269

ПУШКИН И ХУДОЖНИК Г. Г. ГАГАРИН

ПО НОВЫМ АРХИВНЫМ МАТЕРИАЛАМ

Сообщение Э. Найдича

Жизнь и художественное творчество Г. Г. Гагарина долгое время оставались неизученными. И только в работах советского искусствоведа А. Н. Савинова произведениям Гагарина впервые дана заслуженная оценка и выяснены в основных чертах отношения художника с Пушкиным и Лермонтовым¹. В работах Савинова освещены тридцатые-сороковые годы, т. е. ранний период творчества Гагарина, действительно заслуживающий наибольшего внимания.

«Один известный любитель, скрывший свое имя, — не только мастер рисовать, но и великий художник и знает Россию», — писал в 1845 г. Белинский о Гагарине по поводу исполненных им иллюстраций к «Тарантасу» В. А. Соллогуба. Белинский отмечал глубоко национальный характер творчества Гагарина. «Этому карандашу, — писал он, — так повинуется русская действительность, русская природа!..».

Публикуемые нами письма Г. Г. Гагарина к матери его Е. П. Гагариной (1832—1834)³ дают возможность полнее осветить один из важных моментов биографии художника. Они содержат неизвестные ранее сведения о людях, окружавших Гагарина в эти годы, и об его отношениях с Пушкиным. Из писем выясняется, что некоторые из молодых людей — товарищей Гагарина — позднее вошли в «кружок шестнадцати» и уже в это время общались с Лермонтовым. В одном письме приведены слова Пушкина о «Моцарте и Сальери», дополняющие известную заметку поэта на ту же тему.

I

9 (21) ноября 1832 г. Гагарин сообщал матери: «Я познакомился с Пушкиным-автором. Мы в очень хороших отношениях. Я ему рисую виньетки для „Руслана и Людмилы“».

Таким образом устанавливается, что Пушкин познакомился с Гагариным осенью 1832 г. Летом 1833 г. Гагарин исполнил литографию на тему пролога «Руслана и Людмилы» (Государственный музей А. С. Пушкина). В альбоме Государственного Русского музея сохранилось несколько иллюстративных набросков к поэме, объединенных в указанной выше литографии. Не случайно выбор Гагарина пал именно на пролог к юношеской поэме Пушкина. Текст пролога давал простор фантазии и вполне соответствовал тогдашним романтическим устремлениям художника.

Литография 1833 г., повидимому, понравилась Пушкину. 19 (31) июля 1833 г. Гагарин сообщал матери: «Пушкин написал новые сказки в стихах для того, чтобы я сделал к ним виньетки. Издание 1-й сказки принесет нам 30 000 р., которые мы разделим между собой. Он так восхищен

270

моими виньетками, что это вернуло ему вдохновение и он будет писать роман — только для виньеток».

Конечно, утверждение Гагарина, будто Пушкин написал сказки и собирается писать роман «только для виньеток», нельзя принимать всерьез. Но виньетки, очевидно, и в самом деле понравились Пушкину, и он решил издать свои произведения с иллюстрациями молодого художника.

Сообщение о виньетках к «новым сказкам в стихах» обогащает наше представление о Гагарине-иллюстраторе Пушкина. Известна виньетка Гагарина к «Сказке о царе Салтане» («Три девицы и царь» — ИРЛИ). «Сказка» была написана Пушкиным в августе 1831 г. и напечатана в 1832 г., в третьей части его стихотворений. Но в тексте письма говорится не об одной, а, по крайней мере, о двух сказках в стихах и, безусловно, новых — еще не изданных. Речь здесь может итти только о «Сказке о рыбаке и рыбке» и «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях». «Сказка о рыбаке и рыбке» была окончена Пушкиным несколько ранее, чем «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях». Когда Гагарин говорит об «издании 1-й сказки», он подразумевает, очевидно, «Сказку о рыбаке и рыбке».

К сожалению, иллюстрации Гагарина к указанным сказкам не сохранились; зато письмо Гагарина дает возможность уточнить время написания сказок.

