совпасть с самой слабой синтаксической связью — лучше всего с концом предложения. Но такое совпадение не всегда достижимо: иногда предложение бывает длиннее строки. Как часто? Во многом зависит от числа пиррихиев.

Известно, что в ранних произведениях Ломоносова, написанных ямбом, ударность стоп вплотную приближалась к 100%. Это способствовало согласованности стиховых и синтаксических членений — нетрудно понять почему. Среднестатистическое простое предложение проще уложить в четырехударную строку, нежели в трех- или двухударную:

Что се́рдце та́к мое́ пронза́ет?

1

Неде́рск ли то́ Гига́нт шуми́т?

1

Не го́рыль с ме́ст свои́х толка́ет?

1

Холмы́ сорва́вши, в тве́рдь рази́т?

1

Края́ небе́с уже́ трясу́тся,

3

Пути́ обы́чны зве́зд мяту́тся!

1

Ника́к яри́тся А́нтей зло́й!

1

Не Пи́нд ли о́н на О́ссу ста́вит?

1

А Э́тна ве́рьх Кавка́сской да́вит?

1

Не Со́лнце ль хо́чет сня́ть руко́й?

    (Ломоносов 1959, 8: 37)3

1


Каждый из десяти стихов этой строфы насчитывает по четыре ударения, и каждый является простым предложением.

С конца 1741 г. метрические ударения Ломоносов начал систематически пропускать. В течение пяти лет доля полноударных строк неуклонно сокращалась — чуть ли не со 100% до 20% (об эволюции ломоносовской ритмики

- 15 -

см. Шапир 1996б; 2000а: 131—160). Параллельно со стихом менялся синтаксис 4-стопного ямба: если в середине 1741 г. с концом предложения совпадали 2/3 клаузул, то к декабрю 1746 г. этот показатель опустился ниже 40%4. Между ритмом и грамматикой установилась тесная зависимость: чем ниже становилась средняя ударность строки, тем выше был средний показатель межстрочной грамматической связанности. И наоборот, когда у позднего Ломоносова наметился обратный процесс и уровень метрической ударности вновь несколько возрос, связи между строками пропорционально ослабли (см. табл. 1).

Таблица 1

Межстрочные грамматические связи в одах Ломоносова (по периодам)

 

Средняя
ударность
стопы (%)

Грамматические связи (%)5

S̄

σ

N

 

слабые
(1—7)

средние
(8—13)

сильные
(14—20)

двойные

сложные

Лето 1741

99,1

60,3

18,9

20,8

35,3

 7,1

12,3

4,7

 438

Конец ноября 1741—1743

91,2

49,3

25,4

25,4

36,9

 7,6

14,2

5,7

 792

1745—ноябрь 1746

83,9

40,3

27,7

32,0

44,4

 9,8

16,7

7,7

 408

Декабрь 1746—1751

79,9

39,8

22,1

38,1

53,1

13,9

19,4

8,3

 856

1752—1763

80,9

42,6

25,4

32,0

48,6

 9,8

17,0

7,6

2081


Удлинение простого предложения, распространившегося в среднем на два-три стиха, и сопряженное с этим усиление межстрочных синтаксических связей не отменяли общей тенденции к согласованию грамматических и стиховых членений, но изменяли характер согласования: с уровня строки оно переходило на уровень строфы. В итоге сложился период, в котором синтаксис относительно точно соответствовал рифменной структуре строфы. Прежде, в полноударном 4-стопном ямбе, одно и то же синтаксическое содержание в принципе готов был принять на себя любой стих:

Уже врата отверзло лето,

  3

Натура ставит общий пир,

  3

Земля и сердце в нас нагрето,

  3

Колеблет ветьви тих зефир,

12


- 16 -

Объемлет мягкий луг крилами,

3

Крутится чистый ток полями,

3

Брега питает тучный ил,

3

Древа и цвет покрылись медом,

3

Ведет своим довольство следом

(14+15)

× 2

Поспешно ясный вождь светил.

2

(Ломоносов 1959, 8: 103)


У раннего Ломоносова строки были выравнены как по числу ударений, так и по своей грамматической емкости. Одическое десятистишие с рифмовкой AbAbCCdEEd еще не обрело отчетливой логико-грамматической структуры, отражающей его членение: (2+2)+(3+3). В ломоносовских одах конца 1730 — начала 1740-х годов строфический период непроявлен: кривая межстрочных связей сплюснута и, кажется, кое-где готова перейти в прямую (см. рис. 1 и табл. 23; а также Шапир 1999а: 64, 77—78; 2000а: 173, 184—185). Но после того как разноударность строк стала нормой, они перестали быть грамматически эквивалентными даже в потенции. Ясно обозначились строфические позиции, на которых обычно встречаются сильные связи, и те, на которых по большей части сосредоточены связи слабые. Внутри строфы оформился четкий синтаксический ритм, создаваемый закономерным чередованием связей: сильная — слабая — сильная — слабая — средняя — сильная — слабая — средняя — сильная — слабая. И хотя эта схема межстрочных связей в чистом виде не реализована ни в одной строфе, основные закономерности в организации строфического периода она передает адекватно. Например:

Тогда от радостной Полтавы

(15+16)

× 2

Победы Росской звук гремел,

3

Тогда не мог Петровой славы

(14+15+17)

× 2

Вместить вселенныя предел,

3

Тогда Вандалы низложенны

(14+15)

× 2

Главы имели преклоненны

16

Еще при пеленах твоих;

3

Тогда предъявлено судьбою,

7

× 2

Что с трепетом перед Тобою

(16+16)

× 2

Падут полки потомков их.

1

(Ломоносов 1959, 8: 153)


Процесс формирования строфического периода тоже поддается количественной оценке и выражается в увеличении амплитуды колебания синтаксической кривой. Мерой структурированности строфы может служить среднее отклонение от среднего коэффициента грамматической связанности (σ):

- 17 -

у Ломоносова оно растет вместе с усилением межстрочной связанности и немного понижается в последний период — тогда же, когда связи между стихами опять становятся чуть слабее (см. табл. 13; а также Шапир 1999а: 71 примеч. 20; 2000а: 181 примеч. 20).

Рис.

Рис. 1. Синтаксический профиль строфы AbAbCCdEEd в одах Ломоносова

В рамках избранной системы — ее можно назвать синтаксическим способом организации стиха — тесноту межстрочных связей Ломоносов довел до предела. Приведу ярчайший пример. В «Оде ... 1752 года» поэт вспоминает день восшествия Елисаветы Петровны на престол:

Какому Ты подверглась бедству,

7

× 2

Монархиня, чтоб нас спасти.

1

Мы час тот ныне представляем;

3

Представив, вне себя бываем.

1

Надежда, радость, страх, любовь

   (14+14+14+14) × 2

Живит, крепит, печалит, клонит,

3

Противна страсть противну гонит,

3

Густеет и кипит в нас кровь!

2

(Ломоносов 1959, 8: 506)


В третьем и четвертом стихах с конца каждое сказуемое стои́т непосредственно под своим подлежащим: Надежда живит, радость крепит, страх печалит, любовь клонит. При нормальном порядке слов соседние стихи были бы связаны как простые предложения в составе бессоюзного сложного периода — вместо этого у Ломоносова через одну клаузулу проходят четыре предикативных связи6.

- 18 -

Таблица 2

Структура грамматических связей у Ломоносова в строфах AbAbCCdEEd (1741—1743 гг.)

Тип
связи

Строки (%)

В среднем

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

 1

 9,8

19,4

 7.7

57,1

13,9

31,1

34,2

 5,7

 7,1

84,8

24,9

 2

 –

 5,6

 –

 –

 –

 2,6

 2,6

 5,7

 –

12,1

 2,7

 3

12,2

33,3

23,1

11,4

22,2

15,8

18,4

20,0

11,9

 –

16,9

 4

 –

 –

 5,1

 –

 –

 5,2

 –

 –

 2,4

 –

 1,3

 5

 –

 8,3

 –

 –

 2,8

 –

 –

 –

 –

 –

 1,1

 6

 –

 –

 2,6

 –

 –

 –

 –

 –

 2,4

 –

 0,5

 7

12,2

 2,8

17,9

 2,9

 8,3

13,2

 7,9

17,1

14,3

 –

 9,9

 8

19,5

 8,3

 5,1

 5,7

 2,8

 2,6

10,5

 –

 7,1

 –

 6,4

 9

 –

 –

 –

 2,9

 –

 –

 –

 2,9

 –

 –

 0,5

10

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

11

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

12

 4,9

13,9

12,8

 5,7

27,8

15,8

 7,9

22,9

11,9

 –

12,3

13

 –

 –

 5,1

 –

 5,6

 2,6

 –

20,0

 –

 3,0

 3,5

14

 7,3

 5,6

 5,1

 5,7

 2,8

10,5

 5,2

 5,7

11,9

 –

 6,2

15

 4,9

 –

 2,6

 2,9

 2,8

 2,6

 2,6

 –

 4,8

 –

 2,4

16

19,5

 2,8

 7,7

 5,7

11,1

 7,9

 5,2

 –

26,2

 –

 9,1

17

 7,3

 –

 2,6

 –

 –

 –

 2,6

 –

 –

 –

 1,3

18

 2,4

 –

 –

 –

 –

 –

 2,6

 –

 –

 –

 0,5

19

 –

 –

 2,6

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 0,3

20

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

двойные

56,1

30,6

41,0

22,9

30,6

28,9

28,9

22,9

35,7

 –

29,8

сложные

20,0

 2,9

 8,2

 –

 2,9

 8,6

 8,6

 –

17,1

 –

 6,9

S̄

19,5

 8,3

14,6

 7,1

12,2

12,0

10,5

10,6

17,7

1,5

11,4

σ

 8,1

 3,1

 3,2

 4,3

 0,8

 0,6

 0,9

 0,8

 6,3

9,9

 3,9

N

35

35

35

35

35

35

35

35

35

33

348


Разумеется, усиление межстрочных связей не было для Ломоносова самоцелью. Он хотел вызвать определенное художественное впечатление, стремясь передать смятение чувств, охватывающих россиян при мысли об опасности, какой подвергала себя Елисавета, ради них отважившаяся на переворот: «<...> славные авторы, — поучал Ломоносов в „Риторике“, — нередко представляют одного человека, двумя <...> противными страстьми объятого» (Ломоносов 1952, 7: 201 и далее). Чтобы обнажить противоречивость эмоций, поэт отделил подлежащие от сказуемых, растасовав те и другие. Но сама возможность такой фигуры была подготовлена ритмико-синтаксическими сдвигами, которые произошли в поэтическом языке Ломоносова в середине 1740-х годов. Иначе подобное построение оставалось бы для Ломоносова неприемлемым, что по-своему подтверждают его ранние стихи из «Оды на прибытие Ея Величества ... из Москвы в Санктпетербург» (1742):

Мне вдруг ужасный гром блистает,

4

И купно ясный день сияет!

1

То сердце сильна власть страшит,

7

× 2


- 19 -

Таблица 3

Структура грамматических связей у Ломоносова в строфах AbAbCCdEEd (1746—1763 гг.)

Тип
связи

Строки (%)

Всего

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

 1

 2,6

15,4

 1,8

46,0

 4,0

 8,5

29,8

 5,7

 1,1

90,7

18,6

 2

 0,3

 0,7

 –

 2,1

 –

 0,9

 4,2

 0,3

 –

 6,2

 1,3

 3

 5,6

16,7

 7,4

10,9

 8,8

 6,5

15,2

11,5

 6,9

 2,3

 9,1

 4

 0,6

 3,7

 1,8

 2,1

 3,0

 2,9

 2,1

 5,1

 2,0

 –

 2,3

 5

 –

 0,7

 0,6

 3,2

 –

 0,6

 1,7

 1,0

 –

 –

 0,7

 6

 –

 0,7

 1,2

 –

 0,7

 0,9

 0,7

 0,3

 0,3

 –

 0,5

 7

 8,8

12,7

 8,9

 3,5

11,8

 4,4

 5,9

 8,1

 9,1

 –

 7,5

 8

10,0

 7,0

14,7

 5,6

10,8

 8,2

 7,3

 7,8

 9,4

 –

 8,3

 9

 3,2

 1,3

 0,3

 1,1

 4,4

 0,6

 1,7

 4,4

 –

 –

 1,7

10

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

11

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 0,7

 –

 –

 –

 0,1

12

 5,9

 8,4

 5,2

 8,8

12,8

 6,8

 8,3

16,6

 3,7

 0,4

 7,6

13

 5,9

 7,4

 6,4

 2,5

18,9

 6,5

 2,8

14,9

 6,6

 0,4

 7,3

14

19,4

 8,4

12,9

 4,6

 8,1

10,3

 8,0

 8,8

11,1

 –

 9,5

15

 7,9

 3,7

 6,1

 2,5

 4,7

 6,5

 1,8

 2,4

 9,7

 –

 4,8

16

22,3

10,0

23,9

 6,3

10,1

26,8

 5,9

11,5

26,9

 –

15,2

17

 5,3

 3,3

 6,7

 1,1

 1,0

 7,6

 3,5

 1,4

10,9

 –

 4,3

18

 2,3

 –

 1,5

 –

 1,0

 2,1

 0,7

 0,4

 2,3

 –

 1,1

19

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

20

 –

 –

 0,3

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 –

 0,0

двойные

80,9

46,8

70,2

25,3

58,2

59,7

29,8

51,4

69,1

 1,2

51,2

сложные

21,9

 7,4

17,0

 3,7

 9,6

20,4

 5,2

 8,1

21,5

 –

11,5

S̄

28,9

15,2

25,3

 8,7

18,9

25,1

11,1

17,5

29,2

 1,2

18,2

σ

10,7

 3,0

 7,1

 9,5

 0,7

 6,9

 7,1

 0,7

11,1

17,0

 7,4

N

270

270

270

270

270

270

270

270

270

258

2688


То кротость разум мой живит!

1

То бодрость страх, то страх ту клонит,

3

Противна мысль противну гонит!

1

(Ломоносов 1952, 7: 286)


Как видим, один и тот же лексико-семантический образ совсем по-разному преломляется синтаксически в 1742 г. и десятилетием позже.

Напрячь межстрочные связи сильнее, не приводя в постоянное противоречие стих и грамматику, было уже невозможно. Не удивительно поэтому, что у современников и последователей Ломоносова средний коэффициент межстрочной связанности понижен: в ломоносовских одах он равен 18,2; в сумароковских — 13,9; в державинских — 15,0 (обследовались произведения со строфой AbAbCCdEEd7 Так был сделан первый шаг к освобождению синтаксиса

- 20 -

от ритма: в поэзии Сумарокова и Державина ослабление грамматической связанности строк не сопровождалось повышенной ударностью. При этом синтаксические контуры десятистишия были сохранены младшими поэтами почти в неизменности, и даже разрыв между сильными и слабыми связями сократился не слишком: у зрелого Ломоносова σ = 7,4; у Сумарокова — 6,9; у Державина — 5,7 (подробнее см. Шапир 1998а: 55—57, 117, 120—121; 2000а: 375—377, 451, 453—454).

3. Вторая реформа стихотворного синтаксиса («Медный Всадник»). Новые принципы организации поэтической речи открыл автор «Медного Всадника». Однако в большинстве произведений, вышедших из-под его пера, он во многом оставался в рамках синтаксической системы, завещанной Ломоносовым: ее непреложность была окончательно преодолена только в 1830-е годы. Особую роль в этом сыграла последняя поэма Пушкина, в которой грамматическая связанность строк достигла уровня, дотоле неведомого. Раньше среди межстрочных связей всегда преобладали слабые — так было у Ломоносова и у других поэтов XVIII — первой трети XIX в., не исключая самого Пушкина (ср. Брик 1927, № 5: 33—34). Но в «Медном Всаднике» на всем его протяжении первое место по употребительности держат сильные связи, чья доля в заключительной части поэмы превышает 50% (см. табл. 47).

Надо подчеркнуть, что это усиление связанности было автономно от акцентного ритма. Насколько позволяют судить собранные данные, у раннего Пушкина прослеживается зависимость, уже известная нам по Ломоносову: чем выше ударность, тем слабее межстрочные связи. В первой части «Кавказского пленника» стихи связаны гораздо теснее, чем во второй (S̄i = 19,0; S̄ii = 13,7); в то же время доля полноударных строк в первой части поэмы — на 12% меньше (27,8% против 39,9%), а доля строк с двумя пиррихиями — на 5% больше (7,7% против 2,7%). Обратно пропорциональные отношения между ударностью стихов и теснотою их связи сохранялись в пушкинских стихах достаточно долго. Так, в первой песни «Полтавы» минимуму ударности сопутствует максимум связанности; наоборот, во второй песни минимум связанности обеспечен максимальной ударностью; третья песнь по обоим показателям занимает промежуточное положение.

По-видимому, хотя бы в какой-то степени эта зависимость существовала не только между частями одного произведения, но и между разными произведениями: в «Полтаве» метрические ударения реализуются реже, чем в «Кавказском пленнике», а грамматические связи в среднем оказываются сильнее. Но на петербургскую повесть Пушкина эта закономерность не простирается. Здесь не так много пиррихиев — ощутимо меньше, например, чем в «Евгении Онегине» (ср. Томашевский 1918: 156—157; Шенгели 1921: 53;

- 21 -

Тарановски 1953: таб. III; Лотман М. 1990: 47), — но это не ведет к ослаблению синтаксической связанности строк: она тут выше, чем в стихотворном романе или в других пушкинских поэмах8. В самом тексте «Медного Всадника» по плотности ударений лидирует первая часть, при том что коэффициент межстрочной грамматической связанности в ней тоже приближается к максимуму.

Таблица 4

Межстрочные грамматические связи в астрофических поэмах Пушкина (общие данные)

 

Средняя
ударность
стопы (%)

Грамматические связи (%)

S̄

N

слабые
(1—7)

средние
(8—13)

сильные
(14—20)

двойные

сложные

«Кавказский пленник», 1820—1821

Часть первая

80,0

34,4

29,0

36,6

48,3

11,9

19,0

362

Часть вторая

84,3

51,4

20,2

28,4

36,3

 9,3

13,7

300

Всего

82,0

41,9

25,2

33,0

43,0

10,7

16,6

662

«Полтава», 1828—1829

Песнь первая

79,1

38,5

20,9

40,6

51,6

15,2

20,1

508

Песнь вторая

83,5

48,0

18,4

33,6

43,1

10,0

15,7

490

Песнь третия

82,1

44,4

18,9

36,8

48,8

11,3

17,4

470

Всего

81,5

43,4

19,4

37,1

48,0

12,2

17,8

1468

«Медный Всадник», 1833

Вступление

80,7

30,8

22,1

47,1

50,0

 8,4

19,8

 95

Часть первая

82,2

29,0

23,3

47,7

62,7

15,4

23,1

162

Часть вторая

80,4

24,8

23,0

52,6

63,1

17,6

24,3

221

Всего

81,1

27,3

22,9

49,8

60,5

15,1

23,0

478


Это значит, что связанность строк в «Медном Всаднике» растет не за счет пропуска метрических ударений, а за счет обилия стихотворных переносов (enjambements). Давно замечено, что «поэма изобилует переносами» (Белый 1929: 145) и «глубокими смысловыми паузами на серединах стихов» (Измайлов 1930: 171; ср. Пумпянский 1939: 121; Рудаков 1979: 299; Булаховский 1954: 276; Тимофеев 1939: 216; 1941: 231; 1958: 396; 1982: 264; Поспелов Н. 1960: 248; Матяш 2001: 179). Они участвуют в композиции: по мере приближения к кульминации и развязке их количество и частотность растут.

