- 725 -

ТОЛСТОЙ И О ТОЛСТОМ

ОБЗОР ЛИТЕРАТУРЫ ЗА 1935—1939 г.г.

ИЗДАНИЯ ТЕКСТОВ ТОЛСТОГО

Обзор  П. Попова

Среди изданий Толстого главное место занимает академическое полное собрание сочинений Л. Н. Толстого, впервые публикующее тексты по рукописям. Согласно постановлению Совнаркома от 4 августа 1934 г., тираж академического издания повышен до десяти тысяч экземпляров. В 1939 г. академическое издание подверглось реорганизации. Постановлением Совнаркома от 27 августа 1939 г. был утвержден новый состав государственной редакционной комиссии; в нее вошли: А. А. Фадеев, А. Н. Толстой, И. К. Луппол, С. А. Лозовский и П. И. Чагин. В число членов редакторского комитета введены М. М. Корнев и Н. Л. Мещеряков. Признано необходимым предпосылать каждому тому особые предисловия с изложением ленинской точки зрения на творчество Толстого. Об’ем комментариев постановлением строго ограничен: он должен составлять не больше 25% общего количества листов с текстами Толстого.

Нижеследующий разбор вышедших за последние годы томов академического издания имеет в виду прежде всего текстологическую сторону произведенной редакцией издания работы, а также фактическую доброкачественность комментария и редакционного аппарата. Вопроса о том, с какими идеологическими установками следует раскрывать для советского читателя творчество Толстого как в его художественных произведениях, имеющих неиссякаемое мировое значение, так и в его религиозно-философских писаниях, дефектных и отброшенных историей, — настоящий разбор не затрогивает. Состав и способ разработки академического издания Толстого еще в 1935 г. подверглись анализу на страницах «Литературного Наследства»: в № 19—21 журнала помещен обзор пятнадцати томов, составленный отдельными редакторами издания Толстого.

С 1935 по 1939 гг. Гослитиздат выпустил ряд новых томов: VIII, XVII, XIX, XX, XXV, XXVI, XXXIII, XXXVI, XXXVIII, XLVII, LIV, LV, LVI, LVIII, LIX, LXXXIII, LXXXV, LXXXVI и LXXXVII.

XIX том завершает публикацию основного текста «Анны Карениной»; он содержит пятую, шестую, седьмую и восьмую части романа. Редактор тома Н. К. Гудзий, при установлении канонического текста «Анны Карениной», возложил на себя ответственную и сложную задачу. Он не считает вопроса о дефинитивном тексте романа решенным ссылкой на то, что Толстой принимал личное участие в подготовке текста романа для отдельного издания 1878 г., и тем, что, привлекши к работе пересмотра текста Н. Н. Страхова, Толстой дал ему право сглаживать и исправлять текст также в корректуре, формально авторизируя этим правку Страхова. Н. К. Гудзий правильно отвергает печатный текст 1878 г. в качестве исходного, поскольку, за малыми исключениями, Толстой не держал корректуры этого издания; решать же вопрос формально, т. е. основываться на том, что правка Страхова была Толстым допущена, значит не считаться с Толстым, как с писателем: Толстой не провел сквозь свое творческое сознание исправлений Страхова, — в то время интерес Толстого к роману уже остыл. В связи с таким пониманием своей задачи, редактор должен был положить в основу

- 726 -

выправленный Толстым наборный текст отдельного издания «Анны Карениной», заботливо сохраненный Страховым и ныне находящийся в библиотеке им. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде. Тем самым редактор значительно углубил свою работу.

В дополнение к основному тексту, Н. К. Гудзий дает разночтения между первоначальной журнальной публикацией романа и наборным экземпляром. Для академического издания романа были основания не поскупиться и дать также другой ряд вариантов, а именно: отличия наборного текста от окончательного в издании 1878 г. Это выявило бы правку Страхова и удовлетворило бы тех текстологов, которые захотели бы формально отстаивать издание 1878 г., как первоисточник канонического текста.

Текстологический комментарий к XIX тому (второму тому романа) отчетливо аргументирует позицию редактора. В первом томе она несколько затуманена неудачной формулировкой на стр. 459: «К окончательному тексту первых четырех частей «Анны Карениной», в основу которого лег исправленный Толстым и Страховым текст романа, напечатанный в «Русском Вестнике» 1875—1876 гг...». Следовало просто сказать: в основу которого лег наборный оригинал издания 1878 г.

Есть еще одна сторона редакторской работы, к которой надо подходить очень осторожно. К томам романа присоединяется обзор содержания по главам. Этот подсобный указатель имеет существенное значение, облегчая поиски отдельных мест по роману. Очень важно, чтобы конспект отдельных глав был точным, исчерпывающим и, вместе с тем, в своих формулировках соответствовал бы стилю Толстого. Обзор составлен в общем удачно, только отдельные заглавия не удовлетворяют несоответствием словоупотреблению Толстого: «Баллотировка вопроса о допущении к выборам дворянина Флерова, находившегося под судом» (тяжелая формулировка в стиле служебных документов); «Невыносимо тяжелое состояние Левина...», «Лихорадочные мысли Анны по дороге к вокзалу» (излишне эмоциональные характеристики).

В указателе имен отсутствуют Сеченов (заглавие главного труда его «Рефлексы головного мозга» упоминается в первой главе Облонским); Комиссаров, «герой» 1866 г., спасший Александра II (в него влюбилась Лидия Ивановна); Капуя (в связи с толкованием слов: «что-то стыдное, изнеженное, капуйское»); Евгубиум, умбрийский город, где в 1444 г. были найдены надписи, о которых читает Каренин в XIV главе третьей части; Раймонд-Якоб Вурст, немецкий ученый, упоминаемый в философском споре (о нем же идет речь в статье Толстого о народном образовании 1874 г.).

XXI глава пятой части открывается грамматически дефектной фразой: «С той минуты, как Алексей Александрович понял... что от него требовалось только того, чтоб он оставил свою жену в покое...». В журнальном тексте того отсутствует, и вся фраза построена правильно. Есть основание в данной фразе принять журнальный текст.

Однако, эти замечания не могут поколебать значимости выполненной задачи: мы имеем теперь критически проверенный текст романа, несравненно более близкий к оригиналу Толстого, чем текст любого из предшествующих изданий.

XXXIII том заключает текст двух незаконченных редакций «Воскресения», первую законченную редакцию и 155 вариантов шести отдельных редакций романа. В силу разных условий (главным образом, вследствие того, что рукописные фонды Толстого 60-х и 70-х годов сохранились хуже рукописного наследия последних десятилетий жизни Толстого) ни «Война и мир», ни «Анна Каренина» не дают такого обилия рукописей и корректур, как «Воскресение», несмотря на меньший объем самого романа. Известно, что Бартенев просил Толстого не «колупать» так, как Толстой это делал в корректурах «Войны и мира», и, в конце концов, отказался вовсе от держания корректур по этому роману. Корректуры «Воскресения» перерабатывались Толстым еще больше, поэтому изучение рукописей и корректур «Воскресения» и извлечение вариантов из него представляют совершенно исключительные трудности. Описать рукописи «Воскресения» трудно по одному тому, что каждая рукопись не механически следовала за другой, а предшествующая рукопись обычно отдельными частями переливалась в следующую. Рукопись обычно расслаивалась по частям самим автором, ибо из отдельных составных частей одной редакции составлялась следующая редакция, и т. д.

- 727 -

До появления XXXIII тома Н. К. Гудзий опубликовал ряд вариантов «Воскресения» в издании: Лев Толстой, Неизданные тексты, «Academia», 1933, а также в III—IV сборнике «Звенья»; однако, и XXXIII том доставляет много нового материала. Как размещает тексты вариантов редактор «Воскресения»?

Располагая хронологически материал по редакциям, Н. К. Гудзий в пределах каждой редакции печатает отрывки применительно к порядку повествования в окончательной редакции романа. Против такого принципа возразить нечего. Другой вопрос, как прокомментировать такое обилие вариантов при шести редакциях. Комментарий в томе составляет две обширные статьи: «История писания и печатания» и «Описание рукописей и корректур». Дает себя чувствовать отсутствие обзора вариантов в их последовательном порядке. Среди отдельных вариантов не легко ориентироваться, трудно установить хотя бы приблизительную датировку; ее приходится искать в различных частях комментария. Следует признать, что в описании рукописей их порядок, повидимому, вполне ясен для самого редактора, но читателю многое будет непонятным.

Зададимся, например, вопросом: когда написан вариант № 3? Он входит в рукопись № 8, которая описана так: «Начало: «Несмотря на то, что уже была весна». Конец: «от этой формы современного рабства. 1 июля. 1895». Как будто окончание составления рукописи № 8 падает на это число. Но на стр. 94 находим конец предшествующей редакции, завершающейся словами: «усердно работает в деле уяснения и распространения идеи единой подати. Л. Т. 1 июль. 1895». Очевидно, что в один и тот же день Толстой не мог кончить две различные редакции. Следовательно, одна из фраз надписана над зачеркнутым, а дата осталась старая (попутное затруднение, почему в одном случае «июля», в другом — «июль»; вероятно, просто опечатка или недосмотр переписчика, которому Толстой дал перебелить свой набросок). Чтобы уяснить состав текста, напечатанного на стр. 23—94, обращаемся к комментарию, но при описании рукописи № 5 конечные слова манускрипта почему-то не приведены вовсе. Далее, в описании рукописи № 8, читаем: «Первоначально он [материал] входил в состав рукописи № 11, а затем, будучи переписан и исправлен, изъят из нее». В описании же рукописи № 11 читаем: «Начало: «Была весна». Конец: «от этой формы современного рабства. 1 июля. 1895». Тут ряд недоумений: что же, один и тот же лист (или листы) описывается дважды? Или это разные листы? А что значит слово «изъят»? Если первоначально материал рукописи № 8 входил в состав рукописи № 11, как будто выходит, что рукопись № 11 предваряет рукопись № 8, во всяком случае в какой-то своей части, почему же она стоит после? Может явиться сомнение, соблюден ли хронологический принцип. Правда, с другой стороны, в описании рукописи № 11 сказано: «Остальные листы... являются копиями листов, собранных в рукописном материале № 8 и первоначально относившихся к данной рукописи». Но, спрашивается, к какой «данной»? Если к рукописи № 8, то непонятно это «первоначально», — ведь листы и первоначально и впоследствии принадлежат той рукописи, в состав которой они входят, раз они послужили лишь для снятия копии в другую рукопись. Если же под «данной» разумеется рукопись № 11, то хронологическая последовательность оказывается опрокинутой.

Словом, без рукописей или дополнительных разъяснений и догадок понять состав манускриптов по описанию затруднительно. Не проще ли последовательно разъяснить, как и откуда извлекаются самые варианты и какова их хронология?

Уже после выхода тома выяснилось, что во Всесоюзной библиотеке им. В. И. Ленина сохранилось 475 корректур с правкой Толстого. Редактор, таким образом, не имел возможности учесть этот материал при составлении XXXIII тома. Но некоторых других пропусков можно было избежать; так, например, редактор не включил страницы из «Воскресения» (от декабря 1895 г.), опубликованной М. Гершензоном в «Новых Пропилеях», т. I, 1923.

Основную часть XVII тома составляют два незавершенных исторических романа Толстого: «Декабристы» и роман из времен Петра I. Хотя за последние годы в разных изданиях появлялись отдельные отрывки и «начала» обоих исторических романов, публикация их в настоящем томе дает много нового, включая все предварительные

- 728 -

записи, конспекты и планы. С большим знанием дела М. А. Цявловским написан комментарий к «Декабристам», представляющий самостоятельную исследовательскую работу. Материалы XVII тома показывают, что неосуществившиеся замыслы Толстого захватывали его гораздо глубже, чем это представлялось по ранее известным публикациям. Из дефектов тома отметим две грубые опечатки: на стр. 465 декабрист М. Спиридов превратился в Спиридонова; на стр. 204 напечатано: «видно сало» вместо «видно стало»; также на стр. 423: 1797 г. вместо 1697 г. Есть несогласованность в комментариях: в примечаниях П. Попова к роману из времен Петра I отсутствуют данные об исторических лицах, — сведения о них отнесены в именной указатель. В комментарии М. А. Цявловского биографии даны в самых примечаниях; при этом возникает сомнение, следовало ли давать подробные биографии декабристов (Беляева, Свистунова и др.), хорошо известные по «Алфавиту декабристов».

