- 149 -

РАБОЧИМ КУРСКА,

ДОБЫВШИМ ПЕРВУЮ РУДУ,
ВРЕМЕННЫЙ ПАМЯТНИК
РАБОТЫ
ВЛАДИМИРА МАЯКОВСКОГО

- 150 -

- 151 -

Было:

социализм —

восторженное слово!

С флагом,

 с песней

 становились слева,

и сама
           на головы

            спускалась слава.

10 Сквозь огонь прошли,

 сквозь пушечные дула.

Вместо гор восторга —

    горе дола.

Стало:
           коммунизм —

обычнейшее дело.

Нынче

словом

не пофанфароните —

20 шею крючь

   да спину гни.

На вершочном

незаметном фронте

завоевываются дни.
Я о тех,

кто не слыхал

 про греков

  в драках,

- 152 -

кто
30      не читал

про Муциев Сцево̀л,

кто не знает,

      чем замечательны Гракхи, —

кто просто работает —

    грядущего вол.

Было. Мы митинговали.

Словопадов струи,

пузыри идеи —

           мир сразить во сколько.

40 А на деле —

обломались

ручки у кастрюли,

бреемся

стеклом-осколком.

А на деле —

      у подметок дырки, —

без гвоздя

 слюной

клеи́ть — впустую!

50 Дырку

не поса́дите в Бутырки,

а однако

дырки

протестуют.

«Кто был ничем, тот станет всем!»
Станет.

А на деле —

как феллахи —

         неизвестно чем

60 распахиваем земь.

Шторы

пиджаками

на́ плечи надели.

Жабой

сжало грудь

блокады иго.

Изнутри

разрух стоградусовый жар.

- 153 -

Машиньё

70 сдыхало,

рычажком подрыгав.

В склепах-фабриках

железо

жрала ржа.

Непроезженные

выли степи,

и Урал

орал
        непроходимолесый.

80 Без железа

   коммунизм

не стерпим.

Где железо?

    Рельсы где?

     Давайте рельсы!

Дым
        не выдоит

         трубищ фабричных вымя.

Отповедь

90 гудковая

крута:

«Зря
        чего

ворочать маховыми?

Где железо,

   отвечайте!

  Где руда?»

Электризовало

         массы волю.

100 Массы мозг

    изобретательством мотало.

Тело масс

слоняло

по горе,

 по полю

голодом

и жаждою металла.

- 154 -

Крик,
          вгоняющий

110 в дрожание

и в ёжь,

уши
       земляные

       резал:

«Даешь
железо!»
Возникал

и глох призыв повторный —

только шепот

120       шел

профессоров-служак:

де под Курском

          стрелки

   лезут в стороны,

как Чужак.
Мне
        фабрика слов

в управленье дана.

Я
130    не геолог,
но я утверждаю,

что до нас

было
         под Курском

го́ло.

Обыкновеннейшие

почва и подпочва.

Шар земной,

      а в нем —

140     вода

и всяческий пустяк.

Только лавы

     изредка

сверлили ночь его.

Времена спустя
на восстанье наше,

на желанье,

на призыв

- 155 -

двинулись

150   земли низы.

От времен,

   когда

лавины

рыже разжиже́ли —

затухавших газов перегар, —
от времен,

  когда вода

входила еле

в первые

160 базальтовые берега, —

от времен,

  когда

прабабки носорожьи,

ящерьи прапрадеды

и крокодильи,

ни на что воображаемое не похожие,
льдами-броненосцами катили, —
от времен,

  которые

170 слоили папоротник,

углем
         каменным

           застыв,

о которых

  рапорта

не дал
           и первый таборник, —

залегли

железные пласты.

180 Будущих времен

машинный гул

в каменном

    мешке

лежит —

и ни гу-гу.

Даешь!

До мешков,

до запрятанных в сонные,

- 156 -

до сердца

190 земного

лозунг долез.

Даешь!

Грозою воль потрясенные,

трещат

казематы

над жилой желез.

Свернув

горы́ навалившийся груз,

ступни пустынь,

200 наступивших на жилы,

железо

бежало

в извилины русл,

железо

текло

в океанские илы.

Бороло

каких-то течений сливания,

какие-то горы брало в разбеге,
210 под Крымом

ползло,

разогнав с Пенсильвании,

на Мурман

   взбиралось,

   сорвавшись с Норвегии.

Бежало от немцев,

 боялось французов,

глаза
         косивших

220           на лакомый кус,

пока доплелось,

           задыхаясь от груза,

запряталось

    в сердце России

под Курск.

Голоса

подземные

выкачивала ветра помпа.

- 157 -

Слушай, человек,

230 рулетка,

  компас:

не для мопсов-гаубиц —

       для мира

разыщи,

узнай,
          найди и вырой!

Отойди

еще
       на пяди малые, —

240 отойди

и голову нагни.

Глаз искателей

         тянуло аномалией,

стрелки компасов

крутил магнит.

Есть. Вы,

оравшие:

«В лоск залускали,

рассори́л

250  Россию

подсолнух!» —

посмотрите

    в работе мускулы

полуголых,

   голодных,

 сонных.

В пустырях

    ветров и снега бред,

под ногою

260  грязь и лужи вместе,

непроходимые,

          как Альфред

из «Известий».
Прославлял

    романтик

 Дон-Кихота, —

с ветром воевал

          и с ду́хами иными.

- 158 -

Просто

270 мельников хвалить

кому охота —

с настоящей борются,

 не с ветряными.

Слушайте,

 пролетарские дочки:

пришедший

    в землю врыться,

в чертежах

  размечавший точки,

280 он —

сегодняшний рыцарь!

Он так же мечтает,

он так же любит.