- 22 -

Во вступлении к «Медному Всаднику» посредине строки обрывается 13% периодов (2 предложения из 15), в первой части поэмы такие периоды составляют уже 45% (25 предложений из 55), а во второй части их становится больше половины — 52% (42 предложения из 81). Усиливающаяся напряженность повествования отзывается напряженностью в синтаксических отношениях: во вступлении коэффициент межстрочной связанности — 19,8; в первой части — 23,1; во второй части — 24,3.

Нет сомнения, что переносы в «Медном Всаднике» выполняют экспрессивные и изобразительные функции, обретая порой прямую иконичность — там, где Нева выходит из своих берегов, синтаксис выходит из берегов стиха:

Погода пуще свирепела,

3

Нева вздувалась и ревела,

8

Котлом клокоча и клубясь,

13

И вдруг, как зверь остервенясь,

(8+15)

× 2

На город кинулась. | Пред нею

16

× 2

Всё побежало, | всё вокруг

(15+16)

× 2

Вдруг опустело — | воды вдруг

(14+15)

× 2

Втекли в подземные подвалы <...>

(Пушкин 1978: 14)9

3


Синтаксический слом усилен морфологически (ср. Поспелов Н. 1960: 209): когда река разливается, на смену затяжной серии имперфективных глаголов (шла, затопляла, свирепела, вздувалась, ревела, клокоча, клубясь) приходит не менее длинная серия глаголов совершенного вида (остервенясь, кинулась, побежало, опустело, втекли, хлынули, всплыл, погружен).

Вместе с тем вряд ли был прав Л. И. Тимофеев, пытавшийся приписать переносам характерологическое значение: по его мнению, рассогласованность грамматического и стихового членения отличает «интонационную тему» Евгения от «интонационной темы» Петра (см. Тимофеев 1939: 216—217; 1941: 230—232; 1958: 397; 1982: 265—266). На самом деле нетрудно убедиться, что в поэме разные ритмико-синтаксические стили не привязаны к конкретному персонажу или теме — чередование стилей отвечает темпу повествования, эмоциональному настрою либо перемене «декораций»:

| Несчастный

14

× 2

Знакомой улицей бежит

16


- 23 -

В места знакомые. | Глядит,

12

Узнать не может. | Вид ужасный!

1

Всё перед ним завалено;

3

Что сброшено, | что снесено;

3

Скривились домики, | другие

14

× 2

Совсем обрушились, | иные

14

× 2

Волнами сдвинуты; | кругом,

9

× 2

Как будто в поле боевом,

(8+15)

× 2

Тела валяются. | Евгений

14

× 2

Стремглав, не помня ничего,

12

× 2

Изнемогая от мучений,

(8+15)

× 2

Бежит туда, | где ждет его

(14+16)

× 2

Судьба с неведомым известьем,

8

Как с запечатанным письмом.

2

И вот бежит уж он предместьем,

4

И вот залив, | и близок дом...

1

Что ж это?... |

                         Он остановился.

1

Пошел назад и воротился.

1

Глядит... идет... еще глядит.

1

Вот место, | где их дом стоит,

3

Вот ива. | Были здесь вороты,

3

Снесло их, видно. | Где же дом?

2

И полон сумрачной заботы,

8

× 2

Все ходит, ходит он кругом,

12

Толкует громко сам с собою —

13

И вдруг, ударя в лоб рукою,

(8+15)

× 2

Захохотал. |

(Пушкин 1978: 18—19)


Фрагмент, отмеченный сильными, двойными и сложными связями, уступает место фрагменту, в котором доминируют связи слабые, одинарные и простые. Первому куску соответствуют удивление, тревога, поспешное движение героя (бежит, стремглав, бежит); кругом царит беспорядок, учиненный разбушевавшейся стихией. Фрагмент, идущий следом, описывает недоумение и заторможенность (Евгений остановился. // Пошел назад и воротился); вместо картины разрушения — пустота. Затем напряженность возрастает снова, межстрочные связи опять усиливаются, и фраза — а с нею абзац — разрешаются впечатляющим enjambement’ом, которым ознаменованы эмоциональный взрыв и умопомрачение героя.

Пушкин переносит синтаксические конструкции не только из строки в строку, но также из одного строфоида в другой (ср. Рудаков 1979: 314—315;

- 24 -

Таблица 5

Межстрочные грамматические связи в поэме Пушкина «Кавказский пленник» (1820—1821)

 

Грамматические связи (%)

S̄

N

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

двойные

сложные

Часть I

13,9

3,1

 9,9

4,5

0,9

0,5

1,7

10,4

2,4

8,5

7,8

9,0

3,5

18,6

5,4

48,3

11,9

19,0

362

Часть II

22,1

0,9

20,5

6,6

0,3

0,9

 7,9

1,5

7,9

3,0

9,4

4,2

12,4

2,4

36,3

 9,3

13,7

300

Всего

17,5

2,1

14,6

5,4

0,5

0,4

1,3

 9,3

2,0

8,2

5,7

9,1

3,8

15,9

4,1

43,0

10,7

16,6

662


Таблица 6

Межстрочные грамматические связи в поэме Пушкина «Полтава» (1828—1829)

 

Грамматические связи (%)

S̄

N

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

двойные

сложные

Песнь I

19,5

2,6

8,1

2,6

2,4

0,3

2,9

5,7

2,6

0,2

8,0

4,5

10,4

6,0

18,8

4,5

0,6

0,2

51,6

15,2

20,1

508

Песнь II

26,2

3,5

9,8

4,0

1,8

0,2

2,5

6,9

0,9

0,5

5,6

4,4

10,0

4,5

14,9

2,9

0,7

0,2

43,1

10,0

15,7

490

Песнь III

24,8

6,1

8,3

3,5

0,2

1,5

7,9

2,2

0,2

3,7

4,8

10,4

5,9

16,1

4,1

0,2

0,2

48,8

11,3

17,4

470

Всего

23,3

4,0

8,7

3,3

1,5

0,2

2,3

6,8

1,9

0,3

5,9

4,6

10,3

5,6

16,7

3,9

0,5

0,2

48,0

12,2

17,8

1468


Таблица 7

Межстрочные грамматические связи в поэме Пушкина «Медный Всадник» (1833)

 

Грамматические связи (%)

S̄

N

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

двойные

сложные

Вступление

13,5

7,7

2,9

3,8

2,9

5,8

1,0

9,6

5,8

 9,6

 7,7

21,2

6,7

1,0

1,0

 —

50,0

 8,4

19,8

 95

Песнь II

13,0

2,1

4,1

3,6

2,1

1,0

3,1

7,3

3,1

7,3

5,7

10,9

 7,3

24,9

2,6

1,0

0,5

0,5

62,7

15,4

23,1

162

Песнь III

10,9

3,6

4,7

4,0

0,4

1,1

9,5

4,0

3,6

5,8

15,0

10,6

21,2

5,5

0,4

63,1

17,6

24,3

221

Всего

12,1

2,4

5,1

3,7

0,9

1,0

2,1

8,0

3,1

5,9

5,8

12,6

 8,9

22,4

4,7

0,5

0,3

0,3

60,5

15,1

23,0

478


- 25 -

Томашевский 1958: 116—127)10. Когда предложение в языке Ломоносова удлинилось (в том числе, из-за удлинения слов), несовпадение конца стиха с концом строки превратилось из исключения в правило. В целом межстрочные связи усилились, однако самые слабые связи по-прежнему тяготели к клаузулам, которые теперь стали строже дифференцироваться в зависимости от их места в строфе (см. § 2). До тех пор пока стихотворный синтаксис Пушкина оставался в ломоносовском русле, сила межстрочных связей коррелировала с длиной предложения: в первой части «Кавказского пленника» (S̄i = 19,0) средняя длина простого предложения — 2,12 стиха; во второй части, где связи намного слабее (S̄ii = 13,7), простое предложение укорачивается в полтора раза — 1,44 стиха. Но в «Медном Всаднике» высокий коэффициент связанности не зависит от размеров простого предложения (1,78 стиха), в среднем примерно такого же, как в «Кавказском пленнике» (1,75 стиха). Слабее всего в последней поэме Пушкина связаны строки вступления, хотя именно тут протяженность предложения наиболее велика — 2,46 стиха (в первой части — 1,66; во второй — 1,67).

Синтаксический профиль строфоида AbAb в астрофических поэмах Пушкина

Рис. 2. Синтаксический профиль строфоида AbAb
в астрофических поэмах Пушкина

Вот почему нет ничего неожиданного в том, что рассогласование синтаксических и метрических членений в «Медном Всаднике» не ограничивается концами строк, но затрагивает и концы строфоидов: усиление связанности в поэзии зрелого Ломоносова — следствие компромисса между языком и стихом, а усиление связанности в поэзии позднего Пушкина — следствие их форсированного конфликта, о глубине которого можно судить по синтаксической структуре четверостиший AbAb (это самые распространенные строфоиды

- 26 -

в астрофических поэмах Пушкина). В «Кавказском пленнике» и «Полтаве» четверостишиям такой рифмовки присущ выраженный синтаксический ритм: после 1-й строки — сильная связь, после 2-й — слабая, после 3-й — сильнейшая, после 4-й — слабейшая. В «Медном Всаднике» этот ритм сломан: все связи становятся более или менее сильными, а различие между ними — непринципиальным (см. рис. 2 и табл. 8). Если у Ломоносова с усилением связанности амплитуда синтаксической кривой увеличивалась, то у Пушкина тот же процесс вызывал обратный эффект: в четверостишиях «Медного Всадника» среднее отклонение от среднего коэффициента связанности даже меньше, чем у раннего Ломоносова, — 2,9 (в «Кавказском пленнике» — 9,5; в «Полтаве» — 8,5). По своей грамматической емкости строки опять почти выравниваются: они безразличны к своему синтаксическому наполнению, независимо от положения в строфоиде11.

Стоит, однако, иметь в виду, что потенциальная синтаксическая эквивалентность стихов в «Медном Всаднике» имеет иную природу, чем в одах начала 1740-х годов. Во-первых, у Ломоносова равноемкость строк означает их синтаксическое подобие, а у Пушкина — синтаксическое разнообразие: в полноударных ломоносовских одах стихи чаще всего представляют собой простое предложение, а в «Медном Всаднике» их строение сильно варьируется12. Во-вторых, синтаксическая монотония у Ломоносова производна от монотонии ритмической: равноемкость стихов порождается их равноударностью. У Пушкина синтаксис куда менее зависим и от ритма ударных и безударных слогов, и от ритма частоударных и редкоударных строк. С. Е. Ляпин показал, что в первой строке строфы или строфоида повышенная ударность обусловлена грамматически: по статистике слова в начале предложения короче, чем в конце, и ударения располагаются гуще (см. Ляпин 1995; 2001: 138—142). Так можно объяснить максимум ударности на первой строке в четверостишиях «Кавказского пленника» или «Полтавы», но не «Медного Всадника», где этот показатель особенно высок (см. табл. 8), несмотря на то что c началом периода здесь совпадает начало всего лишь 1/3 строфоидов с рифмовкой AbAb. Ритм и синтаксис в них совершенно самостоятельны: первые строки, начинающие собой период, имеют точно такую же ударность, как и те, в которых продолжается период, начатый ранее; предпоследняя

- 27 -

строка этих четверостиший по своей ударности не отличается от последней, хотя предложение завершается с концом третьей строки в 10% случаев, а с концом четвертой строки — в 33%.

Таблица 8

Ритмико-синтаксическая структура четверостиший AbAb в астрофических поэмах Пушкина

Тип
связи

«Кавказский пленник»

«Полтава»

«Медный Всадник»

Строки (%)

Всего

Строки (%)

Всего

Строки (%)

Всего

1

2

3

4

1

2

3

4

1

2

3

4

слабые

20,5

60,5

14,9

86,5

42,8

31,5

54,6

18,2

86,5

51,0

12,6

34,8

25,0

36,4

12,9

средние

29,5

28,9

23,4

13,5

24,1

21,8

21,3

20,5

 8,7

18,4

12,6

26,1

33,3

22,7

 3,2

сильные

50,0

10,5

61,7

33,1

46,8

24,1

61,4

 6,7

36,8

75,0

43,5

50,0

45,5

 2,2

двойные

61,4

28,9

70,2

 2,7

43,4

64,5

33,3

68,2

11,5

46,6

70,8

56,5

54,2

54,5

61,3

сложные

13,2

18,4

 7,9

16,3

 3,8

23,1

 2,0

11,4

19,0

 9,5

19,0

10,0

14,5

S̄

22,9

10,0

28,1

 3,0

16,1

22,8

12,3

28,3

 4,7

17,1

28,2

20,6

21,4

19,9

22,6

σ

 6,8

 6,1

12,0

13,1

 9,5

 5,7

 4,8

11,2

12,4

 8,5

 5,6

 2,0

 1,2

 2,7

 2,9

N

38

38

38

37

151

104

104

104

102

412

21

21

21

20

83

Ударность
строки

3,42

3,34

3,24

3,11

3,28

3,35

3,30

3,32

3,13

3,27

3,57

3,10

3,29

3,29

3,31


Поскольку синтаксис межстрочных связей в «Медном Всаднике» перестраивался за счет переносов, это не могло не сказаться и на синтаксисе стихотворной строки (см. табл. 91213). Пока Пушкин избегал резко обострять противоречия между стиховым и синтаксическим членением, «вертикальные» и «горизонтальные» связи оставались независимыми друг от друга: усиление или ослабление межстрочной связанности было сопряжено с колебанием удельного веса разных ритмических форм, но не предполагало их коренного синтаксического преобразования. Это видно на примере «Кавказского пленника»: во второй части поэмы, где межстрочная связанность заметно ослабевает, синтаксические отношения внутри строки либо не претерпевают никаких изменений (см. табл. 9), либо ослабляются несущественно (см. табл. 11)14. Грамматической «спаянностью» строк «Медный Всадник» обязан

- 28 -

тому, что самая слабая связь легко отрывается от клаузулы и перемещается внутрь стиха — усиление межстрочной связанности автоматически приводит к ослаблению связей в середине строки. В наибольшей степени это касается IV формы: во вступлении к поэме s̄IV = 15,8 при S̄ = 19,8; в первой части s̄IV = 14,4 при S̄ = 23,1; во второй части s̄IV = 14,1 при S̄ = 24,3.

Таблица 9

Внутристрочные грамматические связи в поэме Пушкина «Кавказский пленник» (IV форма)

Тип
связи

Часть первая

Часть вторая

В целом

Место связи

Всего

Место связи

Всего

Место связи

Всего

1—2

1—3

2—3

1—2

1—3

2—3

1—2

1—3

2—3

 1

 2

 1

 3

 1

 1

 3

 1

 4

 2

 3

 5

 5

 4

 4

 9

 9

 4

 2

 1

 3

 2

 1

 3

 5

 6

 7

 2

 2

 2

 2

 4

 4

 8

 5

 8

 1

14

 3

 2

 1

 6

 8

10

 2

20

 9

12

 7

 8

27

 3

 6

 3

12

15

13

11

39

10

 1

 1

 1

 1

11

12

 7

 5

12

 4

 5

 9

11

10

21

13

 1

 1

 6

 8

 1

 6

 7

 1

 2

12

15

14

15

12

 7

34

13

18

 9

40

28

30

16

74

15

 4

 3

 8

15

 4

 3

 3

10

 8

 6

11

25

16

30

44

39

113

22

22

31

75

52

66

70

188

17

 4

12

 8

24

 5

 3

 7

15

 9

15

15

39

18

46

 5

68

119

22

 8

40

70

68

13

108

189

19

20

 1

 3

 4

 3

 3

 4

 3

 7

21

s̄

14,4

14,9

16,0

15,1

14,7

14,7

16,0

15,2

14,4

14,8

16,0

15,2

К-во
связей

136

95

152

384

86

63

105

254

223

158

257

638


Перестройка внутристихового синтаксиса была качественной, а не только количественной. В I форме (ее доля 34,3%) Пушкин в основном сохранил синтаксические параметры классического стиха: последняя контактная связь (то есть связь между соседними тактами) — самая сильная, а самая слабая — это связь между вторым и третьим тактом, разделяющая строку надвое (ср. Гаспаров 1981: 165—167; 2001: 134—136; Гаспаров, Скулачева 1993: 37—38; Скулачева 1996: 19—21; Шапир 1998а: 58—60; 2000а: 378—379; и др.). В «Медном Всаднике» своеобразие полноударных ямбов заключается лишь в том, что по краям строки связи ослаблены намного меньше, нежели в середине (см. рис. 3). Что же касается наиболее частотной IV формы (46,6%), то ее синтаксическая структура неизмеримо специфичнее. В трехударных стихах

- 29 -

Таблица 10

Внутристрочные грамматические связи в поэме Пушкина «Медный Всадник» (IV форма)

Тип
связи

Вступление

Часть первая

Часть вторая

В целом

Место связи

Всего

Место связи

Всего

Место связи

Всего

Место связи

Всего

1—2

1—3

2—3

1—2

1—3

2—3

1—2

1—3

2—3

1—2

1—3

2—3

 1

 5

 5

 2

13

15

 2

18

20

 2

 2

 2

 2

 2

 3

 1

 1

 2

 1

 3

 5

 5

 2

 7

 9

 4

 1

 1

 1

 1

 2

 2

 4

 4

 5

 6

 1

 1

 1

 1

 7

 1

 1

 2

 1

 3

 2

 2

 4

 8

2

1

 3

 2

 1

 3

 2

 2

 2

 6

 6

 3

 3

12

 9

1

3

 1

 5

 2

 5

 8

 4

 9

 2

15

 7

18

 3

28

10

11

12

2

 1

 3

 1

 1

 2

 2

 1

 3

 5

 1

 2

 8

13

1

 2

 3

 1

 4

 6

11

 3

 1

 3

 7

 5

 5

11

21

14

2

6

 3

11

 5

 4

 3

12

 8

 5

 5

18

15

15

11

41

15

3

 3

 6

 2

 1

 3

 6

 4

 8

 4

16

 9

 9

10

28

16

4

9

 7

20

12

18

 6

36

16

18

17

51

32

45

30

107

17

2

 2

 2

 3

 5

 4

 2

 3

 9

 6

 4

 6

16

18

8

3

22

33

11

 3

25

39

24

 3

36

63

43

 9

83

135

19

20

 2

 2

 1

 5

 3

 2

 5

 5

 4

 1

10

21

 2

 2

 2

 2

s̄

14,9

14,5

15,8

15,3

15,0

14,7

13,9

14,4

15,3

14,3

13,1

14,1

15,1

14,5

13,9

14,4

К-во
связей

23

14

41

88

42

38

60

140

76

51

93

220

141

113

194

448


классического типа последняя связь теснее первой: перед клаузулой концентрируются управление и согласование (ср. Гаспаров 1981: 164—165; 2001: 132—133; Гаспаров, Скулачева 1993: 38—40; 1999). Именно так обстоит дело в «Кавказском пленнике». В «Медном Всаднике» тоже есть немало строк с привычной синтаксической структурой (в начале поэмы они господствуют безраздельно):

16 (1—3), 18 (2—3)

<...> Товар запасливой торговли,

12 × 2

16 (1—3), 18 (2—3)

Пожитки бледной нищеты,

12 × 2

16 (1—2), 18 (2—3)

Грозой снесенные мосты,

12 × 2

16 (1—3), 18 (2—3)

Гроба с размытого кладбища

14 × 2

16 (1—2),   1 (2—3)

Плывут по улицам!

