176

А. М. Земскій1).

Пятьдесятъ нынѣ ровно исполнилось лѣтъ
Съ того дня, какъ погибъ нашъ великій поэтъ.
Забыть можемъ ли мы роковой страшный день,
День, въ который былъ Пушкинъ убитъ въ цвѣтѣ лѣтъ.
Кто жъ не знаетъ изъ насъ, какой смертію погибъ,

177

Во всемъ блескѣ таланта, великій поэтъ,
И печальный его, скорбно—грустный конецъ.
Да!... погибъ геніальный могучій творецъ.
Пушкинъ былъ для Руси идеальный пѣвецъ.
О! не мало слезъ скорбныхъ пролито, друзья,
За того, кто родную намъ Русь прославлялъ
И стремился поднять духъ народный ея
И своимъ чуднымъ геніемъ насъ вдохновлялъ.
О, позвольте и мнѣ, въ столь торжественный день,
Свои чувства излить, слово молвить, друзья;
Васъ прошу, господа, не корите меня,
Съ душой робкой, смущенной, и, сердце скрѣпя,
Къ вамъ лишь съ скромнымъ стихомъ обращаюсь здѣсь я;
Признаюсь честно въ томъ, что могучій путь лиры —
Сфера, самъ знаю я, вѣрьте мнѣ, не моя..
Но теперь память Пушкина чествуемъ мы
И вся Русь знаменательный сей юбилей:
Я желаю, чтобъ въ общей здѣсь чашѣ скорбей,
Какъ торжествъ тутъ теперь, такъ и горестныхъ дней,
И моя бы слеза вмѣстѣ съ вашей была, и
Не на часъ бы здѣсь въ ней не хладѣла бъ она,
И кипѣла бъ слеза съ грустью тихою въ ней,
Здѣсь отъ самыхъ и славныхъ сихъ Пушкинскихъ дней
Съ чувствомъ преданности, и на всѣ времена
Въ дни, которы поэтъ межъ волненья, тревогъ
Изнывая страдалъ среди тайныхъ враговъ;
Подъ бездушно—холодной и низкой молвы,
Подъ вліяніемъ эгоистическій лжи
И средь темныхъ интригъ, клеветой окруженъ,
Потомъ рыцарскимъ палъ, пулей вражьей сраженъ.
Кто жъ былъ врагъ, что преступную руку поднялъ
И его жизни скрытно, коварно искалъ?
То былъ авантюристъ, иноземецъ Дантесъ.
Петербургомъ, къ несчастью, приласканъ пришлецъ,
Интриганъ въ семью вторгнулся Пушкина. Влилъ
Въ нее нравственный ядъ, жизнь поэта разбилъ,
Весь покой и блаженства семьи отравилъ,
Домогаясь здѣсь тайной преступной любви,
Потопталъ свою честь, пустилъ ложь клеветы,

178

Не щадя ничего, лишь бы цѣли достичь,
Свою гнусно-преступную страсть утолить.
Тутъ не снесъ нашъ поэтъ, оскорбленный въ душѣ,
Чтобы сбросить тревожный слухъ грубой молвы,
Защищая честь юной, любимой жены,
Но прискорбный и гибельный часъ здѣсь насталъ:
Пушкинъ палъ средь интригъ. Его врагъ не дремалъ,
Роковымъ пистолетнымъ и мѣткимъ ударомъ
На дуэли его гнусно жизни лишилъ.
И поэтъ былъ убитъ почти въ лоскъ наповалъ.
О! здѣсь страшны часы были скорбной тоски
Для поэта, — послѣдней предсмертной борьбы,
Когда Пушкинъ лежалъ съ смертной раной въ груди,
Разставаясь съ дѣтьми и съ любимой женой,
Оставляя ее безъ защиты вдовой.
Такъ нашъ Пушкинъ великій несчастно погибъ.
Но онъ будетъ для насъ въ вѣки вѣчно великъ.

Сноски

Сноски к стр. 176

1) Полное собраніе сочиненій всѣхъ стихотвореній Пушкина, Лермонтова и Кольцова, М., 1899, стр. 3—4. Рѣдкое по своей безграмотной притязательности изданіе.