В состав XXVI тома входят художественные произведения, над которыми Толстой работал в период с 1884 по 1889 гг. Наибольший интерес представляют «Холстомер», «Смерть Ивана Ильича» и «Власть тьмы», печатающиеся с рядом неизвестных вариантов. Надо, впрочем, отметить, что редакторы не сделали надлежащей оговорки о том, что несколько вариантов было опубликовано ранее. Так, целиком опубликован первый набросок «Смерть Ивана Ильича» в издании: Лев Толстой, Неизданные тексты, «Academia», 1933; между тем, даже в предисловии XXVI тома черновая редакция «Смерти Ивана Ильича» выделена, как новинка, а при самом отрывке стоит звездочка, обозначающая, что отрывок печатается впервые. В другом же случае, по поводу наброска «Жил в селе человек праведный», дважды оговаривается, что он опубликован в «Неизданных текстах». Также не оговорено, что несколько вариантов «Холстомера» опубликовано (тем же редактором, Б. М. Эйхенбаумом) в газете «Литературный Ленинград» (20 ноября 1935 г.).

Комментарий не всюду единообразен. Рукописи «О жизни» описаны по особой системе (по редакциям), специальные разделы регистрируют «правку»; наконец, как пишет комментатор (А. Никифоров), «каждая рукопись рассыпана на некоторое количество кусков». В общем, описание рукописей «О жизни» занимает пять печатных листов (по количеству печатных знаков). Так «рассыпать» рукописи не стоило. Ведь если по тому же методу описывать рукописи «Анны Карениной» или «Воскресения», то пришлось бы под одно описание отвести целый том. Между тем, рукописи «Анны Карениной» имеют гораздо большее значение, чем рукописи «О жизни». Не оправдан список переводов «О жизни» на иностранные языки (стр. 783—784); такой материал комментаторами Толстого в других случаях не дается.

Соблюдение стандарта при редактировании очень важно: круг вопросов, освещаемых комментарием, должен быть строго ограничен и единообразен. Л. П. Гроссман останавливается на прототипе Ивана Ильича (Ил. Ил. Мечникове), в комментарии же к «Детству» и «Отрочеству» I тома академического издания прототипы не выявлены, хотя М. А. Цявловский располагает обширным материалом по этому вопросу. Выявление Л. П. Гроссманом прототипа Ивана Ильича не полно. Несомненно, что в описании жизненного уклада и бытовой обстановки Ивана Ильича имеются черты А. М. Кузминского: описание устройства новой квартиры Ивана Ильича взято из переписки Кузминского, переехавшего в Харьков в 1879 г., в это время Т. А. Кузминская жила в Ясной Поляне и читала письма мужа к ней Льву Николаевичу (переписка хранится в Государственном Толстовском музее).

В отношении текстов отметим один пропуск на стр. 516: «и эти стульчики разбросанные и эти прелестные отцовские бронзы», у Толстого — «отцовские майолики, бронзы» («Неизданные тексты», стр. 24). Публикатор отрывка «Жил в селе человек» не разобрал двух слов и воспроизвел текст так: «все поужинали, да [2 неразбор.] ломоть хлеба» (стр. 461); а для сборника «Неизданные тексты» Н. Н. Гусев в 1933 г. разобрал: «все поужинали, даст Петр ломоть хлеба» (стр. 8). Академическое издание должно отличаться большей тщательностью.

LIX том заключает письма Толстого за двенадцать лет — с 1844 по 1855 гг. включительно. Из 111 писем впервые печатаются 55. Больше половины писем писано по-французски. Привлеченные к комментированию архивные данные богато иллюстрируют

- 729 -

Иллюстрация:

«ПОСЛЕ БАЛА». ОБЛОЖКА РАБОТЫ
Б. М. КУСТОДИЕВА (1926 г.)

содержание писем и дают ценный материал для суждения об условиях, при которых осуществлялись первые творческие опыты Толстого. В том не вошло несколько ранних писем, обнаруженных среди рукописей Толстого во Всесоюзной библиотеке им. В. И. Ленина в 1935 г. Часть их публикуется в настоящем томе, см. стр. 137.

Следует отметить в тексте тома ряд погрешностей. По поводу строк письма Толстого от 6 января 1855 г.: «Николенька мне пишет, что Тургенев познакомился с Машенькой; я в восторге от этого» — М. А. Цявловский комментирует: «Письмо Н. Н. Толстого не сохранилось» (стр. 295). Это не так. Интереснейшее письмо Н. Н. Толстого уцелело (хранится во Всесоюзной библиотеке им. В. И. Ленина); оно в новом свете рисует знакомство Тургенева с М. Н. Толстой; соответствующие строки таковы (перевожу с французского):

«Валерьян [муж М. Н. Толстой] познакомился с Тургеневым; первый шаг был сделан Тургеневым, — он им привез номер «Современника», где помещена повесть [«Отрочество»], от которой он был в восторге. Маша в восхищении от Тургенева; ты понимаешь, как мне хочется его увидеть; как только я с ним познакомлюсь, я сообщу тебе, какое впечатление он на меня произвел. Маша говорит, что это простой человек, он играет с ней в бирюльки, раскладывает с ней гранпасьянс, большой друг с Варенькой [четырехлетняя дочь М. Н. Толстой], но Маша плохо знает свет, и она может очень ошибаться насчет такого умного человека, как Тургенев. Теперь люди стали очень хитры, нужно их осмотреть дважды; очень хотел бы его видеть».

То же письмо дает сведения о сломе яснополянского дома, не учтенные комментатором в примечаниях к письму № 89; также не учтено недатированное письмо В. П. Толстого, в котором идет речь о продаже яснополянского дома Горохову.

Письмо № 88, с редакторской датой 5 июля 1854 г. и указанием, что на это письмо Т. А. Ергольская отвечала в приписке от 26 июля, сопровождается следующей невразумительной аннотацией: «Год определяется почтовым штемпелем: «Тула. 1855. Февраля 8» и «Получено 1855» и пометой на конверте рукой Ергольской: «Получила

- 730 -

18 февраля 1855 г.». Конверт, очевидно, к данному письму никакого отношения не имеет. В текстах писем, писанных по-французски, допущен разнобой в транскрипции. Если исходить из правила, помещенного в редакционных пояснениях, что описки (пропуски и перестановки букв, замены одной буквы другой) не воспроизводятся и не оговариваются в сносках, кроме тех случаев, когда редактор сомневается, является ли данное написание опиской, то это правило находится в полном противоречии со следующей нелепой транскрипцией: fer[s]ait (стр. 25); le nom [n’y]ni fait (стр. 26); à tout ces messieurs (стр. 36); Per[rfi]ffilieffs (стр. 69); m’inquié[ét]tter (стр. 81); jouerai[ais] (стр. 81), аналогичный случай на стр. 80 воспроизведен иначе: voudrai[s]; était[è] (стр. 89) и т. п. Зачем здесь вводятся в квадратных скобках поправки взамен тут же оставляемого неисправленного текста? Если, далее, согласно другому правилу, «неполно написанные буквы (например, крючок вниз вместо конечного «ъ» или конечных букв «ся» или «тся» в глагольных формах) воспроизводятся полностью без каких-либо обозначений и оговорок», то нет основания писать: le[s] gens, la nouvelle est vrai[e], des chévau[x], а просто: les géns, des chevaux. Правда, для французских текстов введено особое правило: «Текст писем на французском языке печатается с сохранением ошибок Толстого в орфографии», но ведь есть ошибки и описки, есть недописанные буквы и слова; наконец, если и сохранять все неправильности, то оговаривать и исправлять их надлежит в сносках, в соответствии с техникой транскрипции русского текста. Невразумительная французская транскрипция отчасти перекинулась и на русский текст. Так, на стр. 230 читаем непонятную фразу: «его, значит[е], мы почти наверное можем ожидать».

Неудачны подчас и переводы, например: «vous ne sauriez croire» — «вы не представляете», вместо «вы не поверите»; «toute la journée les femmes Tartares ne cessent de venir au-dessus et au-dessous de ces moulins pour laver leur linge» — «стирать белье над мельницами и под ними», вместо «выше и ниже мельниц».

«Экономических примечаний 1833 г.» (стр. 38) не может быть, потому что экономические примечания составлялись при генеральном межевании, закончившемся гораздо раньше. Письмо № 71 впервые напечатано не М. А. Цявловским в «Печати и Революции», а С. А. Толстой (частично) в первом томе Полного собрания сочинений, изд. 1911 г.

Звездочки, долженствующие обозначать впервые печатаемые тексты, проставлены небрежно; например, деловые бумаги в конце книги публикуются впервые, но при них никаких звездочек не имеется.

В указателе имен под словом «Балта» мирно уживаются город Балта и чеченец Балта Исаев.

Том LIV содержит дневник Толстого за 1900—1903 гг. Редактором тома К. С. Шохор-Троцким была дана подробная информация на страницах «Литературного Наследства» (№ 19—21, стр. 690—697), поэтому на содержании тома останавливаться не будем. Укажем лишь, что самый текст толстовского дневника здесь чрезмерно раздут. Дело в том, что многие записи Толстого повторяются дважды: сначала он записывал в записной книжке, затем переносил в дневник. Самостоятельное воспроизведение целиком совпадающих записей нецелесообразно. Оно дает обратный результат: состав записей при таком дублировании представляется однообразным и смутным.

Отметим также излишнюю скрупулезность комментария. Часто комментируется то, чего в дневнике нет вовсе. Подчас комментарий дается предположительно. Так, к записи «Грустно вечером» дается комментарий, превышающий половину печатного листа. По поводу этих слов, неизвестно к чему относящихся, редактор строит различные догадки, приводит многочисленные факты и документы, не имеющие непосредственного отношения к тексту публикуемой дневниковой записи. Комментарий должен фактически пояснять тексты — и только. Для того, чтобы высказать хотя бы и правдоподобную догадку о смысле неясной записи, вполне достаточно десяти — пятнадцати строк.

Несомненной перегрузкой комментария отличаются и примечания к LXXXV тому, заключающему письма Толстого к Черткову за 1883—1886 гг. (редактор Л. Я. Гуревич; подробнее об этом томе см. «Литературное Наследство», № 19—21,

- 731 -

стр. 707 и сл.). Соотношение таково: в томе всего 125 писем Толстого к В. Г. Черткову, в другом же, ранее вышедшем, томе писем Толстого за 80-е годы (т. LXIII) — 609 писем. Вызывает возражения самый план публикации писем: почему выделены особо письма Толстого к Черткову? С таким же правом можно было выделить письма Толстого к Страхову, к гр. А. А. Толстой и др. Об этом уже говорилось в прессе.

Каковы бы ни были отдельные недостатки издания, в целом оно заслуживает серьезного внимания. До сих пор ни один из русских классиков не подвергался такому тщательному изучению, не имел такого монументального собрания сочинений. Комментарии к отдельным томам издания Толстого иногда страдают излишествами, но они всегда основаны на тщательном изучении всех относящихся к данным дневникам или письмам материалов, как печатных, так и рукописных. Мало того, многое впервые устанавливается редакторами отдельных томов — путем опросов, анкет, извлечений писем из частных собраний и т. п. В этом отношении редакторы двух последних отмеченных томов также заслуживают всяческого одобрения. Главное же в том, что академическое издание, опираясь на ранее не изученный фонд рукописей Толстого, дает выверенный по автографам текст его произведений, при чем впервые печатает значительное количество вариантов и черновиков, представляющих большую литературную ценность, а также дает серию неизданных дневников, никогда не входивших в собрание сочинений Толстого и известных в прежнее время в очень незначительной своей части.

——————

В связи с 25-летием со дня смерти Толстого, в ряде периодических изданий были опубликованы отдельные отрывки и варианты из неизданных толстовских текстов. Материал черпался из подготовленных к печати томов академического издания Толстого. В № 11 «Красной Нови» за 1935 г. мы находим: «Молодец баба» (первый вариант начала «Анны Карениной»), в сопровождении статьи Н. К. Гудзия «Как начал Толстой «Анну Каренину» (Литературная встреча Толстого с Пушкиным)»; «Князь Федор Щетинин» (пять вариантов в сопровождении статьи П. С. Попова «Неизданный роман Толстого из жизни В. Перовского») и «Труждающиеся и обремененные» (четыре варианта со статьей П. С. Попова «Толстой в работе над историческим романом»); до этой публикации один отрывок из этого незавершенного романа был напечатан П. Поповым в «Известиях ЦИК СССР», от 29 июля 1935 г.