Принято считать, что обе сказки написаны Пушкиным в Болдине, осенью 1833 г. Под текстом «Сказки о рыбаке и рыбке» стоит дата «14 октября 1833 г.», а под текстом «Сказки о мертвой царевне...» — «4 ноября 1833 г.». Это даты окончания сказок. Начало же работы поэта над ними падает на лето 1833 г. Уже в июле, до отъезда Пушкина в Оренбургскую губернию, Гагарин сообщал, что «Пушкин написал новые сказки в стихах».

В опубликованном письме к отцу от 6 (18) сентября 1833 г. Гагарин пишет: «Я уже говорил Вам о нашей с Пушкиным затее насчет виньеток, которая должна была принести нам много денег: она отложена на три месяца, Пушкин уехал в Оренбург с Соболевским, где он займется историческими разысканиями; пока что он доверил мне несколько неизданных стихотворений, которые смогут послужить для очень оригинальных рисунков»⁴.

В числе стихотворений, переданных Гагарину Пушкиным в сентябре 1833 г., были «Гусар» и «Пред испанкой благородной» — «сюжетные» стихотворения, открывающие перед иллюстратором богатые возможности. Рисунок Гагарина «Гусар» находится в альбоме в собрании Государственного Русского музея⁵; там же — рисунок «La Terrasse» — иллюстрация к стихотворению «Пред испанкой благородной»⁶, и на отдельном листе — акварель к этому стихотворению.

2 октября 1833 г. С. А. Соболевский писал Пушкину: «Так как об Ваших „Северных цветах“ ни слуху, ни духу, то издам я таковой <альманах>, да издам на славу, с рисунками à l’eau forte, genre de Rembrandt Гагарина. Он малый с истинным талантом <...> У него прелестные рисунки к „Contes nocturnes de Hoffmann“ <...> Желал бы стихотворную пьесу повествовательную, способную к рисунку, ибо на нее-то напустил бы Гагарина» (XV, 84—85)⁷.

Еще до отъезда Пушкина в Оренбургскую губернию, 19 (31) июля 1833 г., Гагарин сообщал матери, что Пушкин «собирается написать роман».

В июле 1833 г. Пушкин работал над повестью «Капитанская дочка». 5-м августа этого года помечено черновое предисловие к повести. О своих замыслах Пушкин, повидимому, рассказывал Гагарину, предложив ему

271

иллюстрировать повесть (или роман, как мог он выразиться в разговоре с художником). Но работа Пушкина над «Капитанской дочкой» затянулась; повесть была окончена уже после отъезда Гагарина в Турцию.

Из рисунков Гагарина к прозе Пушкина до нас дошли только два — оба к «Пиковой даме»: офорт «Герман у графини» и рисунок «Герман у гроба графини» (ИРЛИ). На офорте сделана надпись: «Повести А. П. MDCCCXXXIV»; его можно рассматривать как проект обложки или титульного листа к изданию повестей Пушкина 1834 г. Повидимому, Гагарин предполагал исполнить серию рисунков к повестям Пушкина, но замысел этот остался неосуществленным.

ИЛЛЮСТРАЦИЯ Г. Г. ГАГАРИНА К СТИХОТВОРЕНИЮ ПУШКИНА «ПРЕД ИСПАНКОЙ БЛАГОРОДНОЙ»
Акварель, 1833 г.
Русский музей, Ленинград

Из дел опеки над детьми и имуществом Пушкина известно, что в 1844 г. было задумано иллюстрированное издание сочинений великого поэта. Тридцать иллюстраций для этого несостоявшегося издания, по словам Г. А. Строганова, были принесены Гагариным «в дар памяти» Пушкина. Из тридцати иллюстраций до нас дошло только три рисунка⁸.

