207
[1915]
208
209
ПРОЛОГ
За всех вас,
которые нравились или нравятся,
хранимых иконами у души в пещере,
как чашу вина в застольной здравице,
5 подъемлю стихами наполненный череп.
Все чаще думаю —
не поставить ли лучше
точку пули в своем конце.
Сегодня я
10 на всякий случай
даю прощальный концерт.
Память!
Собери у мозга в зале
любимых неисчерпаемые очереди.
15 Смех из глаз в глаза лей.
Былыми свадьбами ночь ряди.
Из тела в тело веселье лейте.
Пусть не забудется ночь никем.
Я сегодня буду играть на флейте.
20 На собственном позвоночнике.
210
1
Версты улиц взмахами шагов мну
Куда уйду я, этот ад тая!
Какому небесному Гофману
выдумалась ты, проклятая?!
25 Буре веселья улицы у̀зки.
Праздник нарядных черпал и чѐрпал.
Думаю.
Мысли, крови сгустки,
больные и запекшиеся, лезут из черепа.
30 Мне,
чудотворцу всего, что празднично,
самому на праздник выйти не с кем.
Возьму сейчас и грохнусь навзничь
и голову вымозжу каменным Невским!
35 Вот я богохулил.
Орал, что бога нет,
а бог такую из пекловых глубин,
что перед ней гора заволнуется и дрогнет,
вывел и велел:
40 люби!
211
Бог доволен.
Под небом в круче
измученный человек одичал и вымер.
Бог потирает ладони ручек.
45 Думает бог:
погоди, Владимир!
Это ему, ему же,
чтоб не догадался, кто ты,
выдумалось дать тебе настоящего мужа
50 и на рояль положить человечьи ноты.
Если вдруг подкрасться к двери спа̀ленной,
перекрестить над вами стеганье одеялово,
знаю —
запахнет шерстью па̀ленной,
55 и серой издымится мясо дьявола.
А я вместо этого до утра раннего
в ужасе, что тебя любить увели,
метался
и крики в строчки выгранивал,
60 уже наполовину сумасшедший ювелир.
В карты б играть!
В вино
выполоскать горло сердцу изоханному.
Не надо тебя!
65 Не хочу!
Все равно
я знаю,
я скоро сдохну.
Если правда, что есть ты,
70 боже,
212
боже мой,
если звезд ковер тобою выткан,
если этой боли,
ежедневно множимой,
75 тобой ниспослана, господи, пытка,
судейскую цепь надень.
Жди моего визита.
Я аккуратный,
не замедлю ни на день.
80 Слушай,
всевышний инквизитор!
Рот зажму.
Крик ни один им
не выпущу из искусанных губ я.
85 Привяжи меня к кометам, как хвостам лошадиным,
и вымчи,
рвя о звездные зубья.
Или вот что:
когда душа моя выселится,
90 выйдет на суд твой,
выхмурясь тупенько,
ты,
Млечный Путь перекинув виселицей,
возьми и вздерни меня, преступника.
95 Делай что хочешь.
Хочешь, четвертуй.
Я сам тебе, праведный, руки вымою.
Только —
слышишь! —
100 убери проклятую ту,
которую сделал моей любимою!
213
Версты улиц взмахами шагов мну.
Куда я денусь, этот ад тая!
Какому небесному Гофману
105 выдумалась ты, проклятая!
214
2
И небо,
в дымах забывшее, что голубо́,
и тучи, ободранные беженцы точно,
вызарю в мою последнюю любовь,
110 яркую, как румянец у чахоточного.
Радостью покрою рев
скопа
забывших о доме и уюте.
Люди,
115 слушайте!
Вылезьте из окопов.
После довоюете.
Даже если,
от крови качающийся как Бахус,
120 пьяный бой идет, —
слова любви и тогда не ветхи.
Милые немцы!
Я знаю,
на губах у вас
125 гётевская Гретхен.
215
Француз
улыбаясь на штыке мрет,
с улыбкой разбивается подстреленный авиатор,
если вспомнят
130 в поцелуе рот
твой, Травиата.
Но мне не до розовой мякоти,
которую столетия выжуют.
Сегодня к новым ногам лягте!
135 Тебя пою,
накрашенную,
рыжую.
Может быть, от дней этих,
жутких, как штыков острия,
140 когда столетия выбелят бороду,
останемся только
ты
и я,
бросающийся за тобой от города к городу.
145 Будешь за̀ море отдана,
спрячешься у ночи в норе, —
я в тебя вцелую сквозь туманы Лондона
огненные губы фонарей.
В зное пустыни вытянешь караваны,
150 где львы на-чеку, —
тебе
под пылью, ветром рваной,
положу Сахарой горящую щеку.
