- 239 -
Первое издание поэмы «Про это» с фотомонтажами А. Родченко
1923
В первых числах января Маяковский подал в Агитотдел ЦК РКП (б) заявление с просьбой разрешить ему издание журнала Левого фронта искусств («Леф»). К заявлению был приложен издательский план, в котором были сформулированы цели журнала.
«а) ...Способствовать нахождению коммунистического пути для всех родов искусства; б) пересмотреть идеологию и практику так называемого левого искусства, отбросив от него индивидуалистические кривлянья и развивая его ценные коммунистические стороны; в) вести упорную агитацию среди производителей искусства за приятие коммунистического пути и идеологии; г) принимая самые революционные течения в области искусства, служить авангардом для искусства российского и мирового; д) знакомить российскую рабочую аудиторию с достижениями европейского искусства, но не в лице его канонизированных, официальных представителей, а в лице лит.-худ. молодежи, ныне отвергаемой европейской буржуазией, но представляющей из себя ростки новой пролетарской культуры; е) бороться всяческим образом с соглашателями в области искусства, подменивающими коммунистическую идеологию в области искусства старыми, затрепанными фразами об абсолютных ценностях и вечных красотах; ж) давать образцы литературных и художественных произведений не для услаждения эстетических вкусов, а для указания приемов создания действенных агитационных произведений; з) борьба с декадентством, с эстетическим мистицизмом, с самодовлеющим формализмом, с безразличным натурализмом за утверждение тенденциозного реализма, основанного на использовании технических приемов всех революционных художественных школ»*.
В начале января (или, возможно, еще во второй половине декабря 1922 г.) Маяковский начал работать над серией политических памфлетов, объединенных впоследствии в книжку «Маяковская
- 240 -
галерея» (Пуанкаре, Муссолини, Керзон, Пилсудский, Стиннес, Вандервельде, Гомперс).
В работе над этими памфлетами на протяжении нескольких месяцев — в каждом следующем варианте вплоть до корректуры отдельного издания в октябре 1923 года — Маяковский дополнял текст новым злободневным материалом.
Одновременно Маяковский работал над циклами антирелигиозных крестьянских агитлубков, объединенных впоследствии в два сборника «Ни знахарь, ни бог, ни ангелы бога — крестьянству не подмога» и «Обряды».
Отдельные стихотворения, очевидно по мере написания, Маяковский давал в «Бюллетени Прессбюро», а они появлялись в местной печати (см. 23, 24, 27 февраля и далее). Можно предположить, что первую книжку Маяковский закончил в мае, вторую — в июне. Тогда же, очевидно, обе они были проиллюстрированы самим Маяковским.
В начале января вышел сборник «Для голоса» (Госиздат РСФСР, Берлин).
4 января в газете «Известия» напечатано стихотворение «Германия».
4 января заключил договор с Госиздатом и представил рукопись книги «389 страниц Маяковского» (вышла под заглавием «255 страниц Маяковского»).
5 января в журнале «Календарь искусств», № 1 (Харьков), напечатан кусок очерка «Париж» с подзаголовком «Из письма Вл. Маяковского».
7 января в журнале «Красная нива», № 1, напечатано стихотворение «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче».
13 января в газете «Известия» напечатан очерк «Париж (Художественная жизнь города)».
14 января в журнале «Красная нива» (№ 2) напечатан очерк «Выставка изобразительного искусства РСФСР в Берлине».
«Выставка не дала лучшего, что есть в области изобразительного искусства в России, так как главные вещи российских художников приобретены музеями; вывезено было только то, что могли дать художники сверх своих основных вещей... Тем не менее выставка пользуется за границей огромным успехом как. факт первого прихода искусства Советской России в Европу... Конечно, по такой выставке нельзя судить о том, что делается в России. Главная наша сила не в картинах, даже очень хороших, может быть, а в той новой организации искусства, главным образом школы, промышленности, профдвижения, которая дает нашему искусству новое, не известное Европе движение. Необходимо всяческим образом показывать эту сторону работы РСФСР. Пытающаяся отстраниться от нас политически Европа не в силах сдерживать интереса к России, старается дать выход этому интересу, открывая отдушины искусства»*.
15 января сдал в Госиздат рукопись книги «Семидневный смотр французской живописи», составленной из дополненных и переработанных очерков, напечатанных в «Известиях».
- 241 -
Книга была снабжена 25 репродукциями с картин французских художников (привезенными Маяковским из Парижа). 12 февраля был заключен на нее договор, но книга издана не была.
«Смотр — иначе не назовешь мое семидневное знакомство с искусством Франции 22-го года. За этот срок можно было только бегло оглядеть бесконечные ряды полотен, книг, театров. Из этого смотра я выделяю свои впечатления о живописи. Только эти впечатления я считаю возможным дать книгой: во-первых живопись — центральное искусство Парижа, во-вторых, из всех французских искусств живопись оказывала наибольшее влияние на Россию, в-третьих, живопись — она на ладони, она ясна, она приемлема без знания тонкостей быта и языка, в-четвертых, беглость осмотра в большой степени искупается приводимыми в книге снимками и красочными иллюстрациями новейших произведений живописи. Я считаю уместным дать книге характер несколько углубленного фельетона.
Меня интересовали не столько туманные живописные теории, философия «объемов и линий», сколько живая жизнь пишущего Парижа. Разница идей сегодняшней французской и русской живописи. Разница художественных организаций. Определение по живописи и по встречам размеров влияния Октября, РСФСР на идеи новаторов парижского искусства...
...Я меньше, чем кто-нибудь из русских искусства, блещу квасным патриотизмом. Любую живописную идею Парижа я приветствовал так же, как восторгаюсь новой идеей в Москве. Но ее нет! Я вовсе не хочу сказать, что я не люблю французскую живопись. Наоборот. Я ее уже любил. От старой любви не отказываюсь, но она уже перешла в дружбу, а скоро, если вы не пойдете вперед, может ограничиться и простым знакомством».
16 января в газете «Известия» напечатано стихотворение «На цепь!».
16 января участвовал в совещании в Агитотделе ЦК ВКП(б) по вопросу об издательстве «Левого фронта искусств».
Было постановлено: а) признать желательным и целесообразным поддержку издательства Левого фронта искусств; б) включить изд-во Леф в ведение Госиздата; в) предложить Госиздату приступить к изданию журнала Леф (гарантировав ежемесячный выход в течение 6 мес.) и содействовать выходу книг того же направления*. 9 февраля Госиздатом был принят план и утверждена смета расходов на два ближайших номера журнала «Леф».
17 января в газете «Известия» напечатано стихотворение «Товарищи, разрешите мне поделиться впечатлениями о Париже и о Моне́».
17 января — совещание редколлегии журнала «Леф» на квартире Маяковского в Лубянском проезде.
21 января в журнале «Красная нива» (№ 3) напечатано стихотворение «Пернатые».
22 января — письмо члену редколлегии журнала «Леф» Н. Чужаку по поводу разногласий, возникших на втором совещании при обсуждении № 1 журнала.
«Письмо это пишу немедля после Вашего ухода, пошлю Вам с первой возможностью... Я еще раз сегодня с полнейшим дружелюбием буду находить у нас в редакции пути для уговора Вас. Но я совершенно не могу угадать Ваших желаний, совершенно не могу понять подоплеки Вашей аргументации. Приведите, пожалуйста, в порядок Ваши возражения и давайте их просто — конкретными
- 242 -
требованиями. Но помните, что цель нашего объединения коммунистическое искусство (часть комкультуры и ком. вообще!) — область еще смутная, не поддающаяся еще точному учету и теоретизированию, область, где практика, интуиция обгоняют часто головитейшего теоретика. Давайте работать над этим, ничего не навязывая друг другу, возможно шлифуя друг друга: вы — знанием, мы — вкусом. Нельзя понять Вашего ухода не только до каких бы то ни было разногласий, но даже до первой работы!»
23 января заключил договор с издательством «Красная новь» и сдал рукопись сборника «Стихи о революции».
31 января в «Бюллетене Прессбюро Агитпропа ЦК РКП (б)» помещен очерк «Сегодняшний Берлин».
Был напечатан впервые 4 февраля в Минске, затем в Брянске, Тамбове, Саратове, Челябинске, Краснодаре, Семипалатинске, Барнауле.
Прессбюро, организованное в конце 1922 года при Отделе агитации ЦК РКП (б), выпускало бюллетени, отпечатанные на ротаторе. Материалы, помещавшиеся в этих бюллетенях, предназначались в помощь местным газетам и журналам. Маяковский писал для Прессбюро небольшие очерки и стихотворения на актуальные темы. Через бюллетени Прессбюро, предназначенные для деревенских газет, прошли также все антирелигиозные лубки из сборников «Обряды» и «Ни знахарь, ни бог, ни ангелы бога — крестьянству не подмога» (см. далее февраль — сентябрь)*.
2 февраля в газете «Известия» напечатан очерк «Париж. (Театр Парижа)».
2 февраля заключил договор с издательством «Круг» на сборник «До и после» («Маяковский улыбается, Маяковский смеется, Маяковский издевается»). Рукопись была сдана днем раньше.