272

II

6 (18) марта 1834 г. Гагарин писал матери: «...Я очень благодарен папа̀ за добрый совет больше искать общества зрелых и достойных людей, хотя его довольно трудно найти здесь; я рассчитываю следовать этому совету возможно чаще и по этому поводу могу сказать, что я нахожусь в самых лучших отношениях с Пушкиным, Жуковским, Одоевским...»⁹

В 1834 г. встречи Пушкина с Гагариным, несомненно, участились, так как 30 декабря 1833 г. Пушкин получил звание камер-юнкера (на девять месяцев позже Гагарина) — и оба они должны были присутствовать на балах и приемах в Зимнем дворце. В письмах Гагарина встречаются жалобы на светскую жизнь — она тяготит его, мешает творческой работе: «Единственное, чего я страстно желал бы, — это иметь время и не иметь никаких обязанностей в обществе».

В письме от 6 (18) марта 1834 г. Гагарин рассказывает матери о том, как он провел масленицу (масленица в 1834 г. приходилась на 25 февраля — 4 марта), о прогулках, завтраках с блинами, о костюмированном бале в доме Энгельгардта и большом бале в Зимнем дворце в последний день праздника.

В дневнике Пушкина за 1834 г. мы находим краткие записи, близкие по содержанию к письму Гагарина:

«28 февраля. Протекший месяц был довольно шумен. — Множество балов, роутов etc. Масленица».

«6 марта. Слава богу! Масленица кончилась, а с нею и балы.

Описание последнего дня масленицы (4-го марта) даст понятие и о прочих. Избранные званы были во дворец на бал утренний к половине первого. Другие на вечерний, к половине девятого. Я приехал в 9. Танцовали мазурку, коей окончился утренний бал. Дамы съезжались, а те, которые были с утра во дворце, переменяли свой наряд» (XII, 320).

В тот же день, 6 марта, Гагарин писал матери: «...и затем, чтобы достойно завершить время безумий, был большой день в Зимнем дворце, где только и делали, что танцовали, за исключением времени, которое было употреблено на завтрак, на обед и на маленький получасовой спектакль. Я спросил Пушкина, почему он позволил себе заставить Сальери отравить Моцарта; он мне ответил, что Сальери освистал Моцарта и что касается его, то он не видит никакой разницы между „освистать“ и „отравить“, но что, впрочем, он опирался на авторитет одной немецкой газеты того времени, в которой Моцарта заставляют умереть от яда Сальери (que Saliéri avait sifflé Mozart, et que pour lui il ne voyait point de différence entre siffler et empoisonner, que d’ailleurs il s’était appuyé de l’autorité d’une gazette allemande de l’epoque ou l’on fait mourir Mozart empoisonné par Saliéri)».

Тот разговор с Пушкиным, о котором пишет Гагарин, произошел 4 марта 1834 г. Достоверность переданных Гагариным слов поэта подтверждается сохранившейся в бумагах Пушкина заметкой о Сальери (1832). Заметка эта при жизни Пушкина не печаталась и не могла быть известна Гагарину. Ответ поэта Гагарину в основных чертах совпадает с текстом заметки, написанной Пушкиным в качестве возражения на сделанный ему упрек в том, что сюжет «Моцарта и Сальери» исторически не достоверен:

«В первое представление „Дон Жуана“, в то время, когда весь театр, полный изумленных знатоков, безмолвно упивался гармонией Моцарта, — раздался свист; все обратились с негодованием, и знаменитый Салиери вышел из залы — в бешенстве, снедаемый завистию.

Салиери умер 8 лет тому назад. Некоторые немецкие журналы говорили, что на одре смерти признался он будто бы в ужасном преступлении — в отравлении великого Моцарта.

273

ИЛЛЮСТРАЦИЯ Г. Г. ГАГАРИНА К «КАВКАЗСКОМУ ПЛЕННИКУ» ПУШКИНА
Рисунок 1844 г.
Литературный музей, Москва

274

Завистник, который мог освистать „Дон Жуана“, мог отравить его творца» (XI, 218).