В «Литературном Современнике» (1935, № 11) В. С. Спиридонов напечатал тридцать один рассказ из не использованного Толстым материала, предназначавшегося для «Азбуки» и «Новой азбуки». Он же опубликовал тринадцать рассказов из того же источника в журнале «Резец» (1935, № 22). В этом же номере «Резца» находим три варианта рассказа «Корней Васильев», под редакцией Б. М. Эйхенбаума. Эйхенбаум напечатал также конспект и варианты «Холстомера» в газете «Литературный Ленинград» (20 ноября 1935 г.).

В альманахе восьмом «Год XVIII» напечатаны двадцать два варианта романа из времен Петра I, в сопровождении статьи П. С. Попова «Толстой в работе над романом времен Петра I», и четыре варианта из романа «Декабристы».

В «Литературной Газете», от 20 ноября 1935 г., находим неопубликованные варианты из «Войны и мира» (ко II и III главам третьей части II тома и XVI главе второй части I тома); первой отрывок появился также во французском переводе в номере от 22 ноября 1935 г. «Journal de Moscou». В номере от 16 июня «Красной Газеты» за 1935 г. появился вариант о Наташе Ростовой. В № 48 (684) «Литературной Газеты» за 1937 г. находим «Бородинское сражение. Неопубликованный отрывок из черновых рукописей «Войны и мира». Отрывок «Николай Ростов и гречанка» был опубликован во французском переводе в газете «Paris-Soir», № 4531, от 21 ноября 1935 г.

Из эпистолярного материала находим две публикации в «Литературной Газете», 1935, № 64: письмо Толстого к Н. С. Лескову от 14 мая 1894 г. и письмо к В. К. Истомину от 12 января 1873 г. Отрывки из дневников и писем Толстого под заглавием «Л. Н. Толстой о литературе и искусстве» опубликованы в № 11 «Литературного Критика» за 1935 г. «Неизданное письмо группы литераторов» (в том числе и Толстого) Григоровичу от 15 мая 1856 г. напечатано в журнале «30 дней», 1935, № 11.

- 732 -

Публикацию отрывков из дневников Толстого за 1904—1906 гг. находим в № 9 журнала «Октябрь» за 1937 г.

Неизданные толстовские тексты и различные материалы по Толстому использованы также в следующих публикациях:

Брейтбург С., Лев Толстой за чтением «Капитала» Маркса (по неизданным материалам), — «Звенья», 1935, № 5.

Гудзий Н., «Хозяин и работник» в первоначальной и окончательной редакциях, — «Труды Орехово-Зуевского педагогического института», 1936, вып. I, стр. 41—53.

Гудзий Н., «Власть тьмы». История создания, печатания и постановки пьесы на сцене, — «Литературный Критик», 1935, № 11.

Гусев Н., Толстой о Пушкине (по неопубликованным материалам), — «Октябрь», 1937, № 1.

Зильберштейн И., Толстой и Масарик, — «Slavische Rundschau», 1935, № 3 (очерк взаимоотношений Толстого и Масарика на основании неопубликованных архивных материалов; на немецком языке).

Михайлов М., Похороны графа Л. Н. Толстого царским правительством за 9 лет до его смерти (по документам, хранящимся в Крымском центрархиве), — «Литература и Искусство Крыма», 1935, № 1.

«Московское студенчество и смерть Л. Н. Толстого» (архивные документы 1910 г.), с предисловием И. Луппола, — «Красный Архив», № 6 (73).

Из заграничных переводов текстов Толстого, вышедших за последние годы, можно отметить:

Leone Tolstoi, Anna Karenina. Nuova traduzione italiana di Ugo Rioci (Mascarillo). Milano. Casa edifrice Bietti [2 тома], 1936.

Comte Léon Tolstoï, Résurrection. Roman. Traduit par T. de Wyzewa. Nouvelle édition, complète en un volume. Paris. Librairie académique, Perrin, 1936.

Tolstoï, Anna Karénine. Traduit par Henri Mongault. 2 édition. Gallimard [2 тома], 1935.

Впрочем, эти издания не включают новых текстов Толстого. Новые материалы, привлеченные редакторами для академического полного собрания сочинений, отразились в следующих французских изданиях: Léon Tolstoï, Etapes d’une vie. Enfance. Edition définitive, complétée de chapitres inédits. Traduite, préfacée et annotée par E. Halpérine-Kaminsky. Paris. Libr. Plon. 1935. Гальперин-Каминский дал большую вводную статью и присоединил «Первые воспоминания», фрагменты из «Воспоминаний» и перевод семи вариантов «Детства», опубликованных в I томе русского академического издания.

Другая новая публикация носит неприятный, рекламный характер. Я имею в виду: Comte Léon Tolstoï, Un cas de conscience. Roman. Traduit du russe par Z. Lvovsky. 1935. Stock. Paris. На особой красной обертке значится: «Прекрасный роман Толстого. Неизданный». Это первая редакция «Воскресения», впервые опубликованная в московском издании: Лев Толстой, Неизданные тексты, «Academia», 1933. Хотя в предисловии к французскому изданию и оговорено, что представляет собою публикуемый текст, все же неумеренная реклама может ввести читателя в заблуждение. Заглавие «Un cas de conscience», придуманное самими издателями, дает возможность предполагать, что это действительно «новый» роман Толстого. Кроме того, в книге указано, что текст публикуемого романа недавно найден в подвалах одного из флигелей Ясной Поляны. Это также рекламная выдумка.

РАБОТЫ И МАТЕРИАЛЫ О ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ ТОЛСТОГО

Весьма ценным пособием для толстоведа является выпущенная в 1936 г. издательством «Academia» «Летопись жизни и творчества Л. Н. Толстого», составленная Н. Н. Гусевым. Н. Н. Гусев — исключительный знаток жизни великого писателя — поставил перед собой очень сложную задачу: составить свод основных дат, характеризующих «труды и дни» Толстого. Жизнь Толстого насыщена таким разнообразием

- 733 -

фактов, архив его столь грандиозен, литературная деятельность сопровождалась таким количеством критических отзывов, самая эпоха, связанная с жизнью Толстого, захватывает такой значительный период, что с самого начала была ясна невозможность включить в «Летопись» весь имеющийся материал. Если по Тургеневу, Тютчеву и др. задача составителя подобной летописи сводится, в основном, к тому, чтобы не пропустить ни одной даты и правильно документировать их, то по отношению к Толстому задача осложняется необходимостью обоснованной выборки главнейших фактов его жизни. Здесь нужен правильный глазомер в деле сортировки фактов, подлежащих регистрации. Таким правильным глазомером обладал составитель книги. Он сумел соразмерить объем своего труда со степенью значительности фактов при их включении в «Летопись». В книге нет существенных пропусков, нет и гипертрофии мелких данных. Самая формулировка событий и высказываний сжата, точно и строго документирована.

Как бы сух и документален ни был труд, всегда возможны некоторый субъективизм и тенденциозность в подборе фактов. И здесь Н. Н. Гусев оказался на высоте поставленной задачи: он сумел быть достаточно объективным, без чего, по самому своему существу, «Летопись» невозможна. Под 30 июля 1910 г. читаем запись Толстого из дневника «Для одного себя»: «Чертков вовлек меня в борьбу, и борьба эта очень и тяжела и противна мне». Эта запись, обыкновенно замалчиваемая толстовцами, удачно и кратко интерпретируется Гусевым так: «Под борьбой Толстой разумел составление завещания втайне от семьи». Эту формулировку можно противопоставить аннотации одного из редакторов академического издания Толстого, который, интерпретируя данную запись, дает весьма пространный комментарий, явно имеющий целью замаскировать отрицательную роль Черткова в семейных недоразумениях Толстых за тяжелый 1910 г. (т. LVIII, стр. 581—582). В одном пункте, впрочем, составителя можно упрекнуть: если он считает нужным выделить дневниковую запись Толстого 1910 г.: «Я никогда даже не был влюблен», то ей необходимо противопоставить также дневниковую запись Толстого, когда он был женихом: «Я влюблен, как не верил, чтобы можно было любить» (12 сентября 1862 г.).

Количество неточностей в книге Гусева, в общем, незначительно. Укажем на одну ошибку: на стр. 258 под 16 февраля 1879 г. читаем: «Написано одно из начал романа из эпохи XVIII века «1757 год. I. Князь Василий Николаевич»; в «Дополнениях» под 2 апреля 1879 г. дана аннотация: «Сохранилось шесть вариантов этого неоконченного романа, относящихся к 1879 г., один из которых озаглавлен «Терентий Николаев», другой — «Труждающиеся и обремененные»; остальные заглавий не имеют» (стр. 808).

Последнее утверждение не верно. Помеченный Гусевым под 16 февраля отрывок, озаглавленный «1757 год», является одним из вариантов упоминаемого неоконченного романа. Другое замечание касается хронологизации «Анны Карениной». О писании романа сохранилось мало данных. Поэтому все точные даты крайне существенны. Под седьмой черновой рукописью романа стоит дата: 8 апреля 1873 г.; благодаря этой дате мы можем судить, насколько стремительно работал Толстой вначале над «Анной Карениной» (начал он 19 марта). Эта дата в книге Гусева отсутствует.

Укажем на недостатки в обосновании датировок. После каждой даты в скобках указывается ее источник. Ссылки эти, разумеется, должны опираться на первоисточник, — ведь взятое из вторых и третьих рук очевидной убедительностью не обладает. Н. Н. Гусев хорошо знает это, но он почему-то делает исключение для собственной книги — биографии Толстого. Естественно, что эта книга являлась первым пособием автора, но ссылаться на нее неосновательно с указанной точки зрения. Например: «1865 г. Январь 6. Смерть Валериана Петровича Толстого (Гусев Н. Н., Толстой в расцвете художественного гения, стр. 284)». Какое же это основание? Здесь составитель не доработал, не выявив подлинного источника.

Издательство «Советский писатель» выпустило в 1936 г. «Дневники С. А. Толстой. 1910 г.» (редакция и предисловие С. Л. Толстого, примечания С. Л. Толстого и Г. А. Волкова). Этот том завершает все издание дневников Софьи Андреевны. В 1928 г.

- 734 -

вышел первый том, в 1929 г. — второй (оба тома в издании Сабашниковых), в 1932 г. — третий (изд. «Север»). Дневники за 1910 г. составили особый том — четвертый и последний.

Дневники и записки С. А. Толстой представляют интерес не только как вспомогательный материал к биографии Толстого и истории его творчества. Это своеобразный иск жены гения своему мужу, рисующий с особой стороны судьбу спутницы великого писателя. Писания С. А. Толстой можно сравнить с записками и письмами Джен-Уэльш Карлейль, жены известного английского историка Томаса Карлейля. Судьбы С. А. Толстой и Дж. Карлейль во многом совпадают: то же желание обслуживать своего мужа, всячески способствовать его литературным занятиям, та же замкнутая жизнь в деревне ради мужа, обремененность хозяйственными заботами; позднее — сознание, что своей личной жизни не было и что круг приверженцев мужа отодвигает и оттирает спутницу жизни от подобающего ей места при муже. Свои жалобы, нередко очень горькие, Дж. Карлейль поверяла только своему дневнику и изливала в письмах к друзьям. Письма и записки Дж. Карлейль составили три тома издания 1883 г. (ред. Фроуда), два тома новых писем и записок, изданных в 1893 г. (ред. А. Карлейль), и два тома переписки Томаса и Джен Карлейль до их женитьбы (изд. 1909 г.). Таков же характер писаний С. А. Толстой. Опубликованные дневники С. А. Толстой, а также вышедший в издательстве «Academia» в 1936 г. том писем С. А. Толстой (редакция А. И. Толстой и П. С. Попова) к мужу составляют столь же значительный памятник эпистолярного и мемуарного творчества жены великого русского писателя (отзыв о письмах С. А. Толстой см. в рецензии Б. М. Эйхенбаума, — «Литературное Обозрение», 1937, № 3, а также И. Ямпольского, — «Литературный Критик», 1937, № 4).

