- 131 -

40

Москва. Редингетская тюрьма¹. 19/I <19>23

Любимый, милый мой, солнышко дорогое, Лиленок.

Может быть (хорошо, если — да!), глупый Левка² огорчил тебя вчера какими-то моими нервишками. Будь веселенькой! Я буду. Это ерунда и мелочь. Я узнал сегодня, что ты захмурилась немного. Не надо Лучик!

Конечно, ты понимаешь, что без тебя образованному человеку жить нельзя. Но если у этого человека есть крохотная надеждочка увидеть тебя, то ему очень и очень весело. Я рад подарить тебе и вдесятеро большую игрушку, чтоб только ты потом улыбалась. У меня есть пять твоих клочечков, я их ужасно люблю, только один меня огорчает, последний — там просто «Волосик, спасибо», а в других есть продолжение — те мои любимые.

Ведь ты не очень сердишься на мои глупые письма. Если сердишься, то не надо — от них у меня все праздники.

Я езжу с тобой, пишу с тобой, сплю с твоим кошачьим имечком и все такое.

Целую тебя, если ты не боишься быть растерзанной бешеным собаком.

Твой Щен, он же Оскар Уайльд, он же шильонский узник3,                                           он же: Сижу — за решеткой в темнице — сухой (это я сухой, а когда надо, буду для тебя жирный).

Любимый, помни меня. Поцелуй Клеста⁴. Скажи, чтоб не вылазил — я же не вылажу!

¹ Так называл Маяковский свое добровольное «заключение». Первая глава поэмы «Про это», над которой он работал в то время, озаглавлена по названию произведения, написанного Оскаром Уайльдом в тюрьме, — «Баллада Редингской тюрьмы».

² Л. А. Гринкруг.

³ «Шильонский узник» — поэма Байрона.

⁴ См. прим. 2 к письму № 39.