Слова Пушкина, сказанные Гагарину, существенно отличаются от текста заметки лишь в одном пункте. Источником легенды о Сальери и Моцарте Пушкин называет в разговоре «одну немецкую газету», а не «немецкие журналы», как в заметке. М. П. Алексеев, комментируя заметку Пушкина, справедливо определил, что «...указание на „некоторые немецкие журналы“ нельзя принимать в смысле непреложного свидетельства об источнике замысла пьесы; Пушкин мог и здесь с определенной целью дезориентировать своих оппонентов, критикующих легендарную основу его драматического сюжета, и перенести ответственность за нее на „некоторые немецкие журналы“, не указанные более точно, подобно тому, как и всю свою маленькую трагедию он хотел первоначально выдать за перевод „с немецкого“»¹⁰.

В разговоре с Гагариным Пушкин дал точную ссылку на источник. Е. М. Браудо указал в свое время, что источником легенды была лейпцигская «Всеобщая музыкальная газета», поместившая в 1825 г. статью Рохлица с сообщением, что Сальери на смертном одре признался в совершенном преступлении¹¹.

III

Среди писем Гагарина встречается одно, не лишенное интереса и для биографов Лермонтова.

6 (18) марта 1834 г. Гагарин сообщал матери о круге своих знакомых: «Вы мне говорите часто об обществе молодых людей. Мне бы не хотелось, чтобы Вы составили себе неправильное представление о нем; во 1-х, я им посвящаю очень мало времени; но иногда я иду провести остаток вечера у Трубецких, где собирается небольшое общество исключительно добрых и честных юношей, очень дружных между собой. Каждый сюда приносит свой небольшой талант и, в меру своих сил, способствует тому, чтобы весело и свободно развлечься, значительно лучше, чем во всех чопорных салонах. Однажды мы там пропели оперу „Немая“¹², от начала до конца, со всеми хорами; за роялем — Бахметев, а я в роли Мазаньелло. Иногда рисуют, и каждый по очереди позирует, я нарисовал портреты всего общества. Иной раз мы занимаемся гимнастикой, борьбой и разными упражнениями. Я здесь открыл, что я гораздо сильнее, чем я думал. После десятиминутной напряженной борьбы, под громкое одобрение остального общества, я бросил на пол Александра Трубецкого, который считается самым сильным из всей компании. Рассказываем друг другу свои приключения и т. д. и т. д.

Члены этого кружка Александр и Сергей Трубецкие — офицеры кавалергардского полка, Барятинский — офицер кирасирского полка, брат красавицы княжны Барятинской, Перовский — офицер-кавалергард, брат писателя, Сергей Голицын — офицер Преображенского полка, который переходит в кавалергарды, иногда Бахметев из конной гвардии и Нарышкин, брат княгини Юсуповой, из кавалергардского полка и иногда Дантес, новый кавалергард, который полон остроумия и очень забавен, и Жерве, тоже кавалергард.

Милая мама! Вы всегда меня упрекали в непостоянстве. Так вот я не изменился характером. Не так давно я писал Вам, что мои лучшие друзья Василий Кочубей и Огарев, а теперь кого я люблю больше всех, так это Сергей Трубецкой и Александр Барятинский».

Свидетельство Гагарина о содружестве молодых людей, собиравшихся у Трубецких, чтобы «весело и свободно развлечься», указывает, что связь Гагарина с некоторыми членами будущего «кружка шестнадцати» —

275

ИЛЛЮСТРАЦИЯ Г. Г. ГАГАРИНА К «БАХЧИСАРАЙСКОМУ ФОНТАНУ» ПУШКИНА
Рисунок 1844 г.
Литературный музей, Москва

276

близкими знакомыми Лермонтова — завязалась еще в 1834 г. К этому времени относится дружба Гагарина с Сергеем Васильевичем Трубецким и его знакомство с Николаем Андреевичем Жерве. Как известно, Трубецкой был впоследствии секундантом в дуэли Лермонтова с Мартыновым, а Жерве в 1837 г. служил вместе с Лермонтовым в Нижегородском драгунском полку. Оба они участвовали в 1840 г. вместе с поэтом в сражении при р. Валерик, а Жерве — в осенней экспедиции в Большую и Малую Чечню¹³.