Дневник С. А. Толстой 1910 г. — особого рода. Как известно, мнительный и неуравновешенный темперамент Толстой, вследствие ряда тяжелых жизненных невзгод, довел ее в 1910 г. до душевного заболевания: перед нами писания истеричной больной. В 1910 г. С. А. Толстая вела довольно подробные ежедневные записи; кроме того, она составляла дневник. Последний очень субъективен и неровен; характер его полемический, тон весьма пристрастный. Редактор напал на удачную мысль — сопоставить записи С. А. Толстой с другими показаниями, прежде всего с дневниками Льва Николаевича, а также других лиц, живших в то время в Ясной Поляне. Сопоставлением разных записей можно, до некоторой степени, выявить преувеличения и субъективные характеристики больной женщины. Однако, редакции можно поставить в упрек, что она недоучла сложность опубликования писаний душевнобольной. Записи в рецензируемой книге расположены подневно, — сначала идут записи из «Ежедневника», потом из дневника С. А. Толстой, затем выписки из двух дневников Льва Николаевича (остальное дано в примечаниях). Подневная разбивка дневников С. А. Толстой вызывает сомнение. Если записи «Ежедневника» велись действительно каждый день и представляют пометы о фактически происшедшем, то дневник является проявлением особого рода творчества душевнобольного человека. Больному истерией свойственно писать фантастические вещи о себе и своей жизни, выставлять себя, как героя сложного романа, выявлять мнимую ложь и неправду в окружающем, возвещать миру откровения о самом себе. В таких писаниях всегда бывает много фальсификаций, даже подтасовок, в том числе и хронологических. Правда, есть свидетельства, что дневник С. А. Толстой писался подчас одновременно с «Ежедневником» (ср. стр. 84, 89, 90), но все же нет никаких доказательств, что дневниковые записи писались действительно подневно, а не конструировались задним числом из переработки того же «Ежедневника» в связи с другими данными, главное домыслами расстроенного воображения. Можно легко обнаружить подобные записи, сделанные задним числом. Приведем примеры. В дневнике под 12 сентября читаем жалобы С. А. Толстой, что при ее отъезде из Кочетов (имения дочери) Лев Николаевич не хотел сказать ей о времени своего возвращения в Ясную Поляну. С. А. пишет: «Но вдруг Лев Николаевич подошел ко мне, обойдя пролетку с другой стороны, и сказал со слезами на глазах: «Ну, поцелуй меня еще раз, я скоро, скоро приеду...». Но обещания своего не сдержал и прожил еще 10 дней в Кочетах». Каким

- 735 -

же образом С. А. Толстая 12 сентября могла знать о том, что Лев Николаевич вернулся в Ясную Поляну 22 сентября? Очевидно, что данная запись к 12-му числу не имеет отношения, а написана значительно позднее.

Другой пример. 25 октября С. А. Толстая пишет: «Да воскреснет бог и расточатся враги его!». Кончаю и надолго запечатаю этот ужасный дневник, историю моих тяжелых страданий! Проклятие Черткову, тому, кто мне их причинил! Прости, господи!». Совершенно очевидно, что 25 октября Софья Андреевна приведенных слов в дневник не заносила; написаны они гораздо позднее, после ухода Толстого, вероятно, даже после его смерти. 25 октября С. А. ничего предвидеть не могла: уход Толстого 28 октября был неожиданный. 25 октября у Софьи Андреевны не было оснований кончать и запечатывать свой дневник. Эта концовка позднейшего происхождения.

Иллюстрация:

Л. Н. ТОЛСТОЙ и С. А. ТОЛСТАЯ
Рисунок И. Е. Репина, 1907 г.
Толстовский музей, Москва

Учитывая особый характер дневника С. А. Толстой, было бы правильнее печатать его отдельно, особым документом, в сопровождении психологического и текстологического анализа, а не дробить его по датам и не соединять с записями других дневников. Цитаты из дневника Льва Николаевича следовало привести в примечаниях, так же, как это сделано в отношении дневниковых записей Булгакова, Гольденвейзера и др.

Ненависть к Черткову и негодование на мужа за его неподчинение воле жены в дневнике С. А. Толстой за 1910 г. предельны. И все же она никогда не доходила до утверждений, которые делала Дж. Карлейль при всей уравновешенности своего характера: «Я вышла замуж из честолюбия, но Карлейль превзошел самые смелые мои ожидания — и я несчастна». С. А. Толстая никогда не называла себя несчастной потому, что она — жена Толстого. Зато в другом С. А. Толстая уступает своей подруге по жизненной судьбе: она на всех перекрестках кричала, что ей тяжело от разногласий и взаимных недоразумений с мужем; не стеснялась она донимать этим и самого Льва Николаевича. Дж. Карлейль своим тактом и самообладанием

- 736 -

сумела достигнуть обратного: о тяжелых переживаниях своей жены Карлейль не знал до самой ее смерти, — она принимала все меры, чтобы у него не было никаких подозрений.

Особый, самостоятельный интерес представляет предисловие к «Дневникам» старшего сына Толстых, С. Л. Толстого, давшего образец беспристрастного, сдержанного и, вместе с тем, искреннего и правдивого изложения обстоятельств яснополянской семейной трагедии 1910 г.

Одновременно с русским изданием дневник С. А. Толстой вышел на английском языке: «The final Struggle, being countess Tolstoy’s diary for 1910, With exstracts from Leo Tolstoy’s diary». Preface by S. L. Tolstoy, editor of the russian edition. Translated with an introduction by Aylmer Maude. London. George Allen and Unwin.

Тексты «Дневников» и комментария даны в несколько сокращенном виде; сделаны эти сокращения опытной рукой большого знатока Толстого в Англии — Моода; перевод, в общем, очень хорош; лишь в одном месте допущено досадное недоразумение: под 6 июля рассказывается, что Лев Николаевич имел беседу с Чертковым, при чем последний увещевал не полагаться на слова его, Черткова, матери, а расспросить сестру (?), иначе Лев Николаевич рискует остаться в дураках. Когда последние слова были повторены Чертковым, то, якобы, Лев Николаевич рассердился и закричал: «Ты дурак. Все знают, что ты идиот» (р. 132). Все это место — недоразумение. Последние слова были сказаны не Львом Николаевичем, а его сыном, Львом Львовичем, и весь разговор происходил у Черткова с Львом Львовичем. Мать — не Черткова, а Софья Андреевна, сестра — Александра Львовна. Такая же путаница на предшествующей странице: слова Льва Львовича приписаны Льву Николаевичу (р. 131, строка 5-я снизу).

Издание дневника вызвало большой интерес за границей. Отметим отзывы: Thomson Ralph, Books for the times, — «New York Times», номер от 19 января 1937 г.; Cournos John, Lacerations, — «Hew York Sun», номер от 14 января 1937 г.; Deutsch B., Tragedies of the Tolstoy’s, — «New York Herald Tribune Books», номер от 24 января 1937 г.; Nazaroff A., The last year of Tolstoy’s life, — «New York Times Book Review», номер от 31 января 1937 г.

Дневник С. А. Толстой вышел также на французском языке: Tolstoï S., Journal 1910. Mémoires inédits, Paris, A. Fayard.

Среди вышедших за последнее время мемуаров о Толстом одно из первых мест должно быть отведено разделу «Из моих общений с Л. Н. Толстым» в книге И. Е. Репина «Далекое — близкое» («Искусство», 1937). В первой главе И. Е. Репин рассказывает о своем первом знакомстве с Толстым, во второй — о посещении Ясной Поляны в 1891 г., в третьей — о встрече на голоде в 1892 г., в четвертой — о приезде Толстого в Петербург, в связи с высылкой Черткова. Последняя глава описывает посещение Репиным Ясной Поляны в 1907 г. Избегая мелких фактических подробностей, Репин дает яркую характеристику мощной личности Толстого, его воздействия на окружающих. Он выделяет у Льва Николаевича тонкость в общении с людьми, подчеркивает его сноровку и ловкость в таких делах, как перепряжка лошади или верховая езда. Репин с таким воодушевлением умеет рассказать о своих впечатлениях, а в непосредственных впечатлениях умеет улавливать такие знаменательные стороны личности Толстого, что его воспоминания являются образцом мемуарного рассказа вообще; несколько приподнятый тон не мешает искренности изложения. К сожалению, в воспоминаниях совсем не затронута деятельность Репина в издательстве «Посредник» по части иллюстраций.

В рассказе Репина встречаются некоторые неточности, естественные при писании мемуаров по памяти, без дополнительных пособий. Эти неточности, разумеется, должна была оговорить редакция. Следовало указать, например, что в 1880 г. Толстой еще не жил всей семьей в Москве и Репин в этом году не мог провожать его в Денежный переулок; что работа на голоде происходила не в Тамбовской, а в Рязанской и Тульской губерниях; что Толстой посетил мастерскую Репина не в 1896 г., а 8 февраля 1897 г., что последний раз в Ясной Поляне Репин был не в 1907 г., а в 1909 г.

- 737 -

и т. п. Редактор книги, К. И. Чуковский, к сожалению, не нашел нужным указать в примечаниях на эти неточности мемуариста. В книге есть и ляпсусы, обусловленные простой небрежностью. Так, по указателю выходит, что С. А. Толстая, жена Льва Николаевича, и жена А. К. Толстого (по первому мужу С. А. Миллер) — одно и то же лицо (ср. стр. 493 и 619).

Воронежское областное книгоиздательство выпустило в 1937 г. книжку: Русанов А. Г., Воспоминания о Л. Н. Толстом. Она заключает воспоминания Гавриила Андреевича Русанова (1844—1907), друга и единомышленника Толстого, и его сына, врача Андрея Гаврииловича (род. в 1874 г.), ныне профессора Воронежского университета. В «Толстовском Ежегоднике» за 1912 г. был напечатан отрывок из воспоминаний Г. А. Русанова. В разбираемой книге этот очерк дополнен новыми страницами, содержащими ряд интересных сведений о Толстом. Не менее живо написаны воспоминания А. Г. Русанова, очень искренно и непосредственно рассказывающего о Толстом и его жизни. Воспоминания охватывают период с 1885 по 1901 гг.

В «Воспоминаниях» В. В. Вересаева (М., 1936) имеется глава, посвященная Толстому. Рассказывается о встрече с Толстым в августе 1903 г.; сообщается любопытное толкование эпиграфа к «Анне Карениной» с отзывом Толстого о нем.

В Праге в 1935 г. вышел сборник, посвященный известному социал-революционеру, эмигранту Е. Е. Лазареву. В воспоминаниях Лазарева находим ряд глав, посвященных Толстому, с которым Лазарев познакомился в Самарской губернии в 1883 г. Приводим названия глав: 1) На лоне природы, 2) Влияние на Толстого народничества, 3) Причины моего «мужикования», 4) В Бутырской тюрьме, 5) Свидание с Л. Н. Толстым, 6) Смерть Л. Н. Толстого. Наибольший интерес представляют характеристики лиц, оказавших влияние на Толстого в 80-х годах: В. И. Алексеева, А. А. Бибикова и П. Н. Метелицыной, а также записи о наблюдениях Толстого над заключенными (при посещении им Лазарева в Бутырской тюрьме); эти наблюдения отразились в некоторых главах «Воскресения». Сам Лазарев, как известно, является прототипом Набатова.

В № 11 «Нового Мира» за 1935 г. опубликован очерк: Толстая-Попова А. И. [внучка писателя] «В родовом имении Толстых» (по личным воспоминаниям и неопубликованным материалам). В «Литературном Ленинграде», от 20 ноября 1935 г., напечатаны воспоминания Н. Е. Фельтена «Рассказы о Толстом». В «Правде», от 10 февраля 1937 г., помещена статья С. Л. Толстого «Лев Толстой о Пушкине», написанная по воспоминаниям автора.

В «Литературном Критике», 1935, № 11, напечатаны два неизвестных письма А. М. Горького к Чехову о Толстом; там же: «А. П. Чехов о Льве Толстом» (отрывки из писем за 1887—1902 гг., с предисловием А. Б. Дермана).