    Народ <...>

   (Пушкин 1978: 15)15

14 × 2


- 30 -

Рис.

Рис. 3. Синтаксический профиль контактных связей
в полноударных 4-стопных ямбах Пушкина

В первых четырех строках самая слабая из представленных связей регулярно приходится на клаузулу, а самая сильная — связывает последнее слово с предпоследним. Но к концу «Медного Всадника» связь между вторым и третьим тактом постепенно ослабевает, а между первым и вторым — усиливается. Всё больше становится строк вроде той, что завершает предыдущую цитату: <...> Дворцов и башен; корабли <...>; <...> Пустынных улиц, и светла <...> (вступление, стихи 32, 53); <...> Звать этим именем. Оно <...>; <...> Что был он беден, что трудом <...>; <...> Ума и денег. Что ведь есть <...>; <...> На город кинулась. Пред нею <...>; <...> Со славой правил. На балкон <...>; <...> Вливались улицы. Дворец <...>; <...> Его мечта... Или во сне // Он это видит? иль вся наша <...> (ч. I, стихи 18, 32, 36, 87, 108, 116, 151—152); <...> Готов был челн — и наконец // Достиг он берега. Несчастный <...>; <...> В места знакомые. Глядит <...>; <...> Скривились домики, другие // Совсем обрушились, иные // Волнами сдвинуты; кругом <...>; <...> Тела валяются. Евгений <...>; <...> Беды вчерашней; багряницей <...>; <...> На ближнем выместить. С дворов <...>; <...> Его стегали, потому <...>; <...> У Невской пристани. Дни лета // Клонились к осени. Дышал <...>; <...> Он прошлый ужас; торопливо <...>; <...> Большого дома. На крыльце <...>; <...> Бежать пустился. Показалось <...>; <...> На взморье виден. Иногда <...>; <...> Пустынный остров. Не взросло <...>; <...> Домишко ветхий. Над водою <...>; <...> И весь разрушен. У порога <...> (ч. II, стихи 36—37, 39, 43—45, 47, 73, 84, 111, 120—121, 132, 138, 180, 206, 212, 215, 219) и др. Из-за нагнетения таких фигур общий синтаксический профиль IV формы в «Медном Всаднике» противоположен классическому (см. рис. 4)16.

- 31 -

Синтаксический профиль 4-стопных ямбов Пушкина с пиррихием на третьей стопе

Рис. 4. Синтаксический профиль 4-стопных ямбов Пушкина
с пиррихием на третьей стопе

Освоение самых разных синтаксических возможностей привело к тому, что в последней поэме Пушкина нет ни одной ритмической формы, в которой не были бы опробованы все мыслимые типы разбиения строки между двумя предложениями. В I форме, как это следует из сказанного выше, поэт предпочитал синтаксическую паузу в середине стиха: <...> И вдаль глядел. Пред ним широко // Река неслася; бедный челн <...>; <...> Кругом шумел. И думал Он <...>; Прошло сто лет, и юный град <...>; <...> Свой ветхий невод, ныне там <...>; <...> Звучит приятно; с ним давно <...>; <...> Оно забыто. Наш герой <...>; <...> Ему в ту ночь, и он желал <...>; <...> Не так сердито... Сонны очи <...> (вступление, стихи 3—4, 11, 21, 29; ч. I, стихи 14, 22, 64, 67) и т. д. Однако граница между предложениями может быть и после первого такта, и после третьего: <...> Евгений. Он страшился, бедный <...>; <...> Обломки... Боже, боже! там <...>; <...> Вот ива. Были здесь вороты <...>; <...> Стал чужд. Весь день бродил пешком <...> (ч. I, стихи 131, 145; ч. II, стихи 59, 104); О чем же думал он? о том <...>; <...> Как воры, лезут в окна. Челны <...>; Прошла неделя, месяц — он <...> (ч. I, стихи 31, 95; ч. II, стих 97) и др. Для IV формы — мы это видели — характерны слабые связи перед последним тактом (ср. Рудаков 1979: 317), но не так мало есть стихов с паузой между первым и вторым фонетическим словом: <...> Но что ж, он молод и здоров <...>; <...> Того, чьей волей роковой <...>; <...> Ему, что грозного царя <...>; <...> Смятенье. К сердцу своему <...> (ч. I, стих 51; ч. II, стихи 153, 181, 200) и т. п. II и тем более III ритмическая форма [
′(
) и
′(
)] встречаются на порядок реже, но тенденция к их синтаксическому дроблению проводится еще настойчивей: строк, поделенных между простыми предложениями, среди стихов IV формы — 18%, среди стихов III формы — 21%, среди стихов II формы — 23%. Строки II и III формы (в отличие от IV) чаще всего разрезаются после первого такта: <...> Всё

- 32 -

Таблица 11

Внутристрочные грамматические связи в поэме Пушкина «Кавказский пленник» (I форма)

Тип
связи

Часть первая

Часть вторая

В целом

Место связи

Всего

Место связи

Всего

Место связи

Всего

1—2

1—3

1—4

2—3

2—4

3—4

1—2

1—3

1—4

2—3

2—4

3—4

1—2

1—3

1—4

2—3

2—4

3—4

 1

 2

 1

 3

6

 6

 2

 7

 9

 2

 1

 1

 1

 1

 3

 3

 3

 6

 4

13

17

 7

16

23

 4

 1

 1

 1

 1

 5

 6

 7

 4

 4

 4

 4

 8

1

 1

 2

 5

3

2

3

 1

 1

15

 5

4

2

 3

 1

 2

17

 9

 5

2

 6

 3

 1

17

 4

1

4

 3

 2

14

 9

3

10

 6

 3

31

10

 1

 1

 1

 1

11

1

 1

1

 1

12

 1

3

 5

 2

 4

15

 3

2

2

2

 2

 1

12

 4

5

2

 7

 4

 5

27

13

 3

2

1

 1

 7

2

 2

 4

 3

2

1

 2

 3

11

14

11

2

3

10

15

12

53

15

6

3

8

11

17

60

26

8

6

18

26

29

113

15

 8

2

2

 1

 1

 3

17

 6

2

4

3

 5

20

14

4

6

 4

 1

 8

37

16

23

7

4

 9

 8

21

72

18

4

12

7

12

27

80

41

11

16

16

20

48

152

17

 3

3

4

 3

 4

 4

21

14

1

4

5

 4

11

39

17

4

8

 8

 8

15

60

18

24

10

 7

43

84

17

11

 5

42

75

41

21

12

85

159

19

20

 3

 1

 4

 5

4

 1

10

 8

 4

 2

14

21

1

 1

 2

 1

 1

 2

s̄

15,0

14,4

14,7

13,6

14,8

16,4

15,1

14,3

13,5

14,7

11,7

14,8

16,3

14,5

14,7

14,0

14,7

12,5

14,8

16,3

14,8

К-во
связей

86

21

16

48

41

91

303

97

18

28

69

38

110

360

183

39

44

117

79

201

663


- 33 -

Таблица 12

Внутристрочные грамматические связи в поэме Пушкина «Медный Всадник» (I форма)

Тип
связи

Вступление

Часть первая

Часть вторая

В целом

Место связи

Всего

Место связи

Всего

Место связи

Всего

Место связи

 Всего

1—2

1—3

1—4

2—3

2—4

3—4

1—2

1—3

1—4

2—3

2—4

3—4

1—2

1—3

1—4

2—3

2—4

3—4

1—2

1—3

1—4

2—3

2—4

3—4

 1

1

 1

3

6

 1

10

 2

16

 1

19

 5

23

 2

30

 2

1

 1

1

 1

 1

 1

 3

 3

 3

1

 1

2

4

 1

 7

 1

 1

 1

 3

 3

 6

 2

11

 4

1

 1

2

 2

 1

 1

 4

 4

 5

 6

 7

1

 1

 2

 3

 5

 2

 4

 6

 8

1

2

2

 5

2

2

3

5

 1

13

 2

1

1

 2

1

 7

 5

3

3

 5

8

 1

25

 9

2

1

2

1

2

 8

3

1

2

1

 6

13

 5

2

1

 3

1

 2

14

10

4

3

 6

2

10

35

10

1

 1

1

 1

11

1

 1

 1

 1

12

1

2

 3

1

2

1

1

1

 4

10

 5

1

 4

2

 3

15

 6

4

1

 7

3

 7

28

13

2

1

1

3

 7

1

2

1

 1

 5

 3

 3

 6

3

 2

 4

15

14

3

1

1

1

1

 7

13

3

1

3

4

 3

27

 9

 5

4

 8

26

25

4

2

 8

9

12

60

15

3

1

1

 5

8

2

5

2

1

12

30

11

1

 5

2

 7

26

22

4

5

 8

3

19

61

16

3

2

1

5

2

8

21

7

3

6

3

5

 8

32

 7

3

4

 3

3

 6

26

17

8

11

11

10

22

79

17

2

2

1

1

2

 8

1

2

2

 5

 4

1

2

 4

11

 7

2

2

 2

5

 6

24

18

8

10

4

9

31

7

1

1

1

10

20

11

 3

4

25

43

26

1

1

14

8

44

94

19

1

 1

 1

 1

20

1

 1

1

 8

 9

 2

 4

 6

 3

 1

12

16

21

1

 1

 1

s̄

15,2

14,5

11,8

14,0

15,1

15,8

14,7

13,5

13,4

15,1

8,7

12,9

14,9

13,1

13,9

12,6

14,0

8,2

14,6

15,9

13,2

14,0

13,5

14,0

9,8

14,0

15,5

13,5

К-во
связей

24

8

8

27

10

25

102

50

14

16

32

19

55

186

64

8

7

47

20

61

207

138

30

31

106

49

141

495


- 34 -

побежало, всё вокруг // Вдруг опустело — воды вдруг <...>; <...> Захохотал. Ночная мгла <...>; <...> Не устоял. Мятежный шум <...>; <...> Не приходил. Он скоро свету <...> (ч. I, стихи 88—89; ч. II, стихи 65, 92, 103); Царь молвил — из конца в конец <...>; <...> Открылась, и Евгений мой <...> (ч. I, стих 118; ч. II, стихи 16). Но бывает, что во II и в III форме граница предложений помещается перед последним тактом: <...> Он наконец закрыл. И вот <...> (ч. I, стих 68); <...> «<...> Царям не совладеть». Он сел <...>; (ч. I, стих 111). Несколько раз «синтаксическая цезура» возникает в стихах VI формы [
′(
)]: <...> Не унималась; что река // Всё прибывала; что едва ли <...>; <...> Не за себя. Он не слыхал <...>; <...> Не примечал. Он оглушен <...>; <...> Там ни былинки. Наводненье <...> (ч. I, стихи 42—43, 133; ч. II, стихи 114, 213). Даже VII ритмическая форма [
′(
)], появляющаяся на страницах «Медного Всадника» единожды, синтаксически членится на полустишия: <...> Что сброшено, что снесено <...> (ч. II, стих 42)17.

Переносы стали своего рода «фирменным знаком» поэмы: кажется, не обращалось еще внимания на то, что «Медный Всадник» обрамлен двумя enjambement’ами: первая фраза поэмы содержит rejet (период, начатый выше, окончен посреди стиха), последняя фраза поэмы содержит contre-rejet (период, кончающийся ниже, начат посреди стиха). Синтаксические и стиховые членения то и дело не совпадают, но при том отчетливо соотносятся: предложения сравнительно коротки и соизмеримы с длиной стиха, а их границы смещены от клаузулы на слово, реже — на два. Такую систему организации поэтической речи — педалирующую рассогласованность языковых и стиховых единиц, обыгрывающую их «сдвинутость» относительно друг друга — есть все основания называть антисинтаксической.

4. Подготовка второй реформы стихотворного синтаксиса (онегинская строфа). Хотя синтаксическая реформа Пушкина осуществилась в последней из его поэм, подготавливалась она задолго и в разных произведениях, из которых важнейшее — это «Евгений Онегин» (1823—1830). С. Б. Рудаков был абсолютно прав, утверждая: «Чтобы проследить путь формирования бесстрофического стиха „Медного всадника“, надо отправляться от анализа онегинской строфы» (Рудаков 1979: 297).

Ближайший смысл этих слов лежит на поверхности. Первые строки, вводящие в сюжет «Медного Всадника», выросли из начала «Езерского» (1832), который был написан онегинской строфой (см. Измайлов 1930):

- 35 -

   Над омраченным Петроградом

16

× 2

Осенний ветер тучи гнал,

3

Дышало небо влажным хладом,

3

Нева шумела. Бился вал ||

16

О пристань набережной стройной,

8

Как челобитчик беспокойный

16

Об дверь судейской; дождь в окно

(14+16)

× 2

Стучал печально. Уж темно ||

(15+15)

× 2

Все становилось. В это время

9

× 2

Иван Езерский, мой сосед,

(14+16)

× 2

Взошел в свой тесный кабинет.

2

Однако ж род его и племя, ||

13

× 2

И чин, и службу, и года

17

× 2

Вам знать не худо, господа.

   (Пушкин 1978: 87)18

1


Симптоматично, что все границы четверостиший в этой строфе не совпадают с границами предложений19. Строфико-синтаксические противоречия усугубляются тем, что один раз рассогласование членений принимает форму contre-rejet (Бился вал // О пристань набережной стройной <...>), а другой раз — форму double-rejet, стоя́щего в ряду других переносов:

<...> Как челобитчик беспокойный
Об дверь судейской; | дождь в окно
Стучал печально. | Уж темно ||
Все становилось. | В это время
Иван Езерский, мой сосед <...>


Но дело не просто в генезисе нескольких строк из «Медного Всадника», которые берут начало в онегинской строфе «Езерского». Интерес представляют общие принципы языкового членения этой строфической формы. Принято думать, что в целом синтаксические паузы «поддерживают композицию онегинской строфы» (Тарлинская 1999/2000: 327). Это и верно, и неверно. С одной стороны, структуру строфы Пушкин мыслил по схеме 4+4+4+2: «Strof 4/croisés, 4 de suite 1.2.1. et deux» (Якушкин 1884: 331; РП: 293); в силу этого пониженный показатель межстрочной связанности после 4-го, 8-го и 12-го стихов можно считать проявлением строфико-синтаксической согласованности

- 36 -

(см. рис. 5 и табл. 13)20. С другой стороны, все границы между строфоидами внутри строфы равнозначны только метрически, но отнюдь не синтаксически: исследователи сходятся в том, что сильнее всего выделено первое четверостишие, а слабее всего — третье (см. Винокур 1941а; а также Томашевский 1934: 386; 1956в: 158; 1958: 118 и др.; Поспелов Н. 1960: 111 и др.; Постоутенко 1990; 1998: 150—151; Тарлинская 1999/2000: 326—329, 345—347). При этом сила связи между вторым и третьим четверостишием (S̄8 = 14,5) приблизительно равна силе связи между половинками первого четверостишия (S̄2 = 14,7), хотя с точки зрения стиха эти позиции неравноценны. А синтаксическая граница двух последних строфоидов (S̄12 = 16,2) оказывается даже слабее границы, рассекающей начальный строфоид пополам, — как тут не увидеть расхождения между грамматикой и поэтикой, которое ярко проступает при сравнении онегинской строфы и одической (см. рис. 1)!21

В «Евгении Онегине» Пушкин опробовал многие формы организации стихотворной речи, которые потом нашли себе широкое применение в «Медном Всаднике». Время от времени межстрочные переносы идут в «Онегине» целыми сериями, не такими длинными, как в последней поэме Пушкина, но всё же подчас вбирающими границы строфоидов и целых строф:

<...> Едва замѣтною струею

16

× 2

Віется паръ, и теплотой ||

16

× 2

Каминъ чуть дышетъ. Дымъ изъ трубокъ

14

× 2

Въ трубу уходитъ. Свѣтлый кубокъ

14

× 2

Еще шипитъ среди стола.

1

<...> И вмѣстѣ нѣсколько минутъ

(14+16)

× 2

Они сидятъ. Слова нейдутъ ||

16

Изъ устъ Онѣгина. Угрюмой,

12

× 2


- 37 -

Синтаксический профиль строфы в «Евгении Онегине» (гл. 1—8)

Рис. 5. Синтаксический профиль строфы в «Евгении Онегине» (гл. 1—8)

Неловкій, онъ едва, едва

(14+15)

× 2

Ей отвѣчаетъ. Голова

(14+18)

× 2

Его полна упрямой думой.

1

<...> И Ленскій, жмуря лѣвый глазъ,

(8+14)

× 2

Сталъ также цѣлить — но какъ разъ

15

× 2

Онѣгинъ выстрѣлилъ... Пробили ||

14

× 2

Часы урочные: поэтъ

14

× 2

Роняетъ, молча, пистолетъ,

12

XXXI.

На грудь кладетъ тихонько руку

13

И падаетъ. Туманный взоръ

14

× 2

Изображаетъ смерть, не муку.

