151

Введение

Одной из основных проблем, связанных с изучением мировоззрения и многосторонней творческой деятельности Пушкина, является проблема, формулируемая по-разному, но охватывающая единое содержание: «Пушкин и историческая действительность», «Пушкин и общественно-политическое движение его времени», «Пушкин и его время». Значение ее прежде всего методологическое. Марксистская наука о литературе исследует взгляды и творчество писателя как генетически обусловленные процессами исторического развития, своеобразием определенной эпохи жизни общества. Конкретная историческая действительность, отраженная в специфической художественной форме, определяет содержание литературного творчества. Но отражение — не копирование: оно является весьма сложным, преломляя социальную борьбу эпохи, столкновение противоположных классовых сил, противоречия того или иного периода истории, неповторимое индивидуальное своеобразие личности писателя. Постижение генезиса и эволюции мировоззрения Пушкина, закономерностей его творческого пути возможно только при условии научного анализа современной ему действительности во всей полноте, верного понимания исторических событий, расстановки классовых сил и их антагонизма, характера общественно-политической борьбы. Произведения Пушкина нельзя уподоблять иллюстрациям к гражданской истории, это значило бы ограничивать их ценность лишь степенью фактической достоверности, игнорируя их неувядающее идейно-эстетическое богатство: подобный вульгаризаторский, примитивный подход чужд науке о литературе (хотя рецидивы его порой еще встречаются). Но рассматривая художественное творчество как особую, образно-эстетическую форму общественного сознания нельзя тем не менее понять корни мировоззрения Пушкина и особенности его творческого пути, если не исходить из сопоставления «отраженной» им действительности с «объектом отражения» — самой исторической действительностью. Таким образом, изучение общественно-политического и литературного движения первой трети XIX века, 1810—1830-х годов, является одним из необходимых условий научного освещения закономерностей процесса идейно-художественной эволюции Пушкина, его роли в развитии русской литературы, общественной мысли, политической и литературной борьбы.

Аспекты исследования этой проблемы в пушкиноведении разнообразны. В их числе — восприятие и оценки Пушкиным исторической действительности, отдельных событий и деятелей. Материалом для разработки этой темы являются прежде всего его произведения, художественные и публицистические, письма, дневники, а также переписка и мемуары современников, разнообразный документальный материал, непрерывно вводимый в научный оборот. Очевидна важность еще далеко не завершенной

152

работы — установления всего круга фактов политической и литературной жизни пушкинского времени, на которые Пушкин так или иначе откликался, их синхронного сопоставления с этапами и фактами его идейной биографии. С развитием пушкиноведения все большее и большее внимание исследователей привлекал вопрос о влиянии на мировоззрение и творчество поэта современного ему освободительного движения. Наиболее подробно изучались в этой связи история декабризма и, в несравненно меньшем объеме, отношение Пушкина к крестьянским восстаниям. Наконец, весьма существенным является также исследование роли Пушкина в литературной борьбе, его влияния на развитие этой борьбы, на современников.

Разработка всех этих аспектов проблемы освещается в ряде разделов нашей монографии («Пушкин в истории русской критики и литературоведения», разделы, посвященные биографии и творчеству). Данный раздел посвящается основным результатам и перспективам разработки проблемы «Пушкин и его время» только в плане изучения самой исторической обстановки, в которой формировалось мировоззрение и творчество Пушкина и которая определила его отношение к важнейшим историческим событиям и фактам, а также непосредственное участие в общественно-политической и литературной борьбе.

Степень разработки проблемы, естественно, зависела от состояния и достижений исторической науки и ее взаимодействия с литературоведением. В самом подходе к проблеме «Пушкин и его время» сказывалась связь тех или иных исследователей с определенными концепциями истории России первой трети XIX века.

Далеко не все исследователи, которые так или иначе касались вопроса о влиянии исторической действительности на взгляды и творчество Пушкина, обладали определенной концепцией. В XIX и даже в начале XX века литературоведы, пушкинисты, критики чаще всего ограничивались лишь отдельными наблюдениями и общей постановкой вопроса, которая часто не свидетельствовала о приближении к пониманию основных факторов, обусловивших развитие мировоззрения Пушкина. Характерно начало статьи П. В. Анненкова «Общественные идеалы А. С. Пушкина»: «Чрезвычайно важно для понимания различных эпох русской жизни определение нравственной сущности тех или других политических и общественных взглядов и убеждений, которыми были проникнуты главные деятели эпохи, приковывавшие к себе внимание своих современников. При этом вся трудность для исследования заключается преимущественно в том, что русские образованные люди, судя по общему характеру их жизни, как будто мало отличались друг от друга, исповедовали как будто одни и те же политические идеи... Со всем тем ... многие из таких деятелей, кроме своего участия в общем хоре, ... еще имели свои затаенные воззрения на положение дел... Подлинная мысль человека обретается преимущественно в его беседах с самим собою».1 Нетрудно заметить, что Анненков переносит вопрос о взглядах современников Пушкина и его самого в психологическую плоскость и не ставит вопроса об их позициях на основе характеристики объективного соотношения сил общественного движения и роли, которую играли те или иные деятели в этом движении (хотя его указание на необходимость учитывать также «затаенные» взгляды современников, конечно, правильно). Отсюда и фрагментарность его работы об общественных идеалах Пушкина, и ее умеренно-либеральное, расплывчатое заключение о том, что поэт «всею душою постоянно желал для своей родины умножения прав и свободы, в пределах законности и