216
Улыбку в губы вложишь,
155 смотришь —
тореадор хорош как!
И вдруг я
ревность метну в ложи
мрущим глазом быка.
160 Вынесешь на̀ мост шаг рассеянный —
думать
хорошо внизу бы.
Это я
под мостом разлился Сеной,
165 зову,
скалю гнилые зубы.
С другим зажгешь в огне рысаков
Стрелку или Сокольники.
Это я, взобравшись туда высоко,
170 луной томлю, ждущий и голенький.
Сильный,
понадоблюсь им я —
велят:
себя на войне убей!
175 Последним будет
твое имя,
запекшееся на выдранной ядром губе.
Короной кончу?
Святой Еленой?
180 Буре жизни оседлав валы,
я — равный кандидат
и на царя вселенной
217
и на
кандалы.
185 Быть царем назначено мне, —
твое личико
на солнечном золоте моих монет
велю народу:
вычекань!
190 А там,
где тундрой мир вылинял,
где с северным ветром ведет река торги,
на цепь нацарапаю имя Лилино
и цепь исцелую во мраке каторги.
195 Слушайте ж, забывшие, что небо голубо̀,
выщетинившиеся,
звери точно.
Это, может быть,
последняя в мире любовь
200 вызарилась румянцем чахоточного.
218
3
Забуду год, день, число.
Запрусь одинокий с листом бумаги я
Творись просветленных страданием слов
нечеловечья магия!
205 Сегодня, только вошел к вам,
почувствовал —
в доме неладно.
Ты что-то таила в шелковом платье,
и ширился в воздухе запах ладана.
210 Рада?
Холодное
«очень».
Смятеньем разбита разума ограда.
Я отчаянье громозжу горящ и лихорадочен.
215 Послушай,
все равно
не спрячешь трупа.
Страшное слово на голову лавь.
Все равно
220 твой каждый мускул
как в рупор
219
трубит:
умерла, умерла, умерла
Нет,
225 ответь.
Не лги!
(Как я такой уйду назад?)
Ямами двух могил
вырылись в лице твоем глаза.
230 Могилы глубятся.
Нету дна там.
Кажется,
рухну с помоста дней.
Я душу над пропастью натянул канатом,
235 жонглируя словами, закачался над ней.
Знаю
любовь его износила уже.
Скуку угадываю по стольким признакам.
Вымолоди себя в моей душе.
240 Празднику тела сердце вызнакомь.
Знаю,
каждый за женщину платит.
Ничего,
если пока
245 тебя вместо шика парижских платьев
одену в дым табака.
Любовь мою,
как апостол во время оно,
по тысяче тысяч разнесу дорог.
220
250 Тебе в веках уготована корона,
а в короне слова мои —
радугой судорог.
Как слоны стопудовыми играми
завершали победу Пиррову,
255 я поступью гения мозг твой выгромил.
Напрасно.
Тебя не вырву.
Радуйся,
радуйся,
260 ты доканала
теперь!
Такая тоска,
что только б добежать до канала
и голову сунуть воде в оскал.
265 Губы дала.
Как ты груба ими.
Прикоснулся и остыл.
Будто целую покаянными губами
в холодных скалах высеченный монастырь.
270 Захлопали
двери
Вошел он,
весельем улиц орошен.
Я
275 как на̀двое раскололся в вопле.
Крикнул ему:
«Хорошо,
уйду,
хорошо!
221
280 Твоя останется.
Тряпок наше́й ей,
робкие крылья в шелках зажирели б.
Смотри, не уплыла б.
Камнем на шее
285 навесь жене жемчуга ожерелий!»
Ох, эта
ночь!
Отчаянье стягивал туже и туже сам.
От плача моего и хохота
290 морда комнаты выкосилась ужасом.
И видением вставал унесенный от тебя лик,
глазами вызарила ты на ковре его,
будто вымечтал какой-то новый Бялик
ослепительную царицу Сиона евреева.
295 В муке
перед той, которую отдал,
коленопреклоненный выник.
Король Альберт,
все города
300 отдавший,
рядом со мной задаренный именинник.
Вызолачивайтесь в солнце, цветы и травы!
Весеньтесь, жизни всех стихий!
Я хочу одной отравы —
305 пить и пить стихи.
Сердце обокравшая,
всего его лишив,
вымучившая душу в бреду мою,
222
прими мой дар, дорогая,
310 больше я, может быть, ничего не придумаю.
В праздник красьте сегодняшнее число.
Творись,
распятью равная магия.
Видите —
315 гвоздями слов
прибит к бумаге я.