1

(Пушкин 1837: 134, 256—257, 191)


В кульминационных местах романа — например, в только что процитированной сцене дуэли или в эпизоде гадания и сна Татьяны (см. Шапир 1999/2000: 353—354) — переносы наделяются тем же экспрессивно-семантическим ореолом, какой позднее они будут иметь в «Медном Всаднике»:

Споръ громче, громче: вдругъ Евгеній

(14+15)

× 2

Хватаетъ длинный ножъ, и вмигъ

15

× 2

Поверженъ Ленскій; страшно тѣни

(14+15)

× 2

Сгустились; нестерпимый крикъ ||

14

× 2

Раздался... хижина шатнулась...

2

  (Пушкин 1837: 153)


- 38 -

Таблица 13

Структура грамматических связей в строфе «Евгения Онегина» (главы 1—8)

Тип
связи

Строки (%)

Всего

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

 1

 8,8

16,9

 6,4

40,0

11,8

 8,1

13,9

27,5

10,3

10,8

 8,2

13,9

 7,3

76,0

17,6

 2

 0,7

 2,0

 0,4

 3,9

 2,2

 0,5

 1,8

 4,5

 0,7

 0,5

 1,9

 2,5

 0,5

19,1

 2,7

 3

12,9

17,9

 6,4

17,1

12,8

10,9

13,0

11,9

11,0

13,5

 9,1

14,4

11,3

 0,9

11,7

 4

 2,8

 4,5

 3,3

 5,5

 2,4

 7,2

 3,2

 2,5

 4,4

 5,5

 6,1

 5,7

 4,2

 4,1

 5

 0,2

 1,7

 0,9

 1,8

 0,5

 1,4

 1,1

 2,0

 1,0

 1,2

 0,5

 1,0

 0,7

 1,0

 6

 0,5

 0,4

 0,5

 0,5

 0,5

 0,2

 0,5

 0,2

 0,9

 0,5

 0,3

 7

 3,7

 4,0

 3,1

 2,6

 2,4

 3,2

 1,8

 2,7

 4,7

 3,9

 2,8

 2,2

 4,2

 0,3

 3,0

 8

 9,4

10,0

 7,3

 3,1

 9,2

 5,8

 9,5

 5,7

 9,3

 8,7

 7,3

 5,9

 9,9

 0,6

 7,3

 9

 3,0

 2,7

 2,0

 1,6

 5,8

 3,0

 2,5

 0,7

 3,9

 4,1

 0,9

 2,2

 0,5

 2,4

10

 0,5

 0,2

 0,1

11

 0,2

 0,5

 0,8

 0,7

 0,2

 0,9

 0,2

 0,7

 0,5

 1,2

 0,2

 0,4

12

 6,7

 8,0

 6,0

 5,5

11,1

 7,2

 8,4

 5,7

10,8

 8,0

 9,6

 8,7

 4,7

 0,9

 7,3

13

 3,5

 5,2

 7,1

 1,3

 7,2

 6,7

 5,5

 5,7

 5,6

 6,7

 9,4

 7,9

12,0

 1,2

 6,2

14

13,4

 7,7

13,3

 4,7

 9,2

11,5

10,9

 6,9

10,3

10,4

11,2

10,1

11,1

 9,5

15

 8,8

 4,2

11,1

 1,3

 4,8

 6,0

 6,8

 6,2

 6,4

 7,5

 6,3

 4,7

 6,6

 0,3

 5,9

16

19,4

10,7

25,3

 7,3

16,4

19,4

16,8

12,6

13,7

13,7

19,0

15,3

19,1

 0,6

15,3

17

 6,2

 2,7

 6,4

 3,1

 2,7

 7,6

 3,0

 4,7

 6,4

 3,1

 4,9

 3,2

 7,5

 0,3

 4,5

18

 0,2

 0,2

 0,2

 0,9

 0,7

 0,2

 0,7

 0,7

 0,5

 0,5

 0,5

 0,4

19

20

 0,5

 0,2

 0,2

 0,5

 0,9

 0,2

 0,2

двойные

65,4

42,0

65,1

24,9

54,8

56,6

49,3

37,9

52,7

50,6

50,6

38,4

50,4

 1,7

46,7

сложные

15,6

 7,4

18,3

 4,4

10,4

15,4

12,4

 3,8

11,9

10,8

12,5

10,2

13,6

 0,6

10,9

S̄

22,9

14,7

25,9

 9,0

18,8

22,0

19,7

14,5

19,3

18,7

21,1

16,2

21,2

 1,9

17,6

σ

 5,3

 2,9

 8,3

 8,6

 1,2

 4,4

 2,1

 3,1

 1,7

 1,1

 3,5

 1,4

 3,6

15,7

 4,5

N

366

366

366

364

364

364

364

362

361

361

361

362

361

343

5065


Наиболее эффектное использование междустрофного переноса в качестве ритмико-синтаксического курсива заключает в себе 3-я глава. В момент наивысшего напряжения пушкинский ритм достигает глубокой метафоричности, создавая иллюзию одышки; читатель вместе с Татьяной принужден перевести дух после безостановочного продвижения по длинной цепи сказуемых и дополнений, звенья которой нередко разорваны стихоразделами:

<...> Летитъ, летитъ; взглянуть назадъ ||

15

× 2

Не смѣетъ; мигомъ обѣжала

17

× 2

Куртины, мостики, лужокъ,

12

Аллею къ озеру, лѣсокъ,

13

Кусты сирень переломала, ||

8

По цвѣтникамъ летя къ ручью

13

И задыхаясь, на скамью

(8+15)

× 2

XXXIX.

Упала...

             «Здѣсь онъ! здѣсь Евгеній!<...>»

1

(Пушкин 1837: 102)


- 39 -

Сказуемое упала от субъекта действия (Татьяна) отстоит на 9 строк; помимо переноса, оно выделено обратным порядком слов: <...> на скамью // Упала...

Таблица 14

Структура грамматических связей в строфе «Езерского» (стихи 1—210)

Тип
связи

Строки (%)

Всего

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

 1

 6,7

 5,6

25,0

11,8

 5,6

31,3

22,2

 5,6

 6,3

 6,3

100,0

15,2

 2

12,5

 5,6

 6,3

12,5

 2,6

 3

20,0

 5,6

 6,3

 5,6

 6,3

 6,7

16,7

 6,3

 5,9

 5,6

 4

 5,6

 6,3

12,5

 5,9

 2,2

 5

13,3

 5,6

18,8

 5,9

 5,6

11,1

 5,6

 6,3

 5,2

 6

 6,3

 6,3

 0,9

 7

20,0

11,1

11,8

 5,6

 5,6

13,3

 6,3

 5,9

 5,6

 8

18,8

20,0

11,8

 5,6

12,5

20,0

 5,6

 6,3

 6,9

 9

 5,6

13,3

 6,3

 5,9

 2,2

10

11

 6,3

 6,3

 0,9

12

12,5

11,8

 5,6

12,5

 6,7

12,5

 6,3

 4,8

13

 6,3

13,3

 5,6

 6,3

11,8

11,1

 5,6

 6,7

 6,3

25,0

17,6

 8,2

14

12,5

22,2

 5,9

11,1

18,8

11,1

13,3

27,7

 6,3

 5,9

10,0

15

12,5

 5,6

 6,3

11,8

 5,6

16,7

11,1

 5,9

 5,6

16

31,3

27,7

12,5

17,6

33,3

18,8

11,1

20,0

27,7

31,3

12,5

41,2

20,8

17

 6,7

11,1

 6,3

 5,6

 6,3

11,8

 3,5

18

19

20

двойные

87,5

60,0

72,2

25,0

58,8

33,3

25,0

44,4

66,7

66,7

43,8

31,3

52,9

48,1

сложные

 6,7

13,3

 6,7

13,3

13,3

 6,7

20,0

20,0

 6,7

 6,7

 6,7

 8,6

S̄

26,3

12,3

27,5

10,9

20,5

19,5

13,1

18,9

18,9

25,5

17,5

14,4

24,7

 1,0

18,0

σ

 6,3

 5,7

 9,5

 7,1

 2,5

 1,5

 4,9

 0,9

 0,9

 7,5

 0,5

 3,6

 6,7

17,0

 5,3

N

15

15

15

15

15

15

15

15

15

15

15

15

15

14

209


Серии переносов распределены по тексту «Онегина» неравномерно. В начале романа enjambement’ы встречаются редко и не более, чем по два сразу. Первый раз три переноса подряд (rejet + double-rejet + contre-rejet) появляются к концу 3-й главы:

<...> Сперва тщеславіе кольнемъ ||

16

× 2

Надеждой, тамъ недоумѣньемъ

(15+16)

× 2

Измучимъ сердце, а потомъ

15

× 2

Ревнивымъ оживимъ огнёмъ <...>

4

 (Пушкин 1837: 88—89)


Далее в той же главе есть еще одна серия переносов (ср. Поспелов Н. 1960: 134). Она длиннее предыдущей на один double-rejet:

Но вотъ ужъ луннаго луча ||

(15+16)

× 2

Сіянье гаснетъ. Тамъ долина

(14+15)

× 2


- 40 -

Сквозь паръ яснѣетъ. Тамъ потокъ

(14+15)

× 2

Засеребрился; тамъ рожокъ

(14+15+18)

× 2

Пастушій будитъ селянина.

4

(Пушкин 1837: 97—98)


Знаменательно, что к междустрофным переносам Пушкин тоже прибегает впервые только в 3-й главе, в строфах VII—VIII и XXXVIII—XXXIX (ср. двоеточия на концах строф XVI и XXXI)22.

Многие ритмико-синтаксические параметры «романа в стихах» предвосхищают стиль «Медного Всадника». Динамика коэффициента межстрочной связанности по разным главам «Онегина» (см. табл. 15) не зависит от средней ударности строки (ср. Лотман М. 1990: 47). Строфический период в большой мере если не разрушен, то «смазан»: по тесноте синтаксических связей между стихами (S̄ = 17,6) роман сравним с ломоносовской одой (S̄ = 18,2), но размах колебания синтаксической кривой в строфе «Онегина» (σ = 4,5) значительно меньше, чем у зрелого Ломоносова (σ = 7,4) или его последователей (см. § 2). При этом за семь лет, пока продолжалась работа над «Онегиным», межстрочные связи в романе последовательно усиливались, а синтаксическая кривая — сглаживалась (ср. рис. 6 и 723): в первых четырех главах S̄i–iv = 16,9 при σi–iv = 5,2; в четырех последних главах S̄v—viii = 18,4 при σv–viii = 4,5 (напомню, что у Ломоносова среднее отклонение σ прямо зависело от величины S̄). А это значит, что в «Онегине» рост коэффициента связанности происходил благодаря ослаблению синтаксических «пауз» между строфами и строфоидами: связи после 4-го, 8-го, 12-го и 14-го стиха в заключительной главе сильнее, чем в первой (см. табл. 15 и рис. 8). Особенно упрочились связи после четверостиший перекрестной (AbAb) и опоясывающей (EffE) рифмовки, а показатель межстрофной связанности в конце романа (S̄14 = 3,5) уже не слишком уступает показателю связанности между первыми двумя строфоидами в начале романа (S̄4 = 4,8).

- 41 -

Таблица 15

Динамика грамматических связей в строфе «Евгения Онегина» (по главам)

 

Главы

Всего

1-я

2-я

3-я

4-я

5-я

6-я

7-я

8-я

S̄1

20,6

26,0

18,3

20,6

22,7

27,2

22,7

25,1

22,9

S̄2

15,4

17,4

11,5

13,7

18,2

13,1

17,5

11,0

14,7

S̄3

24,4

29,5

22,8

24,0

28,3

27,4

27,4

24,1

25,9

S̄4

 4,8

 6,7

 5,1

 9,0

11,6

12,0

12,1

10,8

 9,0

S̄5

15,3

16,2

12,5

16,9

25,5

22,0

20,0

21,8

18,8

S̄6

21,6

26,1

23,9

20,4

23,6

20,4

22,1

19,2

22,0

S̄7

15,8

16,8

16,5

23,8

19,3

28,0

18,1

19,9

19,7

S̄8

16,2

13,8

13,7

11,7

17,2

14,2

11,0

17,2

14,5

S̄9

21,7

21,2

15,8

19,2

18,8

19,2

18,1

19,8

19,3

S̄10

19,9

17,3

16,1

19,5

17,9

16,8

17,0

24,2

18,8

S̄11

18,5

28,6

19,7

24,8

14,5

24,9

17,0

23,0

21,1

S̄12

12,7

 9,1

17,2

15,9

18,9

17,5

19,1

19,1

16,2

S̄13

22,1

25,8

24,8

16,3

19,6

22,3

18,6

21,1

21,2

S̄14

 1,1

 1,3

 2,8

 1,5

 1,6

 2,0

 1,7

 3,5

 1,9

двойные

43,2

50,6

40,7

48,4

49,6

50,4

45,9

45,7

46,7

сложные

 9,8

10,5

10,2

 8,5

13,2

12,0

11,6

11,5

10,9

S̄

16,5

18,3

15,8

17,0

18,5

19,2

17,4

18,6

17,6

σ

 4,8

 6,8

 4,7

 4,7

 4,1

 5,5

 3,9

 4,5

 4,5

N

752

545

566

598

585

599

725

695

5065


Представление о том, как менялась синтаксическая система «Онегина», можно получить, сравнив первые его строфы с последними:

Такъ думалъ молодой повѣса,

8

Летя въ пыли на почтовыхъ,

8

Всевышней волею Зевеса

16

× 2

Наслѣдникъ всѣхъ своихъ родныхъ. —

1

Друзья Людмилы и Руслана!

1

× 2

Съ героемъ моего романа

9

× 2

Безъ предисловій сей же часъ

(16+16+16)

× 2

Позвольте познакомить васъ:

3

Онѣгинъ, добрый мой пріятель,

14

× 2

Родился на брегахъ Невы,

7

Гдѣ, можетъ быть, родились вы,

13

Или блистали, мой читатель!

1

Тамъ нѣкогда гулялъ и я:

4

Но вреденъ сѣверъ для меня.

1

   (Пушкин 1837: 2)


- 42 -

Средний коэффициент межстрочной связанности

Рис. 6. Средний коэффициент межстрочной связанности S̄
(по главам «Евгения Онегина»)

Рис.

Рис. 7. Среднее отклонение от среднего коэффициента межстрочной связанности σ
(по главам «Евгения Онегина»)

Тут конец каждого четверостишия совпадает с концом предложения. В заключительных строфах романа не так:

Прости жъ и ты, мой спутникъ странный,

13

И ты, мой вѣрный идеалъ,

13

И ты, живой и постоянный,

8

× 2

Хоть малый трудъ. Я съ вами зналъ ||

17

× 2

Все, что̀ завидно для поэта:

11

Забвенье жизни въ буряхъ свѣта,

12

Бесѣду сладкую друзей.

1

Промчалось много, много дней ||

16

Съ тѣхъ поръ, какъ юная Татьяна

13

× 2

И съ ней Онѣгинъ въ смутномъ снѣ

(14+16)

× 2

Явилися въ первые мнѣ —

4

И даль свободнаго романа ||

9

× 2


- 43 -

Динамика связанности строфоидов в составе онегинской строфы

Рис. 8. Динамика связанности строфоидов в составе онегинской строфы

Я сквозь магическій кристалъ

(14+16+17)

× 2

Еще не ясно различалъ.

  (Пушкин 1837: 279—280)

1


Всё это дает нам право смотреть на онегинскую строфу как на школу синтаксических сдвигов, которая подготовила Пушкина к созданию «Медного Всадника».

Именно подготовительная («онегинская») стадия второй реформы стихотворного синтаксиса оказала основное влияние на поэзию XIX в. У всех, кто писал онегинской строфой после Пушкина, иерархия стиховых членений не совпадает с иерархией грамматической: позиции, тождественные в метрическом отношении, не всегда тождественны синтаксически, и наоборот. При этом лишь двое — Лермонтов («Моряк», 1832; «Тамбовская казначейша», 1838) и М. Стахович («Былое», 1858) — углубили (хотя и не выравняли) синтаксические границы между строфоидами; у других поэтов четверостишия и заключительное двустишие связаны еще тесней, чем у Пушкина (ср. Пейсахович 1969; Постоутенко 1998: 149—152). В качестве иллюстрации приведу 14 строк из пародии Д. Минаева «Евгений Онегин нашего времени» (гл. 3-я, строфа VI):

«<...> Ну, духота! Потъ льется градомъ...<»>

1

Потомъ онъ вынулъ свой платокъ,

12

Стеръ потъ съ лица, сѣлъ съ Таней рядомъ

13

И началъ длинный монологъ ||

16

О томъ, что физикъ Маттеучи

14

× 2

Былъ яркимъ солнцемъ въ темной тучѣ,

5


- 44 -

Что всѣмъ намъ праотецъ — полипъ,

6

И что похожъ на мелкій грибъ ||

14

× 2

Acetabulum извѣстковый,

5

Что отъ несчастій всѣхъ народъ

(16+17)

× 2

Ассоціація спасетъ,

5

Что реалистъ закалки новой — ||

14

× 2

Иль пьянства мрачнаго поэтъ,

13

× 2

Иль геніальный Архимедъ.

1

(Минаев 1866: 38—39)


Немаловажно, что синтаксическая проницаемость метрических границ в «романе» Минаева возрастает не только на стыке строфоидов, но также на стыке строф: по интенсивности междустрофных переносов пародия превосходит оригинал (в пушкинском «Онегине» S̄14 = 1,9; в четырех главах «Онегина нашего времени» S̄14 = 3,4).

Впрочем, это было лишь расшатыванием старой, «классической» системы стихотворного синтаксиса. Новая система, заявившая о себе в «Медном Всаднике», — Л. А. Булаховский усматривал в ней «одну из примет „романтического“ синтаксиса» (Булаховский 1954: 279 и др.) — сколько-нибудь широко была усвоена русской поэзией только в «серебряном веке»24. Преемственность зачастую была осознанной, как в «Подражательной вариации» Пастернака (1918; см. Рудаков 1979: 322):

    На берегу пустынных волн

16

× 2

Стоял он, дум великих полн.

1

Был бешен шквал. | Песком сгущенный,

8

× 2

Кровавился багровый вал.

1

Такой же гнев обуревал

17

× 2

Его, | и, чем-то возмущенный,

8

× 2

Он злобу на себе срывал.

1

<...> Еще не выпавший туман

14

× 2

Густые целовал ресницы.