«...Надо вооружаться сатирическим знанием. Я убежден — в будущих школах сатиру будут преподавать наряду с арифметикой, и с не меньшим успехом. Особенно шалящие и резвые ученики будут выбирать смех своей исключительной специальностью. Будет, обязательно будет высшая смеховая школа... Общая сознательность в деле словесной обработки дала моим сатирам силу пережить минуту. Человеколюбие заставляет меня собрать воедино печатавшееся в «Новом сатириконе», «Известиях», «Крокодиле» и других газетах и журналах и дать это отдельной книгой всем прослезившимся от радости читателям» (предисловие).
6 февраля в газете «Известия» напечатан очерк «Париж. (Быт. Отношение к нам)».
Около 9 февраля — вышел сборник «Лирика» (изд. «Круг», 92 с.).
11 февраля — авторская дата на беловике поэмы «Про это».
Эта дата повторена и в следующей рукописи — еще раз переписанном набело тексте поэмы. В предисловии к сборнику «Вещи этого года» Маяковский говорит: «Это для меня, пожалуй, и для всех других вещь наибольшей и наилучшей обработки».
12 февраля заключил договор с Государственным издательством на книгу «Семидневный смотр французской живописи».
- 243 -
В первой половине февраля вышел 1-й том собрания сочинений Маяковского «13 лет работы» (изд. «МАФ», 304 с.).
13 февраля в «Бюллетене Прессбюро Агитпропа ЦК РКП (б)» помещен очерк «Парижские провинции».
Напечатан впервые 17 февраля в Минске, затем в Рязани, Ташкенте, Харькове.
18 февраля в журнале «Красная нива» напечатано стихотворение «О поэтах» под заглавием «Стихотворение это одинаково полезно и для редактора и для поэтов».
21 февраля в газете «Известия» напечатано стихотворение «О «фиасках», «апогеях» и других неведомых вещах».
21 февраля в «Бюллетене Прессбюро Агитпропа ЦК РКП (б)» помещено стихотворение «На земле мир. Во человецех благоволение».
Напечатано впервые 25 февраля в Саратове, затем в Рязани, Ярославле, Семипалатинске, Уфе, Архангельске, Екатеринбурге.
23 февраля в день Красной Армии в газете «Известия» напечатано стихотворение «Барабанная песня».
В тот же день в журнале «Красная нива» напечатана статья «Революционный плакат» и стихи — подписи из «Окон сатиры РОСТА» — «Рассказ о том, как из-за пуговицы голова пропадает дешевле луковицы», «Красный еж» и «Частушки».
«Годы войны, годы нашей защиты — эпоха величайшего напряжения всех сил РСФСР. Труднейшая работа была возложена и на агитискусство. Время учтет и воздаст следуемое каждому усилию. Наше дело тщательно сохранить все материалы для итогов этой эпохи... Война и разруха шли вместе. Печатный станок не справлялся с требованием на плакат... Однодневка-агитка целиком перешла к «кустарям»-ручникам. Эти плакаты имели огромные достоинства. Вместе с получением телеграмм (для газет, еще не напечатанных) поэт, журналист тут же давал «тему» — язвительную сатиру, стих. Ночь ерзали по полу над аршинными листами художники, и утром, часто даже до получения газет, плакаты — окна сатиры вывешивались в местах наибольшего людского скопища... К сожалению, сейчас от всего архива этих плакатов остались после всяческих «реорганизаций» и «слияний» одни лохмотья. А по этим плакатам можно было бы шаг за шагом видеть в рисунке, в карикатуре годы нашей революции, нашей обороны»... (т. 12, с. 33—35).
23 февраля в «Бюллетене Прессбюро» помещено стихотворение «Про Тита и Ваньку. Случай, показывающий, что безбожнику много лучше».
Напечатано впервые 3 марта в Могилеве, затем в Воронеже, Семипалатинске, Баку, Чите, Благовещенске.
23 февраля заключил договор с издательством «Круг» на отдельное издание стихотворения «Солнце» («Необычайное приключение...») с иллюстрациями М. Ларионова.
24 февраля в «Бюллетене Прессбюро» помещено стихотворение «Долой» (под заглавием «Еще одно долой!»).
Напечатано впервые 1 марта в Могилеве, затем в Саратове, Чернигове, Брянске, Минске, Семипалатинске, Костроме, Рязани,
- 244 -
Ижевске, Череповце, Симферополе, Владивостоке, Баку, Архангельске, Екатеринбурге.
25 февраля в газете «Известия» напечатано стихотворение «Срочно. Телеграмма мусье Пуанкаре и Мильерану».
27 февраля в «Бюллетене Прессбюро» помещено стихотворение «Про Феклу, Акулину, корову и бога».
Напечатано впервые 2 марта во Владимире, затем в Семипалатинске, Самаре.
Во второй половине февраля в Берлине вышел сборник «Избранный Маяковский» (изд. «Накануне», 260 с).
28 февраля выехал в Петроград на несколько дней.
В этот день в 3 часа кончался двухмесячный срок «разлуки» Маяковского и Л. Ю. Брик. «Приехав на вокзал, я не нашла его на перроне. Он ждал на ступеньках вагона. Как только поезд тронулся, прислонившись к двери, Володя прочел мне поэму «Про это». Прочел и облегченно расплакался.
Не раз в эти два месяца я мучила себя упреками за то, что Володя страдает в одиночестве, а я живу обыкновенной жизнью, вижусь с людьми, хожу куда-то. Теперь я была счастлива. Поэма, которую я только что услышала, не была бы написана, если б я не хотела видеть в Маяковском свой идеал и идеал человечества. Звучит, может быть, громко, но тогда это было именно так» (Л. Брик, 1956)*.
3 марта — в «Бюллетене Прессбюро» напечатана статья «Собирайте историю»*.
4 марта в журнале «Красная нива» напечатано стихотворение «Париж (Разговорчики с Эйфелевой башней)».
8 марта — выступление на интернациональном митинге «Революция и литература» в Политехническом музее*.
Маяковский прочел стихотворения «Париж», «Левый марш», «III Интернационал».
Вместе с Маяковским на вечере выступал молодой турецкий поэт Назым Хикмет. «Стихотворение «Новое искусство», которое называется также «Оркестр», я в то время часто читал. На этом вечере перед выступлением я очень волновался. Но Маяковский сказал мне, успокаивая: «Послушай, турок, не бойся, все равно не поймут» (Назым Хикмет, 1958)*.
В первой половине марта чтение поэмы «Про это» друзьям. На чтении присутствовал нарком просвещения А. В. Луначарский.
«Первый раз он читал поэму в Водопьяном...
Были А. В. Луначарский, Н. Н. Асеев, остальных не помню. Читал Володя с необычайным подъемом. После чтения было небольшое обсуждение. Анатолий Васильевич высказался одобрительно». (А. Родченко, 1939)*.
Об этом первом чтении поэмы «Про это» вспоминает жена А. В. Луначарского Н. А. Луначарская-Розенель: «Приехали мы к Маяковскому в Водопьяный переулок, когда большинство приглашенных уже собралось... На этом вечере я впервые увидела Лилю Юрьевну Брик... Анатолий Васильевич, по-видимому, знал и узнал почти всех. Запомнился мне Осип Максимович Брик, любезный и корректный,
- 245 -
Асеевы, Борис Пастернак, Гроссман-Рощин, Малкин, Шкловский. Посреди комнаты художник Давид Петрович Штеренберг очень оживленно убеждал в чем-то Маяковского...
Началось чтение... Анатолий Васильевич всегда восхищался Маяковским на эстраде, а в этот вечер Владимир Владимирович был как-то особенно в ударе. Впечатление было ошеломляющее, огромное... Анатолий Васильевич был совершенно захвачен поэмой и исполнением. По окончании он очень горячо, даже взволнованно сказал об этом автору. Обмена мнениями не было... Помню состояние какого-то легкого поэтического опьянения, в котором мы возвращались домой...
В машине Анатолий Васильевич говорил мне, что сегодняшний вечер особенно убедил его, какой огромный поэт Маяковский.
— Я и раньше знал это, а сегодня уверился окончательно. Володя — лирик, он тончайший лирик, хотя он и сам не всегда это понимает. Трибун, агитатор и вместе с тем лирик. А ты обратила внимание на глаза Маяковского? Такие глаза могут быть только у талантливого человека...
Мне редко приходилось видеть Анатолия Васильевича в таком радостно взволнованном настроении»*.
6 марта в «Бюллетене Прессбюро» помещено стихотворение «Ни знахарство, ни благодать бога в болезни не подмога».
Напечатано впервые 15 марта во Владимире, затем в Могилеве, Семипалатинске, Саратове.
7 марта в «Бюллетене Прессбюро» помещена статья «С неба на землю».
Напечатана впервые 17 марта в Ташкенте, затем в Харькове, Костроме, Минске.
18 марта в журнале «Товарищ Терентий» напечатана статья «Можно ли стать сатириком?».
20 марта в «Бюллетене Прессбюро» помещены стихотворения: «Когда голод грыз прошлое лето, что делала власть Советов?» и «Когда мы побеждали голодное лихо, что делал патриарх Тихон?»
Появились в печати 24 марта в Петрозаводске, затем в Воронеже, Семипалатинске.
23 марта в «Бюллетене Прессбюро Агитпропа ЦК РКП (б)» помещено стихотворение «О патриархе Тихоне. Почему суд над милостью ихней?».