К юбилейным толстовским дням 1935 г. во Франции вышел специальный труд Франсуа Порше «Психологический портрет Толстого» («Portrait psychologique de Tolstoï», Paris, Flammarion, 447 стр.). Книга Порше, небезызвестного автора критического очерка о Верлене, была сочувственно встречена критикой. Отмечалось широкое знакомство Порше с жизнью и литературной деятельностью Толстого, писали об умении автора до конца оставаться точным и правдивым, не прикрывать фактов фразами, не затемнять лирикой действительности (отзывы: Андре Терива в «Temps», от 5 декабря 1935 г.; Леона Додэ «Душевная болезнь Толстого» и др.).

Книга написана легким языком, очень занимательно и поэтому пришлась по вкусу некоторой части французской публики. Автор книги последовательно рассматривает факты жизни Толстого и располагает материал в биографическом плане. Владея многочисленными источниками по Толстому на французском языке, Порше стремится вникнуть во все детали личной, семейной и общественной жизни Толстого. В центре книги стоит анализ высказываний Толстого в письмах и дневниках в сопоставлении с его жизнью и жизнью окружающих. Интерпретация отличается подчас даже известной тонкостью, но Порше любит делать разоблачения и находить новый смысл в известных ранее фактах. Называя Толстого великим писателем, он стремится показать невыдержанность, противоречивость и двойственность взглядов Толстого и его жизненной практики. По существу, книга имеет предпосылкой большое недоброжелательство

- 738 -

к Толстому; скрытая, а иногда и явная тенденция автора — представить мысли и поступки Толстого в отрицательном освещении. Такое пристрастное отношение вредно отражается на самом замысле книги. Если жизнь Толстого полна непоследовательностей, проявлений честолюбия, самовозвеличения, ходульности, то становится непонятным, чем заслужил Толстой свою мировую славу. Художественное творчество Толстого стоит в книге Порше особняком и, помимо указания внешних фактов, почти не исследуется. На первом плане — неудавшийся моралист и проповедник, гордый отпрыск «русских бояр», окруженный мелкими, честолюбивыми людьми, фантазер, занятый своим совершенствованием, капризный и непоследовательно реагирующий на все запросы окружающей жизни.

Порше весьма поверхностно осведомлен в данных биографии Толстого. То и дело он впадает в разнообразные ошибки. Приведем примеры. Почему дети-сироты, Лев Николаевич, его братья и сестра, переехали в Казань в 1841 г.? После смерти А. И. Остен-Сакен опекуншей детей Толстых становится их другая тетка, П. И. Юшкова. До этого самым близким человеком для сирот Толстых была третья, троюродная, их тетка, Т. А. Ергольская. Порше рассказывает: муж Пелагеи Ильиничны, Юшков, был некогда влюблен в Ергольскую и женился на Пелагее Ильиничне только потому, что Ергольская ему отказала. Пелагея Ильинична от всей души ненавидела Ергольскую, и ей приятно было увезти от Ергольской детей в Казань, чтобы доставить последней неприятность. Откуда Порше взял, что Юшкова перевезла сирот-детей Толстых в Казань именно из-за неприязни к Ергольской, а не по той простой причине, что ее муж был казанским помещиком, а она — постоянной жительницей Казани? Известно, по воспоминаниям Толстого, что Юшков, большой волокита, часто уже стариком, «с тем чувством, с которым говорят влюбленные про прежний предмет любви», вспоминал про Ергольскую: «Toinette, oh, elle était charmante». По поводу доброты Ергольской тот же Толстой пишет: «Она говорила добро про другую тетушку, родную, которая жестоко огорчила ее, отняв нас у нее». Вот и все; остальное — домыслы Порше.

Метод изобличения Толстого таков. В «Исповеди» Толстой писал о круге «Современника», в который он вошел по переезде в Петербург в 1856 г.: «Взгляд на жизнь этих людей, моих сотоварищей по писанию, состоял в том, что жизнь вообще идет развиваясь и что в этом развитии главное участие принимаем мы, люди мысли, а из людей мысли главное влияние имеем мы, художники, поэты. Наше призвание учить людей... Я считался чудесным художником и поэтом, и поэтому мне очень естественно было усвоить эту теорию. Я — художник, поэт — писал и учил сам не зная чему. Мне за это платили деньги, у меня было прекрасное кушанье, помещение, женщины, общество; у меня была слава. Стало быть то, чему я учил, было очень хорошо». Но, поправляет Порше, зачем винить литературные нравы, — разве Толстой в то время существовал на литературный гонорар, разве этим гонораром поддерживался тот широкий образ жизни, который Толстой вел в Петербурге? Женщины? Но «граф, насколько мне известно, потерял невинность не в этом году» (стр. 118). Дело, однако, в том, что Толстой и не утверждает в приведенных строках, что он в то время не пользовался доходами с крестьян, и не считает, что писатели из «Современника» научили его разврату.

Для Порше Толстой 1862 г. — «медведь с рысьими глазами, одетый по английской моде» (стр. 207). Животная наружность Толстого особенно была заметна благодаря бороде. Плохо причесанный, редко пользуясь услугами тульских парикмахеров, он, к тому же, ко времени женитьбы потерял все зубы (стр. 208).

Уход и смерть Толстого — комедия. Толстого нельзя сравнивать ни с королем Лиром, ни с образцом непритязательности — Франциском Ассизским. Толстой, в изображении Порше, уходит из дома «с любопытством актера», увлекающегося самосовершенствованием, не забывающего захватить с собой клистир и просящего дочь доставить ему маленькие ножницы, карандаши и халат (стр. 430).

Органическая неприязнь к Толстому у Порше не обусловливается ли какой-нибудь определенной идеологией? Ее легко обнаружить. Посреди книги Порше обрывает нить последовательного рассказа и в главе IV (второй части) останавливается на

- 739 -

трех событиях, в которых сконденсировалась самая суть душевных переживаний Толстого, — в них, по мнению Порше, полностью отобразилась его личность. Это — 1) казнь Шибунина в 1866 г.; 2) припадок раздражительности в 1867 г., когда Толстой стал кричать на Софью Андреевну; 3) тоска, пережитая Толстым ночью в Арзамасе в 1869 г.

Остановимся на первом эпизоде. Как известно, в 1866 г. Толстой выступил на суде по делу рядового Шибунина, нанесшего оскорбление действием (удар по лицу) ротному командиру. Шибунину грозил расстрел. Толстой произнес защитительную речь, но смягчения участи не добился. Тогда он телеграфировал А. А. Толстой, прося исходатайствовать через военного министра Милютина помилование. Но Милютин не счел возможным доложить царю, потому что Толстой не сообщил названия полка, в котором служил Шибунин. Толстой дал эти дополнительные сведения, но было поздно, и Шибунина расстреляли.

В 1908 г. Толстой перечел сохранившийся текст своей защитительной речи и высказался вновь по поводу всего эпизода. Речь Толстого была очень скромная, лойяльная, построенная в тесных рамках судоговорения. Толстой ссылался на две статьи (109 и 116), определяющие уменьшение наказания ввиду доказанной тупости преступника и невменяемости по умопомешательству. Перечитывая свою речь, Толстой засвидетельствовал:

«Да, стыдно мне теперь читать эту жалкую, глупую защиту. Ведь если только человек понимает то, что собираются делать люди, севшие в своих мундирах с трех сторон стола, воображая себе, что вследствие того, что они так сели и что на них мундиры, и что в разных книгах напечатаны и на разных листах бумаги с печатным заголовком написаны известные слова, что вследствие этого они могут нарушить вечный общий закон, записанный не в книгах, а во всех сердцах человеческих, — то ведь одно, что можно и должно сказать таким людям, это — то, чтобы умолять их вспомнить о том, кто они и что они хотят делать. А никак не доказывать разными хитростями, основанными на тех лживых и глупых словах, называемых законами, что можно и не убивать этого человека».

Порше радикально не согласен с Толстым. По его мнению, Толстой, произнося свою речь в 1866 г., был более гуманен, чем позднее, когда он считал, что дело не в спасении жизни отдельного лица, а в протесте против общего порядка вещей (стр. 252—254).

В этом отзыве — весь Порше, со своей идеологией. Это буржуазно-мещанская точка зрения, считающая, что можно делать доброе дело лишь в пределах существующего строя. Что толку, говорит в другом месте Порше, что Толстой в конце жизни взывал и посылал протесты, ратуя за мир, любовь и пощаду; то, что явилось в результате, — «хуже, чем жестокость прежнего времени: царство общего насилия, организованного и путем беззаконного разрушения получившего права гражданства на ряду с моральными устоями и религиозной верой» (стр. 386).

Комментарии излишни. Если в целях антисоветской агитации для Порше выгодно громить Толстого, то толстоведению нечего считаться с этими упражнениями.

————

Большой интерес представляет выпущенная в 1936 г. издательством «Советский писатель» книга Н. К. Гудзия «Как работал Толстой» (247 стр., серия «Как работали классики»). Тема эта оставалась неразработанной в толстоведении, несмотря на накопленный отдельными исследователями материал. Был освещен процесс работы над отдельными произведениями (например, «Войной и миром»), но и то, скорее, внешне. Старые же общие работы — вроде книги: Сергеенко П., Как живет и работает гр. Л. Н. Толстой, изд. 2-е, М., 1908, — научного значения не имеют. Тема работы Гудзия значительна не только в историко-литературном отношении, она весьма актуальна для современности: опыт творческой работы таких мастеров, как Толстой, весьма поучителен для современных писателей-прозаиков.

Н. К. Гудзий знаком с огромным количеством рукописей Толстого. Однако, с точки зрения тех больших требований, которые естественно предъявить к теме и автору,

- 740 -

книга несколько разочаровывает, хотя написана она с большим знанием дела. Автор почти не привлек нового материала сверх опубликованного им ранее. Для академического издания Толстого Н. К. Гудзий составил подробный комментарий по ряду произведений Толстого. Основное ядро новой книги Гудзия и составляет перепечатка его комментария к четырем произведениям: «Власть тьмы», «Крейцерова соната», «Дьявол» и «Воскресение». Текст комментария кое-где расширен, главным образом, пересказом содержания некоторых вариантов и редакций, а также цитацией отдельных мест из них. Заново Гудзием написаны «Введение» и «Заключение».

Спора нет, что по отношению к такому плодовитому писателю, как Толстой, нельзя требовать анализа писания каждого отдельного его произведения; на нескольких примерах можно вскрыть общие приемы работы писателя и сделать ряд обобщений. И все же материал привлечен недостаточный и односторонний. Взяты произведения только второго периода творчества Толстого. Ни 50-е, ни 60-е, ни 70-е годы не представлены систематическим анализом ни одного произведения Толстого. Сознавая этот пробел, автор посвящает в «Заключении» несколько страничек «Войне и миру» и «Анне Карениной».

Против методологии книги можно выставить ряд возражений. При комментировании Толстого для академического издания «история писания» того или иного произведения сводится к регистрации всех фактов и документальных данных о внешнем ходе работы Толстого. Процесс художественной работы, как таковой, в целом не характеризуется. Комментарий редактора, как правило, не касается психологии художественного творчества. Ход работы и замыслы фиксируются лишь по документальным данным, между тем они слагаются и живут своей особой жизнью до того и помимо того, как автор отмечает их в дневниках или планах. С другой стороны, ряд мелких данных и точное хронологизирование работы над тем или иным произведением для общей книги о творчестве Толстого не нужны. Для подтверждения своих выводов автор легко мог сослаться на уже однажды напечатанное. Далее, разбор работы над отдельными произведениями не покрывает проблемы общего творческого пути на протяжении всей жизни Толстого. Пережитый в конце 70-х годов перелом сопровождался сдвигом тематики в творчестве Толстого и использованием новых методов собирания материала. Так, отдавшись разработке нового, народного стиля, Толстой делал подробные записи слышанных рассказов, поговорок, слов, отдельных выражений, которые он заботливо собирал, вступая в разговоры, во время своих прогулок, с пешеходами по Тульскому шоссе. Тут обнаруживается новый подход. Эти общие сдвиги остаются вне кругозора автора. С этой точки зрения, при рассмотрении работы Толстого над созданием первой народной драмы «Власть тьмы» нельзя сводить задание, которое себе поставил Толстой, и самый замысел драмы к анализу судебного дела, легшего в основу сюжета. С другой стороны, Толстой особенно интересен тем, что он подводил теоретическую базу под свои писания. В этом отношении трактат «Что такое искусство?» проливает особый свет на художественную практику писателя. Весьма важно охарактеризовать эстетические взгляды Толстого и сопоставить их с тем, как он реализовал их на практике. Наконец, никак нельзя обойтись без систематического анализа работы писателя над главными его романами — «Война и мир» и «Анна Каренина». Работа над «Войной и миром» исключительно поучительна, поскольку Толстой, занятый романом в течение шести лет, за это время сам изменился и прогрессировал, — из бытового романа (в первых частях) «Война и мир» эволюционировала в сторону романа философско-исторического; этот сдвиг в самом жанре очень интересен. Будем надеяться, что при переработке и переиздании книги Н. К. Гудзий расширит рамки своей работы и даст обобщения о творческой работе Толстого, которых мы вправе от него ожидать.