1

Он окунал в него страницы

16

Своей мечты. | Его роман

14

× 2


- 45 -

Вставал из мглы, | которой климат

(14+17)

× 2

Не в силах дать, | которой зной

(14+17+18)

× 2

Прогнать не может никакой <...>

5

   (Пастернак 1990: 167—168)


Среди поэтов XX в. нашлись те, кто отважился вслед за Пушкиным сделать переносы из исключения правилом. Одной из первых была Цветаева, в чьих произведениях синтаксическая пауза часто перемещается внутрь стиха. Так, в знаменитом цветаевском стихотворении («Тоска по родине! Давно...», 1934) самая слабая грамматическая связь в части строк сдвинута «вправо» от клаузулы на слог или на два. Она кажется тем более «рельефной», когда локализована после моносиллаба, образующего неметрическое ударение. Ритм здесь аккомпанирует синтаксису:

Мнѐ совершенно все равно —

7

× 2

Гдѐ совершенно одинокой

(15+16)

× 2

Бы̀ть, по каким камням домой

(15+16)

× 2

Брести с кошелкою базарной

16

В до̀м, и не знающий, что — мой,

8

Как госпиталь или казарма.

1

Мнѐ все равно, каких среди

(16+18)

× 2

Лѝц ощетиниваться пленным

18

× 2

Льво̀м, из какой людской среды

16

× 2

Бы̀ть вытесненной — непременно —

16

В себя, в единоличье чувств.

(Цветаева 1994: 315)25

1


Чтобы контраст усилить, слабой связи в середине стиха предшествует сильная связь на клаузуле, допустим — согласование: <...> ощетиниваться пленным // Львом <...>; Так край меня не уберег // Мой, что и самый зоркий хищник <...> (Цветаева 1994: 315, 316)26.

Наконец, в «серебряном веке» были узаконены такие явления поэтической грамматики, тиражирование которых состоялось на следующем этапе эволюции стихотворного синтаксиса. В этой связи заслуживают упоминания внутрисловные переносы в стихах Анненского и раннего Маяковского, у Кузмина и Шершеневича, у той же Цветаевой, в верлибрах Г. Оболдуева и т. д.

- 46 -

(см. Шапир 1990в: 67—68; 1995а: 9—10, 19, 24—25; 2000а: 39, 49, 55, 97—98, 121 примеч. 11). А некоторые пространные периоды, разворачивающиеся словно без оглядки на стих, уже прямо предсказывают очередную кардинальную перестройку поэтического синтаксиса:

Не верили, — считали, — бредни,

13

Но узнавали: от двоих,

12

× 2

Троих, от всех. Равнялись в строку

(14+16)

× 2

Остановившегося срока

9

× 2

Дома чиновниц и купчих,

12

Дворы, деревья, и на них

16

× 2

Грачи, в чаду от солнцепека

9

× 2

Разгоряченно на грачих

(15+16+16)

× 2

Кричавшие, чтоб дуры впредь не

20

× 2

Совались в грех.

                              И как намедни

8

× 2

Был день. Как час назад. Как миг

15

× 2

Назад. Соседний двор, соседний

18

× 2

Забор, деревья, шум грачих.

1

  (Пастернак 1990: 352)


5. Третья реформа стихотворного синтаксиса («Пенье без музыки»). Последние по времени радикальные изменения в русском стихотворном синтаксисе связаны с именем И. Бродского. Новый синтаксический стиль в его стихах прокладывал себе дорогу около десяти лет. На протяжении 1960-х годов Бродский ставил всё более смелые эксперименты по удлинению поэтической фразы и осваивал всё более резкие межстрочные и межстрофные enjambement’ы: он отрывал то предлог от существительного, то отрицательную частицу от глагола, то союз от присоединяемого предложения, а в редких случаях делил слово между стихами или даже строфами («На смерть Т. С. Элиота», 1965; «Волосы за висок...», 1967). В 4-стопном ямбе первый опыт нового стиля относится к середине 1960-х: в стихотворении «Он знал, что эта боль в плече...» (1964 или 1965) из десяти четверостиший abab точкой оканчиваются лишь четыре (S̄ = 22,6; σ = 3,2). Но апофеозом этой ритмико-синтаксической манеры, сообщающей стихам Бродского моментальную узнаваемость, стала написанная в 1970 г. поэма «Пенье без музыки»27.

- 47 -

Метафорически отличие Бродского от Пушкина можно сформулировать так: в «Медном Всаднике» синтаксис выходит из берегов стиха, в «Пенье без музыки» он кажется безбрежным. Конструкции разливаются по тексту, словно не знают никаких версификационных ограничителей (ср. Smith 1999: 19). Перетекая из стиха в стих, из строфы в строфу, первая фраза поэмы заканчивается посередине 20-й строки (а самый длинный период обнимает 23 стиха с половиной):

Когда ты вспомнишь обо мне

16

× 2

в краю чужом — хоть эта фраза

14

× 2

всего лишь вымысел, а не

20

× 2

пророчество, о чем для глаза,

8

× 2

вооруженного слезой,

(16+16)

× 2

не может быть и речи: даты

9

× 2

из омута такой лесой

(16+16+17)

× 2

не вытащишь — итак, когда ты

14

× 2

за тридевять земель и за

20

× 2

морями, в форме эпилога

7

× 2

(хоть повторяю, что слеза,

14

× 2

за исключением былого,

8

× 2

все уменьшает) обо мне

(16+16+16)

× 2

вспомянешь все-таки в то Лето

(13+18)

× 2

Господне и вздохнешь — о не

(8+20)

× 2

вздыхай! — обозревая это

(17+18)

× 2

количество морей, полей,

8

× 2

разбросанных меж нами, ты не

20

× 2

заметишь, что толпу нулей

17

× 2

возглавила сама.

                          В гордыне <...>

18

× 2

(Бродский 1992, II: 232)


В «Пенье без музыки» есть предложения очень длинные и очень короткие, но и последние далеко не всегда согласуются с метрическими границами:

Вот место нашей встречи. Грот

18

× 2

заоблачный. Беседка в тучах.

1

Приют гостеприимный. Род

16

× 2

угла; притом, один из лучших

16

хотя бы уже тем, что нас

17

× 2

никто там не застигнет. Это

14

× 2


- 48 -

лишь наших достоянье глаз,

8

верх собственности для предмета.

14

× 2

(Бродский 1992, II: 232)


Как мы помним, в «Медном Всаднике» синтаксические членения хотя и не совпадали с версификационными, но целенаправленно с ними соотносились, — в «Пенье без музыки» грамматика по отношению к стиху демонстративно индифферентна.

Первое, что бросается в глаза у Бродского, — новое качественное усиление межстрочных связей, еще более заметное на фоне его «Петербургского романа» (1961), который тоже написан четверостишиями перекрестной рифмовки, с той разницей, что «Пенье без музыки» начинается с мужского стиха (aBaB), а «Петербургский роман» — с женского (AbAb). В этой ранней поэме Бродского средний коэффициент связанности строк невелик — 15,0, тогда как в «Пенье без музыки» он подскакивает до 31,4 (см. табл. 16)28. Сильных межстрочных связей в 1961 г. была только треть, а в 1970-м — уже две трети (в «Медном Всаднике» их около половины). Если взять «Петербургский роман», самая сильная связь там — 18-я (согласование), и встречается она очень редко (ее доля 0,5%). В «Пенье без музыки» стихи согласуются раз в 20 чаще (9,2%), и столь же законной здесь становится связь между предлогом, союзом, частицей и словом или предложением, к которому они относятся (№ 20). Сверх того, на правах раритетов дважды встречаются внутрисловные переносы. Один из них делит на части слово, при нейтральном произношении одноударное; с непривычки Бродский сбивается с метра и оставляет следующий стих без анакрусы (ср. Smith 1999: 25 n. 13):

<...> предательству; возьми перо

13

и чистую бумагу — символ

16

× 2

пространства — и, представив про-

22

× 2

порцию — а нам по силам <...>

15

× 2

(Бродский 1992, II: 235)


Другой внутрисловный enjambement, входящий в состав сложной связи, разрубает композит, начало и конец которого попадают в разные строфы:

- 49 -

Таблица 16

Ритмико-синтаксическая структура четверостиший в поэмах Бродского

Тип
связи

«Петербургский роман», 1961

«Пенье без музыки», 1970

Строки (%)

Всего

Строки (%)

Всего

1

2

3

4

1

2

3

4

 1

 1,8

 5,3

 0,6

40,2

10,0

 3,8

 5,4

 2,6

17,6

 7,2

 2

 0,6

 0,7

 0,6

 7,4

 2,0

 1,3

 0,3

 3

21,5

34,4

11,6

20,5

21,7

 2,5

 2,6

 1,4

 1,6

 4

 6,1

 7,9

 6,9

 7,4

 7,1

 2,5

 1,4

 7,7

 1,4

 3,3

 5

 0,6

 2,0

 1,6

 1,0

 6

 0,7

 0,2

 7

 4,3

 5,3

 1,2

 4,1

 3,6

 7,6

 9,5

 1,3

 1,4

 4,9

 8

10,4

 6,6

 8,7

 2,5

 7,4

 7,6

 6,8

 9,0

 5,4

 7,2

 9

 1,2

 3,3

 0,6

 1,3

 2,5

 2,7

 2,7

 2,0

10

11

 0,6

 0,2

 1,4

 0,3

12

 7,4

 9,9

 5,8

 4,1

 6,9

 5,1

 5,4

 2,6

 4,1

 4,3

13

 4,9

 6,6

 8,1

 0,8

 5,4

 2,5

 4,1

 1,3

 1,4

 2,3

14

 8,0

 5,3

 6,4

 1,6

 5,6

 6,3

10,8

11,5

13,5

10,5

15

 4,3

 2,6

 8,7

 1,6

 4,6

12,7

 6,8

10,3

 4,1

 8,9

16

23,9

 7,3

35,3

 4,9

19,2

21,5

25,7

21,8

24,3

23,3

17

 3,1

 2,0

 5,8

 2,5

 3,4

 8,9

 5,4

 9,0

 5,4

 7,2

18

 1,2

 0,8

 0,5

 8,9

 8,1

10,3

 9,5

 9,2

19

20

 7,6

 8,1

 7,7

 4,1

 6,9

21

 1,4

 0,3

22

 1,3

 0,3

слабые

36,2

56,3

20,8

81,1

45,5

16,5

16,2

15,4

21,6

17,4

средние

24,5

26,5

23,1

11,5

21,2

17,7

18,9

12,8

14,9

16,1

сильные

40,5

17,2

56,1

11,5

33,3

65,8

64,9

71,8

62,2

66,6

двойные

48,5

26,5

52,6

12,3

36,9

86,1

83,8

79,5

66,2

84,3

сложные

 8,7

 2,0

12,8

 1,7

 6,5

23,0

16,4

21,3

20,7

19,9

S̄

18,1

10,8

23,0

 6,2

15,0

33,7

30,8

33,3

27,7

31,4

σ

 3,1

 4,2

 8,0

 8,8

 6,0

 2,3

 0,6

 1,9

 3,7

 2,1

N

149

149

149

120

567

61

61

61

58

241

Ударность
строки

3,21

3,17

3,15

3,08

3,15

3,11

3,13

3,21

3,00

3,12


Рассмотрим же фигуру ту,

7

× 2

которая в другую пору

(14+16)

× 2

заставила бы нас в поту

(15+16+18)

× 2

холодном пробуждаться, полу-

(12+21)

× 2

 

безумных лезть под кран, дабы

20

× 2

рассудок не спалила злоба <...>

4

(Бродский 1992, II: 234)


- 50 -

Разнесение слова по строфам симптоматично. В поэме, где на клаузуле оканчивается лишь половина периодов, которые к тому же в среднем длиннее строфы, переносы между четверостишиями становятся нормой: вместе с концом отдельного предложения оканчивается менее четверти строф29. Поэтому, несмотря на то что фразы завершаются на границах четверостиший чаще, чем в любой другой метрической позиции, строфа «Пенья без музыки» синтаксически не структурирована: понижение коэффициента связанности после четных строк имеет рудиментарный характер. Об этом свидетельствует среднее отклонение от величины S̄: в «Петербургском романе» оно составило 6,0; в «Пенье без музыки», где строки сцеплены намного крепче, σ = 2,1 (см. рис. 9). Разброс показателей по разным стихам строфы тут меньше, чем по разным частям поэмы (S̄i = 37,4; S̄ii = 32,0; S̄iii = 24,0). Амплитуда колебания синтаксической кривой в «Пенье без музыки» уступает даже «Медному Всаднику» (σ = 2,9): строфы у Бродского грамматически выражены слабее, чем строфоиды у Пушкина. (Обхожу вопрос о том, что в «Пенье без музыки» выше связанность строк и, следовательно, диапазон колебания совсем мал по сравнению с величиной S̄ — всего 19%, а в «Медном Всаднике» — 37%.)30

- 51 -

Синтаксический профиль строфы в поэмах Бродского

Рис. 9. Синтаксический профиль строфы в поэмах Бродского

Синтаксис в «Пенье без музыки» еще более независим от акцентного ритма, чем в последней поэме Пушкина (см. § 3). Слабее всего строки связаны в третьей части (S̄ii = 24,0), несмотря на то что они обладают здесь пониженной ударностью (3,10); сильнее всего строки связаны в первой части (S̄iii = 37,4), но и тут их ударность понижена (3,06); с максимальной густотой ударения ложатся во второй части поэмы (3,14), где коэффициент межстрочной связанности принимает значение, близкое к среднему (S̄ii = 32,0). К ритмической структуре строфы синтаксис Бродского тоже нечувствителен (см. табл. 16; ср. Smith 1999: 15—16): чаще всего период начинается в первой строке четверостишия, а пик ударности приходится на третью строку. Пиррихии по обыкновению тяготеют к последнему стиху, но вовсе не потому, что конец строфы — это одновременно конец периода. Средняя ударность финальных строк четверостишия, «по совместительству» заключающих собой фразу, совпадает с ударностью финальных строк, в которых фраза начинается или продолжается.

Ритмика Бродского в целом характеризуется повышенной монотонностью: одинаковые или близкие формы скучиваются в многострочные группы (см. табл. 17; ср. Беглов 1996; Smith 1999: 15)31. В «Пенье без музыки» инерционность ритма усугубляется диспропорцией в ритмическом репертуаре: без малого 70% текста — это стихи III формы (с пропуском метрического ударения на 2-й стопе). Их скопления (до 15 строк подряд) поражают своей монотонностью

- 52 -

еще и потому, что в классическом 4-стопном ямбе III форма — относительно редкая: к примеру, в «Кавказском пленнике» ее доля — 7,4%, в «Полтаве» — 4,7%, в «Медном Всаднике» — 2,9%, в «Петербургском романе» Бродского — 2,0%. Кроме того, пиррихий на 2-й стопе имеют также стихи V [
′(
)] и VII [
′(
)] формы. Первая из них у Пушкина отсутствует, а в «Пенье без музыки» появляется дважды (0,8%): <...> и перпендикуляр стоймя <...>; <...> то перпендикуляр, из центра <...> (Бродский 1992, II: 233, 235). VII форма в поэме Бродского также встречается чаще обычного — 4,9% строк (для сравнения: в «Полтаве» стихов с пиррихиями на 2-й и 3-й стопе нет вообще, в «Кавказском пленнике» их — 0,3%, а в «Медном Всаднике» — 0,2%). В результате пропуск ударения на 4-м слоге метризуется (см. Шапир 1990в: 71—74; 2000а: 103—108); смена акцентных форм перестает быть ведущим фактором ритма, уступая прежнюю роль синтаксическому варьированию строки32.

В «Пенье без музыки» грамматической организации строки и впрямь свойственно исключительное разнообразие — это явствует даже из приведенных цитат. Достигается оно во многом с помощью синтаксического выравнивания стоп. Традиционно в III форме (как и в других стихах с пропуском одного метрического ударения) два первых такта связаны значительно слабее, чем два последних (см. табл. 18). Так было и у Пушкина, и у раннего Бродского: в «Кавказском пленнике» s̄1–2 = 13,5, s̄2–3 = 16,6; в «Медном Всаднике» s̄1–2 = 12,7, s̄2–3 = 13,7; в «Петербургском романе» s̄1–2 = 12,2, s̄2–3 = 14,7. Но в «Пенье без музыки», где строки с пиррихием на 2-й стопе занимают около 3/4 поэмы, грамматика мало зависит от положения слова в строке (s̄1–2 = 12,0, s̄2–3 = 12,4). Слабые связи между вторым и третьим тактом в «Кавказском пленнике» не зафиксированы; в «Медном Всаднике» в данной позиции они встречаются в 2 раза реже, чем в начале стиха, а в «Пенье без музыки» —

- 53 -

Таблица 17

Ритмическая структура 4-стопного ямба в поэме Бродского «Пенье без музыки»

Строка

Средняя ударность стопы (%)

Ритмические формы (%)

К-во
стихов

1

2

3

1—4

I

II

III

IV

V

VI

VII

прочие

1

93,4

31,1

86,9

77,9

21,3

63,9

4,9

1,6

4,9

3,3

 61

2

98,4

21,3

93,4

78,3

16,4

1,6

75,4

3,3

3,3

 61

3

98,4

29,5

93,4

80,3

26,2

67,2

1,6

1,6

3,3

 61

4

96,7

15,0

88,4

75,0

13,1

71,1

1,6

1,6

9,8

1,6

 61

Всего

96,7

24,3

90,5

77,9

19,3

0,4

69,7

2,5

0,8

2,0

4,9

0,4

244


Таблица 18

Внутристрочные грамматические связи в III форме 4-стопного ямба

Тип
связи

«Кавказский пленник»

«Медный Всадник»

«Петербургский роман»

«Пенье без музыки»

Место связи

Всего

Место связи

Всего

Место связи

Всего

Место связи

Всего

1—2

1—3

2—3

1—2

1—3

2—3

1—2

1—3

2—3

1—2

1—3

2—3

 1

 1

 1

1

1

10

 9

19

 2

 1

 2

 3

 3

 3

 3

1

1

2

2

 8

 6

14

 4

1

1

 6

 4

10

 5

 1

 1

 6

 7

10

 3

13

 8

 1

 1

1

1

3

3

 5

 6

11

 9

 3

3

 1

 7

1

2

3

6

1

1

17

13

21

51

10

 4

 2

 3

 9

11

 1

 1

12

 2

 2

 2

 1

 7

10

13

 1

 1

 2

 1

 2

 3

14

 1

4

 2

 7

2

2

1

1

1

3

 5

 1

 6

12

15

 1

 4

 5

2

2

13

 2

 7

22

16

11

8

11

30

3

1

2

6

1

2

3

31

15

32

78

17

 2

1

 4

 9

1

1

2

4

1

1

2

4

11

 1

 9

21

18

 7

5

19

31

1

5

6

1

5

6

13

13

28

54

19

20

 7

 1

 8

s̄

13,5

15,1

16,6

15,3

12,7

12,8

13,7

13,2

12,2

16,3

14,7

14,0

12,0

14,3

12,4

12,5

К-во
связей

33

21

44

98

10

4

14

28

9

3

12

24

145

48

147

340


- 54 -

только в 1,4 раза реже. Точка либо аналогичный знак 11 раз отделяет первое слово от второго и столько же — второе от третьего, причем трижды границы периодов приходятся на обе позиции сразу: Надолго. Навсегда. И даже <...>; Надолго. Навсегда. До гроба; Схоластика. Почти. Бог весть (Бродский 1992, II: 236—238). Со своей стороны, сильные контактные связи в стихе классического типа между вторым и третьим словом устанавливаются почти вдвое чаще, чем между первым и вторым: соотношение сильных связей в начале и конце строки в «Кавказском пленнике» — 1:1,9; в «Медном Всаднике» — 1:1,3; в «Петербургском романе» — 1:2; в «Пенье без музыки» — 1:1. В частности, управление при переходном глаголе в стихах III формы обычно связывает первое слово со вторым в 2—3 раза чаще, чем второе с третьим; но в «Пенье без музыки» этот вид связи возникает 11 раз в первой половине строки и 9 раз — во второй. Стихи, построенные по схеме «управление при переходном глаголе — слабая связь», в поэме также употребительны, как стихи обратной структуры: «слабая связь — управление при переходном глаголе». Ср.: <...> не знаем ничего, о коем <...>; <...> зрачок вооружишь, возьми <...>; <...> (<...> не узрила ты штиль) мозоль <...> (Бродский 1992, II: 233, 238) — <...> предательству; возьми перо <...>; <...> обратную, где, муча глаз <...>; <...> зимы; и не найти весну <...> (Бродский 1992, II: 235, 236, 238).