Напечатано 27 марта в Гомеле, затем в Краснодаре, Калуге, Пензе и вышло еще отдельной брошюрой — приложение к газете «Волна» (Архангельск, 1923, 1 апреля).
24 марта в «Бюллетене Прессбюро Агитпропа ЦК РКП (б)» помещено стихотворение «Мы не верим!» под заглавием «Ленин»*.
Напечатано впервые 28 марта во Владимире, затем в Рязани, Могилеве, Пензе, Краснодаре, Калуге, Харькове, Архангельске, Ташкенте, Красноярске, Самарканде, Самаре. В Москве напечатано дважды — 1 апреля в «Огоньке» и в мае в журнале «Молодая гвардия».
В двадцатых числах марта — выступление с чтением поэмы
- 246 -
«Про это» (место выступления установить не удалось, см. ниже письмо Луначарского от 27 марта).
В конце марта в сборнике «Навстречу», изданном Всероссийским комитетом помощи инвалидам войны и больным и раненым красноармейцам при ВЦИК, напечатано стихотворение «Горе».
25 марта в журнале «Красная нива» напечатано стихотворение «Тресты».
25 марта — выступление на открытии Дома печати.
«...Горячее участие в вечере приняли поэты. Маяковский прочел два новых стихотворения — «Газетный день» и «Ленину», как всегда, блестяще...» («Вечерние известия», 1923, 26 марта)*.
27 марта — письмо А. В. Луначарского Маяковскому:
«Дорогой Владимир Владимирович! Я нахожусь все еще под обаянием Вашей прекрасной поэмы. Правда, я был очень огорчен, увидя на афише, объявляющей о чтении, и рекламу относительно каких-то несравненных или невероятных 1800 строк. Мне кажется, что перед прочтением такой великолепной вещи можно уже и не становиться на руки и не дрыгать ногами в воздухе. Эти маленькие гримасы, которые были милы, когда вы были поэтическим младенцем, плохо идут к Вашему возмужалому и серьезному лицу. Предоставьте их окончательно Шершеневичу. Это так, маленький упрек исключительно потому, что я Вас вообще люблю, а за последнее Ваше произведение втрое. А теперь небольшая просьба. Так как непременно хочу написать этюд о «Про это», то, быть может, Вы были бы так добры дать мне копию или корректурный листок его до выхода Вашего произведения в свет. Жму Вашу руку».
Свою высокую оценку поэмы «Про это» А. В. Луначарский повторил несколько раз. 11 апреля 1923 года в статье в «Известиях» «Об А. Н. Островском и по поводу его» Луначарский писал:
«Выработка новой этики в муках содрогающегося сердца... вот необъятные темы, из которых должна черпать современная драматургия. Уже есть нечто подобное в области драматургии, уже можно назвать с гордостью и некоторые произведения Маяковского («Про это»)».
В беседе, напечатанной в газете «Власть труда» (Иркутск, 1923, 10 июня) «О новом в литературе и искусстве» Луначарский, говоря об «окончательной перемене внутреннего смысла футуризма», указывал, что представители этого течения Маяковский и другие «от культа формы, который прежде составлял самую сущность футуризма, перешли к более практическому, утилитарному творчеству, цель которого они усматривают в агитации и пропаганде коммунистических идей... В журнале «Леф» помещено новое произведение Маяковского — глубоко лирическая и революционная поэма «Про это».
К этому же времени относится еще одно высказывание Луначарского о Маяковском:
«Несмотря на то, что я сильно поспорил с Влад. Маяковским, когда он, перегибая палку, начал доказывать мне, что самое великое призвание современного поэта — в хлестких стихах жаловаться на дурную мостовую на Мясницкой улице, в душе я был им очень доволен. Я знаю, что Маяковского в луже на Мясницкой улице долго не удержишь, а это почти юношеский (ведь Маяковский до гроба будет юношей) пыл и парадокс гораздо приятнее, чем та форма «наплевизма» на жизнь, которой является художественный формализм при какой угодно выспренности и жреческой гордыне»*.
- 247 -
Что это был за «спор» Луначарского с Маяковским, где и когда — нам не удалось установить. Речь шла, видимо, о стихотворении Маяковского «О Мясницкой, о бабе и о всероссийском масштабе». Интересно, что через два года, возражая Луначарскому на диспуте «Первые камни новой культуры», Маяковский снова вернулся к этой теме (см. 9 февраля 1925 г.).
28 марта в «Бюллетене Прессбюро Агитпропа ЦК РКП (б)» помещены стихотворения «Строки охальные про вакханалии пасхальные» и «Товарищи крестьяне, вдумайтесь раз хоть — зачем крестьянину справлять пасху?».
Первое напечатано 31 марта в Минске, затем в Калуге, Саратове, Ростове, Рязани, Екатеринбурге, Уфе, Уральске, Киеве, Омске, Новониколаевске, Краснодаре, Смоленске, Красноярске, Самарканде, Семипалатинске, Архангельске.
Второе — 31 марта в Минске, затем в Ярославле, Рязани, Петрозаводске, Владимире, Саратове, Уфе, Екатеринбурге, Вольске, Симферополе, Уральске, Гомеле, Киеве, Омске, Вязьме, Краснодаре, Калуге, Самаре, Томске, Орле, Пензе, Архангельске.
29 марта в газете «Известия» напечатаны «Парижские очерки».
29 марта вышел № 1 журнала «Леф» под редакцией Маяковского. В номере была напечатана поэма «Про это». Журнал открывался тремя передовыми статьями, написанными Маяковским: «За что борется Леф?», «В кого вгрызается Леф?», «Кого предостерегает Леф?». В отделе «Практика» — статья «Наша словесная работа», написанная совместно с О. Бриком.
«Леф должен собрать воедино левые силы. Леф должен осмотреть свои ряды, отбросив прилипшее прошлое. Леф должен объединить фронт для взрыва старья, для драки за охват новой культуры.
...В работе над укреплением завоеваний Октябрьской революции, укрепляя левое искусство... Леф будет агитировать нашим искусством массы, приобретая в них организованную силу.
...Мы не претендуем на монополизацию революционности в искусстве. Выясним соревнованием. Мы верим — правильностью нашей агитации, силой делаемых вещей мы докажем: мы на верном пути в грядущее» («За что борется Леф?»).
«...Мы будем бить... тех, кто проповедует внеклассовое, нечеловеческое искусство; тех, кто подменяет диалектику художественного труда метафизикой пророчества и жречества; ...тех, кто рассматривает труднейшую работу искусства только как свой отпускной отдых; тех, кто оставляет лазейку искусству для идеалистических излияний о вечности и душе» («В кого вгрызается Леф?»).
«Бойтесь выдавать случайные искривы недоучек за новаторство, за последний крик искусства. Новаторство дилетантов — паровоз на курьих ножках, только в мастерстве — право откинуть старье.
...Искуснейшие формы останутся черными нитками в черной ночи, будут вызывать только досаду, раздражение спотыкающихся, если мы не применим их к формовке нынешнего дня — дня революции. Леф — защита всем изобретателям... Леф отбросит всех застывших, всех заэстетившихся, всех приобретателей» («Кого предостерегает Леф?»).
- 248 -
Маяковский стремился объединить участников Лефа на платформе коммунистической идеологии, пафоса строительства революционного искусства, борьбы за утверждение, как он писал в программе журнала, «тенденциозного реализма, основанного на использовании технических приемов всех революционных художественных школ». При всей определенности исходных позиций Маяковского, на страницах журнала находили себе место ошибочные теории лефовцев вульгарно-социологического и формалистического характера (вроде теории производственного искусства, отмирания искусства, фактографии и т. д.).
«Маяковский старается сначала перекричать базар дореволюционной эпохи, потом выступает как поэтический митингер. Конечно, в его поэзии много трибунного, в этом смысле он добился замечательной митинговой техники. Но мы уже оставляем позади себя митинговую эпоху, у нас создаются новые формы быта, и поэзия должна перекочевать с митинга в быт. В известной степени в поэме Маяковского «Про это» имеются такие попытки, от этого ее формы приобретают менее плакатный и более интимный характер. Но замечательно, как только Маяковский переходит из состояния трибуна к состоянию лирика, так, несмотря на его ненависть к обывательщине, у него появляется что-то похожее на сентиментальность. Он клеймит в своей поэме быт, но вместе с тем кажется изгнанным и из быта и из будущего человека, — человеком, которому все время мерещилась крайняя степень уединенности, отверженности. Это все свидетельствует о бездомности Маяковского, о том, что настоящего корня он в новый быт, конечно, не пустил и этого нового быта, конечно, не сознает» (А. Луначарский. — «Красная нива», 1924, № 24).
«Маяковский возобновил грандиозный образ, где-то утерянный со времен Державина. Как и Державин, он знал, что секрет грандиозного образа — не в «высокости», а только в крайности связываемых планов — высокого и низкого, в том, что в XVIII веке называли «близостью слов неравно высоких», а также «сопряжением далековатых идей». Его митинговый, криковый стих, рассчитанный на площадной резонанс (как стих Державина был построен с расчетом на резонанс дворцовых зал), — был не сродни стиху XIX века, этот стих породил особую систему стихового смысла. Слово занимало целый стих, слово выделялось, и поэтому фраза (тоже занимавшая целый стих) — была приравнена к слову, сжималась. Смысловой вес был перераспределен, — здесь Маяковский близок к комической поэзии (перераспределение смыслового веса давала и басня)...