Руда
        залегла, томясь.
Красавцем

  в кудрявом

 дымном клубе —

за ней
290           сквозь камень масс!
Стальной бурав

          о землю ломался.

Сиди,
          оттачивай,

правь —

и снова

земли атакуется масса,

и снова

иззубрен бурав.

300 И снова —

   ухнем!

И снова —

ура! —

в расселинах каменных масс.
Стальной

сменял

алмазный бурав,

и снова

ломался алмаз.

- 159 -

310 И когда

казалось —

правь надеждам тризну,

из-под Курска

        прямо в нас

настоящею

   земной любовью брызнул

будущего

приоткрытый глаз.

Пусть
320           разводят

скептики

унынье сычье:

нынче, мол, не взять

и далеко лежит.

Если б
            коммунизму

жить
         осталось

    только нынче,

330 мы

вообще бы

перестали жить.

Будет. Лучше всяких «Лефов»

   насмерть ранив

русского

ленивый вкус,

музыкой

в мильон подъемных кранов

цокает,

340 защелкивает Курск.

И не тщась

  взлететь

на буровые вышки,

в иллюстрацию

           зоо́логовых слов,

приготовишкам

           соловьишки

демонстрируют

          свое

350 унылейшее ремесло.

- 160 -

Где бульвар

    вздыхал

весною томной,

не таких

любовей

лития, —

огнегубые

 вздыхают топкой домны,

рассыпаясь

360     звездами литья.

Речка,
          где и уткам

было узко,

где и по колено

          не было ногам бы,

шла
      плотвою флотов

речка Ту́скарь:

курс на Курск —

370 эСэСэСэРский Гамбург.

Всякого Нью-Йорка ньюйоркистей,
раздинамливая

         электрический раскат,

маяки
         просверливающей зоркости
в девяти морях

          слепят

  глаза эскадр.

И при каждой топке,

380 каждом кране,

наступивши

    молниям на хвост,

выверенные куряне
направляли

   весь
          с цепей сорвавшийся хао́с.

Четкие, как выстрел,
у машин

эльвисты.

- 161 -

390 В небесах,

  где месяц,

раб писателин,

искры труб

   черпал совком,

с башенных волчков

— куда тут Татлин! —

отдавал

сиренами

приказ

400 завком.

«Слушай!

д 2!
      3 и!

Пятый ряд тяжелой индустри́и!
7 ф!
Доки лодок

   и шестая верфь!»

Заревет сирена

         и замрет тонка,

410 и опять

засвистывает

электричество и пар.

«Слушай!

19-й ангар!»

Раззевают

 слуховые окна

      крыши-норы.

Сразу
         в сто

420 товарно-пассажирских линий

отправляются

        с иголочки

      планёры,

рассияв

 по солнцу

алюминий.

Раззевают

 главный вход

     заводы.

- 162 -

430 Лентами

авто и паровозы —

в главный.

С верфей

с верстовых

 соскальзывают в воды

корабли

надводных

и подводных плаваний.

И уже
440           по тундрам,

обгоняя ветер резкий,

параллельными путями

     на пари

два локомотива —

скорый

и курьерский —

в свитрах,

 в кепках

запускают лопари.

450 В деревнях,

    с аэропланов

озирая тыщеполье,

стадом
            в 1000 —

            не много и не мало —

пастушонок

     лет семи,

 не более,

управляет

460  световым сигналом.

Что перо? —

      гусиные обноски! —

только зря

 бумагу рвут, —

сто статей

 напишет

обо мне

Сосновский,

- 163 -

каждый день

470       меняя

«Ундервуд».

Я считаю,

  обходя

бульварные аллеи,

скольких

наследили

юбилеи?

Пушкин,

Достоевский,

480     Гоголь,

Алексей Толстой

в бороде у Льва.

Не завидую —

         у нас

бульваров много,

каждому

найдется

бульвар.

Может,

490 будет

Лазарев

у липы в лепете.

Обозначат

в бронзе

чином чин.

Ну, а остальные?

Как их сле́пите?

Тысяч тридцать

           курских

500     женщин и мужчин.

Вам
        не скрестишь ручки,

       не напялишь тогу,

не поставишь

      нянькам на затор...

Ну и слава богу!
Но зато —
на бо́роды дымов,

на тело гулов

- 164 -

510 не покусится

никакой Меркулов.

Трем Андреевым,

всему академическому скопу,

копошащемуся

         у писателей в усах,

никогда

не вылепить

ваш красный корпус,

заводские корпуса.
520 Вас

не будут звать:

«Железо бросьте,

выверните

   на спину

глаза,

возвращайтесь

         вспять

 к слоновой кости,

к мамонту,

530 к Островскому

назад».

В ваш
         столетний юбилей
не прольют

Сакулины

речей елей.

Ты работал,

   ты уснул

и спи —

540 только город ты,

а не Шекспир.

Собинов,

перезвените званьем Южина.

Лезьте
           корпусом

           из монографий и садов.

Курскам

ваших мраморов

не нужно.

- 165 -

550 Но зато —
на бегущий памятник

курьерский

 рукотворный

не присядут

     гадить

во̀роны.

Вас
      у опер

 и у оперетт в антракте,

560 в юбилее

не расхвалит

языкастый лектор.

Речь
        об вас

  разгромыхает трактор —

самый убедительный электролектор.
Гиз
      не тиснет

      монографии о вас.

570 Но зато —

 растает дыма клуб,

и опять

фамилий ваших вязь

вписывают

   миллионы труб.

Двери в славу —

двери узкие,

но как бы ни были они узки́,
навсегда войдете

580 вы,

кто в Курске

добывал

железные куски.

[1923]