869

ЗАМЕТКА ОБ «АНЧАРЕ»

1

Публикуемый нами впервые автограф «Анчара» из собрания Константина Романова хранится в архиве ИРЛИ (Пушкинском доме) Академии Наук СССР под шифром 1244/166, с жандармскими пометами «9» и «14».

Автограф Пушкина занимает три страницы, четвертая занята «Ответом Катенину» с датой «10 ноября 1828 Малинники» На 1 стр. поперек текста отпечатались части неясных для нас слов (овник, спод?) с какой-то другой рукописи.

Настоящий автограф — один из трех известных нам источников текста «Анчара» и хронологически занимает между ними место среднего звена, представляя собою перебеленную копию, со многими поправками, сравнительно с автографом Ленинской Библиотеки (б. Румянцевского Музея) в тетради № 2371 (лл. 18, 20 об. — 21, 22 об.). Общин анализ эволюции всех трех имеющихся источников текста был дан в работе Н. В. Измайлова «Из истории Пушкинского текста «Анчар, древо яда»¹.

Рукопись любопытна между прочим тем, что на полях листа 1 вверху Пушкиным сделана перпендикулярно тексту (как и рисунок бегущего животного)² английская запись:

It is a poison-tree that pierced to the inmost Weeps only tears of poison. Coleridge

т. е.:	Есть древо яда, пронизывающее отравой все сокровенное, Оно плачет лишь ядовитыми слезами. Кольридж

Этот «эпиграф» затруднял исследователей «Анчара». Н. В. Яковлев в статье «Пушкин и Кольридж»³ писал: «Розыски этих стихов у Кольриджа пока ни к чему не привели. Повидимому Пушкин взял их у другого английского поэта или сам сочинил — и приписал Кольриджу, или по ошибке, или в целях мистификации».

Недоразумение объясняется поисками в лирике Кольриджа. В действительности, Пушкин совершенно точно выписал 23—24 строки из I акта сцены 1-й восточной трагедии Кольриджа «Озорио» (1797), переименованной автором в 1812 г. в «Раскаяние» (Remorse).

Среди вариантов и разночтений автографа любопытны следующие: в строфе 1-ой Пушкин первоначально хотел дать пустыне эпитет «мрачной», в стихе 3-м читалось «как бодрый часовой», но сейчас же соответственно общему колориту слово «бодрый» было заменено словом «грозный».

В строфе 2-ой «степи» были названы «пламенными» и только позже «жаждущими», стих второй первоначально читался: Его в день гнева напоила; стих 3-й сначала имел вид:

потом: затем:

И жилы тощие корней, И жилы сонные ветвей, И жилы мощные ветвей.

И только в дальнейшей работе Пушкин нашел удовлетворяющую его поэтическую формулу:

И зелень мертвую ветвей.

В данном автографе она еще отсутствует.

870

Третья строфа далась Пушкину не сразу.

В стихе 1-м сначала:

Яд каплет сквозь кору его;

в стихе 2-м сначала:

затем: наконец:

Густой прозрачною смолою, разтопленный дыханьем ? зноя, К полудню растопясь от зноя.

Четвертая строфа дает два отличных от окончательного текста двустишия, впоследствии забракованных за их тавтологичность:

Кругом нет жизни — все молчит Недвижно все — лишь вихорь чорной.

Вместо: «на древо смерти» сначала было: «на древо яда»; вместо «и мчится прочь» — «и вьется прочь».

В пятой строфе вместо стихов:

И если туча оросит Блуждая лист его дремучий

первый стих был начат:

затем: потом:

Лишь мимо ходит Да разве туча оросит Блуждая туча-ль оросит Случайно лист его висящий

и следующие стихи соответственно читались:

И дождь уж каплет ядовит С его ветвей в песок горящий.

Шестая строфа, потом вовсе отброшенная (она вся зачеркнута Пушкиным в этом же автографе) первоначально была посвящена описанию животных (нашедшему затем место в 4-й строфе):

начато:   потом:

В его пустыню забежав Гонимы тигра И тигр в пустыню забежав В мученьях бьется умирает издыхает Паря над ней орел стремглав Кружась, безжизненный, спадает.

Седьмая строфа читалась сначала:

потом:	Но человека человек Въ но[чи] к анчару властным взглядом Послал к анчару властным взглядом И тот послушно в путь потек И возвратился к ночи с ядом
потом:	Послал к пустыне властным взглядом И тот поутру в путь потек И возвратился на ночь с ядом

Этот вариант однако был также отброшен.