В «Про это» он перепробовал, как бы ощупал все стиховые системы, все затверделые жанры, словно ища выхода из себя. В этой вещи Маяковский перекликается с «Флейтой-позвоночник», со своими ранними стихами, подводит итоги, в ней же он пытается сдвинуть олицетворенный быт, снова взять прицел слова на вещь, но с фальцета сойти трудно, и чем глубже вырытая в поэзии колея, тем труднее добиться, чтобы колесо не вертелось на месте. Маяковский в ранней лирике ввел в стих личность не стершегося «поэта», не расплывчатое «я» и не традиционного «инока» и «скандалиста», а поэта с адресом. Этот адрес все расширяется у Маяковского, биография, подлинный быт, мемуары врастают в стих «Про это». (Самый гиперболический образ у Маяковского, где связан напряженный до истерики высокий план с улицей, — сам Маяковский...)
Положение у Маяковского особое. Он не может успокоиться на своем каноне, который уже облюбовали эклектики и эпигоны. Он хорошо чувствует подземные толчки истории, потому что он и сам когда-то был таким толчком...
Его рекламы для Моссельпрома, лукаво мотивированные, как участие в производстве, это отход за подкреплением. Когда канон начинает угнетать
- 249 -
поэта, поэт бежит со своим мастерством в быт, — так Пушкин писал альбомные полу-эпиграммы, полу-мадригалы (по-видимому, с этой стороны сожаления о том, что поэты «тратят» свой талант — неправильны, там, где нам кажется, что они «тратят», они на самом деле приобретают). Стиху ставятся в быту такие задания, что он волей-неволей сходит с насиженного места, — все дело в этом... Оплодотворит ли Маяковского хладокровный Моссельпром, как когда-то оплодотворил его пылкий плакат Роста?» (Ю. Тынянов. — «Русский современник», 1924, № 4)*.
Весной — знакомство с С. М. Эйзенштейном.
«— Ах вот вы какой, — говорит громадный детина, широко расставив ноги. Рука тонет в его ручище. — А знаете, я вчера был весь вечер очень любезен с режиссером Ф., приняв его за вас!
Это уже у Мясницких ворот, в Водопьяном. В Лефе... Я уже не хожу зайцем по чужим театрам, а сам репетирую в собственном — пролеткультовском. Передо мной редактор «Лефа» В. В. Маяковский, а я вступаю в это только что создающееся боевое содружество: мой первый собственный спектакль еще не вышел в свет, но дитя это настолько шумливо уже в самом производстве и столь резко очерчено в колыбели, что принято в Леф без экзамена. В Лефе, № 3, печатается и первая моя теоретическая статья. Мало кем понятый «Монтаж аттракционов», до сих пор еще приводящий в судороги тех, кто за умеренность и аккуратность в искусстве.
Резко критикуя «литобработку» («как формировали тогда в «Лефе» слова») текста Островского одним из лефовцев, В. В. в дальнейшем пожалеет, что сам не взялся за текст этого достаточно хлесткого и веселого агит-парада Пролеткульта. Так или иначе, премьеру «Мудреца» — мою первую премьеру — первый поздравляет бутылкой шампанского именно Маяковский... А жалеть о переделках текста некогда. Слишком много дела. Конечно, с заблуждениями. Конечно, с ошибками. С загибами и перегибами. Но с задором и талантом. «Леф» дерется за уничтожение всего отжившего журналом, докладами, выступлениями... До сих пор неизгладимо в памяти: Громкий голос. Челюсть. Чеканка читки. Чеканка мыслей. Озаренность Октябрем во всем» (С. Эйзенштейн, 1969)*.
В марте — апреле в журнале «Журналист» (№ 5) напечатано стихотворение «Газетный день».
1 апреля в журнале «Огонек» (№ 1) напечатано стихотворение «Мы не верим».
1 апреля — выступление в Большой аудитории Политехнического музея на вечере «Первая литературная олимпиада».
«Сам Брюсов открыл вечер. Маяковский — какой могучий, красивый, огромный! — читал, разговаривал с публикой. Один заорал: «Не желаю вас слушать!» — а он усмехнулся и говорит: «А билет вы покупали? Тогда слушайте!» Публика орала, так хлопали, что стоял грохот. Он читал много, и как он читал! Голос его, и эта его искренность! Такая, что вот самые его непонятные выражения — становятся ясными: «А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?» И это был мощный, страшно наш, Революционный Ноктюрн. Я про Революцию как Революцию — последнее время не думала... И вот я Революцию снова полюбила и поняла что-то, чего раньше не понимала. И это сделал Маяковский и его стихи... Каменскому очень хлопал — он читал: «Мы в сорок лет еще совсем мальчишки». Но он и есть мальчишка рядом с Маяковским. Еще новый поэт Илья Сельвинский читал стихи...
Господи, пусть Маяковский будет счастливый, пусть живет дольше всех! пусть все поэты будут счастливы! А не так, как Пушкин и Лермонтов!» (из дневника ученицы VII класса Т. Лещенко)*.
- 250 -
3 апреля в «Бюллетене Прессбюро» помещено стихотворение «Крестьянин, — помни о 17-м апреля!» (в связи с годовщиной Ленского расстрела).
Напечатано впервые 14 апреля в Воронеже, затем в Вятке, Ростове, Череповце, Краснодаре, Петрограде, Владимире, Могилеве.
3 апреля — выступление на диспуте «Футуризм сегодня» в Пролеткульте. Маяковским были прочитаны отрывки из поэмы «Про это».
«Первое, на что я обращаю внимание товарищей, это на их своеобразный лозунг «не понимаю». Попробовали бы товарищи сунуться с этим лозунгом в какую-нибудь другую область. Единственный ответ, который можно дать: «Учитесь». ...Здесь говорили, что в моей поэме нельзя уловить общей идеи. Я читал прежде всего лишь куски, но все же и в этих прочитанных мною кусках есть основной стержень: быт. Тот быт, который ни в чем почти не изменился, тот быт, который является сейчас злейшим нашим врагом, делая из нас мещан... Вы говорите, что у нас нет содержания, а между тем из одной нашей поэмы вы делаете пятьдесят своих. Пролетарские писатели становятся на нашу позицию. И мы и они учимся у жизни»*.
4 апреля в «Бюллетене Прессбюро» помещено стихотворение «17 апреля».
Напечатано «17 апреля» в Архангельске, Минске, Чернигове, Симферополе, Самарканде, Саратове, Новониколаевске, Тамбове, Екатеринбурге.
5 апреля — письмо в Госиздат по поводу выхода журнала «Леф» (№ 1) и в связи с планами создания издательства «Леф» (т. 13, с. 205—206).
В начале апреля вышел сборник «Стихи о революции» (изд. «Красная новь», 98 с).
Первая половина апреля (?) — Маяковский назначен членом Художественного совета Госкино.
Председателем совета был нарком просвещения А. В. Луначарский. Участвовал ли практически Маяковский в работах совета, неизвестно.
7 апреля в газете «Известия» напечатано антипасхальное стихотворение «Наше воскресенье».
8 апреля в журнале «Красная нива» (№ 14) напечатано стихотворение «Весенний вопрос».
12 апреля в газете «Красная смена» (Минск) напечатано стихотворение «Не для нас поповские праздники».
14 апреля заключил договор с издательством «Красная новь» на 2-е издание сборника «Стихи о революции» (срок сдачи 15 апреля 1923).
Во второй половине апреля вышел сборник «Маяковский улыбается, Маяковский смеется, Маяковский издевается» (изд-во «Круг», 109 с.) с предисловием Маяковского «Предиполсловие».
16 апреля в газете «Юношеская правда» напечатано стихотворение «Марш комсомольца» под заглавием «Комсомолец».
- 251 -
23 апреля — письмо в Госиздат с издательским планом книг «Левого фронта искусств».
26 апреля был на премьере спектакля С. М. Эйзенштейна «На всякого мудреца довольно простоты» в театре «Пролеткульта» (см. выше воспоминания С. М. Эйзенштейна).
29 апреля в журнале «Огонек» (№ 9) напечатано стихотворение «Схема смеха» с рисунками Маяковского.
В тот же день в журнале «Красная нива» (№ 17) — стихотворение «1-е Мая» («Свети!..»).
30 апреля это стихотворение было напечатано в харьковском журнале «Новая мысль», № 1.
1 мая в газете «Известия» напечатано стихотворение «1-е Мая» («Мы! Коллектив!..»).
В тот же день в журнале «Пламя», № 1 (Тифлис), — первая редакция стихотворения «Пуанкаре» — «Мусье Пуанкаре (Моя галерея № 1)».
1 мая Маяковский читал первомайские стихи на площадях Рогожского района Москвы (?)*.
5 мая, в День печати, в газете «Известия» (Одесса) опубликовано стихотворение «Рабочий корреспондент», в газете «Бакинский рабочий» — стихотворение «Газетный день».
В первых числах мая вышел № 2 журнала «Леф» со стихотворением Маяковского «1-е Мая» («Поэты — народ дошлый...») и его передовой статьей-обращением ко всем революционным писателям и художникам мира: «Товарищи — формовщики жизни».