153

политического быта, утвержденного всем прошлым и настоящим России».2

Отсутствие научно обоснованных представлений о процессах, исторического развития России пушкинского времени сказывается на многих дореволюционных работах исследователей, которые занимались анализом мировоззрения Пушкина: это относится к литературоведам и критикам разных оттенков — и либерального, и консервативного. Изучение взглядов Пушкина, даже при кардинально различных выводах, основывалось большей частью на том или ином подборе «высказываний» поэта, их одностороннем освещении, а не на сопоставлениях отношения Пушкина к определенным событиям с исторически объективной оценкой событий. Таких сопоставлений и оценок мы не найдем, к примеру, ни у В. Водовозова, утверждавшего, что политическое направление Пушкина с его отрицательным отношением к самовластию можно охарактеризовать как «умеренный либерализм»,3 ни тем более у явного фальсификатора взглядов поэта — В. Никольского, который стремился представить его верующим в «идеал царя», человеком, убежденным в значении православия как «основы нашего национального характера, нашей народности».4 К наиболее правильным выводам о позициях Пушкина в некоторых наиболее важных вопросах (в вопросе о его мнимом «поправении» после восстания декабристов и других) приходили ученые, которые хотя бы частично пытались оценивать эволюцию поэта в соотношении с реальной исторической обстановкой, как например В. Стоюнин — автор одной из наиболее удачных для своего времени биографий Пушкина.5 В то же время реакционный субъективизм в истолковании взглядов Пушкина (который сказался с особенной силой в писаниях о Пушкине Владимира Соловьева и его последователей — символистов) всегда базировался на принципиальном антиисторизме. Антинаучная методология представителей другого направления в литературоведении — формалистов, полностью игнорировавших общественно-историческую действительность при изучении творческой деятельности.

Наиболее прогрессивные традиции в исследовании Пушкина на основе проникновения в существенные особенности исторического развития России ведут свою родословную от Герцена («О развитии революционных идей в России», 1851) и Огарева («14 декабря 1825 и император Николай», 1858). В этих вышедших нелегально (за рубежом) работах впервые была дана характеристика борьбы против самодержавия и крепостничества как главной и определяющей задачи первой трети XIX века и в связи с этим исторически правдивая характеристика декабристов как первых русских революционеров (Белинский в подцензурной печати не мог даже касаться этих вопросов). Этой концепции противостояла реакционная историография, представленная книгой М. Корфа «Восшествие на престол императора Николая I»6 (третье издание этой книги, вышедшее в 1857 году, было разоблачено как сплошная фальсификация истории в упомянутой выше статье Огарева) и работами М. И. Богдановича и Н. Шильдера.7 В этих работах, восхвалявших российских самодержцев,

154

движение декабристов, как и все, связанное с ними в общественной жизни, оценивалось с охранительной позиции. В связи со взглядами этих историков оказались трактовки пушкинской эпохи и, следовательно, деятельности самого Пушкина в работах реакционных по своим точкам зрения пушкинистов, например А. И. Незеленова и И. А. Шляпкина.

Научно несостоятельными были также концепции буржуазно-либеральных историков, хотя часто в их трудах были ценные наблюдения. Наиболее популярными и часто упоминавшимися в дореволюционном пушкиноведении были исследования А. Н. Пыпина и прежде всего его книга «Общественное движение в России при Александре I».8 Пыпин обобщил многие факты, ввел в научный оборот новые важнейшие материалы (в частности, опубликовал «Зеленую книгу» Союза Благоденствия), но его концепция носит на себе характерные пороки либерализма: подлинная революционность для него неприемлема. Декабристов он изображал не как революционеров, а как продолжателей преобразовательных стремлений начальных лет царствования Александра I, а подготовку восстания декабристов считал никак не связанной с глубинными процессами русской жизни, с широким движением общественного протеста. В русском литературоведении А. Н. Пыпин был основоположником «историко-культурной школы». Одной из ее особенностей было стремление изучать деятельность писателей на широком историческом фоне, стремление для своего времени положительное. Однако в понятие исторической «среды», влиявшей на писателей, эклектически включались самые разнообразные (в том числе несущественные) явления общественной и культурной жизни, без какого-либо стремления уловить исторические закономерности и найти определяющие для формирования мировоззрения писателя факторы. Этот подход сказался и на оценке Пыпиным Пушкина, полностью согласовавшейся с либеральной концепцией исторического процесса.