Рис.

Рис. 10. Синтаксический профиль контактных связей
в полноударных 4-стопных ямбах Пушкина и Бродского

Сходная картина предстает в I форме (в «Пенье без музыки» это около 20% строк). Мы уже знаем, что в полноударных 4-стопных ямбах контактная связь в начале стиха слабее, чем в конце, а самая слабая связь находится между ними (см. § 3). Этой закономерности в основном подчиняется синтаксический ритм «Петербургского романа»: его своеобразие в том, что, во-первых, разница между крайними связями близка к нулю (s̄1–2 = 15,2, s̄3–4 = 15,4), а

- 55 -

Таблица 19

Внутристрочные грамматические связи в I форме 4-стопного ямба у Бродского

Тип
связей

«Петербургский роман»

«Пенье без музыки»

Место связи

Всего

Место связи

Всего

1—2

1—3

1—4

2—3

2—4

3—4

1—2

1—3

1—4

2—3

2—4

3—4

 1

 1

 4

 5

1

1

 2

 2

 1

 1

 3

23

 3

26

2

4

 6

 4

 4

 4

2

2

 4

 5

 1

 1

 6

 1

 1

 7

 3

 3

 2

 8

5

3

4

12

 8

 3

3

2

 4

 4

 2

18

6

1

2

3

12

 9

 1

1

 1

 4

 2

 9

1

3

1

3

 8

10

1

 1

 2

11

12

 7

7

 8

 4

 8

34

13

 3

1

1

 5

 2

 9

21

2

1

1

1

 5

14

37

2

3

 4

 3

19

68

3

2

1

2

2

10

15

12

3

2

 1

 2

 9

29

3

3

3

1

3

13

16

27

7

9

12

14

29

98

6

6

4

7

5

9

37

17

16

1

2

 1

 1

 9

30

1

1

1

1

 4

18

24

 6

 1

41

72

3

1

8

1

6

19

19

20

 5

 1

 4

10

8

1

 9

21

 1

 1

s̄

15,2

13,3

14,4

9,2

13,4

15,4

13,9

11,5

14,0

14,3

15,3

15,8

11,6

13,3

К-во
связей

139

25

20

80

36

138

438

33

16

8

35

11

38

141


во-вторых, резко ослабляется связь в середине строки (s̄2–3 = 9,2; см. рис. 10 и табл. 19). Фактически стих делится на две симметричных половины: <...> живет герой, и время вертит <...>; <...> меж ваших тайн, меж узких дырок <...>; <...> о только помнить, только помнить <...>; <...> не стоит сна, не стоит скуки <...>; <...> пинает снег и видит — листья <...>; <...> и все быстрей, и все быстрей <...>; <...> ни пяди нет, ни пяди нет, // ни пяди нет и нету цели <...>; <...> скрипит асфальт, шумит трава, // каналов блеск и плеск канавок <...>; <...> пустых домов, мостов горбатых <...>; <...> такси скользят, глаза скользят <...>; <...> продли шаги, продли страданья <...>; <...> трещала печь и свет серел <...>; <...> в конце любви, в конце дороги <...>; <...> горит окно, а ты все плачешь <...>; <...> кого ты судишь, что ты платишь <...>; <...> не мертвый лыжник — мертвый

- 56 -

всадник <...>; И боль в душе. Вот два столетья. // И улиц свет. И боль в груди (Бродский 1992, I: 68, 69, 71, 74—80, 82). В «Пенье без музыки» всё наоборот. Крайние связи здесь выравнены в еще большей степени — различие между ними практически стерто (s̄1–2 = 11,5, s̄3–4 = 11,6), но при этом средняя связь в строке не ослаблена, а усилена (s̄2–3 = 15,3). Видимо, синтаксическую цезуру после 2-й стопы Бродский в 1970 г. расценивал как нежелательную уступку метру, откровенно предпочитая асимметричные построения (с паузами после первого слова или перед последним): <...> не может быть и речи: даты <...>; <...> все дело, или в том, что рано <...>; <...> тебя от худших бед, могу <...>; <...> оно уже настало — рев <...>; <...> осин, тебя утешить; и да <...>; <...> ему свои лопатки — вот <...>; <...> пределов тех, верней, где места <...>; <...> верна (она, увы, верна) <...>; <...> взглянуть; итак, кому ж, как не <...>; Вот место нашей встречи. Грот <...>; За годы, ибо негде до <...>; <...> не застит — ибо сам Эвклид <...>; <...> что есть она, как не (позволь <...>) <...>; <...> звезду, которой, в общем, нет; <...> куда. Куда укажет ноготь (Бродский 1992, II: 232—239)33.

Однажды Бродский пытался объяснить, чем ему «дорог и приятен» Оден: будучи в своем стихосложении традиционалистом, «строф<ы́> он как бы и не замечает» (Волков 2000: 140). В этих словах я усматриваю удачную автохарактеристику: Бродский сам «как бы не замечает» ни строфы́, ни стиха вообще. В «Пенье без музыки» на всех уровнях версификации обнаруживаются изоморфные явления: синтаксис становится еще более автономным и от ритмики, и от метрики, и от строфики. Наверное, такую систему организации стиха уместно называть парасинтаксической.

6. Типология и эволюция стихотворного синтаксиса (5-стопный ямб). Мы могли наблюдать, как вследствие планомерного преобразования поэтического языка один за другим выкристаллизовались три способа построения стихотворной речи: «синтаксический», «антисинтаксический» и, наконец, «парасинтаксический» (если принять в расчет стилевые коннотации, то с изрядной долей условности эти три системы можно интерпретировать как «классическую», «романтическую» и «модернистскую»). Тот же процесс, но с точки зрения синтаксиса, представляется его поэтапным освобождением от слогового, строчного и стопного ритма и, сколько возможно, от давления строфы и размера.

- 57 -

В этом не хочется видеть лишь разрозненные языковые факты, лишь особенности чьей-то индивидуальной манеры. Противопоставлению трех ритмико-синтаксических систем я склонен, наряду с типологическим, придавать эволюционное значение. Почему? В том числе, потому, что наметившейся модели развития не противоречит то немногое, что известно об истории русского стихотворного синтаксиса34. Но есть и более веские резоны: выявленные закономерности не замыкаются в пространстве 4-стопного ямба. Судя по всему, параллельные тенденции действуют также в других размерах, и чтобы историко-стиховедческие обобщения приобрели искомую достоверность, синтаксис каждого из них должен быть изучен отдельно: ведь каждая стиховая форма имеет собственную грамматику.

Это легко почувствовать, сравнив стихи, отличающиеся размером или рифмовкой. Естественно было бы ожидать, скажем, обратной зависимости между протяженностью строк и силой межстрочных связей: в длинную строку предложение уложить проще, чем в короткую (ср. Шапир 1999а: 56; 2000а: 163). Так и есть (по крайней мере, в поэзии «классического» типа): в 4-стопном ямбе «Кавказского пленника» коэффициент синтаксической связанности строк — 16,6; в 5-стопном ямбе «Гавриилиады», написанной в год окончания «Пленника» (1821), строки гораздо более самостоятельны (S̄ = 13,6). Существуют и другие зависимости между поэтикой и грамматикой: например, нерифмованные стихи синтаксически связаны теснее рифмованных. Разгадка кроется, я думаю, в том, что рифма — это единственный элемент стихотворной формы, выполняющий, в первую очередь, синтагматические, а не парадигматические функции: строки накрепко прошиты созвучиями (см. Шапир 2000а: 82—84 и др.; 2001а: 19—20). В белом стихе отсутствие фонетической связанности компенсируется средствами грамматики (ср. Jarcho 1935: 62 и др.; Ярхо 1984: 167; Акимова, Ляпин 1998: 273—274 примеч. 37): в сопоставлении с белым 5-стопным ямбом Жуковского или Пушкина их рифмованные строки, тогда же написанные, можно счесть синтаксически изолированными (см. табл. 20). Но за вычетом того, что в поэтической грамматике продиктовано особенностями конкретной стихотворной формы, — и в рифмованном, и в нерифмованном 5-стопном ямбе мы сталкиваемся с процессами, которые хорошо знакомы нам по ямбу 4-стопному: эволюция направлена в сторону усиления межстрочных синтаксических связей. На этом пути более длинный стих проходит те же стадии, что и более короткий: в частности, от

- 58 -

Таблица 20

Межстрочные грамматические связи в 5-стопном ямбе (XIX—XX вв.)

Тип
связи

В. Жуковский

А. Пушкин

Т. Кибиров
«Сортиры»

«На кончину»

«Тленность»

«Гавриилиада»

«Домик»

«Как счастлив я»

«Вновь я посетил»

 1

37,6

23,4

23,7

23,5

20,6

 6,0

 9,4

 2

 5,9

11,7

 3,8

 1,9

 2,9

 4,0

 3

 6,8

 8,8

14,7

 9,7

 5,9

 3,0

 2,7

 4

 1,4

 3,6

 4,8

 4,1

 2,9

 4,5

 0,7

 5

 3,6

 0,7

 0,3

 6

 1,8

 0,2

 0,1

 7

 4,1

 2,2

 2,3

 2,4

 7,5

 2,0

 8

10,4

 4,4

10,1

 7,0

 8,8

10,4

 5,0

 9

 0,9

 0,5

 1,1

 1,5

 1,3

10

 0,1

11

 0,5

 0,3

 0,3

12

 5,9

 0,7

 7,3

 4,1

 5,9

 1,5

13

 1,8

 7,3

 6,6

 6,2

 5,9

 4,5

 4,0

14

 2,3

 8,0

 7,1

10,0

 8,8

11,9

14,6

15

 2,3

 9,5

 3,8

 5,7

11,8

11,9

11,4

16

13,6

18,2

11,6

21,1

20,6

29,9

27,2

17

 1,4

 1,5

 2,2

 2,2

 5,9

 6,0

 6,8

18

 0,5

 0,7

 0,2

 0,8

 1,5

 7,8

19

20

 0,3

 1,5

 1,0

21

 0,1

двойные

38,9

47,4

37,7

47,0

38,2

73,1

74,3

сложные

 8,5

12,5

 8,5

12,9

13,8

20,4

22,1

S̄

12,1

16,6

13,6

18,1

18,3

28,0

29,6

Наличие
рифмы

+

+

+

+

N

199

120

551

318

29

54

848


«синтаксической» системы в «Гавриилиаде» к ее расшатыванию в октавах «Домика в Коломне» (1830). Обе поэмы — это рифмованный 5-стопный ямб, обе продолжают пародийную бурлескную традицию (см. Шапир 1999б; 2000а: 241—251; 2002а; 2003/2005)35; но в более поздней поэме связи между стихами прочнее: в 1821 г. S̄ = 13,6; в 1830 г. S̄ = 18,3. Разницу в показателях нельзя списать на специфику строфической формы «Домика в Коломне»: в октавах элегии Жуковского «На кончину Ее Величества Королевы Виртембергской»

- 59 -

(1819) строки связаны еще слабее, чем в астрофической «Гавриилиаде»: у Жуковского S̄ = 12,1.

Таблица 21

Структура грамматических связей в октавах элегии Жуковского
«На кончину Ее Величества Королевы Виртембергской»

Тип
связи

Строки (%)

В среднем

1

2

3

4

5

6

7

8

 1

25,0

60,0

17,9

29,6

20,0

55,2

34,6

66,7

37,6

 2

 7,1

 3,7

 6,7

 3,8

29,2

 5,9

 3

12,0

10,7

14,8

 3,3

 6,9

 7,7

 6,8

 4

 6,7

 3,8

 1,4

 5

 3,1

12,0

 7,4

 3,3

 3,8

 3,6

 6

 3,1

 3,6

 7,4

 1,8

 7

12,5

 7,1

 6,7

 3,4

 4,1

 8

 9,4

12,0

10,7

14,8

10,0

 6,9

15,4

 4,2

10,4

 9

 3,6

 3,3

 0,9

10

11

12

 3,1

 7,1

11,1

10,0

 3,4

11,5

 5,9

13

 3,7

 3,3

 7,7

 1,8

14

 3,1

 4,0

 3,6

 3,7

 3,3

 2,3

15

 6,3

 3,6

 6,9

 2,3

16

28,1

25,0

 3,7

20,0

13,8

11,5

13,6

17

 3,1

 3,3

 3,4

 1,4

18

 3,1

 0,5

двойные

68,8

20,0

53,6

40,7

46,7

41,4

23,1

 4,2

38,9

сложные

20,0

12,0

 8,0

12,0

12,0

 4,0

 8,5

S̄

23,1

 4,7

17,3

10,6

17,1

12,2

 9,6

 1,9

12,1

σ

11,0

 7,4

 5,2

 1,5

 5,0

 0,1

 2,5

10,2

 5,4

N

25

25

25

25

25

25

25

24

199


«Домик в Коломне» отражает «онегинскую» ступень в развитии стихотворного синтаксиса. Так же как в пушкинском романе, здесь возникают целые серии переносов, на что нет и намека в «Гавриилиаде» или в октавах Жуковского. В комической поэме зрелого Пушкина возможны три или даже четыре double-rejet подряд (ср. Перцов 1994: 291 примеч. 5):

    Скажу, рысакъ! | Парнасскій иноходецъ

14

× 2

Его не обогналъ бы. | Но Пегасъ

14

× 2

Старъ, | зубъ ужъ нѣтъ. | Имъ вырытый колоде<цъ>

14

× 2

Изсохъ. | Поросъ крапивою Парнассъ <...>

3

      Она страдала, хоть была прекрасна

13

И молода, | хоть жизнь ея текла

16

× 2


- 60 -

Таблица 22

Структура грамматических связей в октавах «Домика в Коломне» (без строфы XXXVI)

Тип
связи

Строки (%)

В среднем

1

2

3

4

5

6

7

8

 1

11,5

20,9

 7,7

31,8

16,3

17,1

11,1

86,8

23,7

 2

 2,3

 7,3

 2,2

 5,3

 2,0

 3

 7,7

 4,7

 3,8

15,9

20,9

 9,8

15,6

 2,6

10,1

 4

 3,8

 4,7

 3,8

 2,3

 4,7

 9,8

 2,2

 3,9

 5

 2,3

 0,3

 6

 7

 3,8

 2,3

 1,9

 7,3

 4,4

 2,5

 8

 9,6

 7,0

 5,8

 4,5

 9,3

 4,9

 8,9

 6,4

 9

 2,3

 2,3

 0,6

10

11

 1,9

 0,3

12

 3,8

 4,7

 5,8

 6,8

 2,3

 4,9

 2,2

 2,6

 4,2

13

 3,8

14,0

 5,8

 6,8

 4,7

 4,9

 8,9

 2,6

 6,4

14

13,5

14,0

13,5

 6,8

 4,7

14,6

11,1

10,1

15

 5,8

 2,3

11,5

11,4

 7,0

 2,4

 4,4

 5,9

16

34,6

18,6

28,8

 9,1

27,9

14,6

26,7

20,9

17

 1,9

 5,8

 2,3

 2,4

 4,4

 2,2

18

 3,8

 2,2

 0,8

19

20

 2,3

 0,3

двойные

63,5

55,8

65,4

29,5

44,2

41,5

53,3

 2,6

46,1

сложные

23,1

10,3

25,6

 7,7

10,3

 5,1

17,9

12,5

S̄

26,5

18,7

29,1

13,4

16,7

14,6

21,2

 1,8

17,8

σ

 8,7

 0,9

11,3

 4,4

 1,1

 3,2

 3,4

16,0

 6,1

N

39

39

39

39

39

39

39

38

311


Въ роскошной нѣгѣ; | хоть была подвластна

(14+16)

× 2

Фортуна ей; | хоть мода ей несла

17

× 2

Свой фиміамъ, — | она была несчастна.

1

(Пушкин 1833б: 112, 118—119)


А XXVII октаву переносны́е конструкции пронизывают насквозь (rejet + три double-rejet + contre-rejet):

<...> Стряпуха, возвратясь изъ бани жаркой,

(8+14)

× 2

Слегла. | Напрасно чаемъ и виномъ,

13

× 2

И уксусомъ, и мятною припаркой

(15+16)

× 2

Ее лечили. | Въ ночь предъ Рождествомъ

16

× 2

Она скончалась. | Съ бѣдною кухаркой

16

× 2


- 61 -

Онѣ простились. | Въ тотъ же день пришли

(13+16)

× 2

За ней, и гробъ на Охту отвезли.

   (Пушкин 1833б: 120)

1


В поэме есть и три межстрофных переноса, напоминающие многие из онегинских (см. строфы XII—XIII, XVIII—XIX, XXXIV—XXXV)36.