«Не случаен выбор Первого мая днем нашего обращения. Мы знаем, только в спайке с рабочей революцией — расцвет искусства будущего... Только Октябрь дал новые огромные идеи, требующие нового оформления. Только Октябрь, освободивший искусство от работы на брюхастого выцилиндренного заказчика, дал фактическую свободу искусству... Да здравствует искусство пролетарской революции!»
«Ко второму номеру Маяковский всем поэтам, в том числе и мне, заказал первомайские стихи. Номер к празднику не вышел, Гиз засолил его, но успел выпустить небольшой оттиск со стихами и первомайской передовой. Передовая была напечатана на трех языках, переводила с русского Рита Райт. Оттиск к празднику был выставлен в витринах почти всех книжных магазинов и фигурировал на вечерах накануне, 30 апреля» (П. Незнамов, 1963)*.
В № 2 «Лефа» были напечатаны стихотворения Маяковского, Н. Асеева, В. Каменского, А. Крученых, П. Незнамова, Б. Пастернака, И. Терентьева, С. Третьякова.
9 мая в газете «Известия» напечатано стихотворение «Крестьянам! Рассказ о Змее Горыныче и о том, в кого Горыныч обратился нынче».
По-видимому, около этого времени или несколько раньше — в марте — апреле — была написана агитпоэма «Вон самогон!».
Эти две вещи связаны между собой не только одной темой, но и некоторыми общими образами и прямыми совпадениями отдельных строф.
- 252 -
Можно предполагать, что, когда Маяковский писал в стихотворении «Весенний вопрос» (напечатанном 8 апреля): «Я, например, считаюсь хорошим поэтом. Ну, скажем, могу доказать: «самогон — большое зло», — одна из этих вещей о самогоне была уже написана. Скорее всего — «Вон самогон!». Место первоначального ее напечатания не установлено. Тогда же, во всяком случае не позже июня, Маяковский сдал ее для отдельного издания вместе с 19 своими рисунками и обложкой в издательство «Красная новь» (вышла в августе.)
10 мая — письмо наркома просвещения А. В. Луначарского в Наркоминдел по поводу заграничного паспорта Маяковского:
«Наркомпрос дает командировку известному поэту-коммунисту Маяковскому. Цели, которые он преследует своей поездкой в Германию, находят полное оправдание со стороны Наркомпроса. Они целесообразны с точки зрения вообще поднятия культурного престижа нашего за границей. Но так как лица, приезжающие из России, да притом еще с репутацией, подобной репутации Маяковского, натыкаются иногда за границей на разные неприятности, то я, ввиду всего вышеизложенного, прошу Вас снабдить Маяковского служебным паспортом».
12 мая — выступление на площади Свердлова и на Советской площади на митингах протеста против убийства тов. В. В. Воровского (10 мая) и ультиматума английского министра Керзона Советскому Союзу (9 мая).
«С песнями подошли манифестанты к балкону Коминтерна; впитали сердца расплавленную медь задушевных речей, и на митинг к Большому театру, там стальной голос Маяковского:
Эй, разворачивайтесь в марше...
...Коммуне не быть под Антантой!..»(«Правда», 1923, 13 мая).
«Половина третьего... Со Столешникова потянулись обратно колонны... На балконе памятника Свободы выступают ораторы. Митинг. Вот Владимир Маяковский. Резко, чеканно бросает на головы толпы стихи... И толпа дружно повторяет его припев:
— Левой, левой, левой!» («Рабочая Москва», 1923, 13 мая).
«Силу гнева русского пролетариата против мировой буржуазии и фашизма сумел впитать в себя поэт Маяковский. Сильным, мощным голосом, раздававшимся во всю площадь, он прочел свое стихотворение «Коммуне не быть под Антантой».
Вся площадь вторила ему: «Коммуне не быть под Антантой! Левой, левой, левой!» Почти до 4-х часов шла Красная Пресня» («Рабочая газета», 1923, 13 мая).
«Большой, бесконечный Маяковский, выкрикивающий с балкончика статуи Свободы на медном языке своего голоса:
— Разворачивайтесь в марше...
Левой! —
и внизу ревущее тысячеголосое — «Левой!» («Правда», 1923, 13 мая).
«А напротив, на балкончике под обелиском Свободы, Маяковский, раскрыв свой чудовищный квадратный рот, бухал над толпой надтреснутым басом:
...британ-ский лев вой...
Ле-вой! Ле-вой!
— Ле-вой! Ле-вой! — отвечала ему толпа. Из Столешникова выкатывалась новая лента, загибала к обелиску. Толпа звала Маяковского. Он вырос опять на балкончике и загремел:
— Вы слышали, товарищи, звон, да не знаете, кто такой лорд Керзон!
- 253 -
И стал объяснять:
— Из-под маски вежливого лорда глядит клыкастая морда!!
Когда убивали бакинских коммунистов...
Опять загрохотали трубы у Совета. Тонкие женские голоса пели:
Вставай, проклятьем
заклейменный!..
Маяковский все выбрасывал тяжелые, как булыжники, слова, у подножия памятника кипело, как в муравейнике, и чей-то голос с балкона прорезал шум:
— В отставку Керзона!!» («Накануне» (Берлин), 19 мая — репортаж М. Булгакова)*.
О выступлении Маяковского в тот же день на митинге, происходившем на Театральной площади, вспоминает поэт И. Френкель:
«Громоподобную паузу нарушил голос невероятной силы и тембра. Говорил Маяковский с крыши броневой машины. Это были стихи, но они звучали, как команда:
Разворачивайтесь в марше....
«Левый марш», но какой-то другой, первоначальный, будто сейчас создаваемый стенами зданий, мерцанием штыков, безмолвием участников этого удивительного парада.
Взор ли померкнет орлий?
В старое ль станем пялиться?
Крепи у Керзона на горле
Пролетариата пальцы...Импровизация пришла настолько неожиданно, что мне еще раз показалось, что слова «у мира на горле» я сам перефразировал»*.
«Однажды он рассказывал мне об ощущениях, которые он испытывал, декламируя свои стихи в революционные годы на площади с балкона Моссовета перед огромной собравшейся толпой... Только в одном случае, говорил он, испытываю я такой же силы волнение, если не большее, это тогда, когда мне приходится говорить по радио... Маяковский говорил не о понимании значения радио, а о непосредственном волнении и подъеме, которое вызывал в нем направленный на него работающий микрофон» (В. Пудовкин, 1955)*.
20 мая в «Бюллетене Прессбюро» помещено стихотворение «Универсальный ответ».
Напечатано 25 мая в Саратове, Минске, Чернигове, Симферополе, затем в Архангельске, Воронеже, Екатеринбурге, Краснодаре, Петрозаводске, Могилеве, Самарканде, Петропавловске.
20 мая, в день прибытия в Москву тела убитого в Лозанне полпреда СССР в Риме В. В. Воровского, в газете «Известия» напечатано стихотворение «Воровский» под заглавием «Сегодня».
В тот же день выступление на площади Свердлова на траурном митинге памяти В. В. Воровского с чтением стихотворения «Воровский».
Выступление Маяковского было снято кинохроникой.
Во второй половине мая, в связи с нотой-ультиматумом Керзона, Маяковским были написаны несколько стихотворений, в частности, «...товарищ Чичерин и тралеры отдает...».
- 254 -
23 мая в газете «Известия» напечатано стихотворение «Это значит вот что!».
25 мая в газете «Бакинский рабочий» напечатано стихотворение «Баку» (написанное в связи с трехлетием работы нефтяных промыслов).
27 мая в газете «Бакинский рабочий» напечатано стихотворение «Керзон» (из «Маяковской галереи»).
27 мая — выступление на праздновании годовщины журнала «Молодая гвардия»*.
30 мая в «Бюллетене Прессбюро» помещено стихотворение «Прошения на имя бога — в засуху не подмога».
Напечатано впервые 3 июня в Минске, затем в Воронеже, Могилеве, Симферополе, Орле, Саратове, Уральске, Архангельске, Петропавловске, Брянске, Семипалатинске, Барнауле, Омске, Покровске, Пензе.
2 июня заключил договор с Госиздатом и сдал рукопись сборника «256 страниц Маяковского» (книга 2-я, 3953 строки; в свет не вышла).
3 июня в газете «Известия» напечатано стихотворение «О том, как у Керзона с обедом разрасталась аппетитов зона».
В тот же день в «Бюллетене Прессбюро» помещено стихотворение «Крестьяне, собственной выгоды ради, поймите — дело не в обряде».
Напечатано впервые 10 июня в Калуге, затем в Воронеже, Петропавловске, Омске.
В тот же день в газете «Известия» (Одесса) — стихотворение «Разве у вас не чешутся обе лопатки?» под заглавием «Летим».
Это и ряд других «авиастихов» Маяковского этого времени («Издевательство летчика», «Итог», «Авиачастушки» и др.) были написаны в связи с кампанией за создание мощного советского воздушного флота.
5 июня в «Бюллетене Прессбюро» помещено стихотворение «Смыкай ряды!».
Напечатано впервые 9 июня в Саратове, затем в Краснодаре, Петропавловске, Екатеринбурге, Ижевске, Одессе, Уральске, Могилеве, Брянске, Симферополе, Благовещенске.