Разбираемая книга является первым опытом. Каков бы он ни был, его можно всячески рекомендовать читателю, — пусть исследовательские рамки Гудзия узки, но предложенный материал исключительно доброкачественен. При этом следует подчеркнуть, что одну задачу всей обширной темы «Как работал Толстой» Н. К. Гудзий безусловно выполнил: он показал на конкретном материале, с какой тщательностью

- 741 -

Толстой обрабатывал свои произведения, как он совершенствовал образы, характеры и самое развитие действия, переходя от редакции к редакции и продолжая править вплоть до последних корректур.

Если наша литературная эпоха богата новыми публикациями текстов Толстого, то научно-исследовательских статей о его творчестве появляется сравнительно мало; в связи с этим следует приветствовать новые, свежие точки зрения в характеристике отдельных произведений Толстого и новое освещение его художественных приемов. Такой свежестью и оригинальностью отличается статья Б. М. Эйхенбаума с неожиданным сопоставлением: «Толстой и Поль де Кок» («Западный сборник» Института литературы, изд. Академии наук, 1937). В статье сделан ряд тонких и интересных сопоставлений (например, сравнение очерка Поль де Кока «Les boulevards» с описанием Невского проспекта в повести Гоголя). Основная же мысль Б. М. Эйхенбаума заключается в утверждении, что в «Крейцеровой сонате», якобы, налицо «использование целого сюжета» романа Поль де Кока «Le cocu» («Рогоносец»). Это основное утверждение не представляется нам убедительным.

Иллюстрация:

Л. Н. ТОЛСТОЙ НА СМЕРТНОМ ОДРЕ
Скульптура С. Д. Меркурова, 1910 г.
Толстовский музей, Москва

Совпадение сюжетов «Рогоносца» и «Крейцеровой сонаты» сводится и тому, что в «Le cocu» имеется традиционный «треугольник» — муж, жена и любовник, при чем последний персонаж, скрипач Дюлак, аналогичен роли Трухачевского в «Крейцеровой сонате»; у Поль де Кока есть сцена: жена играет на фортепиано, муж спешит к ней и находит Дюлака сидящим очень близко к Евгении; это разжигает ревность мужа.

Приводя это сопоставление, Б. М. Эйхенбаум, однако, ни слова не говорит о том, что в истории литературы давно зафиксированы подлинные источники «Крейцеровой сонаты». Так, из биографии Бирюкова известно, что поводом к написанию «Крейцеровой сонаты» в ее окончательном виде послужило исполнение в хамовническом

- 742 -

доме Толстых сонаты Бетховена Лясоттой в присутствии Репина и актера Андреева-Бурлака; Толстой тогда же предложил изобразить эту сонату средствами разного рода искусства и вовлекал в задуманную работу Андреева-Бурлака, как чтеца. Еще ранее этого Андреев-Бурлак сообщил Толстому рассказ одного незнакомца в вагоне о своем горе от измены жены, а до этого, в 1876 г., скрипач И. М. Нагорнов произвел впечатление исполнением «Крейцеровой сонаты» в Ясной Поляне. В своих записках «Моя жизнь» С. А. Толстая пишет: «Этот Ипполит Нагорнов учился в Парижской консерватории, был пошлого смазливого типа, который Лев Николаевич воспроизвел в скрипаче «Крейцеровой сонаты». Надо при этом иметь в виду, что «главный сюжетный поворот» повести, если пользоваться терминами Б. М. Эйхенбаума отмечен характерным заглавием, которое Толстой давал своей повести на ряду с названием «Крейцерова соната»: «Как муж жену убил». В романе Поль де Кока развязка заключается в том, что муж, расставшись с женой, ищет повода к дуэли с Дюлаком, убивает последнего, а Евгения раскаивается и умирает от горя. Следует еще добавить, что первоначально место скрипача у Толстого занимал художник; таковы первая и вторая редакции повести.

Прибегая к литературным параллелям, исследователь не должен закрывать глаза на хорошо известные биографические факты, связанные с историей писания «Крейцеровой сонаты»; Дюлак из романа Поль де Кока никак не может заменить совершенно определенной роли скрипача Нагорнова в создании сюжетной канвы «Крейцеровой сонаты». Нельзя забывать также и об эмоциональном воздействии этого произведения Бетховена на Толстого, которое заставило его сделать бетховенскую сонату основной сюжетной осью своей повести.

«Сборник Толстовского музея», вышедший под общей редакцией В. Д. Бонч-Бруевича (Гослитиздат, М., 1937, 388 стр.), представляет собою продолжение публикаций богатого рукописного фонда музея.

Несмотря на выход академического, почти стотомного, собрания сочинений Толстого, неопубликованных материалов в архиве еще очень много. В конце концов, все оригинальные рукописи — будь то черновики, варианты, письма или мемуары — подлежат публикации; таким образом, основным вопросом при оценке очередных сборников Толстовского музея является вопрос о том, как группировать этот материал и в каком порядке его печатать. В этом отношении рецензируемый сборник производит несколько пестрое впечатление: материал предложен неравноценный, и система публикации не совсем ясна.

В сборнике нет исследовательских статей. Самостоятельные работы отдельных толстоведов ограничиваются или комментариями к публикуемым текстам, или подбором сырого материала. Одной из наиболее интересных является публикация Н. Н. Гусева «Незавершенные художественные замыслы Толстого». Здесь даны в хронологической последовательности все заметки самого Толстого и его близких, в которых охарактеризованы или только упомянуты замыслы Толстого, не получившие завершения или даже вовсе не отразившиеся в каких-либо набросках художественных произведений. Здесь много любопытного материала; впрочем, общей классификации или сопоставления его с завершенными замыслами не дано, и статью можно рассматривать, как предварительную, хотя и очень тщательно сделанную, подборку. К сожалению, ряд записей не раскрыт и не пояснен читателю. Такова запись С. А. Толстой (стр. 105) о замысле Льва Николаевича с эпиграфом: «Один сын не сын, два сына — полсына, а три сына — сын». Наброски к этому замыслу имеются, — это «Корней Захаркин», повесть из крестьянской жизни, писанная в 1877—1878 гг.; в 1879 г. Толстой хотел использовать эту повесть в работе над грандиозным романом «Сто лет», оставшимся незавершенным. В трех местах статьи Н. Н. Гусева идет речь о сюжете «Самоубийство старика Персиянинова» (стр. 118, 119, 122); никаких сведений о герое этого сюжета не дается.

Небольшая статья Э. Зайденшнур характеризует лабораторию творчества Толстого на примере описания им внешнего облика Катюши Масловой. Статья, при всей ее ценности, фрагментарна и стоит особняком в книге. Так же фрагментарна заметка «К истории «Крейцеровой сонаты», дающая лишь одну фактическую справку,

- 743 -

правда, уточняющую дату: дополнительное документальное подтверждение, что «Крейцерова соната» действительно была начата в 1887 г.

Повидимому, составители сборника пытались придать ему некоторое тематическое единство; при отсутствии редакторского предисловия, об этом, впрочем, приходится только догадываться. Именно: сборник в известной степени стремится осветить вопрос об отношении Толстого к искусству. Сюда относится большая подборка цитат из писаний Толстого, озаглавленная «Толстой о литературе»; эта работа имеет целью не столько публикацию неизвестных высказываний Толстого, сколько систематический их свод. Цитаты расположены в хронологическом порядке; в них заметны пробелы: так, даны высказывания до 1863 г., а затем сразу с 1888 г., — центральный период, когда Толстой создавал «Войну и мир» и «Анну Каренину», остается неосвещенным. К этой же категории можно отнести публикацию «О науке и искусстве». Публикация эта в методологическом отношении сомнительна, ибо представляет собой компиляцию А. К. Чертковой, правда, в предварительной стадии просмотренную автором, но затем подвергшуюся новой, «сводной» редакции (этим объясняются навязчивые дублирования, — см. стр. 35 и 41, 38 и 44). Целесообразнее и методологически безупречнее было бы дать эти тексты Толстого в оригинальном черновом виде; по существу, они весьма интересны, освещая взгляды Толстого на искусство, как они сложились к 1894 г., т. е. за два года до работы над «Что такое искусство?».

Замечательны опубликованные из записной книжки 1877—1878 гг. заметки и наблюдения Толстого, касающиеся, главным образом, явлений природы; они переходят в своеобразный поэтический «дневник природы»; этот дневник имел для Толстого творческое значение, объединяя наблюдения, подлежащие использованию в художественных произведениях.

Публикация неизданных произведений Толстого включает очень немногие и незначительные его писания. На первом месте почему-то стоит маленькая необработанная сатирическая сказочка, уже опубликованная в XVII томе академического издания сочинений Толстого; она без достаточных оснований названа комментатором «памфлетом». Вообще, не все предлагаемое читателю в сборнике имеет серьезное значение. Такова, например, детская надгробная эпитафия на памятнике Юшковой; доля участия в этом «опусе» Л. Н. Толстого не выяснена, и вряд ли нужно было воспроизводить его с подробными комментариями.

Гораздо богаче представлено эпистолярное наследие Толстого: здесь имеются его письма разных периодов к 34 лицам. Самая обширная переписка — с Бартеневым и Нагорновым, ведшим в 70-х годах издательские дела Толстого (45 писем). Наиболее интересны в этом ценном отделе сборника письма с отзывами о литературных произведениях, подвергшихся критическому анализу Толстого или присланных ему на отзыв. Чрезвычайно любопытны письма Толстого к Страхову; они, между прочим, показывают, как зорко Толстой следил за тем, не снизилось ли его литературное мастерство, когда он отвлекся писаниями религиозно-философского характера. Создав такой шедевр, как повесть «Хозяин и работник», Толстой запрашивал Страхова: «Мне интересно знать, ослабела ли моя способность или нет. И если да, то это меня так же мало огорчит и удивит, как и то, что я не могу бегать так же, как 40 лет тому назад».

Письма даны не в хронологической последовательности; не заметили мы в расположении и тематического порядка, например, письма к англичанам Синклеру и Эллису следовало печатать рядом, поскольку их объединяют и тема (отношение к Шекспиру) и даты (одно от 2-го, другое от 3 декабря 1906 г.). Из 22 писем к Бартеневу 11 были ранее опубликованы, при чем в комментариях не указано, какие именно. Ряд писем публикуется полностью, хотя в них подчас идет речь о семейных и домашних обстоятельствах (письма к Нагорнову), а в других случаях публикуются лишь отдельные куски писем, с пропуском того, что касается «семейных дел» (письма к Л. Л. и Т. Л. Толстым). Многословные и малосодержательные, построенные на восклицательных знаках письма Стасова к Т. Л. и С. А. Толстым вряд ли стоило включать в сборник, где и письма к самому Толстому приводятся лишь в выдержках (в комментариях).

- 744 -

Комментарии, сопровождающие тексты, не унифицированы. У одних комментаторов они очень обширны (Г. Волков), у других крайне сжаты. Одни и те же лица поясняются по нескольку раз, разными комментаторами (так, о Страхове идет речь на стр. 186 и 205; об Истомине — на стр. 215 и 222, при чем в первом случае указывается год рождения 1847, во втором — 1848). Замечается и некоторая небрежность в тексте, необычная в изданиях Толстовского музея: так, произведение Толстого «Царство божие внутри вас» трижды названо «Царство божие внутри нас» (стр. 90, 120).