Восьмая строфа⁴ дает иное чтение первой строки:

Принес анчарную смолу

тут же замененное:

Принес он смертную смолу.

871

ЧЕРНОВОЙ АВТОГРАФ „АНЧАРА“
ПЕРВАЯ СТРАНИЦА

Институт Русской Литературы, Ленинград

ЧЕРНОВОЙ АВТОГРАФ „АНЧАРА“
ВТОРАЯ СТРАНИЦА

Институт Русской Литературы, Ленинград

ЧЕРНОВОЙ АВТОГРАФ „АНЧАРА“
ТРЕТЬЯ СТРАНИЦА

Институт Русской Литературы, Ленинград

872

Девятая строфа дает вариант первого двустишия:

потом:

Принес и скоро изнемог (И лег на постланные) лыкиа Принес и весь он изнемог

Затем заготовлена новая рифма — «лег»

Последняя строфа читалась первоначально:

А князь тем ядом напоил Свои догадливыеб стрелы И смерть пернатую пустил К соседу, в чуждые пределыв.

В первом стихе Пушкин попробовал изменить слово «напоил» на «омочил», но затем и его заменил словом «упитал». Соответственно и в рифме третьего стиха была сделана замена:

И смерть пернатую послал.

Наконец в заключительном стихе вместо «к соседу» исправлено на более конкретное «к соседам».

Под текстом рисунок стрелы и точная дата «9 ноября 1828 Малиники», — т. е. название тверского имения А. Н. Вульфа, где жил в это время Пушкин.

2

Выписка из восточной трагедии Кольриджа⁵, связанной с пушкинским «Анчаром» только в этой теме, ведет к клубку ассоциаций с Востоком, несомненно лежавших в основе «Анчара». Этот восточный колорит стихотворения всегда интриговал исследователей (П. О. Морозова, Н. Ф. Сумцова, В. Я. Брюсова, Н. В. Измайлова, Н. В. Яковлева). Последние попытки раскрытия генезиса «Анчара» все еще были недостаточными; они говорят лишь «об источниках «Анчара», несомненно лежащих в западной литературе, но пока совершенно неясных» (Измайлов).

Комплекс материалов этого рода, легших в основу дошедшей до Пушкина легенды, многосложен и требует особого исследования.

В одной из хранящихся в Москве рукописей (тетрадь № 2371, л. 18₁) Пушкин записал: «Upas. Анчар». Упоминания ядовитого дерева «Упас» неоднократны у поэтов и уже указывались (напр. у Э. Дарвина, Байрона, Мильвуа). Обращаем здесь внимание, что Пушкин мог натолкнуться среди других известных ему источников на использование образа древа-яда в мелодраме известного английского драматурга Джорджа Кольмана.

Драма Кольмана носит заглавие «Закон Явы». Поводом к заинтересованности мелодрамой проще всего могло быть упоминание о ней и краткий ее пересказ в книге, широко популярной у нас в 20-х годах XIX в., — «Путешествие в Англию и Шотландию» Амедея Пишо (1826). Пишо — переводчик Байрона, В. Скотта, Бульвера на французский язык — был одним. из. важнейших источников по ознакомлению французов и русских с английской литературой⁶. Его имя и его «Путешествие» постоянно упоминались и последнее частично переводилось в наших журналах.

В 1830 г. «Литературная Газета» между прочим также уже дала главу из книги Пишо об «озерных поэтах». Пушкин конечно знал книгу. В первом томе «Путешествия» (гл. XXXV—XXXVI) давалась характеристика английских драматургов Джорджа Кольмана-отца (1732—1794) и Дж. Кольмана-сына (1762—1836), а на стр. 377 издания 1826 г. было помещено следующее сообщение о нем: «Джордж Кольман перенес в этот театр (Hay-Market) последнюю мелодраму «Закон Явы» Тут нежный любовник, которого ревнивый тиран осудил отправиться собирать яд Упаса. Это поручение равносильно смертному приговору, но один старец нашел случай дать столь хорошие советы герою по имени Парбайя, что этот последний возвращается целым и невредимым. Любовник, который должен был быть пронзен

873

ЧЕРНОВОЙ АВТОГРАФ „АНЧАРА“

Публичная Библиотека СССР им. Ленина, Москва

874

стрелами, спасается от этого трагического конца, благодаря закону, пред которым король Явы обязан преклониться, как делают конституционные короли»...

Несомненно сюжет мелодрамы Кольмана (шедшей с большим успехом впервые в Ковен-Гардене 11 мая 1822 года), несмотря на любовный эпизод, обычно осложняющий и другие изводы данной легенды и этим отличающийся от «Анчара», все же достаточно близок к нему.

