- 232 -
ИЗ БЕСЕДЫ С СОТРУДНИКОМ ГАЗЕТЫ
«ПРАГЕР ПРЕСС»Я очень рад тому, что приехал в Прагу. Ведь Прага — единственный город за границей, где я могу говорить и выступать по-русски, не опасаясь, что меня поймут неправильно. Я не хотел бы обидеть переводчиков, — но в конце концов одно дело, когда слушатель тебя непосредственно понимает, и совсем другое, когда вынужден прибегать к услугам посредников.
Разговор завязался. Теперь нужно только выяснить биографические данные. За этим дело не стало.
— Родился я в 1894 году на Кавказе. Отец был казак, мать — украинка. Первый язык — грузинский. Так сказать, между тремя культурами. Бесстыдно молод? Ну, тогда я могу еще развиваться...
— Над чем вы теперь работаете?
— В Государственном издательстве выходит пятитомное собрание моих сочинений — с этим у меня довольно много дела. Мое последнее увлечение — детская литература: надо дать детям новые представления и новые понятия об окружающих их вещах. Результат этого увлечения — две маленькие книжки для детей: «О коллективном труде» и «Путешествие вокруг света». Затем я работаю над двумя пьесами: над «Комедией с убийством» для Мейерхольда и над эпической поэмой к десятилетию революции. Кроме того, я написал за последнее время семь сценариев и несколько больших стихотворений, в том числе «Письмо Горькому», которое недавно появилось в первом номере нашего журнала «Новый Леф».
— За это «Письмо» на вас, кажется, сильно нападали?
— Это потому, что Горький — это традиция. Я был совершенно объективен и не касался его личности, однако мне ставили в вину сам факт, что я осмелился нарушить эту традицию. Впрочем, я не гарантирую, что не могу написать плохих стихов.
Маяковский бунтует и отказывается продолжать разговор о своих собственных работах.
— Давайте лучше говорить о работе моей группы; это меня интересует значительно больше. Вы знаете, что я принадлежу к группе Леф, которая существует уже 15 лет, хотя не раз меняла свое название. Наши лозунги: «Разрушение старой формы», «Тематика сегодняшнего дня». Членами группы являются: Асеев — автор «Лирического отступления» и «Черного принца», Пастернак — автор «Лейтенанта Шмидта» и «Темы с вариациями», Брик — значительнейший
- 233 -
филолог современной России, «Сократ русской филологии», как его называют, художник Родченко. Из лириков, не состоящих в нашей группе, к нам наиболее близок Сельвинский — лидер конструктивистов и автор великолепной «Улялаевщины». Характерно, что Николай Тихонов, вероятно самый выдающийся из ленинградских лириков, основал недавно группу Леф в Ленинграде.
А проза? Ну, по нашему мнению, все жанры прозы могут быть заменены мемуарной литературой. Возврат к Толстому — вещь невозможная. Наш сегодняшний Толстой — это газета. Я допускаю, однако, и иные мнения. Мне лично больше нравятся Бабель и Артем Веселый. Затем имеет значение проза Тынянова и Шкловского. Конечно, нельзя обойти Пильняка, Всеволода Иванова, Сейфуллину, однако они — не те, которые формируют литературные вкусы и идут во главе литературы сегодняшнего дня. Наиболее значительны в этом отношении именно Бабель и Веселый.
— Вы участвовали в дискуссии о Мейерхольде и его постановке «Ревизора». О чем, собственно, шел спор?
— Постановка «Ревизора» была совершенно излишней — это моя принципиальная точка зрения. Я за постановку современных пьес. Если их нет — тем хуже для режиссера. Режиссер обязан уметь добывать современные пьесы, исправлять их. Тем не менее неправильно так сильно нападать на Мейерхольда из-за этой постановки. Сама по себе режиссерская работа была достижением, хотя и не особенно радикальным, а потом ведь у нас нет второго Мейерхольда. Таиров? Его театр — выдающийся, но это слащавый театр.
— Какую русскую пьесу вы посоветовали бы поставить на чешской сцене?
Маяковский упорно возвращается к столь дорогой его сердцу группе Леф.
— Есть такая пьеса, и я приложу все силы, чтобы продвинуть ее на чешскую сцену. Автор ее — Третьяков, член нашей группы, который написал для Театра Мейерхольда пьесу «Рычи, Китай!», имевшую большой успех в прошлом году. Его новая пьеса называется «Хочу ребенка!» и также принята Мейерхольдом к постановке. Я глубоко убежден, что она могла бы стать для заграницы вторым «Броненосцем Потемкиным».
[1927]