Непродуманность общего плана сборника и отмеченные мелкие промахи в редакционной обработке материала несколько снижают ценность этой интересной и полезной книги.

Толстому посвящен и один из очередных выпусков «Бюллетеня» Государственного Литературного музея (№ 2; «Л. Н. Толстой». Редакция Н. Н. Гусева. Жургазобъединение, 1937). Он заключает археографическое описание собранных музеем по 31 декабря 1936 г. толстовских материалов. За сравнительно короткий, пятилетний, срок своего существования Литературный музей собрал весьма значительное количество автографов Толстого и иконографического материала. Казалось, что такие архивохранилища, как кабинет Толстого во Всесоюзной библиотеке им. В. И. Ленина и архив Толстовского музея, уже сосредоточили главные фонды манускриптов Толстого. Между тем, из «Бюллетеня» мы узнаем, что в Литературном музее хранятся 89 рукописей произведений Толстого, ряд дневниковых записей и более 150 подлинных писем Толстого. По одному «Воскресению» зарегистрировано 14 номеров. Следует отметить в «Бюллетене» тщательно составленную опись иконографического материала; этот первый опыт проработки иконографии Толстого с точной хронологизацией — весьма ценное пособие для толстоведения. Можно только приветствовать инициативу молодого музея дать широкую информацию о хранящихся в музее фондах. К сожалению, другие архивохранилища, имеющие толстовские материалы, до сих пор не выпустили ни их описи, ни простых каталогов (исключение составляет Всесоюзная библиотека им. В. И. Ленина).

В смысле проработки материала, его классификации и расположения, «Бюллетень» вызывает некоторые возражения. Он, прежде всего, слишком громоздок. Многие данные излишни или могли быть представлены в более сжатой форме (например, указания, у кого приобретен данный манускрипт или фотография, с бесконечно повторяющимися именами). Подотдел, описанный на стр. 54—71, вначале озаглавлен «Копии», зачем же повторять при каждом из 141 номера слова «машинописная копия», — можно было только оговорить, что на ряду с машинописными копиями имеются пять копий, сделанных от руки, и одна фотокопия. Вряд ли нужны столь подробные сведения, например, о фотографии толстовца С. М. Попова, снятой даже не при жизни Толстого: «Фотоснимок С. М. Беленького. 12 × 9 см. В рост, стоит в костюме странника, с котомкой за плечами, опираясь руками на палку, в профиль (1911—1913 гг.)».

К сожалению, в «Бюллетене» не произведен отсев основного рукописного фонда автографов от копий и фотокопий, а также от вспомогательного материала, куда попало много малоинтересного или второсортного (например, письма А. Чертковой к Перперам, 1912—1923). Весь этот материал, разумеется, следовало отразить в «Бюллетене», но без тех археографических подробностей, которые естественны в отношении основных манускриптов.

С отдельными принципами, положенными в основание толстовского «Бюллетеня», можно не соглашаться, но общее впечатление от него остается положительным: «Бюллетень» составлен с большим знанием дела, в редактировании чувствуется опытная рука специалиста.

Иное впечатление производит описание рукописей Толстого, выпущенное Всесоюзной библиотекой им. В. И. Ленина («Рукописи Толстого», части I и II. Составил Ф. В. Буслаев. Под редакцией И. К. Луппола. Соцэкгиз, 1937). Надо учесть, что рукописное отделение библиотеки располагает самым богатым фондом творческих рукописей художественных произведений Толстого; начало этому фонду положила С. А. Толстая, передавшая в Румянцевский музей в 1915 г. все рукописное наследие

- 745 -

Льва Николаевича, находившееся в ее распоряжении. Работа по изучению и систематизации материалов началась в 1918 г.; в разборе и каталогизации рукописей Толстого приняли участие такие специалисты-толстоведы, как В. И. Срезневский, М. А. Цявловский, А. Е. Грузинский и др. Кроме того, в связи с работой над Юбилейным изданием сочинений Толстого, отдельные редакторы этого издания составляли описание рукописей Толстого при публикации соответствующих его произведений. Таким образом, в кабинете Толстого во Всесоюзной библиотеке им. В. И. Ленина скопился богатый археографический материал.

Выпущенное библиотекой издание не представляет полного описания рукописей, а дает скорее каталог всех манускриптов, хранящихся в библиотеке; такой предварительный каталог по замыслу вполне целесообразен и мог бы принести значительную пользу. Однако, в своем настоящем виде каталог не удовлетворяет элементарным требованиям. Прежде всего, обращает на себя внимание неравномерность распределения материала. В первом выпуске сосредоточены все сведения о творческих рукописях Толстого и многочисленных его дневниках и записных книжках. Описание их дано в очень сжатом и суммарном виде. Достаточно сказать, что все рукописи «Войны и мира» описаны менее чем на восьми страницах, рукописи «Анны Карениной» — на семи страницах, «Воскресения» — всего на трех страницах. По поводу рукописей «Анны Карениной» заметим следующее. В описании манускриптов к этому роману имеется раздел «Черновые автографы-отрывки ранней редакции романа»; к нему естественно было бы отнести самый первый набросок романа с знаменитым началом: «Гости после оперы съезжались», в известной мере опирающимся на текст Пушкина. Между тем, данная рукопись включена в раздел «Конспект и отрывки II половины романа по старому, первоначальному плану». Выходит, что самый ранний набросок «Молодец баба», с его классическим началом, относится ко второй половине романа по его первоначальному замыслу. Каких-либо новых сведений и уточнений по творческим рукописям Толстого, уже описанным в соответствующих томах Юбилейного собрания сочинений, мы не находим. О первых изданиях опубликованных рукописей в каталоге ничего не говорится; не проведено и систематической хронологизации, кроме самых общих и случайных данных.

Составитель гораздо подробнее остановился на описании писем Толстого, отведя им весь второй выпуск разбираемого каталога. Если исключить письма Толстого к жене, которые последняя заботливо сохранила и передала в почти полном составе в рукописное отделение библиотеки, то писем не так уж много (около 400); объясняется это тем, что они разошлись по адресатам и затем попали в другие музеи и архивохранилища. В настоящее время эти эпистолярные материалы, как и все хранящиеся в рукописном отделении Ленинской библиотеки письма, систематически изучены; они составляют тридцать один том Юбилейного издания; часть этих томов уже выпущена, остальные в готовом виде находятся в портфеле Гослитиздата. С этой точки зрения, подробное описание каждого письма не так уж необходимо.

Помимо этого, хронологизация и систематизация писем в каталоге не соответствуют тем требованиям, которые мы вправе предъявить к вновь выпущенному справочнику. Естественно ожидать, что подобный справочник должен опираться на все данные, имеющиеся на сегодняшний день в науке о Толстом. Однако, в предисловии ко второму выпуску составитель заявляет, что он ориентируется при описании писем на издания Бирюкова — на его биографию Толстого и издание писем Толстого к жене 1915 г. Всем известно, насколько дефектны публикация и хронологизация материалов в названных изданиях. Руководствуясь ими, составитель дает явно неудовлетворительные указания. Так, если верить каталогу, в архиве имеется двадцать одно письмо Толстого к В. В. Арсеньевой. Но выходящий соответствующий том писем Толстого (LX) насчитывает их всего девятнадцать. В двух случаях составитель каталога, по собственной инициативе, длинные письма Толстого, носящие характер дневника, расчленил на два. Так, письма №№ 9 и 10 (от 19 ноября 1856 г. и неопределенно датированное ноябрем) составляют одно письмо. Письма №№ 11 и 12 — не два отдельных письма, а одно, писанное в продолжение двух дней. Письмо № 15 нельзя датировать декабрем 1856 г., потому что оно стоит в непосредственной связи

- 746 -

с непосланным письмом от 8 ноября 1856 г. и писано в тот же день. Письмо № 16 — не от 6 декабря 1856 г., а от 1857 г. и должно быть помещено последним в серии писем Толстого к В. В. Арсеньевой. На стр. 35 каталога вызывает удивление описание письма Толстого к Вергани, сохранившегося в копии в архиве Оболенского; помещение этой копии в списке аннулируется наличностью подлинных строк соответствующего письма Толстого — в виде приписки к письму Арсеньевой от 17 ноября 1856 г.; составитель, несомненно, обратил бы внимание на это обстоятельство, если бы он описывал самый манускрипт, а не заглядывал больше в биографию Бирюкова (Бирюковым эта приписка пропущена вовсе).

Еще хуже обстоит дело с описанием центральных во втором выпуске манускриптов Толстого — писем его к жене, при датировке которых составитель решил опираться на старое издание 1915 г., не обращаясь к подлинникам и не считаясь с работой редакторов LXXXIII и LXXXIV томов Юбилейного издания. Широко известны два письма к Софье Андреевне, в которых Толстой делал ей предложение. Они безупречно датированы в «Летописи жизни и творчества Л. Н. Толстого» Н. Н. Гусева, первое — 9-м, второе — 14 сентября 1862 г., что находится в соответствии с дневниковыми записями Толстого. Ф. В. Буслаев помечает оба письма 16 сентября, при чем размещает их в обратном порядке, основываясь на записи С. А. Толстой, сделанной на конверте, приложенном к письмам: «Предложение Левочки 16 сентября 1862 г.». Но ведь С. А. Толстая надписала дату вручения письма, а не написания. Начало следующего письма выписано в каталоге так: «1863, осенью. Мы будем в половине пятого непременно». Но никто не датирует своих писем так: «осенью» или «весной». Год и время писаны не рукою Льва Николаевича: это позднейшая приписка С. А. Толстой.

В предисловии Ф. В. Буслаева указано: «Даты и обозначение мест написания писем, данные самим автором, выставлены без скобок». Из этого можно заключить, что, например, выставленные при письме № 78 без скобок слова «9 июня — 1871 — Москва» принадлежат Толстому. На самом деле руке Толстого принадлежит лишь «9 июля» (не июня); год не 1871, а 1872, «Москва» же здесь решительно не при чем, так как сохранился конверт данного письма со штемпелем «Нижний-Новгород». Записка № 119 датирована в каталоге: «Март 1878 г. Петербург». Такая датировка, ориентирующаяся на порядке последовательности писем, принятом в издании 1915 г., основана на недоразумении, на что было обращено внимание в прессе (см. «Литературное Наследство», № 19—21, стр. 707). Записка интересна тем, что в ней идет речь о знакомстве Толстого с дочерью Рылеева, в связи с работой Льва Николаевича над «Декабристами». Знакомство произошло в Туле, перед выездом в Москву и Петербург, а не в Петербурге, где Рылеева не жила. Все это учтено и комментатором «Декабристов», М. А. Цявловским, в его «Истории писания «Декабристов» (см. том XVII Юбилейного издания, стр. 479), и «Летописью жизни и творчества Л. Н. Толстого» (стр. 248), где сказано: «Март 4. В Туле у Евгении Ивановны Пущиной Толстой встречается с дочерью казненного декабриста К. Ф. Рылеева, Анастасией Кондратьевной Пущиной, от которой узнает «много интересного» (письмо к С. А. Толстой 4 марта)». Датировка Ф. В. Буслаева основана на уже изжитой в толстоведении ошибке.

Известное письмо о предполагавшемся уходе от 8 июля 1897 г. почему-то оказалось среди писем 1910 г. (стр. 141). Письмо от 7 ноября 1899 г. (стр. 134, № 12) неверно продатировано по старому изданию — 1900 годом, хотя новая, выправленная, дата была в распоряжении составителя каталога.

Обращает внимание и еще одно обстоятельство. После общего хронологического списка писем к жене следует небольшой отдел с повторным названием «Письма Л. Н. Толстого к С. А. Толстой» в сопровождении пометы: «Без даты». Каково происхождение этого дополнительного списка? Дело в том, что в 1935 г. в рукописном отделении Ленинской библиотеки обнаружился ряд неизвестных документов архива Толстого, пролежавших долгие годы под спудом. Среди этих документов оказалось несколько писем Толстого к жене. Они не были опубликованы С. А. Толстой, не были и в обработке редакторов, проставлявших на обложках писем свои редакторские даты.