Вулканическую почву Явы, взрастившую древо яда, очевидно имел в виду Пушкин в одном из черновых вариантов («Под небом Африки моей»), разумея вообще «тропическое небо». Собрание сочинений Кольмана-сына вышло в Париже на английском языке в 1827 г.⁷ Трехактный «Закон Явы» развертывается на фоне картин голландской колониальной экспансии. Герой Парбайя проник ночью в гарем короля Явы, чтобы увидеться со своей похищенной королем женой — Заидой. Парбайе грозит смерть. Однако сам король признает, что:

Есть правда шанс, один, ничтожный, на который

Претендовать преступники все могут.

В ответ Парбайя произносит стихотворный монолог, в котором легко усмотреть черты, близкие «Анчару»:

Да, я слышал

Про милосердие свирепое твое — сыскать

То древо Явы, что на много верст

Грозит погибелью и Упас порождает

И все растущее своим дыханьем губит.

Из чьих пределов даже хищный зверь

Пустыни частый гость — уходит прочь, трепещет.

Оттуда, если, чудом, человек приговоренный

Приносит яд, из дерева текущий,

Куда макаешь ты свои воинственные стрелы,

Он получает жизнь — и ослабелый раб

Избегший Упаса — Тирана избегает⁸.

Быть может будут отысканы в клубке несомненных источников «Анчара» более конкретные, посредствующие нити, связующие его с той же легендой, но не подлежит сомнению, что стихотворный фрагмент Кальмана — одно из ближайших звеньев.

Бросается в глаза прежде всего общность социального фона с острой подчеркнутостью социальных противоречий (тиран и раб). Сохраняется Пушкиным и та же последовательность рассказа. Образ грозного Анчара с губительным дыханием и истекающим ядом сменяется сначала образом бегущих от Упаса животных, потом темой о приговоренном человеке и подробностью о воинственных стрелах, обмакиваемых в яд, совпадающей с одним из пушкинских вариантов:

А князь тем ядом напоил

Свои губительные стрелы.

Именно в финале обоих стихотворений образу возвращающегося ослабелого раба (несчастного — the palsied wretch), избегшего Упаса, противопоставляется образ тирана.

Интерес Пушкина к мелодраме мог натолкнуть его на восточную трагедию Кольмана, чьи пьесы и по нашим представлениям вместе с пьесами Кольриджа и Мильмана входили в «репертуар театра Английского, освобожденного от классических уз»⁹.

Д. Якубович   

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ «Пушкин и его современники», вып. XXXI—XXXII, стр. 3—14.

² Рисунок связан повидимому ассоциацией со стихами соседней строфы «и мчится прочь» и дальнейшими упоминаниями убегающих животных.

³ «Пушкин в мировой литературе». ГИЗ, 1926, стр. 138.

⁴ Налево от нее в рукописи план: Цыганка. Зима дорога. Москва. Генерал. Одесса. Возможно, что это план окончания «Евгения Онегина».

⁵ Отметим кстати еще два упоминания Пушкиным Кольриджа: 1) запись в альбоме А. Н. Вульф, с датой «2 Oct 1835 Trigorsk» (воспроизведена во «Временнике Пушкинского дома», 1914, стр. 9), оказавшаяся по наблюдению И. А. Лихачева цитатой из Кольриджа; 2) обнаруженная нами на первом месте списка английских писателей запись Пушкина: «Christabel, poéme par Coleridge» (1826 г.?).

875

Иллюстрация: ПУШКИН

Портрет маслом неизвестного художника

Институт Русской Литературы, Ленинград

876

⁶ Ср. Д. П. Якубович «Роль Франции в знакомстве России с романами В. Скотта» («Язык и литература», т. V, 1930, стр. 147—150).

⁷ «The British Classics, edited by J. W. Lake. The Dramatic Works of George Colman the younger, with an original life of the author», vol. IV.

⁸ Вот оригинал этого впервые переведенного мною стихотворения:

That tree of Java, which, for many a mile,

Sheds pestilence; — for, where the Upas grows,

It blasts all vegetation, with its own;

And, from its desert confines, e’en those brutes

That haunt the desert most shrink off, and tremble.

Thence, if, by miracle, a man condemned

Bring you the poison that the tree exudes,

In which you dip your arrows for the war,

Не gains a pardon, — and the palsied wretch

Who scaped the Upas, has escaped the tyrant.

⁹ Ср. рецензию на «Théâtre anglais» в «Московском Телеграфе» 1829 г., ч. 25, № 1 янв., стр. 81.