Это стихотворение представляет собой заключительную часть сохранившегося только в черновике, в записной книжке 1923 года, второго расширенного варианта стихотворения «Всем Титам и Власам РСФСР» (1920). Был ли опубликован этот вариант 1923 года — не установлено.
10 июня в журнале «Красная нива» (№ 23) напечатано стихотворение «Марш комсомольца».
В тот же день в журнале «Товарищ Терентий» (№ 14) (Екатеринбург) напечатана статья «Агитация и реклама».
12 июня в газете «Известия» напечатано стихотворение «Разве у вас не чешутся обе лопатки?».
- 255 -
В первой половине июня вышла отдельным изданием поэма «Про это» (Госиздат, обложка и фотомонтажи А. Родченко; посвящение «Ей и мне», тираж 3000 экз.).
15 июня в «Бюллетене Прессбюро» помещено стихотворение «Крестить — это только попам рубли скрести».
Напечатано впервые 21 июня в Воронеже, Петрозаводске, Благовещенске.
17 июня в журнале «Огонек» (№ 12) напечатано стихотворение «Горб».
19 июня в «Бюллетене Прессбюро» помещено стихотворение «От примет кроме вреда ничего нет».
21 июня в газете «Известия» напечатано стихотворение «Коминтерн».
24 июня в журнале «Красная нива» (№ 25) напечатано стихотворение «Издевательство летчика».
В тот же день в журнале «Товарищ Терентий» (№ 15) (Екатеринбург) — очерк «Мелкий нэп (Московские наброски)».
Во второй половине июня вышло отдельным изданием стихотворение «Солнце» («Необычайное приключение...» с рисунками М. Ларионова, издательство «Круг»).
Не позже июня (до отъезда за границу) заключил договор и сдал в издательство «Красная новь» рукописи следующих книг: «Маяковская галерея», «Ни знахарь, ни бог, ни ангелы бога — крестьянству не подмога», «Обряды» и 2-й, дополнительный, вариант «Сказки о дезертире», — все четыре книги с рисунками и обложками Маяковского.
В июне вышел № 1 сатирического журнала «Крысодав» с программным стихотворением Маяковского «Мы» на обложке и рекламным стихотворением «Лучшие советы» («ЛЕФ»).
В июне — июле в журнале «Красная новь» (№ 4) напечатаны политические памфлеты из «Маяковской галереи» (Пуанкаре, Муссолини, Керзон, Пилсудский, Стиннес).
Появление этих стихотворений, и в частности памфлета о Керзоне, вызвало отклик в английской печати: «Еще одна английская обида. Реакционная английская газета «Морнинг пост» выражает протест против Маяковского за его стихотворение о Керзоне, напечатанное в журнале «Красная новь». Газета считает, что в своих стихах Маяковский клевещет на Керзона, и требует, чтобы английское правительство привлекло Маяковского и «Красную новь» к ответственности» («Трудовая копейка», 1923, 5 сентября).
В журнале «Леф» (№ 3) — рекламные стихи «Лучшие советы».
В журнале «Молодая гвардия» (№ 4—5) — стихотворение «Молодая гвардия».
1 июля в литературном приложении к газете «Известия» (Одесса) напечатано стихотворение «Тоже вождь» («Гомперс» из «Маяковской галереи»).
- 256 -
В тот же день в журнале «Товарищ Терентий» (№ 16) (Екатеринбург) — статья «О мелочах».
1 июля на обложке журнала «Красная нива» (№ 26) было напечатано рекламное стихотворение и рисунок Маяковского — «Глаза разбегаются! С чего начать? Во-первых, в Мосполиграфе вся печать...» (Оно было повторено затем в № 27, 28, 29 и 30 «Красной нивы»). В тот же день в «Известиях» в отделе объявлений была напечатана реклама Государственного универсального магазина (ГУМ): «Все, что требует сердце, тело или ум, — все человеку предоставляет ГУМ». С этих вещей началась работа Маяковского по рекламе государственных торговых и промышленных предприятий (см. дальше, сентябрь — декабрь).
2 июля, накануне отъезда за границу, Маяковский сдал ГУМу еще четыре рекламных плаката: «Нет места сомненью и думе — все для женщины только в ГУМе», о трубочном табаке и о голландском масле (четвертый плакат не установлен. Первый был напечатан в августе в № 20 «Огонька», о табаке и масле — в июле, в № 28 «Красной нивы»).
Между 29 июня и 2 июля были написаны два стихотворения: «Итог» и «Авиадни» — в связи с передачей воздушному флоту 29 июня построенного на средства трудящихся Москвы самолета «Московский большевик».
Первое было передано 2 июля в «Известия», но напечатано не было. Второе помещено в «Бюллетене Прессбюро» 21 июля, напечатано 26 июля в Саратове, затем в Ростове, Краснодаре, Костроме, Гомеле, Верхнеудинске, Самарканде, Харькове.
3 июля в газете «Известия» напечатаны «Авиачастушки» Маяковского.
В тот же день Маяковский вылетел из Москвы в Кенигсберг.
«Аэроплан, летевший за нами с нашими вещами, был снижен мелкой неисправностью под каким-то городом. Чемоданы были вскрыты, и мои рукописи взяты какими-то крупными жандармами какого-то мелкого народа» (предисловие к сборнику «Вещи этого года»).
Около трех недель Маяковский отдыхал в Фленцбурге. В конце июля был в Берлине и сдал в издательство «Накануне» сборник стихов «Вещи этого года (до 1 августа 1923 г.)».
25 июля написано предисловие к сборнику.
«Эти 12 месяцев работал больше, чем когда-либо. Для нас, мастеров слова России Советов, меленькие задачки чистого стиходелания отступают перед широкими целями помощи словом строительству коммуны. В этот же год мною написаны многие агитки-лубки: «Вон самогон», «Ни бог, ни ангелы бога — человеку не подмога», а также многочисленные вещи в городских и деревенских бюллетенях ЦК...
Сейчас пишу:
Роман (20—40 листов), проза.
Пьеса (16 картин от Адама и Евы).
Образцовая повесть.
Эпопея Красной Армии.
Стихи о Нордене.
Стихи о Нордернее.
О Сене и Пете (детское).
Названия есть,
совершенствуются и будут
опубликованы».
- 257 -
Август Маяковский прожил в Нордернее, на берегу Северного моря.
4 августа — дата под стихотворением «Нордерней». 12 августа это стихотворение напечатано в «Известиях».
В первых числах сентября Маяковский приехал в Берлин*.
6 сентября — авторская дата под стихотворением «Москва — Кенигсберг», напечатанном в журнале «Огонек» (№ 29) 14 октября (см. ниже).
В первой половине сентября — выступление в Берлине.
По воспоминаниям В. Л. Андреева (1958) Маяковский выступал недалеко от Потсдамерплац на Лейпцигерштрассе:
«На сцене Маяковский был один и весь вечер — не помню даже был ли перерыв — заполнил чтением своих стихов и разговорами с аудиторией, стараясь сломать неприязнь, что ему не всегда удавалось. Он начал свое выступление словами: «Прежде чем напасть на Советский Союз, надо вам послушать, как у нас пишут. Так вот — слушайте», — и он превосходно прочел замечательный рассказ Бабеля «Соль». Впечатление от этого рассказа было огромное. После сравнительно недолгого чтения своих произведений — я помню только, что читал он отрывок из «Флейты-позвоночник», «Прозаседавшиеся» и опять «В сто сорок солнц», начались разговоры с аудиторией. Кто-то крикнул — почему вы больше не надеваете желтой кофты? Маяковский ответил сразу, не задумываясь:
— Вы хотите сказать, что я на революции заработал пиджак?
В зале засмеялись. Маяковский улыбнулся и, переменив тон, очень серьезно начал объяснять, что всему свое время — было время кофтам, а теперь вот пиджакам, так как советская литература занята теперь гораздо более серьезным делом, чем дразненьем буржуев. Помню, что, обращаясь к сотруднику «Накануне», он сказал несколько слов в защиту небольшой книжки Брика «Не попутчица», незадолго перед тем неодобрительно этой газетой прорецензированной»*.
15 сентября в письме из Берлина к Д. Бурлюку в Нью-Йорк писал:
«Пользуюсь случаем приветствовать тебя. Шлю книги. Если мне пришлете визу, буду через месяца два-три в Нью-Йорке... Сегодня еду на 3 месяца в Москву»*.
17 или 18 сентября Маяковский вернулся в Москву.
За время отсутствия Маяковского появились в печати стихотворения: «Пилсудский» и «Вандервельде» (под заглавием «Соглашательский идеал») в газете «Известия» (Одесса) 15 и 29 июля, вступительные и заключительные строфы 2-го варианта «Сказки о Дезертире» (под заглавием «Наказ») в «Красном журнале для всех», № 7—8. В «Бюллетене Прессбюро» 5, 6 и 13 июля были помещены три стихотворения из сборника «Обряды» — «Кому и на кой ляд целовальный обряд», «От поминок и панихид у одних попов довольный вид» и «На горе бедненьким, богатейшим на счастье и исповедники и причастье» (под заглавием «Говение»).