Гагарин называет в своем письме офицеров-кавалергардов, собиравшихся у Трубецких, — Бориса Алексеевича Перовского (1815—1881), брата писателя Антония Погорельского, командированного в 1839 г. на Кавказ и участвовавшего в экспедиции ген. Граббе; Дмитрия Ивановича Нарышкина (1812—1875), а также Сергея Федоровича Голицына (1812—1849), который вскоре (через двадцать дней) был переведен из Преображенского полка в кавалергарды, а в 1836 г. — откомандирован на Кавказ.

Членом этого содружества Гагарин называет и Александра Ивановича Барятинского (1815—1879), находившегося в 1832—1833 гг. вместе с Лермонтовым в школе гвардейских подпрапорщиков и выпущенного в 1833 г. корнетом в Гатчинский кирасирский полк.

А. Л. Зиссерман в статье «Фельдмаршал князь А. И. Барятинский» рассказывает о споре Лермонтова с А. И. Барятинским: «В 1834 или 1835 году, раз вечером, у кн. Т. было довольно большое собрание молодых офицеров, кавалергардов и из других полков. В числе их были Александр Ив. Барятинский и Лермонтов, бывшие товарищи по юнкерской школе. Разговор был оживленный, о разных предметах; между прочим, Лермонтов настаивал на всегдашней его мысли, что человек, имеющий силу для борьбы с душевными недугами, не в состоянии побороть физическую боль...»¹⁴

В приведенном нами отрывке, без сомнения, речь идет о вечере у кн. Трубецких, о том же собрании молодых офицеров, о котором пишет Гагарин¹⁵.

При сопоставлении письма Гагарина с этим отрывком выясняется, что Лермонтов в 1834—1835 гг. бывал на собраниях у Трубецких и, следовательно, уже в это время был знаком с С. В. Трубецким и Н. А. Жерве.

Тот вечер у Трубецких, на котором присутствовали одновременно Лермонтов и Барятинский, состоялся, по всей вероятности, между 22 ноября 1834 г. (когда Лермонтов окончил юнкерскую школу и был произведен в корнеты лейб-гвардии гусарского полка) и апрелем 1835 г. (время отъезда Барятинского на Кавказ). Гагарина в эти дни уже не было в Петербурге.

Однако связь между юнкерской школой и кавалергардским полком была настолько тесной¹⁶, что Гагарину, имевшему среди кавалергардов много друзей, и к тому же приятелю Барятинского, несомненно было известно имя Лермонтова. Возможно, что к 1834 г. относится и личное знакомство Гагарина с Лермонтовым.

В числе посетителей Трубецких был, как отмечает Гагарин, и «новый кавалергард» Дантес (определенный в кавалергарды 8 февраля 1834 г.) Здесь Лермонтов мог встречаться с будущим убийцей Пушкина. Вполне вероятно, что в характеристике Дантеса:

Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы... и т. д.

отразились личные впечатления Лермонтова.

277

ФИНАЛЬНАЯ СЦЕНА ОПЕРЫ «ФЕНЕЛЛА» ОБЕРА В ПОСТАНОВКЕ ПЕТЕРБУРГСКОГО БОЛЬШОГО ТЕАТРА, 14 ЯНВАРЯ 1834 г.
Литография с рисунка Ив. П. Брюлло
Изображены актеры М. Д. Новицкая и К. Голланд
Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, Москва

278

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ А. Савинов. Иллюстрации Г. Г. Гагарина к произведениям А. С. Пушкина. — «Архив опеки Пушкина» («Летопись Гос. лит. музея», кн. 5). М., 1939, стр. 422—426; А. Савинов. Лермонтов и художник Г. Г. Гагарин. — «Лит. наследство», т. 45—46, 1948, стр. 433—472. — В указанных статьях содержатся сведения о публикациях иллюстраций Гагарина к произведениям Пушкина.

² В. Белинский. Полн. собр. соч. Под ред. С. А. Венгерова, т. VIII, СПб., 1907, стр. 280.