Синтаксис октав в целом ряде аспектов обличает их структурное родство с «Онегиным». Так же как в романе, в «Домике в Коломне» имеет место несовпадение двух иерархий: строфической и грамматической. Формула первой из них — (2+2+2)+2; формула второй — 4+(2+2). Неукоснительно соблюдая правило альтернанса, Пушкин попеременно начинает октавы то с мужского, то женского стиха: aBaBaBcc или AbAbAbCC. Метрически они членятся на шестистишие и двустишие, а синтаксически — распадаются на два четверостишия:

- 62 -

в большинстве случаев конец периода попадает на конец 4-й строки. В элегических октавах Жуковского (AbAbAbCC) строфика лучше согласуется с грамматикой: 2+2+2+1+1 — такова синтаксическая схема строфы в стихах «На кончину ... Королевы Виртембергской» (см. табл. 2122).

Переход к антисинтаксической системе стиха, совершившийся в ряде поздних произведений Пушкина, дает себя знать на материале белого лирического 5-стопного ямба. У истоков этой метрико-семантической формы стоял Жуковский с его переводами из И. П. Гебеля (см. Wachtel 1998: 59 и далее). С самого начала здесь допускалось нагромождение enjambement’ов, непозволительных в рифмованном стихе. Ср. фрагмент диалога «Тленность» (1816):

Все въ уголь сожжено; | а наши горы,

(8+14)

× 2

Какъ башни старыя, чернѣютъ; | вкругъ

15

× 2

Зола; | въ рѣкѣ воды нѣтъ, | только дно

(14+18)

× 2

Осталося пустое — мертвый слѣдъ

16

× 2

Давнишняго потока; | и все тихо,

8

Какъ гробъ. | Тогда товарищу ты скажешь <...>

3

× 2

   (Жуковский 1818: 15)


Судя по пародии («Послушай, дедушка, мне каждый раз...», 1818), Пушкина в этом стихе смущали переносы и отсутствие цезуры (ср. Маслов 1917; Модзалевский 1926: 444; Булаховский 1954: 278). Но когда в середине 1820-х годов он сам обратился к лирическому белому пятистопнику (поначалу, правда, цезурованному), грамматическая связанность строк у Пушкина сразу оказалась выше, чем у Жуковского: в «Тленности» S̄ = 16,6; в стихотворении «Как счастлив я, когда могу покинуть...» (1826) S̄ = 18,3.

Несмотря на enjambement’ы, у Жуковского 57% строк оканчиваются вместе с концом простого предложения:

Я не тужу... и ты, какъ я, созрѣешь!

1

Тогда посмотришь, гдѣ я?.. Нѣтъ меня!

1

Ужь вкругъ моей могилы бродятъ козы!

2

А домикъ между тѣмъ дряхлѣй, дряхлѣй!

2

И дождь его сѣчетъ, и зной палитъ,

4

И тихомолкомъ червь буравитъ стѣны,

4

И въ кровлю течь, и въ щели свищетъ вѣтеръ...

2

   (Жуковский 1818: 5, 7)


В 1826 г. таких строк у Пушкина было почти 40%: синтаксическая система организации стиха поколебалась, но еще не рухнула. А в последнем пушкинском

- 63 -

стихотворении этой формы («...Вновь я посетил...», 1835) доля клаузул, совпадающих с границей предложений, опускается до 25% (S̄ = 28,0 — это больше, чем в «Медном Всаднике»). Стихотворение являет собой почти сплошную сеть переносов:

Плывет рыбак и тянет за собой

 

17

× 2

Убогой невод. | По брегам отлогим

16

× 2

Рассеяны деревни — | там за ними

(15+16)

× 2

Скривилась мельница, насилу крылья

(8+15+17)

× 2

Ворочая при ветре... | 

                                На границе

16

× 2

Владений дедовских, на месте том,

7

× 2

Где в гору подымается дорога,

8

× 2

Изрытая дождями, | три сосны

(14+16)

× 2

Стоят — | одна поодаль, | две другие

15

× 2

Друг к дружке близко, — | здесь, | когда их мимо

16

× 2

Я проезжал верхом при свете лунном,

7

× 2

Знакомым шумом шорох их вершин

(14+15+16)

× 2

Меня приветствовал. | По той дороге

16

× 2

Теперь поехал я и пред собою

16

× 2

Увидел их опять. | Они все те же <...>

3

       (3: 399—400)


Это стихотворение начинается с переноса и переносом заканчивется: ...Вновь я посетил // Тот уголок земли, где я провел <...>; <...> Пройдет он мимо вас во мраке ночи // И обо мне вспомянет (3: 399, 400; ср. Шапир 1995а: 23, 40 примеч. 20; 2000а: 53—54, 72 примеч. 24). Наиболее слабые синтаксические связи en masse здесь передвинуты в середину строки, а отдельные enjambement’ы воспринимаются как автореминисценции: <...> Через его неведомые воды // Плывет рыбак и тянет за собой // Убогой невод. Ср. в «Медном Всаднике»: <...> рыболов <...> Бросал в неведомые воды // Свой ветхий невод <...> (Пушкин 1978: 9—10). Еще пример: <...> Стоят — одна поодаль, две другие // Друг к дружке близко <...> Ср.: <...> Скривились домики, другие // Совсем обрушились <...> (Пушкин 1978: 18).

Чтобы правильно понять эволюционное содержание этих фактов, не будем упускать из виду, что «...Вновь я посетил...» — не единственное лирическое стихотворение позднего Пушкина, которое написано белым 5-стопным ямбом, сотканным чуть не из одних переносов. Так же устроен, например, отрывок, посвященный Мицкевичу («Он между нами жил...», 1834), где межстрочные грамматические связи еще сильнее (S̄ = 31,7):

  Он между нами жил

16

Средь племени ему чужого, ¦ злобы

17

× 2


- 64 -

В душе своей к нам не питал, | и мы

14

× 2

Его любили. | Мирный, благосклонный,

8

× 2

Он посещал беседы наши. | С ним

16

× 2

Делились мы и чистыми мечтами

13

× 2

И песнями | (он вдохновен был свыше

13

И с высока взирал на жизнь). | Нередко <...>

15

× 2

 (3: 331)


Не менее любопытно, что такой же вектор, скорее всего, имеет история 6-стопного ямба: согласно подсчетам М. Л. Гаспарова, в этом размере у позднего Пушкина тоже «учащаются анжамбманы» (Gasparov 1995: 126). Примечателен комментарий Е. Г. Эткинда к пушкинскому переводу «Из А. Шенье» (1835), где коэффициент связанности очень велик — 29,2:

<...> Гнет, ломит древеса; исторженные пни

(12+17)

× 2

Высоко громоздит; | его рукой они

(14+17)

× 2

В огонь навалены; | он их зажег; | он всходит;

3

Недвижим на костре он в небо взор возводит;

3

Под мышцей палица; | в ногах немейский лев

(14+16)

× 2

Разостлан. | Дунул ветр; | поднялся свист и рев <...>

3

      (3: 382)


По выражению Эткинда, Пушкин «раскачивает» александрийский стих, «пользуясь нечастым для высокого жанра приемом резких переносов <...> Этого у Шенье нет — его переносы доводят фразу не только до конца полустишия, но и до конца следующего стиха» (Эткинд 1963: 295; 1999: 497; ср. также Пильщиков 1994а: 39)37.

Парасинтаксический 5-стопный ямб зародился чуть позже 4-стопного, но у того же самого поэта. Бродский не раз задавал вопрос, «за что мы все так любим пятистопный ямб», и с охотой отвечал: за «монотонность размера,

- 65 -

монотонность звучания» (Волков 2000: 93, ср. 153). Эту ритмическую «монотонность» в 5-стопных ямбах Бродский, как и в 4-стопных, оттеняет их грамматическим разнообразием: синтаксис и тут заявляет о себе как об основном факторе ритма.

В 1960-е годы пятистопники Бродского обычно комбинируют синтаксическую и антисинтаксическую модели стиха:

Трамваи дребезжали в темноту,

3

вагоны громыхали на мосту,

3

постукивали льдины о быки,

3

шуршанье доносилось от реки,

3

на перекрестке пьяница возник,

3

еще плотней я к форточке приник.

1

   (Бродский 1992, I: 165)

«И он ему сказал». | «И он ему

(14+16)

× 2

сказал». | «И он сказал». | «И он ответил».

2

«И он сказал». | «И он». | «И он во тьму

(14+16)

× 2

воззрился и сказал». | «Слова на ветер».

2

«И он ему сказал». | «Но, так сказать,

8

× 2

сказать „сказал“ сказать совсем не то, | что

20

× 2

он сам сказал». | «И он | „к чему влезать

(14+16)

× 2

в подробности“ | сказал; | все ясно. | Точка».

1

   (Бродский 1992, II: 112)


Первые признаки нового синтаксического ритма появились на рубеже десятилетий, а самые ранние 5-стопные ямбы, целиком выдерживающие эту стилистику, — «В озерном краю» — датированы 1972-м годом. Стихотворение состоит из графически не выделенных четверостиший aBBa и aBaB:

В те времена в стране зубных врачей,

7

× 2

чьи дочери выписывают вещи

16

× 2

из Лондона, | чьи стиснутые клещи

14

× 2

вздымают вверх на знамени ничей

(17+18)

× 2

Зуб Мудрости, | я, прячущий во рту

17

× 2

развалины почище Парфенона,

8

× 2

шпион, лазутчик, пятая колонна

16

× 2

гнилой цивилизации — в быту

(16+16+16)

× 2

профессор красноречия, — я жил

(16+16)

× 2

в колледже возле главного из Пресных

18

× 2

Озер, | куда из недорослей местных

(15+16)

× 2

был призван для вытягиванья жил.

1

   (Бродский 1992, II: 299)


- 66 -

Средний коэффициент межстрочной синтаксической связанности в этом стихотворении достигает 37,8 (S̄1 = 31,2; S̄2 = 29,0; S̄3 = 38,4; S̄4 = 56,3).

У позднего Бродского нет длинных произведений, написанных строфическим 5-стопным ямбом; зато они есть у Тимура Кибирова, который испытал сильное влияние синтаксической системы своего старшего современника. В октавах поэмы «Сортиры» (1991) антисинтаксический стих комбинируется с парасинтаксическим. Декларативно развивая пародийную поэтику «Домика в Коломне», Кибиров позволяет себе пространные периоды, которых не было у Пушкина и которые были подсказаны строфико-синтаксическими экспериментами Бродского:

64

И, наконец, сорвав штаны, оставшись

16

× 2

уже в одних носках, уже среди

20

× 2

девичьих ног, уже почти ворвавшись

16

× 2

в промежный мрак, уже на полпути

16

× 2

к мятежным наслаждениям, задравши

(13+17)

× 2

ее колени, чуя впереди,

17

× 2

как пишет Цвейг, пурпурную вершину

16

× 2

экстаза, и уже наполовину,

3

× 2

65

представь себе, читатель! Не суди,

8

× 2

читательница! Я внезапно замер,

8+12

схватив штаны и, прошептав: «Прости,

3

× 2

я скоро!», изумленными глазами

(16+16)

× 2

подружки провожаемый, пути

17

× 2

не разбирая, стул с ее трусами

(12+13+17)

× 2

и голубым бюстгалтером свалив,

8

× 2

дверь распахнул и выскочил, забыв

15

× 2

66

закрыть ее, помчался коридором

18

пустым.

     (Кибиров 1994: 366)


Кибиров ухитрился дать здесь отсылки сразу к трем поэмам Пушкина: помимо «Домика в Коломне» с его «прыжком через строку», вновь превратившимся в прыжок через строфу (а точней, через две межстрофных границы), автор «Сортиров» перифразирует еще «Графа Нулина» [<...> накинувъ // Свой пестрый шелковый халатъ // И стулъ въ потемкахъ опрокинувъ <...> (Пушкин 1828б: 22)] и, что менее очевидно, петербургскую повесть о бедном Евгении

- 67 -

Синтаксический профиль октавы в поэмах Пушкина и Кибирова

Рис. 11. Синтаксический профиль октавы в поэмах Пушкина и Кибирова

[Нередко кучерские плети // Его стегали, потому // Что он не разбирал дороги // Уж никогда <...> (Пушкин 1978: 20)]38.

Цитирование пушкинских переносов из «Онегина» и «Домика в Коломне» проходит ритмико-синтаксическим лейтмотивом через весь текст «Сортиров»: <...> под рукомойником я выводил // пятно. Меж тем светало. И пробили // часы — не помню сколько. Этот звон <...> (Кибиров 1994: 376) [ср.: Пробили // Часы урочные: поэтъ // Роняетъ, молча, пистолетъ <...> (Пушкин 1837: 191)]39; <...> но автор удаляется. Ни строчки // уже не выжмешь. И течет река <...> (Кибиров 1994: 378) [ср.: Больше ничего // Не выжмешь изъ расказа моего (Пушкин 1833: 125)]; И, перейдя на ультразвук, она // ворвалась в коридор. В толпе видна <...> (Кибиров 1994: 360) [ср. в той же позиции заключительного двустишия перед межстрофным переносом: <...> Въ ней вкусъ былъ образованный. Она // Читала сочиненья Эмина <...> (Пушкин 1833: 114)]40. Б. В. Томашевский подметил, что «почти всеми подражателями „Домика

- 68 -

в Коломне“» «был канонизирован» прием «рассечения на стыке стихов имени и отчества действующих лиц» (Томашевский 1941а: 304): <...> Ея сестра двоюродная, Вѣра // Ивановна, супруга Гофъ-Фуръера (Пушкин 1833: 119). Не избежал этого и Кибиров, дважды разорвавший имя и отчество, а один раз — имя и фамилию: <...> жирна // и высока была его Лариса // Геннадиевна. Был он белобрысый <...>; <...> к советскому дичку привил Андрей // Андреич. Впрочем, так же, как фарцовку <...>; Толстый Боря // Чумилин, по прозванию Чума <...> (Кибиров 1994: 359, 347, 349).

Таблица 23

Структура грамматических связей в октавах поэмы «Сортиры» (без строф 14, 26 и 53)

Тип
связи

Строки (%)

В среднем

1

2

3

4

5

6

7

8

 1

 9,4

17,5

 7,4

 4,9

 4,0

 5,1

 8,0

19,0

 9,3

 2

 1,4

 5,0

 3,3

 2,1

 2,4

 2,2

 6,4

11,1

 4,2

 3

 0,7

 4,2

 5,0

 2,1

 1,6

 3,7

 1,6

 3,2

 2,7

 4

 1,4

 —

 0,7

 0,8

 0,7

 0,8

 0,6

 5

 —

 6

 0,7

 0,1

 7

 3,6

 2,5

 0,7

 3,2

 2,2

 3,2

 0,8

 2,0

 8

 3,6

 1,7

 7,4

 6,9

 4,0

 5,9

 7,2

 2,4

 4,9

 9

 1,4

 0,8

 1,4

 3,2

 1,5

 1,6

 1,3

10

 0,8

 0,1

11

 0,8

 0,7

 0,8

 0,3

12

 2,2

 0,8

 2,5

 0,7

 3,2

 1,5

 0,8

 0,8

 1,5

13

 2,9

 4,2

 6,6

 3,5

 6,3

 4,4

 3,2

 1,6

 4,1

14

10,9

13,3

14,0

15,3

15,9

16,2

17,6

14,3

14,7

15

10,9

15,0

 9,9

11,1

14,3

11,0

11,2

11,9

11,8

16

36,2

23,3

30,6

31,3

23,8

26,5

22,4

20,6

27,0

17

 4,3

 5,0

 2,5

 9,7

 8,7

 8,8

 8,8

 4,0

 6,6

18

 9,4

 5,0

 9,9

 8,3

 7,9

 8,8

 5,6

 7,1

 7,8

19

20

 0,7

 0,8

 1,4

 0,8

 0,7

 1,6

 2,4

 1,1

21

 0,7

 0,1

двойные

77,5

62,5

75,2

85,4

79,4

81,6

72,0

61,1

74,7

сложные

30,1

13,6

14,6

33,0

18,4

26,2

20,4

19,6

22,0

S̄

32,9

24,0

27,5

36,8

30,7

33,1

27,6

24,3

29,6

σ

 3,3

 5,6

 2,1

 7,2

 1,1

 3,5

 2,0

 5,3

 3,8

N

103

103

103

103

103

103

103

102

823


Однако при всей преемственности «Сортиров» по отношению к бурлескной эпике Пушкина поэма Кибирова принадлежит к другому типу поэтического синтаксиса. Межстрочные связи в ней гораздо сильнее: S̄ = 29,6 (а в пушкинском «Домике» — 18,1; см. табл. 20). Синтаксическая структура октавы в «Сортирах» тоже в корне отлична от пушкинской (см. рис. 11 и табл. 23).

- 69 -

В поэме Кибирова, где фразы свободно перешагивают через границы строф, хотя бы с одного края разомкнуто 84% октав, а в «Домике» — только 15%. График показывает, что почти на всем протяжении (с 3-го стиха по 7-й) внутристрофные синтаксические кривые в «Сортирах» и «Домике в Коломне» симметричны: там, где у Пушкина — усиление связей, у Кибирова — ослабление, и наоборот. В «Домике» посредине октавы (S̄4) находится самая слабая связь, а в «Сортирах» — самая сильная. Если у Пушкина синтаксис и строфика всего лишь не совпадали, то у Кибирова грамматическое членение строфы (2+6) противоположно метрическому (6+2).

