351

333. Д. И. СУШКОВА — Е. Ф. ТЮТЧЕВОЙ

<Москва. 23—24 августа/4—5 сентября 1864 г.>

23 августа. <...> Мы только что узнали, милый мой друг, о горе, постигшем твоего отца. Он потерял эту несчастную, которая оставила ему двух сыновей и дочь; последний сын родился в мае месяце <...>

Бедная, бедная женщина! Да примет ее Господь милосердный, она вполне искупила свои ошибки!

Милый друг, умоляю, подумай прежде чем давать какие-либо обещания; сердцу твоему свойственны благородные порывы, но их необходимо подчинять рассудку. Георгиевский был у моего мужа и сказал ему, что очень многие с участием отнеслись к этому горю. Но все это преходяще. Прежде всего надо подумать о девочке <...>

352

Ах, Китти, боюсь, что, если этим бедным мальчикам суждено остаться в живых, великодушие и благородные порывы, свойственные мама́, увлекут ее, а результатом будет то, что она сделает из них неудачников, людей ни на что не пригодных. Увы, их и так довольно в нашем семействе. — Однако это дело далекого будущего. А теперь надо подумать о том, чтобы они получили серьезное образование <...>

24 августа. <...> Боюсь, что ты обвинишь меня в черствости, но мне нужно поговорить с тобой откровенно обо всей этой злополучной истории с Федором. Я верю его раскаянию, его отчаянию, но при этом я, увы, убеждена, что он же первый будет пренебрегать этими тремя детьми, забывая о них. У него ум тонкий, проникновенный, сердце впечатлительное, но склонное к заблуждениям. Он пленит тебя своим красноречием, тебя и твоих сестер, которые действительно добры, — вы примете на себя любые обязательства. А сейчас надо бы действовать разумно, твердо, а не по увлечению. Я, например, узнала, что графиня Юлия Строганова¹ позвала к себе эту бедную девочку, разжалобилась над ней, поместила ее в пансион самый утонченный, светский, что значит самый бесполезный, к даме, у которой только восемь пансионерок, вероятно, богатых, изящных, — на чей счет помещена туда девочка, я не знаю, но уже это неверный шаг, который в будущем послужит поводом к горьким разочарованиям².

Никто так не нуждается в разумном, серьезном воспитании, как эта девочка, для предстоящей ей жизненной борьбы, а светский лоск и тщеславие, погубившие ее мать, ей не нужны. Я бы поместила ее на полный пансион в добропорядочную немецкую семью, где, получая образование, она в то же время приучалась бы к порядку, к экономии; при ее приданом она с Божьей помощью вышла бы замуж в той же среде, где, вероятно, легче обрести счастье. Тогда как здесь дамы-патронессы забудут о ней, как о многих других ей подобных. Китинька, я надеюсь, ты не упрекнешь меня в том, что я так говорю об этом. Я бы так хотела, чтобы во время вашей предстоящей встречи в Женеве вы разбили лед и установили с отцом искренние отношения, хотя бы в этом деле, — правда, правда прежде всего. Она избавила бы этих трех сирот от больших несчастий, а вас — от забот и несправедливостей, которые вызываются ложным положением...

Мураново, ф. 1, оп. 1, ед. хр. 527, л. 20 об. — 21, 22 об. На франц. яз.

¹ Гр. Юлия Петровна Строганова (рожд. гр. д’Альмейда-Ойенгаузен; 1782—1864) — давняя знакомая Тютчевых (Соч. 1984, т. 2, с. 128).

² Подразумевается пансион г-жи Труба̀ в Петербурге, куда осенью 1864 г. была помещена дочь Тютчева и Денисьевой — Елена.