Вышли следующие книги Маяковского: в июле — сборник «255 страниц Маяковского» (Госиздат, 255 с.); в августе — агитпоэма
- 258 -
«Вон самогон!» с рисунками Маяковского (изд. «Красная новь»); сборник «Ни знахарь, ни бог, ни ангелы бога — нам не подмога» с рисунками Маяковского (изд. «Красная новь», 35 с.); «Обряды» с рисунками Маяковского (изд. «Красная новь», 40 с.); 2-е издание «Сказки о дезертире» с рисунками Маяковского (изд. «Красная новь»); 2-е издание сборника «Стихи о революции» (изд. «Красная новь», 124 с.).
В конце сентября написаны для ГУМа четыре рекламных текста: «Комфорт и не тратя больших сумм...», «Дайте солнце ночью» «Хватайтесь за этот спасательный круг!», «Тому не страшен мороз зловещий, кто купит в ГУМе теплые вещи». Фото с плакатов сделанных по этим текстам, печатались неоднократно в «Известиях», «Огоньке» и «Красной ниве» в октябре — декабре.
Несколько позже Маяковский сделал для ГУМа еще четыре текста: «Нечего на цены плакаться...», «Приезжий из городов и сел...» и два — о часах Мозера.
1 октября в газете «Трудовая копейка» напечатано стихотворение «Солидарность».
1 октября — выступление на вечере, посвященном открытию занятий в Литературно-художественном институте*.
«На литературном вечере выступали со своими произведениями Брюсов, Маяковский, Асеев, Есенин, Шенгели, Адалис и др.» («Рабочая Москва», 1923, 3 октября).
В первых числах октября началась работа Маяковского по рекламе для Моссельпрома.
Всю работу по рекламе для ГУМа и затем Моссельпрома, Резинотреста, Мосполиграфа и т. д. Маяковский вел совместно с художниками А. Родченко, В. Степановой, А. Лавинским, А. Левиным. Маяковский предлагал учреждениям использовать себя и художников в этой области, принимал заказы, писал тексты и делал предварительные эскизы плакатов, принимал от художников готовые плакаты и сдавал их учреждениям. Иногда даже по поручению заказчиков сдавал принятые работы для печатания в журналы.
Рекламные тексты и лозунги Маяковского использовались Моссельпромом очень широко — на плакатах, в объявлениях, на вывесках киосков и магазинов, на обертках печенья, конфетных этикетках, фигурной рекламой на заборах и т. д. Первые рекламные тексты, сделанные для Моссельпрома, — «Столовое масло», папиросы «Ира» («Нами оставляются от старого мира только папиросы «Ира»), «Красная звезда» («Все курильщики всегда и везде отдают предпочтение «Красной Звезде»), заканчивались двустишием — сначала: «Нет нигде кроме как в Моссельпроме», потом просто: «Нигде кроме как в Моссельпроме». Это двустишие стало вскоре общим рекламным лозунгом Моссельпрома. Работа Маяковского по рекламе (он называл ее «хозяйственной агиткой») вызвала
- 259 -
целый ряд нареканий и издевательств со стороны критики и всяческих любителей «чистой» поэзии. В своей автобиографии Маяковский писал об этом: «Несмотря на поэтические улюлюканья, считаю «Нигде кроме как в Моссельпроме» поэзией самой высокой квалификации».
В октябре Маяковский написал для Моссельпрома рекламные тексты о папиросах «Ира», «Моссельпром», «Красная Звезда», «Шутка», «Червонец», «Прима», «Араби», «Леда», «Посольские», о столовом масле, дешевом хлебе, печенье, макаронах, шоколаде, четыре текста относительно обедов, отпускаемых на дом, и четыре — для уличной фигурной рекламы конфет.
В первой половине октября написаны рекламные тексты для Мосполиграфа: «У бумаги без печати никаких прав, печати делает Мосполиграф», «Вспомните — у вас оборвались обои в комнате...», «Печать наше оружие...», «Каждый хозяйственник, умный который, здесь покупает все для конторы», всего десять текстов для плакатов и светорекламы*.
14 октября в журнале «Огонек» (№ 29) напечатано стихотворение «Москва — Кенигсберг».
В середине октября написаны для Резинотреста рекламные тексты к плакатам о сосках («Лучших сосок не было и нет — готов сосать до старости лет»), мячиках, резиновых игрушках, шинах и восемь текстов о галошах. К одному из последних — «Дождик-дождь, впустую льешь, я не выйду без галош. С помощью Резинотреста мне везде сухое место», — Маяковский сам сделал эскиз.
Написаны два рекламных текста для журнала «Огонек» и издательства «Красная новь».
22 октября участвовал в совещании лефовцев и мапповцев о заключении общего соглашения.
Со стороны «Лефа», кроме Маяковского, принимали участие О. Брик и С. Третьяков. От мапповцев — Л. Авербах, Ю. Либединский, А. Зонин, И. Доронин, С. Родов, Г. Лелевич (см. ниже — в ноябре)*.
Во второй половине октября написана совместно с С. Третьяковым по заказу Резинотреста «агитреклама» «Рассказ про Клима из черноземных мест, про Всероссийскую выставку и Резинотрест».
23 октября Маяковский сдал ее Резинотресту и получил заказ на 50 рисунков к ней. Рисунки сделал и сдал в срок — 27 октября.
В двадцатых числах октября предполагались два выступления Маяковского в Петрограде.
«В Петроград приезжает поэт Владимир Маяковский, который прочтет две лекции: «Воспоминания о Германии», и «Ну вас к черту». Первая лекция состоится 28 октября в зале бывшей городской Думы» («Красная газета», 1923, 18 октября, веч. вып.)*.
- 260 -
1 ноября в газете «Беднота» в отделе объявлений напечатан «Рассказ про Клима из черноземных мест, про Всероссийскую выставку и Резинотрест» с 35 рисунками Маяковского.
В ноябре (?) заключено соглашение между Лефом и Московской ассоциацией пролетарских писателей.
«В чем смысл этого соглашения? Что у нас общего?
Мы видим, что пролетарской литературе грозит опасность со стороны слишком скоро уставших, слишком быстро успокоившихся, слишком безоговорочно принявших в свои объятья кающихся заграничников, мастеров на сладкие речи и вкрадчивые слова. Мы дадим организованный отпор тяге «назад!», в прошлое, в поминки. Мы утверждаем, что литература не зеркало, отражающее историческую борьбу, а оружие этой борьбы. Леф не затушевывает этим соглашением разниц наших профессиональных и производственных принципов. Леф неуклонно развивает намеченную им работу. Леф рад, что с его маршем совпал марш передового отряда пролетарской молодежи» (передовая журнала «Леф» (№ 4), написанная Маяковским; о выходе журнала в первых числах января 1924 года — см. ниже).
О том, как Маяковский стремился объединить вокруг «Лефа» наиболее ярких писателей и писательскую молодежь, рассказывает Н. Асеев: «Стоит вспомнить, кроме Бабеля, хотя бы Артема Веселого, Валентина Катаева, печатавшего в «Лефе» свои стихи... Помню, как Маяковский пытался привлечь к сотрудничеству Сергея Есенина. Мы были в кафе на Тверской, когда пришел туда Есенин. Кажется, это свидание было предварительно у них условлено по телефону. Есенин был горд и заносчив: ему казалось, что его хотят вовлечь в невыгодную сделку. Он ведь был тогда еще близок с эгофутурней — с одной стороны, и с крестьянствующими поэтами — с другой. Эта комбинация была сама по себе довольно нелепа: Шершеневич и Клюев, Мариенгоф и Орешин. Но Есенин был как бы во всеоружии и левых и правых группировок. Поэтому держал себя настороженно, хотя давно был заинтересован в Маяковском больше, чем во всех своих вместе взятых сообщниках.
Разговор шел об участии Есенина в «Лефе». Тот с места в карьер запросил вхождения группой. Маяковский, полусмеясь-полусердясь, возражал, что «это хорошо сниматься группой, оканчивая школу. Есенину это не идет». «А у вас же есть группа?» — вопрошал Есенин. «У нас не группа, у нас вся планета!!!» На планету Есенин соглашался. И вообще не очень-то отстаивал групповое вхождение. Но тут стал настаивать на том, чтобы ему дали отдел в полное его распоряжение. Маяковский стал опять спрашивать, что он там один делать будет и чем распоряжаться. «А вот тем, что хотя бы название у него будет мое!» — «Какое же оно будет?» — «А вот будет отдел называться «Россиянин»!» — «А почему не «Советянин»?» — «Ну, это вы, Маяковский, бросьте! Это мое слово твердо!» — «А куда же вы, Есенин, Украину денете? Ведь она тоже имеет право себе отдел потребовать. А Азербайджан? А Грузия? Тогда уж нужно журнал не «Лефом» называть, а «Росукразгруз» (Н. Асеев, 1960)*.
Во время другой встречи, которую Асеев относит к зиме 1924 года, «Есенин жаловался, что ему «не с кем» работать. По его словам выходило, что с имажинистами он разошелся. «Крестьянские» же поэты ему были не в помочь. Он говорил, что любит Маяковского и Хлебникова. Они ему нравились не только как книжные поэты, но нравились ему их жизнь, их борьба, их приемы и способы своего становления. Я шутя предложил ему вступить в «Леф». Есенин посмотрел на меня без улыбки и, наклонившись к столу, сказал:
— Я мог бы работать у вас только на автономных началах. Чтоб выпустить собственную декларацию.