³ Письма находятся в собрании П. Л. Вакселя № 1033 (Отдел рукописей Гос. публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина). Публикуются нами в извлечениях. — Подлин. на франц. яз.

⁴ «Лит. наследство», т. 45—46, 1948, стр. 441.

⁵ Воспроизведен в «Архиве опеки Пушкина». М., 1939, стр. 424.

⁶ Предположение о том, что рисунок «Le Terrasse» — иллюстрация к стихотворению «Пред испанкой благородной», выдвинуто А. Н. Савиновым («Лит. наследство», т. 45—46, 1948, стр. 441).

⁷ О близком знакомстве Гагарина с Соболевским свидетельствует письмо Гагарина к матери от 19 (31) июля 1833 г.: «Соболевский нам еще ничего не прислал; он в Ревеле, я жду его с самым большим нетерпением».

⁸ «Архив опеки Пушкина». М., 1939, стр. 418, 421, 422, 424—426.

⁹ В архиве В. Ф. Одоевского (Отдел рукописей Гос. публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина) хранятся два письма Гагарина к Одоевскому (повидимому, 1832 г. и 1850-х годов). К периоду 1832—1834 гг. относится рисунок Гагарина «Библиоман и Пиранези» — иллюстрация к повести Одоевского «Opere del cavaliere Giambattista Piranesi».

¹⁰ А. Пушкин. Полн. собр. соч., т. VII. Л., изд. Акад. Наук СССР <1-е изд.>, 1935, стр. 525.

¹¹ Е. Браудо. Моцарт и Сальери. — «Столица и усадьба», 1915, № 45, стр. 13—14; то же — сб. «Орфей. Книги о музыке», кн. 1. Пг., 1922, стр. 102—107. См. также цитированные выше комментарии М. П. Алексеева, стр. 525—526.

¹² Опера Обера «Немая из Портичи», или «Фенелла», была очень популярна в Петербурге в тридцатых годах, особенно среди гвардейских офицеров; упоминается в «Княгине Лиговской» Лермонтова. (Подробнее о ней см. в статье: Б. Нейман. Лермонтов и театр. — «Октябрь», 1938, № 12, стр. 236—237.) Хор из «Фенеллы» был исполнен на благотворительном концерте в доме Энгельгардта 13 апреля 1834 г., при участии братьев Гагариных (Григория и Евгения), В. Ф. Одоевского и др. На этом вечере был Пушкин (см. об этом заметку в «Северной пчеле», 1834, № 86, от 16 апреля, а также «Дневник Пушкина». Под ред. Б. Модзалевского. М. — Пг., 1923, стр. 155—156).

¹³ Фактические сведения о С. В. Трубецком и Н. А. Жерве приведены в статье: Э. Герштейн. Лермонтов и кружок шестнадцати. — «Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова». Сб. статей под ред. Н. Бродского и др. М., Гослитиздат, 1941. См. также «Сборник биографий кавалергардов». Под ред. С. Панчулидзева, т. IV, 1826—1908. СПб., 1908.

¹⁴ «Русский архив», 1888, кн. I, стр. 113; то же — П. Щеголев. Книга о Лермонтове, т. I. Л., 1929, стр. 159.

¹⁵ М. Ашукина-Зенгер в сообщении «О воспоминаниях В. В. Бобарыкина о Лермонтове» («Лит. наследство», т. 45—46, 1948, стр. 741—745, 755), давая характеристику отношений Лермонтова и Барятинского, цитирует А. Зиссермана и указывает, что «кн. Т.», несомненно, А. В. Трубецкой, что «другого князя Т. в 30-х годах в кавалергардском полку не было». Между тем, в указанных выше воспоминаниях речь идет о вечерах у братьев Трубецких (А. В. Трубецкого и С. В. Трубецкого, который также служил в кавалергардском полку и был приятелем Гагарина и Лермонтова).

¹⁶ С. Панчулидзев. История кавалергардов, т. IV. СПб., 1912, стр. 92.