- 747 -

Составитель не проделал самостоятельной работы над письмами, у которых нет дат самого Льва Николаевича и соответствующих конвертов, и оставил эти письма вовсе не датированными. Между тем, большую часть их легко датировать: так, письмо № 2 может быть отнесено к 1 августа 1898 г. (писано из Пирогова), письмо № 3 — к 31 октября 1898 г., № 4 — к 26 или 27 октября 1899 г. и т. д. Ряд писем оказался включенным не во вторую, а в первую часть каталога («Произведения»), — таковы письмо Николаю II об отнятии детей у молокан и письмо начальнику екатериноградского дисциплинарного батальона.

На обложке первого выпуска разбираемого издания читаем: «Цель этого справочника — дать возможность каждому ученому, занимающемуся исследованием творчества Л. Н. Толстого, навести справку о том...» и т. д. Редакция каталога не учла, что ученые уже изжили те ошибки, которые повторяет рецензируемое пособие. Следует пожалеть о том, что издательство не привлекло к работе над каталогом специалистов, подобно тому, как это сделал Литературный музей.

Новые толстовские материалы помещены во втором томе «Летописей» Государственного Литературного музея (М., 1938, редакция Н. Н. Гусева). Следует иметь в виду, что вышедшим томом не исчерпываются хранящиеся в музее фонды по Толстому, доселе не опубликованные. Таковы в высшей степени интересные и документальные воспоминания живших в семье Толстых педагогов В. И. Алексеева и И. М. Ивакина, наблюдения которых касаются переломного периода в жизни и творчестве Толстого (конец 70-х и начало 80-х годов). До сих пор не опубликованы дневниковые записи старшего сына Толстого, относящиеся к 1910 г., и другие его материалы.

В первом выпуске, посвященном Толстому, много нового, хотя не все материалы равноценны. Произведения самого Толстого составляют наименьшую часть тома. Среди них выделяются дневниковые записи Толстого за май 1897 г. Об этих записях сам Толстой отметил в своей дневниковой тетради: «Вырезал, сжег что написано было сгоряча». В тетради в этом месте вырезаны два листа. Казалось, что нет никаких сомнений в окончательной утрате этих записей. Между тем, листки недавно обнаружились в архиве П. А. Буланже, которому Толстой передал вырезанные листки, прося сжечь их. Буланже спрятал листки, и они не так давно были приобретены Государственным Литературным музеем. В них мы находим записи очень мучительных для Толстого переживаний, связанных с его отношением к жене и попытками уйти из дома еще в 1897 г. Страниц этих нельзя читать без волнения. Как известно, Толстой воздержался от ухода в 1897 г., хотя и записал под 18 мая: «Кажется, пришел к решению», — т. е. об уходе и соответствующем письме С. А. Толстой. Кстати, комментируя это письмо, Н. Н. Гусев пишет: «Письмо это не оказало никакого действия на С. А. Толстую». Но оно и не могло оказать действия, потому что, на ряду с известным письмом об уходе от 8 июля 1897 г., сделалось известным жене писателя лишь после его смерти.

Наиболее богат раздел книги, посвященный публикации неизданных писем Толстого. Здесь, на ряду с мелкими записками и незначительными деловыми письмами, есть ряд ценнейших документов. Не все в сборнике ново. Из 197 писем Толстого 35 были опубликованы ранее, при чем это не всегда оговорено (ср. письмо к Флексеру от сентября 1895 г., опубликованное П. А. Сергеенко, т. II, № 427). Очень интересны письма Толстого к Сопоцько, убежденному поклоннику Толстого, впоследствии ставшему его ярым врагом с точки зрения религиозного исповедания. Любопытны письма Толстого к дяде его жены, В. А. Иславину. Письма относятся к тому периоду, когда Толстой был поглощен хозяйственными заботами и со свойственной ему страстностью отдавался делу покупки огромного имения в Самарской губернии. В одном из писем читаем: «Экая жила стал, скажешь ты про меня, и кажется, что ты будешь прав!». Толстой старался перехитрить самарских крестьян, пославших ходоков в Петербург, чтобы купить у прежнего владельца ту землю, на которую претендовал Толстой. Лев Николаевич писал: «Нет, без шуток, дело в том, что поездка мужиков-конкурентов в Петербург смутила меня, и я боюсь упустить покупку и боюсь передать» (т е. переплатить). Письма необыкновенно живо характеризуют то умонастроение, о котором вскоре Толстой писал в «Исповеди»: «Среди моих мыслей о хозяйстве,

- 748 -

которые очень занимали меня в то время, мне вдруг приходил в голову вопрос: «Ну хорошо, у тебя будет 6000 десятин в Самарской губернии, 300 голов лошадей, а потом?...». Поучительно сопоставить с этими письмами мысли Толстого о «силе завладевающей» русского крестьянства, а также его интерес к переселенческому движению и к тяготению крестьянства к земле, отразившийся в отрывках неоконченных романов «Декабристы» и «Сто лет».

Среди мемуаров выделяются воспоминания Е. В. Оболенской («Моя мать и Лев Николаевич»), представляющие собою продолжение публикации ее мемуаров в журнале «Октябрь» за 1928 г. Особенно живо и непосредственно передано впечатление от обстановки последних дней жизни Толстого в Астапове. Содержательна и ценна заметка С. А. Стахович «Как писался «Холстомер», написанная по первоисточникам и по неизвестным данным.

В публикациях третьего отдела редактор напал на интересную мысль извлечь высказывания и суждения современников о Толстом из обширных эпистолярных фондов, хранящихся в рукописном отделения музея. Редактор использовал ряд писем к Бартеневу о «Войне и мире» из архива Бартенева. Можно только пожалеть, что не извлечены данные из других фондов музея. Как-раз о «Войне и мире» имеются любопытнейшие высказывания 77-летнего старика В. И. Лыкошина в письмах к его сестре, А. И. Колечицкой. 21 января 1868 г. Лыкошин писал: «Не знаю, читала ли ты в «Русском Вестнике» роман графа Толстого 1865 и 1866 года под названием «1805 год»; там были напечатаны две первые части. Теперь он напечатан отдельно, четыре части, под названием «Война и мир». Это великолепный памятник прошедшего. Как чудно схвачена обстановка того времени, как удачно выставлены типы high life тогдашнего общества! Это только нам, немногим оставшимся свидетелям и деятелям той эпохи, до самой мелочи осязательно верно, как в зеркале изображено; и как тонко схвачены оттенки петербургского и московского высшего общества; даже фамилии прозрачно выставлены: кн. Анатолий Курагин, княгиня Друбецкая, кн. Андрей Болконский». В письме от 12 февраля 1868 г. Лыкошин пояснил сестре: «Ты спрашиваешь о некоторых личностях, выставленных гр. Толстым. Волконский, сын кн. Григория Семеновича, которому при Павле не велено было выезжать из деревни, — известный тогдашнего времени чудак. Гр. Безухий должен быть Безбородко (очевидно, имеется в виду Александр Андреевич Безбородко, умерший в 1799 г.); я помню густо настланную соломой улицу перед его домом. Курагины, конечно, должны быть кн. Куракины. А Марья Дмитриевна Афросимова, та выставлена en toutes lettres; и как теперь вижу я грозную фигуру, которая так страшила молодежь; одним словом, это все та же обстановка, все те же лица, которых мы встречали у Полуехтовых, Грибоедовых, Татищевых, Акинфовых, Лопухиных, Ушаковых etc., все те же речи о comtesse Apraxine, m-me Korsakow... И как все это в Москве изменялось после 12 года!».

Издательством «Советский писатель» выпущена книга Л. Мышковской «Л. Толстой. Работа и стиль» (М., 1939, 299 стр.). В предисловии автор говорит: «В состав данной книги вошли работы, частью уже напечатанные в разное время, но теперь вновь пересмотренные и доработанные, частью еще не напечатанные». В действительности, книга состоит из четырех отдельных статей, ранее опубликованных в разных изданиях. Только последние восемнадцать страниц книги написаны заново, и автор был бы гораздо ближе к истине, если бы прямо сообщил об этом в своем предисловии. Первая статья, выпущенная отдельной брошюрой в 1931 г., представляет историю создания «Хаджи Мурата». Статья дает достаточно полную картину работы Толстого над повестью. Опираясь, в основном, на старые работы Буланже и Лернера, автор обнаруживает знание рукописей, относящихся к анализируемой повести, и ориентированность в источниках. Вторая статья, посвященная повести «Холстомер» и напечатанная в «Красной Нови» (1935, № 11), менее убедительная и интересная чем первая, также трактует о Толстом в разрезе изучения его творческой работы. Третья, небольшая и популярная, статья о народных рассказах Толстого по выполнению соответствует задачам «Литературной Учебы», в которой она была напечатана (1935, № 9).

Последняя из вошедших в книгу статей Л. Мышковской, опубликованная в журнале «Октябрь» (1938, № 5), наименее удачна. Она представляет попытку вскрыть особенности

- 749 -

творчества последнего периода литературной деятельности Толстого; все произведения этого периода Л. Мышковская сводит к двум определяющим моментам, которые, по ее мнению, являются основными для творчества Толстого после 1880 г.; это — обличение окружающей социальной жизни (элемент сатиры) и «просветление» героя. Схема Л. Мышковской страдает упрощенчеством и не соответствует сложности творчества Толстого. Если толковать оба момента в широком смысле, то и в «Анне Карениной» Толстой сатирически изображает великосветское общество, а если под «просветлением» понимать «осознание жизни, признание ее духовной сущности, как единственно важного и бессмертного на земле», то сюда подойдут и Николенька Иртеньев, и Пьер Безухий, и князь Андрей, и Левин, при чем для этих лиц их суд над собой и собственной жизнью будет элементом решающим. Если же понимать «просветление» так, как это трактуется в «Воскресении», то «воскресения» Нехлюдова перед вступлением в новую жизнь нельзя смешивать ни с самосознанием Ивана Ильича перед смертью, ни с переживаниями героя «Крейцеровой сонаты» после убийства жены, не говоря о таких произведениях, как «Хаджи Мурат», где этого момента нет вовсе.

Неудовлетворительное выполнение последней работы тем более досадно, что Л. Мышковская, по существу, правильно нащупала предпосылки перелома в творчестве Толстого, но не доработала темы, сделав поспешные обобщения и не посчитавшись с многообразием и богатством творчества Толстого второго периода.

Последняя часть книги Л. Мышковской, вдобавок, чрезвычайно неряшливо написана; дурной слог мешает усвоению содержания мысли. Вот первые попавшиеся примеры: «...весь обед с его скульптурной живописью и распространенностью, как у Гомера, написан остро направленно»; «...идет раскрытие бытия стандартного человека»; «...деталей, идущих все время по контрастным параллелям с повторением педалируемого эпитета»; «...вычищенные ботинки, элексиры и духи являются направленными деталями для разоблачения паразитизма богатых»; «Толстому, исходя из прежних своих позиций» и т. п.

В книге Л. Мышковской, вопреки ее заглавию, мы не находим общей картины работы и стиля Толстого. В книге есть две статьи, посвященные работе писателя над двумя произведениями, и есть два очерка о стиле народных рассказов и последних произведений Толстого. Внутренне эти очерки между собой не связаны, и книга является просто сборником статей.

————

Наш обзор литературы по Толстому показывает, что за последние четыре года изучение творчества Толстого значительно расширилось и углубилось; расширилось, так как продолжение издания Полного собрания сочинений Толстого доставило ряд новых текстов, вариантов и черновиков, позволяющих детально вскрыть лабораторию художественного мастерства великого русского писателя. На ряду с притоком новых материалов, советское толстоведение также значительно углубилось, обогатившись рядом исследований с выводами и обобщениями на подлинно научных основаниях. Эти исследования характеризуют творчество Толстого как в целом (Н. К. Гудзий), так и в отдельных фазисах его творческого пути, — таков образцовый очерк М. А. Цявловского (XVII том Юбилейного издания), который исчерпывает тему «Толстой и декабристы». Наконец, если за рассматриваемый период не появилось новой научной биографии Толстого, то в виде солидной «Летописи жизни и творчества Толстого» созданы все необходимые предпосылки для ее написания.

Отв. редактор П. И. Лебедев-Полянский Зам. отв. редактора М. Б. Храпченко

Зав. редакцией И. С. Зильберштейн