Методология А. Н. Пыпина, которая в свое время признавалась прогрессивной в силу ее социологической направленности, может служить примером коренного отличия домарксистской социологии от исторического материализма как метода общественных наук и в том числе литературоведения. «Духовное развитие русского общества», «общественное самосознание» Пыпин стремился объяснить факторами, которые сами по себе не являются исходными и в свою очередь должны быть объяснены. Само понятие «народа» (историей культурно-политического развития которого он считал литературу) носит у него аморфный характер «национального целого» и лишено конкретного социально-исторического классового содержания. Методика анализа литературно-общественного развития в ряде существенных моментов повторяет «историко-генетический» — на деле позитивистский — метод Ипполита Тэна, который также рассматривал литературу как «снимок с окружающих нравов и признак известного состояния умов»,9 но не мог найти действительных факторов, определяющих это состояние. К тому же полное равнодушие к специфике литературы, к художественному творчеству как искусству слова привело Пыпина к стиранию граней между собственно историей, историей литературы и даже этнографией: так, в своей «Истории русской этнографии» (1890—1892) художественную литературу он включает в «народоведение», и она служит лишь материалом, иллюстрирующим развитие все того же «общественного самосознания». В отличие от подобного рода методологии социология марксистская, основанная на принципе материалистического историзма, относит литературу к сфере идеологических отношений, определяемых

155

общими закономерностями общественного развития, но сохраняющих свою специфику. При всем этом работы Пыпина о времени Пушкина сохраняют и теперь известное значение благодаря систематизации фактов.

Из другой дореволюционной литературы, существенной для пушкиноведения, нужно выделить книгу М. И. Семевского «Политические и общественные идеи декабристов».10 Эта книга была важна прежде всего обильными выдержками из следственных дел декабристов и многих других первоисточников. Ценной для своего времени чертой этого труда была попытка охарактеризовать исторические предпосылки движения. Однако взгляды Семевского, либерально-народнические, сказались и на общей его концепции декабризма. Его методология характерна для домарксистской социологии, рассматривавшей лишь идейные мотивы исторической деятельности людей и не исследовавшей их корни в системе общественных отношений. Не скрывая своей симпатии к декабристам, он все-таки не мог вскрыть объективной социально-исторической сущности их дела. Для пушкиноведения, однако, книга сыграла значительную роль благодаря не только фактическому материалу, характеризующему эпоху, но и тому, что Пушкин воспринимался на ее страницах как живой участник формировавшейся идеологии декабристов.

Марксистско-ленинский этап в развитии исторической науки открыл новую страницу и в понимании пушкинского времени. По-новому осветилась картина исторической действительности России, в которой жил и творил Пушкин, в свете ленинской концепции русской истории, периодизации освободительного движения в России, ленинских оценок политики Александра I и Николая I, национально-освободительного характера войны 1812 года, оценок декабристов как дворянских революционеров и великого значения их подвига, ленинских взглядов на сущность феодально-крепостнической формации, ее кризиса.11 Обнаружилась вся необоснованность идеализированных представлений буржуазно-дворянской историографии об александровской эпохе, о тактике российских самодержцев, которые, как отметил Ленин, «то заигрывали с либерализмом, то являлись палачами Радищевых и „спускали“ на верноподданных Аракчеевых».12 Стала ясна ошибочность взглядов либеральных историков, их метода. Получили оценку и в своей положительной основе, и в слабых сторонах (например, непонимании классовой сущности движения декабристов) взгляды Герцена на декабристов. С позиций ленинского понимания этой эпохи были подвергнуты критике вульгарно-социологические ошибки тех историков, которые рассматривали движение декабристов лишь как движение, вызванное субъективно-классовыми интересами дворян. Эти ошибки сказались и в работах М. Н. Покровского, историка, имевшего также и немало крупных заслуг перед наукой (в частности, в борьбе с реакционной историографией и в организации многих ценных исторических работ в Советском Союзе).

В последующие годы работы, посвященные пушкинской эпохе, характеризуются направленностью как против вульгарного социологизма, так и против антинаучной теории «единого потока», игнорирующей классовую борьбу — основу политических движений.