Таблица 24

Структура грамматических связей в «Двадцати сонетах к Саше Запоевой»

Тип
связи

Строки (%)

Всего

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

 1

26,1

13,6

 3,8

 8,7

12,0

18,2

 8,0

11,1

18,2

18,2

21,7

 4,0

12,0

78,9

17,0

 2

 4,3

 9,1

 8,7

 4,0

18,2

 4,0

18,5

 4,5

 8,7

12,0

12,0

21,1

 8,8

 3

 9,1

 7,7

 4,3

 4,0

 4,5

 3,7

13,6

 4,5

 8,7

 4,0

 4,6

 4

 8,0

 9,1

 4,0

 1,5

 5

 4,3

 0,3

 6

 7

 8,7

 7,7

 8,7

 4,0

 4,5

 8,0

 3,7

 4,5

 8,7

 4,0

 4,6

 8

 8,7

13,6

11,5

17,4

16,0

13,6

 3,7

 4,5

 4,5

 4,3

 4,0

12,0

 8,2

 9

 4,0

 4,3

 4,0

 0,9

10

11

 4,5

 0,3

12

 9,1

11,5

13,0

 4,0

 8,0

 4,5

12,0

 4,6

13

 9,1

 7,7

 4,5

16,0

 9,1

 4,3

 4,0

 4,0

14

17,4

13,6

 3,8

13,0

20,0

 9,1

12,0

18,5

22,7

18,2

13,0

16,0

20,0

14,3

15

 4,3

 4,5

 7,7

 4,3

12,0

 4,5

 8,0

 7,4

 9,1

 4,3

 8,0

 8,0

 6,1

16

21,7

 9,1

19,2

 8,7

16,0

18,2

12,0

18,5

18,2

27,3

 8,7

12,0

20,0

15,2

17

 4,5

 7,7

 8,7

 8,0

 4,5

12,0

 7,4

 4,5

 4,3

12,0

 4,0

 5,8

18

 8,7

 7,7

 7,4

 4,5

 8,7

 8,0

 4,0

 3,6

19

20

 3,8

 0,3

двойные

60,9

59,1

84,6

69,6

76,0

50,0

72,0

66,7

59,1

68,2

52,2

76,0

68,0

62,9

сложные

15,0

10,0

25,0

15,0

20,0

10,0

20,0

20,0

10,0

10,0

15,0

25,0

25,0

15,8

S̄

20,1

17,6

30,9

19,6

26,4

16,1

25,8

26,7

18,2

23,1

18,4

28,6

24,5

 1,2

21,3

σ

 1,2

 3,7

 9,6

 1,7

 5,1

 5,2

 4,5

 5,4

 3,1

 1,8

 2,9

 7,3

 3,2

20,1

 5,3

N

20

20

20

20

20

20

20

20

20

20

20

20

20

19

279


Мощное ритмико-синтаксическое воздействие Бродского, в «Сортирах» только угадываемое, открыто провозглашают «Двадцать сонетов к Саше Запоевой» (1995), само название которых «передразнивает» «Двадцать сонетов к Марии Стюарт» (1974). Если в классическом сонете его строфическое членение так или иначе увязано с грамматическим, то у Бродского стих и грамматика

- 70 -

часто существуют в автономном режиме. Наиболее характерен в этом отношении XVII сонет к Марии Стюарт, который от первой до последней строки являет собой единый период41. Аналог ему у Кибирова составляет сонет 7, образованный двумя сложными предложениями, разделенными точкой в середине 3-й строки:

Я просыпаюсь оттого, что ты

14

× 2

пытаешься закрасить мне щетину

16

помадою губной. И так невинно

13

× 2

и нагло ты хохочешь, так пусты

14

× 2

старанья выбить лживое «Прости,

8

× 2

папулечка!», так громогласно псина

(14+15)

× 2

участвует в разборке этой длинной,

4

× 2

и так полны безмозглой чистоты

14

× 2

твои глаза, и так твой мир огромен,

13

× 2

и неожидан, и притом укромен,

4

× 2

и так твой день бескраен и богат,

7

× 2

что даже я, восстав от мутной дремы,

12

× 2

продрав угрюмый и брезгливый взгляд,

(8+14)

× 2

не то чтоб счастлив, но чему-то рад.

1

  (Кибиров 1997: 66)


Другие сонеты Кибирова отличаются большей синтаксической дробностью, но нигде минимум связанности не закреплен за границей катренов или терцетов (4+4+3+3): S̄4 > S̄2>; S̄8 > S̄5 > S̄7 > S̄6; S̄11 > S̄9 (см. табл. 24).

Несомненно, что разные ритмико-синтаксические системы сосуществуют, причем не только в контексте эпохи, но и в контексте одного произведения или цикла, как у тех же Бродского и Кибирова. С появлением новых типов организации стиха старые не исчезают, а лишь оказываются потесненными. И тем не менее вполне допустимо говорить о реформировании поэтического синтаксиса: при каждом глобальном расширении синтаксических «горизонтов» ритмико-грамматические аномалии канонизируются. Именно по этой причине типологию русского стихотворного синтаксиса мы вправе рассматривать как слепок его эволюции — по крайней мере, на правах исторической гипотезы.

Сноски

Сноски к стр. 11

* Вопросы языкознания. 2003. № 3. С. 31—78.

Сноски к стр. 12

1 Эта классификация несовершенна; в частности, она страдает из-за недостаточной дифференцированности синтаксических позиций (например, в ней не учитывается разный характер связей при обособлении причастных и деепричастных оборотов, не проводится граница между падежным примыканием и управлением). С этим приходится мириться: будучи теоретически оправданной, еще бо́льшая дробность классификации сделала бы несравнимыми данные в новых и старых моих работах (см. Шапир 1998а: 53—60, 116—124; 1999а; 2000а: 161—186, 372—380, 450—457).

Сноски к стр. 13

2 Здесь и ниже цитируется выступление М. Л. Гаспарова 1 июня 2000 г. на заседании диссертационного совета по русской литературе и фольклористике при Московском государственном университете.

Сноски к стр. 14

3 В цитируемом источнике ударения отсутствуют.

Сноски к стр. 15

4 О том, что доля совпадений конца стиха с концом предложения была обусловлена количеством фонетических слов в строке, косвенно свидетельствуют два стихотворения раннего Ломоносова, написанные сплошь полноударными 3-стопными ямбами (см. Ломоносов 1959, 8: 14, 125). В этих небольших произведениях 45% межстрочных границ (10 из 22) суть в то же время границы простых предложений.

5 Доля сложных связей определяется от общего числа межстрочных границ, доля двойных — от общего числа связей.

Сноски к стр. 17

6 Ср. аналогичную дистрибуцию прямых дополнений в «Оде ... 1757 года»: Петр Великий Полки, законы, корабли // Сам строит, правит и предводит <...> (Ломоносов 1959, 8: 632).

Сноски к стр. 19

7 У Сумарокова из-за нехватки материала привлечены также две оды, в которых строфы начинаются не с женского, а с мужского стиха — aBaBccDeeD (перечень текстов см. Шапир 1998а: 101—102 примеч. 7; 2000а: 434—435 примеч. 88).

Сноски к стр. 21

8 О грамматике межстрочных связей в «Евгении Онегине» см. § 4 настоящей статьи.

Сноски к стр. 22

9 Здесь и далее вертикальной чертой я обозначаю границы простых предложений в середине стихотворной строки.

Сноски к стр. 25

10 Строфоид — это невыделенная группа строк, образующих замкнутую рифменную цепь.

Сноски к стр. 26

11 Следы прежних строфико-синтаксических навыков остаются в качестве атавизма: связи после нечетных строк всё же сильнее, чем после четных, но не настолько, чтобы играть структурообразующую роль.

12 Это побудило А. Белого при анализе «Медного Всадника» включить синтаксис в число ритмических факторов (см. Белый 1929: 148—149 и др.; Рудаков 1979: 317 и др.).

Сноски к стр. 27

13 Сила межсловных (а точнее межтактовых) связей в строке квалифицируется по той же шкале, что и сила связей межстрочных (см. § 1), но при вычислении среднего коэффициента межсловной связанности (s̄) все связи интерпретируются как простые и одинарные.

14 Качественно меняется только встречаемость ритмических форм: доля I формы [′()] увеличивается на 12,1%; доля IV формы [′()] сокращается на 10,7% (в совокупности обе этих формы в «Кавказском пленнике» составляют более 80% строк).

Сноски к стр. 29

15 В столбце слева от цитаты указывается тип внутристрочной связи и номера тактов, ею связанных.

Сноски к стр. 30

16 Красноречива динамика связей между вторым и третьим словом: во вступлении s̄2—3 = 15,8; в первой части s̄2—3 = 13,8; во второй части s̄2—3 = 13,1.

Сноски к стр. 34

17 Два стиха в поэме поделены между тремя простыми предложениями каждый: Осада! приступ! злые волны <...> (ч. I, стих 94); <...> Уж никогда; казалось — он <...> (ч. II, стих 113).

Сноски к стр. 35

18 Двумя вертикальными чертами в цитате я обозначаю переносы между строфоидами в составе онегинской строфы: AbAb || CCdd || EffE || gg.

19 Н. В. Измайлов обнаружил, что, перерабатывая строфу, Пушкин целенаправленно углублял «паузы на полустишиях» (Измайлов 1930: 183 примеч. 2; Рудаков 1979: 305—308).

Сноски к стр. 36

20 Пунктир на графике соответствует среднему коэффициенту межстрочной связанности.

21 Синтаксическая схема онегинской строфы сложнее метрической и от нее отличается: {2+2}+{4+(4+2)}. Таким образом, М. Л. Гофман и Л. П. Гроссман заблуждались, думая, что «наиболее резко строфа распадается на две части» по схеме (4+4)+(4+2) или же (4+4)+(3+3) (Пушкин 1919: 12; Гроссман 1924: 125—127). Модель С. Б. Рудакова (4+8+2), которому «вполне устойчивыми» казались «лишь первое (перекрестное — AbAb) четверостишие и последнее (gg) двустишие» (Рудаков 1979: 297), тоже лишь частично подтверждается статистическими данными: она безоговорочно справедлива только для начальных строф «Езерского» (см. табл. 14), но не для «Евгения Онегина». Впрочем, невозможно не согласиться с тем, что «средние 8 стихов <онегинской строфы. — М. Ш.>, как дающие по самой своей строфической природе наибольшие возможности для изменений <...> несут весьма неопределенные, подвижные, непостоянные синтаксические образования» (Рудаков 1979: 297—298).

Сноски к стр. 40

22 Думается, что момент проникновения таких конструкций в повествовательную ткань «Онегина» не совсем случаен. Когда Пушкин работал над 3-й главой (1824), Баратынский писал свою «Эду», которую за обилие переносов порицал Ф. В. Булгарин (см. Булгарин 1826: 2; Купреянова, Медведева 1936: 308 примеч. 1; Булаховский 1954: 277). Ср.: Вы за углами съ нимъ недаромъ // Всегда встрѣчаетесь. Теперь // Ты рада слушать негодяя. // Худому выучитъ. Бѣда // Падетъ на дуру. Мнѣ тогда // Забота будетъ небольшая <...> (Баратынский 1826: 17) и т. п.

23 Чтобы сделать эволюционные тенденции более наглядными, на онегинских графиках изображены кривые, выровненные по «цепному методу» (ср. Ярхо 2006: 332—334, 544 примеч. *): они отражают данные по каждым трем смежным главам романа.

Сноски к стр. 44

24 Что «въ Мѣдномъ Всадникѣ чудеса Русскаго стиха достигли высшей степени» (Шевырев 1841: 244), стало очевидно уже некоторым современникам Пушкина. Нельзя, однако, умолчать и о той роли, какую в истории переносов сыграла традиция романтического 4-стопного ямба со сплошными мужскими окончаниями (ср. Матяш 2001: 179—180): «Шильонский узник» Жуковского (1818), «Мцыри» Лермонтова (1839), «Разговор» Тургенева (1844) и т. д., но главное — «Олимпий Радин» Аполлона Григорьева (1845).

Сноски к стр. 45

25 В источнике ударения отсутствуют.

26 Несмотря на «кричащие» enjambement’ы, средний коэффициент связанности в этом стихотворении — 18,3 (то есть почти равен ломоносовскому).

Сноски к стр. 46

27 Дж. Смит убежден, что «Пенье без музыки» — «одна из лучших поэм о любви в русской литературе XX в., достойная стоять рядом с поэмой Маяковского „Про это“ и „Поэмой конца“ Цветаевой» [Smith 1999: 12]. Даже не соглашаясь со столь высокой оценкой, необходимо признать этапное место «Пенья без музыки» в истории русского поэтического языка.

Сноски к стр. 48

28 Не похоже, чтобы грамматическая слитность строк была спровоцирована удлинением синтаксических единиц: в «Пенье без музыки» простое предложение даже короче, чем в «Медном Всаднике» (в среднем соответственно 2,72 и 2,78 стиха). А расстояние «от точки до точки» само по себе на коэффициент связанности не влияет: средняя длина периода в «Пенье без музыки» — 4,9 стиха (при S̄ = 31,4), а в «Петербургском романе» — 7,1 стиха (при S̄ = 15,0).

Сноски к стр. 50

29 Из подсчетов исключены три строфы, концы которых являются концами трех частей поэмы.

30 Бродский готов распределять единую синтаксическую конструкцию не только между строфами, но и между главами, деление на которые тем самым становится сугубо формальным. Написанная шестистишиями AAABBB, «Эклога 5-я (летняя)» (1981) разбита на четыре неравные главки длиной от 8 до 14 строф. Главки II и III связаны междустрофным переносом:

<...> дальше попросту не хватило

означенной голубой кудели
воздуха. В одушевленном теле
свет узнает о своем пределе
и преломляется, как в итоге
длинной дороги, о чьем истоке
лучше не думать. В конце дороги —

III

бабочки, мальвы, благоуханье сена,
река вроде Оредежи или Сейма,
расположившиеся подле семьи
дачников, розовые наяды,
их рискованные наряды,
плеск; пронзительные рулады

соек тревожат прибрежный тальник <...>

(Бродский 1994, III: 37—38)

Сноски к стр. 51

31 Эту свою ритмическую установку Бродский не раз декларировал: «Одно из самых грандиозных суждений, которые я в своей жизни прочел, я нашел у одного мелкого поэта из Александрии. Он говорит: „Старайся при жизни подражать времени. То есть старайся быть сдержанным, спокойным, избегай крайностей. Не будь особенно красноречивым, стремись к монотонности“» (Волков 2000: 152).

Сноски к стр. 52

32 Из фонетических факторов ритма необычное звучание стиху «Пенья без музыки» придают сверхсхемные ударения, коими отягчен как минимум каждый десятый стих поэмы (22 раза из 24 они падают на 1-й слог). Наиболее банальны внеметрические ударения в VI форме [′′]: <...> (<...> все уменьшает) обо мне <...>; <...> есть проведение прямой <...> (Бродский 1992, II: 232, 234). Наименее тривиальны спондеи в начале форм III [′′′()] и VII [′′′()]: <...> дня, месяца, Господня Лета <...>; <...> слыть точками; итак, разлука <...>; <...> мир все же ограничен властью <...>; <...> мне, катету, незриму, нему <...>; <...> жизнь требует найти от нас // то, чем располагаем: угол; <...> скарб мыслей одиноких, хлам <...> (Бродский 1992, II: 233—236 и др.); <...> верх собственности для предмета; <...> там где-нибудь, над Скагерраком <...> (Бродский 1992, II: 236, 238). Изредка сверхсхемные ударения несут на себе также 3-й и 5-й слог: Не в том суть жизни, что в ней есть <...>; <...> любовников  твой взгляд и мой <...> (Бродский 1992, II: 239, 234).

Сноски к стр. 56

33 Помимо нейтрализации синтаксических различий между начальным и конечным иктом, общим у стихов I и III формы в «Пенье без музыки» оказывается дальнейшее ослабление внутристрочных связей — не только по сравнению с «Петербургским романом», но также и с «Медным Всадником».

Сноски к стр. 57

34 Ср., например: «<...> у Ломоносова строки более <...> замкнуты, а у Пушкина гораздо чаще перебрасываются синтаксическими связями из стиха в стих» (Гаспаров 2001: 131; Гаспаров, Скулачева 1999: 95).

Сноски к стр. 58

35 В тексте «Домика в Коломне» Н. В. Перцов отметил эротическую реминисценцию из «Гавриилиады» (см. Перцов 1994: 293 примеч. 14; ср. Шапир 2001б; 2002д).

Сноски к стр. 61

36 Автопародийные переклички «Домика» с «Онегиным», в том числе на уровне стиха, уже были предметом пристального филологического разбора (см. Гаспаров, Смирин 1986; Перцов 1994: 285). Но от исследователей ускользнул, вероятно, самый показательный случай «перелицовки» романа в поэме. Образно мотивированный «прыжок» через строфу в 3-й главе «Онегина» (<...> Татьяна прыгъ въ другія сѣни <...> И задыхаясь, на скамью // Упала...) спустя несколько лет отозвался «прыжком через строку» в XXXVI строфе «Домика в Коломне» (ср. Измайлов 1971: 108—109; Харлап 1980: 228; Виленчик 1987). В этой «октаве» вместо положенных восьми строк — семь (пропуск стиха пародирует «пропуск» межстрофной границы):

    Предъ зеркальцомъ Параши, чинно сидя,
Кухарка брилась. Что съ моей вдовой?
«Ахъ, ахъ!» и шлепнулась. Ее увидя,
Та, въ торопяхъ, съ намыленной щекой
Черезъ старуху (вдовью честь обидя),
Прыгнула въ сѣни, прямо на крыльцо,
Да ну бѣжать, закрывъ себѣ лицо.

       (Пушкин 1833: 123)

Полужирным шрифтом выделены дословные совпадения с «Онегиным» (глава 3, строфа XXXVIII):

                               <...> и на дворъ
Евгеній! «Ахъ!» — и легче тѣни
Татьяна прыгъ въ другія сѣни
Съ крыльца на дворъ, и прямо въ садъ;
Летитъ, летитъ; взглянуть назадъ
Не смѣетъ; мигомъ обѣжала <...>

(Пушкин 1837: 101—102)

Сноски к стр. 64

37 Похожим образом в своих переводах Бродский заострял до гротеска «синтаксические узоры» Джона Донна (Иванов 1997: 196): «Порой от передачи техники поэта-метафизика, для своего времени поразительно изобретательной и новой, Бродский прямо переходит к собственным приемам, позднее им развитым. В <...> Донновой элегии на смерть леди Маркхэм Бродский <...> утрирует свойственные <...> Донну переносы: на месте ритмической границы, разрывающей предложение, оказывается предлог, выделенный ударением и рифмой. Результат кажется просто стихами самого Бродского, хотя метр, образы и синтаксическая усложненность Донна переданы точно» (Иванов 1997: 196). Вяч. Вс. Иванов считает, что эти черты синтаксиса у Бродского прежде всего «связаны с продолжением опыта Цветаевой и Боратынского» (Иванов 1997: 196).

Сноски к стр. 67

38 Не говорю об обороте, который Кибиров заимствовал из стихотворения Пушкина «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем...» (1830).

39 В свою очередь, у Пушкина enjambement остранняет элегическую формулу Баратынского (ср. Пильщиков 1994б: 104 примеч. 37; 2005: 74 примеч. 37): <...> Пробьютъ урочные часы <...> (Баратынский 1825: 103).

40 В этом Кибиров тоже идет за Бродским: Вот то, что нам с тобой ДАНО. // Надолго. Навсегда. И даже // пускай в неощутимой, но // в материи. Почти в пейзаже (Бродский 1992, II: 236, ср. 237). Пушкинскую фразу Бродский парцеллирует, но в «Пенье без музыки», как и в «Онегине», за ней следует double-rejet: И здѣсь героя моего <...> Читатель, мы теперь оставимъ, // Надолго... навсегда. За нимъ // Довольно мы путемъ однимъ // Бродили по̀ свѣту (Пушкин 1837: 278).

Сноски к стр. 70

41 В отличие от остальных, этот сонет написан не 5-стопным, а 4-стопным ямбом (исключение составляют лишь 1-я и 4-я строки, имеющие по 5 стоп).