Я ответил ему, что он, наверное, смог бы не только декларацию напечатать, но что ему дан был бы целый отдел, которым он мог бы заведовать и вести по своему вкусу. Он хитро улыбнулся и сказал загадочно-презрительно:
- 261 -
— Эге! Вы бы дали мне отдел и устранили бы меня от дел! Нет. Я войду только с манифестом!
Я ответил ему полушуткой, что манифесты теперь не в моде» (Н. Асеев, 1926)*.
Осенью написана поэма «Рабочим Курска, добывшим первую руду, временный памятник работы Владимира Маяковского».
Выступление в студенческом клубе Первого Московского университета с чтением этой поэмы.
«Студенческий клуб находился в ...здании на Моховой, в помещении бывшей университетской церкви. На стенах еще оставались церковные лепные украшения. На месте алтаря была сделана сцена и висели красные полотнища. Помещение клуба плохо отапливалось, и все слушатели и, кажется, сам Маяковский были в пальто.
Тогда в клубе отсутствовали ряды стульев... В большинстве народ стоял на ногах, некоторые взобрались на сцену и сидели вокруг Маяковского, у его ног. Молодежь стояла толпой, в кожаных куртках, солдатских шинелях и другой верхней одежде, как будто это был уличный митинг.
И вот на фоне церковного золота Маяковский начал читать «Рабочим Курска..». Эти новые стихи с такой верой в грядущее молодежь восприняла бурно-восторженно» (Н. Брюханенко, 1952)*.
Во второй половине ноября написаны для Моссельпрома агиттексты для конфетных оберток карамели серии «Красная Москва» и «Наша индустрия» и совместно с Н. Асеевым текст для светорекламы Мосполиграфа «О завхозе, который чуть не погиб со всей конторой». 15 рисунков к этой рекламе сделал сам Маяковский.
20 ноября — выступление на вечере, посвященном пятилетию Всероссийского союза поэтов.
«Вечером в помещении ВСП (Тверской бульвар, д. 25) состоялось «академическое собрание» под председательством Брюсова и при участии поэтов И. А. Аксенова, Н. Н. Асеева, М. П. Герасимова, С. А. Есенина, Р. Ивнева, В. В. Каменского, О. Э. Мандельштама, В. В. Маяковского, Б. Л. Пастернака, В. Г. Шершеневича и др...» («Известия», 1923, 21 ноября).
29 ноября заключил договор с Московским губернским отделом Союза рабочих полиграфического производства на агитпоэму о Кодексе законов о труде с 30 иллюстрациями. Срок сдачи — через две недели.
В ноябре в Екатеринбурге вышла агитпоэма «Вон самогон!» (изд. «Уралкнига»).
В ноябре «Мистерия-буфф» была поставлена силами учащихся в Опытной школе эстетического воспитания детей. Маяковский был на одном из спектаклей.
4 декабря в газете «Трудовая копейка» напечатано рекламное объявление треста Моссукно: «Стой! Прочти! Посмотри! Выполни точка в точку. И в Моссукне, магазин № 3, оденешься в рассрочку» — с рисунками Маяковского.
10 декабря1.
- 262 -
В декабре написаны для Моссельпрома агитрекламные тексты для оберток печенья: «Римская азбука», «Крестьянское», «Венская смесь», «Чайное печенье», «Полпредовское», «Красный авиатор» и «Зебра». Написаны также для конфетных оберток 36 текстов, пропагандирующих введенные в СССР метрические меры (карамель «Новый вес» и «Новые меры»).
17 декабря сдал в губотдел Союза рабочих полиграфического производства рукопись написанной совместно с С. Третьяковым агитпоэмы «Рассказ про то, как узнал Фадей закон, защищающий рабочих людей (Кодекс законов о труде)»*.
17 декабря присутствовал в Большом театре на чествовании В. Брюсова в связи с его пятидесятилетием.
«Неотчетливо помню празднование 50-летнего юбилея Брюсова в Большом театре в 1923 году... Был, наверное, и президиум и все такое, но глазами памяти я вижу Брюсова, одного на огромной сцене. Нет с ним никого из старых соратников — ни Бальмонта, ни Белого, ни Блока, никого. Кто умер, а кто уехал из Советской России... Маяковский вдруг наклонился ко мне и торопливым шепотом сказал: — Пойдем к Брюсову, ему сейчас очень плохо. — Помнится, будто идти было далеко, чуть не вокруг всего театра. Мы нашли Брюсова, он стоял один, и Владимир Владимирович так ласково сказал ему: — Поздравляю с юбилеем, Валерий Яковлевич! — Брюсов ответил: — Спасибо, но не желаю вам такого юбилея. — Казалось, внешне все шло, как надо. Но Маяковский безошибочно почувствовал состояние Брюсова» (Л. Брик, 1956)*.
19 декабря — письмо наркома просвещения А. В. Луначарского «Товарищам полпредам, представителям НКП за границей и другим представителям Советской власти».
«Известный поэт В. Маяковский командируется Наркомпросом в длительную поездку с широкими художественно-литературными целями. Наркомпрос РСФСР просит всех официальных представителей российского и союзных правительств, а равно всех лиц, стоящих на советской платформе и могущих быть полезными т. Маяковскому в его поездке, оказывать ему всемерную поддержку» (см. далее — 19 апреля 1924)*.
В декабре Маяковский вел переговоры с Главполитпросветом о работе над целым рядом агитационных лозунгов для плакатов. Был составлен проект договора на следующие лозунги и рисунки к ним: а) по электрификации — 5 лозунгов, б) по кооперации — 6, в) по местному бюджету — 4, г) по экспорту хлеба — 4, д) по конституции СССР — 4, е) по укреплению изб-читален и вовлечению в них крестьянских масс — 4, итого 33 лозунга и 7 черных рисунков по одному на каждую тему. Срок сдачи 2 января 1924 года.
- 263 -
Сохранилась неподписанная копия; был ли подписан договор и выполнена вся работа — не установлено. Известно только о сделанных Маяковским 6 лозунгах для Главполитпросвета — по распискам художников, получивших свою долю гонорара. См. начало января 1924 года.
В декабре совместно с Н. Асеевым написана по заказу треста Моссукно агитпоэма «Ткачи и пряхи! Пора нам перестать верить заграничным баранам!».
29 декабря — заявление в издательство Мосполиграфа.
«Согласно переговорам предлагаю к изданию мои две книги: 1) Маяковский. Слова сегодняшнего образца. Сборник в 5—6 листов последних стихотворений и поэм: «Временный памятник рабочим Курска», «Про это», «Перелет Москва — Кенигсберг», «Германия», «Нордерней», «Чарли Чаплин», «Стихи о мандриле» «Молодая гвардия», «Баку» и др.; 2) «Агитация — реклама идей, агитация вещей — реклама». На заявлении резолюция директора: «Согласен издать при условии отзыва о целесообразности издания от тов. А. В. Луначарского и представления от ЦБ Союза работников просвещения ставок оплаты литературного гонорара».
Маяковский представил требуемый отзыв А. В. Луначарского. Луначарский написал: «Считаю бесспорно заслуживающими напечатания отдельным изданием интересные работы В. В. Маяковского, которые он предлагает в сборниках «Слово сегодняшнее» и «Агитация — реклама идей»*.
31 декабря Маяковский представил в «Мосполиграф» этот отзыв и справку губотдела Союза о минимальных расценках за стихи. Но затем, по-видимому в ходе дальнейших переговоров, издательство высказало сомнение — будут ли распроданы эти книги. Маяковский решил доказать, что на его книги есть спрос.
3 января он получил в Контрагентстве печати справку, что его книги «в провинции из издаваемой поэзии, пожалуй, имеют самое большое распространение», и взял там же заказ на 600 экземпляров будущей книги. В тот же день такой же заказ на 200 экземпляров получил в книжном складе «Маяк»; 4 января на 300 экземпляров — в «Кооперативном издательстве» и в тот же день продал издательству «Молодая гвардия» весь тираж книги «Слова сегодняшнего образца» (5000 экз.). Однако договор с издательством Мосполиграфа так и не был подписан. Первый сборник через несколько дней Маяковский предложил издательству «Красная новь» (см. 9 января), на вторую книгу — о рекламе — Маяковский 28 июля заключил договор с Госиздатом, но издана она не была.
В конце декабря вышел сборник «Маяковская галерея» с обложкой и рисунками Маяковского (изд. «Красная новь», 63 с.).
СноскиСноски к стр. 261
1 10 декабря — в театре Вс. Мейерхольда участвовал (?) в диспуте по докладу К. Миклашевского «Гипертрофия искусства» (объявление о предстоящем диспуте в газ. «7 дней М. К. Т.», № 6, 1923, декабрь). Другие участники диспута: Вс. Мейерхольд, А. Белый, А. Таиров, Н. Фореггер, В. Шкловский, О. Брик, Н. Волконский, С. Марголин, П. Марков, Б. Глаголин, Л. Шестаков и др. В тексте, вероятно, опечатка — имеется в виду художник В. А. Шестаков. Отчеты не обнаружены. (Ред.).