Этому способствовал и ввод в науку огромного, ранее неопубликованного ценнейшего материала (прежде всего одиннадцать томов следственного

156

дела «Восстание декабристов», три тома «Литературного наследства», посвященного декабристам, научные комментированные издания мемуаров Бестужевых, И. Д. Якушкина, И. И. Пущина и др., антологии и отдельные издания поэтов-декабристов). Обстоятельно разработана и библиография декабристов. В 1929 году вышла книга Н. М. Ченцова «Восстание декабристов» — библиография дореволюционной и советской литературы (по весну 1928 года), в 1960 году — «Движение декабристов» — указатель литературы 1928—1959 годов под редакцией М. В. Нечкиной (в обеих библиографиях тема «Пушкин и декабристы» выделена в особый раздел). Все это создает прочную основу для широкого изучения проблемы, для освещения связей Пушкина с движением его времени.

Из большого числа исторических трудов, посвященных общественно-политическому движению первой трети XIX века выделяется двухтомная монография М. В. Нечкиной «Движение декабристов». В этой капитальной работе история декабризма рассматривается на широком фоне политического и общественно-исторического движения эпохи, где занял свое место и Пушкин. Широтой охвата исторического материала пушкинской эпохи отличается монография Н. М. Дружинина «Декабрист Никита Муравьев»,13 которую вернее было назвать «Декабрист Никита Муравьев и его время». Общая, но существенная своей концепционностью характеристика эпохи в целом дана в «Очерках истории СССР» и «Всемирной истории» — трудах, издаваемых Академией наук».14

Все эти работы посвящены в основном периоду от начала века до разгрома восстания декабристов. Значительно слабее разработан в исторической науке период 30-х годов, между тем этот период наименее изучен также и в работах о Пушкине.

Обострение кризиса крепостнического строя в 30-е годы, крестьянское движение в новых условиях, рост промышленности и связанные с этим процессы внутренней жизни, разложение классов феодального общества, формирование новых социальных сил и внутренняя реакционная политика царизма — все это пока еще не освещено с такой полнотой, как например движение декабристов.15 А насколько эти вопросы существенны для понимания эволюции взглядов Пушкина 30-х годов, свидетельствует уже тот факт, что сам он (например, в «Путешествии из Москвы в Петербург», в письмах) горячо на них откликался.

Углубленное изучение русской действительности 30-х годов — задача, которая стоит перед историками и литературоведами. Эта задача должна быть распространена на исследование и публикацию архивных фондов. Характерно, что даже такое ценнейшее для пушкинской эпохи собрание документов, как архив кн. П. А. Вяземского (так называемый Остафьевский архив), менее всего изучен и еще менее опубликован в части, охватывающей

157

30-е годы. Необходимо завершить издание архива братьев Тургеневых, публикация которого была прервана в 1930 году: в этом фонде имеются замечательные записи, воссоздающие русскую и западноевропейскую жизнь, имеются многочисленные упоминания о Пушкине. Нужно систематически обследовать также все существующие архивные фонды современников Пушкина, среди которых есть такие, о содержании которых пока почти ничего неизвестно (например, фонд Всеволожских, хранящийся в Центральном историческом архиве в Ленинграде).

В качестве самостоятельного предмета изучения заслуживает внимания вопрос об отношениях Пушкина с русскими самодержцами — Александром I и Николаем I. С той или иной степенью подробности он затрагивается во всех работах, включающих характеристики мировоззрения Пушкина и его позиций. Можно считать окончательно развеянными и опровергнутыми советским пушкиноведением легенды о «покровительстве» поэту со стороны российских самодержцев, так же как и о его «преданности» им или о мнимом признании самодержавия в качестве единственно необходимого статута российского государства.16 Однако до сих пор не существует исследований, которые осветили бы на основе всех материалов и фактов, располагаемых наукой, отношения между Пушкиным, с одной стороны, Александром и Николаем — с другой. Специально освещались лишь отдельные эпизоды этих отношений — в связи с высылкой Пушкина из Петербурга в 1820 году, историей стихотворений «Стансы» и «Друзьям», делом о распространении стихотворения «Андрей Шенье», историей дуэли и смерти и др.17 В целом же вопрос о взаимных отношениях Пушкина с царями и их помощниками, на значение которого указывал еще П. Е. Щеголев,18 ждет всестороннего освещения.

Особую проблему составляет изучение собственно литературного движения эпохи — критики, журналистики. Общую картину движения дают двухтомная «История русской критики» (1958) и первый том «Очерков по истории русской журналистики и критики» (1950). Однако в обоих трудах (особенно во втором) критика и журналистика последекабрьского периода освещены менее глубоко и подробно, чем первой четверти XIX века.

Мы коснулись пока лишь общих вопросов изучения истории России первых десятилетий XIX века в плане, особенно существенном для пушкиноведения. Теперь перейдем к отдельным темам, связанным с проблемой «Пушкин и его время».